Шлейф из крепкого амбре виски не был для домочадцев Уизли чем-то удивительным. Тыковка, услышав звучные падающие шаги, которые временами обрывались, когда Джордж хватался за перила лестницы чтобы удержать равновесие, и крепкие отборные ругательства предусмотрительно спряталась под диван, зная что когда хозяин в таком состоянии, то лучше не подходить, не высовываться и не попадаться на глаза. Его настроение похоже на русскую рулетку - вот он душит тебя в объятиях и обещает сладкие крекеры, а уже в следующий момент злится и пинком под зад прогоняет в соседнюю комнату.
Утром то же самое. Топот маленьких когтистых лапок по половицам с похмелья звучал как стадо бегущих по мощеной булыжником мостовой жеребцов с медными подковами на копытцах, так что лучше не играть с судьбой.
Выйграв войну с дверным замков и наконец попав в скважину ключом, Узли усмехнулся себе под нос какой-то пошлой шутке, которую вспомнил, и открыл дверь, вваливаясь в прихожую, крепко сжимая ручку как единственную опору. Переступив с ноги на ногу, он стянул туфли, наступая носками на пятки потрепаных туфель, пошарил руками по груди, ища пачку сигарет в
карманах пиджака,  но запоздало вспомнил, что подарил её тасисту вместе со щедрыми чаевыми. Кажется, он ещё обещал отдать ему в невесты свою дочь, если тот доставит его домой, минуя все выбоины в асфальте и уберегая нежный вестибулярный аппарат от ненужной встряски, но это не точно.
От звучного хлопка двери задрожали стёкла в окнах, а с ними в резонансе и вазочка на стеклянном столе в гостиной. Завядшие цветки лилий в вазе так похожи на их с Анжелиной любовь. Некогда красивые, радующие взгляд и заполняющие комнату душистым сладким ароматом, теперь они стали жалкой тенью самих себя, утратили былое величие и мечтали поскорее оказаться в мусорке.
Джордж хмельно улыбнулся супруге, поднял на неё полный сожаления взгляд, не решаясь перешагнуть за деревянный порожек.
Энжи всегда его дожидалась, как бы поздно он не возвращался и несмотря на то, что тренировка могла стоять с самого утра. Она никогда не ругала его, лишь молча смотрела, и в такие моменты Уизли хотелось запустить ей пальцы в волосы, встряхнуть что есть силы, сердито потребовать: "Давай же, накричи на меня! Ругай! Злись! Ты же хочешь этого! Я разрушаю нашу семью". Но мудрая женщина прекрасно знала, что Джордж сам прекрасно справится с тем, чтобы наказать себя.
Битая посуда и громкие скандалы, свидетелями которых могли стать все соседи, закончились пару уходов из дома назад. Осталось леденящее спокойствие, и оно пугало больше, чем жгучая злость. Крики резали слух, бьющееся стекло оставляло следы на половицах, а сочащиеся  ненавистью слова причиняли боль. Негативные чувства - тоже чувства. Теперь же он пытался достучаться до глухой, покрытой коркой льда стены, в окаменевшем сердце которой для него не осталось места.
Подойдя к жене, сидящей на диване, Джордж опустился рядом на пол и прижался шекой к её колену, устроил гудящую голову и прикрыл глаза, тихо спрашивая:
- Что мне сделать, Энжи? Как поступить, чтобы мы снова были счастливы? Можно ли ещё что-то исправить?
И ткнулся холодным носом в запястье, словно прося приласкать, утешить, ища такой необходимой сейчас поддержки, когда всё внутри сводит от отвращения к самому себе.
Они никогда не были идеалом друг для друга, но ведь когда-то им было комфортно вместе. У них были мечты и стремления, цели, которых они желали достичь вместе и к которым шли рука об руку, готовые подставить в любой момент плечо помощи. Они были семьёй, пусть и далёкой от американской мечты с воскресными ужинами и совместными походами с палатками и песнями под луной с гитарой, но чувствовали настроение один одного и знали, когда надо обнять, а когда оставить наедине с собой.