Альбус Поттер, спустя несколько недель после чудодейственных методов лечения депрессии от Доктора Адониса, в день, когда они снова встретились в тесной компании из трех человек, включая Адельхайд, был весь на нервах и выглядел почти так же плохо, как и его папаша во времена бурной молодости игры в салочки с Волдемортом. Выслушав исповедь о сложных проблемах юного дарования на режиссерском поприще, находчивый Эйвери подергал-покрутил своё шило нарциссизма и любви впутываться в истории — и предложил совершенно безумную авантюру. Адонис ведь настолько тщеславен, что готов был принять совершенно безвозмездное участие в аматорской постановке (после такого именования работы почти-дипломированного режиссера этого самого режиссера точно хватил бы удар). Но, как и всегда в такие моменты чистосердечного бескорыстия, на горизонте возникла Вивиан, сделала грозное лицо и начала торговаться о гонорарах – такая уж она, младшая Фань, калькулятор в юбке с глазами-галлеонами.

Итогом авантюры стало то, что Эйвери, закутанный в простыню на манер древнегреческой тоги и нарочито-небрежно пытающийся то ли поправить, то ли потерять её, стоит на сцене репетиционного зала В.А.Д.И. и который час подряд уже проигрывает в борьбе со смехом. Нет, даже не смехом — совершенно непристойным ржачем, потому что происходящее напоминает не то цирк, не то плохую комедию среди дешевых декораций. Афродита вечно поправляет сползающий на лицо блондинистый парик, кабан плаксивым тонким голоском жалуется, что негодяй Эйвери вместо того, чтобы умирать от ран, нагло лапает его за задницу, которая в тёплом колючем костюме ужасно чешется, между прочим! А Альбус, милый наивный и невинный (а невинный ли?) мальчик, пытается командовать всем этим парадом, бледнея и краснея попеременно от количества выпитого кофе и делая дикие глаза.

— Хорошо-хорошо, я спокоен, как удав. Надеюсь, бутафорской кровью? — вежливо спрашивает Адонис, — ведь ты же знаком с моей, кхгм, клыкастой проблемой? Вдруг я… — многозначительно не договорив, он показывает клыки, кабан пищит от нахлынувшего ужаса и пытается вылезти из костюма, чтобы сбежать из этого логова разврата подальше. — Расслабься, малыш, я шучу, — насладившись его тщетными попытками, решает смилостивиться Адонис. — Всё, давайте, я готов страдать, соберитесь! — и всё начинается по новой.

Кабан, свирепо (в его мире это можно было бы с натяжкой назвать свирепостью, у нормальных людей это казалось скорее визгом маленькой свинки на забое) взревев, бросается на Адониса, нежно тыкается кожаным пятачком  ему в живот и "разрывает" его тупыми бутафорскими клыками-бивнями или как там вообще называется эта деталь кабанского гардероба? Адонис честно старается страдать, всеми силами сдерживая смех, размазывает по телу, освобожденному от тоги-простыни в пылу борьбы, воображаемую кровь и даже, кажется, пытается засунуть кишки на положенное место. К нему снисходит Афродита, склоняется над бездыханным телом, совершенно бездарно и безуспешно выдавливает из своих прекрасных глаз слезы, но тут ей в глаза снова попадает парик, она вскакивает, срывает его, бросив на пол, и уходит за кулисы, под нос ругаясь, что не может работать в таких условиях.

Снова ржущий, как заправский конь, Адонис растягивается на сцене, вытянув грозящую удушить его простыню, комкает и сует её под голову, оставшись только в коротких шортиках. Почти неприлично коротких, если так задуматься.

— Постой, а что, если я снова отвергаю Персефону — ничего личного, крошка,  — Адонис подмигивает актрисе, которая третий день, по всей видимости, сгорая от обожания и фангерлинга, пожирает его взглядом и после репетиций пытается напроситься в гости на чашечку кров… Кофе, исключительно кофе! Будто бы мало ей напитка, литрами потребляемого эти несколько дней. — И буквально бросаюсь на шею к Аиду? Ну, или могу на коленки сесть, — он поводит бровями, пристально глядя при этом в глаза весьма недурственно выглядящему актеру, исполняющего роль Аида. Мальчик очаровательно краснеет и отводит взгляд, а Эйвери шарит в закромах памяти, пытаясь вспомнить, как же его зовут. Безуспешно, конечно же, а ведь Альбус буквально три дня назад знакомил его со всей честной компанией актеров-гримеров-декораторов и прочих студентиков, задействованных в сеем грандиозном действе. В будущей грандиозности действа никто, конечно, не сомневается, ведь на наспех нарисованных афишах красуется полуобнаженный барабанщик группы Фейри, из-за плеч которого сиротливо и скромно выглядывают Афродита и кабан.

— Если я всё это время мечтал только о его чувственных губах, — прижимает ладонь к груди, куда-то туда, где у нормальных людей бьется сердце, но, возможно, не зря случайные любовники вечно называют Адониса бессердечной тварью? — Но, не в силах добраться до бога подземного мира, лишь проецировал свою страсть на Афродиту, на деле никогда не любя вероломную богиню? Тем более что они у нас как-то неуловимо похожи, не находишь? — Адонис складывает пальцы квадратом, будто бы прицениваясь перед тем, как сделать кадр колдокамерой, и наводит их на стоящих рядом Аида и слишком уж быстро вернувшуюся Афродиту.

Реджина, определенно мнившая себя главной звездой вечера, пытается возражать и качать права, но быстро утихает, учитывая, что она была спихнута с пьедестала реальной звездой — да-да, сучки! Не шутите с Адонисом! Не то, чтобы её мнение кого-то интересует — Эйвери предлагает свои идеи Альбусу и только ему.

— Мне кажется, получится очень свежо и провокационно.

Отредактировано Adonis Avery (2017-12-07 20:18:12)