Harry Potter: Utopia

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » breathe through the fear and walk through the fire


breathe through the fear and walk through the fire

Сообщений 31 страница 39 из 39

31

[NIC]Rhaenys[/NIC]

Тебе это кажется безумием.Ты чувствуешь это каждый день все острее, - или внушаешь себе, после тех его слов, - что ты всегда где-то между мирами. Жизнь и смерть. Радость и печаль. Все – грань.
Грань – это то, что ты любишь. Ею же порой живешь, даже эмоции твои чаще всего именно такие. Возможно, это именно то, что делает тебя собой, что заставляет тебя приходить так часто в богорощу.
В богорощу, хотя ни в каких богов ты не веришь. Это все фикция, – придуманные высшие силы, - созданная для того, чтобы как-то оправдывать реальность тем, что кто-то послал тебе испытания или тем, что после смерти жизнь будет, несомненно, лучше. Но на деле ты веришь в одно. Точнее в одного – Бринден Риверс незримо здесь, среди этих пней.
Бринден Риверс незримо здесь, среди этих пней. Ты чувствуешь, что в свое время он, верующий в деревья со слезами из крови, приходил сюда, чтобы выточить очередной лук из их белоснежных ветвей, который не знал промаха. Он говорит с тобой иногда… а ты думаешь о том, кто говорил с ним.
Кто говорил с ним? Ты попробовала задать этот вопрос однажды, а он не отвечает. Ты даже начинаешь сомневаться в своей вере, - что богов нет, - думая о том, что уж с ним они могли говорить. А потом…
А потом задаёшь еще миллион вопросов о старых историях, которые так тебя интересуют, чувствуя себя ребёнком, забывшим о том, что перед ним старик, которому сложно отвечать. Ты спрашиваешь о Дейроне, Деймоне, Эйгоре, - сухое лицо ворона даже спустя годы каверкается при упоминании имени, и светлеет лишь при последнем имени, - Шире. Но он предпочитает ответить на вопрос о том, кто говорил с ним, лишь бы не касаться семьи, говорит, что его звала сама магия. В это ты охотно веришь.
В это ты охотно веришь, но неожиданно даже для себя обижаешься. Почему он не хочет рассказать свою историю? Ведь его история – твоя тоже. В вас одна кровь. Его братья и сестры – тоже твоя семья. Он лишь глухо смеётся.
Он лишь глухо смеётся, и ты видишь, как пытается рукой дотянуться до твоих волос в видении, - добрый и совершенно тёплый жест, словно желая успокоить ребёнка, который не получил чего-то, - но его рука обвисает, силы нет, зато порыв ветра и его прикосновение к тебе совершенно другое. Как будто ладонь. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, чувствуя магию. Ты улыбаешься, заново задавая все свои вопросы у пней деревьев. И однажды он спрашивает тебя о том, хочешь ли ты все еще стать таким же, как он. Ты не сомневаешься, отвечая согласием. Бринден Риверс глухо смеётся шелестом листвы, когда начинает тебя учить, предупреждая, что ты совершенно не понимаешь, что будет.
Что будет – не важно, важно – обеспечить мир в стране. Если Ворон смог сделать это со своими знаниями, ты хочешь быть максимально похожей на него, знать все, что он может рассказать. Это правильно.
Правильно, думает и он, защищать семью. Поэтому и решается. Поэтому ты приходишь каждый раз сюда, чтобы слушать голос, старый и глухой, запутанный в ветре и шуршании травы. Ты закрываешь глаза обычно…
Ты закрываешь глаза обычно, чувствуя что-то древнее внутри себя. Внутри Балериона, который все еще упорно сворачивается кольцом на твоей шее, отказываясь признавать, что перерастает роль и габариты «ожерелья». И ты слушаешь… и ты смотришь.
Смотришь ли? Скорее только учишься делать это. А старик в дереве глухо смеётся, как будто вспоминает то, как проходил все это сам. Даже не обидно… скорее внушает надежду на успех.
На успех, когда он обещает, что однажды ты посмотришь на мир не просто чужими глазами, а глазами Балериона, красными, как его собственные. Ты улыбаешься, чувствуя внутри тепло.
Ты улыбаешься, чувствуя внутри тепло, когда заходишь в богорощу, - в то, что от нее осталось, если посмотреть внимательно, - но тут же понимаешь, что сегодня не будешь здесь одна: тебе навстречу идёт Призрак, который, уткнувшись носом в ладонь, тут же показывает головой в сторону, давая понять, где Эйгон. Улыбаешься волку, терпя его по шерсти, - уж это ты делать любишь, - и идёшь за ним. Тебе нравится быть здесь.
Тебе нравится быть здесь. И тебе приятно, что здесь и супруг с лютоволком. Это их место также, как твоё – они от Севера кровью, где вера в деревья еще сильна, где старую магию не считают глупой детской сказкой. И правильно.
Правильно, думаешь ты, взять здесь за руки Эйгона, который выходит к тебе. Тянешься к нему и легко целуешь, как делаешь всегда, приветствуя. Склоняешь головку на бок, когда муж начинает говорить.
Когда муж начинает говорить, ты садишься вниз, у старого пня, тянешь его за собой. Прикрываешь глаза, чтобы услышать пульс старой магии здесь, в себе, во всем. Открываешь глаза, чтобы снова посмотреть на Эйгона.
На Эйгона, который сможет исправить все, что сделал ваш отец. Ты киваешь головкой в такт этим мыслям, в такт словам Бриндена в твоей голове о том, что для этого нужны… чистые руки. Или хотя бы их видимость. И, как раньше это делал для королей Риверс, ты сделаешь это для Эйгона. К тому же, кроме всего прочего, он все еще твой младший брат, которого ты когда-то пообещала не давать в обиду никому, кроме себя самой (дело было до того, как вы нашли общий язык), просто потому, что как бы там ни было, кровь у вас одна. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, думая о том, что время все расставляет на свои места. Жаль, что в детстве ты не сразу смогла научиться не переносить злость на отца на безвинного брата. Но хорошо, что вы смогли это переступить. Что у вас есть сейчас та крепкая связь, которую не разорвать.
Так крепкая связь, которую не разорвать. Которая ощущается все той же магией, старой и древней, которую не разрушит ничто.
- Иногда говорить с собой – самое верное, - со смехом.
Со смехом, когда брат спрашивает, что будет дальше, а ты думаешь о том, что бездна внутри души, с которой ведёшь разговор, рано или поздно откликнется. И закатываешь глаза, думая о голосе ворона, что периодами раздаётся у тебя в голове – вот уж точно бездна, только не от разговоров с собственным сознанием. Пожалуй, ты все еще та восхищённая маленькая девочка. Возможно, даже больше. Ведь теперь ты понимаешь, сколько труда он вложил в освоение своих навыков. Впрочем, ему, возможно, было легче. Бринден Риверс был гениален. Величие в тени.
- И ничего плохого явно не выйдет, - чувствуешь.
Чувствуешь, как Балерион шевелится на шее, ища удобное положение, кладёт голову у ключицы и довольно шипит, мол, не шевелись, я буду тоже слушать голоса. Сдаётся тебе, что он пытается услышать своего брата или сестру, который или которая все еще спят в скорлупе белого цвета.
В скорлупе белого цвета спит дракон. Тот, что разделит свою судьбу с братом, как Балерион с тобой. Дракон, кажется, чувствуя это, приподнимает голову с ключицы и на мгновение утыкается мордой тебе в щеку. Потрясающее чувство, тем более теперь, когда ты иногда слышишь и его голос.
И его голос, как свой собственный. Ты целуешь дракона, губы касаются чешуи, прежде чем существо снова сворачивается в круг.
В круг, когда Эйгон говорит о том, что было бы, если бы старая вера была еще жива. На губках улыбка, когда ты качаешь головкой.
- Да, ты прав. Но я могу где угодно и сколько угодно раз повторить, что ты – мой, а я – твоя, - касаясь пня чардрева. – А деревья и так все знают. Или те, кто в них.
Те, кто в них. То, что в них. Ты качаешь головкой, отгоняя эти мысли. И слезы из крови себе представляешь. Старая магия. Красивая. Но вместе с тем ужасающая. Пожалуй, ты могла бы размышлять об этом часами, сидя здесь, на земле, как когда-то Бринден Риверс.
- Все они – одно, ты прав, - проголодаешь круги считать,
Продолжаешь круги считать пальцами, выводя каждый. Знаешь, что есть один секрет, но пока слушаешь Эйгона.
Слушаешь Эйгона, который говорит о том, что теперь часто носит своего будущего дракона с собой. Ты довольно киваешь головкой, считая это правильным – они всегда будут едиными, существу внутри скорлупы это нужно чувствовать.
- Ты правильно делаешь. И все случится в свое время, а магия проснётся там, где не ожидаешь, - твоя же была на Севере.
Твоя же была на Севере, в краю, который ты ненавидела ровно до появления Балериона в твоих руках. Высшие силы, - и ты все еще называешь их именем старика в дереве, - решат, с чем нужно примирить Эйгона, и тогда случится чудо.
- Знаешь, дай мне руку? – берёшь его за запястье.
Берёшь его за запястье, не утруждая вопросом «Ты мне доверяешь?», потому что знаешь ответ на него, а нелепый флирт вам не нужен – вы тоже одно.
До того, как Балерион проснулся, я делала еще кое-что. Ведь он – моя кровь, - берёшь заколку.
Берёшь заколку, открываешь скрытый в ней маленький кинжал, лезвие которого спрятано, делаешь легкий надрез на запястье брата, позволяя нескольким каплям крови упасть на скорлупу, а потом перевязываешь рану своей лентой. Она полностью заживет, не оставив следа. И тонкая полоска тоже скроется со временем.
- Кровь от крови, Эйгон, Тогда Балериона я стала чувствовать еще ярче, хотя он был там, внутри, - кладёшь ладонь брата, - Закрой глаза, послушай мир за скорлупой. Там тоже ты. Точнее часть тебя – дракон.
Кладёшь ладонь брата на скорлупу, давая ему время и тишину, а сама запускаешь ладонь в шерсть волка, кладущего голову на твои колени. Он тоже слышит. Ты знаешь точно. Ведь он – магия, ведь дракон – часть Эйгона, значит, и часть белого лютоволка. Их будет трое.
- Рассказать? Давай, я лучше тебе кое-что покажу? Чудо, - со смехом.
Со смехом, когда высокую траву у пня отводишь в сторону, чтобы показать маленький прутик с маленькими красными листочками, который тянется от корней.
- Только это секрет, - подносишь пальчик к губам. – Скоро у нас может появится свое дерево, которое будет смотреть за нами. Ты же чувствовал тепло? Оно живое.
Касаешься ладонью тонкой веточки, а потом старых корней, чувствуя старую магию, такую сильную. Чувствуя чужие глаза, смотрящие на вас. Зная, кому они принадлежат, и что они яркого красного цвета.
- Знаешь, мы через пару месяцев поедем в Дорн. У Арианны появится наследник, - тоже знаешь.
Тоже знаешь, видела, пока еще смутно, но Бринден Риверс говорил, что ты можешь гордится. Правда, после каждой попытки просмотра ты очень устаёшь, все больше удивляясь тому, как легко он это делал и делает в своём возрасте.
- Отцу там будут не рады. А нам да. Государственный визит, который на деле будет приятным и вовсе не политическим для нас, - с улыбкой.
С улыбкой, ты знаешь, что брат будет тоже этому рад. Вы и Мартеллы – одна семья. К тому же возможность покинуть двор радует. Но это будет позже. Сейчас же ты берёшь Эйгона за руку и внимательно смотришь на маленькие алые листья, думая о том, что желаешь, чтобы они выросли поскорее, чтобы ты скорее могла увидеть плачущее лицо молодого дерева, возле которого будешь сидеть, слушая голоса или просто думая о чем-то своём, чувствуя, что за тобой наблюдает старик со смехом, сотканным из шороха алых листьев.

+1

32

[NIC]Aegon[/NIC]
Мы преступно мало знаем о мире, в котором живем. Мы забываем – несколько поколений уходят назад, пропадают в небытие вместе со знаниями, которые они берегли, настоящие события обрастают легендами и становятся сказками, которые рассказывают детям, даже не задумываясь, что у историй, возможно, был прототип. Герои прошлого становятся персонажами песен, их имена треплют на ветру певцы, перевирая правду ради красивой рифмы. Живущие здесь и сейчас считают себя бессмертными, а на самом деле вечна только память.
Память, знания, пара строк под годами жизни очередного лорда или короля. Крипта Винтерфелла со стертыми от времени лицами фигур, хранящих сон тех, кто жил много лет назад. Старые сказки Севера. Красный замок, выстроенный триста лет назад, полный тайн, ходов и секретов, которые не знает никто. Не знал, до поры. Их знает Рейнис, и она продолжает учиться, видеть и слушать. Мне не нужно об этом говорить, чтобы я понял. Мне бы хотелось понять что-то и о себе тоже.
Магия, ровесница этого мира. Она все время рядом, нужно просто уметь ее замечать. Нужно уметь понимать шорох ветра в листве и траве, журчание воды, силы природы. Не стоит с головой бросаться в омут, обвиняя каждую ветку в желании донести что-то, но, когда это происходит на самом деле, я теперь знаю, это ни с чем не спутаешь. Я коснулся лишь края, не заглядывая в глубину, но я успел понять и почувствовать многое из того, что важно. Думаю, что, если понадобится – кому-то, не мне, эта сила найдет меня, где бы я ни был. А пока Рейнис все чаще приходит сюда, проводит здесь время, ведь это она – кто заглянул в самое сердце мира, кто услышал голос.
Шорох, я знаю, не связан с магией или какими-то неподвластными нам силами. Даже с закрытыми глазами я различаю поступь волка и шаги Рейнис, ее я всегда узнаю. В этом тоже есть своя магия – в связи, которая между нами, в умении чувствовать друг друга и понимать. Только эта магия наша. Возможно, другие называют ее проще – любовь. Но кто скажет, что любовь – не магия, не чудо, не волшебство? Мы связаны так прочно, что эту связь почти физически можем ощутить. Не сразу, но со временем она становилась все прочнее, и я счастлив каждой минуте, проведенной вместе с ней. Я оставляю свое занятие, поднимаясь Рейнис на встречу, беру ее руки в ладони, легкий поцелуй вызывает улыбку – привычный, но такой милый жест. Я начинаю говорить, о чем думал, пока был здесь один.
- В этом месте почему-то комфортно говорить с самим собой, или просто молчать. Знаешь, как будто отголоски той тишины из леса слышны и здесь, заставляют мысли идти в верном направлении. Даже без деревьев место остается таким, каким было, нужно только внимательно слушать. Себя, или кого-то еще.
Мы садимся у пня, я говорю, а Рейнис прикрывает глаза, а потом смотрит на меня, слушая.
- Как будто это не Красный замок и Королевская гавань. Впрочем, наши предки постарались этот факт стереть. Люди любят ломать то, во что не верят, боятся или не понимают. Но полностью разрушить не смогли.
Смотрю на Балериона, который возится, устраиваясь на шее Рейнис удобнее, но ему все сложнее становится это делать. Улыбаюсь, машинально поглаживая скорлупу яйца, которое с собой принес, невольно представляя, каким же окажется тот дракон, что живет у него внутри. А ведь у него до сих пор нет имени. Но я все еще хочу сначала взглянуть на него, верю, что найду верное имя, когда увижу его.
- Мне нравится слышать, когда ты говоришь, что моя. – Поправляю волосы девушки, черный шелк бежит по ладони. – И нравится быть твоим. А остальное неважно, правда? Знает это кто-то, или нет, мы принадлежим друг другу, и это не сломать.
Притягиваю ее к себе, целуя, несмотря на то, что Белериону снова неудобно держаться на привычном месте. Смотрю в красные глаза дракона, усмехаясь и дразня.
- А тебе скоро придется найти себе другое место, ты очень быстро растешь. И ты же умеешь летать, а все притворяешься малышом. Когда появится твой брат или сестра, ты сам поймешь это.
Думаю о магии и словах Рейнис о том, что она проснется там, где я не ожидаю. И тогда, когда не ожидаю, наверное, тоже. Волшебство, это штука, которую нельзя предсказать, но я все равно немного волнуюсь. Я хочу, чтобы это случилось скорее, хочу увидеть дракона и почувствовать то, что чувствует Рейнис, но не знаю, что мне придется сделать для этого, неизвестность немного пугает. Пугает, как все, чего мы не видели и не знаем, но я видел пример, так что понимаю, что все случится тогда, когда нужно и так, как необходимо.
- Знаю, просто, глядя на вас с Балерионом, хочется, чтобы это случилось поскорее. Нетерпение.
Я усмехаюсь. А Рейнис берет мою руку и вытаскивает заколку из волос. Невольно любуюсь на то, как рассыпаются пряди, а маленький нож, спрятанный в украшении, разрезает кожу на моей руке. Красные капли падают на скорлупу яйца, и я замолкаю, чувствуя что-то. Я чувствую связь – меня и Рейнис - особенно сильно. И, кроме нее, мне кажется, слышу дракона внутри, его радость.
- Он тоже хочет скорее оказаться на воле.
Я проговариваю это медленно, закрыв глаза, положив ладонь на скорлупу, тогда как чувствую холод от ленты, которой Рейнис перевязывает порез.
- Но он умеет ждать. Он долго спал и знает, что спать осталось немного.
Я открываю глаза и касаюсь запястья. Алая лента перевязывает мне руку, я все еще задумчив, держу драконье яйцо в руках. Смотрю на жену и волка, которого она гладит по голове, лежащей у нее на коленях, и улыбка трогает мои губы. Часть меня, дракон, внутри скорлупы, а другая часть, Призрак, спокойно ложится ей под руки, ища ласки. Касаюсь шерсти Призрака и нахожу пальцы Рейнис рядом. Переворачиваю руку ладонью вверх, смотрю на запястье – светлая полоска надреза почти уже не видна, можно заметить, только если точно знаешь, где он находился. Подношу руку к губам и целую это место, прикрыв глаза.
- Я услышал его и понял, что он чувствует. Не голос, но сознание, которое коснулось моего. Кровь от крови.
Я поднимаю взгляд на Рейнис, понимая, что это сложно, совсем непонятно, если начинать анализировать, и так просто и правильно, когда только чувствуешь и веришь себе. Части меня, лютоволк и дракон. И часть меня, связанная со мной, не клятвой, но чувством.
- Я люблю тебя.
Она знает. Знает, слышала, чувствует то же самое, но все равно говорю это, потому что, в некоторые моменты, стоит сказать и то, что давно известно. А Рейнис отодвигает траву и показывает маленький росток, тонкую ветку с красными листьями на ней. Трава до сих пор выше, чем молодое чардрево, но это неважно, здесь дело за временем, намного важнее то, что это означает. Магия вернулась вместе с драконом, она пробуждается, и ничем ее не сломить.
Я смеюсь, слыша про секрет и видя жест из детства, палец, прикрывающий губы, запрещающий говорить. Смеюсь звонко и чисто, этот росток говорит нам о многом. О большом деле, которое мы делаем и, снова, о том, что есть надежда на новый, гораздо более хороший мир. Если с нами такие силы как драконы, магия и любовь, то это дает нам веру.
- Я никому не скажу.
Киваю совершенно серьезно, как будто я захотел бы рассказать об этом кому-то кроме Рейнис вообще. Киваю, тоже поднося палец к губам, и снова улыбаюсь, а она говорит о Дорне и новостях оттуда. Я даже не спрашиваю о том, прилетал ли из Солнечного копья ворон. Знаю, что пока нет. Но в то же время знаю, что Рейнис права, раз она так говорит. Мы поедем в Дорн приветствовать наследника королевства, и маму возьмем с собой.
- Нужно сказать маме, чтобы готовилась к поездке. Она давно не была на родине, и будет рада увидеть всех, и понянчиться с ребенком. Дело за официальным приглашением? Это прекрасная новость.
Сжимаю руку Рейнис, когда она берет мою ладонь, Балерион и Призрак тоже здесь, и мы знаем, что скоро нас станет еще больше. Такая странная на первый вид семья, но, наконец-то, с точки зрения истории правильная. В нас пробуждаются традиции, и мы сами возвращаем их назад, чтобы упрочить положение семьи, нашего рода и исправить сделанные когда-то ошибки. Какие-то из них уже исправляются – росток, на который мы смотрим, символизирует это, богороща, вырубленная много лет назад, пробуждается снова. А какие-то мы исправим своими руками.
- Государственный визит это прекрасное прикрытие и повод уехать от двора. Король и сам не захочет выезжать из замка, мне кажется, что только здесь, когда вокруг эти стены, когда с ним символы власти, гвардия и золотые плащи, он чувствует себя уверенным, чувствует свою силу. Он любит, когда ему кланяются, а сам кланяться другим не захочет. Но нам же лучше. Избавим его от этой необходимости. С удовольствием побываю в Дорне. – Подмигиваю супруге, обнимая ее. – Иногда государственные визиты могут быть совсем не обременительными, а очень даже наоборот?
Ждать ворона долго не приходится. Король, разумеется, отказывается, но делегация дома Таргариен в Дорн будет, и оказывается готовой к поездке очень быстро. Мы едем неспешно и, хотя и хотим увидеть родных, понимаем, что дорога – это тоже часть времени без короля и почти без двора. Мама давно не выезжала и ей все интересно, мы с Рейнис проходили этой дорогой тогда, когда после нашей свадьбы сумели сбежать из Красного замка, ну а сама Рейнис была здесь совсем недавно, по пути в Эссос и назад.
Но события прошлого напоминают о себе не только на Севере. Здесь, на границе с Дорном, есть место, которое люди обходят стороной. От Башни Радости остались руины, но камни все видели и помнят, что происходило в этом месте. А я помню крипту Винтерфелла и статую девушки, самую новую, у ног которой всегда лежат цветы. Призрак бежит впереди и оборачивается, замечая, что я притормаживаю на развилке, смотря направо, в то время как наш путь пролегает по дороге вперед. То место хоть и близко, но его, конечно, нельзя разглядеть. И мне ничего не остается, кроме как, тряхнув головой, будто желая выкинуть оттуда мысли о прошлом, догонять остальных, чтобы не оказаться среди отстающих. Равняюсь с Рейнис и улыбаюсь ей, зная, что и она прекрасно помнит, в каком направлении ведет дорога, которую мы проехали.
- Чем дальше на юг, тем жарче будет Призраку. – Волк пока справляется с дорогой, но скоро, знаю, начнет высовывать язык и часто дышать. – Ему еще повезло, что он белого цвета. А Балериону, наверняка, наоборот, хорошо.
Болтаю о чем-то, но поглядываю на Рейнис, наблюдая за реакцией. Хочу понять, все ли в порядке.
- Нужно передохнуть. Не пора ли устроить привал?

+1

33

[NIC]Rhaenys[/NIC]

Все чаще именно здесь, в забытой людьми, - и слава богам всем и Бриндену Риверсу за это, - богороще ты чувствуешь себя спокойно. Настолько, что тепло старой магии разливается по венам быстрее, глаза закрываются, а картинки прошлого, будущего и настоящего лучше всего приходят в твоё сознание именно здесь.
Именно здесь ты чувствуешь, что старые корни окутывают тебя плотно, - пусть и не в прямом смысле, - позволяя стать ими на какой-то момент. Иногда ты даже просовываешь ноги сквозь них и кладёшь голову на пни, так слушать еще лучше. Тебе нравится.
Тебе нравится быть здесь и сейчас, вместе со своей семьей. И дракон с волком неотъемлемая ее часть. Ты с удовольствием слушаешь тихое шипение Балериона, когда он не может сразу и легко устроится на твоей шее, - Эйгон прав, когда замечает, что дракон растёт очень быстро, - ты прикрываешь глаза, запуская ладонь в шерсть Призрака, чувствуя, что вы всегда будете вместе – все части вас с Эйгоном. И улыбаешься.
И улыбаешься, когда брат говорит о том, что здесь легче быть собой, легче говорить с собой и просто дышать – это место, действительно, как будто не принадлежит ни этому замку, ни Королевской Гавани в целом. Он говорит о том, что нужно слушать… кого-то. Себя в первую очередь. Мир.
- Слушать нужно старую магию внутри себя. Все сразу, - прикладываешь ладошку к сердцу брата. – Часть магии есть в каждом из нас.
В каждом, ты знаешь точно. Только кто-то ее теряет, опошляя или оскверняя, а кто-то бережно хранит и использует так, как нужно, что не значит безгрешно. Вот в чем разница. Ты давно считаешь, что старая магия – душа.
Старая магия – душа. Мира и каждого человека. И все души рано или поздно сплетутся в одно большое дерево, в которое врастут все боги… На алых губках появляется легкая улыбка: ты знаешь одного, который вплетён в жизни всех, но не многие знают его имя. И он вашей крови, от дракона. Это заставляет тебя гордиться еще больше.
Гордиться еще больше им, своей семьей. И верить в то, что все, что сделал ваш отец, вы оба сможете исправить. Это – ваше право. Это – ваш долг. Это – ваша судьба.
Судьба, как бы там ни было, думаешь ты, существует. Это нити старой магии, которые ведут людей, иногда оставляя их в покое, давая возможность ошибаться или рождаться на свет таким, как Рейгар, чтобы другие обрели предназначение. Все это похоже на легкую белую паутину из тонких веточек. Все замыслы неисповедимы.
Все замыслы неисповедимы, если из живых их все кто-то знает, то только старина ворон, который медленно переходит из состояния грани к состоянию-доминанте. Ты качаешь головкой, прикрывая глаза, чувствуя, что и за ним не помешает проследить: он следит за всеми, а за ним кто? Вы – семья. Вы обязаны.
Вы обязаны, думаешь ты. Но снова в ответ на это слышишь смех-шуршание листьев и тихий голос, который говорит, что ты должна научиться всему, прежде чем он уйдёт. Ты знаешь, что у него мало времени. И от этого грустно, но ты научилась принимать.
Научилась принимать то, что ему пора присоединиться к своим призракам, которые навещают его, о которых он так и не желает тебе рассказывать, предпочитая тему старой магии, но не вашей крови в прошлом.
В прошлом, брат прав, ваша свадьба была бы здесь, а старый ворон наблюдал бы это из своего собственного дерева, плача слезами того что было бы рядом, но важно другое – вы вместе. И эти слова так легко повторять.
Так легко повторять, думаешь ты, а Эйгон говорит о том, что ему нравится быть твоим, что ему нравится слышать, что ты его. И он прав – этого не сломать.
- Это так. Кровь от крови, - улыбаешься.
Улыбаешься, держа его за руку, когда он делает замечание Балериону, который упорно не желает слезать с шеи. Дракон фыркает, пытается выдохнуть пар в лицо твоему мужу, но вместо этого начинает соскальзывать с шеи.
Соскальзывать с шеи и хлопать крыльями, чтобы обратно оказаться на плече и удивленно посмотреть вокруг, кажется, искренне удивляясь тому, как такое могло случиться. А ты смеёшься звонко и чисто, смотря из-за плеча на него.
- Прости, но это правда смешно было,  в хорошем смысле, - сквозь смех.
Сквозь смех ты говоришь с драконом, как с лютоволком, для вас они – семья, лучше, чем многие люди вокруг вас и точно намного умнее. Балерион, кажется, смущаясь, прячется в твоих волосах, только алые глаза выглядывают из-за завесы, пока он снова не устраивается на шее, как будто говоря о том, что пока еще не перерос роль ожерелья, будет именно там.
- Упрямый, - как и ты.
Как и ты, знаешь, потому что вы одно. Эйгон тоже смеётся, тебе кажется, что его смех отражается искрами в глазах Призрака, шерсть которого ты все перебираешь, прежде чем проводить маленький ритуал.
- Скоро, Эйгон, немного подожди, - с улыбкой на его слова о нетерпении, вызывающих умиление, начиная маленький ритуал.
Маленький ритуал, который ты первый раз исполнила, когда взяла Балериона, еще в скорлупе, в руки, когда почувствовала, что там – часть тебя. После снова возвращаешь ладонь на белую шерсть, размеренно гладя лютоволка, явно чувствующего, что существо внутри скорлупы, - часть и его тоже, - становится сильнее.
Сильнее, и Эйгон это чувствует, говорит тебе об этом, а ты ощущаешь, как Балерион внимательно смотрит, как его огонь растекается по твоим венам и его голос вторит «скоро». И вы знаете, что время придёт.
Время придёт, то, когда по небу будут летать три дракона, как и должно было быть всегда. Их крылья будут накрывать Королевскую гавань, напоминая всем о силе и о том, что ждёт их, если они вздумают устроить что-то против вашей семьи. Пламя и кровь.
Пламя и кровь – это не просто красивые слова, ты точно это знаешь. Это возможность выжигать других и себя самих изнутри. Старая магия старой Валирии, что светится в цвете твоих глаз, давая знать, что наследие не мертво.
Не мертво, как и маленький дракон в скорлупе, который хочет оказаться на воле, как говорит Эйгон. Ты легко улыбаешься – к супруга белый волк, будет белый дракон, и сам он – белый, светлый, чистый. Таким ему и стоит оставаться.
- Немного, и мы с тобой его встретим, - касаясь перебинтованной руки.
Касаясь перебинтованной руки мужа, который чувствует существо, говорящее с ним своим сознанием, которое рано или поздно станет частью его собственного. Это прекрасно, думаешь ты, иметь другую часть себя. Ты улыбаешься.
Улыбаешься, смотря на то, как брат протягивает руку с кровью к будущему дракону, - белого цвета, с золотом, ты видела и знаешь. И тебя это заставляет улыбаться – Эйгона ждёт сюрприз, отголоски которого были в твоих видениях.
- Скоро. Очень скоро вы встретитесь, - он и сам это чувствует.
Он и сам это чувствует. И лютоволк, и Балерион, который внимательно смотрит, и даже сама богороща. Мир замер и ждёт.  Пусть и не все это понимают. Это лишь от того, что не у всех есть сохранённая вера, сохранённая магия и старая валирийская кровь.
- Люблю тебя, - вторишь его словам.
Вторишь его словам, таким простым, но от того все более ценным, когда тихо, словно по секрету, показываешь ему маленькую веточку с алыми листьями, а он поддерживает игру в маленькую детскую тайну. Впрочем…
Впрочем, тебе не хочется, чтобы кто-то узнал. Тебе не хочется, чтобы с этой маленькой веточкой стало что-то. Она обязана стать большим деревом с серьезным лицом, плачущим кровью. С глазами, из пустых глазниц которых будет за вами смотреть Бринден Риверс. Брат сжимает твою ладонь…
Брат сжимает твою ладонь, когда ты говоришь о визите в Дорн, и тебе кажется, что он обо всем догадывается, но молчит. А ты хитро прищуриваешься, думая о том, сколько времени понадобится Эйгону, так любящему слова, чтобы начать говорить. Эта мысль настолько умиляет тебя, что ты обнимаешь его за шею и тянешь вниз, в траву, заставляя Балериона перебраться к себе на колени.
Мы обязательно возьмём маму. Она давно не была дома и скучает, - не грешно.
Не грешно скучать по Дорну и по своей семье. Через несколько месяцев вы собираетесь в дорогу очень быстро, - кажется, отец даже удивлён сборам, а мать, когда ты ей раньше говорила обо всем, уже даже не удивилась и просто собиралась, поэтому и ее сундуки были готовы, - чтобы выехать в кратчайшие сроки. Бринден Блеквуд тихо ворчит, сетуя на то, что ему придётся остаться в Красном замке, но знает, что так нужно – он ведь твои глаза, одни из многих, но ему ты доверяешь больше всех. Он будет присматривать за Рейгаром на случай его сумасшествия, лучники будут с ним, чтобы обеспечить порядок, если что-то случится до вашего возвращения, а с вами зато едет Джейме.
Джейме, который ни на шаг не отходит от Элии, а периодами даже едет с ней в карете. Ты подмигиваешь брату.
- Как думаешь, мне стоит сказать, что мы не против брата или сестры? Что ты на меня смотришь? Детей иногда рожают не от мужей, а их так легко обмануть, - пожимая плечиками, говоря громко настолько, чтобы Ланнистер и мама слышали. – Если девочка, Рейной назовёте?
И со смехом пришпориваешь лошадь. Оберин учил тебя держаться в седле, с тех пор ты получаешь от поездок удовольствие – ветер в волосах и свобода, тем более весь лепет дядюшки и матушки ты оставила на Эйгона, который все еще рядом с каретой.
Рядом с каретой, пока не отстаёт на развилке дороги. Ты знаешь, куда ведёт тропа – к могиле Артура Дейна, к месту, где родился Эйгон, туда же смотрит и Элия, пока Джейме не отвлекает ее, не стесняясь никого, обняв (впрочем, с вами только твои люди и люди Оберина, здесь языком чесать не будут, зная, что если сделают это, этот же язык окажется отрезан и подан кому-нибудь на обед). Брат же приближается к тебе. И говорит…
- Ты снова много говоришь, как тогда, перед Севером, стараясь отвлечь не меня, а на самом деле себя, - как маленький.
Как маленький, это его привычка с раннего детства, а он до сих пор не умеет с этим бороться, что ты любишь до безумия.
- Ты прав, нужно будет Призрака отправить к маме в карету – там тень, а Балерион греется, - со смехом. – До Горного приюта всего ничего, там и остановимся.
Горный приют встречает вас каким-то спором хозяев, который тут же стихает, стоит вам зайти внутрь вместе с маленькой девочкой Висеньей, которая, в отличие от родителей, вас встречает (видимо, ребёнок был в состоянии дойти, а родители не очень)  – в этом все они, обычные будни. Вы говорите, узнаете новости, рассказываете свои, ты даже шутишь где-то, что каждый второй из вашей семьи желает, что не убил Дейна до того, как он не перестраховался, за что получаешь смех кузины и тяжелый взгляд недо-жертвы, играешь с девочкой, которая забавно лепечет, а потом все расходитесь спать.
Спать, но ты предупреждаешь Элию, что утром вы их нагоните… ты сидишь у нее, говоря, что вы поедете туда, куда смотрел муж… и она одобряет. Но серьезный настрой сбивает пробравшийся в ее комнату Ланнистер, который смотрит на тебя, а ты на него, а потом ты говоришь что-то в духе «Я пошла» и, посмеиваясь, заходишь в вашу комнату.
- Ты знаешь, что я видела? – и рассказываешь.
И рассказываешь мужу о визитере вашей матери, а потом достаёшь сумку из ткани и кидаешь ему, берёшь тёплые плащи и пледы.
- В Дорне и в пустыне ночи холодные. Ты не хуже меня знаешь. И, если ты хочешь, чтобы мы добирались туда, - ты пока не можешь называть это место легко, - до полной мглы, то лучше поторопиться. Я тебя знаю, Эйгон.
Ты его знаешь, и ему нужно принять всю историю. В итоге вы едете не долго – тут совсем малое расстояние, Призрак рядом бежит, явно радуясь отсутствию жары. И останавливаетесь…
И останавливаетесь у курганов из камней. Ты спросила на Севере у Эддарда Старка, где чей. Доставая из своей сумки цветы апельсина, кладёшь их туда, где покоится Артур Дейн, думая о том, что нужно рассказать мужу о слухах, которые ходили… и ты была бы рада, будь они правдой. Но пока Эйгону нужно время, чтобы посмотреть на то место, где он родился, без твоих слов.

+1

34

[NIC]Aegon[/NIC]
Для каждого из нас есть места силы – какие-то точки на карте, куда нас все время тянет вернуться, которые дают нам силы жить дальше, подпитывают энергией и позволяют немного передохнуть. Эти места связаны с чем-то хорошим для нас, о чем мы любим вспоминать, и куда любим приезжать снова и снова. А есть места, которые ассоциируются у нас с другими вещами. Они сыграли не менее важную роль в наших судьбах, но воспоминания за собой тянут неоднозначные, и мы не всегда уверены, что хотим оказаться в этих местах нова, но мысленно мы обращаемся и к ним, они тоже тянут нас, как магнит.
Башня Радости – это то, где все закончилось, и в то же время все началось. Закончилась история с восстанием против Рейгара, закончилась причина его самой страшной ошибки, и началась моя жизнь. Здесь я родился. В то время как за много лиг отсюда убивали мальчика ненамного старше. И я занял его место, его роль, даже имя его досталось мне. Если подумать, у меня тогда не было ничего своего. Ничего кроме своей судьбы. Мы не одно и то же, мы разные, и наши судьбы не смогли стать заменой одной и другой. Теперь я знаю, что мы никогда не смогли бы пройти по одному и тому же пути с родным сыном Элии, хотя бы потому, что сам я наполовину – волк. В моей крови Север и, хоть об этом и знают единицы, это не может не повлиять. И живое доказательство этого останавливается и смотрит на меня своими красными глазами, когда я застываю на повороте, грозя отстать от своих спутников, задумываясь о том, что место, где все случилось, совсем рядом, а я там никогда не был. И, по правде говоря, не уверен, что мне стоит там быть. Что я увижу? Пустырь, запустение, остатки того, что раньше было той самой башней. И курганы из камней. Не только мой брат погиб тогда, многие пали из-за того, что сделали мои родители, мать и отец. Моя мать…
Моя мать едет в карете с нами, выглядывая в окна, переговариваясь с дядей Джейме и Рейнис, которые рядом с ней. Мама рада поездке, и мы тоже рады. И я вижу, что за стенами Красного замка она буквально расцветает, расправляет плечи, надевает легкое платье подстать погоде и как будто легче ступает, говорит и смеется. Дядя Джейме не отстает от нее ни на шаг. Я припоминаю, как на турнире в честь обретения Черного пламени Рейнис указала мне на них, и я подумал, что мама здесь не может себе позволить что-то большее, чем лента с символом солнца, пронзенного копьем, повязанная Джейме Ланнистеру, а сейчас она может не бояться косых взглядов и чувствует себя свободнее. Прекрасно, что выдался случай съездить в Дорн, и замечательно, что этот случай – радость. Рождение ребенка.
Я смеюсь, когда Рейнис говорит о брате или сестре для нас. Эта мысль для меня новая, но я после удивленного взгляда на Рейнис как-то быстро с ней свыкаюсь, и думаю…
- Но это будет зависеть уже не от нас, это их решение. А родные отцы иногда и отцы в гораздо меньшей степени, чем другие.
Джейме Ланнистер был для нас с Рейнис гораздо большим отцом, чем Рейгар. То же самое могу сказать об Оберине Мартелле, но он не всегда мог оказываться рядом, хотя постоянно про нас помнил. Рейнис говорит громко и явно не мне, а как будто так, между делом, но, чтобы они услышали, а потом уже раскрывает свой план и спрашивает про имя. Я смеюсь, слыша ропот мамы и смех Джейме из кареты, когда Рейнис уносится вперед, и мне хочется поскакать за ней, что я и делаю, и держусь рядом до момента, когда дорога раздваивается. Там мое промедление и замечает Призрак. Замечают его и остальные, да и я знаю, что ни для кого этот поворот не остается незамеченным. Но маму от мыслей о грустном может отвлечь ее спутник, а я должен быть рядом с Рейнис, и я догоняю ее, чтобы начать болтать о чем-то, как делаю это непроизвольно, о чем-то, кроме места, которое мы проехали, чтобы за одно понять, как она. Но она понимает все лучше меня. Рейнис меня знает иногда даже лучше, чем я сам себя знаю. Опускаю глаза на ее комментарий, но он оставляет тепло внутри и улыбку в уголках губ. А Рейнис делает вид, что принимает мои правила и отвечает, хоть и понимает подоплеку моего поведения.
- Иногда ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
Я держу коня рядом с ее и тянусь, чтобы накрыть ее руку своей.
- Пока Призрак не хочет ехать, но рано или поздно он будет этому рад. А Балериону должно, наоборот, быть комфортно. Как ты думаешь, может быть, он захочет полетать здесь, когда мы все движемся вперед. Не все же ему играть роль ожерелья.
Дракон делает вид, что спит, но я, почему-то, думаю, что он слышит мои слова и все понимает.
- Да, это такой прозрачный намек. – Говорю я уже дракону. – Хорошо, переночуем, и снова в дорогу. Солнечное копье ждет.
В Горном приюте мне почему-то неспокойно. Я здесь не был, знаю, что я не у чужих людей, но все равно не в том месте, которое мог бы назвать домом. Мне приходит в голову мысль о том, что поначалу, когда мой тезка Эйгон-Завоеватель только объединил семь королевств в одно, у нашего рода была традиция путешествий от лорда к лорду, и проверка, и выказывание доверия и королевской лояльности, и напоминание, что корона бдит. Мне кажется, что карма имени настигнет и меня с моментом, когда на мою голову наденут корону и назовут королем. Нынешний король слишком любит прятаться за стенами замка, я же выйду за его пределы, чтобы продолжить дело, которое мы с Рейнис возьмем в свои руки. И такие вот визиты в дома, которые я не могу назвать родными, станут для меня больше правилом, чем отклонением от него.
А еще я все еще думаю о повороте на Башню Радости. Здесь все еще недолго ехать, она все еще близко. Когда Рейнис выходит, чтобы проведать мать, эти мысли снова набрасываются на меня с удвоенной силой. Я снова вспоминаю о мальчике с моим именем и думаю о карме, о том, в чем я виноват, а в чем нет, и что у меня чужое, а что мое. Даже Эйгон-Завоеватель со своим наследием предназначались ему, получается, что наши пути смешаны, и как отличить одно от другого, мне никак не понять. Окна комнаты, которую подготовили для Рейнис и меня, как раз выходят на то направление, и я смотрю вдаль, гладя шерсть подоспевшего в нужный момент лютоволка. Наверное, стоило бы раз и навсегда встретиться с тем местом и прошлым, которое оно хранит, лицом к лицу, чтобы, наконец, расставить все точки. Но моя семья здесь.
Моя жена возвращается глотком свежего воздуха и новостей. Подхожу к ней, чтобы прижать к себе и вдохнуть этот воздух, стараясь выбросить из головы все лишнее. Я счастливый человек, у меня есть, все, о чем можно только мечтать. В самом деле, разве, остальное так важно?
- Как мама?
Я спрашиваю, и она спешит поделиться тем, что увидела. Я слушаю и смеюсь, представляя себе всю картину.
- Вышла и оставила их одних? – Легко целую ее и отпускаю, Рейнис подходит к нашему багажу, ища что-то. – А я рад, что у них вот так все сложилось. Мама наконец-то может быть счастливой. Нужно придумать имя для мальчика, вдруг, все-таки родится брат.
Я все еще посмеиваюсь, продолжая тему, которую начала Рейнис еще в дороге, когда мне в руки прилетает сумка, которую я ловлю совсем машинально и с удивлением смотрю то на нее, то на Рейнис, в руках которой теплые плащи. Я не успеваю спросить, как она отвечает, и я смотрю на нее изумленно. Знаю, что тяжелые воспоминания это место принесет не только мне, что у каждого из нас с ним связано что-то свое, и поэтому пробую возражать. Но спор с Рейнис я выиграть никогда не мог.
- Рейнис, ты… - Я теряюсь в словах, понимая, что это она делает для меня, зная, что мне нужно там оказаться, но она не хочет, чтобы я был там один. – Спасибо. Ты, правда, знаешь меня лучше, чем я себя знаю.
Я качаю головой, но прячу драконье яйцо в сумку и перебрасываю ее через плечо. Отчего-то мне не хочется оставлять его здесь, а Призрак уже у двери ждет нас обоих. Успеваю лишь обнять Рейнис и поцеловать ее в волосы, на секунду прикрывая глаза. Решиться на эту поездку все еще сложно, но вместе мы сможем сделать это.
- Едем, нужно, правда, успеть дотемна, ни ты, ни я, не знаем всей дороги.
Ехать, правда, недолго. За нашими спинами еще чуть алеет закат, когда мы видим перед собой первое – курганы, сложенные из камней. Без обозначений, но мы знаем, кто покоится под ними, и при каких обстоятельствах они сложили свои головы. Рейнис останавливается возле них, я стою у нее за спиной, вспоминая имена, но Призрак, убежавший вперед, возвращается и зовет, я иду за ним следом, приобняв перед этим Рейнис за плечи. Идти тоже недолго, и из вида мы друг друга не упустим.
От Башни остались лишь стены основания, остальное разрушено, пустые окна, ступени наверх в никуда. Поднимаюсь по холму наверх и прохожу под сводом из камней, где раньше были двери, силясь представить, как все было здесь раньше. Несколько этажей, винтовая лестница, стража у двери. Наверняка совсем не дворцовая обстановка, но укрепление, способное выдержать натиск врага и защитить. Столько связанного с этим местом, превращенным в руины. Еще несколько лет, и никто не вспомнит, что здесь было, история возьмет свое. Место, по сути своей, не играет роли, события прошлого тоже не должны влиять на настоящее. Это я чувствую, глядя на то, что осталось от некогда грозного строения и от истории, которую знают эти стены. Все проходит. Вечна только память, и сегодня здесь по воле случая люди, которые эту память хранят.
Я касаюсь камней, старой кладки, провожу по ним рукой. Я не могу помнить этого места, хотя уже бывал здесь раньше. Думаю о том, что мне рассказывали – как отец, король Рейгар, принес меня и отдал матери, как она приняла меня как сына, хотя только что потеряла своего. Как мне дали имя и подменили одного младенца другим. И как хранили секрет, пока Рейнис не раскрыла мне глаза.
А наверху гнездо сделали ласточки. Птицы тревожно кружат над потревоженным явлением чужака домом, я замечаю желтые клювы, торчащие из гнезда. Призрак нюхает что-то на полу, я иду вдоль стены, мелкие камушки шуршат под моими сапогами, и я смотрю в небо сквозь место, где раньше был потолок, этажи и крыша. Небо уже совсем черное, и загораются звезды. И все кажется каким-то удивительно тихим и одичавшим, жизнь берет свое. Обхожу постройку по кругу, прикрывая глаза, слушаю то, что снаружи, и то, что, кажется, у меня внутри, а, когда открываю глаза, вижу внизу холма точку света и знаю, что пора возвращаться. Спускаюсь вниз, к Рейнис, которая развела костер. Сажусь с ней рядом, обнимаю и крепко прижимаю к себе.
- Одни развалины, как будто прошло не восемнадцать лет, а целых сто.
Я достаю яйцо дракона и легко касаюсь скорлупы, смотря в огонь. Танец пламени завораживает, отгоняя ночь. Поднимаю глаза и удивляюсь тому, как ярко сегодня горят звезды. Где-то поют сверчки, в костре потрескивают горящие поленья, а я рассматриваю фигуры, в которые складываются самые яркие звезды, зная, что всем созвездиям мейстеры давно дали имена и названия, но мне нравится придумывать свои собственные. Яркая полоска, скопление звезд, проходит через все небо светлой полосой.
- Пустыня и ее обитатель уже вовсю объявили на башню права. Там живут ласточки, они были очень недовольны тем, что я пришел. Как ты здесь?
Поднимаю в ладонях яйцо и смотрю на то, как блики огня отражаются на скорлупе. В таком освещении кажется, что яйцо отражает свет сотнями маленьких огоньков-искорок, драгоценных камней. Яйцо и есть величайшая драгоценность, тот, кто в нем живет, тоже. Чувствую касание чего-то к руке, и вижу две красные точки, глаза Балериона, когда он соскальзывает с шеи Рейнис и спускается на песок. Дракон смотрит, не мигая, и мордой вдруг тыкается в мою руку, а мне кажется вдруг, что по скорлупе проходит мелкая вибрация. Я ставлю яйцо на песок между собой и костром, и вдруг огонь взметается снопом ярких искр. Не успеваю среагировать, несколько из них попадают на скорлупу яйца, Балерион вдруг оказывается совсем рядом с ним и хлопает крыльями, а мы с Рейнис слышим треск, и я уже слышал его однажды.
- Это дракон… Такой же звук, как тогда в лесу. Дракон вылупляется.
А Балерион хлопает крыльями, и искры снова летят от горящих поленьев. Я, кажется, забываю дышать, когда яйцо вдруг разваливается, и на песке оказывается маленький трепыхающийся  дракончик. Совсем крошечный, по сравнению с ним Балерион кажется гораздо больше. Беру малыша в руки и чувствую, что все, наконец, становится на свои места, а дракон пытается расправить свои маленькие крылья. Призрак оказывается тут как тут, чтобы понюхать нового члена семьи, а мне не хватает света, чтобы разглядеть малыша, но я вижу, что дракон светлый с золотом, такой же, как была скорлупа его яйца.
- Рейнис… - Я выдыхаю еле слышно, все еще не до конца придя в себя. – Он такой маленький. Неужели Балерион тоже был таким? Такой красивый.
И я подношу дракона поближе к ней, чтобы и она его рассмотрела.

+1

35

[NIC]Rhaenys[/NIC]

Эйгон всегда так трогательно пытается заботиться об окружающих с присущей ему наивностью, что ты каждый раз остаешься на тонкой грани, - как будто лезвие черного пламени, - между умилением и желанием закатить глаза и дать ему подзатыльник, как в детстве, когда он пытался что-то скрыть.
Что-то скрыть у него от тебя никогда не получалось – эти честные глаза, - ты ставишь на наследие Неда Старка, - как будто сделанные из льда всегда начинали странно блестеть, он их прятал, а сам нес миллион слов подряд, когда что-то прятал. И все было видно.
Видно и сейчас, когда Эйгон говорит обо всем, кроме той несчастной тропы, которая была смертью и жизнью. Видимо, старая присказка про то, что в каждом конца есть начало все же правдива.
Правдива, а мальчишка забывает такую простую вещь: он все еще твой младший брат, не смотря на все дальнейшие статусы в вашей жизни. Закатываешь все же глаза, смешивая жест с умилением – Эйгон не понимает.
Эйгон не понимает, что ему стоит быть там, раз он волком, - иронично как-то даже, учитывая Призрака рядом с ним, - смотрит на эту проклятую всеми богами, но благословленную Неведомым, тропу. Есть вещи, которые нужно сделать.
Есть вещи, которые нужно сделать. Ты это точно знаешь после Севера и разговора с Неддом Старком. Пожалуй, это был трудный момент, но он позволил расставить все по своим местам хотя бы частично. Ты киваешь головкой в такт своим мыслям.
В такт своим мыслям, говоря с собой. Пожалуй, это еще одна вещь, которая привела тебя к дереву ночью, ведь ты знаешь, что Бринден Риверс, который ведет тебя дальше, обучая, тоже любит поговорить сам с собой. Маленькая мания.
Маленькая мания, к тому же, ты чувствуешь, что что-то случится. Важное. И голос Ворона в твоей голове упорно молчит, позволяя тебе самой решать, не смотреть – он всегда говорил, что иногда видения-сны скрыты, поэтому принимать решения нужно вслепую.
Принимать решения нужно вслепую иногда, но принять это не так уж сложно, если честно: это всего лишь поездка в полуразрушенную башню, которая весь свой вред уже принесла. Она больше не может сделать больно по-настоящему. А прошлое вы не измените. Она – курганы. Она – могилы.
Она – могилы, которые тебе так давно пора навестить. Все же твоя детская память слишком хорошо помнит Артура Дейна, подхватывающего тебя на руки и играющего в прятки с тобой, пока Рейгар был очень занят или погрязал в своей меланхолии. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, когда картинки из детской и такой далекой памяти проносятся в твоей голове вихрем. И ты понимаешь, что Джейме Ланнистер, который спас вас когда-то до безумия похож на Артура Дейна, не зря же именно он посвятил его в рыцари…  Ты думаешь об этом…
Ты думаешь об этом, когда срываешь цветы апельсина перед вашей поездкой, а Балерион настойчиво не желает покидать шею, играя в ожерелье, хотя уже тяжел и регулярно сваливается. Смеешься тихо, вспоминая слова брата.
- Игнорируешь слова о полетах, - ты чувствуешь.
Ты чувствуешь, как алые глаза приоткрываются и внимательно на тебя смотрят, хотя ты не видишь этого, ведь дракон все еще на шее.
- Ничего, скоро мы будем вместе летать, - мысль разносится по крови.
Мысль разносится по крови волной удовольствия и ожидания, ты знаешь, что это не только твои ощущения – Балерион разделяет.
Балерион разделяет и предстоящую поездку, наблюдая за тем, как ты бросаешь Эйгону сумки и достаешь плащи, а брат комментирует то, что ты ему рассказала, то, что ты видела в комнате матери, он говорит об именах… и ты смеешься звонко и чисто.
- Эймон? Созвучие, - именно так было бы интересно.
Именно так было бы интересно и безопасно, если все же официально отцом будет считаться Рейгар. Если же, дай Боги, - ты даже не боишься своей мысли, - он канет в небытие до этого светлого момента, то придется выбирать имена Ланнистеров – дедушка Тайвин вряд ли будет счастлив, если его внуки будут носить имена другого дома.
Дома, к которому вы принадлежите. Эйгон теряет слова, - опять Север, опять Старки, чувствуешь ты, и почти смеешься, - но сумки ловит и говорит.
- Конечно, знаю тебя. Ты все еще мой младший глупый братец, Эйгон, им и останешься всегда, - с усмешкой. – И не переиграешь меня в игру масок. Впрочем, в кайвассу тоже, ты безнадежен в играх, знаешь, да?
Эйгон безнадежен во всех играх, где нужно хитрить и изворачиваться. Впрочем, это прекрасно, думаешь ты. Он сможет стать справедливым королем. Для остального есть ты.
- Ладно, волк, собирайся уже тоже, - приступ умиления.
Приступ умиления, когда на «волк» реагирует  правильный адресат, хотя все очень двусмысленно – Призрак, тут же появляющийся у двери.
- Ночная прогулка по пустыне, ммм? – треплешь его по шерсти.
Треплешь его по шерсти, так привычно. Сейчас за стенами замка холоднее, ему будет комфортнее, чем днем.
- Волк есть, дракон в наличии, пойдем, Эйгон, - Балерион на шее.
Балерион на шее, но потом все же решает взлететь. И вы, по пути к башне, видите тень дракона, который расправляет крылья и высоко взлетает, кружась в воздухе.  Дорога не долгая  – Горный приют совсем рядом. Добравшись…
Добравшись, вы расходитесь. Вам обоим нужно время. Эйгону для того, чтобы понять и осознать, где началась его жизнь в крови и смерти других. Тебе для того, чтобы попрощаться, чтобы задать свои вопросы (и к Дейну у тебя есть претензия – неужели он долг гвардейца поставил выше морали и дружеских отношений с твоей матерью, но ответов ты уже не узнаешь). Ты кладешь цветы апельсина на камни.
Ты кладешь цветы апельсина на камни, разводишь огонь, достаешь пледы и начинаешь слушать ветер, который становится голосами. Может, и ответы найдут тебя, когда ты доучишься.
Когда ты доучишься, а пока ты чувствуешь хор голосов и смотришь редкие картинки прошлого ровно до того момента, как Эйгон тебя отвлекает, возвращаясь. Видения тают.
Видения тают, ты недовольно хмуришься, а потом протягиваешь ладонь к брату, тянешь его к себе, когда он говорит, что прошло восемнадцать лет… ты неожиданно вспоминаешь, насколько он молод и усмехаешься, закатывая глаза – младшенький, наивненький.
- Эддард Старк сделал все, чтобы стереть это место с лица земли. За что ему моя отдельная благодарность, - если бы еще…
Если бы еще вместо Дейна убил Рейгара, цены бы ему не было… но ваш отец был уже далеко. Впрочем, Старк тебе нравится. Хороший.
- К слову о Старках. Напиши им. Пусть приезжают в Дорн всей семьей, если смогут, а если нет, то е больше, тем лучше. Они приглашены, а у меня есть на них планы. Пусть Арью с собой захватят, - а в глазах… - Я тоже письмо продублирую. Есть у меня одна мысль для твоего дяди.
А в глазах искры смеха и хитрости… карма имени играет с тобой, но тебе это нравится. Определенно, это то, что стоит сделать.  Эйгон говорит о жизни здесь, а ты улыбаешься легко.
- В любом конце есть начало, Эйгон. Ты был началом конца, - пожимая плечиками. – Ничего удивительного, что конец башни стал для кого-то началом дома.
Все циклично. Пожалуй, именно это объяснял тебе Бринден Риверс долго. Но ты не отвечаешь на вопросы о том, как ты – сложно. Слишком много эмоций. Слишком много старых детских воспоминаний в твоей голове. А искры летят…
А искры летят… И Балерион утыкается в руку Эйгону, требуя, - вот уж точно, по глазам видишь, - чтобы он поставил яйцо дракона, на которое смотрел, когда ты отвечала ему, на песок. Брат делает именно это. Раздается треск, а черный дракон лишь подгоняет искры. От крови и огня, так? Ты смотришь…
Ты смотришь на маленькое чудо, когда скорлупа распадается, а маленький светлый дракон, как в твоих иллюзиях, пытается расправить крылья. Брат берет дракона на руки, рассматривает, говорит и подносит к тебе, когда Балерион снова забирается на шею и тянет мордочку к маленькому дракону, когда ты наклоняешься вниз.
- Здравствуй, - шепчешь. – Белый цвет… как Призрак.
С улыбкой тянешься, чтобы провести ладошкой по чешуе, а потом волк знакомится с другой частью себя.
- Знаешь, как Эйгон нервничал, что ты не появишься? – с усмешкой. – Добро пожаловать в семью. Мы тебе рады и очень тебя ждали.
С усмешкой-шпилькой для Эйгона скорее, проводишь ладошкой по чешуе еще раз, а потом наклоняешься и оставляешь поцелуй на маленькой светлой мордочке, пока это возможно... кто знает, что будет, когда драконы вырастут? Балерион, Мераксес и Вхагар, например, не подпускали к себе никого, кроме своих всадников, не делая никаких исключений. Но ты хочешь верить, что ваши части будут чувствовать вашу с Эйгоном связь, позволяя касаться...
- Эйгон, имя? И да, Балерион был таким же... но скоро они оба будут огромными, -  маленькому дракону оно необходимо.
Оно необходимо, а супруг должен понять, кто перед ним. Какое имя подходит. Он должен почувствовать новую часть себя.

+1

36

[NIC]Aegon[/NIC]
Всему есть начало и есть конец. Даже мир, тот, который мы знаем, когда-нибудь, через много веков, прекратится, перестанет существовать. Или изменится до неузнаваемости, так, что нельзя будет сказать, что одно стало продолжением другого. Старое время закончится, и начнется новая веха. Так случилось, когда Таргариены завоевали Вестерос. Когда возник железный трон и венец из валирийской стали украсил голову светловолосого короля. И напротяжении времени все менялось. От короля к королю менялась политика, велись завоевания, расширение границ, заключались союзы, свершались предательства. Мир, который мы знаем, не возник в одночасье, он впитал в себя опыт предыдущих поколений, все, что было сделано ими, плохое и хорошее.
Времени, когда от нас с Рейнис зависит еще не все, становится меньше и меньше с каждой минутой. Мы уже, знаю, играем важную роль, уже сейчас к нам прислушиваются, порой избегая нынешнего короля. Более пронырливые люди смотрят в будущее и делают ставку на него, подмечают особенности принца и принцессы, готовят фундамент для себя и своей семьи на годы вперед. Глупо думать, что этого мы не замечаем и наивно предполагать, что подобным нас купишь, но можно использовать и такое себе во благо. Для себя и уже своего будущего. Мы так же присматриваемся к придворным, узнаем людей, с которыми вскоре будем иметь дело от лицо короля и королевы Вестероса. Это тоже полезно для нас, так как мы не станем, как Рейгар, запираться в стенах замка и слушать лишь то, что нравится, совпадает с нашим мнением или преподнесено под его личиной. Мы знаем, что в этом мире доверять можем единицам, остальные же… С остальными мы знаем, как строить взаимоотношения, знаем, какие ниточки можем использовать, а они ищут такие же ниточки в нас. Все это логично и очевидно просто. Игра престолов как игра масок, всегда была и остается такой.
Но сейчас мы едем в Дорн, к друзьям. Как ни странно, но край, который всегда считался самым диким, самым обособленным и взрывным, с темпераментом и привычками его обитателей, вызывающими осуждение, но, чаще, зависть жителей остальных шести королевств, наш самый верный союзник. Здесь любят маму и ненавидят отца. Здесь рады маминым детям, Рейнис и мне. С этим краем связано так много всего. И одна из связей совсем рядом, за поворотом, стоит лишь свернуть.
Наш караван не сворачивает с намеченного пути. Передышку обещает всем ночь, Горный приют оправдывает свое название, а опускающиеся сумерки приносят с собой прохладу, облегчение после дневного зноя. И это пока только горы, самый край пустыни. Что будет дальше? Но мы преодолеем наш путь. Удовольствие можно находить даже в том, что не сразу бросается в глаза. Вместо жары и тягот дороги – путь, отдаляющий нас от дворца и избавляющий от присутствия отца и придворных – только проверенные люди, свобода, как она есть. Это дорогого стоит, ведь, рано или поздно, нам придется возвращаться назад. Но пока, в начале пути, никто не думает об этом, наслаждаясь минутами вместе, новыми впечатлениями, местами и встречами. И это хорошо, так и должно быть. Я гоню от себя мысли о месте, которое привидением всплывает в подсознании, напоминая мне о себе. Я не хочу, чтобы Рейнис думала о нем же, вспоминая то, что причиняет ей боль. Мое рождение стоило очень многого. Даже когда все понимаешь, знаешь, что не виноват, что от меня ничего не зависело, это сложно принять и осознать, с этим сложно смириться. Противные звоночки напоминают, говорят о боли, в момент которой я пришел в этот мир, о страдании, которое не исправишь. Мысли вновь возвращаются к Башне Радости, когда я остаюсь один. А, когда приходит Рейнис, я понимаю, что снова не сумел заболтать ее и убедить в том, что не думаю об этом. И это, как бы эгоистично ни звучало, придает мне сил. Я знаю, что ей тоже будет тяжело, но вместе мы сумеем справиться. Нет такого, что мы не смогли бы преодолеть, идя рука об руку рядом.
Увидеть место своими глазами мне помогает. Я понимаю это, уже спускаясь, когда иду на свет костра, зная, что рядом с ним Рейнис, которая ждет меня, и я ей нужен, а она нужна мне. Место, овеянное тайной, мрачной историей и множеством эмоций вокруг оказывается разрушенной башней с гнездом ласточек внутри, а курганы – старыми усыпальницами для тех, кто сложил здесь головы. Мне тоже нужно будет подойти к ним, вспомнить их имена, тех, кто оказался по разные стороны, а теперь лежит рядом. Но пока меня манит маяком свет огня  и Рейнис рядом. А душе становится спокойнее. Боль отступает, забирая с собой и вину, оставляя лишь грусть – она не уйдет никогда, но и не должна исчезать, ее нужно помнить и знать, чтобы впредь не повторить чужих ошибок.
- Да, но он оставил здесь память. Курганы, одинаковые для каждого из павших, за кого бы они ни сражались. Это тоже было верно, это то, что не нужно забывать.
Сжимаю ее руку и притягиваю Рейнис к себе ближе. Все еще сложно, но мы сумеем все преодолеть. И поможет нам принять прошлое наше будущее. О нем вдруг Рейнис и говорит, упоминая Старков, приглашая их в Дорн. Тихо смеюсь, громкие голоса в этом месте вообще кажутся мне чем-то чуждым, здесь не хочется шуметь. Хочется слушать треск дров в пламени, чувствовать тепло Рейнис рядом и рассматривать блики на скорлупе яйца дракона, да звезды высоко наверху. Так много, будто россыпь искр от нашего с ней маленького костра отражается и на небе. Как будто во всем мире есть только мы, а остальное иллюзорно и очень, очень далеко.
- Представляю себе, какой переполох вызовет это приглашение. Дорн и Север противоположны не только на карте мира. Но да, так и сделаю, отправим воронов утром, пока мы в гостях?
Смотрю на Рейнис, замечая, что у нее точно есть какая-то идея, эти искорки во взгляде явно не блики пламени и не отражение звезд. Прижимаю ее к себе и обнимаю, ставя драконье яйцо на песок, интересуюсь:
- Что ты задумала? Обещаю, в письме не будет ни строчки о плане, мне просто интересно, расскажи?
Смотрю на нее с любопытством и жду ответа, но наше внимание привлекает к себе яйцо. Сноп искр, движение Балериона, внимательный Призрак. И тишина, ставшая будто бы осязаемой, накрывающая нас словно куполом. Я знаю эту тишину и помню треск, который ее разрушает, пуская в мир казалось бы навсегда утраченное чудо. Дракон, светлый и такой крошечный, магия, как она есть.
- Я ждал, знал, как это случается, но все равно, это ошеломляет. Это чудо. И я рад, что ты увидела все своими глазами.
Дракончик оказывается в моих ладонях, пока еще неловкий и неуклюжий, но удивительно милый, хотя я и знаю, что совсем скоро, через несколько лет, он станет большим, грозным и сильным. А до этой поры он помещается у меня на руке, и я показываю его Рейнис, а она отмечает его цвет. На этих словах Призрак толкает меня носом под локоть, и я показываю малыша и ему. Две части меня, обе похожие друг на друга. Они же части друг друга.
Улыбаюсь, слыша дальнейшее ее слова. Да, я боялся, но все равно не ожидал, и теперь не могу перестать волноваться, я радостно возбужден, и очень счастлив. А она касается чешуи дракона, и он совсем не против, а, кажется, наоборот, тянется к пальцам. Улыбаюсь, замечая это, замечает движение и Рейнис. И губами легко касается чешуи маленького дракончика. Кидаю взгляд на Балериона, но он моментально забирается на свое место у нее на шее, а я смеюсь, рассматривая новорожденного дракона, обращаясь к тому, что старше.
- Не бойся, место ожерелья никто не займет и, когда ты вырастешь, нового не появится.
Удивляюсь, сравнивая размеры Балериона и другого дракона, а Рейнис напоминает о том, что я так и не придумал для своего дракона имя. А я до сих пор не знаю, как его назвать. Подношу ладони к себе, рассматривая дракона, и вдруг мне приходит осознание, от которого я начинаю смеяться уже не тихо, а чуть громче, но не зло, мне просто забавно, что так оно вышло. Я касаюсь дракона пальцем, глажу по теплой чешуе, и говорю уже с ним.
- Вот как оно вышло. И как же мы будем тебя звать? Я, кажется, знаю. Начало, то, чего достаточно, чтобы разгорелось пламя, то, с чего оно начинается. Искра. Да? Такая же золотистая и яркая, как ты.
Ловлю на себе взгляд супруги и поясняю.
- Это девочка. Малышка-дракон, которая со временем превратится в гордую и сильную драконицу. Искра – ее имя. – Дракончик поднимает головку и смотрит на меня. – Тебе нравится?
Башня Радости снова стала концом и началом. Здесь появился на свет я, здесь же я обрел своего дракона. Искра прячется ко мне за пазуху, и я чувствую ее тепло, когда на пустыню медленно опускается холод. Мы были весь день в седле, а потом еще пережили это путешествие, мы устали. Теплые плащи идут в дело, я привлекаю к Себе Рейнис, кутая ее в полы своего, и мы укладываемся спать прямо так, под звездным небом, подкинув дров в костер. Принц и принцесса Семи королевств, я закрываю глаза, целуя Рейнис и успеваю прошептать ей, прежде чем провалиться в сон, только одну, но очень важную фразу:
- Я рад, что ты здесь со мной. Спасибо. Люблю тебя.
Рассвет в пустыне наступает резко и тоже быстро заполоняет собой все. Просыпаюсь от движения за пазухой, понимая, что нужно возвращаться. Перед отъездом мы снова подходим к курганам. По цветам определяю, какой из них принадлежит Эртуру Дейну, не выпускаю из ладони руки Рейнис. Призрак зовет нас вперед, ведь в замке у нас еще есть дела. А Искра как ящерица оплетает мне плечо, цепляясь за одежду, и греется под лучами поднимающегося солнца. У нас еще много дел. Нужно покормить драконов, позавтракать самим, написать письма в Винтерфелл и не задержать отъезд нашего каравана, чтобы успеть до следующей ночевки добраться до нового пристанища. Дракона я не прячу, но и не собираюсь рассказывать о нем отцу или кому бы то ни было из тех, кто остался в замке. Мы выезжаем вперед, нас ждет наша дорога.
Когда, наконец, мы видим стены Солнечного копья, башню, возвышающуюся над ровным ландшафтом пустыни, мы все довольны. Путь путем, но вот, наконец, и его цель. Здесь нам будет хорошо, уверен в этом. Искра за несколько дней путешествия, кажется, немного подросла. Балерион опять пробовал летать, видимо, понимая, что на фоне маленького дракона он  -старший, и должен вести себя соответствующе, а девочка, каждый раз, когда нас накрывала его тень, поднимала голову и провожала его взглядом. А вскоре приходит корабль с Севера, и мы, уже обустроившиеся, идем его встречать. Не все Cтарки смогли приехать, но некоторые – да. И не подозревают, что их пригласили в гости не просто так.
- Мне кажется, они в шоке.
И дело не в том, что драконов стало на одного больше, и даже не в том, что здешний климат так сильно отличается от того, к которому они привыкли. Просто здесь сразу всего очень много – яркие цвета, громкие голоса, смех, улыбки. Открытая одежда, легкие ткани, звон браслетов на запястьях девушек. Изящество, ощущение свободы – и опасности. Люди здесь не так просты, но Старкам ничего не грозит, они друзья.
- Но они привыкнут, втянутся.
Думаю, что так и случится. Когда ты в кругу друзей, привыкание происходит намного быстрее и проще. Даем гостям прийти в себя после дороги, а вечером, когда жара отступает, собираемся вместе в одном из залов замка. Его обитателям тоже интересно познакомиться с северянами, увидеть, такие ли они, как про них говорят. Дети находят общий язык быстро, как ни старалась леди Кейтилин вбить Арье в голову нормы поведения леди, ей не удалось, и здесь это только на руку. А вот Робб, похоже, чувствует себя немного неловко, будучи в окружении песчаных змеек, на их территории. Что же, я его понимаю – внимания от них ему не миновать.
- Мы побудем пару дней в замке, вы отдохнете после путешествия, а потом мы переберемся в Водные сады. – Делюсь я планами по большей части с Роббом, потому что остальным они давно известны, а Арье наверняка все равно. – Там намного легче переносится жара. Ну и мама, Джейме, все, кто с нами приехал, там, гостят у принца Дорана. Здорово, что вы выбрались. Мы рады.
О том, что я рассказала Роббу, мы с ним еще не говорили, и я знаю, нам нужно будет увидеться с глазу на глаз, просто чтобы разобраться с этим. А, может быть, разбираться и не придется? Замечаю что Тиена что-то быстро шепчет Рейнис, наклонившись к ней, а та, улыбнувшись, кивает, а потом замечаю взгляд дочери Оберина на Робба из-под ресниц. Мне становится немного боязно за друга. Нужно будет поговорить с Рейнис на этот счет.

Отредактировано Marhold Fawley (2018-02-04 22:46:59)

+1

37

Дорн – край песка и зноя, который убивает чужаков, которым никогда не бывает рад. Дорн – это пустыня, это жара. Дорн – это твой второй дом, земля твоей матери, которую ты так любишь, в которой ты бы с удовольствием осталась.   
С удовольствием бы осталась. Вы никогда здесь не будете чужими. Ни ты, ни Эйгон, который,  как бы там ни было, тоже сын Элии, пусть не по крови. На это всем, кто знает, давно уже наплевать, в первую очередь твоей матери – вы оба ее дети.
Вы оба ее дети, вы оба на своей земле. И Эйгон больше, чем ты, он рождён здесь, совсем близко. Именно туда вы едете после того, как темнеет. В Дорне дни полны жара, что дышать трудно, а ночи холодные. Контрасты.
Контрасты, лишь зная которые, здесь можно выжить. И когда вы доезжаете до башни радости, первым делом лагерь разбиваете, а потом осматриваете и говорите. Костёр отклики бросает на курганы из камней – равные для всех, на какой бы стороне они не воевали, кого бы не поддерживали и кому бы не были верны.
- Конец и начало…
Конец и начало, думаешь ты, стоя на земле, которая стёрла спокойствие в твоей семье, здесь были люди, из-за которых умер твой брат, совсем младенец, без вины убитый. Но здесь появился на свет твой второй брат с именем первого, твой муж, которого ты любишь. И он не виноват, ты знаешь это.
Знаешь это, знала всегда, хотя пыталась в детстве задеть его. Именно потому, что маленького мальчика задеть было проще, чем Рейгара. За это стыдно.
За это стыдно до сих пор, это чувство будет с тобой. Ведь это твой родной и любимый человек, который также осматривает место, принесшее с собой столь многое и забравшее не меньше. Ты легко улыбаешься.
Ты легко улыбаешься, думая о том, что из мальчишки получится хороший король, ты это точно знаешь и в него веришь. 
Ты в него веришь. Рано или поздно наступит совсем другая эпоха, когда Рейгар уйдёт в прошлое. Когда начнётся новая глава – ваша.
Ваша, а пока вы смотрите на своё прошлое. Он говорит о том, что нельзя забывать прошлое, что оно с вами.
- Нельзя, но оно не должно мешать идти дальше, - уж ты знаешь.
Уж ты знаешь, как может мешать что-то далекое сделать шаг вперёд. Легко улыбаешься, думая о том, что этого больше не будет.
- Мы не забудем, но пойдём дальше, чтобы таких страниц в истории и в нашей семье больше никогда не было, - он притягивает тебя к себе.
Он притягивает тебя к себе, а ты обнимаешь, выводя пальчиками узоры по его талии под плащом, тебе нравится чувствовать тепло через ткань, хотя без неё всегда лучше. Ты фыркаешь этой мысли, пряча лицо у него на плече. От движения шпилька съезжает, ты не шевелишься, позволяя волосам падать по плечам, чувствуя, как заколка упала в капюшон.
Заколка упала в капюшон, а вы тихо переговариваетесь. Здесь не хочется шуметь, здесь есть вы и тишина, искры от костра и звезды. Прошлое и будущее пересекается.
Прошлое и будущее пересекается здесь, в вашем настоящем. Ты улыбаешься этой мысли, оставляя на его шее легкий поцелуй, прежде чем поднять голову от его плеча и высказать мысль о том, что вам нужно пригласить сюда Старков.
Старков, северных детей, на Юг. Это будет прекрасно. Это то, чего никогда не было – север и юг рядом. У тебя есть мысль…
У тебя есть мысль, ты смеёшься, думая о карме имени, о том, что она, кажется, существует. Но молчишь об этом, хотя точно знаешь, что Эйгон чувствует, что ты что-то задумала. Так уже очень давно. И это ощущается правильным.
Правильным. И он спрашивает, что ты задумала, ты смеёшься, качая головкой, как будто обещая, что скажешь все…
- Позже. Ты увидишь, - целуешь в щеку.
Целуешь в щеку, зная, что он бы одобрил. Но пусть и ему будет сюрприз. Он ведь будет так мило хлопать ресницами… он Старк.
Он Старк, думаешь ты неожиданно, в нем волчья кровь. И, кажется, не смотря на своё прошлое детское отрицание, ты это так любишь. Ведь это часть его. Ровно половина.
Ровно половина Эйгона – это лютоволк и маленький дракон, появляющийся словно из миллиона искр. Призрак внимательно наблюдает за этим, первым замечая движение, а потом сморите вы все, встречая маленького белоснежного дракона. Ты говоришь про цвет, Призрак толкает Джона, чтобы познакомиться с другой частью их – пока еще маленькой и трогательной, но скоро она вырастет в огромное существо, сильное и прекрасное.
Прекрасное. Это ваше наследие. Вашей семьи. И это возрождение… из пепла. Ты целуешь маленького дракона, когда Балерион ползёт к шее и занимает место ожерелья. Ты смеёшься тихо, слыша слова мужа, когда он обращается к дракону: правда, он едва не соскальзывает уже, но все равно не хочет покидать привычное место. Но вам нужно имя…
Имя, напоминаешь ты, и Эйгон рассматривает нового члена вашей семьи, а потом смеётся и даёт имя. Красивая история.
- Да, нравится, - касаешься его щеки.
Касаешься его щеки, когда вы укладываетесь. Треплешь по шерсти волка и целуешь в нос, а потом маленьких дракончиков. Вы все устраиваетесь на плащах у костра.
- Я всегда буду рядом с тобой. Люблю тебя, - отвечаешь на его слова.
Отвечаешь на его слова, Эйгон быстро засыпает, а ты еще наблюдаешь за ним, за звездным небом, за маленькими дракончиками и лютоволком, который тоже приоткрывает глаза, как будто говоря, мол, «я слежу за всеми вами». Утро…
Утро наступает рано. Вы просыпаетесь и отправляетесь обратно в Горный приют, чтобы начать путь, последнюю его часть, к Мартеллам. Искра за несколько дней пути растёт, а Балерион все чаще летает, прежде чем приземлиться и свернуться ожерельем.
- Мне кажется, он пытается показать себя, - смеёшься.
Смеёшься, а дракончик выпускает пар, как будто отрицая, а ты пальчиками по чешуе проводишь, посмеиваясь.  Вы в Дорне. Вы дома.
Вы дома, а вскоре прибывают, действительно, гости – Старки. Они оглядываются по сторонам, им жарко, - нужно будет выдать девочкам платья, думаешь ты, а мальчиками займётся Эйгон, - им непривычен смех, веселье, наряды и звон на улицах. Ты смеёшься, думая о том, как они отреагируют, слыша, как на улицах вас зовут просто именами, а не как положено. Это Дорн, здесь все семья.
Все семья. Девочки быстро вклиниваются в жизнь… Арья носит одежду мальчишки и тренируется с младшими девочками Оберина и Тристаном под руководством старших, никто не против, даже за. Санса смущается, когда кузен Велларион рядом, а ты посмеиваешься, подходя к Роббу и Эйгону.
- Санса стащила мое платье и проходит специально мимо Веллариона раз за разом, - подходя к Роббу и Эйгону.
А в это время кузен зовёт девочку гулять по саду, та вся краснеет, но свою ладошку протягивает к нему, и они уходят.
- Это мило, - план работает.
План работает, думаешь ты, наклоняясь к брату, шепча ему на ухо, чтобы посмотрел на уходящих детей. И на Арью, тренирующуюся с Тристаном и о чем-то спорящую с ним.
- Вот это я и задумала.  Но это еще не все… - шепотом.
Шепотом рассказываешь мужу о споре девочек на Робба Старка, который все еще смущается, смотря по сторонам.
- Как думаешь, стоит поучаствовать? Я же выиграю, - со смехом в глазах.
Со смехом в глазах, когда произносишь это. И точно знаешь, что у тебя есть козырь в рукаве… Козырь два дня спустя появляется в лице Маргери и Уилласа Тиреллов, а ты тихо смеёшься, переговариваясь с подругой, глазами указывая ей на Робба. А она прекрасно знает, что с этим делать. Оленна смеётся, кажется, понимая, и кивает головой, одобряя. Старушка всегда была дальновита, тебе она нравится. Вы вдвоём с ней наблюдаете за Маргери, воркующей с Роббом, а потом ты подмигиваешь Эйгону, который оказывается рядом.
- Я же говорила, что выиграю, - смеёшься. – Не могу сыграть сама, но знаю, кого выбрать для ставки.
И так, чтобы это было выгодно королевству. Тиену нужно выдать за Уилласа, Санса будет Велларион, Арья останется в Дорне (для ее же благо, здесь никто ничто ей не запретит), а Маргери уедет на Север. Связи земель кровью.
Связи земель кровью.  Так было всегда. Карма имени существует, думаешь ты, закатывая глаза.
- Карма, - целуешь Эйгона.
Целуешь Эйгона, уводя к фонтану, чтобы наблюдать за вашей большой семьей, которая только знакомится друг с другом. А потом ты тихо уводишь его к дальнему фонтану, чтобы скинуть туда и самой оказаться в воде. Смеясь, тянешься к нему и целуешь, наматывая на пальцы его волосы, чувствуя беззаботность, которой в вашей жизни так мало.

После Дорна вы возвращаетесь домой в приподнятом настроении. Видя это, ваш король, кажется, не может придти в себя. Рейгар никогда не понимал, что кто-то не считает его счастьем, что его не принимают и лишь терпят, потому что сделать ничего не могут.
Сделать ничего не могут, а он может. Король. В один прекрасный день, - солнечный и яркий, - он собирает совет. Не только семейный, малый.
Малый совет собирается. Ты сидишь рядом с Эйгоном и матерью, держишь за руку мужа, когда король заходит. Формальные приветствия и поклоны.
Формальные приветствия и поклоны, а он начинает говорить о том, что узнал. За морем в Эссосе есть Блэкфайер. Последний. Хэйгон.
Хэйгон Блэкфайер по разумению твоего отца должен стать частью вашей семьи. Ты хмуришься, думая о том, как это сделать. Велларионы? Есть свободные кузины.
Есть свободные кузины. Но так его не взять в семью и раскол не прекратить – еще больше прав может возникнуть. И Рейгар понимает.
И Рейгар понимает это, говоря о том, что у дракона три головы. Он берет тебя за руку и говорит, что это – традиция вашей семьи, а мужа будет у тебя два.
- Но как… - слишком много вопросов.
Слишком много вопросов, которые ты задаёшь один за одним. Как он представляет себе это? Как он может поступить так со своими детьми? Как понять, чей будет ребёнок банально? И как он относится к тому, что вы оба будете против? Он же знает, что вы любите друг друга.
Вы любите друг друга, а Рейгара это не интересует. Все не важно. Все будет общим, говорит он, а ты хмуришься, переплетая пальцы рук с Эйгоном.
- Но у нас будет ребёнок, - наследник.
Наследник уже есть, ты знаешь, в Дорне ты перестала пить лунный чай. И ты бы хотела первому об этом сказать Эйгону, а потом матери, а выходит так, что всем и сразу… но короля это лишь радует, он доволен.
Он доволен, говорит, что Хэйгона вы обманите, что мальчишка должен думать, что это – его ребёнок будет наследовать. И тогда он никогда не восстанет. Ты хмуришься.
Ты хмуришься, кладя вторую руку на шерсть Призрака, удерживая рядом. И улыбаешься спокойно, смотря отцу в глаза.
- Отличная идея. Раскол исчезнет, угроза из-за моря уйдёт, а мальчишка никогда не восстанет против сына, которого будет считать своим, но наследовать будет наша ветвь, - киваешь головкой.
Киваешь головкой, зная, что по-другому Рейгар не отстанет. Он принимает только ответ, сходный с его собственными мыслями.
С его собственными мыслями. Поэтому нужно сыграть. Вы встаёте, а он говорит, что уже отправил письмо Блэкфейеру. Ты киваешь головкой.
- Тогда будем ждать ответ и готовиться к церемонии, он не может отказаться, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками, точно зная, что мальчишка никогда не откажется. Это больше, чем Эссос ему когда-либо даст. И поэтому…
И поэтому ты уводишь мужа и волка, зная, что еще немного и кто-то из них не выдержит. Вы выходите.
- Тихо… мы разберёмся с этим, - утягивая его в нишу. – Как когда-то Блеквуд разобрался… у нас есть свои люди.
Утягивая его в нишу и целуя, все еще одну ладонь держа на голове волка, удерживая их обоих рядом с собой.
- И, кстати, ты правда будешь отцом, - улыбаешься, разрывая поцелуй.
Улыбаешься, разрывая поцелуй, прижимаешься к Эйгону, пытаясь сказать, что все будет хорошо. А потом садишься рядом с волком.
- Проследишь, чтобы Эйгон не наделал глупостей, пока я немного погуляю? – целуя его в нос.
Целуя его в нос, прежде чем исчезнуть как когда-то в тайном проходе. А потом тут же открываешь дверь и тянешь брата за собой, он захочет участвовать в этом. Он - будущий король. Волк тоже идёт с вами.
Волк идёт с вами на встречу к верным людям. И после ты знаешь, что дни мальчишки Блэкфайера сочтены… яд.
Яд. Вечером вы сидите в своих комнатах, ты смотришь на Балериона, летающего по комнате и мирно свернувшуюся клубком искру, когда вспоминаешь.
- Я знаю его, - ты не говорила об этом.
Ты не говорила об этом никому, кроме Оберина. Он любил рассказывать истории тебе в детстве, рассказывает и сейчас, а ты в ответ ему.
- Мы встретились у реки. Хэйгон – мальчишка, хороший, вы бы поладили в других обстоятельствах, но он упрям и никогда не оставит мысли вернуться в неизвестный ему дом. На предложение Рейгара он ответит согласием. Скорее всего, уже ответил. А потом придёт новость о том, что «жених» умер по пути в Вестерос. В долгом пути могут настигнуть многие болезни, море, - пожимая плечиками. – Жаль его. Но выбора нет.
Выбора нет. Ведь на кону ваша семья. А она превыше всего, даже планов Рейгара. К тому же…
- К тому же цель все равно будет достигнута: угрозы не останется, он – последний Блэкфайер, - итог один.
Итог один, ваша семья будет в безопасности. Тянешь к Эйгону руку, притягиваешь к себе, к камину и огню.

Мальчишку в твой дом привезла Мама, поэтому ты смотришь и наблюдаешь, не испытывая к нему ничего плохого после того, как он все узнал. При встрече ты даже обнимаешь его, а волосы летят во все стороны, смеёшься.
Смеёшься, потому что здесь, на Драконьем камне, ты ощущаешь свободу и знаешь, что рано или поздно обязанностей станет больше, а времени на все это меньше. Пусть и мальчик, единственный наследник вашего отца, почувствует это.
Почувствует это в ветре, который останавливается так редко, что тишина оглушительна, в людях, которые здесь, в том, что замок остаётся крепостью, как и был много лет назад при короле первом, своего имени, в честь которого твоего брата, – обоих твоих братьев, - назвали. Вскоре мама решает, что ей нужно помочь леди Велларион, которая ждёт ребенка, и уплывает недалеко, к ним.
К ним, они же часть семьи. Вы с Эйгоном остаётесь, а на следующий день поднимается шторм. Вы оба понимаете, что до его конца никто никуда не уедет, включая Элию, которая не вернётся к своим детям.
- Ничего, справимся. Это всего лишь ветер, - улыбаешься.
Улыбаешься за ужином, а потом просишь слуг закрыть все окна плотно. Нужно уберечь замок от стихии. Но тебе нравится…
Тебе нравится слышать ветер и шум воды, разбивающейся об скалы. Улыбаешься, думая о том, что здесь бессильно все.
Бессильно все, крепость вокруг вас, та, откуда ваша кровь пошла на этом континенте. Ты напеваешь какую-то песню себе под нос, желая мальчишке спокойной ночи. И уходишь. Тебе бы хотелось выйти на открытую галерею, но нельзя, поэтому ты просто сидишь и слушаешь стихию за окном, чтобы после отправится ко сну и заснуть.
Заснуть, а утром за завтраком тебе сообщают, что брат еще спит – делать все равно нечего, шторм, поэтому ты говоришь, чтобы ему принесли завтрак и дали отдохнуть. Ты разбираешь документы днями, сама опаздывая или приходя раньше на кухню за едой, поэтому с Эйгоном вы совершенно не пересекаетесь. Думаешь, что он точно также, как и ты, занят своими делами и мыслями, поэтому совершенно не беспокоишься.
Не беспокоишься, а белый волк в один из дней ловит тебя за ткань юбки и делает шаг в противоположную от твоего намеченного пути сторону.
- Призрак? – ты имя помнишь.
Ты имя помнишь, тянешь к нему руку и делаешь шаг, но и он тоже, не давая коснуться, еще настойчивее тянет вглубь коридора с настойчивым тихим и коротким рычанием.
- Хорошо, пойдём, юбку держать не обязательно, - ты же видишь, что он ведёт.
Ведёт, а ты идёшь за ним, чтобы оказаться у двери мальчишки. С сомнением смотришь на волка, который становится за тобой, не давая пути обратно.
- Ты хочешь, чтобы я зашла? Хорошо…
Хорошо, думаешь ты, стучась в дверь, - ты же сама учила мальчишку делать именно так на входе, -но ответа нет. Тишина.
Тишина кажется подозрительной, а глаза волка грустными. Ты дергаешь ручку, толкаешь дверь и видишь…
И видишь, что мальчишка лежит на постели, ворочается и что-то бормочет, а на щеках лихорадочный румянец.
- Что ты натворил, глупый мальчика?! – подбегаешь.
Подбегаешь, ощупывая лоб – Эйгон сгорает. Он бормочет, хватает за руки, явно не понимая, что происходит. А ты кричишь, зовя слугу, даёшь указания, что принести с кухни – много воды, уксус, бульон горячий с ложкой, ящик с твоими маслами из Дорна из твоей комнаты.
- И живее! Чистое белье тоже, - все сбегаются.
Сбегаются. Слуги поднимают брата, другие – меняют белье. После ты всех выгоняешь, стягиваешь с мальчишки рубашку, добавляешь в воду уксус, начиная обтирать его кожу.
- Глупый, - хочется на него крикнуть, но нельзя сейчас. – Как только встанешь на ноги, придушу. Почему ты никого не позвал?
Придушишь обязательно. И задаёшь вопросы в пустоту, а волк кладёт голову на постель и смотрит за всем.
- Все будет хорошо, у него нет выбора, - для волка.
Для волка, который с сомнением смотрит, ты и сама сомневаешься, видя, что жар мальчишки не спадает. Берёшь ложку, приподнимаешь его, зная, что есть ему надо, даже в бреду. И по одной вливаешь бульон, заставляя проглотить. Проходит полночи, прежде чем он может заснуть, растертый маслом лаванды и эвкалипта.
- Спи, - нужно поспать и самой.
Нужно поспать и самой, но оставлять его нельзя. Ты снимаешь верхнее платья, оставаясь в сорочке, и ныряешь к нему под одеяло, тянешь к себе и кладёшь его голову себе на плечо, чтобы чувствовать, что происходит с ним.
Чтобы чувствовать, что происходит с ним. Перебираешь его волосы и напеваешь песню, странно-знакомую, кажется, ее пела вам мама в детстве.  Утром…
Утром он тоже горит весь, ты знаешь, что будешь с ним, будешь повторять все, пока не станет легче. И по пути ты рассказываешь ему о Дорне, о книгах, обо всем, что придёт в голову. Призрак все еще рядом с кроватью, поднимает голову и смотрит.
Смотрит и волнуется, как и ты. Ты тянешь руку к волку, прося принести не только бульон для Эйгона, еду для себя, но и мясо для Призрака, зная, что он никуда не уйдёт. Так проходит время… ты не считаешь.
Ты не считаешь, зная, что главное, чтобы мальчишка поправился, встал на ноги, а потом уж ты скажешь ему все, что думаешь. А пока сон.
Сон, обнимаешь его во сне, кожа холодная – жар отступил. А на следующий день ты открываешь глаза и видишь, что мальчишка тоже сморит, пытается сесть. Ты помогаешь ему, подкладывая под спину подушку.
- Как ты? – первое, что срывается с губ.
Срывается с губ, когда ты, садясь на постели в нижнем платье, ощупываешь его всего, что жара нет, смотришь в глаза, а потом…
- Ты, глупый мальчишка! Почему ты не позвал! – шепотом.
Шепотом, от крика у него будет болеть голова, но отчего-то тебе кажется, что он знает, что будь твоя воля – слышал бы весь замок.
- Если бы не Призрак, ты бы здесь умер. Ты хоть это понимаешь? – обнимаешь его.
Обнимаешь его, прежде чем выйти за дверь и сказать, что нужна еда. Стук в дверь – берёшь поднос и идёшь обратно в комнату, но замираешь, когда слышишь…
Когда слышишь то, что Эйгон не услышит – слишком далеко от двери. Слышишь, как слуги говорят, что рано или поздно вам придётся выполнить старую семейную традицию и, они верят, завтраки будут более счастливыми. Ты смотришь на брата…
Ты смотришь на брата и подходишь к нему, смотря как-то по-другому: мальчишка не вызывает негативных эмоций, но старая, как боги все старые и новые мысль, тебя вводит в состояние задумчивости, но ты улыбаешься. А потом хмуришься – глупый маленький мальчишка, который чуть не отправил себя к праотцам!
- Нужно поесть, - ставишь еду.
Ставишь еду и по привычке кормишь мальчишку ложка за ложкой. Треплешь по волосам после и снова укладываешь, берёшь полотенце и обтираешь его.
Как ты себя чувствуешь? Выздоровеешь – получишь подзатыльник, - фыркаешь. – А пока тебе нужно отдохнуть.
Фыркаешь, но отбрасывая ткань, обнимаешь его. За окнами шторм, ставни закрыты и темно. Задуваешь свечу – может, Эйгон заснёт, сон на благо.

Отредактировано Adelheid Fawley (2018-12-02 18:22:46)

+1

38

Мы снова в Дорне, я не был здесь давно. Этот край принимал меня всегда, но я никогда не задерживался в нем надолго, разделяя время и место с сестрой. Меня всегда ждал Север, а юг был ее родным миром. Хотя я знаю, здесь мне тоже всегда были рады.
Нас и сейчас встречают как своих – зовут обычными именами, не вспоминая о том, кто мы за границей Красных гор. И здесь мы тоже забываем о том, что когда-то нас будет ждать железный трон, и Красный замок станет для нас тюрьмой, в которую мы войдем добровольно – это наш долг. Пока Рейгар в Королевской гавани отравляет нам жизнь, он приносит и пользу, отодвигая необходимость вспомнить о долге и позволяет вот так проводить время в кругу друзей.
Друзья ждут нас в Дорне, и друзья едут с Севера, как бы странно ни казалось Старкам то, что они здесь увидят. Легкая одежда, которой у них просто нет, комнаты со ставнями от солнца, а не от мороза, блестящая вода, корабли, музыка на улицах, много людей, звонкий смех и отсутствие рамок – для кого-то из них покажется непривычным, но точно всем понравится. Понравятся яркие краски, легкие ткани и фрукты, чей сок приятно прокатывается на языке. Понравится легкость, с которой люди живут в этой стране. Понравится то, что здесь можно все, что хочешь.
Первой в это верит Арья, потом Рейнис указывает мне на Сансу, которая в одном из ее платьев прогуливается туда и сюда по дорожкам, а я замечаю взгляды ее кузин в сторону Робба, и задумываюсь о чем-то глобальном.
- Рейнис, но… Нельзя спорить на людей. Робб же поверит и потом ему будет… Все не так просто, что ты еще задумала, м?
Смотрю на смешинки во взгляде супруги и понимаю, что, наверное, я со своей прямолинейностью, понял все слишком буквально. Тянусь к ней, она рассказывает шепотом, очень близко, чтобы я услышал, смотрю испытующе.
- Ты уже выиграла.
И я выиграл гораздо больше, как ни крути, мне кажется, так. Тянусь к ней и целую, чтобы все мысли про ставки и игры, даже если шутливые, покинули ее.
- Слушай, а вот мы раньше, еще до свадьбы, приезжали в Дорн. И девочки тоже так… играли? Я такого не помню.
Зато помню взгляды на нее и один момент, который ей показался странным, а мне не понравился совершенно, и я порадовался тому, что оказался тогда здесь вместе с ней. А то, что Рейнис задумала еще, становится явным, когда в Солнечное копье приезжают Тиреллы. Маргери Тирелл очень быстро завладевает вниманием Робба, и я понимаю, что кузен пропал. Но и она пропала тоже, ведь ей ехать с ним на Север из ее родного теплого края.
- Я надеюсь, что дело не только в Винтерфелле и Севере? Они оба должны быть счастливыми.
Смотрю на то, как Робб и Маргери о чем-то переговариваются, и мне не кажется, что без интереса к человеку они стали бы так сидеть друг с другом и все время проводить рядом. Рейнис целует меня, говоря о карме, а я вспоминаю, что да, что и мы с ней поженились, еще не понимая, как нам обоим повезло, но оба мы были не против, и вот как все получилось. А еще Санса и этот парень Велларион, Арья, которая все больше времени проводит с Тристаном, хоть и часто  выходит победительницей из их тренировочных соревнований (Не слишком часто ли? Но нет, девочка бойкая и способная, ее не проведешь игрой в поддавки.)
- Такими же, как мы. – Целую ее в ответ.
Когда я в прошлый раз был в Дорне, мог ли я предвидеть, как все обернется? И мне почему-то кажется, что да, мог, и предвидел, хотя и тогда этого не осознавал. А она говорит, что споров не было, потому что сестры, кузины, понимали, что я – ее.
- А ты моя.
Целую опять, когда она тянет меня к фонтанам, к дальнему, где никого нет, и вдруг скидывает в воду, и я тяну ее за собой, смеясь. Солнце светит сквозь брызги воды, создавая радугу, когда мы целуемся снова, одежда намокает и хочется от нее избавиться, тем более, сейчас, когда мы так близко. Мне нравится то, что здесь можно быть совсем свободными и жить без оглядки, так, как это делают местные.
Утром следующего дня ставни закрыты, но сквозь щелку видно лучи яркого дорнийского солнца, светило еще не в зените, но мы провалялись в постели намного дольше, чем могли бы себе позволить в королевской гавани. Мне кажется, что я бы хотел вообще не выходить сегодня к людям – я люблю семью, люблю друзей и люблю Дорн, но иногда хочется закрыться ото всего мира, оставаясь только в собственном мире с Рейнис, нашем на двоих. Рейнис здесь же, рядом, тянется за чашкой, которое каждое утро приносят ей, и я морщусь, глядя на это.
- Не пей.
Сажусь на постели и обнимаю ее, целуя в плечо.
- Рейнис, может быть, время настало?
Оставляю поцелуй у шеи, за ухом, забирая чашку из рук, и тяну назад, к себе. А она пожимает плечами, говоря, что чай и чай, и я просто беру и выпиваю напиток, но глоток заставляет меня остановиться, с удивлением смотря на жену.
- Это не лунный чай.
И я понимаю, что выдал свой маленький секрет. Откуда я знаю, какой на самом деле чай  - какой? Я смущаюсь, ставя чашку на столик, но очень многое другое приходит мне вслед на ум.
- Ну, я как-то попробовал его, в самом начале. Должен же я был узнать, что тебе приходится пить, чтобы… И это не тот чай, и… - Я улыбаюсь и тянусь к ней, утягивая ее в постель, далеко от чашек, от края кровати, сжимая в объятиях. – Давно? Рейнис, еще не…?
Обнимаю и касаюсь ее живота, чувствуя, что, скажи она «да», я буду самым счастливым. Ну, а если «нет», то не страшно, мы справимся с этим, уверен, и скоро. Главное, что мы вместе и оба хотим одного и того же для нас.

Мы не хотим возвращаться, но время пролетает, и наступает момент, когда нам приходится вспомнить об обязанностях и попрощаться  солнечной, жаркой и беззаботной страной, чтобы вернуться назад в Королевскую гавань, вспомнить титулы и явиться пред очи короля.
Король собирает всех – и никто не знает, зачем, но меня терзает предчувствие, что, пока мы пробыли в Дорне, Рейгар придумал что-то, о чем ни с кем не советовался, но он очень доволен собой. Меня это настораживает, и я беру руку Рейнис в свою, когда король входит. А после сжимаю ее, когда слышу, что он придумал и сделал. Ставит нас перед фактом. Подходит и берет Рейнис за руку. Я дергаюсь, я хочу, чтобы отец не смел ее касаться, чтобы даже не пытался подходить к ней близко. Кажется, что зрение сужается до Рейгара и этого его прикосновения, которое призвано выглядеть жестом заботы отца о дочери.
Призрак рычит под столом, и я знаю, что еще секунда, и волк бросится, что нужно что-то сделать, чтобы его успокоить, но успокаивать кого-то я не в состоянии. Рейгар так просто играет своими детьми, так легко приказывает, как будто это все такие мелочи – подумаешь, два мужа у жены. Подумаешь, какая разница.
- Никогда.
Моя вторая рука падает перед ними на стол, и Рейгар отпускает Рейнис, делает шаг назад, а она задает вопросы, и я и слова больше не могу сказать, сжимая кулаки, и только потом по движению вдруг понимаю, что сжал руку Рейнис слишком сильно, что ей больно, и что мне нужно вернуться в зал и взять себя в руки. Она спрашивает, выясняя подробности придуманного плана, как будто думает над предложением отца, но не только я понимаю, что эти вопросы, подробности, нужны для того, чтобы придумать, как план обойти. Призрак тихо рычит, но рык стихает – вторая рука Рейнис опускается на голову волка, а я ослабляю хватку, кидая на нее извиняющийся взгляд. А она говорит вдруг, что ждет ребенка. Поворачиваю голову, моментально возвращаясь на землю и беря себя в руки – это сложная ситуация, но ребенок – это случилось? Я ни о чем не знал, и, судя по взгляду мамы, она тоже не знала. Не выпускаю ее руки из своей, переплетая пальцы, провожу большим ей по запястью и больше всего хочу, чтобы вот это все закончилось. Она тоже.
Она знает, что с отцом разговаривать можно только так, что иного ответа он не примет, а мне нужно как-то смягчить то, что вырвалось у меня.
- Вы правы, это поможет устранить угрозу нового восстания. Корона же не хочет нового восстания, верно? Теперь я все понимаю.
Угроза восстания и угроза королю. Теперь я понимаю, сколько усилий потребовалось, чтобы склеить разрушенную восстанием страну, собрать ее по кусочкам и сделать подобие мира. Мира, в котором король считает себя гением и все заслуги относит к себе. Этому должен прийти конец. Это идея, которая могла бы разрушить семью, а он не понимает этого. Дальше он может придумать что-то еще более опасное, и не для нас, а для страны.
Но сейчас меня совершенно не волнует страна. Меня волнует Рейнис и то, что она сказала – ребенок. Меня даже Рейгар уже волнует не так сильно, хотя все еще и хочется просто подойти и ударить за одну мысль, но я знаю, что этому не бывать. Мы что-нибудь придумаем, не может быть, что отец заставит нас сделать что-то подобное. Призрак перед уходом еще скалит зубы, но Рейнис уводит его, а меня толкает  в нишу, говоря, что мы справимся, и целует, и я понимаю, что и ей сохранять самообладание было непросто, а нужно было еще следить за Призраком и мной. Целую ее, отчаянно сжимая в объятиях.
- Одна эта мысль… - Лбом касаюсь ее лба, выдыхая слова и снова целую. – Прости, я сделал тебе больно.- Беру ее руку и подношу к губам. – И ты…?
Она улыбается, отвечая на мой вопрос, и я улыбаюсь тоже, широко, и отрываю ее от земли – если бы было больше места, я бы покружил ее, а так я только обнимаю и опускаю снова, чтобы поцеловать.
- Вот, что правда важно. Рейнис…
Путаюсь пальцами в прядях ее волос и целую снова, не выпуская, а потом она говорит с Призраком, прося его за мной присмотреть, и я только успеваю выдохнуть «нет, стой», как она исчезает, но возвращается и ведет нас с собой. Это наше дело, и мы будем делать его вдвоем.
- Я люблю тебя. – Говорю тихо  в темном туннеле, не отпуская ее руки. Мягкая поступь волка слышится позади – все вместе, и только так.
А верные люди помогут, и план Рейгара не сбудется, Хэйгон умрет где-то на пути в Вестерос. Вечером мы все вместе. Призрак лежит на своем любимом месте у камина, Балерион летает, Искра сворачивается в шерсти волка, но следит за своим старшим братом. Вечер хороший, но тревожный в то же время. И Рейнис вспоминает, что видела того, кого мы обрекли на смерть. И что при других обстоятельствах все могло бы быть иначе. Она тянет меня к огню, и я сажусь рядом, опираясь спиной о Призрака и замыкаю руки вокруг нее в кольцо. Балерион опускается и тоже сворачивается клубком, опуская голову Рейнис на колени – он совсем вырос, и больше не умещается на месте ожерелья, хотя иногда все еще делает попытки. Мы вот так в одном большом клубке все рядом. Касаюсь рукой ее живота, пока еще ничего не заметно, но скоро все изменится, а еще немного, и наш ребенок появится на свет. Я люблю ее, его, их, и не дам никого в обиду.
- Он виноват только в том, что упрям. И что отец своим предложением всколыхнул это упрямство, он не откажется, мне тоже кажется, что он уже дал ответ. – Перевожу дыхание, это первое дело, которое мы делаем для страны и для себя, защищая то, что нам важно, даже если и выносим приговор за то, чего еще нет. – Как поступал Бринден Риверс – предвосхищать угрозу, не давать ей становится из скрытой явной.
Это первый раз, а в будущем нам придется поступать так чаще. Выбирать благо, которое мы считаем верным, и расчищать ему путь. И отчего-то мне снова делается тревожно на душе, но мысль о ребенке успокаивает. Наша семья – вот, что важно. Мы говорим с Рейнис весь вечер, слуги приносят нам ужин в комнаты, и мы засыпаем, зная, что сможем все преодолеть.
А на рассвете нас будят, сообщая, что умер король.
Король умер, и все его планы приостановлены. Новость распространяется по городу быстрее, чем горит спичка. Сегодня глашатай объявит об этом с дворцовой стены, а в Великой Септе Бейлора будет бить колокол. Лорды потянутся отдать дань памяти королю Рейгару, первому этого имени, официально, но на самом деле чтобы заверить меня в своей искренней преданности и огромной пользе. Траур будет длиться семь дней, а после нас с Рейнис коронуют, трон и страна станут нашими. Мы никогда этого не хотели, но знали, что этот день придет. И сейчас мы идем в комнаты Рейгара, чтобы верховный септон и великий мейстер засвидетельствовали нам очевидное. Быстрые взгляды друг на друга – мы оба ни о чем не знали, но такие совпадения случайными быть не могут.
В комнатах Рейгара мы встречаемся с мамой, ее взгляд ровный и спокойный, и мы, кажется, все понимаем. Пока мейстер осматривает тело, мы просто подходим и обнимаем Элию, зная, что это стало последней каплей для нее – он отравлял жизнь ей так долго, но своих детей она будет защищать. Люди ждут первых распоряжений, кто-то подбадривает нас, говоря о горе. Но никто не плачет. Вряд ли многие будут грустить по нашему отцу. Семь дней проносятся очень быстро.
Однажды я вхожу в тронный зал и смотрю на ощетинившийся мечами побежденных лордов трон, за который было пролито так много крови. Смотрю и понимаю, что, будь у меня выбор, я бы предпочел развернуться, и больше никогда его не видеть, но это моя судьба и моя доля. Наша жизнь навсегда изменится. Мама защитила нас от произвола, от глупости и опасности, но Рейгар оттягивал наступление этого дня для нас, оставляя нам возможность немного пожить. Мама  закрывала нас, терпя его, даже так. Теперь наша очередь защищать ее и дать ей пожить, теперь наш долг взять на себя это бремя. Говорят, что трон не приемлет слабости, что он может сам расправиться с тем, кого посчитает недостойным себя.
- Интересно, каким ты посчитаешь меня? Когда ты знаешь, что я думаю о тебе?
Руки обнимают меня со спины, шагов я не слышал, но эти руки я узнаю всегда.
- Я разговариваю с железным троном. Что там люди болтают о монетке и ее сторонах?
Улыбаюсь, оборачиваясь к Рейнис, отворачиваясь от того, ради чего поколения предков перегрызали друг другу глотки и проливали кровь, ради чего сходились армии, ради чего брат шел на брата в расколах, ради чего полегло так много людей. Я смотрю на то, что главное для меня – моя семья, наш будущий ребенок.
- Надеюсь, что мы сможем сделать так, чтобы наш сын как можно дольше не входил в этот зал и не смотрел на трон, раздумывая о том, что через два дня ему надевать корону. Мы дадим ему времени столько, сколько сможем дать. Мы дадим ему все, что сможем.
Легко целую Рейнис, делая шаги к выходу, и увожу ее от плохого, туда, где нам нравится быть.
- Мне кажется, что будет мальчик. Не знаю, почему, но мне кажется, что первым у нас будет сын. А тебе? Но он… Не долго будет один, да?
Я смотрю на нее, останавливаясь, когда мы выходим из зала. Над городом ночь, в коридорах замка светят факелы.
- У нас все будет хорошо, и мы совсем справимся. – Беру ее лицо в ладони и касаюсь губами губ. – Мы вместе, и мы знаем, что важнее всего.
 
Драконий камень – место, которое всегда принадлежало наследнику трона. Я наследую, я единственный сын, но замок отдан моей старшей сестре. Все верно, и я не собираюсь с этим спорить. Мне не нужен замок, я не хочу короны, но знаю, что она меня ждет когда-нибудь. Даже несмотря на то, что я узнал, это ничего не изменит. Зато это меняет наше общение с сестрой. Она будто поворачивается ко мне, учится видеть во мне не обман, в который ее насильно заставляли поверить, а настоящего меня, ее брата, названого именем другого, которого больше нет. Нашего брата нет, но есть я, и мы становимся ближе друг к другу. И вот теперь мы с мамой едем на Драконий камень к Рейнис, а она нас ждет.
Замок древний, настоящая крепость на неприступном участке суши посреди моря, но меня мало волнует его история или тот факт, что он мог бы быть моим. Это место, которое любит моя сестра, которая чувствует здесь себя свободной – и я могу почувствовать то же здесь, вдали от Королевской гавани и отца, в ветре, который трепет волосы, в шуме волн, разбивающихся о камни. Дикая неприветливая природа, но в ней очень много настоящего. Красный замок обороняет гарнизон золотых мечей, а здесь сам замок становится лучшей защитой в случае угрозы. Может быть, поэтому Рейнис попросила его? Собственную крепость, где никто не сможет указывать, что ей делать и во что верить, то место, где не может быть лжи? Ложь всегда со мной, но рядом со мной моя мама – я смотрю на нее, понимая, что никогда не назову этим словом другую женщину, имя которой знаю, но не произношу. Мама – Элия, отец – Рейгар. Так ли много во всем этом обмана?
Рейнис встречает нам, обнимая, и я обнимаю ее в ответ. Ветер треплет ее волосы, плащи развеваются, мама подставляет ветру лицу, улыбаясь, и, мне кажется, я и сам дышу полной грудью, хотя, казалось бы, не должен, камни должны давить, а ветер выдувать меня с острова как чужого. Но остров, ветер, замок, море – и Рейнис, - принимают меня. И Призрак доволен тем, что может бегать по пустынной территории без оглядки, не прячась в четырех стенах замка, а после растягиваться у камина в обеденной зале, широко зевая.
Мама уезжает к Веларионам, и мы с Рейнис остаемся вдвоем, если не считать слуг, охраны и верных людей, окружающих сестру. У меня есть Призрак, и мы вместе с ним гуляем по побережью, когда я вижу на горизонте тучу. Поднимается ветер, а к вечеру собирается шторм – слуги закрывают ставни на окнах, снаружи дует ветер, и ставни дрожат. Рейнис говорит, что ничего страшного не будет, а ветер пережить мы сможем. И я киваю головой, радуясь, что мама успела отплыть до стихии, она бы расстроилась, если бы не смогла съездить к подруге, которую давно не видела, а побыть далеко от двора ей удается нечасто. А мне странно кажется, что я очень устал и сейчас засну. Тру глаза – Призрак подходит, я привычно опускаю руку погладить волка, и нос, который тыкается мне в руку, кажется не просто мокрым и холодным, а ледяным.
- Сильный ветер из-за моря, но он стихнет, любая буря проходит.
Я улыбаюсь, мне очень хочется лечь, и ужин заканчивается как в тумане. Мы расходимся по комнатам, и я засыпаю, а утром едва открываю глаза. Все тело ломит, Призрак с лапами на кровати лижет мне лицо, а у двери стоит слуга, который извиняется за вторжение  и спрашивает, не принести ли мне теплой воды. Воду я прошу, умываюсь, но так и остаюсь в комнате, понимая, что вчера вечером была не просто усталость. За закрытыми окнами воет ветер, Призрак снова ставит лапы на кровать, когда я ложусь.
- Ничего страшного, мне просто нужно отдохнуть. Посплю, и буду как новенький.
Треплю его по шерсти и отключаюсь. На периферии сознания отмечаю только, как волк вспрыгивает на кровать. Обнимаю его и проваливаюсь в сон совсем. Если кто-то и заходил ко мне, об этом я не узнаю, только на столике появляется завтрак, но я не хочу есть. Сон с урывками, не приносящий облегчения, а только изматывающий. Мне жарко, меня ломает  и трясет, Призрак лижет мое лицо или просто лежит рядом, грустно смотря в глаза. Кто-то из слуг стучится снова, но у меня нет сил, чтобы ответить. Я опять проваливаюсь в забытье, и так проходит весь день и вся ночь. Потом я уже не понимаю, какое время суток, сколько часов я проспал, сколько дней прошло. Я лишь иногда выныриваю, кручусь на постели, чувствуя жар, озноб и страшную слабость. Однажды не замечаю Призрака рядом, но не успеваю ухватиться за мысль, потому что мир от меня уплывает, а дальше как во сне, очень смутно, я слышу голоса и чувствую движение, но ничего не понимаю, только медленно плыву в странном мареве, окутанный отдельными словами, затем предложениями, затем историями, которые мне, кажется, снятся. Запахи тоже кажутся мне другими, а еще я осознаю, что мне не лихорадочно жарко, а просто тепло. Я открываю глаза, и медленно понимаю, что вижу. Я сплю на плече Рейнис, ее руки меня обнимают. Она спит сейчас – глаза закрыты, мерно в ритм вдохам поднимается грудь, но она держит меня крепко и не отпускает, а Призрак не спит, с другой стороны кровати ныряет мне под руку. Зарываюсь пальцами в белую шерсть, не уверен, что смогу что-то говорить сейчас, но Призрак и так все сам понимает.
- Это ты ее позвал. – Не выдыхаю слова, одними губами проговариваю фразу. – Спасибо.
Они оба помогли мне выбраться, не знаю, что было бы, если бы не. Пробую шевельнуться, привстать, и, кажется, бужу Рейнис своим движением – она открывает глаза и смотрит сразу на меня, наши взгляды встречаются. И я понимаю, что те слова, фразы и истории мне не приснились, это Рейнис разговаривала со мной. Она много говорила, и ее голос я слышал почти все время, но только не осознавал, что это он. Я виновато улыбаюсь.
- На Севере говорят, - теперь я шепчу, голос возвращается, и я чувствую, что вот так слабость, усталость, беспомощность, отступили, - что когда приходит зима, одинокий волк погибает, но живет стая. Все хорошо, Рейнис, я не один.
А она садится и ощупывает, как будто не верит, смотрит снова и называет глупым, но тоже шепотом, как будто повторяет за мной. А  я смотрю на то, как ее волосы рассыпаются по плечам, и осознаю, что она здесь давно, и следила за мной все время. Опускаю глаза.
- Спасибо…
Говорю уже чуть увереннее, хотя она продолжает меня ругать. Она так сильно за меня испугалась.
- Прости.
Когда ее руки снова сжимаются в кольцо вокруг меня, и я обнимаю ее в ответ, прикрывая глаза.
- Да, я глупый…
Глупый мальчишка, который не хотел беспокоить и был слишком уверен в том, что все не серьезно, а ,когда осознал, как далеко зашло дело, уже не мог сделать что-то, и чуть не сгубил себя сам. Она выходит, и я вдруг чувствую себя странно потерянным, и мне не хочется ее отпускать, и чтобы она отпускала меня, хоть я и уверен, что Рейнис не на долго. Когда она возвращается, у нее в руках поднос с едой, но она как будто думает о чем-то, глядя на меня. Я уже могу сидеть, опираясь на подушки, и мне делается неловко. Она столько сил затратила для того, чтобы привести меня в чувство, и хочет это продолжать.
- Мне правда намного лучше.
Я тянусь к ложке, но она перехватывает и зачерпывает бульон, поднося ко мне.
- Рейнис, давай, я?
Но на спор мне еще не хватает сил, да и я не уверен, что правда сумел бы справиться с делом, с которым может справляться любой ребенок. Я закрываю глаза после еды, покачивая головой.
- Сколько времени ты со мной, сколько я…?
Она касается моих волос, и я улыбаюсь. Мне кажется, что моих сил все еще едва хватает на разговор, но я не хочу снова провалиться в ту странную дрему, которая отнимает силы вдвойне, и мне даже почти страшно закрыть глаза. Она говорит о подзатыльнике, но после о том, что я милый, и злиться на меня она не может, и я ловлю ее руку, тяну к себе и зову по имени:
- Рейнис… Расскажи мне еще про Дорн? Ты говорила о торговцах, о танцах, и, кажется, про фрукты говорила? Какой твой любимый? А какой не нравится? Какое там море, не такое, как здесь?
Мои глаза закрываются, но я слышу ее голос и чувствую, что она рядом и снова обнимает меня, и теперь я верю, что вынырну из сна, а еще знаю, что увижу, проснувшись.
Когда я снова открываю глаза, Рейнис не спит, а лежит рядом и перебирает мне волосы. Ставни все еще закрыты, в комнате лишь только огонь от свечи на столике.
- Доброе утро, давно ты не спишь? И что сейчас, утро, или вечер? Я запутался, не понимаю. Все еще шторм?
Она рядом, волосы рассыпаются по плечам и ловят блики свечи. На столе какие-то бумаги, пергаменты, пара книг. Слишком много слов, но теперь я, правда, наконец-то чувствую себя отдохнувшим. Я могу говорить, а не шептать, могу самостоятельно сесть на постели и обнять Рейнис я тоже могу. Я вижу, что призрак лежит рядом с кроватью со стороны Рейнис, и выглядывает из-под ее руки, стараясь меня разглядеть.
- Вы с Призраком успели подружиться, да?
Мне становится совестно перед волком – я его бросил, провалившись с туман, оставил одного в замке, а ведь я несу за него ответственность, хотя получается, что наоборот. Мне нравится видеть, что они поладили. И мне нравится знать, что они оба со мной рядом. Призрак вдруг прыгает на кровать и тянется к моему лицу, язык касается меня, и я смеюсь, правда, не долго, закашлявшись, и волк просто ложится поперек нас с Рейнис, не взирая ни на какие неудобства.
- Лютоволки вырастают до размера взрослых лошадей. Представляешь, что будет, если он привыкнет так делать? Никакая кровать не выдержит. – Я улыбаюсь. - Как ты себя чувствуешь?
Она тоже устала не меньше моего, ей тоже нужно отдохнуть, а она все еще волнуется обо мне. Рейнис зовет слуг, и они начинают приносить подогретую воду, много воды.
- Ванна?
Я смущаюсь, отводя взгляд, а потом вдруг осознаю – все это время за мной смотрели, меня переодевали и растирали, и делала это Рейнис сама, не доверяя кому-то другому. Вряд ли ванна сейчас смутит.
- Я могу идти. – Говорю я, думая, что, правда, могу, но Рейнис поддерживает меня и, положа руку на сердце, не думаю, что эта мера была лишней. – Как старик или ребенок. Ощущение ужасное, развалина.
Ворчу на свое состояние, оказавшись в ванной. Кидаю быстрый взгляд на Рейнис, и стягиваю старую одежду. Тем временем слуги занимаются комнатой, знаю, что нужно так. Рейнис тем временем капает в воду какие-то масла, и я погружаюсь в воду, оглядываясь на нее, когда она тоже оказывается в ванне со мной. Мне кажется, что будь у меня больше сил, то я бы покраснел.
- Что это за масла? – Когда она касается меня, капнув что-то на ладони. – Про масла ты тоже говорила тогда. И я чувствовал запах, но другой.
Кажется, рассказ про масла проплывет таки снова мимо. Рейнис тянется, касаясь моей кожи, платье, в котором она, намокает, и я осознаю, что после этой истории с моей болезнью, мы уже больше не будем общаться как раньше никогда. Что объятие уже не будет чем-то необычным, а интерес одного о другом станет постоянным. А пока мы смываем с себя пот, грязь и болезнь, оставляя в прошлом и их, выбирая курс на новую жизнь вперед. Нас ждет чистая одежда, а в комнате - свежие простыни и горячая еда.
- Мне гораздо лучше, и я даже хочу вон ту булочку с корицей. Тебе нужно отдохнуть. Теперь я быстро пойду на поправку, ты увидишь. А еще, слышишь? Ветра нет.
Ставни в комнате все еще закрыты, но гула не слышно. Мы столько времени провели в этой комнате и были так сосредоточены на мне, что совершенно не смотрели за обстановкой вокруг. Ветер стих, и мама скоро вернется.
- Вот мама, если узнает, точно даст мне подзатыльник.

+1

39

Дорн и солнце, отдаленность от Красного замка и смех друзей вокруг, кажется, это именно то, что вам нужно. Ты впервые за долгое время чувствуешь редкое чувство благодарности к Рейгару Таргариену, ведь пока он греет Железный трон, вы можете быть свободны и хотя бы иногда, несколько раз в год, принадлежите сами себе.
Сами себе, друг другу и людям, которых вы любите. Северяне осматриваются, а потом вклиниваются в жизнь твоей страны: Санса стаскивает одно из твоих платьев, гуляя в нем по дорожкам внутреннего сада Солнечного копья, привлекая внимание Веллариона, Арья, первой оценившая возможности, учится с Тристаном… А Робб….
А Робб Старк влип в историю, потому что девочки на него спорят, желая поиграть, но ты тоже хочешь поучаствовать во всем, поэтому задумываешь план…
План, который расспрашивает сейчас Эйгон, сидя рядом, а ты смеёшься звонко, смотря на него прищуренными глазами, думая о том, что можно сыграть…
Сыграть с братом, которому ты говоришь об игре, о том, что поучаствовала бы сама, но вот не задача – замужем.  За ним. Говоришь, почти шепотом на ухо, выводя узоры пальцами по его колену, придвигаясь ближе. А он отвечает, что на людей спорить нельзя, что смысла в этом больше (он тебя знает хорошо), говорит, что ты и так выиграла.
Выиграла, думаешь ты, когда он целует тебя, а ты улыбаешься, перебираясь к нему на руки, не разрывая ласки, чувствуя, что вы свободны.
Вы свободны здесь и сейчас. Эйгон припоминает ваши прошлые поездки в Дорн, задавая вопросы про игры, а ты смеёшься, наклоняясь и оставляя поцелуй на его шее, наблюдая за тем, как след формируется после.
- Нет, они знали, что ты – мой, - вы же сестры.
Вы же сестры. У вас всегда могли быть общие игрушки, но тех, кто принадлежит кому-то, никогда не забирали, это не было забавой. А потом…
А потом к вам приезжают Тиреллы. Ты обнимаешь Маргери, передавая ей план, а она притягивает к вам Тиену, говоря, что Уиллас приехал с ней, и если она подсуетится… формируется цепочка заговора. Когда-то вы вместе в детстве играли, а сейчас строите сеть.
Сеть из одной большой семьи. Маргери быстро завладевает вниманием Робба, а Тиена – ее брата. Ты возвращаешься к Эйгону, обнимаешь его и наблюдаешь за всем со стороны, слушая слова брата о том, что происходит.
- В Севере и не только, посмотри на них, - возможно, пока они больше думают о связи земель. – Сейчас, возможно, они думают обо всем, как о политике, но посмотри, они забывают о ней… когда сидят и говорят, неосознанно касаясь друг друга бёдрами. Когда смеются и смотрят. Скоро это станет намного важнее. И они будут счастливы.
Они – часть вашей семьи, Эйгон прав, они должны быть счастливыми, как вы, хотя вы тоже не с самого начала понимали, как вам повезло.
- И девочки тоже: Санса, конечно, принцессой с Велларионом не станет, как мечтала, зато он будет петь ей баллады, это будет ее сказка, а Арья получит титул, который ей не нужен, который желала ее сестра, но вместе с тем у нее будет намного большее – свобода быть собой, здесь это принимают, - прикрываешь глаза.
Прикрываешь глаза, думая о том, что главное в вашей большой семье – счастье, но и сеть формируется, покрывая всю страну. А ты…
А ты выбрасываешь из головы все мысли, ведёшь Эйгона к дальнему фонтану, чтобы сначала скинуть его в воду, а потом оказаться там самой, смеёшься и целуешь его, думая о том, что время остановилось.
Время остановилось и принадлежит только вам. Утром вы просыпаетесь в своей комнате, за ставнями виднеются лучи солнца, а ты, перевернувшись, целуешь Эйгона, а потом тянешься за чашкой с чаем рядом.
Тянешься за чашкой с чаем рядом, привставая, Эйгон тянется за тобой, обнимает, говоря не пить. Он оставляет поцелуи на плече, за ухом, по коже, тянет к себе, а ты опираешься спиной на него, думая о том, что он наводит на мысли совсем не о чае.
Не о чае, а он говорит… и ты смеёшься, но решаешь сыграть с ним. Вы же еще вчера говорили про игры…
- Милый, тебе всего лишь восемнадцать… - целуешь его.
Целуешь его, поворачивая голову, обнимая одной рукой, а он после делает глоток из чашки, когда ты говоришь, что это просто чай, а потом…
А потом ты хохочешь, зная, какой вопрос задашь… Эйгон тоже понимает, поэтому отвечает на опережение. И это очень мило.
Мило, что он хотел знать, что ты пьёшь, чтобы все оставалось так, как есть. Но тот чай, вкус которого он изучил, уже пару недель как исчез из твоего рациона.
- Люблю тебя, - смеёшься.
Смеёшься, падая за ним на кровать, думая, что Эйгон чудесный, что у вас есть то, что нужно охранять – ваша семья. Он задаёт вопрос, касаясь твоего живота, а ты тянешь его за пряди волос к себе, путаясь в них пальцами,
- Не так давно, еще нет… но, ммм… мы можем попробовать это исправить прямо сейчас, - целуешь мальчишку.
Целуешь мальчишку, притягивая еще ближе, так, что расстояния не остаётся совсем, и думаешь, что сегодня вы никуда не пойдёте, откроете дверь лишь для того, чтобы забрать у слуг еду. Сегодня есть только ваш мир.
Ваш мир есть и на другой день. Ты просыпаешься раньше Эйгона, выскальзываешь из постели и выходишь из комнаты, чтобы подготовить все, а потом вернуться на своё место рядом с ним. Обнимаешь его и целуешь.
- Просыпайся… у нас очень много дел.
Много дел, думаешь ты, целуя его и теряя время, а потом ищешь в шкафу вещи без гербов, кидаешь ему. Часто закидываешь в сумку, целуешь Призрака в нос, прося шепотом не обижаться на ваш побег. Волк все понимает и сам выходить не хочет – пол холодный, а на улице жара. Драконов касаешься, а они клубком в шерсти Призрака сворачиваются.
- Пойдём…
Вы подходите к порту. Ты тащишь мужа на корабль в каюту, закрывая за вами двери. Садишься на кровать и сморишь на него внимательно.
- Через два дня мы будем в Волантисе. У нас неделя на себя самих… в Солнечном копьё прикроют, я поговорила со всеми, - смеёшься, - там никто не знает, кто мы. Только команда корабля. Они путешествуют с Оберином и умеют молчать. Там… ты можешь быть Джоном с Севера, например.
Смеёшься и тянешь его за руку к себе. Вы можете быть кем угодно там, но главное, собой.

Возвращаться в Королевскую Гавань совершенно не хочется, тем более, когда после Волантиса вы узнали, что едете на Север – даже мама поехала с вами, чтобы посмотреть, что будет дальше. А теперь вам приходится ехать домой.
Ехать домой, туда, куда никто не хочет – в золотую клетку. Мама пытается держать лицо, но вы оба знаете, что и ее сердце далеко от Красного замка, в совершенно другой стороне, где угодно, но не там. Поэтому…
Поэтому вы делаете много остановок, отсрочивая этот момент, но знакомые стены все равно показываются.
Показываются, люди рассматривают вас, второго дракона, который сворачивается браслетом на руке Эйгона, который сам наблюдает за разномастной толпой. Но главное ждёт впереди – стены замка и его хозяин.
Его хозяин сходит с ума. Ты давно так считаешь, с самого начала, но кто знает, как его сумасшествие прогрессировало, пока вас не было. Тебя охватывает плохое предчувствие, когда ты входишь внутрь за руку с Эйгоном и видишь улыбку отца.
Улыбку отца можно видеть редко, когда он очень собой доволен или когда хочет показаться великим королем. Но эта – особенная.
Особенная – он что-то задумал, но скрывать это не намерен, выкладывая план, беря тебя за руку. Вторую сжимает Эйгон, а ты пытаешься успокоить его, пальцами проводя по коже.
Пальцами проводя по коже мужа, расспрашиваешь отца, зная, что вам нужны детали, чтобы бороться с его затеей. Когда брат бьет по столу, отец отпускает тебя, ладонью зарываешься в шерсть Призрака, зная, что он – это Эйгон.
Он – это Эйгон, и нужно успокоиться всем. Отца не успокаивает даже новость о внуке, он намерен сделать и его картой в своей игре с Блэкфайером из-за моря. Брат произносит фразу о восстаниях, которая заставляет тебя улыбнуться. В ней так много смысла за мишурой слов.
В ней так много смысла за мишурой слов. Вы выходите, ты прячешь вас в нишу, волк с вами в темноте. Ты говоришь, что вы справитесь, другого варианта у вас нет совсем, а потом целуешь. Муж говорит, оставляет новый поцелуй, а ты обнимаешь его крепче. 
- Не думай об этом, этого не будет никогда, - пальцами узоры выводишь. – Ты – мой, я – твоя. Только это важно, только это будет всегда.
Эйгон подносит твою ладонь к губам, спрашивает, говорит, а ты тихо смеёшься, зарываясь второй ладонью в его волосы.
- Я не почувствовала даже боли, - была слишком зла.
Была слишком зла на Рейгара и отвлечена тем, что нужно было многое узнать, к тому же ваш ребенок помогал отвлечься от всего, что важно. Ты улыбаешься в ответ на его вопрос, киваешь головой и оказываешься в воздухе. Смеёшься тихо.
Смеёшься тихо, а как только оказываешься на земле, снова тянешься и целуешь – важно чувствовать рядом, тем более сейчас.
Сейчас Эйгон путается в прядях твоих волос, говоря, что это важно. Ты с ним согласна – это ваше семья, не может быть ничего главнее, но… смеёшься тихо, думая и о другом.
- Фетишисты? – указывая на волосы. – Мне нравится.
Указывая взглядом на волосы, ты тоже любишь наматывать на пальцы его пряди… и новое дорнийское слово так хорошо подходит этой привычке.
Привычке следуешь и другой – открываешь проход и исчезаешь, но потом берёшь Эйгона за руку, это ваше дело, вы – одно целое.
- А я тебя, - останавливаешься в темноте туннеля.
Останавливаешься в темноте туннеля, целуешь его, думая о том, что здесь можно затеряться, можно не спешить и скрыться от всего… можно все, что угодно. Но вы сможете решить проблему, ведь другого выхода нет.
Выхода нет, делать все приходится быстро. Вы выходите на на улицы города, находите Блэквуда и людей… и отправляете в составе корабля за Хэйгоном несколько человек из Вороньих клыков с ядом.
- Он уже не выберется. И даже на корабль не сядет, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками. Мальчишку жаль, но выбора нет. Вы идёте к себе и вечером собираетесь у камина. Искра греется в шерсти Призрака, Балерион летает.
- Он… рисуется, - шепотом Эйгону.
Шепотом Эйгону, видя, что драконы переглядываются.  Кладёшь ладони на его руки, обвитые вокруг тебя, а Балерион приземляется и устраивает голову у тебя на коленях. Улыбаешься, прикрывая глаза, а потом тянешь руки к сундуку рядом, доставая зеленое яйцо, кладёшь его рядом. Теперь все в сборе.
Все в сборе. Эйгон говорит, упоминая Риверса, а ты улыбаешься, думая о том, что он тоже с вами после того случае в северном лесу, и не только старой легендой.
- Ты прав, мы сделаем точно также, - полуоборачиваешься и целуешь его в щеку.
Целуешь его в щеку, слуги приносят ужин и размещают его прямо здесь, у камина. Вы говорите и засыпаете в одном большом клубке.
Засыпаете в одном большом клубке, а утром приносят новость, что умер король.
Умер король, да здравствует король. Гвардейцы, не выходя из покоев, присягают сонному Эйгону. Переодевшись в чёрное, - забавно, что это цвета вашего герба, - вы идёте в покои Рейгара, где вас уже ждут. Мама спокойна, смотрит на это…
Смотрит на это, рядом Джейме… и ты понимаешь, что произошло, Эйгон тоже, вы обнимаете ее, явно зная, кто за этим стоит. Она никогда бы не позволила ему испортить жизни своих детей, жертвуя своей.
Жертвуя своей, но теперь все будет для нее спокойнее – король умер, колокола звонят, город уже знает. Но жизнь не останавливается.
Не останавливается, тем более, Рейгара мало кто любил. После недельного траура коронуют Эйгона, ты держишь мужа за руку, думая, что трон достался ему рано, а он убивает. Но вы будете вместе. Семь дней…
Семь дней пролетают мгновенно, коронация завтра. Ты находишь Эйгона в тронном зале, смотрящим на трон и говорящим с ним. Тихо подходишь, обнимая со спины, кладёшь голову ему на плечо.
- Все хорошо с монеткой, - фыркаешь, оставляя поцелуй на его шее. – А с ним мы справимся, что бы он об этом не думал.
В твоей голове есть план, он не ждёт. И Эйгон говорит о том, что вашему сыну эти клинки-в-стуле должны достаться как можно позже, ты киваешь головкой, улыбаясь, когда вы выходите из зала, а он останавливается.
Останавливается и целует тебя в дверях, пусть трон смотрит, что важен здесь не он – а ваша семья. За окном ночь.
- У нас будет сын, который здесь окажется намного позже нас, - еще один поцелуй. – Мы с этим справимся. И детство у него будет счастливое.
Счастливое, но об этом нужно позаботиться вам. Ты обнимаешь его, смотря на отражение огня в его глазах, чтобы еще раз поцеловать, а потом потянуть в комнаты матери.
- Я бы хотела, чтобы мы сейчас остались вдвоём, как всю эту неделю… но у нас есть нерешенное дело, - выводишь узоры на его руке, открывая дверь.
Открывая дверь, чтобы увидеть маму и Джейме на софе у камина. Заходишь и садишься напротив, тянешь Эйгона к себе. Опираешься на него, закидывая ноги на софу следом.
- Завтра после коронации будут ждать имя десницы. Им должен стать Тайвин Ланнистер, - мама и Джейме переглядываются.
Мама и Джейме переглядываются, явно зная, какие воспоминания у тебя о нем. Но у него есть золото, есть опыт…
- Все знаю, - машешь ладонью. – Но его поддержат все старики. И он сможет держать их в узде. А мы сможем держать его. Потому что вы, - указываешь ладонью на маму и Джейме, - поженитесь завтра после коронации. Тихо, в кругу семьи, в домашней септе. И ваш сын будет братом и дядей короля. Это удержит старого льва от всего, что он может хотеть. И ему придётся защищать обоих детей от всего мира, расти они будут вместе, как братья.
Прикрывая глаза, выводишь по руке мужа узор, думая о том, что это будет начало. Но сам герой ваших обсуждений не знает об этом.
- Согласитесь, это логично, - проводишь цепочку.
Проводишь цепочку, почему нужно сделать так, развивая мысль. И, когда все согласны, открываешь глаза, приподнимаешься и целуешь Эйгона легко.
- Тогда нужно действовать… Тебе нужно в септу Бейлора, Эйгон… и приказать, чтобы после коронации были готовы там же, при людях, служить венчание. Заодно освободишь Джейме от белого плаща. А я пойду навестить уже явившегося ко двору старого льва, - встаёшь.
Встаёшь, слушая протест матери, но на это лишь улыбаешься, прищуриваясь, вспоминая моменты из детства.
- Не переживай, у нас с ним… давние общие воспоминания, которые помогут поговорить, - обнимаешь Элию и Джейме. – Так как назовёте?
Спрашиваешь, тебе интересно, но мама кидает подушку, а ты выскакиваешь за дверь, корча рожицу и посылая воздушный пойцелуй Эйгону. Направляешься в часть замка, где живут гости, находишь нужные покои и стучишь.
Стучишь, слуги по твоему приказу приносят еду. И начинаешь переговоры. Старый лев не так прост, спрашивает, говорит, провоцирует. Ты рассказываешь ему о том, что его внук будет братом и дядей короля, и расти они будут вместе. Старый Ланнистер фыркает себе под нос, но слабо улыбается, выглядя довольным. Но хочет еще больше…
Хочет еще больше, а ты делаешь глоток вина, когда он начинает кашлять, а в уголках губ появляется кровь. Ты улыбаешься, хотя пьёшь из того же сосуда, и ставишь перед собой маленький пузырёк.
- Зато теперь, дорогой дедушка, Вы знаете, что будет, если будете желать слишком многого, забывая, что король у нас один, - медленно встаёшь.
Медленно встаёшь, открывая пузырёк и вливая его содержимое в бокал с водой, подавая Тайвину и помогая выпить. Ждёшь, пока пройдёт приступ, чистя апельсин, ешь по долькам.
- Надеюсь, мы друг друга поняли, - улыбаешься, когда выходишь.
Выходишь и идёшь в ваши с Эйгоном покои, а когда заходит он, обнимаешь его и ведёшь к сундуку, стоящему рядом.
- Это тебе от Оберина и Дорана, - открываешь.
Открываешь, чтобы муж увидел подарок Дорна на его коронацию, чтобы он знал, что его семья с ним и верит в него.
- А теперь нам нужно выспаться, - тянешься и целуешь.
Целуешь, утягивая к постели, на короны и мечи вы еще насмотритесь, пока у вас есть ровно ночь, чтобы забыть об оковах.


Мальчишка глупый, думаешь ты, рассказывая, обнимая его и ухаживая, когда жар подступает, следишь, чтобы ему было легче дышать, и молишься всем богам, старым и новым, чтобы он выжил. И ты сама его убьешь.
Сама его убьешь за беспечное отношение к себе и здоровью, за то, что не позвал тебя, слуг, кого угодно, но когда мальчишка открывает глаза…
Но когда мальчишка открывает глаза, шевелится, будит тебя… ты можешь только обнять его и поцеловать в лоб, думая о том, что все будет хорошо.
Все будет хорошо, если твой брат пришёл в себя. И ты совсем не хочешь его придушить, хотя тихо ругаешь, потому что он глупый северный мальчика.
Северный мальчишка, думаешь ты, замирая.  Ты садишься, щупаешь, проверяешь, а он говорит, ты едва уловимо улыбаешься, фыркая что-то под нос.
- Именно. Глупый волчонок, - Призрак фыркает на фразу. – Я не про тебя, а про Эйгона.
Опускаешь руку и треплешь волка по белой шерсти, он – молодец, он спас твоего брата. И ты чувствуешь связь между ними, что они – одно.
- Я рада, что ты жив, маленький брат, - обнимаешь мальчишку.
Обнимаешь мальчишку, думая, что дальше немного, что ему скоро станет легче, что жар отступил и самое опасное позади.
Позади, как и многое другое. Ты называешь его братом, зная, что это так, и не чувствуешь при этом ничего, кроме тепла и облегчения, потому что Эйгон тёплый, его пульс ровный и, пусть голос еще тихий, но он здесь, рядом.
Рядом, говорит северные слова, которые тоже не вызывают отторжение – ты слишком рада, что ему лучше.
- Ты не один и не будешь, - обнимаешь его.
Обнимаешь его снова, прежде чем вскочить за едой, вернуться с подносом и обратно с ним забраться на высокую постель, подхватывая край длинной рубашки. Ты начинаешь кормить мальчишку, а он сопротивляется секунду, но ты не сдаёшься – смотришь на него, улыбаешься и качаешь головой, показывая, что его задача просто есть. А после…
А после он спрашивает про время, закрывая глаза, ты поправляешь подушки, дуешь на пламя свечи, устраивая его голову на своём плече.
- Два дня, - и это много.
Много, думаешь ты, но главное, что все закончилось хорошо, что брат сейчас заснёт, а сон теперь лучшее лекарство.
Лучшее лекарство, а он просит рассказать ему. Ты говоришь, рисуя по его плечам узоры, успокаивая, о Дорне и море, специях и Вольных городах, маслах и фруктах, а потом засыпаешь сама.
Засыпаешь сама, а утром читаешь книгу, пишешь письмо, сидя за столом, а потом перебираешься обратно к брату.
К брату, который просыпается часом позже, а ты улыбаешься ему и целуешь в щеку, а потом касаешься губами виска, проверяя температуру, убеждаешься, что жар окончательно прошёл, что ему лучше.
- Действительно, доброе, - обнимаешь его. – День и шторм, но утихает. Как себя чувствуешь?
Волк выглядывает из-за твоей руки, ты треплешь его по шерсти, приподнимая ладонь потом, чтобы он мог увидеть Эйгона, а волк просто прыгает на постель, лижет его лицо, а ты звонко смеёшься, треплешь его по шерсти. Призрак устраивается поперёк вас, явно довольный, и никуда не собирается, ты смеёшься.
- О, да, я думаю, тогда с ним надо будет лежать у камина, большой, тёплый и пушистый… но пока пусть, он очень переживал за тебя, - гладишь белую шерсть. – Я в порядке, а теперь ванная, братик, пора смывать с себя болезнь.
Вы лежите и гладите Призрака, пока слуги носят воду, а потом пора вставать и идти к воде, ты поддерживаешь мальчишку, который ворчит, а ты фыркаешь.
- Прекрати, ворчишь и наговариваешь, - треплешь его по волосам. – Просто глупый северный мальчишка, который не позвал сразу. Но мой.
В ванной горячая вода, ты капаешь в воду масла, чтобы Эйгон ими дышал, чтобы они исцеляли изнутри.
- Эвкалипт и пихта, поможет лучше дышать, - улыбаешься.
Улыбаешься, когда вы выбираетесь, вытираетесь и ты продолжаешь растирать его тело маслами – виски, плечи, грудь, а потом укладываешь под одеяло, а сама берёшь масло перца красного, чтобы натереть ноги и тоже спрятать под ткань.
- Нужно прогреть все тело. Жар сошёл, теперь можно, - объясняешь, вымывая от последнего масла руки. – Красный перец на ногах, лаванда и эвкалипт с пихтой на теле. 
Эйгон говорит про булочку с корицей, тут же ее хватает Призрак и жуёт, довольно ложась у камина на ковёр. Ты смеёшься.
- Он, кажется, тоже хотел именно ее, но там есть еще, - встаёшь и приносишь поднос.
Встаёшь и приносишь поднос с едой, булочками, чаем из дорнийских трав.  Ставишь поднос между вами, наполняешь чашки.
- Ветра нет, ты прав, и мама скоро вернётся, но она скорее заобнимает тебя до смерти, - смеёшься тихо. – Давай не скажем? Будет наш секрет… никто не скажет.
Люди здесь, на Драконьем камне, твои. Они любят свою Королеву, но кровью и мыслями принадлежат этому замку, как и ты. И лишнего не будут болтать, пока не узнают, что ты уже рассказала. Замкнутый и тесный мир.
- Она не будет беспокоиться, - ей нельзя.
Ей нельзя, в замке ей достаточно беспокойства с вашим отцом, который все больше сходит с ума в своей вере в свою исключительность.
- И ты не получишь подзатыльник.
Мама возвращается, но все же понимает, что Эйгон болел. Вы не говорите ей о том, как сильно, что не звал, и Элия, действительно, сжимает его в объятиях, а ты губами шепчешь брату «я же говорила» и смеёшься, сидя с ними рядом, а потом обнимая их обоих.
- Давайте поедем в Дорн? – разрывая объятия. – Эйгону нужно согреться…
Мама говорит, что король может не позволить, но она напишет. А ты прищуриваешься, берёшь лист и тоже пишешь. Ты знаешь, как его можно убедить. Протягиваешь еще один пергамент брату, подмигивая. Отец соглашается с условием, что вы будете там не долго и как можно скорее, как только Эйгон восстановится, вернётесь домой, Но можете ехать, ведь мальчишка болел долго.
Мальчишка болел долго и ему нужно отдохнуть. Поэтому вы направляетесь туда, где тепло, даже жарко. Где солнце прогревает все, не отпуская. Вы едете в край матери, туда, где ты так любишь быть – Дорн.
Дорн уже рядом. Быстрее было бы проехать на корабле, но ты настаиваешь на лошадях, потом лишь Эйгону объясняя тихо, что люди должны вас видеть, его в первую очередь – он будет королем рано или поздно, пусть его знают.
Пусть его знают. И, раз ваш отец, полный заботы только о себе, забывает об этом, вы с матерью должны этим заняться.
Должны этим заняться, поэтому по пути вы останавливаетесь в замках, говорите с людьми. Брату всего четырнадцать, ты следишь, не давая подливать ему слишком много вина, а слова он сам прекрасно разбирает на правду и ложь. Но скоро вы дома.
Вы дома, думаешь ты, когда после Тиреллов и путешествия от них вдыхаешь жаркий воздух и улыбаешься. Когда под копытами лошадей песок.
Песок, который ты так любишь. Наклоняешься в седле, - уроки Оберина не прошли даром, - набираешь горсть и, возвращаясь в седло, пересыпаешь с руки на руку, а потом сближаешь лошадь с лошадью Эйгона, берёшь его руку и пересыпаешь ему.
- И все как одна, - песчинки. – Нужно переодеться.
Песчинки, и все вместе – пустыня. Дорн. Вы переодеваетесь за тканью в легкие местные одежды, ты довольно смотришь на цвета. Смеёшься тихо, подставляя лицо палящему солнцу – все равно не сгоришь, уже поняла это давно.
- Наперегонки? Тебе идёт, брат.
Наперегонки до теневого городка. Ты улыбаешься, смотря на смеющихся людей в ярких нарядах, слыша звонкий смех.
- Мы сюда еще вернёмся. Сначала Копьё.
В Копье вас ждут, встречают, и вовсе не официально, а как семью, обнимая и что-то наперебой рассказывая, кузины тут, вокруг, смеются и щебечут. Ты тянешь в этот круг Эйгона и улыбаешься, а потом вам дают отдохнуть.
Отдохнуть в солнцепёк и отводят в комнаты со смежной дверью. Ты заходишь, открывая дверь, и прыгаешь с разбега на кровать Эйгона, ложась рядом и начиная его щекотать.
- Вставай, ленивый мальчишка! Мы сбегаем!
Тащишь его за руку под смех, ведёшь через городок, а потом по пляжу через маленькую трещину в скалах, здесь Летнее море тёплое, здесь никто не увидит – скалы закрывают с двух сторон, и попасть сюда трудно – нужно заметить трещину и пролезть.
- Мы это место нашли в детстве с девочками, - смеёшься.
Смеёшься, скидывая обувь и забегая в воду в платье. Оно и так тонкое, не стоит смущать брата больше, а высохнет за пару минут на солнце.
- Ты идёшь или тебя затащить? – выбегаешь обратно.
Выбегаешь обратно, хватаешь за руки, и ведёшь к воде, чтобы затащить вглубь. И начинаешь обрызгивать его водой.
- Сражение, - ныряешь под воду, чтобы вынырнуть и с другой точки начать атаку.
А после вы выбираетесь на сушу, ты достаёшь из сумки огромное цветное покрывало и фрукты с водой. Эйгон даёт тебе свою рубашку, ты улыбаешься и натягиваешь ее. Расстилаете и ложитесь, солнце высушит воду.
- Эшту будешь? – чистишь и протягиваешь мальчишке.
Чистишь и протягиваешь мальчишке, смотря на заходящее солнце. Ты любишь Дорн, здесь есть свобода. И Эйгону нужно увидеть это, почувствовать и отдохнуть от всего, что окружает вас дома.
Перед тем, как отправиться в замок, ты возвращаешь Эйгону рубашку, смотря на то, как мальчишка краснеет – раньше за ним этого не было замечено, но ты умиляешься. Подходишь и целуешь его в щеку, когда отдаёшь вещь, одетая уже в своё платье.
- Ты мило краснеешь, но вижу первый раз, - со смехом.
Со смехом вы идёте через городок к Копью, люди машут ладонями, переговариваются, ты тоже кидаешь пару фраз.
- Они и тебя хотят услышать, ты – сын их принцессы и часть этого мира, - шепотом.
Шепотом, хватая горсть корицы и растирая на ладони – тебе нравится запах. Дом здесь. Ассоциация. А на площади…
А на площади вечер, люди собираются, чтобы танцевать, пить вино и смеяться, но вы придёте сюда позже, на ближайший праздник. Дорога даёт о себе знать.
Дорога даёт о себе знать, после ужина вы расходитесь по комнатам, а ваша соединена общей дверью. А ты с детства любила идеи…
Любила идеи, которые возникают у тебя в голове, и следовала им, если знала, что они будут успешны. Эта на успех была обречена.
Была обречена. В итоге ты влетаешь в комнату брата, который сидит на постели, тянешь к нему руки и стаскиваешь с него рубашку, которая еще недавно была на тебе.
- Я верну, - со смехом.
Со смехом, целуешь его в щеку и уходишь, закрывая смежную дверь. И пока не спишь, начинаешь по синему шёлку серебром делать стежки.
Стежки не за день, за неделю или больше, превращаются во все, что есть твой брат. Серебром по синему, как север, потому там волк, но вокруг него дракон кольцом, закусывает свой хвост, скрывая самую суть, а вместо шипов на нем лучи солнца, которые превращают животных в один большой солнечный диск. Ты довольна.
Ты довольна, когда смотришь на работу. А потом утром в день праздника забегаешь в комнату брата, прыгая на постель и ложась рядом, треплешь его по волосам.
- Соня, просыпайся, - кладёшь рубашку рядом. – Уже утро. Пора немного помочь всем, а потом пойти на праздник. Ты у нас никогда не был на дорнийском празднике, это пора исправлять!
Он не видел танцев с монетами, когда жар уступает место прохладе и огню факелов, как люди смешиваются и торговцы со всего континента и Эссоса везде, как ходят гадалки, которые хотят предсказать судьбу.
- А у меня для тебя кое-что есть на сегодня, - протягиваешь ему его же рубашку, - я обещала вернуть. Вставай.
Щекочешь мальчишку, он смеется и ворочается, а ты забираешься на верх на него, сжимаешь его ногами и продолжаешь щекотать, смеясь вместе с ними, а лента на твоих волосах развязывается, тёмные пряди падают вниз к лицу брата. В какой то момент вам обоим надо просто дышать, ты смотришь на него, чувствуя тепло…
Тепло, а потом ты вспоминаешь, что Эйгон – твой маленький брат, которому нет пятнадцати, это, наверное, даже смешно. Отпускаешь мальчишку, целуешь в щёку и падаешь рядом.
- Правда, вставай, дела не ждут.
Дела не ждут, вы ими и занимаетесь, а потом собираетесь на праздник. Кругом толпа, шум, игры и гам. Ты смеёшься, смотря на волка, который пошёл с вами, опускаешь руку и треплешь его по шерсти.
- Ну что, прохладнее – тебе лучше, - а люди не боятся.
А люди не боятся, зная, с кем он пришёл, только с интересом смотрят. Вы общаетесь, смотрите, смеётесь и играете с кузенами, а потом звучит музыка. Ним кидает тебе пояс, а ты подхватываешь его, повязывая.
- А теперь танцевать. Пойдёшь? – смеёшься.
Смеёшься, смотря, как Квентин подбирается к Эйгону, не желая принимать участие в танце, идёшь в девочками, позволяя, чтобы музыка и звон вас унесли. А потом…
А потом хватаешь брата за руку, не снимая пояс, тащишь его к шатру – здесь ведьма живет, говорят, ее видения охватывают, о чем и рассказываешь.
- Заходи, она предскажет тебе будущее, но… не волнуйся, это всего лишь легенда и игра, - толкаешь его внутрь.
Толкаешь его внутрь, думая о том, что сама ты слишком веришь в легенды, чтобы не доверять им.

+1


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » breathe through the fear and walk through the fire


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно