испытай восторг
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться22017-11-25 09:48:15
Правильнее было бы праздновать не День рождения, а День смерти, тогда бы фанаты вместо опостылевшего за сорок лет Happy Birthday пели Happy Deathday to you! А Крис вполне мог бы наиграть похоронный марш… Эйвери, в угоду смене амплуа с волшебника на вампира, давно уже стал фанатом всех этих похоронных шуточек — неудивительно, учитывая фантазию дарителей и ассортимент подарков. Дорогая племянница Адельхайд, например, давеча решила, что спать в кровати совсем не по-вампирски, поэтому в качестве выражения глубочайшей любви к дяде заказала ему с доставкой прямо в мансарду гроб. Двухместный.
Поэтому сегодня на концерте Адонис старательно косит под Дракулу — длинный плащ с кроваво-красной атласной подкладкой и пафосным высоким воротником-стойкой, псевдоисторическая рубашка с невообразимыми рукавами и жабо, завитые в крупные локоны волосы… Да уж, Виан в этот раз расстаралась с костюмами. На сцене Неблагого двора красовалась компания вампиров из маггловских средне-дрянных фильмов. Но фанатам, как оказалось, понравилось новое амплуа, несмотря на то, что некоторые нет-нет, да поглядывали подозрительно на вокалиста, который сегодня уж слишком старательно гримасничал и манерничал — уж не обратил Эйвери всеми любимого Фаня в вампира?
— А сегодня мы хотим поздравить нашего барабанщика, да-да, Адонис, иди к нам! — в самом конце концерта Квин, сияя наколдованно-клыкастой (в честь барабанщика) улыбкой и хайлайтером, машет ему рукой. Сделав нарочито удивленное лицо, Эйвери изящно левитирует с возвышения, на котором стоят его барабаны, прямо к краю сцены. — Два дня назад ему снова исполнилось двадцать два! — Квин обнимает его за плечи, целует в щеку и ерошит идеально уложенные волосы, а толпа у сцены ревет, улюлюкает и пытается коснуться их хотя бы кончиками пальцев.
— Мне невероятно приятно видеть всех вас сегодня с нами! — улыбаясь довольно, раскланиваясь, рассыпаясь в благодарностях в подсунутый микрофон, Эйвери ловит брошенный из зала букет алых роз, — благодарю за поздравления, любимые мои! — он выделяет интонацией последние слова, с улыбкой наблюдая за краснеющими девчонками из фан-клуба. И только он собирается слинять, уверенный в том, что концерт окончен и можно будет, наконец, снять рубашку, весь этот час чертовски мешавшую рюшами на рукавах, как вокалист решает, что они недостаточно порадовали присутствующих, поэтому вытаскивает из такого же кружевного рукава туз, подпортивший Адонису все планы.
— В честь такого события мы решили открыть вам один секрет, — заговорщицки бровит Квин, будто клещами вцепившись в запястье собравшегося было смыться Адониса, который почувствовал, что хитрое лицо Квина, подмигивание Туомо и улыбочки прочих феечек ничего хорошего ему не сулят. — Адонис, негодник, коварно скрывал от вас умение отлично петь, так что сейчас мы попросим его продемонстрировать свой талант.
От этого "спой птичка, спой, рыбка" отказаться сложно, да и зачем расстраивать фанатов? Когда ещё выдастся шанс отбить микрофон у единоличника Квина? Эйвери написал несколько песен для Фейри и Квина и парочку для себя. Одна из них, даже отрепетированная (вот это всё определенно было неизбежно), идеально подходит для этого вечера. Благо, барабанная партия для неё была записана, поэтому остается лишь кивнуть музыкантам и любовно сжать в руке микрофон.
— Love me like you love the sun, scorching the blood in my vampire heart! — почти всю песню Адонис поет с закрытыми глазами, сосредоточившись на музыке, полностью отдаваясь ей, улыбается нежно и поглаживает микрофон кончиками пальцев ласково, как губы любовника, почти целует его, покачиваясь в такт и отбивая ритм ногой. Последнее слово припева он выдыхает почти шепотом, проводя ладонью по груди, расстегивая верхние пуговички глупой рубашки, которая, тем не менее, ужасно ему идет.
Под конец песни Адонис открывает глаза, решив шалости ради приправить своё дебютное выступление вампирским гипнозом – в такой толпе он подействует совсем слабенько, вроде симпатических чар, если вообще подействует на кого-то дальше первых рядов. Осматривая зал, он снова, в очередной раз встречается взглядом с юношей, стоящим под стеночкой в самом конце клуба — тот слишком спокоен, слишком отрешен, будто бы пришел на концерт в оперу и за излишнее проявление эмоций на него зашикают со всех сторон. Эйвери понимает, что давно уже выбрал жертву на сегодня — чужое равнодушие весь концерт царапает где-то внутри, нарушает привычный порядок вещей: если вы пришли на в Неблагой двор, то вы обязаны веселиться, танцевать, создавать шум вместе с остальной толпой в нужные моменты и жадно ловить каждое движение музыкантов. Фанаты из первых рядов завороженно внемлят, уже подпевая, единым бушующим морем окатывают Эйвери своей любовью, которую он практически чувствует. Наглый брюнет же просто смотрит на него, а на его лице читается немое "не впечатлен".
Это… Цепляет? Поэтому Адонис снимает микрофон со стойки и спускается со сцены в зал. Фанаты перед ним расступаются, провожая его прикосновениями к плечам и спине, какая-то девица даже ощутимо гладит его по заднице, скрытой под плащом, но Эйвери не отвлекается на такие мелочи. Расстегнув застежку плаща, он сбрасывает его с плеч, оставив в качестве добычи для жаждущих урвать себе кусочек кумира.
— Waiting for your kiss to take me back home, — остановившись в шаге от интересующего его юноши, Адонис заканчивает выступление повтором строчки из середины песни и, убрав микрофон, с наглой ухмылочкой спрашивает у него: — Поужинаем? Сегодня, сейчас, у меня.
Отредактировано Adonis Avery (2017-12-04 03:49:23)
Поделиться32017-12-04 00:10:22
Стемнело незаметно. Фобос оглянулся: прохожие подняли воротники мантий, ускорили шаг, и никто не обращал на него внимания. Капюшон, бросающий тень на глаза, больше не вызывал ни у кого удивления. Типа похолодало. Вопросы? У них нет вопросов. Жалкие твари.
Фобос ушел из дома – там невозможно было работать. Он не мог перевести ключ к заклинанию: у руны было до десяти вариантов перевода, не считая контекстных, и ни один из них не подходил. На улице тоже было невозможно работать. Но мозг продолжал вырабатывать ресурс, вхолостую гоняя возможные комбинации, - все неподходящие.
Он прошел мимо стертой вывески «Лавки древностей». Дверь была распахнута, и на улицу падал свет: собирались закрываться. На двери криво повис плакат «Неблагого двора», скорее всего, принесенный сюда ветром. В «Неблагом дворе» Фобос пару раз отбывал срок: Шафик называл это «сплачивать коллектив».
Музыка? Ему нравилась музыка. Он не видел в ней красоты, не вступал с ней в отношения, но ему нравилось, что, несмотря на все это, она может сломать, и заставить чувствовать. Чувства отупляют. Все тащили пластинки в их каморку в Лютном, как какую-то странную дань, думая, что музыка помогает ему работать. Она помогала: не думать.
Фобос вернулся назад, поднялся по ступенькам и зашел в лавку, попросил воспользоваться камином. Ему позволили - и он оказался в «Неблагом».
Он попытался протиснуться к бару, но толпа, в основном, состоящая из локтей вчерашних выпускниц, потащила его в противоположном направлении. – Хэй! – Поосторожней! – Да что з... – Ауч! Он скакал по танцполу, как бильярдный шар, пока его, наконец, не прибило к очень румяной особе. Особа окинула его быстрым внимательным взглядом, и не стала предъявлять за то, что он толкнул ее в плечо.
- Откуда такой сердитый? – спросила она (по меркам Фобоса, ужасно развязно), и протянула пакет с какими-то конфетами. Фобос зачерпнул горсть, и просочился мимо. Достаточно целеустремленно, чтобы уже не быть здесь, когда она захочет продолжить знакомство.
Это инстинкт подростков Лютного: дармовые конфеты нужно уничтожать немедленно. Поэтому он сперва отправил горсть в рот, а потом, узнав приторную сладость сахарных свистулек, с той же скоростью выплюнул все кому-то под ноги. Слишком поздно. Фобос почувствовал, что подошва его грубых ботинок больше не пачкает плиты пола. А в следующую секунду раздался глухой звук удара его головы о потолочную балку, который был милостиво поглощен барабанами.
И он повис в воздухе, на самом краю танцпола, у темной, чуть влажной от конденсата, стены. Ему пришлось прикоснуться к ней, чтобы развернуться в воздухе, и посмотреть на сцену. Этих мальчиков Фобос знал довольно теоретически: на одну из пластинок их издатель поместил отличную колдографию группы, но именно эту обложку он любил использовать в качестве подставки под кружку, и чайное пятно скрыло красивые уверенные лица. Остался только солист; его блестящая куртка и белые волосы.
Из-под потолка Фобос мог хорошо рассмотреть солиста, который полностью соответствовал своей колдографии, и прыгающего по сцене гитариста. В своих легкомысленных костюмах они выглядели очень молодо.
Действие магии закончилось, но он не ушел со своего места: прислонился к стене и попытался отдаться той странной затягивающей пульсации, которая направляла волшебников на танцполе. Их резкие, переменчивые движения: это было по-своему заразительно. В том смысле, в каком были заразительны палаты Святого Мунго или промаггловские выступления Министерства: все нездоровое, грязное, противное жизни отчего-то особенно влечет.
Стоило ему немного расслабиться и перестать думать, как звук оборвался. На сцене началось веселье. Вперед вылез мальчик, еще более вульгарно разряженный, чем остальные члены группы, - Фобос включился в происходящее, когда тот уже схватил микрофон. И, не столько по костюму, сколько по особой, не свойственной живым пластике, он, наконец, понял, что все эти ребята изображали вампиров. И один из них полностью вжился в роль.
Фобос поежился: ему стало противно. Самом неприятным было то, что, когда мальчик запел, у него обнаружился такой не глубокий – но обещающий глубину – голос, который оставлял слушателя в вечном ожидании срыва, выхода на какую-то новую высоту. Эта незаконченность и раздражала, и заставляла действительно слушать. Он почувствовал иррациональную близость с музыкантом.
И тут в его голове начала выстраиваться формула. Вспомнился старый учебный текст, где проблемное слово уже употреблялось в нестандартном значении. Он еще тогда удивился: ведь словарь не давал такого варианта перевода; а потом забыл. И вот сейчас, ровно и правильно, текст выстроился перед его глазами, и не было никаких сомнений, что этот вариант сработает. Ему захотелось немедленно попробовать. Тепло – магия, которая отозвалась на эту новую идею – полилось в ладони, покалывая подушечки пальцев.
Он замер, не глядя уставившись в одну точку. Он едва не начал творить заклинание прямо в этом душном зале.
- А, что? – Фобос увидел того мальчика неправдоподобно близко. Мальчик где-то оставил плащ, и, в одной рубашке, показался каким-то шестикурсником, поздно ночью вышедшим в факультетскую гостиную: читать у камина. Невозможно было поверить, что эти зведочки в самом деле младше его, но холодная чистота его лба была убедительнее слов. Да, это ведь о нем говорили: двадцать два. Зачем? В смысле, можно, но... – он позволил увлечь себя в толпу, и на этот раз никто не расставлял локти. Посетители расступались перед ним: как он это сделал?
- Как ты это сделал? – спросил Фобос. И, вспоминая услышанное, но вовремя не отмеченное сознанием: Что значит, снова двадцать два? Стоило ему это озвучить, до него дошло: и костюмы, и особые актерские данные, и удивительное лицо. Не отвечай, – сухо сказал Фобос – Я только что понял.
Он нахмурился, и заметно отстранился от собеседника, но продолжил идти в том направлении, в котором тот его вел. Ему болезненно хотелось узнать все об обладателе голоса, который так легко наладил работу в его голове, но он сам никогда бы себе в этом не признался.
Это может быть полезно, – утешил себя он.
Отредактировано Phobos Selwyn (2017-12-04 00:49:38)
Поделиться42017-12-04 03:47:55
Обычно Адонис не спешил с выбором — со сцены всегда открывается отличный обзор на всех посетителей. Тот, кто считал, что у барабанщика есть определенный типаж, абсолютно и полностью ошибался. Как говорил Эйвери: "Иногда даже сам секс бывает сексуален, неважно, с кем".
В один день он выбирал кого-то из числа сумасшедших фанаток — его забавлял флирт с барышней, готовой от такого внимания в обморок упасть. С такими легче всего, они открыты для любых идей, но бывали скучны своим неумением связать и пару слов от шока и неверия в реальность ситуации — о Мерлин, как тут не потерять дар речи, когда один из участников любимой группы пригласил именно её после концерта на ужин в святая святых — свои личные апартаменты.
Иногда его интересовали ребята, зависающие в баре, которые вроде бы и наслаждались музыкой, но вроде бы и выпить пришли. Они по обыкновению были уже навеселе, разговорчивы, готовы на безумства и свершения. Однажды у Эйвери случилась одна из лучших ночей в жизни с парнем, очаровательно-курносый нос которого он героически спас от коварного нападения кусачей кружки, непонятным образом затесавшейся в идеальные ряды барной посуды. Эффектно раскрошив кружку в кулаке, Адонис заел случайные царапины кровавой помидоркой и пригласил пострадавшего наверх — для оказания первой помощи, конечно же.
А иногда Адонис выбирал кого-то совершенно нетипичного для "Неблагого двора" — каких-нибудь невинных пташек, волею судьбы или за компанию с друзьями залетевших сюда. Сегодняшний избранник определенно относился к последним.
Юноша, видимо, не ожидавший такого поворота событий, полу согласно-полувопросительно промямлил что-то, что Адонис благосклонно принял за согласие. Зарядившись за время концерта энтузиазмом публики, вампир сиял, как лампочка накаливания, (не буквально, конечно), источал белозубо-клыкастые улыбки налево и направо, не забывая осторожно сжимать длинные пальцы сегодняшней жертвы обстоятельств — во избежание внезапного осознания им происходящего и попытки избежать участи быть… Чем? Ужином? Это вряд ли. Эйвери было очень интересно узнать, что тот уже себе напридумывал, ведь, не будучи фанатом, юноша со всей подноготной группы ознакомиться не успел. Такие выводы он сделал, судя по отсутствию эйфорической дрожи этих самых пальцев, еле сдерживаемых писков восторга, гордо поднятого носа вкупе со взглядом "Смотрите, с кем я сегодня проведу вечер, сучки, всем срочно завидовать!" и судорожных попыток привлечь внимание друзей, знакомых или просто кого-нибудь с колдоаппаратом и шипения "Снимай скорее!". Нет-нет, типичным посетителем концертов Фейри юноша точно не был, это вызывало у Адониса определенную заинтересованность.
Они проскользнули в небольшую дверцу рядом со сценой, оказываясь за кулисами, где Эйвери первым делом положил микрофон на первую попавшуюся горизонтальную поверхность. Музыканты, уже спустившиеся со сцены, переговаривались между собой, убирая инструменты и готовясь выйти в зал для автограф-сессии. Кто-то оценивающе присвистнул, а Адонис, поймав вопросительный взгляд Туомо, отрицательно покачал головой — стандартная помощь с Обливиэйтом и ранозаживляющими от басиста вряд ли сегодня понадобится. Его спутник не представлялся тем, кто, оказавшись наедине с кумиром, во имя всеобщей мировой помешанности на вампирах начнет предлагать ему испить крови из всех частей тела.
— Это особая магия, детка! — смеется Эйвери и ласково скользит подушечками пальцев вверх по изящному запястью жертвы, нащупывая пульс и по ускоренному ритму биения сердца убеждаясь, что слишком спокойное лицо — всего лишь маска, идеально скрывающая за собой волнение и, может быть, предвкушение? Заманчиво пульсирующаяся под кожей лучевая артерия исчезает из-под пальцев, когда юноша немного нервно отдергивает руку и отступает ещё дальше. Как будто это сможет его спасти, реши Адонис вдруг напасть — маги порой бывают так наивны и так не осведомлены о возможностях вампиров. Хмыкнув, вампир нажимает на незаметное углубление в стене, благодаря чему часть стены съезжает в сторону, открывая потайной проход.
— Прошу! После вас, — сделав плавный жест рукой, он галантно пропускает гостя вперед, позволяя тому первым подняться вверх по узкой лестнице, ведущей на второй этаж, где располагаются жилые комнаты участников группы — всех, кроме, собственно, барабанщика. Попутно он оценивающе осматривает гостя сзади. — Меня зовут Адонис, — по пути к другой лестнице представляется он, на ходу протягивая руку, и намерено не называет фамилию, ведь если юноша всё ещё не в курсе, кто именно идет с ним рядом — нет никакой необходимости усугублять ситуацию признанием в ближайшем кровном родстве с Пожирателем из ближнего круга. Не дай Мерлин, решит ещё, что раз Адонис вампир, то, возможно, он и есть тот самый Пожиратель (опасения не были беспочвенными — такие версии уже мелькали пару раз в жёлтой прессе).
— Сюда, — на этот раз он идет первым, ничтоже сумняшеся левитируя вместо того, чтобы подниматься по не очень удобным ступенькам винтовой лестницы, и поднимает крышку люка, ведущего в мансарду. — Добро пожаловать в логово вампира, — Эйвери, видя, что гостя определенно беспокоит эта часть личности барабанщика, иронично над ним подтрунивает. — Кажется, у тебя это впервые?
Мансарда ни на какое логово, конечно же, не похожа — большое помещение со светлыми стенами, наклонным потолком, на котором поблескивают серебряные звездочки из фольги, и огромными окнами, через зачарованные от солнца стекла которых комнату достаточно хорошо освещает луна, через несколько дней обещающая стать полной. Вполне приличное первое впечатление немного портит шикарный двухместный гроб, стоящий пока посреди комнаты, потому что Адонис, для которого этот подарок стал сюрпризом, пока не придумал, куда его деть. Тедди Люпин, наверное, будет в восторге, — мельком думает Адонис, представляя, как его любимый проверяющий из Бюро будет нервно прыгать вокруг гроба, сканировать его всевозможными чарами и искать на, в и под ним какие-то доказательства плохого поведения подопечного. С помощью обычных маггловских спичек Эйвери зажигает длинные свечи в высоких подсвечниках и жестом приглашает гостя к столу.
— Надеюсь, ты ешь морепродукты. Белое вино или шампанское? — он откупоривает выбранную бутылку, наполняя бокал, и жалеет, что не может присоединиться к юноше — и с ним иногда случается тоска по простым гастрономическим удовольствиям.
Став вампиром, не о потере магии Эйвери грустит, а о банальных радостях простых обывателей: вкусно поесть без неприятных последствий, почувствовать опьянение после нескольких бокалов дорогого алкоголя, поплавать, в конце концов, в бассейне в полдень, нежась в тёплых солнечных лучах без необходимости укутаться в что-нибудь с длинными рукавами и обмазаться пятью слоями солнцезащитного крема… Комфорт он даже посмертно ценит больше всего, как и удовлетворение сиюминутных желаний.
— Не бойся, не отравлено, я забочусь о моих гостях, — Адонис обожает играть в радушного хозяина, устраивая такие вот ужины: не имея боле возможности есть деликатесы, он вдоволь кормит ими гостей, наблюдая за трапезой с легкой завистью и искренне радуясь, если тем понравилось. — Bon appétit, mon cher! — мурлычет он, снимая крышки со слабыми чарами стазиса с блюд, и, перенеся помпезное и очень удобное кресло, стоящее во главе стола, садится напротив. — Расскажи-ка мне, что привело тебя на наш концерт? Это ведь у тебя тоже впервые, не так ли? Раньше я не видел тебя в толпе, а не заметить, поверь, не мог, — сделав что-то вроде пробного комплимента, Адонис ненавязчиво наполняет успевший было наполовину опустеть бокал. — И как впечатления? — он наклоняется ближе, смотрит пристально в глаза из-под длинных ресниц, улыбается и, как всегда, старается быть абсолютно очаровательным.
Не пользуясь ни каплей гипноза – это ведь так скучно.
Отредактировано Adonis Avery (2017-12-04 03:59:09)
Поделиться52018-01-11 16:48:28
В тот раз, когда Деймос снял для него проститутку, все начиналось точно так же. И потайная дверь, и узкий коридор, и этот гнетущий красный – цвет Гриффиндора, любителей грязнокровок, Пушек Педдл, и радостных знамен всех неудачников на Земле. Фобос слишком живо помнил свое недоумение от общения с факультетом Гарри Поттера (лично ему в этой среде не встретилось ни одного здорового на голову), и с проститутками (которые, вопреки профессиональной этике, оказались ужасно настойчивы). От грязнокровок и бездарных игроков в Квиддич он себя уберег, но тенденция была очевидна.
Возможно, этот коридор имел в виду какой-то другой оттенок, благородный и темный, просто освещение наложило на него свой пошлый оранжевый отпечаток. Возможно – всю эти нюансы Фобоса уже не интересовали, ему тут совсем не нравилось.
Он с неохотой двигался вверх по лестнице, чувствуя взгляд этого мальчика в самых неудобных местах. Его ладонь, к сожалению, запомнила тот неуместный, чересчур откровенный жест, и ощущение холодных пальцев на запястье. Фобосу показалось, что они холодные, как камень, и такие же сильные. Вампиру ничего не стоило бы сломать ему руку. Он проверил крепление в рукаве, убеждаясь, что сможет быстро достать палочку. Не хватало стать жертвой этого… существа.
Ему стоило развернуться и попытаться уйти отсюда, Фобос знал это. Но, как и все волшебники младше ста, он был мудрым только в теории. Зато в упрямстве за эти годы он достиг совершенства. Его всегда окружали сильные люди: физически, магически, как угодно. Начиная с отца, который всем своим видом выражал готовность и отвесить оплеуху, и познакомить глупого наследника с темномагическим (хотя самым страшным Фобос счел бы обращение в ежа), и заканчивая братом с его компанией будущих постояльцев Азкабана. Что он мог противопоставить одному из них?
Сломать схему. И когда отец выходил из себя, и когда Деймос выходил из себя, и когда кто угодно опасный и больной на голову выходил из себя, Фобос просто смотрел на него долгим пустым взглядом. И не двигался с места. Можно было разрушить все вокруг, но Фобос бы остался посреди этого хаоса, абсолютно спокойный, - и с этим ничего нельзя было поделать. Он бы и умер за это – сам, потому что так он захотел.
Отсутствие хоть каких-нибудь объяснений было идеальной провокацией. С каждым шагом Фобос становился все дальше от желания построить диалог. Теперь ему не терпелось поскорее показать спутнику, что его вампирские правила больше здесь не работают. Что бы он там не планировал.
- Мистер Селвин, – представился он так сухо и сдержанно, как будто им предстояло скрепить печатями какой-нибудь контракт. Таким же быстрым, ничего не значащим движением, он пожал протянутую ладонь: Фобос, если это приватное знакомство. Я пока не разобрался, что вы пытаетесь мне предложить.
И стоит ли использовать настоящее имя. Что ж, может быть, перспектива мести рода отвратит вампира от мыслей об убийстве. Лично Фобоса угроза скопления Селвинов могла отвратить от чего угодно, ну так этот Адонис никогда и не видел его мать.
На него и демонстрация холодного английского дружелюбия произвела нулевое впечатление. Он, как ни в чем ни бывало, летал себе, и не растерял ни капли праздничного настроя. Будь он человеком, Фобос даже испытал бы симпатию: его привлекали красивые, вот так легко живущие люди. Легкость шла к красоте. Но перед ним была тварь с нежным лицом давно почившего юноши.
Вампирское логово его разочаровало. Он, конечно, упрямо сверкнул глазами, залезая в открытый люк, но сразу же завертелся на месте, как ребенок в Сладком королевстве, положил ладонь на светлую обшивку, пытаясь почувствовать «энергию мрачных сил», обещанную стареньким изданием «Монстров и чудовищ». И – ничего. Видимо, эти твари тоже стали вырождаться от того, что кусают всех подряд.
Стол, наверняка заставленный блюдами, названия половины которых он не знал, смутил его. Фобос покраснел. Отвернулся и зачем-то погладил стенку гроба, с которым оказался лицом к лицу. Он мог сколько угодно говорить, что для чистокровного деньги не главное, - их недостаток все равно уязвлял его. Он действительно не нуждался во многих вещах, которые каждый день продавались и покупались на рынке Магической Англии, но за деньгами скрывалось еще что-то такое, что невозможно купить. Ему бы не удалось сформулировать это, но, чем бы оно ни было, Адонис это воплощал.
Надо же: запомнил имя.
- Вино, – сказал он наугад, в последний раз взглянул на мягкую, совершенно невинную обивку гроба, и заставил себя сесть за стол. Вампирюка, по-прежнему продолжая не осознавать, что ведет себя возмутительно, устроил целое представление из подачи блюд. Перед Фобосом оказалось что-то скользкое и довольно противное на вид: он ковырнул это ножом, размазал по тарелке.
- Не хотелось идти домой. Ему правда казалось, что других причин для посещения подобных заведений у людей и не бывает. Все же он уточнил: Я не знал, что сегодня концерт. Как-то выпивал здесь с друзьями. Если это опрос – а, по мнению, Фобоса так и оно было – то он хотел быть максимально полезным. Потому что питал слабость ко всякого рода статистике.
Мысли вокруг выражения «тоже впервые» заставили его сделать пару нервных глотков из бокала.
- У всех вампиров такое зрение? Я, признаться, не очень осведомлен. Хотя логично: вам же нужно охотиться... Он сделал еще один нервный глоток. Вот как они действуют: не отравят, так напоят. Подумал, вычислил на столе нечто более-менее напоминающее тосты, подцепил один и отправил в рот. Паштет на тосте был горький; он облизал пальцы.
Спокойно посмотрел на Адониса, который подбирался все ближе: Отличный гроб! О, вы... ты... про концерт? Ну конечно... Костюмы – говно. Вышло слишком резко и грубо, но Фобос, разумеется, этого не понимал. Он сосредоточился на собственных путанных впечатлениях, и продолжил очень серьезно. Музыка ничего, у меня есть пара ваших альбомов. Хотя я не разбираюсь... Ты хорошо пел. Даже странно для, – нож в его руке описал несколько кругов, пока он подыскивал слово, - Ну, для мертвого.
В комнате как будто стало душновато. Фобос машинально потянулся к воротнику рубашки – хотя ему мешала дышать вовсе не верхняя застегнутая пуговица, а пристальное внимание вампира. Если бы рядом оказался пустой стул, Фобос не постеснялся бы пересесть на него, и устроить догонялки вокруг стола. Он наугад заел горе каким-то мясом. Вкусно, но крови моей все равно не получишь.
- И часто ты замани... эм, приглашаешь сюда почитателей таланта? Он все-таки не выдержал, и немного отодвинулся. Тот факт, что перед ним сидел труп – и прекрасный труп – заставлял его нервничать больше, чем любая угроза нападения с его стороны. В основном, потому что вместо отторжения (брезгливости, неприязни) труп вызывал у него совсем другие чувства. Ужасно.
Столько лет убеждать волшебников в необходимости истребления вампиров, и так глупо попасться.
- Да что вы так на меня смотрите?! Его вилка и нож со звоном упали на тарелку. От нервов он забыл и то, что они перешли на «ты», и о своих планах не сдавать позиций. Если вы надеетесь на донорство, то меня это не интересует ни за какие деньги. И в зале столько девочек, которые... Или это как-то связано с моей работой? Он только предположил: возможно, через него Адонис искал связи с Обществом. Тем более, что он уже появлялся здесь в компании с Шафиком.
Такое простое объяснение помогло ему, наконец, расслабиться. Фобос провел ладонью по волосам и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Удобно устроил локти на столе. Может, ты прямо скажешь, чего хочешь? Твоя жизнь – вечная, а вот моя...