Четырнадцатое февраля - день боли, тлена и кровотечения из глаз. Это утверждение Кирен считал прописной истиной и старался не болеть своими мозгами, готовясь к подступающему аду локального масштаба. И дело вовсе не в том, что сея дата касалась нежных сердечных дел, свиданий, проявлений крайней степени изобретательности при скупых возможностях воображения у людей - дело в объеме работ.
  Кирен привык причислять себя к толковым специалистам в своем деле, даже имел собственные наработки и занимался не только изготовлением готовых рецептов, как того требовал долг службы, но и личными изобретениями в любое подходящее для этого время. Он искренне считал это отдушиной в монотонной рутине, захлестывающей время от времени, словно Дьявольские Силки. И, положа руку на сердце, лучше бы это были именно они - зловредные лианы можно оставить ни с чем всего лишь расслабившись, а если ты расслабляешься, погрузившись в вязкое болото рутины, то можно захлебнуться зловонной тухлой жижей, на которую в такие моменты и походит жизнь. Лишние барахтанья тоже не помогли бы, но максимальная степень сосредоточенности никогда не повредит, особенно если рутина для вас - ежедневная варка зелий почти поставленная на конвейер. Особенно, если этот конвейер налажен перед праздниками. Особенно, если этот праздник - День Святого Валентина. Всевозможные любовные зелья, парфюмы, порошки - само собой - разлетались как горячие пирожки, не говоря уже о разных средствах омоложения, шампунях от облысения или, наоборот, жидкостей для удаления волос с труднодоступных и неудобосказуемых мест.
  И именно сегодня, после закрытия аптеки и безумного, совершенно бешеного дня, в который была распродана едва ли не добрая половина содержимого всех стеллажей, Моран умиротворенно сидел в полутемном помещении, довольствуясь лишь несколькими горящими свечами у него на рабочем столе, находящимся за прилавком, у самого окна с витражным стеклом, на котором изображен дымящийся котел. Кусочки стеклянной мозаики поблескивали, когда пламя какой-либо из свечек подрагивало. Початая бутылка огневиски была почти полной - он всего лишь плеснул немного себе в стакан и сделал глоток, откладывая в сторону очередную накладную, уже проверенную и исписанную его калиграфическим почерком. Нужно было поработать и с бухгалтерией, но сейчас все ощущалось несколько лениво, да и перспектива провести пару экспериментов в лаборатории привлекала намного больше.
  В стекло постучали, явно клювом, и Кирен поднялся со своего места, чтоб открыть окно. Безликая сипуха, как и сотни ее сородичей из почтовой службы, уронила красный конверт прямо на груду папок и была такова, почти мгновенно исчезнув из виду в ночном темном небе. Захлопнув окно, Кирен поспешил убрать папки - надо же, громовещатель. И у него даже были соображения по поводу личности отправителя!
  Конверт поднялся в воздух, образуя подобие рта и... разразился отборной руганью, вперемешку с рыданиями и угрозами:
  - Моран! Мордредов ты ублюдок, мое терпение иссякло! Я столько раз давала тебе шанс исправить все что ты натворил, но, видимо, права была моя мама - ты непроходимый кретин! Мои руки до сих пор в язвах из-за твоей дурацкой шуточки, придурок! Как я могла быть настолько слепа? Ты - ничтожество, не стоящее и моего пальца! Между нами все кончено! И даже не вздумай мне пи... - конверт загорелся, проглотив окончание слова и осыпался горсткой дымящегося пепла на стол. Кирен, откинувшись на спинку стула, улыбался уголками губ. Шарлотта. Вновь она. Всегда она. Всюду она. Ему даже стало казаться, что покоя от нее не будет до самой его смерти, весьма скорой, потому что эта особа умела быть истинно надоедливой и вопиюще раздражительной.
  Когда они расстались - он искренне любил ее, виня во многом себя. Когда они через несколько лет встретились - Моран не заметил подвоха и попытался забыть неприятный инцедент, видя как стремительно его бывшая набирает обороты, пытаясь вернуть их отношения. Через неделю Кирен начал ее избегать - Лотта ни капли не изменилась в лучшую сторонус тех пор, даже стала еще хуже, через две - перестал отвечать на письма, а потом, придя в ярость от того, что эта дура заявилась к нему в рабочее время и устроила в аптеке скандал, отправил ей заказанный крем от бородавок, в который не пожалел хорошей порции гноя бубонтюбера. Бородавки ведь все равно исчезнут, и не важно, что вместе с кожей рук. Приятная маленькая месть, пусть немного детская, но сколько удовольствия она доставила!
  - Шла бы ты нахер, милая, - отсалютовав остывающему пеплу стаканом с огневиски Кирен сделал глоток и уничтожил следы письма. Определенно, это стоило отпраздновать.