ЭРИК МАНСФИЛД

ВОЗРАСТ: 23 года, 22/05/2003.
СТАТУС КРОВИ: полукровка.
МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ: съемный угол в Северном Вуллидже, маггловском спальном районе.
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: Слизерин, выпуск 2022 года;
Диджей на лондонском магическом радио, гадатель и главное украшение интерьера чайной «Гибискус», свободный графоман публицист;
Трясет со всех деньги на нужды Общества поддержки сквибов, в некоторых вопросах поддерживает Общество недовольных волшебников.

sho asakawa

ИНВЕНТАРЬ

СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ

Черное дерево и сердечная жила дракона, 13”, жесткая;
Предпочитает общественный транспорт или свои две нет ноги;
Кот Вжух, который формально принадлежит Гвенде, но ему об этом никто не говорил;
С собой всегда маленький лекарственный гербарий, самопишущее перо и полуубитый радиоприемник, чтобы подключиться к родному каналу и послушать вести с полей.

Политиком никогда не был, но имеет обостренное чувство справедливости и чрезвычайно важное мнение по всем вопросам, так что оппозиционер по призванию. Не до конца, правда. Права существ – хорошо. Стремление упрятать куда-нибудь всех, чей дедушка был не безгрешен – плохо. Поэтому в свободное от работы время позорит своего патриотически настроенного папочку и пишет в газеты гневные статьи о том, что поступки родителей на детей не влияют. На митинги вот еще ходит.
Магглы и магглорожденные, сквибы, гоблины, русалки, рептилоиды? Прекрасно! Эрик искренне и совершенно одинаково не выносит их всех, хотя не всегда им об этом говорит. Исключение составляют разве что семья, немногочисленные друзья и соседка по квартире. Несмотря на то, что добрая половина его знакомых против обычных людей на своей территории, возможное слияние миров скорее поддерживает – если довелось жить на одной планете, то зачем усложнять жизнь и понастраивать лишних границ?

УМЕНИЯ И НАВЫКИ

Хорошо разбирается в травологии и зельях, немного хуже в народной колдомедицине – матушкино наследство, к нему же можно отнести общие знания по восточной обрядовой магии, которая в основном предполагает мелкие заговоры и проклятья. Нагадает любому желающему несчастливую любовь и скорую гибель на картах, костях, кофейной гуще и злобной физиономии. Научился вызывать патронуса на старших курсах, чтобы доказать отцу, что он тоже не лыком шит, но сопля никого не впечатлила; к тому времени, как сопля превратилась в лисицу, необходимость в понтах отпала. Из немагического – умеет впутываться в неприятности и выпутываться из них, заболтает глухого и достанет мертвого, ранит громкой статьей в самое сердце, приготовит завтрак на себя и еще пять человек и двоих из них за завтрак еще и заплатить заставит.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Наверное, Эрику повезло. Он живет на пересечении миров и культур, у них с сестрой типично европейские имена и конкретно азиатские лица, - отец смеется, что от него детям досталось только гражданство. Они слоняются из угла в угол, зачитывают до дыр книги из домашней библиотеки и превращают в эпическое приключение похищение из погреба банки с вишневым мармеладом, то есть живут как самые обычные дети, просто не в самой обычной семье. Иногда их удается сплавить к бабушке с дедушкой и безобразничают они уже там, но вопреки просьбам главы семьи и его родителей юные волшебники маггловского образования так и не получают. До Хогвартса их обучением занимается мать, бурча и причитая, что западные маги не несут никакой ответственности за подрастающее поколение. Хёджин никогда не обучалась в школе, но дело свое знает: Эрик впервые берет в руки гадальные карты едва ли не раньше, чем ложку, а уж свойства чемерицы и отличия съедобных грибов от несъедобных они с Хлоей запоминают задолго до того, как сверстники вообще узнают об их существовании. Пока у них нет палочек, их дело – травы да простейшие зелья, умение вернуть прошлое и заглянуть в будущее. Точно лучше, чем балду пинать.
Это уже практически семейная легенда: про молодую обаятельную ведьму, сбежавшую из болотистой корейской глуши даже не в ближайший большой город, а в другую страну, в чужую и холодную Британию – просто потому, что ей казалось, будто там проще добиться успеха. Про не менее молодого и обаятельного колдуна, который абсолютно случайно как-то раз зашел узнать, что ему готовит будущее, и утонул в глазах гадалки. Про то, как из любви этих молодых и обаятельных вдруг получился семейный бизнес, пестрый дом в деревеньке на побережье и двое детей. Эрик готов часами слушать рассказы родителей, они не заканчиваются и не надоедают. Мама говорит красиво, в ее словах скрываются золотые драконы и водяные змеи, вернувшиеся в мир живых мертвецы и ослепительно красивые женщины, прячущие под юбками пушистые лисьи хвосты. У нее много сказок, добрых и злых, смешных и страшных, и мальчик запоминает все до единой... Хотя самую страшную сказку всегда рассказывает отец. Сказку, которая была на самом деле. В ней говорится про Темного лорда и тех, кто ему помогал, про черные тени и вспышки зеленого света, про ту нечеловеческую жестокость, с которой чистокровные волшебники, поддерживавшие эти идеи, расправлялись с теми, кто, по их мнению, магии был недостоин. Среди «недостойных» когда-то был и сам Фрэнк.
- Не позволяй высокомерным ублюдкам решать, чего ты достоин и что тебе делать. И без разницы, что у этих ублюдков там по венам бежит и из какой они семьи. Им и так теперь в жизнь не расплатиться, - и пусть отец когда-то струсил и не вышел на поле битвы; пусть. Теперь он, как выживший, может научить своих детей таких ошибок не повторять. Эрик внимает словам отца с благоговением, с восхищенной детской готовностью, он любит свою семью и категорически не любит тех, кто делает ей больно. И если такие люди есть на свете, то… это их проблемы как бы.
Папочка прав, да: высокомерные ублюдки не делятся на волшебников с «чистой» и «грязной» кровью, они вообще не делятся. Нескладный долговязый подросток из дома по соседству так смешно визжит, когда его голые лодыжки оплетают жгучие крапивные стебли. Это магия. Она будоражит и пьянит, от нее едва ощутимо покалывает кончики пальцев. Ма-ги-я. Если бы сосед был умнее, он бы не пытался оборвать для своей девчонки их клумбу, где совсем недавно распустились посаженные Хлоей цветы. А так – пусть сам теперь разбирается. Эрик смеется резко и зло, он ликует от своего первого в жизни стихийного колдовства и буквально кожей впитывает чужой страх. Мансфилдов больше никто и никогда не обидит.

***

После первого в своей жизни школьного дня Эрик сидит на холодном полу туалета и, подперев голову ладонями, грустно вопрошает: почему Слизерин? Нет, все понятно, но почему все-таки именно Слизерин? Ответить могут лишь стены да раковины, но они, к сожалению, молчат. Величайшая тайна остается неразгаданной. Наверное, если бы он мысленно попросил, Шляпа учла бы его желание и отправила, например, на Рейвенкло, туда, где провел свои школьные годы Мансфилд-старший. Но нет ведь, голова была пуста как воздушный шарик, и все, что в ней звучало – бесплотный голос, решающий его судьбу. Свежеиспеченный первокурсник не понимает, как мог такое заслужить, чего древняя магическая шапка от него хотела и как теперь написать домой. Ведь для Фрэнка, до сих пор убежденного в том, что каждый слизеринец мечтает загнать магглорожденных в рабство, новость о распределении – позор. Предательство! Кошмар!  Он поднимается и бредет в гостиную, по дороге вспоминает лица тех, с кем ему предстоит провести долгие годы учебы. Обычные, в общем-то, лица, таких и на других факультетах полно. Не похожи эти ребята на будущих злодеев, да и на настоящих тоже не особо. Похож ли он сам? Пока неясно. Может быть, он просто какой-то неправильный?

***

Он действительно неправильный. Это ощущение не покидает его даже к третьему курсу, когда приходит время отправлять на учебу малышку Хлою. Она смотрит с обожанием, для нее он все еще любимый старший брат, безусловный авторитет и единственный после родителей человек, которому она верит. Для всех остальных – оскалившийся чернявый зверек, бессмысленный и в целом бесполезный. Средненький. В травах и зельях все еще разбирается лучше, чем во всем остальном, спасибо материным наставлениям, отчаянно прогуливает нумерологию, а чары и заклинания осваивает не столько на уроках, сколько после них. Вместо факультативов – дворовые потасовки и первые столкновения в вечерних коридорах, когда магическое мастерство решает, останешься ли цел и кого в конце концов потащат к декану. У декана, собственно, Эрик бывает не чаще других, но лишь потому, что умеет вовремя прикинуться идиотом, вежливо улыбнуться и замести следы. И уж чего-чего, а нарушений и всевозможных конфликтов в жизни Мансфилда хватает. Это все плохая компания, да, хотя он считает эту компанию просто прекрасной. Пока одна половина школы относится к детям «проигравших» как минимум снисходительно, он с другой половиной учится судить малолетних заложников родительской славы по их поступкам. Ведь некоторым из них просто не повезло. Для кого-то – заранее преступники, для него зачастую – товарищи по несчастью, а то и по факультету. Разве может человек, который пять минут назад дожевывал бутерброд с ветчиной в соседнем кресле, быть совсем уж конченым? Да ну бросьте. Из-за этого он все чаще ссорится с отцом, который до сих пор свято верит в свои стереотипы. Перед самим Эриком вопрос «почему Слизерин?» уже не стоит. Почему, зачем. Чтоб вы спросили. Но неодобрение семьи – вещь непростая; он постоянно нервничает. Прячет это за отчаянными проделками, носится по школе с буквально летом подаренным фотоаппаратом, во все сует нос и постепенно за наглостью и фальшивыми оскаленными улыбками перестает замечать себя. Не замечает и болезненно припухшее левое колено, списывает все на случайное падение или последствия очередной драки – какая разница, одним ушибом больше, одним меньше, он уже давным-давно перестал считать синяки и ссадины. Идти жаловаться в Больничное крыло кажется глупым и мелочным; Эрик смеется снова и снова и бежит по своим делам. А нога продолжает болеть. Продолжает, продолжает. Со временем это начинает надоедать, потом становится неприятным, потом почти нестерпимым. Слабость и трясущиеся руки – от нервов и недосыпа, от слишком напряженной учебы, от чего угодно; ввалившиеся щеки – наверное, от плохого аппетита. Мало ли оправданий, ну, уж что-что, а оправдываться он может бесконечно. А потом, сразу после окончания семестра, мир вдруг ухает и проваливается в липкую серую пелену лихорадки, сквозь которую разглядеть можно только кровати и лица целителей, да и то смутно, а расслышать – что-то про кости. А в костях рак. Мамочки.
В прежнее состояние его возвращают быстро, но кто сказал, что на этом все заканчивается? В волшебном мире нет лучевой терапии и необходимости в химии; Эрик послушно глотает лечебные зелья и, кажется, смертельно надоедает своими вопросами всем до единого колдомедикам на первом этаже Мунго, но всесильная магия, способная прирастить почти оторванную руку и исцелить любую рану, почему-то все-таки не может до конца остановить болезнь. Опухоль сжирает кость как голодная собака, прорастает в мышцы, медленно убивает; на одутловатое, покрытое сетью вен колено он не может смотреть без злых беспомощных слез. Почти взрослый и должен уметь справляться, быть сильным, но не может. Не может справиться и тогда, когда впервые краем уха слышит в больничном коридоре страшное и такое чужое слово «ампутация». Отец бессильно ругается куда-то в воздух и ищет деньги на дальнейшее лечение, «потому что должен же быть какой-то другой выход», мать ругается тоже, но все больше на мужа, богов и британскую колдомедицину. А потом вдруг успокаивается, но как-то нехорошо. А потом спрашивает у мужа, утешит ли его, если сына похоронят целеньким.
Хлоя проводит все каникулы рядом с его кроватью, а потом все-таки уезжает к началу очередного семестра – одна. Она цепляется за брата и хочет остаться, но он сам с истеричным каким-то смехом просит ее ехать спокойно и не забывать писать письма, а еще не нарываться на неприятности. Ее ждут холодные школьные стены, пыльные книги, друзья, а его ждет… что-то другое, наверное. Он дуреет от запаха сушеных трав и истершейся ткани целительских халатов, от пропитавшего все вокруг запаха отчаяния. Ему плохо. В один не очень прекрасный день Эрик проваливается в искусственный магический сон и не уверен, боится он больше проснуться или не проснуться, потому что знает: когда он откроет глаза, под тонким одеялом будет всего одна нога. Вторую заберут злые духи из сказок выдумщицы Хёджин.
Он все-таки просыпается, конечно, и долго, очень долго смотрит на дверь палаты. Там, снаружи, его ждет прошлая жизнь, но он думает о том, что сказать родным. А потом тихо ревет в подушку, потому что взрослеть, оказывается, даже больнее, чем наступать на ногу, которой нет и уже никогда не будет. Как он теперь будет жить, сможет ли вообще? Мама уверена, что сможет. Она приходит раньше всех, приносит в унылые больничные стены свои странные привычки и дрянной английский, запах корицы и трубочного табака, шуршание сатинового платья, лукавый, похожий на клекот смех и медовые булочки из чайной. Глаза у нее мокрые, но она поджимает губы и обнимает сына до хруста в ребрах.
- Ты как лиса, которая попала в капкан и отгрызла себе лапу. Она перестала быть лисой? Нет. Вот и ты не раскисай.
Во сне он видит трехлапую лисицу с умными черными глазами, но печально думает, что не похож на нее, да и на себя тоже не похож, наверное. Он теперь просто отвратительное чудовище, а никакая не лиса.

***

Год обучения пропущен «по состоянию здоровья, но он возвращается ровно через по его окончании, сразу же после очередных зимних каникул. Возвращается как стихийное бедствие. Тощий, костлявый, смеющийся непривычно громко, в руках трость, вместо ноги – бесполезная деревяшка. На вопросы отвечает уклончиво, глупыми шутками, на придирки и насмешки иногда не отвечает вообще, а иногда фирменным своим зубоскальством доводит дело до драки. Ему нравится видеть, как былые обидчики то и дело отводят взгляд, ведь для кого-то из них позорно унижать инвалида. А вот ему, инвалиду, не позорно. Он тут, вообще-то, заново начинает жить.
Бывшие однокурсники уже не однокурсники, а те, что не бывшие, то и дело посматривают косо. Они не просили себе в компанию сумасшедшего дотошного калеку, но Эрику плевать. Он живет так, как жил, и даже еще веселее: записывается репортером в школьную газету, мстительно сжигает за ненадобностью свою старую метлу, подливает самой заносчивой девчонке факультета в чай раздувающий раствор, сдает С.О.В. даже лучше, чем ожидал, а главное – внезапно находит в жизни смысл. Один-единственный пропущенный год его одноногое величество не волнует. Что вообще такое год? Каких-то несколько сотен дней. Для него – несколько сотен дней страха перед миром и ненависти к себе, бессильного мата, попыток заново научиться ходить, разбитых после падения локтей и бесконечного ожидания запланированных осмотров в больнице. Столько же выпитых зелий – сначала обезболивающих, потом успокоительных, потом снова целебных, чтобы добить опухоль, потом – снова обезболивающих и еще каких-то сверху. Он помнит каждый из этих дней, но ограниченному дефективному большинству сообщать об этом не торопится, вместо этого превращаясь в самого отпетого фрика из возможных. Над ним могут смеяться, его могут презирать или ненавидеть, но главное – не жалеют. Эрик с лихой готовностью идет на такие жертвы и ни на секунду не забывает, кто он на самом деле есть. Чудовище же. Был, есть и будет чудовищем.

***

- Доброго вечера всем колдунам, ведьмочкам и прочим слушающим, с вами все еще Эрик Мансфилд и ваш любимый «Лондонский матюгальник», шеф, только без обид. Сегодня льет как из ведра, но не дуйтесь на погоду как чертовы нарлы, у меня для вас столько новостей, что вы закачаетесь, а чтобы не качаться - сядьте поудобнее и грейтесь об следующий ну просто обжигающий трек, пока я готовлю чай...
Ему двадцать три. Слишком много для придурка вроде него, наверное. Давным-давно остались позади школьные годы, выпускные экзамены, маленькие подростковые проблемки и прежние подработки, с каждой из которых он вылетал с треском. Не умеет вовремя останавливаться и захлопывать варежку, зато поразительно хорошо умеет оказываться в нужное время в нужном месте. Везучий хромой хрен. Решил устроить скандал на одном из каналов магического радио из-за якобы неверной информации об очередном митинге – внезапно нашел работу, потому что публику надо уметь зажечь, а он сумел. Пошел как-то в пятницу пропустить кружку пива – упился до потери пульса и потерял кошелек, зато внезапно проснулся на одном матрасе с барменом и как-то незаметно разделил с Гвендой жилплощадь – разумеется, из чистой платонической любви к ее коту и алкоголю со скидкой, а особо неудачливый ухажер, зашедший к соседке в гости, рискует теперь уйти не только в обоссанных ботинках, но еще и с бумажным оберегом от нечистой силы, криво налепленным на лоб. Он любит сестру и маму с папой, сливовый чай, деньги и мир вокруг, а вот идиотов вокруг не любит. А так как их в последнее время как-то даже слишком много, то… это война, господа.

СЛАБОСТИ

СТРЕМЛЕНИЯ

Ни разу не легкоатлет и вообще отвратителен во всем, что касается физических нагрузок. Зрением хорошим, в общем-то, тоже похвастаться не может. Боится боли. Курит и пьет, поэтому помрет молоденьким.

В идеале хочет свою радиостанцию, орды поклонников и мировую известность почему нет, но для начала хотя бы выспаться и получить прибавку к зарплате. Хорошо бы еще выдать замуж сестру, чтобы отвести внимание родителей от себя.

СВЯЗЬ

УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ

https://vk.com/id210288989

Хотелось бы, чтоб активное.