Пока от лица Клаудиу нет, как будет – добавлю.
Меланхолично и с какой-то отчужденностью стучит по оконному стеклу дождь. Так, будто ему совершенно плевать на то, что происходит внизу — на поздних прохожих, большинство из которых наверняка юны и подвыпившие, на собак и кошек, нашедших укрытие или недовольно фыркающих под дождем, на только утром покрашенные скамейки — теперь лужи под ними грязно-зеленые. Это происходит где-то около полуночи, когда Юла с тяжестью на сердце и в ногах ложится в кровать. У неё до запланированного похода всего три часа. Нужно всё перепроверить, но глаза слипаются, и она решает отдохнуть. Однако сон не идёт. То, что ещё недавно казалось тишиной — наполняется звуками. Сонно ворочается во сне Тот, и хорошо, что он спит — сейчас не хватает только его зловеще-чудесной песни. Сэр Силли улегся в ногах, чувствуя пульсирующую в них боль, и урчит, как маленький трактор, монотонно и успокаивающе. Но зато звуки капель, разбирающихся о стекло, вдруг наполняется особым смыслом и начинают напоминать какую-то мелодию. Возможно, джазовую, но в любом случае что-то быстрое и побуждающее к действию — дождь усиливается. Спать невозможно. А ещё появляется какая-то глупая мысль о том, что ей...страшно? Ерунда, Юлалии никогда не было страшно. Нет, было, точнее, но она привыкла смотреть своему страху в лицо и душить его в зародыше. Наверное, скорее одиноко. И перед глазами, стоит их закрыть, перестав смотреть в потолок, где горят фосфорные звезды, вдруг возникает ясный образ, рождающий новые ощущения, самые что ни на есть приятные. Наглая ли она достаточно для того, чтобы позволить себе это? Определенно. Конечно, за подобное придётся заплатить. Она готова, она на всё готова, но если не самой, если с ним, да ещё и в таких интересных условиях, под пляс дождевых капель — то почему бы и нет. Поэтому, полная решимости, Юла сначала резко садится на кровати... И на несколько мгновений замирает, думая о чём-то и рассеянно поглаживая кота. Вот которую ночь подряд мечтает о пробуждающем зелье, потому что засыпает глубокой ночью, а ранним утром нужно вставать, кормить зверей и собираться на работу. И ходит Юла, ощущая себя зомби, хотя её руки двигаются, словно на автомате, меняя расположение колдографа, а правильное видение очередного кадра становится чем-то почти рефлекторным. Но если её как-то отвлечь от работы, о чём-то спросить — то Лэйла тут же растеряется, глядя на вопрошающего, стоящего, может, совсем рядом, но одновременно с этим находящегося очень далеко. А на грядущую неделю запланировано столько дел, нельзя спать на ходу и ощущать себя словно бы пропущенной через мясорубку и нелепо собранной воедино. Вот только пойдёт ли с ней Вернон?.. Пальцы не дрожат, набирая его номер, а говорит она, спустя несколько гудков, бодро несмотря на позднее время:
— Хэй, Верн, привет. Это Юлэйлия. Ты... ты же меня слышишь, да? Так вот. Как насчёт того, чтобы встретиться часа через полтора в пригороде, на остановке, о которой я тебе как-то говорила, и отправиться со мной в небольшое путешествие? А вообще желательно даже через час. — Её голос не то, что не терпит возражений, но даже сквозь шум помех дрожит от решимости и энтузиазма. Сквозь тонкую связь, как серебристую нить, воссозданную между миром магическим и маггловским, сквозь потусторонние скрипы, шорохи и шум дождя, тянется и льётся нечто куда более глубокое. Юла пытается представить себе, с каким лицом и куда Верн смотрит, услышав подобное предложение, она засекает секунды, смотря на большие часы с единорогом — маггловским и радужным, отмеряя время, через которое Дурсль неожиданно соглашается. Или не очень неожиданно? Какой-то частью своего сознания девушка понимает, что просьба и её подача совершенно бредовые. Но какой-то другой она почему-то была уверена, что Вернон согласится. И спустя ещё буквально минуту-две она сначала улыбается в безглазую трубку стационарного телефона, а затем кладет её на место и включает музыку, этим будто не заглушая звук дождя, а лишь дополняя его. И быстро списывает рецепт нужного зелья, в который раз — нужно знать точно сколько, чего и при каких условиях. К тому же, может, кроме аконита они найдут ещё какие-то полезные травы.
И вот, через прошедший час с копейками, Юла оказывается в назначенном месте. Успевает только подумать о том, где же Верн, как замечает его, уже подходящего. И как только расстояние между ними оказывается в несколько шагов, перестаёт улыбаться губами, хотя глаза её будто светятся, и произносит почти торжественно:
— Идём. — И протягивает руку Вернону в почти детстком жесте, и ведёт его за собой за остановку, где открывается уже совершенно другой, непохожий на городской, пейзаж. Впереди — лес. — Тебе же наверняка интересно, куда мы сейчас? А мы за аконитом. Ты знаешь что-нибудь об этом цветке? Попробуешь догадаться, зачем он мне? — Полуоборачивается к нему, улыбаясь и сама, может, не понимая, какая сейчас красивая.
Статика
Если используете гиф