РЕЙНА АНТОНИНОВНА ДОЛОХОВ | |
ВОЗРАСТ: 29 лет; 20 ноября 1996. |
|
ИНВЕНТАРЬ | СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ |
волшебная палочка от джимми кидделла
Метла - Чистомёт 13. Внутри сундука то немногое, что осталось от чистокровных Долоховых и подарки от мамы:
| Политические взгляды: крайне недовольна правительством, считает несправедливым свою судьбу и судьбу чистокровных наследников, которые расплачиваются за ошибки родителей слишком несправедливо. С презрением относится к разумным существам, домовиков привыкла считать слугами, а гоблины просто раздражают, особенно тем, что являются прямыми работодателями. Бунтарка, революционерка, за авторитаризм, против демократии и возможном смешении миров. Короче говоря, разочарована в правительстве и деятельности Министерства Магии с разросшейся бюрократией. |
УМЕНИЯ И НАВЫКИ | |
Рейна невероятно талантлива. Нет, серьёзно, вы про её отца-то слышали? Слышали, можно и не сомневаться. Один из самых сильных и талантливых Пожирателей Смерти, ныне гниющий в Азкабане, создатель собственного тёмного проклятия, причиняющего боль (в отличие от Crucio, далеко не ментальную) вплоть до летального исхода. Рейна знает его, будучи фактически единственной, кто хранит это проклятие, поскольку создатель его уже не сможет кому-то объяснить. Помимо этого, Рейна сильна в боевой магии и в рукопашном бою, с детства обучаясь у мастера боевых искусств. Знает некоторые ритуалы вуду и локального новоорлеанского колдовства от матери, умеет заговаривать предметы. В бытовой магии не смыслит вообще, т.к. считает это неинтересным и скучным, потому и не выходит ничего, кроме как своими руками. | |
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ | |
Часто можно услышать о том, что дети расплачиваются за грехи своих родителей. Так вот, Рейна Долохов, кажется, была обречена с самого зачатия. Она родилась в конце того самого года, когда совершился массовый побег из Азкабана, в числе беженцев которых был и её отец, Антонин. Взаимосвязь событий улавливаете? Так вот, из тюрьмы его ждала супруга. Красивая женщина с именем царицы. Они познакомились ещё до Первой магической войны, когда Тёмный Лорд набирал силу и искал помощников в своём нелёгком деле. Судьба свела Билкис и Антонина в Новом Орлеане, где, как было известно, всегда изготавливали и торговали тёмными артефактами, а вся нечисть сосуществовала в мире и гармонии. | |
СЛАБОСТИ | СТРЕМЛЕНИЯ |
Боится потерять близких, поэтому не стремится обзаводиться таковыми. Фобофобии, как таковые - не признаёт страха, а если что-то и пугает, то осознание этого факта добивает сильнее. Ярковыраженная социопатка. | Мечтает вернуть наследство, имя и статус, вырваться с улиц и жить в достатке и уважении. Не сказать, что мечтает о любви, но была бы не против встретить достойного человека, кто мог бы её защитить и обеспечить. |
СВЯЗЬ | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ |
385991320. | Активное. |
В его жизни всё идёт не так. Уже несколько проклятых месяцев жизнь подкидывает неприятности и заставляет решать проблемы самостоятельно, потому что, совершенно неожиданно, Квиринус в который раз убеждается в том, что в этом мире никому нельзя доверять, что даже самый близкий человек может предать и оставить тебя ни с чем, разве что, с кучей нерешённых проблем. Это уже не смешно совсем, Квиррелл устал от людей и их безразличия и трусости. Он и сам особо храбрым не был, но отваживаться на поступки и принимать важные решения он всегда умел, перешагнуть через гордость, например, признать поражение. Реализм хоть как-то помогал ему выживать, но мечтательность маленького мальчика в нём теплилась время от времени, напоминала о себе и подталкивала на сумасбродные поступки, и одним из таких была летняя поездка в Германию и путешествие в Чёрный лес... В частности.
Он до сих пор не знает, было ли правильным отправляться туда, он не успел всё обдумать и взвесить, загоревшись идеей, которую не решался воплотить в жизнь много лет. Наивно полагать, что Квиринус Квиррелл отправился в самый мрачный и опасный лес в мире неподготовленным. Его уровень владения беспалочковой магией был столь велик, что при должном желании и эмоциональной встряске мог бы ментально применить на человеке одно из запрещённых заклятий. Квиринус пробовал однажды, на животных правда, но теперь ему кажется, что он может всё и даже больше, что, реши он добиться власти или уважения, шагнув на преступную тропу, он добьётся тех высот, которые всегда заслуживал, что теперь-то и животные не понадобятся, потому что молодой волшебник сможет прошептать Crucio и причинить реальному человеку такую боль, которую он бы никогда никому не пожелал. Однако же сам испытал. И боль, и страх, и разочарование; пустоту одиночества и горечь от предательства; кровотечение и летальная рана, только лишь чудом не убившая своего обладателя. Квиринус действительно думал, что умрёт, и умрёт так глупо и безызвестно, что его тело нашли бы не сразу даже, и от осознания собственной ничтожности и незначительной роли жизни одного человека заставили его пересмотреть всю свою жизнь с момента рождения и до нынешнего момента. Пересмотреть и тщательно проанализировать, чтобы понять, где и в какой момент всё пошло не так, когда же мир вокруг него начал рушиться, а он бы этого не заметил, и сколько ещё ему терпеть пощёчины от злодейки судьбы. Потому что он больше не может и не хочет быть неудачником, который стремительно добивается успеха и сокрушительно падает, едва ли не в лепёшку разливаясь с достигнутого пьедестала, однако не задумывается о том, что он, впрочем, мог бы добиться большего, если бы задействовал свой неординарный ум и таланты для чего-то хорошего, а не ради реализации собственных амбиций, потому что считает собственную позицию правильной и единственно верной. Квиррелл, вообще-то, привык искать причину в чём или ком угодно, но только не в себе. До тех пор, правда, пока ему об этом не скажут, но кто знает, вероятно, на подсознательном уровне даже это не станет для него убедительным аргументом.
[float=right][/float] Квиринус просыпается на больничной койке тридцатого августа, но приходит в себя только лишь тридцать первого. Ему кажется, что это неправда всё — яркий свет, капельница, дыхательная трубка. Это явно не с ним происходит, ну, или в его воспалённом мозгу — а то, что с ним явно что-то не в порядке, Квиррелл чувствует рефлекторно или интуитивно, какая уже разница, в общем-то, нужно лишь принять происходящее и попытаться самостоятельно выкарабкаться, потому что никто больше не поможет, колдомедики и так слишком многое сделали. Поэтому несколько дней кряду он спит беспробудным сном, приходит в себя, но не может даже рукой пошевелить, потому что отнимаются все части тела не то от наркоза, не то от плохого кровообращения — Квиррелл, вообще-то, не доктор, он ничего не знает о процессах организма и больших/малых кругах сердца или что там вообще, он по части психики ещё более менее, но не в физиологии. И всё же он понимает, что долго ему оставаться здесь нельзя.
Однажды он продирает глаза, чувствуя шаги в коридоре через плотно закрытую дверь палаты, и видит надпись на немецком, которую не может разобрать. Он делает попытку подняться, и когда оказывается в вертикальном положении, пытается балансировать. У больничной койки документы и имя пациента, которым называют всех неизвестных, диагнозы и результаты обследования. Квиринус не видит знакомых букв, вырисовывающих название «вампир», и с разочарованием кладёт бумаги обратно. Пытался перевести, но безуспешно, его палочка лежала рядом с ним, но едва ли Квиррелл мог её коснуться после пережитого ими обоими ужаса. Магическая импотенция —это даже звучит отвратительно. И Квиринусу не надо даже пробовать заставить палочку работать, потому как знает, что ей нужно восстановиться после... Своего первого смертельного заклятия. Первого тёмного заклятия. Квиррелл отчего-то улыбается злорадно, берёт её в руку и тихо хохочет, как полубезумный, поздравляя коротышку с убийством.
— Принципы пошатнулись? — усмехается мужчина. Он знает, что даже самый светлый человек сможет нажать на спусковой крючок, находясь под чужим прицелом. Нет идеальных. Так с чего ему быть таковым? Сейчас его вообще не существует, и никто его не ищет, хотя для своих людей он всегда старался быть достойным мужчиной. И когда Квирин открыл глаза в пустой палате, он не увидел никого, кто бы держал его за руку и говорил, что всё будет хорошо. Даже Она. И, пожалуй, он благодарен судьбе за это. Квиррелл мог ошибиться так, как никогда в своей жизни не ошибался, смотря на свою женщину, как на идеальную спутницу жизни. Он ведь почти сделал ей предложение. Почти. И всё же что-то профессору не дало этого сделать до окончания их совместного отпуска.
Быть может, оно и к лучшему. Мистер Квиррелл — идеалист до мозга костей, и подобное стечение обстоятельств считает не очередной неудачей, а закономерным явлением, которое помогло ему избежать будущих ошибок. Ему не привыкать быть одному, быть одиноким и никому не нужным, кроме матери, и всё же к ней доверие в своё время пошатнулось немало. Квиринус порой уставал от себя и собственного характера, этой невозможной не то категоричности, не то максимализму. Крайне острая реакция на предательства и абсолютное безразличие на остальных людей в целом. Неплохая психологическая защита, чтобы не свихнуться в одиночку.
Координация движений постепенно приходит в норму, и Квиринус подходит к зеркалу, желая посмотреть на собственное состояние. То, что он видит, должно было напугать любого, кто видел бы Квиррелла «до» и увидел «после» — его и напугало. Чувствует себя также хреново, как и выглядит. Заклеенная крупной повязкой шея, ссадины на лице, бледность, будто бы вернулся с того света, и неестественные синяки под глазами. Взгляд расфокусирован, но на дне зрачков едва заметна ярость, а к радужке подходит несколько воспалённых вен. Что, Мерлин дери, произошло? Никто не знает, знает только Квиррелл — и может поведать. Может, но не хочет. То, что он расскажет, покажется бредом и абсурдом, и это самое худшее, что он сейчас готов испытать. Нет уж, позориться он себе не позволит, и врачи ему больше не помогут. После встречи с вампирами-хищниками не выживал никто. Ну, почти никто...
И профессор Квиррелл думает, что нужно выбираться отсюда как можно скорее, пока целители не начали свои расспросы и не смотрели на него, как на сумасшедшего, потому что Квиррелл — не сумасшедший. Он точно это знает, он отдаёт отчёт своим действиям, что сейчас, что несколько суток назад. И пока не начались разбирательства, которые бы привели его из одной больницы в психлечебницу, Квиринус решает, что нужно уходить. В конце концов, скоро новый учебный год, ему нужно домой, чтобы не волновать своим отсутствием маму, а он не хочет её волновать по пустякам. Если он ещё жив, то всё остальное, по мнению Квиррелла — сущие пустяки. За жизнь он цепляется сильно, он успел почувствовать, как много она значит и что он готов убить за неё, вонзить волшебную палочку в сердце существа, которое намеревалось его убить, и это Квиринус помнит так ярко, будто был очевидцем, а не действующей на адреналине жертвой. Волшебник выглядывает из палаты, оглядывая пространство. После второй попытки, что становится удачной, Квиринусу удаётся притянуть к себе белый врачебный халат и надеть его, а палочек убрать во внутренний карман. [float=left][/float] Он выходит из палаты со всем ледяным спокойствием, не позволяя ни единому мускулу дрогнуть на лице и выдать волнение. Когтевранец минует сестринский пост, опуская голову, а когда сворачивает в следующее крыло, предусмотрительно оглядывается. Путь до выхода из больницы даётся нелегко, но когда Квиринус оказывается на улице, приветственно улыбается какому-то новичку в таком же халате и, дождавшись, пока тот уйдёт, снимает халат и выбрасывает в урну, удаляясь прочь от Штутгарта. Ему плевать на то, что думают о его внешнем виде люди, и более ему плевать на то, что в каком-то мрачном квартале он крадёт одежду живого человека, вводя в транс какого-то идиота. Квирреллу всегда нравилось играть с чужой памятью и сознанием.
В сентябре профессор Квиррелл не возвращается в школу, а берёт больничный и законный отпуск, ссылаясь на плохое состояние матери. Положительный ответ на его письмо директору приходит на следующий же день, но только Квиринус не собирается возвращаться и в октябре, впрочем, до этого нужно ещё дожить. И дожить, в общем-то, задача не из лёгких, потому что после портальных перелётов, акклиматизации и отсутствия нужных препаратов, Квиррел малодушно думает о смерти, однако предпочитает цепляться за жизнь, как утопающий за спасательный круг. В первую же неделю его тошнит собственной кровью, а еда не принимается организмом — человеческая еда, конечно же. Волшебник думает, что это конец, в самом деле, куда уж хуже, когда думаешь, что сейчас выплюнешь собственные лёгкие, например, и от этого совсем невесело. Его, мать вашу, укусил вампир, и не просто там поцарапал зубами, а похоже отравил — Квиринус знает это, потому что, чёрт его дёрнул, решил написать выпускную работу по вампиризму. Только теперь он понимает, что реальность отличается от того, что пишут в книгах, и никому доподлинно не известно, что происходит, если человек не перерождается после укуса. Для того, чтобы переродиться, нужно закопать себя заживо — и то не факт, что сработает. И рисковать Квирреллу не слишком-то хотелось, потому он проходил все круги Ада, пока его организм пытался бороться с враждебным вирусом. Ставки на жизнь со Смертью приближались один к одному, и Квиррелл пошёл ва-банк, поставив на себя.
Три недели. Ровно три недели прошло с тех пор, как Квиринус вернулся в Лондон, в пустую квартиру в Косом переулке. Пустую, в смысле, там не было ничего, кроме его вещей и зубной щётки, которая вот уже два года делила пространство ещё с одной, принадлежавшей иному владельцу. Небольшой шкаф и полки в ванной оказались пусты, а дом встретил его холодным пронизывающим одиночеством на грани с пренебрежением, что когда-то здесь жил человек, теперь в представлении Квиррелла выглядевший не иначе, чем серой тенью. Впрочем, он думал так в начале, когда проклинал Септиму Вектор за её решение и наплевательство, те слова, сказанные в их последнюю встречу и уход, после которого не осталось даже записки. Уходить по-английски умеют немногие, но Септима, кажется, осилила это мастерство на высшем уровне. Квиррелл, вообще-то, при смерти был, а может и есть, а она даже не в курсе, она не спрашивает, что случилось с пунктуальным профессором, который никогда не опаздывал и свои занятия не отменял, особенно не брал отпуск. Септима была единственной, кто знал о нём слишком много, но не подозревал это. А Квиринус страдал оттого, что позволил себе открыться ей, чтобы в конце не заслужить даже записки. Но гнев прошёл быстро, в отличие от обиды, которой Квирин справился одним путём: забвением. Он не думал о ней, выкинув из своей жизни, как она выкинула его.
[float=right][/float]И Квиррелл уверен был, что смог избавиться от чувств, очерстветь настолько, чтобы забыть Её и чувства к ней. Думал, что пересилил себя и начал всё с чистого листа, ровно до того самого момента, как в предпоследнюю субботу сентября в дверь настойчиво не постучали и женский голос, до боли прорезавший сердце, требовал немедленно открыть. Квиринус оборачивается, не веря своим ушам, и медлит, решая, что ему делать.
И всё же делает шаги к двери и поворачивает ручку, стараясь не выходить из тени занавешенных штор.
— Септима? — спокойно произносит Квиринус, приглашая женщину войти и не встречаясь с ней взглядом. Честно говоря, он не хочет, чтобы она видела его таким: ещё более жалким и некрасивым, бледным и худым, как вьетнамские дети. Он всегда боялся не соответствовать ей и даже после расставания считал, что слишком не подходил ей. Септима что-то говорит, а он едва разбирает её слова, понимая вдруг, что за целый месяц забыл её голос. Раньше он казался ему не таким хриплым и низким, на самом деле; но раньше и Квиррелл был светловолосым. Время меняет всё.
— Не думал, что ты вспомнишь обо мне. Ты, кажется, всё сказала и... Забрала. Я подумал, Минерва сообщит тебе, что я взял вынужденный отпуск. Как видишь, выгляжу я не очень. — отвечает мужчина, проводя рукой по шее в том месте, где краснел шрам, и поднял куртку, прикрывая его. Меньше всего ему хочется говорить о происходящем и пересекаться с ней взглядом, потому что на деле её глаза снова напоминают ему о небе Парижа, которое он никогда не видел, но хотел представлять именно таким. — Ты выбрала не лучшее время, чтобы прийти, милая. Как видишь, я жив, но если это важно, я был при смерти. Но сейчас всё нормально, только... Как бы сказать... Изнутри подгниваю. — Хохочет Квиррелл, поражаясь, как двусмысленно звучит эта фраза. Ему ещё много чего хочется сказать, но он держится из последних сил, понимая, что это не его желание говорить ядовитые вещи, а просто он сам «ядовит», возбуждён раздражителями внутри себя, и в нём чертовски много обиды на эту женщину, так много, как ни одного человека на свете.
Просто никто до Неё не разбивал его сердца.
Отредактировано Rayna Dolohov (2017-07-12 23:26:42)
x2 
x1 
x1 
x1
