Пока постов за Роуз нет, как появится - заменю!
Если бы для того, чтобы хорошо танцевать, достаточно было иметь внутренний огонь, Забини была бы звездой танцпола. Неистовая во всем,  от проявления чувств к ближним до поедания бубликов на ночь, она была способна и польку превратить в драматический спектакль с убийствами. Эниола была готова устроить такое шоу, когда декан объявил ей о том, что за злостное и неоднократное нарушение отбоя и правил техники безопасности она приговаривается к участию в рождественском шоу талантов.
На самом деле, талантов у Нии было хоть отбавляй, очень одаренная девица выросла, но только вот ни один из них не удалось бы продемонстрировать на сцене в рамках стандартного школьного бала, так что ей было четко сказано - без экстравагантности, жертвоприношений и некромантии. Эниола потупилась и мысленно зарыдала - в отличие от детишек аристократов старого образца, которых начинали обучать танцам, пению и игре на арфе/скрипочке/рояле еще до того, как у них зубы прорежутся, ни маман, ни бабуля к искусствам ее не принуждали. Бабушка Забини, впрочем, частенько проводила в доме приемы для богемы разной степени талантливости, от них Ния научилась разве что мундштук курить и запивать шампанское водкой. Опять же, умения может и интересные, но на сцене будут выглядеть блекло. Саксофон же неделю назад пал жертвой ненависти соседок Нии по комнате - даже хиленькие барышни, разбуди их джазом в пять утра, спообны превратить музыкальный инструмент в кучку меди. Так что, пока в Забини-мэнор был отправлен запрос на новый саксофон,  Забини решила, что пришло время призвать на помощь друзей - должны же они в кои-то веки на что-то сгодиться.
Пестрым ураганом ворвавшись в гостиную факультета, она сразу же села на хвост Валенсии и всем видом дала понять, что с надеждами на спокойный вечер Нотт может распрощаться.
- Моя златовласая подруженька, - сладко начала Эниола. - Я сплела тебе браслетик, в нем волос единорога, смотри, тебе очень пойдет! - протянула она украшение, но вместо того, чтобы отдать его, одернула руку. - Только давай по-слизерински, услуга за услугу. Мне дозарезу нужно научиться танцевать примерно за... эээ... три дня. Что-нибудь настолько  красивое, чтобы у  всего преподавательского состава там же на месте случился инфаркт от красоты. Ты же сможешь? Кстати, я облегчила тебе задачу - уже нашла себе партнера. Он очень талантлив, хоть и не так грациозен, как я.
Насколько Забини облегчила задачу, оставалось лишь гадать - несколькими минутами раньше она отправила своему закадычному другану Антонио сладостное обещание пончиков с бадьяново-шоколадной начинкой, ожидающих его в гостиной змеек, и приложила пароль. Когда же алчущий угощения Фаулз появился на пороге гостиной, его уже поджидали горькое разочарование и пышущая энтузиазмом Эниола.
- Пончики будут потом, сначала мы научимся танцевать, - безапеляционно заявила Ния. - Ты же хочешь выручить друга в беде? Всегда знала, что на тебя можно положиться, - не дожидаясь ответа, она бодро хлопнула парня по плечу. - Ну-ка, выпрями спину и встань в третью позицию. Валенсия, смотри, хорош же? - гордо спросила она у подруги и  сама на всякий случай бросила гран-батман, чтобы не проигрывать на фоне Тони.
- Мы универсальны в том плане, что одинаково не умеем ни один стиль танца. Но я бы предложила смешать вальс, тверк и гангнам-стайл, - предложила она. - Публике понравится!

Хоть временами это не было заметно со стороны, брата Роуз очень любила. Это была суровая, требовательная любовь, которая сама по себе вызов и испытание, а не только благо семейной поддержки. Роуз считала, что раз их мать слишком занята, чтобы воспитать из Хьюго человека, а отец, благослови его Годрик, принимает сына со всеми его флоббер-червями и чизпурфлами, как подарок небес, то это ее работа — вытащить наружу всю решительность брата и заставить его наконец взять ответственность за свою жизнь в собственные руки.
Магглы учат своих детей водить машину после достижения совершеннолетия, и Грейнджер-Уизли старшей казалось это хорошим уроком самостоятельности. Ей нравилось быть за рулем — это давало ей ощущение контроля над своей жизнью, над дорогой и над большим, умным механизмом. Что может быть лучше? Это она и пыталась втолковать Хьюго, убеждая, что ему необходимо научиться водить. Но самым весомым аргументом оказалась, разумеется, игра на чувствах и бессовестное давление на жалость.
— А когда бабуля с дедулей станут совсем дряхлыми, и не смогут аппарировать, кто повезет их смотреть на закат на берегу реки? На метлу что ли ты их посадишь? Или на лонгборд поставишь? — строго спросила Роуз, напирая на брата, словно гончая, загоняющая в угол зайца. Заяц оказался в ловушке, и дверца Фордика захлопнулась. Фордик был вполне себе механическим и лишенным эмоций, но девушке все равно показалось, что он напрягся и неодобрительно вздохнул.
"Ничего," — похлопала она машину по капоту. — "Если что, я тебя подхвачу, старичок".
Усевшись на сидение рядом с водителем и пристегнувшись, Уизли нахмурилась.  Загадки она любила, но у Хьюго они всегда были очень зоологическими.
— Соплохвост с несварением, — предположила она. — В общем, все помнишь, руки на руле, глаза — на дорогу. Не глазеть по сторонам, даже если там сниджет пролетит, не считать ворон, голубей, галок и квиддичистов на тренировке, — сурово подчеркнула она, и только после этого вручила Хьюго ключи. — Если мы разобьемся, то бабуля нас убьет, так что будь повнимательнее, пожалуйста, — уже мягче сказала она, параллельно проверив, пристегнут ли брат ремнем безопасности. Говорящая голова-навигатор, дремавшая все это время в подвешенном состоянии на бардачке, открыла глаза.
— Куда собрались, жирдяи? — осведомилась она. — Мамка-то зад напорет, если узнает, что тачку без ее ведома взяли.
— У Вельзевула всегда по утрам хреновое настроение. Просто игнорируй его, он позлится и начнет рассказывать про погоду и направление ветра, — посоветовала Роуз.

Статика

В силу своей деятельности, Соланж бывала периодически в Хогвартсе, и чем чаще, тем меньше в душе ее колыхались ностальгические воспоминания о былых временах, когда сама она по девять месяцев в году жила в этих стенах. О ее тайных ночных вылазках к тогдашнему бойфренду, о склоках с соседкой по комнате, о испещренных ее нервным, размашистым почерком километрах свитков, о ласковом, но лишенном всяческого интереса и тем самым до жгучей злости обидным улыбкам декана Слагхорна. О перешитой мантии, о вытанцеванных и выцыганенных сапожках, об испорченном все той же соседкой выпускном платье. О Чезаре и их первом свидании, о том самом довоенном времени, которое сейчас вспоминается как почти забытая книга. И, явись сейчас какой-нибудь Мерлин и предложи Соланж вернуть все назад и повторить те годы, она бы лишь покрутила у виска и отказалась бы наотрез. Да, она была моложе, гибче, свежее и злее, но сложности мадам Забини не любила, а то время для нее было ими наполнено под завязку. И сейчас, шагая по коридорам школы, она с плохо скрываемым любопытством наблюдала за сегодняшними студентами, пытаясь узнать в них повторение своих однокашников, прикинуть их социальные роли и кто из них в итоге вырастет. Войны выигрывают и проигрывают, министры меняются, геополитика геополитикой, а подростки остаются созданиями, переполненными эмоциями, гормонами, гневом, жаждой нового и сомнениями в авторитетах, которых раньше слушали беспрекословно.
Увлекшись мыслями, Соланж едва не пропустила нужную ей лестницу - та уже намеревалась отчалить в направлении дальнего коридора, и женщина запрыгнула на ступеньку в последний момент.
Целью ее посещения сегодня было не только и не столько собрание попечительского совета, сколько ее ненаглядный сыночка и его тревожащее поведение. Она не назвала бы себя строгой матерью, но важность хорошего впечатления на преподавателей признавала, да и должность члена попечительского совета обязывала участвовать в активном диалоге с профессорами, потому Забини, прихватив бутыль коллекционного винца и набор датского шоколада, шла сейчас по направлению к кабинету Снейпа, прикидывая, стоит ли трогать струны его души воспоминаниями о школьных временах, или же он по вполне понятным причинам, как и сама Забини, предпочитал бы эти годы забыть.
Но капризная лестница, передумав на полпути, пришвартовалась к противоположному коридору и Соланж, подобрав полы длинной юбки, торопливо соскочила на пол, пока эта же лестница не увлекла ее в район какой-нибудь кухни, и оказалась лицом к лицу с молодой преподавательницей.
- Тысяча извинений, милочка, я вас не задела? У нас с этой лестницей вышел небольшой конфликт, - улыбнулась женщина и протянула руку в приветственном жесте. - Мадам Забини, матушка Блейза. Вы молоды и хороши собой, а значит, он почти наверняка посещает ваши занятия, верно? - с наигранной подозрительностью прищурилась она

Статика

После того, как попытки подкараулить Уинстона дома провалились, Гермиона решилась на отчаянный шаг. Он включал в себя формулы трансфигурации, мантию из лавки старьевщика и остроконечную шляпу — такую старую, что могла бы сойти за родную сестру Распределяющей. В ней, кажется, жили муравьи. В таком наряде, с крючковатым носом и семью волосатыми бородавками, Гермиона вошла в Лютный рабочим утром пятницы.
Она направилась к Коббу и Уэббу, на пути оглядываясь — не каждый день выпадал случай побывать в таком злачном месте. Потемневшие здания тянулись к прохожим, словно нищие на паперти. Они глядели в переулок мутными глазами с битыми стеклами, хлопали двери — это зубы стучали в нетерпении, подгоняя возможность проглотить нового посетителя. Гермиона спешила по брусчатке и костерила Уинстона на чем свет стоит, как вдруг заметила в пасти одного из зданий голову Ричарда Кингстона.
Если о том, почему она проводит рабочее время вне Министерства, Гермиона должна была отчитываться только секретарю и совести, то Ричарду Кингстону о передвижениях приходилось оповещать еще и начальника. То есть министра. Но Гермиона представления не имела, что старший заместитель забыл в заднице Лондона. И что это за парень ходит за ним хвостиком? Судя по размаху плеч, либо азкабанец, либо аврор.
Влекомая любопытством и профессиональным скепсисом, Гермиона нарушила маршрут и завернула в сторону.
В конторе домовиков никто не обратил внимания на сгорбленную старуху. Управляющий и Ричард Кингстон были увлечены друг другом, а сопровождающий молодой человек успел куда-то смыться. За прилавком велись разговоры делового толка — похоже, Ричард Кингстон всего лишь выполнял свои обязанности. Рассудив, что раз уж она здесь инкогнито, грешно не воспользоваться случаем, Гермиона прошмыгнула в одно из ответвлений главного помещения и двинулась вглубь здания. Ей всегда казалось, что у этого заведения есть темная подноготная. Возможно, в ней говорил активист Движения освобождения.
Однако не успела она сделать и десятка шагов, как стены содрогнулись. Министерские работники оказались завтраком, которым перекусило это здание до того, как отправиться на занятия танцами. А самое худшее, что это, похоже, был беллиданс. Над головой Гермионы сложились верхние этажи, а первый устоял лишь силой загадочной магии. То есть как устоял... обрушился не полностью, так что Гермиона не оказалась погребена под завалами, но была вынуждена лягушкой растянуться на полу, чтобы избежать такой участи.
Падения не были ее сильной стороной. Она подвернула щиколотку.
Перекатываясь по полу в попытке принять сидячее положение, Гермиона ругалась как коренной житель Лютного. Изощренно, со вкусом, не раз поминая Мордредову бабушку.
Широкоплечий сопровождающий явился, когда она сидела на горе мусора и стягивала с ноги башмак. Прежде чем поинтересоваться ее самочувствием, он отчитался перед Ричардом Кингстоном — профессионально, но слишком-то вежливо. Давно надо было переписать Устав для аврорских служащих. С другой стороны, теперь Гермиона знала, что заместитель цел и, скорее всего, направляется к ней. Только вот неудача — Ричард Кингстон хорошо знаком с ее палочкой и при первом же заклинании опознал бы министра на раз-два. А судя по передряге, в которую они угодили, заклинаний понадобится куда больше.
— Подойди! — поманила она сопровождающего, решив состроить лучшую из возможных мин при плохой игре. Пока аврор подбирался к ней, она пошевелила пальцами — слезы не наворачиваются на глаза, значит, перелома нет. Применив "ножницы" к аврорской мантии, она намотала широкий кусок на щиколотку, задавая направление палочкой, после чего прошептала формулу охлаждения и вздрогнула от мороза, укусившего за ногу — ледяным бинтам она предпочитала шерстяные носки.
К слову, Гермиона не потрудилась трансфигурировать все то, что скрыто под мантией, так что паренек был одним из немногих, кто повидал педикюр авторства Рональда Уизли. Надежды, что он поверит, будто древняя старуха так хорошо ухаживает за пяточками и рисует единорогов на ногтях, было мало. К тому же прозорливого Ричарда Кингстона еще никто не отменял. Гермиона вздохнула и протянула ему руку для приветствия.
— Меня зовут Гермиона Грейнджер, и если эта информация не останется между нами и человеком, с которым ты сюда пришел, я тебя уволю. Приятно познакомиться.
Она вскарабкалась по его руке и приняла вертикальное положение. Заместителей нужно встречать достойно.

Статика

Рождественские каникулы - это какой-то кошмар. Деньги, и без того долго в моем кармане не хранящиеся, так и норовят улететь в оплату какой-нибудь дряни, оба мира, что магловский, что магический, просто как с ума сошли. Все эти елки, омелы, колокольчики - и распродажи. И ладно бы это были просто распродажи, где ты бьешь себя по рукам, чтобы не купить вещь, которая тебе вообще не нужна - приходилось шастать между прилавков, тщательно осматривая все, что попадется на пути, на предмет способности стать чьим-нибудь подарком.
Чисто теоретически, я мог на это забить. Ну, просто послать всех нахрен и сказать, что меня это не касается - отмечайте свой ебаный праздник без меня, у меня нет времени на такие вещи. Но ситуация знатно осложнялась тем, что меня спалили за украшиванием квартиры - отвертеться и придумать достойное оправдание себе я не смог. И в принципе, чем плохо Рождество? Отличный праздник же, лучше всяких дней рождений и остальных. Сидишь себе в красно-бело-зеленом, потягиваешь грог, слушаешь чужие разговоры - как сон, но только наяву. Приятно.
Я всегда любил рождественскую атмосферу, да и вообще, зима была едва ли не самым любимым временем года. Даже если не заморачиваться с украшением, природа все сделает за тебя - положит снег на все горизонтальное и не очень, и все, да здравствует нужное настроение.
Подарки были куплены только родителям, Доре и Брэйди. Я уныло думал о списке людей, которым позарез нужно было купить подарок, не менее уныло разглядывал помещение - в Лютном не жаловали украшенные елки и омелы над башкой - если только те не могут запульнуть в тебя проклятием - выходные пока не намечались, приходилось сидеть в лавке в тишине и относительной темноте. Я знал, что Брэйди вроде бы носился там по своим делам, но кто знает, может, это была его отговорка, чтобы не говорить, что он ушел покупать подарки для родных и близких.
Можно было бы закрыть магазин и свинтить к Гвен - но Уэбб бы меня за это по голове не погладил. Сам он дневал и ночевал либо на втором этаже, либо еще где-то, но,  принципе, в магазин заглядывал довольно часто - спрашивать, чем таким он занимается, было бы не особенно вежливо, поэтому я и не стал.
Другой вопрос - покупать ли подарок ему?.. Если быть честным, я больше склонялся в сторону того, что покупать все же стоит. Мы с ним как-то плавно перешли от отношений работодателя и работника к дружеско-наставническим. Он, отрицая всякий дух Лютного, притащил печенья и поставил его на прилавок, хотя мы с ним оба знали, что покупатели вряд ли притронутся к еде в таком месте. Таким образом... Ну да, просто у кого-то, кажется, младшего брата не было. А я сам, в свою очередь, никогда не был чьим-то младшим братом - только старшим.
Так забавно, но именно в этом небольшом и довольно невзрачном магазине я чувствовал себя как дома. Не у родителей, где я провел детство, не у Дореи, где мы с братом на данный момент базировались, не даже в Хогвартсе, который для многих считается и домом и жизнью, и миром (иногда настолько, что они остаются там преподавать), а именно здесь. Мне нравилась эта работа, хотя в самом начале я думал, что не продержусь тут и пары месяцев. На вольные хлеба я отправляться не спешил, работа в магазине означала как минимум стабильность, как максимум - людей, которые могут тебя прикрыть (и будут это делать).
Из минусов - та же самая стабильность и количество людей, которые знают, где тебя найти. Его фигуру я узнал сразу же, хотя и не видел его где-то... полгода? Уже даже больше. Какого хрена он делает тут? Хотя да, каникулы же, кто-то остается к школе, а кто-то уезжает домой, к родителям. Этот, к большому моему несчастью, выбрал второй вариант.
- Не дорос ты еще до моих откровений, - флегматично отвечаю я, поднимая голову и замечая рядом с ним вторую фигуру. Блять, она-то с ним что делает? Что еще за встречи старых друзей? Ничто же не предвещало, блять, и с ноги вроде с той встал, и аппарировал нормально, и даже ключ не выронил - ну нельзя так на голову человеку бросать такие встречи. Это попросту нечестно.

Статика

Хоть временами это не было заметно со стороны, брата Роуз очень любила. Это была суровая, требовательная любовь, которая сама по себе вызов и испытание, а не только благо семейной поддержки. Роуз считала, что раз их мать слишком занята, чтобы воспитать из Хьюго человека, а отец, благослови его Годрик, принимает сына со всеми его флоббер-червями и чизпурфлами, как подарок небес, то это ее работа — вытащить наружу всю решительность брата и заставить его наконец взять ответственность за свою жизнь в собственные руки.
Магглы учат своих детей водить машину после достижения совершеннолетия, и Грейнджер-Уизли старшей казалось это хорошим уроком самостоятельности. Ей нравилось быть за рулем — это давало ей ощущение контроля над своей жизнью, над дорогой и над большим, умным механизмом. Что может быть лучше? Это она и пыталась втолковать Хьюго, убеждая, что ему необходимо научиться водить. Но самым весомым аргументом оказалась, разумеется, игра на чувствах и бессовестное давление на жалость.
— А когда бабуля с дедулей станут совсем дряхлыми, и не смогут аппарировать, кто повезет их смотреть на закат на берегу реки? На метлу что ли ты их посадишь? Или на лонгборд поставишь? — строго спросила Роуз, напирая на брата, словно гончая, загоняющая в угол зайца. Заяц оказался в ловушке, и дверца Фордика захлопнулась. Фордик был вполне себе механическим и лишенным эмоций, но девушке все равно показалось, что он напрягся и неодобрительно вздохнул.
"Ничего," — похлопала она машину по капоту. — "Если что, я тебя подхвачу, старичок".
Усевшись на сидение рядом с водителем и пристегнувшись, Уизли нахмурилась.  Загадки она любила, но у Хьюго они всегда были очень зоологическими.
— Соплохвост с несварением, — предположила она. — В общем, все помнишь, руки на руле, глаза — на дорогу. Не глазеть по сторонам, даже если там сниджет пролетит, не считать ворон, голубей, галок и квиддичистов на тренировке, — сурово подчеркнула она, и только после этого вручила Хьюго ключи. — Если мы разобьемся, то бабуля нас убьет, так что будь повнимательнее, пожалуйста, — уже мягче сказала она, параллельно проверив, пристегнут ли брат ремнем безопасности. Говорящая голова-навигатор, дремавшая все это время в подвешенном состоянии на бардачке, открыла глаза.
— Куда собрались, жирдяи? — осведомилась она. — Мамка-то зад напорет, если узнает, что тачку без ее ведома взяли.
— У Вельзевула всегда по утрам хреновое настроение. Просто игнорируй его, он позлится и начнет рассказывать про погоду и направление ветра, — посоветовала Роуз.

Статика

Господи, угораздило же прийти на Блуждающую ярмарку с Серен.
Она меня тогда поймала еще теплого и ничего не подозревающего - чуть ли не посередине улицы подхватила за руку и "а не пойдешь ли ты...", ну и как тут можно было устоять. Серен с ее медовым голосом не хуже любой вейлы, хотя в крови течет какая-никакая, а настоящая ведьминская кровь. Вот я и подумал - почему бы и не показать ей традиционное развлечение. Я туда стабильно хожу, почти не пропуская, временами по своим делам, конечно, но чаще - просто развлекаться. Почему бы и нет, собственно, народу - тьма, интересных вещей (иногда и с других концов света) - тоже, нелепых обманщиков и того больше. С последними веселее всего, я их почему-то сразу раскусываю, а они на меня еще минут пять таращатся. Проще простого надурить того, кто пытается надурить тебя. Лучшее развлечение, которое может предоставить ярмарка.
Вот только ведьма как наткнулась почти на входе на палатку с зельями, так и стояла там уже почти двадцать минут. Для меня все зелья были на одно лицо - точнее сказать, на один запах, от которого это лицо скрючивалось как подожженный лист бумаги. Мне было вообще неинтересно, чем оранжевая булькающая жидкость отличается от фиолетовой хлюпающей, к зельям я вообще не так уж часто прибегал (за исключением основного, конечно), даже в школе не особо любил зельеварение - такие вещи намного проще купить в случае нужды и не париться.
Но ради девушки я, конечно, терпел. Ведьмина кровь, не иначе. Даже мычал иногда согласно в ответ на очередные ее восторженные возгласы. Если отбросить подробности, то она сейчас была точь-в-точь как нормальная девчонка в магазине с мантиями или сумочками. Вот это, вот то, посмотри, как хорошо это смотрится! Ай, нет, мне уже не нравится. По достижении двадцати трех лет я уже обрадовался, что избежал такой участи, но она нагрянула неожиданно и очень подло с той стороны, с какой я вообще такого не ожидал.
Вообще с Серен и зелий надо было картины писать. "Неиссякаемый источник вдохновения" и "настоящая любовь". Ей, вроде, никто особо даже не нужен - ну или нужен, но только чтобы хвалить все, что она там себе варит.
- Слушай, - взмолился я через двадцать минут пожирания глазами зелий. - Пока ты тут выбираешь, может, я сгоняю посмотрю,
какие тут артефакты есть?
Тут она присмирела и все-таки отлипла от прилавка. Ясное дело, что покупать она ничего не собиралась - а какой смысл, если она все это сама в один присест сварганить может - но и артефактами я ее, в принципе, завлек. Нет вещей интереснее, чем древние вещи с проклятиями.
Мы медленно догуляли до лавки древностей, по пути заглядывая почти в любое мало-мальски интересное место. Среди артефактов действительно достойных не нашлось, но я не отчаивался - по-настоящему стоящие вещи обычно находятся не таким банальным способом, тем более, что мы только разогревались. Серен собиралась приобрести что-нибудь для своей новой квартиры, я искал все, что можно продать втридорога в магазине. На ногах мы были уже довольно давно, и я уже начал подумывать, что нас стоит где-нибудь присесть передохнуть, может быть, выпить чего-то, но тут она указала мне на стоящую поодаль палатку.
- Давай, - легко согласился я в ответ на ее предложение, тем более, что палатка умудрилась заинтриговать и меня. Там явно что-то интересное происходит, что-то не для глаз обывателей. Мимо такого я точно не могу пройти. Ведьма протиснулась в палатку вперед меня, и я ожидал каких-нибудь восторженных возгласов, но в итоге получил какую-то дурацкую фразу про зеркало. Зеркала? Здесь всего лишь зеркала? Более того - обычные зеркала?
Ну что за херня, господи, что за день.
Тяжело вздохнув, я наклонился и зашел внутрь.
- Покупай что хочешь, дорогая, - нарочито громко заявил я и оглянулся. Зеркал здесь было немерено, и это странным образом меня нервировало. Более того, я еще не успел привыкнуть к своему новому внешнему виду, а теперь из каждого угла и не угла на меня таращилась гладко выбритая рожа. Я отвернулся.
Хотя вообще, зеркала - это не такая уж плохая идея. Мне на глаза попадаются небольшие зеркальные ромбы, и, вообще-то, это довольно клево выглядит. Только вот...
Я сначала слышу чей-то крик, и только потом осознаю, что это кричит не кто-то там, а именно моя ведьмочка, в этой самой чертовой палатке. Бежать на помощь и не опрокинуть все зеркала было очень проблематично, но я вроде бы справился с этой задачей, однако, едва я добежал до места, где, вроде бы, была Серен, там никого не было.
Точнее... я отчетливо видел расплывчатую женскую фигуру. Она шепчет что-то вроде "спасибо" и исчезает, и за ней я как раз вижу свою подругу. Только вот заковырка - она находится там, а не здесь. Внутри, а не снаружи. Прямо. В. Зеркале.
- Ээээ, - вот такое мне выдает мой словарный запас. - Ты как туда попала, дорогая?

Статика

Конечно - и это всем известно - сделку с гоблинами лучше не нарушать, если нет желания до конца дней своих оглядываться через плечо, избегать тёмных подворотен, полуподвальных помещений и банка Гринготтс. И тем не менее, остроухие господа, делавшие оптовую закупку оловяных котлов в аж двадцать шесть штук, решили подстраховаться - и заключили со стариком Потажем договор на определённых условиях, которые наверняка не одобрила бы тётя Гермиона. Их условия выглядели как маленькая склянка с безопасной на вид, но чертовски эффективной и определённо незаконной сывороткой правды. Или так, или никак иначе, сказали они. Решать вам.
Сам пить чёрт знает что из рук гоблинов Потаж, разумеется, отказался. А помощница - а что помощница, её не жалко. К тому же, вон, гоббледук, что ли, зря учит, пусть практикуется и, того-самого, уважение внущает, да. Ну или жалость, там как пойдёт.
Оказалось, что быть допрашиваемой четырями гоблинами самого сурового (другого не держат) вида - это тот ещё экстрим, и, честное слово, Молли вспотела за эти полчаса больше, чем за давно привычной отливкой котлов. Она нервничала, рассказывала о составе сплава, об уровне инфляции и её влиянии на оптовые цены, и ещё зачем-то пожаловалась, как допекают её строенные согласные и исключения из пятого типа склонений в гоббледуке.
Ей так и не удалось понять, что она в итоге вызвала в их деловых партнёрах: уважение, жалость или желание сбежать подальше из лавки в обнимку с котлами, но сделка, хвала Мерлину, всё-таки состоялась. Двадцать шесть котлов, занимавшие всю последнюю неделю добрую часть мастерской, были наконец-то успешно сбыты с рук.
Действие сыворотки, тем временем, заканчиваться не спешило.
Как выяснилось на практике и очень быстро, оно делало девушку не только правдивее - но и говорливее: видимо, специальный бонус для тех, кто предпочитает не врать, но замалчивать правду-матку. Очень скоро Потаж узнал от обычно безупречно тихой и лаконичной подчинённой, что та думает о его взглядах на внеурочные часы для подмастерий по пятницам, о его привычке не класть инструменты на свои места, а также о её крайнем неодобрении его носок. Которые он, судя по всему, менял в последний раз в прошлом месяце.
Неожиданный результат оного: впервые за долгие годы службы у Потажа Молли получила отгул по инициативе начальства. Безаппеляционно, её выпроводили из лавки немногим позже обеденного времени и сказали возвращаться завтра. Ну или когда "отойдёт". Сгорая от стыда, Молли уносила из родимого подвала ноги так, как будто за ней гналась стая диких верфульфов.
Куда же ей было отправиться? Домой? Но миссис Хопкинс могла подкараулить её у подъезда и опять спросить, не кажется ли милой девушке, что кто-то в их доме по ночам мучает кошку. Молли страшилась представить, что она может высказать сейчас в ответ старой глухой перечнице, начисто лишённой чувства прекрасного. А вот, например это.
Посему - требовалось срочно найти решение проблемы.
Кирен! Кирен ей поможет. Кирен и его бесконечные медицинские-колдовские запасы аптеки Малпеппера.
Закусив губу, словно это должно было удержать во рту непослушный язык, и опустив голову вниз, Молли Уизли припустила прямиком к цели, огибая по дуге любых прохожих и старательно избегая их взглядов.
Аптека встретила её приятным тусклым светом и звоном дверного колокольчика. И - пустым прилавком. И всё ещё пустым. И ещё через минуту по-прежнему. Неловко покачиваясь с мысов на пятки старых кед и нетерпеливо постукивая пальцами о деревянную стойку, Молли напробу позвала:
- Кирен? Ты здесь? Это я, Молли, мне очень нужно... кое-что. Очень.
Возможно, ей показалось, или из глубины аптеки вправду раздался приглушённый шум, какая-то возня?
Она набрала в грудь воздуха и в этот раз почти крикнула:
- Кире-
Только вот поперхнулась окриком, когда за прилавком вдруг появилась Она.
- Твою мать, - абсолютно искренне выдохнула Молли Уизли и незамедлительно начала краснеть.
Она видела Розалинд Малпеппер не особенно часто - скорее даже, с перевесом в "редко". Надо сказать, для владелицы аптеки та уделяла ей безобразно мало времени и внимания, сваливая основную часть обязанностей на Кирена. Но осуждать её во всей полноте у Молли не выходило. Во-первых, характер не тот. Во-вторых... Розалинд Малпеппер была предметом несбыточных грёз Молли - по крайней мере, всякий раз, когда попадалась ей на глаза. Нет, не так: всякий раз, когда осеняла своим присутствием её поле зрения.
Молли никому и в том числе себе не сказала бы, что влюблена в Розалинд - ну уж дудки, что она, совсем дурочка? Прекрасной, похожей на... на... на королеву Викторию, только в сотню раз красивее Розалинд не нужны были замарашки из котельных мастерских - к ней под бок так и просился состоятельный муж, серьёзный, высокий и статный. Да и... иногда стоило просто вовремя себя одёргивать, де, "не твоя лига и точка" - и этого было вполне достаточно, правда-правда, чтобы не начать делать глупости и, там, краснеть удушливой волною.
Только вот (Молли понимает это вдруг с нарастающим ужасом) она уже краснеет. Этой самой волной. Которой, ей-богу, лучше бы действительно начать её душить, пока она не наговорила тут с три короба.
И стоило бы выбежать из аптеки в то же мгновение, просто развернуться и убежать, наплевав на правила приличия, оставив неземную Розалинд в недоумении и... и раздражении, наверняка. Но это не решит её проблемы. И кто знает, кто ещё попадётся ей сегодня на пути? Вдруг кто-то из кузенов? Вдруг кто-то из родителей?
От эдакого кошмара Молли аж похолодела желудком и пищеводом. А потому, в скоростном режиме собрав в себе все зайчатки мужества и сжав руки в кулаки, осторожно произнесла:
- Мне нужно что-то от сыворотки правды. Антидот, - она замолчала, кусая себя за щёки изнутри, надеясь, что Розалинд кивнёт и уйдёт в подсобку, просто куда-нибудь уйдёт. Но Розалинд уходить не спешила. Молли почувствовала, как что-то распирает изнутри, и, прежде чем даже успела понять, что же именно, выпалила: - От тебя очень вкусно пахнет!

Сомнительное везение - прозябать весь день за прилавком, лениво почитывая очередной бомбезный магловский бестселлер. Освещение в магазине херовое, ну а как иначе - любой уважающий себя магазин, торгующий сомнительными артефактами, просто обязан думать о своем внешнем виде. Тут побольше пыли, на угол паука посадим, лампочку оставим только одну, и ту затемним, чтобы совсем идеально было. В нашем случае даже делать ничего особо не приходится - магазин старый и действительно в узких кругах очень уважаемый, пауков, пыль и темень вбирает в себя как губка, равно как и гнетущее ощущение, которое охватывает каждого посетителя. Все направлено на то, чтобы покупатель выбрал то, что подойдет именно ему, как можно быстрее, и убрался отсюда восвояси, пока его за жопу оборотень не укусил (шутка).
Хотя... шутки шутками, а Уэбб активно эту тему использует. Дескать, посмотрите на мой магазин, у меня за прилавком работает самый настоящий оборотень, кто знает, принял ли он свое аконитовое зелье. Нет, он не посещает никакие клубы. Он довольно грозный, на самом деле, и очень хорош в своем деле.
Да, да, спасибо, дорогой мой начальник. С упором на оборотней он опоздал лет на двадцать - ныне такие, как я, активно жалеются всеми встречными-поперечными, аконитовое зелье (спасибо, Мерлин!) продается чуть ли не на каждом углу по доступной цене, а сами "жертвы нападений" организовывают клубы помощи друг другу. И я, если честно, совершенно не хочу знать о том, чем именно они там занимаются. И сходить не хочу, благодарю покорнейше, мне и без обсуждений повадок и размеров клыков хорошо живется. Блядские оборотни.
Раздраженно откладываю книгу в сторону и устало тру глаза - хоть палочкой себе подсвечивай. Палочкой подсвечивать лень, держать ее еще, ну его нахер, а с улицы огонек будет видно, весь антураж мне тут попортит, лучше посплю, все равно колокольчик над дверью зачарован, его никак не обмануть, а у меня за пять лет чуйка наработалась, всегда просыпаюсь, когда кто-то заходит.
И какого хрена она попросила отгул именно сегодня - нет, девчонка хорошая, ничего не скажи, смышленая, почти как я в ее возрасте, только еще и пунктуальная, отгул попросила за неделю до, и тут, собственно, ничего не попишешь. Это мне именно сегодня утром не захотелось никуда переть, но не оставлять же Уэбба за прилавком - со всем своим исключительным знанием артефактов и умением с ними обращаться, с клиентами он не умеет обращаться от слова совсем. То есть, нет. К покупателям его лучше не подпускать, кто же с такой светлой и чистой улыбкой рассказывает об ожерелье из 18 века, с фамильной печатью Бёрков, и о его замечательных свойствах - ну, во-первых, о бёрковском наследии распространяться не следует, во-вторых, кто же так в магазине на Лютном говорит. И в-третьих, за покупками сюда приходят не просто так. Это же не чертов музей.
Короче говоря, Уэбб в продажи не умеет вообще никак, поэтому я этого великовозрастного неразумного ребенка в одиночестве оставить не мог. Теперь он разбирает очередную притащенную мной вещицу, а я вместо нашей девчонки сижу на колченогом стуле, изображая из себя вполне себе бодрствующего, но при этом довольно сомнительного человека. Темную личность, короче говоря.
Колокольчик, гнида такая, начинает звенеть, едва я проваливаюсь в сон. Я открываю глаза и с расстояния пытаюсь определить, важный на пороге клиент или нет, и увидев знакомую шевелюру, заметно расслабляюсь.
- А, - говорю, пока Хьюго подбирается к прилавку. - Это ты. Чего пришел?
На самом деле, не так уж и часто он сюда заходит, видимся мы с ним чаще у Уизли-Грейнджеров дома или на каких-нибудь "нейтральных территориях", так что мне просто нервически интересно, чего он приперся. Но терять лицо - признак непрофессионализма, а я все-таки на работе. Поэтому цепляю на себя умеренно-скучающее лицо, дескать, давай, удиви меня.
Вот интересно, а его мама знает, что он по Лютному шляется? А папа? И передал ли дядя Рональд с ним свои знаменитые пирожки? А то есть все-таки хочется, ближайшее заведение к магазину это Виверна, а там, как известно, только наливают. И не факт, что я мимо нее пройду с гордо поднятой головой - так обычно и бывает, сначала проходишь мимо, потом думаешь, надо все-таки с Гвендой поздороваться, и вот она наливает тебе третью пинту и хохочет над всеми твоими несмешными шутками просто потому что они несмешные.

Статика

Без воспоминаний Лайонелу жилось хреново.

Ты можешь начать все сначала, говорили они. Занимайся, чем душа пожелает. Найди хобби, перепробуй всю еду заново, перечитай книги как в первый раз. Как ни посмотри, так гребаный везунчик. Робардс не знал, куда себя деть. Иногда слишком большой выбор только во вред; можно либо метаться от одного к другому, не останавливаясь ни на чем конкретном, либо не делать ничего, не зная, за что взяться сначала. Нел остановился на втором варианте, во всех смыслах остановился. Несколько дней затишья после эпопеи с вступлением в наследство и продажей компании Лайонел бездельно слонялся по квартире Элеанор, листая ее яркие журналы и разглядывая периодически тянущиеся за окном шумные компании студентов ВАДИ, нажравшихся настолько, что после душераздирающих сонетов, продекламированных во всю глотку, непременно следовали аплодисменты, смех, звук бьющегося стекла и снова смех. Можно закрыть глаза и представить, что кто-то спускает корабль на воду и бьет о борт бутылки на счастье. Только кто-то отправляется в счастливое плавание, а кто-то - Лайонел - застрял на мели.

Ему нужна была цель, и он нашел ее на очередной встрече с аврорами в Министерстве. Он знал, что Аврорат был его предыдущим местом работы, и знал, что может туда не возвращаться в качестве сотрудника, но в то же время знал, что может вернуться. Не просто же так он там оказался изначально. Не просто так он может поймать на лету случайно сбитую с тумбочки рамку для колдографий, не просто так тщательно сканирует взглядом любое помещение, в котором оказывается, только после задумываясь, собственно, зачем он это делает. Не просто так в его голове всплывают магические формулы, которые в школе не проходят, а рука, кажется, помнит, как двигать палочкой, лучше, чем мозг. Не просто так он - Робардс, а в газетах писали, что Робардсы поколениями посвящали жизни Отделу магического правопорядка. Это показалось единственным, что еще может связывать его с семьей.

На деле за последние четыре месяца вся его жизнь успела стать калейдоскопом лимонных халатов, мозгоправов и кураторов. Нел существовал между тренировочными залами Аврората и пятым этажом в Мунго. Честно признаться, он задрался. Задрался доказывать всем, что готов к чему-то посерьезней, чем перекладывать бумажки с места на место и развешивать колдографии по доске в промежутках между восстановлением познаний законодательства, кроссами и постановочными дуэлями. Но там он хотя бы не чувствовал себя психом, не то что в Мунго. Каждый раз он покидал пятый этаж со свербящим желанием сбежать оттуда и постараться не думать, что через неделю придется вернуться на очередной сеанс с колдопсихологом.

Один единственный раз, когда Лайонел посетил больницу с действительно легким сердцем - сегодня. Потому что сегодня всевозможные анализы закончились, все официальные заверения о его полной готовности к работе уже на руках. Осталась последняя справка, последний рубеж, и уже завтра вместо очередных рассортированных отчетов он положит на стол начальства доказательство того, что он снова в строю.
Не удивительно, но в последнее время Робардс не часто чувствовал себя довольным жизнью. А сегодня все было хорошо. Он почти хлопнул своего мозгоправа по плечу, когда действительно искренне улыбнулся и сказал "Спасибо, док", получив необходимую бумажку. Нел сдержался, это ведь не последняя их встреча, а излишняя фамильярность дело такое.

Из кабинета вылетел как на крыльях, подмигнул молоденькой стажерке - Пэм, она здесь недавно и у нее есть двупалый тритон по кличке Арчи - в коридоре. Было удивительно приятно помнить всякие вроде как не особо нужные детали. Под конец рабочего дня на лестнице не было никого кроме вечно излишне дотошных портретов целителей. Даже док задержался сегодня только ради Лайонела, а часы посещений давно прошли. Робардс засунул руки в карманы джинс и спускался, перелетая через несколько ступенек одним шагом, не обращая внимания на предложение задержаться на первом этаже, если он свернет себе шею. Задерживаться здесь Нел в любом случае не собирался. Мерлин, и кто додумался навешать здесь столько портретов, намеревающихся скорее вогнать тебя в могилу или предсказать неминуемую смерть от неизлечимого заболевания, чем исцелить? Но омрачить дух Лайонела сегодня было сложно, поэтому двери в практически опустевшую приемную он толкнул как-то слишком воодушевленно. У самого выхода он заметил знакомый затылок и окликнул: - Лайтвуд! - как-то совершенно машинально. Он ускорил шаг и дотронулся до ее плеча в надежде обратить на себя внимание до того, как она выйдет. Удобнее перекинуться парой слов пока они еще здесь, чем морозить задницы на улице. Робардс, собственно, не был уверен, зачем ее остановил, поддался наваждению и теперь замер на пару секунд, не зная с чего начать. Пока он тормозил, сквозь стекло в больницу шагнул потенциальный пациент и налетел на его плечо. Робардс бормотнул извинения и шагнул в сторону от входа, пропустив волшебника с ненормально огромными приобретающими зеленоватый оттенок ушами. - Да, а я еще думал, что это мне не повезло - усмехнулся Нел, обращаясь к девушке, которую так бессовестно задерживал.

Статика

Прямо скажем, Лондон после Каира давался Брэйди не очень.
Нет, в целом, Кудряш был рад до усрачки родным, мокрым из-за дождя мостовым, коричнево-серым пейзажам за окном, куда более тактичным прохожим, не пытающимся сразу спереть кошелёк... Но погода.
Брэйди по природе своей в чём-то изрядно походил на таракана. Приспосабливался, то есть, к любым условиям в кратчайшие сроки, даже если ныл всю дорогу. Вот и за... это сколько натикать успело? Аж полтора месяца! Так вот, да, за добрые полтора месяца Брэйди привык к удушливой жаре Египта. К зною, обнимающему тебя липкими лапёшками круглый день, к оранжевому солнцу, оранжевому песку, к дворцам прямиком из Алладина и грязным улицам... Но это уже не о погоде, конечно.
А о погоде — Брэйди нынче мёрз, как скотина.
То, что в Лондоне традиционно (а британцы обожают традиции) сходило за лето и даже тянуло на жару, в Каире сочли бы заморозками и гневом Ра. Во всяком случае, новые знакомые Брэйди точно бы сочли.
От воспоминания о новых знакомых он ощутимо поморщился, а потом поёжился и натянул не по погоде (ха-ха!) тёплую куртейку до самых ушей. Не хватало ещё схлопотать простуду по возвращении, Борджин и Бёрк вот ни разу не обрадуются. Их взгляды во время краткого его визита в стиле "Я живой! Я не съебался с вашим заказом!" и так наводили на мысли об острых предметах и улыбках акул. По крайней мере, не заавадили на месте — и ладненько. Этому наверняка поспособствовал увесистый свёрток у него под мышкой, который Бёрк тут же с благоговейной жадностью унёс в хранилище. Оставшийся с агентом наедине Борджин посоветовал Кудряшу больше не отлучаться так надолго без предупреждения. А то они и помощницу найти успели, так-то. Славная девочка. Вы, де, ещё встретитесь.
Что-то в его тоне Брэйди показалось дюже подозрительным тогда, но оставаться на чаепитие с начальством и даже просто — на службе ему отчаянно не хотелось. Не сегодня, не в день возвращения, простите покорно. У него всё ещё адски гудели задница, ноги и голова, потому что удирать на метле под покровом ночи из чужой страны и хуярить сколько-то часов до родимой земли — это вам не самый приятный вариант досуга. На маггловский самолёт соваться Брэйди не рискнул: во-первых, пришлось бы объяснять его сувенир таможне, а во-вторых — едва ли древняя магическая херня окажет благотворное воздействие на работу двигателей. Пришлось по старинке.
И можно было бы, отпросившись и сделав особенно жалобный вид, свалить домой, упасть лицом в подушку и проспать эдак часиков 12. Но вместо этого Брэйди понесло обратно в маггловский мир, до автобусной остановки, поймать 139, а там, на втором ярусе, закинув ноги на спинку пустых передних сидений, добрых полчаса залипать сонными глазами на просыпающийся город, уже (так непривычно) окутанный солнцем.
Дело всё было в том, что за время отлучки у Брэйди выдалось немного спокойных моментов, пригодных для пространных размышлений и самокопаний, но все, что были, он потратил на Уэйда Дурсля. Расстались они паршиво, а потом Брэйди даже не сказал ему о поездке — просто собрал монатки рюкзак и стартовал, воспользовавшись удобным поводом оказаться как можно дальше от бесящего его мудака. Тем более, предполагалось, что на всё про всё у него уйдёт пара недель максимум, за это время Брэйди думал остыть и, ну. Разрулить всё как-нибудь по приезду. Получилось несколько иначе. Во-первых, полтора месяца. Во-вторых, уже даже к концу второй недели он понял, что скучает по мудаку невыразимо.
Поэтому — утренний автобус до Эбби Роуд.
Поэтому же — широким шагом через три ступени по лестнице и нетерпеливо поднятая для стука рука... которая повисает в воздухе, когда дверь распахивается сама, не дожидаясь его нападения. На пороге замирает кукольная блондинка с очень некукольным взглядом.
Брэйди смотрит на неё тупо несколько секунд, прежде чем его бандитская рожа сама на автомате растягивается в дежурную улыбку.
— Добречка, мадемуазель! А я к Дурслю. Вы уже уходите? Как жаль. Я вас сменю.
Уже сказав, он понимает, насколько двусмысленно звучит его заявление, но он держит улыбку и держит себя. В руках. Почти. Улыбка немного крошится по краям, но девушка успевает хмыкнуть, отпустить пару колкостей в ответ и уйти прежде, чем наступает полный крах.
Брэйди оставляет дверь открытой, когда резким рваным шагом заходит в квартиру Дурсля и направляется прямиком в спальню.
Разумеется, Уэйд там. Нежно сопит себе носом в подушку, раскидав волосатые ноги поверх скомканного одеяла.
Разумеется, по всем канонам где-то здесь же должен валяться какой-нибудь обличающий предмет гардероба блондинки, вроде кружевных трусиков или смелого лифчика с пушапом. Хотя — Брэйди не мог не заметить — пушап ей был совсем не нужен.
И он смотрит на своего... друга? Подельника? Любовника? Невозможного мудака, сверху вниз, и у него от злости дрожат руки, он ведь приехал сюда, как дебил, почти первым делом! Но в то же время он вдруг чувствует, насколько это чувство разочарования привычно и не вызывает в организме шока. Чего он ждал? Чего он, блядь, ещё ждал?
— Я смотрю, ты не скучал без меня, — ему кажется, что его голос звучит почти ровно, но на самом деле нет. Ему кажется, что звучит это безумно пошло и дёшево, но где-то здесь наверняка валяются кружевные трусики, так что его глупая, глупая ревность и сердечная боль вполне подходят антуражу.

Статика

Она создавала себе видимость занятости, видимость того, что все в порядке. Что бабушка просто дольше обычного отвечает на письмо, поэтому сова еще не вернулась. Что в атмосфере замка уровень уюта не упал на пару десятков пунктов. Что постоянно не кажется, будто за ней кто-то наблюдает. Что никто никуда не исчез. Что через два дня сдавать идиотское эссе по трансфигурации, а значит придется пойти покопаться в библиотеке. В общем и целом, ни-че-го необычного.
   В библиотеке он ее и подловил. Равен Дэвис вдруг дернул за крючок и, как мелкую рыбешку, вытащил ее на поверхность. Извлек из привычной среды обитания и заставил биться на непригодном для дыхания воздухе с одной лишь мыслью, что так, как прежде, уже не станет. Дэвис редко обращался к ней с просьбами. Чего уж там, Эллерби вообще не могла припомнить, когда это они с Равеном обменивались больше, чем парой фраз. Так что на этот раз она просто молча выслушала предложение (которое, честно говоря, смахивало на инструктаж), пожала плечами и согласилась. Спросить, почему его выбор пал именно на нее, как на часть команды, она забыла. Даже не подумала, скорее всего от удивления. Вроде никакими особыми способностями она не обладала. Какую пользу Фрея принесет группе? Эллерби может только еще раз пожать плечами.
   Получить повторное приглашение и еще один вариант инструкций именно от МакКормака было вполне себе ожидаемо. С точки зрения Фреи на роль лидера их маленькой экспедиции он бесспорно подходил. Равен, судя по всему, был того же мнения. Подходя к назначенному месту встречи, Эллерби только надеялась, что им не придется идти в Хогсмид вдвоем. Будь так, ситуация, в понимании Фреи, слегка перевалила бы за уровень неловкости, что ни есть хорошо. В силу своего обостренного чувства пунктуальности она пришла четко вовремя, и получилось так, что на месте она оказалась второй после Саймона. Эл кивнула в знак приветствия, выжала из себя милую улыбку, но осталась стоять чуть в стороне. Ей почему-то пока не хотелось перебрасываться с ним фразами, которые по первости, спустя три месяца, определенно точно будут несуразными и пустыми. Лучше переждать, перешагнуть этот момент, а потом резко влиться в общение через компанию.
   Тем не менее, вокруг них все-таки собралось еще несколько человек, и Фрея почти облегченно выдохнула. Ей вдруг стало стыдно от того, что она занимала тут себя своими мелочными опасениями с налетом эгоизма на фоне чего-то большего, о чем стоило бы поразмышлять. О том, что давит на них, угнетает. О первоначальной причине этого спонтанного похода в Хогсмид, например. Только вот пускаться в размышления уже было некогда. Саймон поднялся со ступенек, на которых сидел, и Фрея, шагая по школьному двору, переключилась на более насущные проблемы. Например, на их маленький отряд. С Маргарет она общалась почти так же тесно, как с Равеном. С Фоули у нее тоже никогда особо не ладилось. О двух парнях она знала только то, что одного зовут Роберт, а другого – Оливер, ну и судя по нашивками на мантиях они представляют Хаффлпафф и Гриффиндор. Еще они оба скорее всего являются неимоверными активисто-энтузиастами, потому что практически с того момента, как они пришли, бурно обсуждают что мы все тут сегодня будем делать. Фрее обсуждать как-то не хотелось. Разберутся на практике. Собственно, это все к тому, что в случае реальной опасности жизнь свою она бы тут не доверила никому, за исключением МакКормака. И соответственно своей бы рискнула только ради того же МакКормака.
   Жизнью вот может рисковать и не придется, а с общей атмосферой в отряде что-то делать нужно. Или, может, это только Эллерби так казалось. Она шла прямо за Саймоном, и, будь ее воля, держалась бы и от него на пару шагов подальше. Но так как передвигались они все достаточно организованно, то не растягивались и шли довольно плотно. Парни за ее спиной все еще тихо переговаривались, но она уже перестала вслушиваться. А когда она обернулась, чтобы взглянуть на отдаляющийся замок, они резко замолчали. Фрея решила не обращать на это внимания и просто молча продолжила идти вперед.
   Саймон остановился перед воротами, и все замерли так же, как он. В проеме словно колебалась еле видимая завеса между ними и большим миром. Все прекрасно знали, что у замка есть своя «оболочка», напичканная заклинаниями, в основном охранными. Но никогда, ни разу за семь лет, Фрея не видела ее столь явно. И она ли это была? А если не она, то что это? Эллерби чувствует укол волнения в груди, когда понимает, что им скорее всего придется пройти сквозь «это». Саймон что-то говорит, и Фрея еле сдерживает себя от того, чтобы закатить глаза, ведь они все уже давно не маленькие и прекрасно все понимают. В то же время ясно, что ему просто нужно было что-то сказать. Как лидеру. А Эллерби просто волнуется слишком сильно. Ей кажется, что она может почувствовать напряжение в своем теле, она словно пружина, и если кто-то сейчас дотронется, то она резко выпрямится – ударит или нагрубит. Они безрезультатно сканируют окружающее пространство и «завесу» всеми доступными им заклинаниями. Фрею не оставляет мысль, что ни сил, ни знаний для этого у них не достаточно.
   МакКормак вдруг безапелляционным тоном заявляет, что пойдет первым, и Эллерби могла бы поспорить. Могла бы сказать, что они должны это обсудить, но ни черта она не успевает, потому что Саймон делает шаг. Фрея инстинктивно дергается за ним, чтобы ухватить за руку, за край мантии, хоть за что-нибудь, но не успевает сделать и этого. Становится вдруг дико обидно, словно никто не спросил ее мнения. Страшно, потому что МакКормак вдруг словно испарился. И накопившиеся эмоции выливаются в раздражение. Он задел пружину, она чуть ли не со звоном распрямилась, и Эллерби чуть ли не влетает в проход за Саймоном, совершенно не подумав о том, что ее ждет. Ей просто хочется догнать его и отвесить как минимум подзатыльник за то, что поступил так с ними. С ней. А она ведь и сама даже не взглянула на остальную команду. И она ведь даже не назвала бы себя храбрым человеком, готовым в любую секунду прыгнуть в объятья неизвестности. Но на деле оказывается, что ей достаточно было всего лишь толчка раздражением.
   Пару секунд она чувствует словно летит. В глазах темно и ощущения почти такие же неприятные, как трансгрессия. Она могла бы подумать, что все-таки умерла, но нет. Потому что все становится хуже, когда она приземляется и на скорости кубарем пролетает пару метров по земле. Она оказывается в каком-то чертовом лесу. И не знает, на что реагирует ярче: на шок от этого осознания, или на боль, которая разливается по всему делу. Ушиблась она все-таки знатно.
   Эллерби со стоном поднимается и оглядывается. Рядом с ней никого. Щека саднит, и аккуратно ощупав ее кончиками пальцев, Фрея обнаруживает длинную царапину. Ничего, терпимо. Больше пугает тот факт, что она одна в каком-то лесу. Скорее всего в Запретном, но она бы не взялась утверждать. Не так уж и часто она посещает лес возле замка, если того не требуют изучаемые дисциплины. Лес словно живой. Он дышит ей в затылок и спрашивает, что она здесь забыла. Ах если бы Фрея знала. Стоять на месте глупо озираясь тоже не вариант, поэтому Фрея пытается использовать заклинания ориентирования на местности, но ничего не выходит. Совершенно ничего. Она только замечает, что костяшки на правой руке сбиты в кровь. Может быть и логично было бы позвать кого-нибудь. Ведь скорее всего Саймон тоже где-то здесь. Но она не может кричать, потому что ей кажется, что этот лес ей не позволит.
   Эллерби пытается прислушаться, но ничего, кроме неясного лесного шума, услышать не может. Разглядеть ничего не удается, потому что деревья растут слишком плотно. Она больше не может здесь оставаться. Резко срывается и бежит. Пытается бежать, а на деле выходит порывистый, быстрый шаг. Спустя несколько секунд она врезается во что-то живое. Что-то более живое, чем сам лес. Хотя здесь можно и поспорить. Она удивленно хлопает глазами и почти с открытым ртом смотрит на МакКормака, который стоит прямо перед ней. Как она могла его не заметить?!
— Где мы? – полушепотом произносит Фрея. Хотя, наверное, прекрасно понимает, что Саймон не ответит ей на этот вопрос. И где все остальные? Последовали ли за ними или уже возвращаются в Хогвартс?

Статика

На самом деле, Стэн бы в жизни не согласился делить с кем-то свою халупу.
За десятилетия в шкуре вампира он настолько свыкся с образом жизни закоренелого одиночки-холостяка, что от поиска соседа до последнего пытался отвертеться, ища любой другой способ выкрутиться из затруднительной ситуации. Но заработок от выведения вредителей не покрывал те расходы, в которые он влез.
С ним произошло то, чего уже добрых двадцать лет не происходило. Стэн проигрался в карты. В пух и прах, до последней пары подштанников.
Он и сам никак не мог въехать, как это случилось. Но факт оставался фактом — оскорбительно юный пройдоха с золотым зубом обставил его в покер и забрал все его сбережения.
Помимо материального урона, Догерти пострадал и психологически. Весь остаток ночи он, обернувшись летучей мышью, наворачивал круги по Лондону, рефлексируя и предаваясь унынию. Под утро упал на матрас и захрапел а, проснувшись, решил, что выхода нет. Пора писать в газету о поиске сожителя.
Но ко всякому делу Стэн подходил с душой, будь то выведение чизпурфлов или разучивание матерных ирландских песен. Он написал объявление так, чтобы по нему сразу хотелось обратиться. Он врал самозабвенно, настолько, что его пристанище, в которое уважающая себя крыса не рискнула бы заглянуть, и самому ему показалось желанным, уютным и обжитым очагом, полной чашей. С салфеточками под вазочками, с цветами в вазочках, с портретом кота на стене. Таким в его памяти остался дом бабули, к которой они с сестрами приезжали в детство, таким и был его идеал комфортного дома.
— Класс, — заключил Догерти, перечитав. Отправил в редакцию сову с конвертом и вложенной монеткой и принялся ждать. По его расчетам, первый желающий должен был принестись через пять минут после выхода номера Пророка.
Ждать пришлось немного подольше.
Через два дня, когда Стэнли уже прикидывал, сколько будет стоит почка вампира, до обращения имевшего не самый здоровый образ жизни, в дверь постучались.
Ирландец на тот момент только проснулся и подумал, что показалось. Но когда стук повторился, он воспрял. Накинул пончо, принял залихвастский вид, для бодрости по-быстрому сжевал редиску. Только после этого открыл. На пороге стояла миловидная молодая женщина — Стэн и не знал, что таких пускают в Лютный. Когда же она дала понять, что по объявлению, брови Догерти поползли вверх, пока не встретились с затылком.
— Э... так  это... ага, — выдавил он, растеряв с непривычки свое красноречие. Но через три секунды вновь его обрел.
— Так проходите, барышня, можно не разуваться, — заговорил он уже другим тоном — тоном продавца, которому дозарезу нужно продать. Разуваться и впрямь было чревато — по углам валялось битое стекло. — Дом, прямо скажу — винтажный. Все старинное, у каждой дощечки своя история, — продолжил он, облокотившись на балку в прихожей. Балка предупреждающе скрипнула. — Бывает, сижу вечером на веранде, потягиваю... кофий, и думаю, сколько же всего эти стены повидали! Какие времена застали! — продолжал он, ведя гостью по темному коридору. На месте когда-то висевших картин зияли темные дыры в обоях. За стенкой отчетливо послышалось шуршание.
— Я, знаете ли, веган. Живу в гармонии с природой. Не убиваю даже комаров, — пояснил Стэн. — Веду ночной образ жизни, днем тихо-мирно отсыпаюсь. А вы, кем работаете или учитесь? И, простите великодушно, как вас звать? — опомнился он.

Статика

[/url]

Если бы Хьюго давали галлеон каждый раз, когда кому-то нужна была помощь с животными, то он был бы, наверное, нищим и грустным. Конечно, если бы жил исключительно на эти великодушно подброшенные деньги, а не на родительские деньги, как это происходило сейчас. Но он бы, в самом деле, сам приплачивал людям, желавшим слушать его полную энтузиазма болтовню об особенностях навоза мантикор и того, почему не стоит держать акромантула дома даже если не имеешь среди членов семьи арахнафоба.
Дама перед ним была, вне всяких сомнений, хороша собой, буквально по-волшебному хороша собой, но до того, как она попросила Хьюго о помощи, ее великолепие не имело ровно никакого значения.
Сейчас она стала похожа на богиню во плоти. На ангела, спустившегося с небес и с сильным французским акцентом сказавшего, что Хьюго не некомпетентная обезьяна.
Именно в этот момент сердце, кажется, пропустило удар и забилось чаще.
Она хотела, чтобы он помог ей выбрать животное. Прямо здесь, по-настоящему хотела, чтобы он помог.
Ладони Хьюго вспотели, он быстро и максимально незаметно вытер их об штаны, а после сцапал даму за руку.
— Вы не пожалеете! — на выдохе заявил он и потащил за собой вглубь "Волшебного зверинца".
"Мерлин, благослови его", — пробормотали откуда-то слева.
Хьюго, конечно, не придал этому значения, потому что ну что за глупые комментарии! Мерлин явно уже благословил его, потому что наконец-то получится говорить о том, что ему интересно, нести свет знаний людям, помогать да и вообще заниматься тем, к чему душа лежит.
— Взгляните сюда, — Хьюго наконец-то выпустил руку дамы, указал на аквариум с лукотрусами. — Это лукотрусы, они очень миролюбивые, едят насекомых и защищают дерево, на котором живут, поэтому я бы посоветовал вам не бездумно приобретать их, а на садовое дерево. Слышал историю, как кто-то держал их на бонсае, такое, конечно, тоже возможно, более удачный вариант для совермененной жизни — не все могут позволить себе сады. Ужасно любят мокриц, поэтому если лукотрус обижен, дайте ему мокриц, тут все просто! Но обижаются они, ух, часто, а если совсем разозлятся, то могут выцарапать глаза. А вон там, — Хьюго махнул рукой в другую сторону, — сидят нарлы. Видите? Они напоминают ежей, но если нарлу предложить молоко, он решит, что вы хотите его оскорбить. Дома их держать можно, но придется довольно часто выгуливать в парках, например. Можно выпустить в саду, но есть шанс, что сбежит. Топает ночами так же, как еж, так же сопит...
Он тараторил, не останавливаясь, замолчал только тогда, когда дыхания не стало окончательно, прижал ладонь ко рту и задышал так, будто пробежал несколько километров.
Хьюго страшно волновался.
— О, джарви, смотрите! — так и не отдышавшись, вякнул он, увидев клетку с хорькообразными животными.
— Гребаный тупорылый пиздюк! — дружелюбным тоненьким голоском ответил джарви.
— Смотрите-ка, ооо, как это мило, он со мной поздоровался! — Хьюго от восторга захлопал в ладоши. — Они умеют говорить короткими фразами...
— Мамку твою ебал!
— ...исключительно нецензурного характера, но они просто так общаются, не хотят обидеть, ничего такого...
— Сучий выблядок!
— ...очень дружелюбные, питаются мелкими грызунами. Одно из самых воспитанных животных, такое же дружелюбное, как клубкопух, разве что более самостоятельное.
Джарви свернулся в клубочек, обнял хвост и подложил его под голову. Хьюго смотрел на него влюбленными глазами и поглаживал кончиком пальца прутик клетки.