ПЕРСИ УИЗЛИ – отец. Бессменный глава отдела Магического транспорта.
ОДРИ УИЗЛИ – мать. Заведующая отделением Травм от живых существ в Мунго, после поступления Люси в Хогвартс стала занимать своё свободное время сидением с соседскими детьми (за плату, конечно, не забирается же она к ним в дом) и посещением курсов кулинарии и рукоделия (похоже, кто-то готовится к внукам).
МОЛЛИ УИЗЛИ МЛ. – сестра. Подмастерье в «Магазине котлов Потажа», с которой Люси видится только случайно.
ЧАРЛИ УИЗЛИ – дядя. Глава Бюро по розыску и контролю драконов, будто бы с десяток лет назад решивший вырастить из Люси свою ассистентку.
О детстве у Люси остались только светлые воспоминания. Её отец, Перси Уизли, вскоре после своего «возвращения в семью» где-то во времена битвы за Хогвартс поменял местами полюса своих симпатий и вскоре взял в жёны Одри Аттвуд, коллегу по работе. Как-то всё это слишком быстро получилось: и их знакомство, и через несколько месяцев последовавшая свадьба. Это всё как-то «совсем не похоже на Перси», цитируя некоторых из его родни. Но это не было быстро: они встретились ещё в день прибытия Перси в министерство. Они не обмолвились ни фразой, ни даже словом, но магическим, да, поистине магическим способом отличили друг друга в этой толпе спешащих куда-то людей и запомнили. И каждая новая случайная встреча отличала этот день от предыдущих. Только невзначай обмолвившись об этом спустя годы, разве нельзя было уже не почувствовать себя близкими?
Пока до этой встречи далеко, у них были свои собственные заботы: были и романы, и у Одри, почему-то так и напрашивается слово «естественно», больше. Она, конечно, привлекательна, со своими тёмно-каштановыми волосами, правильным носом и хорошей фигурой, но в основном это была штука отношения ко времени, его распределению, своих собственных приоритетов. Одри хотела семью, Перси хотел работать, и пока эта установка читалась в их глазах и наличии-или-нет повышения, они не могли пересечься. Да, до того момента, когда что-то в Перси сдвинулось и поменялось. Ему снова пришлось вернуться в Министерство; это снова был для него словно первый день в ставшем незнакомым месте – и она тоже снова была там, неведомым образом выделяющаяся в потоке постоянно спешащих куда-то людей. Когда у Перси был перерыв, он пригласил её на чашечку кофе.
Одри кофе не любила, но через полгода уже помогала разливать его по бесконечному ряду чашек в Норе. Все нашли её достойной партией. Когда закончились все вариации шутки про «почему нас не пригласили на свадьбу», начались шутки про «ждём таких же скорых внуков», однако вот с этим молодые пока не так сильно торопились. Относительно не торопились: нужен был дом, нужно было его найти и обставить, нужно было всё распланировать и, да, как же прекрасно после работы, с которой вы идёте вместе, усесться за пахнущем новизной кухонном столике, разложить кучу бумаг, и обсуждать, обсуждать, обсуждать…
Люси была второй и заключительной; было ли это частью плана или нет, уже не столь важно. Воспитывались обе дочери в атмосфере типичного семейного уюта, когда мать имеет более свободный график и управляется со всеми делами дома и дочерей, а отца видишь только по вечерам и по выходным. Круг их общения этим не ограничивался: были и play-dates с детьми друзей родителей, были просто случайные знакомства, в том числе и с магглами, на соседней прогулочно-спортивно-игровой площадке, были и частые визиты в Нору, которые, впрочем, доставляли Люси не очень много удовольствия. Ей всегда казалось, что она будто бы просто сопровождает Молли младшую на её некую работу. И Люси по-детски завидовала этой пока недоступной занятости.
Кто-то мечтает о велосипеде, спортивной машине или абонементе на пожизненно бесплатную пиццу; Люси мечтала о работе. Она вкладывала в это понятие что-то такое благородное, рыцарское: Одри заботилась только о них, Перси заботился о целом мире. Он был ответственен за нечто большее, он делал что-то большее, - хотя Люси долго не могла понять, чем он вообще занимается. Её любимым развлечением было собирать с утра рюкзак (то есть портфель) с необходимыми в течение дня вещами (то есть необычайно важными документами и уликами, да, ведь постоянно нужно что-то раскрывать и с кем-то бороться – иначе что это за работа такая?), их список она составляла в уме заранее ещё в кровати… а вечером разбирать эти вещи, аккуратно раскладывая их по местам. Любила составлять списки, рисовать схемы и строить планы, разбивая их на разные категории и степени важности.
Да, наверное, Люси немного завидовала Молли, тому, как к ней все постоянно за чем-то обращаются, тому, как ей никогда не бывает скучно. Ещё завидовала тому, как сестра со всем легко управляется, как ловко может расставить какую-нибудь за секунду помытую ей же посуду или нацепить на царапину пластырь без единой складочки. И они так и не стали близки, хотя, наверное, во многом могли быть похожи.
Что ж, Люси никогда не любила незавершённости: и продолжать изводить себя неприятными мыслями себе позволить не могла тоже. Ей необходима была деятельность, она жаждала знаний, причём практических знаний: для неё это было важно. Вот к чему приводит конкуренция, да? Люси идёт в домашнюю библиотеку, роется в книгах. У неё ещё есть время, до Хогвартса ещё есть пара лет: она уже знает, что будет волшебницей, ведь не могло быть иначе, и никак иначе нельзя объяснить её магические проделки, стоящие некоторых неприятностей и порой запретов выходить на улицу, потому что иногда Люси порывалась показывать соседским мальчишкам «фокусы». Люси хорошо социализировалась в любом детском обществе, вне зависимости от концентрации в нём магической силы. У неё не было ничего, что могло бы вызвать презрение: ни заскоков, ни странностей, ведь «фокусы» она делать разучилась быстро (после разговора с отцом-то). Лидерских качеств не было тоже. Она была частью команды. Ни вожаком, ни отщепенцем стаи: её костяком, а такие люди нужны всегда.
О чём мы? Да, о книгах же. Сначала ей нравилось всё о приключениях: это вызывало смутную ассоциацию со сказками о драконах и похищенных принцессах, рассказанными ей когда-то на ночь то ли отцом, то ли матерью, то ли дядей или кем-то другим из родственников; она не помнит голос, она помнит впечатление и образ. Люси всегда интересовала судьба дракона, и ей не удавалось уснуть до того, как его жизнь не была налажена вмешательством в канон сказки. Потом в ход пошли энциклопедии, всякие определители грибов и ягод, с которыми Люси ходила в соседний пролесок и пыталась отыскать какой-нибудь африканский мухомор под склонившейся осиной.
Вот так в лесу где-то в округе Норы её и нашёл дядя Чарли, отправленный на поиски Люси обеспокоенной Одри; и, наверное, с того момента и завязалась их дружба. Трудно дружить с ребёнком просто потому, что он как бы ребёнок и твой родственник, но когда ты понимаешь, что вы с ним именно чем-то родны и ты для него можешь сделать много всего хорошего, то это становится намного легче. Теперь в лес они ходили вместе, и энциклопедии были уже не нужны. У Люси появился пример – у Люси появилась цель когда-нибудь стать таким же примером для кого-то ещё. Чарли многое ей рассказывал, часто эти рассказы затрагивали его приключения, его жизнь, его детство; Люси узнала о скаутах, и на некоторое время становление участником этого движения вытеснило в качестве мечты поступление на работу. Оно было более реальным, так сказать, более близким к осуществлению, и Люси стала подготавливать себя к этому знаменательному событию. Чарли где-то откопал книжку, маггловскую, конечно, но сойдёт; его собственное руководство бойскаута сослужило хорошую службу, но так и сгорело в качестве растопки, страница за страницей, поход за походом, будто пожираемые пламенем буквы магическим образом перекочёвывали ему прямо в память.
Вся эта затея привлекала Люси возможностью не просто проводить время на природе, а познать её, исследовать; она не преклонялась перед ней как перед некой великой силой (явления природы для неё не переходили грани физических явлений, это всё было неживым: и дождь, и свет, и снег; а вот звери – их Люси любила всегда и умела «найти с ними общий язык», даже несмотря на то, что в доме у них водилось всего несколько поколений хомячков, и простора для практики особого не было) и не пыталась её покорить: если бы не было возможности, свои скаутские занятия она бы придумала как исполнять даже дома или в гараже, фантазия у неё хорошая. Её привлекал дух товарищества, добровольное подчинение справедливой иерархии: а мы ведь уже говорили о её типичном положении в обществе? И снова – знание!
Только до того момента, когда Люси станет скаутом, пройдёт времени чуть больше, чем она надеялась; к магглам её попросту не отпустили, а с аналогом со стороны Магической Британии убедили подождать до хотя бы первого года Хогвартса. О них же заботились, да. Перси понимал Люси больше; Одри, несмотря на то что времени с ней дочери проводили много с самого раннего детства, так и осталась для Люси чуть ли не чужой, и с каждым годом они всё больше и больше отдалялись. Возможно, как раз-таки из-за того, что отец не проводил с дочерями целые дни, ему всегда можно было что-то рассказать, а он был приятным слушателем и хорошим советчиком. К тому же, работа Одри включала настороженное отношение ко всему дикому и животному, из-за чего дома держались только хомячки, и то под усиленным контролем, а одержимость Люси походами в лес часто вызывала у женщины «приступы» материнской заботы и вправления мозгов, справиться с которым могли только обаяние и авторитет Чарли Уизли (постепенно они стихли, но любой прокол Люси ассоциировался именно с этим её «дикарством»). Это никак не влияло на отношения родителей, как пара они были счастливы: Одри хватало того, что дочери её случаются и уважают, проблем с ними никогда особых не было.
Люси не высказывала ничего резкого или накипевшего (а накапливается всегда, даже по мелочам), зато у неё были дневники, в которые она записывала все свои мысли и переживания. Даже самые ранние её «пробы пера», - а эти книжки сопровождают её в рюкзаке чуть ли не с того дня, как она научилась писать, - отличались аккуратностью. Там были рисунки (рисует Люси хорошо, но мало кто об этом узнаёт вообще) и карты (странным образом в ней гармонировала рациональность с практичностью и богатая фантазия с периодами глубокой мечтательности), там были кривые от волнения строчки, там было что-то зачёркнуто и втиснуто между строк, но в них всегда чувствовался какой-то порядок, «будто бы так и было задумано». Она умела соблюдать некую меру. В целом дневник у неё израсходуется за год; ещё с подросткового возраста она взяла за привычку начинать новый со дня рождения. Поэтому для «личного пользования», для себя то есть, Люси никогда не покупает ежедневники: во-первых, отсчёт их года начинается с первого января, во-вторых, ей попросту нравится искать место в уголке листа для даты и не зависеть от пустующего пространства отмеренного числа линеечек. Держатся они у неё в приличном состоянии все отмеренные им на жизнь двенадцать месяцев: к вещам у неё отношение всегда аккуратное, некоторые сопровождают её уже который год, что хорошо видно на фотографиях. Особенно семейных: чаще всего на все эти (не слишком официальные) сборища она приходила в «многострадальной» лёгкой голубой блузе и джинсах классического кроя, которые, впрочем, сидят на ней не так идеально и по непонятной причине свисают, поэтому поддерживает их качественный кожаный ремень; то же можно сказать и о босоножках, которые Люси носит чуть ли не со школы: подросла она среди первых в своей параллели, но так же быстро в росте и остановилась. Она не из тех, кто надевает первое, что выпало из платяного шкафа: с самого утра она знает, что будет носить целый день; верно это и в отношении еды и выбора музыки.
Итак, снова возвращаемся во времени обратно, лет на десять назад. Люси одиннадцать, она стоит на знаменитой платформе, Многие учебники достались от сестры, но она не против: главное, что мантия своя. В тот день она всё время, отведённое до отправления поезда, провела в компании родителей; Люси было немного страшно, интересно, но всё же страшно. Ведь это был другой, непознанный мир.
Что мы имели на тот момент? Любознательную и наблюдательную девочку, которая очень долго почти безвылазно жила в своём внутреннем мире, своей внутренней библиотеке, куда кропотливо складировала любые сведения, имеющие в её глазах практическую ценность; лазавшую по деревьям не для того, чтобы пощекотать нервы или похвастаться ловкостью, а потому что приметила чьё-то гнездо (или просто уплотнение веток?..); из друзей одни приятели, хотя конфликтовать не конфликтовала и производить приятное впечатление умела: впрочем, это не то, на чём завязывается дружба; сердце её ни о каком мальчике соседском ещё не ёкало, детских травм не носила с собой тоже; носила дневник и тетрадку без полей для рисунков. Она попала на Рейвенкло, по стопам матери, и, пожалуй, это было ещё одно точное попадание Шляпы.
За учёбу Люси принялась с необычайным усердием, потому что ей это нравилось: новая обстановка казалась уже не пугающей, а в какой-то степени притягивающей интерес своей загадочностью, и в этой атмосфере предметы, - тоже новые и интересные, к тому же, - были даже не школьными предметами в обыденном смысле, а чем-то вроде, о да, ресурсов точно, проверенно полезной информации. Вообще вскоре у Люси это стало проявляться достаточно явно: она не может долго заниматься ерундой, у неё начинается-то что-то вроде психологической чесотки, она берёт кипу каких-нибудь бумаг и начинает что-то с ними делать; однако бывает и наоборот – в самые дни завалов у неё обычны часы жевания жвачки и смотрения в потолок. Гармония, да? Для Люси это многое значит.
Учёба давалась может и не легко, но процесс доставлял Люси большое удовольствие: у неё был личный интерес, и потому находилась она всегда где-то между хорошо и отлично. Это непостоянство не делало из неё «зубрилку», а взирать с вершины своего успеха на болтающихся у подножия неудачников Люси не умела: она костяк, помните? Она любила командные игры, на метле хорошо сидела, потому на какое-то время даже была участником сборной по квиддичу от своего факультета. Потом времени становилось всё меньше и меньше, особенно с того момента как родители поставили вопрос о том, что, ну, куда дальше-то собираешься, доченька? «К Чарли». Она вообще выпалила это без особых раздумий, но они правда как-то об этом говорили, и добрый дядя был не прочь видеть своей ассистенткой в меру усидчивую и в меру активную, любящую равно полевые работы и работы офисные. С годами взросления Люси их дружба только крепла, крепла возрастающим уважением друг к другу.
Он всё-таки уговорил Перси с Одри отдать Люси летом в гёрлскауты: это был её второй год обучения. Наверное, этого момента она ждала чуть ли не больше, чем поступления в Хогвартс. Вечером за день отправления они с Чарли проверяли её «готовность»: он задавал ей контрольные вопросы, выдумывал самые невообразимые ситуации, а она рисовала схемы компактного уложения людей в ночные мешки и чертежи «домов» из брёвнышек для самого рационального розжига костра. На деле всё оказалось даже проще, чем она предполагала, подготовка дяди Чарли сослужила ей хорошую услугу и сделала первой «звёздочкой» её отряда. С тех пор каждое лето она отправлялась в ставшими знакомыми далёкие леса, а вот походы с первым учителем становились всё реже и реже; потом их заменили уже рабочие – но до этого далеко, а пока она просто чувствовала, что ей этого очень не хватает. Бывало, что уйдёт и одна: так, на пару дней, оставив записку с приложением точного маршрута, нарисованного ей же, с отметками остановок и приблизительного времени прибытия на них.
Да там потом ещё и влюблённость примешалась: уже год пятый, вот как перескочили, да? Нужно определяться с будущим, распланировать следующий поход да ещё и выспаться наконец нормально, потому что почему-то стало клонить то книжку почитать с карманным фонариком (да, она ещё носит с собой рюкзаки со всякими потенциально полезными предметами, эта привычка останется с ней, похоже, на всю жизнь), то просто на заход солнца поглядеть: наверное, это было рассадником болезни, и она просто не могла не начаться. Люси как-то даже и не узнала, как его зовут, просто видела изо дня в день за соседним столом Хаффлпаффа, и было что-то такое располагающе мягкое в его взгляде и каждом его движении (особенно когда он накладывал рагу к себе в тарелку, его он очень любил, Люси знала), что не могло в сердечко не кольнуть. То ли это дала о себе знать прятавшаяся внутри стеснительность (с возрастом ей действительно становилось всё труднее заводить разговоры, поддерживать темы и придумывать шутки, и единственной отдушиной оставался кружок задротов, в который входили Роуз и некоторое число других любителей поковыряться в книжных опечатках и шифровать тайные послания учителям и министерству в первых буквах слов, составляющих школьные сочинения), то ли всегда родной ей романтизм (так не делается же, на что судьба тогда, ну?), то ли в генах заложена программа родителей «приглядись пару лет; если выживет, то годен». А может сама Люси знала, что это всё её фантазия, и на самом деле (нет, не его как человека) чувство это она скорее сама себе внушила, потому что почему вот у всех есть, а у неё нет?
В общем, действительно, прошло это всё и забылось. СОВ сдала достаточно хорошо для того, чтобы спокойно доучиться до ЖАБА, а после него сразу в министерство, на стажировку к дяде. Последние два года она, наверное, только этого и ждала: помните же про мечты о работе? Каково это – возвращаться домой вместе с отцом, синхронно оставлять рабочие чемоданы у входа в кухню, чтобы «бумагами своими к еде не лезть», рассказывать матери о том, что нового за пределами дома… Как ни странно, с возрастом Люси сблизилась и с Одри. Летом даже пробовала ходить с ней в качестве сиделки к соседским детям (ей тоже не хотелось сидеть в пустом доме, пока Молли и Люси были в школе), но ей это не особо пошло. А вот блинчики к бранчу воскресному спечь – это можно; Люси готовить умеет, но не всегда любит, хотя блинчики даже в походе в котелке из-под ухи умудрится сотворить. Конечно, пришлось дом отчий покинуть вслед за сестрой: но не из личных предпочтений, а потому что каждодневное путешествие работа-дом Люси не пришлось по вкусу. С отцом теперь прощаются уже у выхода в министерство, крепко, в стиле друг-мой-и-товарищ пожимая руки, договариваясь о том, в какой день недели ей бы заскочить на ужин.
Так и живём: в однокомнатной квартирке неподалёку от работы (стажировку прошли, теперь ассистируем), заваленной аккуратными кипами бумаг и книг, папок с ждущими написания и подписания документами и рисунков; мечтаем о том, как бы освободить место для собаки, потому что было бы очень полезно и приятно сердцу иметь четвероногого друга; иногда пропадаем по работе в лесах и прочих командировочных местах; ещё реже – присутствуем на ужинах семейных, чаще – навещаем Нору или перекусываем хот-догами с Чарли, обсуждая новые методы устранения гноя с чешуи или пытаясь пошутить про политическую обстановку, ещё чаще – в офисе. И всё хорошо. |
