'Cause I heard it screaming out your name | ||
ДАТА: наши дни | МЕСТО: КГ. | УЧАСТНИКИ: Джейхейрис (Джон Сноу), Рейнис |
|
'Cause I heard it screaming out your name
Сообщений 1 страница 30 из 34
Поделиться12017-12-03 19:43:12
Поделиться22017-12-09 00:45:59
[NIC]JON[/NIC]
Каждая семья живет по-своему, и у каждого есть, что рассказать. Ни одна история не проходит гладко, даже если сейчас ты видишь старичков, держащихся за руки в парке, это не значит, что в молодости они не били при скандалах посуду, а всегда жили душа в душу, как в рекламе готовых завтраков, с вечной улыбкой на лице. Вот и наша семья не без греха, что таить. Но родителей не выбирают, и прошлое не меняют. Знаю, что отец ушел от своей первой жены из-за моей мамы, даже знаю, что где-то у меня есть брат и сестра, но я никогда их не видел. Я рос, не обращая на это внимание. Отец вечно занятой на работе, зато всегда рядом мама и ее семья, кузены и кузины. Семья, непохожая на нашу. Думаю, мама тоже хотела бы иметь много детей, но не судьба – у нее есть только я. Так что вся забота от нее всегда доставалась мне. Отец же часто уезжал или задерживался, и мы не так уж близко общались. «Как дела?» - «Все нормально». Короткий разговор.
Но, конечно, мне грех жаловаться. Иметь все, ни в чем не нуждаться, не думать о том, как прожить до конца месяца, растягивая оставшиеся деньги и купить ли пару помидоров в магазине, или обойтись без них, это важно. Но, когда в материальном плане проблем нет, начинаются проблемы в духовном. Ну, или человек не может жить, не придумав себе проблем. Я знаю цену своей беззаботности, но хочу чего-то еще. Друзей, которые могут завалиться без спроса, и я буду им рад, людей, которые понимают меня так, что им не нужно говорить, а не довольствуются ответом «нормально» на свой формальный вопрос. А мои школьные товарищи на проверку оказались не теми, кого я хотел бы подпустить к себе так близко. Выручали поездки к кузенам и Призрак.
И потому расставание с ним стало для меня самым сложным, когда все случилось. Показалось вдруг, что мир перевернулся с ног на голову, а я за ним не успел, и теперь мне нужно все оставить, чтобы догнать его. Хотя, нет, это я не хочу догонять, лучше пусть кажусь всем стоящим на голове, чем принимать как должное факты, которые узнал. Мама тоже узнала. Мы собрали вещи и уехали. Она – пока к своей родне, к Старкам. А я к другу, которого встретил в университете.
Эймон оказался моим однокурсником, и в первый день на новом месте я, не совсем еще понимающий, что происходит, сел с ним рядом, и мы вместе пытались разобрать почерк профессора, который, кажется, не успевал за своей мыслью рукой, быстро записывая маркером по доске, а потом так же быстро за собой стирая. Так и познакомились. А потом подружились. И вот сейчас, на втором году знакомства, я поделившись своей историей, живу у него дома, и не чувствую себя гостем, а практически членом семьи. Семьи – потому что за соседней дверью вторая квартира, где живет старшая сестра Эймона, Рейна, которая то и дело пинает нас, заставляя ходить на скучные пары, а часто заходит просто так. Тогда я варю кофе не на две чашки, а на три, и вспоминаю, что о существовании продуктов, которые нужно готовить, в холодильнике, знаю, кажется, только я один, и делаю что-то быстрое, чему научился от мамы. На самом деле, я люблю готовить – но не тогда, когда это становится ежедневной рутиной, а под настроение, а вот кофе варю всегда с удовольствием. И никогда у напитка не получается одинаковый вкус, всегда есть оттенки. Я люблю вот такое время, когда мы собираемся так, друг над другом шутим и смеемся над шутками и над самими собой, а по гостиной витает кофейный аромат, и пачка с печеньем очень быстро заканчивается, и я отмечаю, что нужно купить еще именно такого, потому что Рейна его, кажется, любит и как раз тянется за последним. И я почти не думаю о том, что моя семья развалилась, потому что, на самом деле, она развалилась давно, просто я не замечал, но где-то убыло, а где-то прибыло. Я открываю шкаф и вижу еще одну пачку печенья, купленную про запас. Это как раз кстати.
Потом вечером вспоминаю, что давно не звонил маме, выхожу на крышу, где у двух квартир общая мансарда, и набираю ее номер, а она не отвечает мне «все нормально», как это делал отец, потому что знает, что мне не все равно. Она рассказывает.
А потом вдруг появляется Дени. Кажется, мы оба удивлены, увидев друг друга по разные стороны от двери, и я едва успеваю шепнуть ей «Джон Сноу», тыкая себе в грудь, когда навстречу ей появляется со счастливой улыбкой Эймон, и она со смехом бросается ему в объятья. Я не видел парня Дени, но по рассказам он всегда казался мне хорошим, и вот теперь я знаю, насколько это так. И я очень рад, что именно они нашли друг друга и теперь вместе. За чашкой чая Дени рассказывает, что переводится в наш университет, что будет изучать менеджмент и факультативно историю искусств, а Эймон обещает все ей рассказать и показать, и вообще от нее не отходит, а я вспоминаю, что сегодня моя смена в кафе, и, хотя до выхода мне остается еще почти час, соврав что-то в духе «просили пораньше», выхожу и иду на работу. Людям нужно побыть вдвоем, третий им не нужен.
Вместе с переездом к Эймону в дом, я столкнулся с некоторыми обстоятельствами, к которым был не очень готов. Я не собирался брать деньги отца, об этом даже речи не было, я был слишком зол на него. А у мамы брать что-то мне не позволяла совесть. Так что любовь к приготовлению кофе мне помогла. Новую жизнь так и получилось начать с чистого листа. Да, деньги небольшие, но для студента удобный график и место удачное, все неплохо. И не мешает искать что-то другое, пока имеется это.
А, вернувшись назад, я понимаю, что поспешил. И что вообще-то нужно ретироваться, что и делаю. Быть третьим лишним в этой квартире, мешать другу и тетке (как странно это бы ни звучало, но Дени приходится сестрой моего отца, хотя всегда намного проще представлять ее кузиной, меньше удивленных взглядов от людей, вопросов тоже меньше), я не собираюсь. А что делать буду? Тем более, сейчас, на ночь глядя? Кидаю взгляд на соседнюю дверь, надеясь, что Рейна дома и не занята. Нет, мы, конечно, все подружились, но, вдруг, я буду мешать и ей? Стучусь и, когда она открывает, растерянно улыбаюсь, разводя руками.
-Мне, кажется, путь в квартиру Эймона сегодня закрыт. Можно к тебе? Обещаю не шуметь, готовить завтраки и варить кофе по первому требованию.
А больше мне предложить и нечего. Но гостевая комната в Квартире Рейны становится моим пристанищем. Мне немного неловко, я боюсь ее стеснить, но я рад, что она не против моего нахождения в ее доме. А я тоже не против, она… Она любит печенье с орехами, кофе со специями и садовые цветы с ярким ароматом. От нее часто веет сиренью или жасмином, корицей и чем-то еще, тонким, легким, еле уловимым, но очень приятным. Она часто напевает что-то, закалывает волосы старинными шпильками, наблюдает за людьми, подмечая что-то про себя, но оставляя отметки при себе же. Она может быть ураганом, с новой идеей врывающемся в мирное течение жизни, а может бризом с легкой улыбкой, когда дело касается тех, кто ей дорог.
Мы проводим вечер вполне мирно, посмеиваемся над Дени и Эймоном, и над моей ситуацией, и расходимся по комнатам. А утром я снова варю кофе, протягивая Рейне чашку, и изучаю содержимое холодильника на предмет того, какой завтрак можно было бы приготовить.
- Я смотрю, вся еда тоже переехала к Эймону в квартиру?
Усмехаюсь. Ни брат, ни сестра, не любители готовки, и эта функция легла на мои плечи, но мне не сложно, а, наоборот, приятно, радовать их таким образом, делая неприятный процесс прощания с Морфеем немного лучше.
- Но, яйца есть, значит, будем есть их. Омлет ммм… С овощами. И, думаю, сразу на четверых?
Мой прогноз точен, как часы. Наши соседи появляются на пороге, и за завтраком рождается мысль о том, что нужно устроить вечеринку, где Дени как раз сможет познакомиться со всеми, и ее все узнают. За несколько дней до пятницы, на которую запланировано это дело, мои вещи перебираются в квартиру Рейны, я обживаюсь, а еда кочует вслед за мной. Вернее, наверное, сказать, вместе. И у нас с Рейной уже появляется маленький ритуал, из-за которого мне подсознательно хочется растягивать приготовление пищи дольше, но и порадовать ее чем-то новым и вкусным хочется тоже, поэтому приходится следовать рецепту, и стараться. Мне нравится знать, что она за мной наблюдает. И мне нравится чувствовать ее рядом, что бы это ни значило.
Время до пятницы летит незаметно. А, когда вся компания собирается здесь, мне становится как-то странно пусто, как будто я не на своем месте среди всех этих людей, и лучше бы вечер пятницы прошел не так, и не в таком широком кругу. Правда, это ощущение быстро проходит, и я смеюсь вместе со всеми, наблюдая за игрой в твистер или перебрасываясь шутками с однокурсниками. Правда, есть моменты, которые я контролирую, потому что они в свою очередь контролируют меня… Делаю вид, что не замечаю внимание, с которым на меня смотрит один друг Рейны, и, когда до меня доходит, мне, конечно, смешно, но как-то хм… не очень. А, когда народ расходится, а Деймон заявляет, что домой ему далеко, долго, и вообще неохота, и он останется ночевать, я уже чувствую себя неуютно. И не напрасно, потому что у Рейны есть только одна гостевая спальня, и в ней сплю я, а это значит, что, если Деймон планирует оставаться, ему не остается другого места, кроме как она самая.
В общем, Рейна уходит к себе, Деймон вызывается помочь мне убрать посуду, и, вудя по тому, как это происходит, я понимаю, что и посуда подождет, и в одной комнате с ним ночевать я не буду. Как итог, беру подушку и одеяло и тихо скребусь во вторую спальню, где уже не горит свет и тихо.
- Рейна?... – Я зову громким шепотом, тоже ситуация неловкая, как ни крути. – К тебе можно? Я тут, где-нибудь найду место, ты спи, спи…
Говорить спящему человеку «спи», при этом рассчитывая на ответ, не логично, но я же не могу вломиться к ней без разрешения? Правда, все пути отрезаны, вызов брошен, Рубикон перейден. И я уже делаю несколько шагов внутрь, но все равно зову опять.
- Рейна? Ты спишь?
Вопрос, на который нельзя ответить утвердительно, не соврав. Подхожу к ее кровати, думая, что делать. Ну, посплю на полу, ничего не случится, в конце концов. Кидаю одеяло на пол, надеясь, что Рейна, когда проснется завтра, на меня не наступит. Но она отвечает.
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-09 01:18:23)
Поделиться32017-12-09 10:56:03
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Ты всегда была рада чему-то новому. Возможно, потому, что первые изменения в твоей жизни вели к хорошему: когда ваш с Эйгоном биологический бросил мать сразу после рождения брата ради какой-то девицы, даже не удосужившись сообщить ей, что подал на развод, Элия отправилась домой вместе с вами обоими. Но долго одна она не осталась, в ее жизни быстро появился Джейме Ланнистер, за которого Бабушка когда-то хотела выдать ее замуж, но близнецы Тайвина, как и ее собственные дети были против. Ты смеёшься, думая об этом – все же план бабушки удался, тебе кажется, что вторая часть его осуществилась с легкой руки жены дядюшки Оберина Серсеи, которая недавно родила своего первого ребенка и, чувствуя свое счастье, от которого упорно отказывалась, быстро сообщила брату, что случилось и то, что детские ошибки теперь можно исправить. В общем, тебе не было трёх, когда Элия вышла за него и вы переехали к нему. Там ждал еще один сюрприз.
Там ждал еще один сюрприз с суровым выражением лица и сложенными на груди руках, и звали его Тайвин Ланнистер, который с вопросом смотрел на невестку и ее детей от первого брака, шедшими с ней в комплекте. И, если к вашей матери он быстро привык и стал любить ее за лёгкий характер и заботу обо всех домочадцах, с вами пришлось сложнее. Но время шло, а Тайвин упорно выбивал из вас всю Таргариеновскую чушь, которую вы, - скорее ты, Эйгон был еще в колыбели, - слышали. Так и привязался к вам. Ты не можешь себе представить дедушки лучше, не смотря на внешнюю строгость. А уж когда вы с Мирцеллой собираетесь вместе, единственные внучки… всегда можно было добиться всего, что угодно. И он был рад.
И он был рад, хотя все были удивлены и обеспокоены, когда болезненная в прошлых родах Элия сказала, что ждёт ребенка. Пожалуй, и он, и тем более Джейме окружили ее такой заботой, что плохое самочувствие не беспокоило ее почти до самого конца беременности. Близнецы родились здоровыми, имена им дали в честь обоих дедушек. Видимо, оказалось, что в любящей семье все легче. Время шло.
Время шло. Когда настала пора поступать в университет, именно дедушка натолкнул тебя на нужный выбор. Ты отучилась два года, скрывая свое имя из-за скандала, который поднял Рейгар, когда вы с братом, оба называющие и считающие Джейме отцом, сменили и фамилии, чтобы окончательно даже на бумаге стать семьей. Рейна – имя созвучное.
Имя созвучное через два года выбрал и брат – Эймон. Он оказался на юридическом ровно через два года после твоего поступления и тут же спелся с другим мальчишкой – Джоном. Обоих приходилось вылавливать за шкирку и пинать на латынь, о которой они слышать не хотели. И, если Эйгону под новым именем главный аргумент был «Не расстраивай дедушку», то Джону - «И ты, Брут». Шутки шутками.
Шутки шутками, но прошёл год, прежде чем Джон в странном состоянии появился на пороге твоего брата, рассказывая явно не всю, но историю, которая так перекликалась с вашей. Он остался пожить у Эйгона, даже не зная, кто он, стал частью семьи. Иногда тебе хотелось посадить их обоих за стоил и рассказать все – тебе кажется, Сноу бы прекрасно молчал об этом, но как-то каждый раз разговор не складывался. Время шло.
Время шло, принеся с собой Дейенерис не только в сердце, но и в квартиру Эйгона, в итоге Джон ретировался, когда ты только открывала дверь своей квартиры.
- Что, тебя смущают? – со смехом.
Со смехом, зная, что Дени и брат могут мало кого замечать вокруг. Но мальчишка сбежал на работу (за что его ты уважаешь, от такого отца явно не стоит ничего брать, он может даже поконкурировать с Рейгаром в звании отец года), а ты зашла к себе. Но вечером стук в дверь отвлёк тебя от фильма. На пороге оказался мальчишка, разводящий руками и что-то лепечущий. Ты закатываешь глаза и отходишь от дверного косяка, пропуская его внутрь.
- Прекрати играть в биржу по трудоустройству и что-то предлагать взамен. Ты наш друг, Джон, - когда дверь закрывается.
Когда дверь закрывается, вручаешь ему чашку успокаивающего чая, - при всей твоей любви к кофе и его рецептам, вам завтра на пары и нужно будет скоро уснуть, - достаёшь второй плед и кладёшь на диван – для просмотра фильма. А потом показываешь ему гостевую комнату, которая теперь его. Утром, как только Джон начинает готовить завтрак, являются Эйгон и Дени, которая явно учит себя называть своего парня Эймоном, а тебя Рейной, но у нее выходит. И выясняется…
И выясняется, что она поживет у твоего брата. Значит, Джон автоматически рискует попадать в неловкие ситуации, если за соседней дверью комнаты будет жить маленькая семья. Достаёшь запасные ключи и вручаешь Сноу.
Сноу всегда готовит, а ты любишь наблюдать. Тебе нравится подкрадываться сзади, но он выше – неудобно. В итоге ты обнимаешь его, кладёшь голову на плечо и смотришь, иногда бездумно что-то рисуя пальцами на нем. Что-то новое.
Что-то новое, думаешь ты, и приятное. А выходные приближаются, ты вспоминаешь, что в квартире Эйгона должна быть вечеринка в честь приезда Дейенерис, на которую вы оба приглашены. В итоге выходя из своей комнаты смотришь на Джона и…
- Нет, совершенно не пойдет, - тащишь его в гостевую.
Тащишь его в гостевую и, открыв шкаф, перебираешь вещи, а потом кидаешь ему в руки тонкий свитер глубокого синего цвета. Довольно киваешь головкой, когда Джон выходит уже в нем, вы идёте к Эйгону…
К Эйгону, где уже все собрались. Обнимаешь людей – часть из них даже семья, часть из Дорна, который тоже приравнивается к первой группе, другие – друзья Эйгона. Болтаешь с Деймоном, который рассказывает тебе все новости, пока его взгляд не падает на Джона, а ты начинаешь хохотать и…
- Сыграем в бутылочку? - громко.
Громко, подобные глупости объединяют. В итоге очень быстро собирается круг, находится стеклотара, все сидят. Круги сменяют друг друга. И на последнем Джону достаётся Деймон, который улыбается, словно звезда с обложки журнала – доволен.
- Эй, Сноу, не бойся, - прислоняясь к рядом сидящему справа Джону, шепча. – Ему и парни нравятся, сам все сделает.
Хохочешь, делая глоток вина, совершенно точно понимая, что вряд ли бедняжке Джону стало легче.
- Ну смотри, ничего страшного в этом нет, - притягиваешь к себе…
Притягиваешь к себе Маргери, сидящую с другой стороны от тебя и целуешь. Вы очень давно дружите с Деймоном втроём, поэтому подобные глупости, когда надо было кого-то подтолкнуть куда-то уже творили, привычно. Тирелл ухмыляется в ответ на твою ухмылку, понимая, что этот цирк – отвлекающий манёвр, и смеется, когда ты просто толкаешь Сноу к Сэнду в руки. И сама хохочешь…
И сама хохочешь. Игра заканчивается, вечер тоже, все расходятся. Почти все – Деймон ноет, что хочет остаться, ты пожимаешь плечиками и уходишь к себе. Боги, храни Джона, думаешь ты, ведь знаешь ты, почему твой друг решил заночевать. Переодевшись и умывшись, закутываешься в одеяло и засыпаешь.
Засыпаешь, спать ты любишь. Но тихий стук в дверь тебя раздражает, ты пытаешься не обращать внимание, а потом кто-то со знакомым голосом оказывается внутри и начинает говорить. Ты фыркаешь, не отвечая на первую порцию слов. А вторая получает реакцию в виде прицельного метания подушки в многострадальную голову Джона.
- Сплю. И ненавижу, когда будят. Подушку отдай, - фыркаешь.
Фыркаешь, садясь на постели и протягивая руку, совершенно не желая замечать и поправлять свой внешний вид в виде растрепанных распущенных волос и съехавшей лямки майки.
- Ну? – чего он ждет…
Чего он ждёт, не отдавая подушку, но начиная рассказывать, что у Деймона были другие планы. Сейчас другие планы будут у тебя, раз Джон Сноу так любит поговорить. Ты резко берёшь его за руку и дергаешь к себе. Он падает, а ты ложишься на его плечо.
- Не хотел отдавать подушку, сам ей будешь, - ворчливо.
Ворчливо, накрываешь вас обоих одеялом и засыпаешь – ты просто очень хочешь спать, а о неловкости ты если и подумаешь, то завтра, пока эти мысли ты оставишь для Джона, которому никуда не деться.
Никуда не деться – спорное утверждение. Твоя новая подушка под утро начинает шевелиться и снова будить тебя. Ты, совершенно не думая, запускаешь ладонь под его футболку, чтобы ногтями впиться в плечо, и кусаешь его за шею пока еще легко.
- Назвался подушкой – лежи, и запомни, наконец, что я не люблю, когда меня будят, - снова засыпаешь.
Снова засыпаешь, как только Джон перестаёт шевелиться, почти моментально, не забирая руку и не меняя положения. Выходной – к двенадцати встанешь.
Отредактировано Adelheid Fawley (2017-12-09 10:57:34)
Поделиться42017-12-10 02:02:28
[NIC]Jon[/NIC]
Студенческие вечеринки это часть жизни, такая же, как лекции, зачеты, прогулы и развлечения. Новые люди и старые друзья, все объединены общим настроением веселья чем-то, понятным и особенно смешным именно сейчас и именно с этими людьми. Еда, игры, алкоголь – это просто то, что позволяет скорее познакомиться с теми, кого еще не довелось узнать, поддаться моменту и зарядиться атмосферой. Забавные глупости, которые потом будет так приятно вспоминать спустя годы.
И на этой вечеринке много забавных моментов. Рейна качает головой, видя мой вид перед тем. Как идти к Эймону, а я с удивлением слежу за реакцией – мне казалось, что все в порядке. А она принимается за мой имидж, желая сделать из меня человека, и находит среди моих вещей то, что считает подходящим. Переодеваюсь я быстро и, выходя, кидаю на себя взгляд, отмечая, что, правда, стало намного лучше, чем было, свитер, который она достала, мне идет, а я совсем забыл про него и почти не носил.
- Так лучше? Я даже забыл, что он у меня есть.
Я ухмыляюсь себе под нос, думая, что раньше вообще мало задумывался над тем, что с чем носить, а другие, оказывается, обращают на это внимание. Кружусь перед ней, показывая себя в другой одежде, смеясь, а Рейна остается довольной своим выбором. И мы идем к Эймону, а там уже все в сборе.
Вечеринка идет полным ходом. Чувство, кто все эти люди и где мои вещи, возникшее было ни с того, ни с сего, проходит очень быстро, ведь я с друзьями и у друзей. А игры переходят одна в другую, и дело доходит до бутылочки, и я оказываюсь в кругу. Смеюсь, наблюдая за этим, а потом мне выпадает как по заказу Деймон, который как-то подозрительно широко улыбается, а Рейна не делает ситуацию проще, говоря, что мои подозрения ну вот совсем не надуманы. Даже как-то совсем неловко. А Рейна, обрадовав меня откровением про Деймона и его круг интересов, смеется и подает мне пример, целуя Маргери, которая сидит рядом. Мои брови резко взлетают вверх, и я не успеваю отреагировать, оказываясь рядом с Сэндом под общий смех. А дальше как в тумане, но я тоже смеюсь вместе со всеми, ведь ничего особенного не случилось. Игра, такие уж у нее правила.
Правда, когда правила грозят перейти за рамки игры, приходится ретироваться. И здесь уже все не так просто, как могло бы показаться. Да, мы друзья, только вот есть какие-то моменты, которые мне, бывает, хочется растянуть, остаться в них, о чем-то забывая. От этого и осторожность, неловкость вторжения, шепот. И желание остаться, и не на полу, но… Но в меня летит подушка, от которой я не успеваю увернуться, ловлю ее машинально, получив, правда, до этого, ею, как мешком по голове. Да мне стыдно, что Рейну пришлось будить, но я смотрю, как она садится на постели, и невольно дыхание перехватывает, такая она красивая в этой естественности, что хочется смотреть, не отрывая взгляд. И коснуться.
А она ворчит, что я ее разбудил, и просит подушку. Я тоже фыркаю себе под нос. Подхожу ближе, но не возвращаю ее, а, вместо этого, начинаю говорить о Деймоне и причине своего вторжения. Да, знаю, есть за мной черта, слишком много говорить. Я вообще люблю слова, верю, что они важны. Наверное, так повелось с наших с отцом диалогов, когда ни задающему вопрос не было важно услышать ответ, ни отвечающему не было никакого желания долго и пространно рассказывать, зная это. Так что для меня очень важен диалог. Потому что, говоря с людьми, мы показываем, что они важны нам, а они показывают нам то же самое. Правда, сейчас я болтаю скорее не из-за этого, а по другой причине. Есть у меня и еще одна черта – говорить много, стараясь отвлечь. Не только другого, но и себя самого. Так что, рассказывая о Деймоне, я стараюсь выкинуть из головы видение длинных волос струящихся по плечам, белой открытой кожи. Я стараюсь, но Рейна не дает мне сделать этого, протягивая руку, и тянет на себя. Я падаю. Падаю, а она устраивает голову на моем плече и называет подушкой. И я начинаю смеяться, и, конечно, мое плечо дрожит, за что мне, как некачественной подушке, делают выговор.
- Прости, буду вести себя как хорошая подушка, спи.
Замолкаю и щекой прижимаюсь к макушке девушки, вдохнув запах ее волос. Сирень, жасмин и что-то легкое, еле уловимое, имени которому я не могу подобрать. Обнимаю ее, закрывая глаза – так удобнее руке, но, конечно, это не первопричина. А она быстро засыпает снова, понимаю это и обнимаю чуть крепче, тоже проваливаясь в сон. Пожалуй, иногда желания начинают сбываться.
Я засыпаю, но утро приходит, и сон отступает, я машинально тянусь в полудреме, но мое движение беспокоит все еще спящую Рейну. Если я и хотел бы вставать, то ничего бы не вышло – Рейна опять упрекает меня в том, что я ее бужу, и я осторожно провожу рукой по ее телу, успокаивая. Правда, эффект другой. Такой, от которого меня вдруг бросает в жар и отбивает желание противоречить в принципе. Рука скользит под тканью футболки, сжимая плечо, а легкий укус, кажется, заставляет сердце пропустить удар. Но ей не удобно. Хоть она и говорит, что не любит, когда ее будят, но путается в ткани, а, раз это досадное недоразумение мешает ее сну, от него стоит избавиться? Полудрема – прекрасное время, когда мысль не успевает за действием, как одной, так и другой стороны. Стягиваю футболку, раз уж Рейна все равно потревожена, и укладываю ее обратно, снова обняв, уже заключая в кольцо рук.
- Так удобнее, правда? Подушки тоже иногда приходится взбивать.
Я бормочу и засыпаю, не дожидаясь ответа.
Утро наступает для нас уже почти в разгар дня. Теперь уже я просыпаюсь от того, что чувствую движение, и резко понимаю, что оказался один. Без приятной тяжести головы на плече и тепла Рейны рядом, мне становится непривычно и пусто. Хлопает дверь в ванную, а я сажусь на постели, медленно осознавая, что произошло. Сон не хочет улетучиваться, а мысли не спешат давать мне дельные советы. Запускаю пальцы в волосы, ероша шевелюру, натыкаюсь взглядом на футболку, которая успела оказаться на полу, смотрю на закрытую дверь и понимаю, что нужно вставать. Дверь в гостевую комнату еще закрыта, Деймон тоже решил проспать до обеда, и это обстоятельство не может не радовать. А вот с чего начать разговор с Рейной, я пока не могу придумать. А начать его надо, точно необходимо, есть у меня соображения, от которых я не хочу отказываться. Но пока я на скорую руку привожу себя в порядок и привычно достаю турку, ставя вариться кофе. Кажется, его сегодня понадобится целый литр, а то и не один.
Когда руки обхватывают меня сзади, я привычно стою у плиты. Аромат гренок разносится по кухне, смешивается с запахом кофе, обещая хорошее начало дня. А я пытаюсь обернуться, чтобы увидеть Рейну, но она не позволяет мне это сделать, опять ноготками впиваясь в кожу.
- Рейна, нам нужно…
Я хочу начать разговор, но она не согласна со мной. Она просит продолжать готовку, а у меня мысли разбегаются, и я чуть было не упускаю момент, когда кофе нужно снять с огня.
- Нам нужно поговорить.
Я ставлю турку на холодную конфорку и ловлю обнимающую меня ладонь, но она выскальзывает из пальцев вместе с Рейной, которая тянется за горячей гренкой прямо со сковороды. Перехватываю ее уже там и качаю головой, объясняя хотя бы это действие ей, как нетерпеливой маленькой девочке.
- Ты что, обожжешь руку. Вот, держи, что уже готовы.
Протягиваю тарелку с готовыми, но уже немного остывшими гренками и вздыхаю, разливаю кофе по чашкам, делаю глоток. Получилось откровенно не очень, и я хмурюсь, выплескивая содержимое и принимаясь за работу снова.
- Вышло плохо, не пей. И, Рейна, я думаю, что нам, правда…
В этот момент в кухне появляется широко зевающий Сэнд, который плюхается на соседний с Рейной стул и тянется к тарелке с завтраком. Не могу не заметить, как он окидывает нас взглядом и ухмыляется, интересуясь, будет ли кофе, и что стало с тем, которым я с утра мою раковину. При нем заводить разговор о прошлой ночи я, конечно, не буду.
- Первая попытка кофе не удалась, первый, между прочим, раз в моей жизни. И за что мне только платят на работе?
Я делаю непринужденный вид, но смотрю на Рейну долгим взглядом. Она, как ни в чем ни бывало, болтает ногами и хрустит завтраком, и я невольно улыбаюсь, глядя на это. Вторая попытка сварить кофе оканчивается успехом, я ставлю чашку перед ней, наливаю напиток себе и Сэнда не оставляю без него, сгружаю последнюю порцию гренок на тарелку и беру одну. Я все еще помню скользящую по коже ладонь и дыхание Рейны очень, очень близко. Машинально касаюсь места на шее, где укус, но отдергиваю руку, чтобы не привлекать внимание Деймона, и не по какой-то там странной причине, а потому, что есть вещи, которые должны остаться между мной и Рейной, и только так.
- Повезло, что сегодня не моя смена. – Продолжаю тему неудачи, снова говоря много и не о том. – Иначе точно остался бы без чаевых. Еще бы и в минус ушел, высчитали бы израсходованные зря материалы из зарплаты.
Я улыбаюсь, но, когда Сэнд выходит, не даю того же сделать Рейне.
- Мне понравилось играть роль подушки. Может быть, тоже не идеально с первого раза, но я готов совершенствовать навыки. Кое-что мы уже поняли. Например, что ты не любишь, когда тебя будят, и что футболки в этом случае – зло.
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-10 12:08:24)
Поделиться52017-12-10 14:59:47
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Тебя снова будят, а ты ворчишь тихо, кусаясь и царапаясь почти нежно, только чтобы выказать свое недовольство лишними движениями, направленными на утрату сна. Путаешься в ткани чужой одежды, - на минуту задумываясь, зачем она и что вообще здесь делает, если кожа тёплая и мягкая, лучше, чем любой материал, - прежде чем преграда исчезает, давая тебе спокойно уснуть, обняв новую подушку.
Обняв новую подушку, вполне себе одушевлённую, проваливаешься в сон, даже на долю секунды не задумываясь о неловкости. Зачем? Нужно ценить каждую секунду сна, ведь совсем скоро нужно просыпаться.
Просыпаться в непонятном месте и с непонятным окружением – это не про тебя. Слава всем богам живым и мертвым, эта участь обошла тебя стороной. Ты не открываешь глаза, медленно улавливая, что под твоей рукой чьё-то тело, на котором явно нет одежды. Усмехаешься, думая о том, что все случается впервые.
Все случается впервые? И вечеринка закончилась веселее, чем ты думала? Пожалуй, в этом случае с незадачливой компанией можно будет быстро попрощаться банальными «Нам было хорошо, но не судьба». Но…
Но тут ты вспоминаешь несколько своих пробуждений и болтающего о Деймоне нервного Джона, который явно говорил чушь, а ты тянула его на себя, чтобы компенсировать отсутствие подушки, находящейся у него в заложниках. Память медленно и услужливо возвращала ночные полувоспоминания о том, как тебя будили. Вот откуда отсутсвие ткани.
Отсутствие ткани ты одобряешь, когда окидываешь еще спящего мальчишку взглядом и вычерчиваешь что-то на его коже, прежде чем встать, перелезть через него и отправиться в ванную. Пора начинать новый день.
Пора начинать новый день. Когда ты выходишь из ванной, то в комнате уже никого нет, зато с кухни доносится запах кофе и завтрака. Выходя из спальни, бросаешь взгляд на дверь гостевой – закрыта, кажется, кто-то решил поспать еще больше, чем ты. Что ж, в духе Сэнда – раз не нашёл себе приключений на ночь, то нужно порадовать себя долгим сном. Усмехаешься, закатывая глаза… кто бы мог подумать.
Кто бы мог подумать, что Деймон остался из-за Сноу. Впрочем, это даже забавно, думаешь ты, когда подходишь к Джону, который жарит гренки, и обнимаешь. Начинаешь наблюдать за его действиями из-за его плеча, как всегда это делаешь, а он начинает говорить и пытается прервать созерцание.
А он пытается прервать созерцание – еще одна вещь, которой ты недовольна. В итоге твои ладошки оказываются под тканью его футболки, царапая.
- Будешь много говорить – снова покусаю, и не гарантирую, что отделаешься также легко, как в первый раз, - шепотом. – Продолжай готовить, ммм…
Угроза вполне себе осуществимая, ты искоса бросаешь взгляд на шею Джона и касаешься губами места, которое в следующий раз получит укус за лишние слова – около бьющейся на шее венки, отсчитывающей пульс. А он..
А он все равно говорит коронную фразу о необходимости слов, за что ты все же исполняешь угрозу, фыркая. Ох уж эта любовь к словам.
- Потом, когда Деймон уйдёт, - видя.
Видя боковым зрением заходящего в кухню друга, пытаешься схватить гренку со сковороды, но в итоге тебе вручают тарелку с готовыми, объясняя, как маленькой, что могла обжечься. Пожимаешь плечиками и смеёшься, садясь рядом с Деймоном за барную стойку, ставя «добычу» перед вами. Довольно болтаешь ножками, слушая странные шутки Сэнда, закатываешь глаза. Кажется, кто-то решил засмущать Джона.
Засмущаться Джона… Идея тебе кажется довольно забавной. Все же, не знай ты, что он родился здесь, в этом городе, подумала бы, что его кровь из какой-нибудь северной области страны. Ты решаешь быстро.
Ты решаешь быстро присоединиться к идее Деймона, тем более, день и сам Сноу располагает к этому своими вечными за это утро «Нам нужно поговорить». Как там говорится? Бойтесь своих желаний, кажется? Что ж, это будет забавно.
Это будет забавно, думаешь ты, когда берёшь новую чашку с кофе, делая глоток. Корица. Это ты любишь. Довольно прикрываешь глаза.
Довольно прикрываешь глаза, когда Джон говорит всякую чушь о том, что это первая его неудача с кофе и переводит все на работу. Хватаешь его за ворот футболки, притягивая к себе через столешницу.
- Много болтаешь, знаешь? – прищурившись. – Как перед экзаменом, на котором нервничаешь.
Прищурившись, отпускаешь его, начиная безобидный разговор с Сандом и затягивая в него Сноу. В конце Деймон решает, что не помешает поспать еще и обещает, что, возможно, вечером отправится к себе домой. Встав из-за стола, старый друг отправляется в объятия к единственному мужчине, который ждёт его этим утром – к Морфею.
К Морфею отправиться – идея свежая, хорошая, но невозможная. Тебе нужно было в книжный, дополнительная литература для написания итоговой работы. В итоге, встаёшь с места и составляешься посуду, моешь, а затем собираешься поблагодарить за завтрак и отправиться собираться, но Сноу решает внести корректировки в планы.
Корректировки в планы. Ты внимательно слушаешь его, склонив головку на бок, наблюдаешь за мальчишкой, который рассуждает о подушках.
О подушках, примеряет их роль. Ты вдруг неожиданно думаешь, что это вообще такое? Такой милый мальчик так двусмысленно говорит, что ты начинаешь смеяться звонко и чисто, машешь левой рукой.
- Нет, ты продолжай, - сквозь смех.
Сквозь смех, внимательно на него смотришь. Определенно, или Джон Сноу не тот, кем кажется (а этого быть не может, ты довольно долго его знаешь), или не понимает, что несет, или в его прошлых отношениях это вполне работало. Серьезно что ли, это работает где-то? Такие вот слова, которые можно при наличии воображения…
При наличии воображения их можно разложить по-разному. От того, что мальчишка смущён, совершенно наивен и его прошлый опыт заключался в держании за ручки и походы в кино, вот и не научил его говорить, до того, что Джон предлагает тебе очень интересные версии новых отношений, не отягощенных ничем, кроме общей подушки и остальных постельных принадлежностей. Ты хохочешь.
Ты хохочешь, думая, что вот он, шанс посмущать мальчика. Ты на половину иронизируешь в своей голове, на другую – умиляешься.
- Дай мне подумать, ммм… - делаешь шаг ему навстречу.
Делаешь шаг ему навстречу, наматывая на палец прядь его волос. Вьются. В детстве ты всегда хотела вьющиеся волосы. Но это – лишняя мысль. В твоих глазах пляшут искры смеха, когда ты приближаешь его лицо к своему.
- Ты так интересно, заманчиво говоришь, ммм, даже не знаю, как это понимать. Одна фраза – столько смыслов, - обхватывая его лицо ладошками.
Обхватывая его лицо ладошками, сдерживая смех, но совершенно не скрывая слов и своих мыслей: сейчас они помогут в достижении цели. Тебе интересно, Сноу краснеет, когда смущается, или просто прячет глаза?
- Так вот, если ты просишь о том, чтобы спать в моей комнате, пока Деймон здесь, то договорились: не дадим моему старому другу совратить тебя и свернуть на путь зла и ммм… чего-то еще , - вычерчиваешь…
Вычерчиваешь узоры на его плече, смотря в глаза, делая ставки на то, удастся ли тебе смутить мальчишку, и как это проявится.
- Если же ты предлагаешь мне стать друзьями с общей постелью без обязательств, то, пожалуй, это меня устроит. То, что нужно, после моих прошлых серьезных отношений, а нам с тобой может быть хорошо, - выдыхаешь это ему в губы.
Выдыхаешь это ему в губы, думая о том, что, пожалуй, это, действительно именно то, что тебе нужно, к тому же тебе нравилось сегодня чувствовать тепло кожи Сноу под своими пальцами. Интересно, а каково чувствовать его всей кожей… Маргери давно советовала сделать именно так, чтобы отпустить ту старую ситуацию с Визерисом и твоей первой любовью, отвлечься от нее. Усмехаешься.
Усмехаешься, отстраняясь от мальчишки, отходя на шаг и все еще не разрывая взгляда. Все же он очень мил.
- Если ты пытался предложить что-то еще, то попытка не засчитана, - снова смеёшься легко и звонко. – Поэтому если явишься сегодня в мою комнату, то только в первых двух случаях: или Деймон решит тебя затащить в свою постель, и это будет побег. Или решишь без обязательств оказаться в моей.
Смеёшься и идёшь в комнату за сумочкой, пора выполнить намеченные планы, оставив Джона Сноу подумать над тем, что иногда свои мысли нужно выражать ясно… примерно так, как ты сделала это сейчас.
Поделиться62017-12-10 21:18:06
[NIC]Jon[/NIC]
Возможно, зная, как продолжится день, мне бы захотелось, чтобы утро не кончалось вообще никогда. Чтобы эта полудрема окутывала Рейну и меня, заставляя делать, не думая, то, что и как чувствуешь, без оглядки. Но утро и так длится свой максимальный срок, и после полудня в силу ступает день. День, первым делом оставляющий меня одного, заставляющий Рейну встать раньше. Ладно, я знаю, мне есть, чем заняться, пока я жду ее появления и надеюсь, что оно произойдет раньше появления Деймона, и что у нас будет время, чтобы поговорить с глазу на глаз. Время есть. Я занят приготовлением завтрака, когда Рейна подкрадывается бесшумно, выдавая свое присутствие только тогда, когда руки обнимают меня, и она выглядывает из-за плеча, привычно наблюдая. Я не великий кулинар, но из всех, кто проживает в двух квартирах, вместе взятых, готовить умею только я, и я не против этого, люблю, когда другие люди рады, и люблю обеспечивать им это.
Но сейчас мне нужно это время для другого. Нам нужно поговорить, не делая вид, что ничего такого не случилось. Нет, я знаю, что можно обернуть все и так, но я не поверю. Я доверяю себе, и верю, что ничто не бывает просто так.
Например, просто так не может быть шепот в ухо, с угрозой укуса – нового, не такого, что случился раньше, и я на миг прикрываю глаза, понимая, что она не отрицает и все помнит. Но вместо укуса чувствую мягкое прикосновение губ к шее, и это только вызывает необходимость второй попытки, я так просто не могу. Я снова прошу о разговоре, но Рейна выполняет свою угрозу, и с этим всем едва ловлю секунду, когда кофе готов убежать и испортить момент. Правда, портить что-то гораздо лучше получается у людей.
Сэнд появляется как раз в то время, когда Рейна получает тарелку гренок и садится завтракать. Разговор завязывается, но совершенно другой, разумеется, это не то, на что я рассчитывал. Но при Деймоне, Рейна согласна со мной, о другом разговаривать мы не будем. Я говорю, болтаю о кофе и своей неудаче, но любой, кто знает меня побольше, чем Деймон Сэнд, заметит, что здесь не все гладко. Рейна знает меня. Она притягивает меня через стол и говорит мне свое наблюдение, на что я лишь пожимаю плечами, стараясь не показать того, что она попала в точку.
- Ну, меня же спросили, и это, правда, так.
Да, я, кончено, волнуюсь. Некоторые вещи нужно делать сразу, когда собираешься, а не ждать удобного случая, пока уйдут гости или настанет условленный час. Я проворачиваю в голове то, что произошло, как будто все еще ощущаю мягкое прикосновение к шее и после укус, который, правда, оказался другим. Это заставляет меня улыбнуться, но и задуматься тоже. И, пока Деймон и Рейна говорят о чем-то, завтракая, уже почти не участвую в разговоре, только добавляя какие-то свои реплики в духе «да ладно?» и «хм…»
Деймон решает поспать еще и уходит, и я, пока могу, начинаю говорить. Правда, лучше бы я этого не делал, вернее, сделал как-то иначе. Я беру часть того, что мы оба помним, но складываю слова в предложения совсем не так. В итоге, Рейна сначала просто смотрит, потом смеется, а потом, начинает говорить сама.
Она приближается, притягивает меня за прядь волос, но по взгляду я вижу, что сейчас будет что-то не то, на что я бы мог рассчитывать. Приподнимаю брови, слыша, как она говорит о смыслах, обхватывая мое лицо ладонями.
- Что ты хочешь сказать этим..?
А она говорит о том, что может пустить меня в свою комнату переночевать, я смотрю на нее с недоумением, но она все ближе, и я невольно накрываю ее ладонь, касающуюся моего лица, своей. Слов я почти не слышу, но понимаю, что это – совершенно не то.
- При чем здесь Деймон?
Я смотрю прямо на нее, хотя и чувствую, что пульс учащается и, наверное, к лицу приливает кровь. Я не понимаю. Понимание приходит потом, со следующей фразой вместе. И она будто обжигает огнем. Я не отвожу взгляда, хотя, наверное, видно, что мои глаза темнеют, а губы сжимаются в тонкую полоску. Это то, чего она хочет?
- Вот как?
Она делает шаг назад и усмехается, а я все еще смотрю, пытаясь понять, что это было. Шутка, или она серьезно. И как же сделать так, чтобы суть моей фразы оказалась не двусмысленной, а с тем смыслом, который я в нее вкладывал. А мне в конце следует бескомпромиссная альтернатива, которая как будто прибивает меня к полу, вышибает из легких воздух, не давая и слова сказать. Ни на один из предложенных вариантов я не согласен. А Рейна смеется, подхватывает сумочку и уходит. Я остаюсь один.
Я остаюсь посреди кухни, зная, что, кроме себя самого, злиться мне не на кого. Сначала мысли разбегаются, но после складываются в одно. Меня тревожит то, чего я не знаю. Я не знаю, что такое было с Рейной в ее прошлых отношениях, и почему она говорит, что сейчас ей не нужно ничего серьезного. И не знаю, смогу ли я снова ее переубедить, станет ли она слушать, или уже сделала все выводы относительно меня. Я убираю еду, мою свою чашку, снова и снова прокручивая в голове услышанное, и осознаю, что все она поняла. Поняла все как надо, просто решила не отвечать, а проучить, показать, что каждое слово может нести сразу несколько смыслов. Но и это не все. Мы не все знаем о нашем прошлом, я скрываю огромную его часть, и мне стыдно, что приходится прятать это, но пока я не готов открыть свою историю, да и не хочу, чтобы меня ассоциировали с ней. В жизни полным именем меня звали лишь два человека – отец и бабушка, для всех остальных я был Джоном, и им остался. А фамилия, какая разница, какая она есть.
И с Рейной то же. Мы не говорили о многом из того, что стоило бы знать. И мне нужно понимать, что случилось, чтобы ненароком, по незнанию, ее не задеть. Не хочу причинить ей боль, не хочу заставлять ее вспоминать то, что может быть неприятно. Но это придется сделать. Может быть, она сможет мне рассказать. Вечером.
А пока мне нужно занять себя чем-то, находиться в доме я уже не могу, того и гляди начну лезть на стенку. Тоже собираюсь и выхожу из дома, не очень понимая, куда хочу пойти. Ноги выносят меня к центру, я хожу по улицам, на обед тоже заскакиваю в какой-то фастфуд. Жую картонный бургер и вспоминаю, что нужно купить домой, а солнце быстро садится. Уже в сумерках я возвращаюсь, в квартире темно. Рейна нет, Сэнда тоже не слышно, и его обувь исчезла. Ушел. Значит, минус один вариант для меня?
Смеюсь вслух, но мне совершенно невесело. Разбираю продукты, ставлю кастрюлю с водой на огонь, слышу звук телефона. Сообщение от Эймона в стиле «Где вы все, есть, что поесть?», заставляет меня улыбнуться. Что-то в жизни не меняется, и, я надеюсь, не изменится и впредь. Отвечаю, что можно будет зайти на ужин через час, получаю в ответ набор счастливых смайлов, и кидаю вариться большую порцию спагетти. Когда Рейна возвращается, Дени расставляет тарелки, а Эймон открывает вино.
- Паста карбонара. – Я киваю в сторону плиты. - Ты вовремя. А Деймон, видимо, ушел, так что нас четверо.
Ужинать мне не хочется, но я заставляю себя есть, следить за разговором и не слишком много смотреть на Рейну. Дени спрашивает ее про книжный, Эймон жалуется на расписание пар. Я киваю и улыбаюсь, смеюсь, ковыряюсь вилкой в тарелке. Так и проходит вечер.
Они уходят, оставляя нас одних, и я поднимаю на Рейну взгляд, легкость, которую я старался изобразить, слетает.
- Утром я сделал все не так. - Я смотрю на нее, накрывая ладонь, лежащую на столе, своей. – Но я не хочу оставлять непонимание. Ты дала мне выбор между двумя вариантами, ни один из которых я не имел в виду. Мы знаем друг друга, но все равно не можем утверждать, что нам известно друг о друге все. Я не знаю, что сделал парень, которого ты любила, но, раз он сейчас не с тобой, значит, он серьезно ошибся. Ты расскажешь мне? Мне нужно понимать.
Перевожу дыхание, переходя к главному из того, что хотел бы сказать. Беру ее руку в свою и легко сжимаю пальцы.
- Я не хочу, чтобы ты снова и снова смотрела назад, вспоминая это, стараясь выкинуть из головы, отвлекаясь, но опять возвращаясь к одному и тому же, даже, если ты считаешь, что это то, что нужно тебе. Попробуй посмотреть вперед, не оглядываясь. Подумай, может быть, это поможет лучше. Дай мне шанс, мы вместе начнем идти вперед, постепенно, медленно, по шагу, преодолевая старое и давая новому путь. Рейна, я хочу быть с тобой. Не так, как ты говоришь, без обязательств, проводя весело время. А вместе, рука об руку, рядом. И, мне кажется, у нас получится.
Поделиться72017-12-11 11:15:44
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Книжный встречает тебя стеллажами, заполненными разными книгами. Ты сразу забываешь о том, что пришла только за учебной литературой. Ходишь между стендов, выбираешь, а когда рук не хватает, внимательно смотришь на парня неподалёку, а потом прячешь взгляд, улыбаясь. Старый, как мир приём. Всегда работает.
Всегда работает, думаешь ты, слушая его болтовню, которой он явно пытается тебя впечатлить. Тоже стандартная реакция на легкий флирт. Говорил же дядя Оберин тебе и кузинам, что стоит только глазками похлопать и правильно сыграть – мальчиков можно пинать носком туфельки, они и не заметят. Именно это ты и делаешь, нагружая незадачливого случайного незнакомца книгами так, что и лица его не видно.
Лица его не видно, но трепа становится все больше. От речи ты абстрагируешься, изредка вставляя ничего не значащие комментарии, ровно до того момента, как приходит такси, чтобы забрать тебя и пару-тройку пакетов. Забавно.
Забавно, ты едешь и думаешь о том, что если бы хотела последовать совету Маргери на самом деле, то могла бы находить себе по симпатичной новой мордашке на каждую ночь и день по своему желанию, ловя вот таких случайных глупых мальчишек в книжных магазинах и кафе, впрочем, их везде хватает.
Везде хватает, но сыграть, показывая все смыслы его фразы, ты решила с Джоном. Хотя при этом прекрасно знаешь, что мальчишка на редкость правильный, что ты, действительно, задумываешься о том, что не стоит его смущать так сильно – мало ли…
Мало ли совсем ему не привычно, нервничать начнёт. Но ведь это так интересно и приятно, видеть, как краска заливает его щеки. Легко улыбаешься.
Легко улыбаешься, когда подъезжаете к дому, а таксист за чаевые помогает вытащить пакеты и донести их до двери. Ты заходишь.
Ты заходишь, а в доме уже толпа и пахнет чем-то вкусным. Значит, Дени и Эйгон очнулись от своей маленькой идиллии, вспоминая о том, что иногда нужно есть. Тихо смеёшься, ты их обоих любишь и они тебя умиляют. Первая любовь.
Первая любовь всегда яркая, сильная. Ты хочешь верить, что в их случае все не закончится также, как в твоём – разбитыми воспоминаниями и шрамами на руках. Но это дело прошлое, думаешь ты, закрывая нахлынувшие обрывки прошлого, как входную дверь.
Выходную дверь закрываешь, тебя замечают и, указывая на плиту, говорят, что сегодня на ужин, а брат суетиться с открыванием вина – наука от Оберина, который без этого напитка ужинать не садится, стала и вашей привычкой. Ваш отец обычно смеется, многозначительно возводя глаза к потолку или небу, произнося «Дорн», и сам делает глоток вина, совершенно точно зная, что эта область страны в нем также, как и в вас, пришла с Элией в его кровь. А тебе Джон говорит о том, что Деймон ушёл.
- Значит, ты спасён, ммм? – склонив головку на бок.
Склонив головку на бок, наблюдаешь за ним. Все же план «смути Сноу» до конца не выполнен, надо продолжить, думаешь ты, садясь за стол и начиная болтать.
Болтать обо всем. С Дени о книжном магазине и неудачливом мальчике, который пытался тебя впечатлить там, но в итоге просто таскал твои книги, потом с Эйгоном о его парах, - упорно заставляя себя называть брата Эймоном, - и давая ему подзатыльники за попытки прогула. Вечер проходит легко…
Вечер проходит легко, только Джон все больше молчит, едва вставляя какие-то комментарии. Касаешься носочком его ноги, ведёшь вверх, как будто говоришь «Оживай и подключайся к беседе». Но, кажется, к тебе не прислушиваются.
Не прислушиваются. Ты фыркаешь, что вписывается в рассказ Дени о буднях новичка в университете, но думаешь о том, что воспитательную беседу на тему «Слушай Рейнис-Рейну, плохого не посоветует» придётся провести. Время…
Время бежит за разговором незаметно. Периодами ты уже не так бережно пинаешь под столом Сноу, заставляя его оживать, а не только ковырять еду в тарелке. Когда Дени и Эйгон уходят, наигранная веселость спадает с Джона.
Наигранная весёлость спадает с Джона, он начинает говорить. А ты закатываешь глаза, вспоминая о том, как мальчик любит слова.
Мальчик любит слова, но иногда совершенно не умеет их подбирать. Например, сегодня утром. Столько двусмысленности, но это было забавно.
Это было забавно, хоть ты и хорошо знаешь Джона и понимаешь, что он имел в виду. Но удержаться от слов не могла. К тому же, ты сказала правду, обозначив то, что тебе нужно. Хотя ты понимаешь, что, наверное, это не совсем так, раз твои слова были адресованы именно Сноу, а не какой-нибудь симпатичной мордашке, которая сделала бы все возможное, чтобы оказаться в твоей постели на одну ночь.
- И чем тебя не устраивают мои варианты? – склонив головку на бок.
Склонив головку на бок, когда он берет тебя за руку. Ты решаешь сыграть дальше, хотя знаешь все, что он хочет сказать. И понимаешь, что готова согласиться. Встаёшь и, обойдя стол, садишься к нему на колени, обнимая за шею одной рукой, а второй вычерчивая линии по его телу. А он задаёт вопрос…
А он задаёт вопрос, ты сжимаешь пальцы на его плече, предостерегая. Не очень хорошая тема – твои прошлые отношения. Ты любила Визериса до безумия. И как можно было не обожать его? Совершенно без заскока на тему вашей крови, веселый и потрясающе талантливый, кружащий тебя на руках с детства всякий раз, как только мог дотянуться. Определенно, тема болезненная до сих пор, учитывая, что ты желала и как все закончилось. Но…
Но, возможно, стоит сказать хоть что-то? Джон заслуживает этого, ты понимаешь. И знаешь, что он не потребует полного рассказа, понимая, что ты не хочешь говорить.
- Наркотики, Джон. На последнем году его обучения… сначала ему что-то подсыпали, а потом он не смог остановиться, меняясь каждый день. Мне очень не хотелось играть в жутко героическую и самоотверженную, поэтому мы разошлись после вот этого, - поворачиваешь к нему запястье правой руки, расстёгивая браслет.
Поворачиваешь к нему запястье правой руки, расстёгивая браслет, закрывающий маленький, но глубокий шрам. Ты не будешь скрывать, что не пыталась остаться с Визерисом до конца. Тебе не хотелось играть в жутко героичную девицу, рискующую стать жертвой домашнего насилия как минимум или трупом как максимум.
- А что и кто были в твоём прошлом, ммм? Раз ты до сих пор не умеешь подбирать слова, говоря так странно фразами на воображение? – улыбаясь.
Улыбаясь. Ты же хотела узнать, не так ли? Откровенность за откровенность. Устраиваешься на его руках удобнее, чтобы услышать его рассказ о том, кто был в ваших жизнях в прошлом. А Джон выдыхает и говорит.. смеёшься тихо.
- Снова твои формулировки.. «Я не хочу»? Ты никого не забыл спросить, ммм? Это мои воспоминания, Джон. Они всегда будут со мной, просто со временем будут блекнуть. Как и мысль о том, что я больше не увижу этого человека таким, каким помню. Или о том, что вряд ли у него сейчас есть силы хотя бы для того, чтобы просто поднять меня в воздух, хотя раньше он мог кружить меня долго, мне казалось, часами. Я знаю, что с ним произошло дальше. И, поверь, это очень плохая история, - запутываясь пальчиками в его волосах.
Запутываясь пальчиками в его волосах и наклоняясь к нему, целуя легко, едва заметно – иногда тебе кажется, что Джон не только не умеет подбирать слова порой, но и шагать вперёд может только после того, как ему говорят, что можно. Это даже мило. Правильный мальчик.
Правильный мальчик, который говорит о том, что хочет быть с тобой и что у вас получится. И ты отчего-то знаешь, что он прав. Улыбаешься ему, разрывая поцелуй, но пока придержишь мысль о том, что согласна – ты же обещала себе устроить ему профилактическую беседу на тему «Слушай Рейнис-Рейну». Возможно, стоит? Ты пока думаешь, продолжая начатое.
- Я тоже хочу быть с тобой. Но ведь мое предложение – это тоже начало, только более легкое, - а в глазах…
А в глазах пляшет смех. Кажется, вам обоим есть над чем подумать. Ты обнимаешь Джона, запутываясь еще больше в его волосах.
- Продолжим обсуждение позже. Добрых снов, - целуешь в щеку.
Целуешь в щеку, идя в свою комнату. Но, собираясь ко сну, думаешь о том, что снов ты ему пожелала рано. Мальчик пытается доказать тебе, что его вариант хорош? Ты согласна с этим. Но, пожалуй, ты тоже попробуешь показать ему то, что имела в виду. Только не на словах, которые он так любит. Тихо смеёшься.
Тихо смеёшься, распуская волосы, собранные шпилькой, после душа. Совершенно точно решаешь, что будешь делать. Кладёшь гребень на стол и, как есть, в полотенце идёшь в соседнюю комнату. Тихо открываешь дверь.
Тихо открываешь дверь. Бесшумно ходить ты умеешь, когда хочешь. Но здесь этого не требуется: Джон слушает музыку, сидя спиной к двери на постели. Улыбаешься, садясь с ним рядом, забирая из рук технику и наушники, когда он пытается что-то говорить. Эта его проклятая любовь к словам иногда не к месту. Например, сейчас.
- Тсс. Все обсуждаем позже, помнишь? – улыбаешься.
Улыбаешься, наклоняясь к нему и целуя, притягивая к себе за волосы, не давая отстраниться. Улыбаешься, находя край его майки, тянешь его вверх, чтобы лишь на секунду разорвать поцелуй и снова к нему вернуться (а то еще кто-то попробует что-то сказать, знаешь ты его). Ты ведь хотела почувствовать его кожей, поэтому находишь край полотенца, в которое завёрнута после душа, дергаешь за него, позволяя ткани падать. Кожей лучше, выдыхаешь, прижимаясь к нему ближе, позволяя времени раствориться, а границам исчезнуть. Уже после, лежа рядом и вычерчивая по его коже узоры, прикасаясь к нему своим телом, прежде чем заснуть, шепчешь ему на ухо одну лишь фразу:
-Видишь, я же говорила, что нам может быть хорошо, - сон.
Сон. О том, что он, наверное, прав, а ты согласна попробовать так, как он предложил, ты скажешь завтра. Иногда ты любишь держать паузы. Настолько, насколько Джон Сноу любит слова.
Отредактировано Adelheid Fawley (2017-12-11 11:16:57)
Поделиться82017-12-13 00:49:47
[NIC]Jon[/NIC]
День, короткий из-за позднего пробуждения, кажется длинным, пустым и серым. Появление Дени и Эймона, их жизнерадостность, взаимопонимание, смех оживляют квартиру и заставляют меня шевелиться, занимаясь привычным мне делом. Знаю, что они заходят не столько ради порции спагетти, а, чтобы под этим предлогом провести время с друзьями. Не было бы пасты, мы бы могли заказать пиццу и болтать точно так же, но мне нравится готовить для кого-то, кроме себя, поэтому к приходу Рейны ужин готов, стол почти накрыт, и квартира наполнена голосами и смехом.
Моего голоса, правда, почти не слышно. Мои редкие вставки тонут среди голосов остальных, и я почти совсем замолкаю, погружаясь снова в свои эмоции, когда чувствую прикосновение к ноге. На меня внимательно смотрит Рейна, и я смотрю на нее с вопросом во взгляде. Она, что, не понимает? Или это намек мне шифроваться лучше? Пожалуй, не могу не согласиться с последним, не хватало мне вопросов, почему я вдруг такой тихий, и мне приходится возвращать себя в происходящее, что-то говорить, и иногда снова получать под столом пинки от Рейны, напоминающей о том, что я не один. Что же, не хочу портить вечер друзьям своей кислой физиономией, так что я оживаю. Все проходит так, что те, кто не знают, и не замечают ничего.
Когда мы с Рейной остаемся вдвоем, я вмиг отпускаю это настроение. Но я не грущу, я готов начать разговор. И начинаю его. Да, я задаю вопросы, на которые ответить может быть непросто, но Рейна знает, что я не потребую много, и должна понимать, почему я хочу это знать. Я не иду к Эймону или Дени, а они, наверняка, были свидетелями той истории, а спрашиваю у нее, чтобы она сама дала мне тот объем информации, который посчитает нужным, или не дала никакого, если не захочет. Выискивать что-то через третьи руки я не буду.
Я начинаю говорить, а она встает с места и пересаживается мне на колени, обняв одной рукой, другой вычерчивая линии. Я тоже обнимаю ее, удерживая, чтобы было удобно, пальцами начиная перебирать длинные пряди волос. И я понятия не имею, что будет дальше. Я бы хотел донести до нее свое – и это вся моя задача. Донести и попытаться обосновать, почему, попробовать взглянуть на все так, как я.
А она отвечает, и рассказывает очень грустную историю. А в конце расстегивает браслет и показывает шрам на запястье. Я ловлю ее руку и подношу к глазам, понимая все, и шокировано смотрю ей в лицо. Рана небольшая, но глубокая. Парень, причинивший ей боль, оставил после себя долгую память. Я не отпускаю ее руку, поглаживая запястье, и качаю головой, вздыхаю, представляя, что она пережила.
- Я знаю, как это бывает. Один мой родственник… Это страшно. И страшно, что люди не понимают, что становятся другими. Им не объяснить. Нельзя помочь человеку, который не осознает, что нуждается в помощи и не хочет ее. Он только тянет других за собой.
Рейна помнит это не только из-за шрама. Шрам в душе тоже еще остается, и, возможно, эта память и мешает ей. Память не исчезнет, но она может стать не настолько болезненной. Это сродни тому, что я говорю. Не нужно зацикливаться, нужно постараться оставить ее и пойти дальше…
А она с улыбкой возвращает мне мой же вопрос. Что же, я могу рассказать. Правда, немного сложно объяснить все, когда ты Джон Сноу, а не Джейхейрис Таргариен, но я и стал первым во многом поэтому. Она улыбается, и я тоже улыбаюсь. Моя история гораздо проще, чем ее.
- Она никогда меня не любила. – Я пожимаю плечами, когда Рейна устраивается удобнее, готовая слушать. – Ей нравились деньги моего отца, в ее глазах они делали меня интересным. – А еще она – третий человек, всегда звавший меня полным именем. После я понял, почему. - Поначалу этого хватало, продержалось даже довольно долго. Но я не понял, поверил. Не видел, что этот интерес угасает, а другого интереса и нет. Точнее, я видел, что что-то не так, но, когда попытался что-то сделать с этим, она ответила прямо, была рада наконец с этим покончить. Так что все просто.
Довольно банальная история, многие так живут и довольны жизнью. Каждый получает что-то, такая вот взаимная выгода. Это мне, наивному, нужны чувства. Впрочем, свой выбор я считаю верным.
Не думаю, что я неправ, и сейчас описывая то, что хотел сказать утром, но у меня не вышло. Я говорю о том, чем, по моему мнению, вариант Рейны плох. А она, зная теперь мою историю, могла бы понять. Но я снова делаю ошибку с формулировкой, здесь уже только опускаю глаза.
- Воспоминания останутся, их никто не заберет у тебя. Кроме того, как все завершилось, ты помнишь и то, что было до. Много хорошего, я уверен. Это часть тебя.
Любой человек, которого мы встречаем и любим, оставляет частичку себя в нас. Если мы идем по жизни рядом, то и наши жизни переплетаются, влияя друг на друга. Воспоминания, места, слова, какие-то эпизоды, это все становится общим. И, если наши дороги в итоге расходятся, это не значит, что мы можем взять и отменить все время, которое провели вместе. Мы уже не такие, как версия нас до встречи. И, даже, если мы разочарованы, жалеем о чем-то, получаем удар, которого не ждем, у нас есть как минимум опыт, с которым по жизни мы шагаем дальше, уже поодиночке. Память блекнет, но она остается у нас внутри.
- Прости, что снова говорю не так. Я могу желать чего-то, могу показать, почему думаю, что что-то лучше другого, но не могу знать то, что знаешь ты. В том месте и в том времени ты переживала что-то, и только ты одна знаешь, каково тебе было. Представить - не равно быть там, даже если в моей семье и была похожая история. Но я хочу, чтобы ты увидела и другую сторону, третий вариант. И я надеюсь, у него будет шанс.
Я говорю, а она зарывается пальцами мне в волосы. Поднимаю взгляд, и моих губ легко, почти не ощутимо, касаются ее губы. Касаются слишком быстро, и я тянусь, чтобы почувствовать их снова, и не позволить прикосновению исчезнуть с такой быстротой. Но теперь говорит она. Что ее предложение тоже не столько однозначно. Что с него может начаться что-то, что придет туда, куда хочу его привести я. И она говорит, что тоже хочет со мной быть. Разница в отношении?
- Хочется знать, что любое начало ведет к одному.
Встрепенувшись, я ловлю каждое слово, а она смотрит, и в ее глазах искры смеха. Я люблю такое ее настроение, жизнь, как она есть, яркость, вдохновение, интерес ко всему. Но сейчас значит ли это, что она задумала что-то? Я тянусь к ней, притягивая. Не поцелуй, ее слова дают мне веру. Я тянусь, но она быстро опережает все, желаямне спокойной ночи и, целуя в щеку, уходит, давая понять, что на этом разговор она хочет прекратить. На сегодня слов нам хватит?
Рейна уходит к себе, а туда мне путь закрыт – альтернативу, выданную утром, никто не отменял, а мне хочется стоять на своем. Вздохнув, я опускаю голову, облокачиваясь на стол. Как там, рамки – это выдумка самих людей, усложняющая им жизнь? Тогда моя жизнь сейчас – паззл на сто тысяч частей, не меньше. Что же, по меньшей мере я могу вернуться к себе. Но спать? Знаю, что сна не будет еще долго. Завтра будет продолжение разговора, и этот перерыв – время обдумать все? Что будет утром? Сна не будет сейчас, но делать я тоже ничего не смогу. Беру телефон и наушники, включаю плеер на рендом и замираю. Не помню даже, что там была такая песня, наверное, скинул кто-то. Баллада, голос, пробирающий до костей. И слова, конечно, про любовь. Сажусь на кровать и закрываю глаза, а песня остается на повторе. Рендом иногда выкидывает очень странные штуки, и этот случай – один из таких. Усмехаюсь.
Я ухожу в себя, не слыша, как открывается дверь. Не слышу я и шагов, а понимаю, что не один, когда чувствую, как опускается матрас рядом. Рейна забирает у меня устройство для бегства от мира, а я только выдыхаю ее имя, не успев ничего сказать.
- Рейна, что ты…
Она прерывает, напоминая, что сказала мне, не дав себя поцеловать тогда, когда пожелала доброй ночи. И целует, не давая возразить, уже совсем не так. И мне кажется, что иногда не нужно слов, тем более, что с ними у меня сегодня не ладится, можно говорить и по-другому. Я обнимаю ее, притягивая как можно ближе, усаживая к себе на колени, запоздало понимая, что на ней – полотенце, и только, и она, как и я ее, не хочет отпускать меня, снова путаясь пальцами в моих волосах, и тянет к себе. Футболка мешает и отправляется к черту, так же, как и ткань, в которую Рейна завернута. Кажется, что мы оба больше не думаем ни о чем, кроме желания стать еще ближе, касаться, забыть, как дышать и забыть обо всем, что окружает или когда-то нас окружало. Все становится очень далеким. Все, кроме Рейны в моих руках. Когда спустя время мы оба лежим рядом, на границе яви и сна, она шепчет мне, что говорила. А я, обнимая ее крепче, могу лишь ответить:
- Разве в этом я сомневался?
Я просыпаюсь на рассвете, Рейна еще спит, положив голову мне на плечо. Вспоминаю о том, что она не любит, чтобы ее будили, но и не хочу ей мешать, так что просто смотрю на нее, перебирая пряди разметавшихся по подушке волос. Волосы, словно шелк, сквозь пальцы скользят легкой волной. А я думаю обо всем, что случилось. Всегда есть путь, который мы не успеваем просчитать, и он, как правило, и становится реальным. Она в моей комнате – не то, что она говорила. Третий вариант? Или новый? Белая кожа, тонкие пальцы, легко дрожащие во сне ресницы. Она восхитительно красива, как будто фарфоровая, но сильная, кажется, способная противостоять любой преграде на пути. Но в то же время она хрупкая. Шрам на запястье руки, которая сейчас лежит у меня на груди, напоминает об этом и ей. Легко, почти не ощутимо касаюсь ее руки, веду линию вверх, до плеча и вниз вдоль позвоночника, потом снова возвращаюсь тем же путем назад.
- Мы сможем со всем справиться, и у нас получится. – Шепчу, как будто она может меня услышать. – Поверь мне.
Вчера она сказала, что хочет быть со мной. Что будет, когда она проснется?
Наконец, ресницы Рейны вздрагивают, и она открывает глаза. Я улыбаюсь. Она желала мне доброй ночи, и наступает моя очередь:
- Доброе утро.
Мне нравится видеть ее, еще не совсем сбросившую с себя оковы сна. Притягиваю и целую, касаясь ее щеки, обнимая, вспомнив все, что было ночью, как будто бы я забывал. Как будто бы мог забыть. Как будто я не передумал все на свете, пока ждал, когда она проснется.
- Я старался тебя не будить, у меня получилось? - Все еще улыбаюсь. – Завтрак? – Целую опять.
Стоит мне покинуть спальню, как мои мысли накидываются снова, я по привычке делаю то же, что и каждое утро – кофе и, сегодня, блинчики, чтобы занять себя и отвлечься хотя бы немного. Не накидываться же с вопросами с первой секунды, всему должно быть свое время, и, знаю, она помнит о том, что обещала продолжение разговора потом. Блинчики даже получаются румяными и аппетитными, хотя с ними у меня случаются промахи, и аромат еды заполняет кухню. Очень надеюсь, что на него не придут наши соседи, иначе разговор придется еще перенести, и, возможно, на неопределенный срок. К блинам есть джем и кленовый сироп. Обсуждать то, что было вчера, мы не будем. Но продолжить разговор нам необходимо.
Когда Рейна появляется в кухне, ее ждет ее порция еды. Я протягиваю чашку кофе, касаясь ее пальцев, обхватывающих чашку. Молча делаю глоток из своей и смотрю на нее.
- Вчера… - Я начинаю, но сегодня с составлением предложений у меня, наверное, еще хуже. – Ты сказала, что мы продолжим разговор позже. Когда? Скажи, что думаешь, не заставляй меня опять теряться в неизвестности.
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-13 00:56:14)
Поделиться92017-12-13 12:07:17
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Ты привыкла, засыпая, на грани сна и яви думать о том, что было за день. Сейчас, чувствуя руки, обнимающие тебя крепко, начиная засыпать, ты вспоминаешь слова, на которые не ответила, ведь не всегда новый поток речи необходим. А Джон…
А Джон любит слова, он говорил о том, что твои воспоминания всегда останутся с тобой, опуская глаза, когда понял ошибку в формулировке. Это было настолько мило, что тебе, кажется, даже стало на долю секунды совестно за то, что ты решила его поддеть очередной двусмысленностью. Но ничего…
Но ничего, раз любит слова – будет учиться излагать все ясно и линейно, когда это нужно. Это будет ваша маленькая игра.
Это будет ваша маленькая игра, которая тебе уже нравится. Ты шевелишься, утыкаясь носом ему в шею, засыпая…
Засыпая, думаешь о том, что все люди, которые были в жизни, это часть тебя. Но не все, только самые близкие. Родители, семья, друзья… Визерис.
Визерис, пожалуй, был самой важной частью твоей жизни с раннего детства. Мальчишка, способный заступиться за тебя в свои восемь перед своим отцом, твоим дедом, когда тот, видя, что от их семьи в тебе только глаза, говорил что-то странное и обидное. Визерис вообще всегда мог решить твои проблемы, тебе кажется, что до точки невозврата, ты сама их даже не касалась: был он и Тайвин, которые прекрасно ладили, возможно, именно на этой почве. Он всегда был рядом, даже когда Элия исчезла из их дома, когда она уже была с Джейме, продолжал приходить, захватывая с собой маленькую Дени, чтобы провести время вместе. Все было постепенно, ты тогда даже не заметила…
Ты тогда даже не заметила, как вы стали чем-то большим, чем просто родственники. Но тебе это нравилось, ты этого желала. Поэтому ты радовалась безумно, когда вы съехались в эту квартиру, начиная обставлять ее с нуля. Ты не заметила…
Ты не заметила, когда он начал тихо сходить с ума, поедая какие-то конфеты-леденцы (никогда не любила их, поэтому, наверное, не интересовалась, они не казались тебе подозрительными). А потом было поздно…
Поздно, новая порция воспоминаний, явно контрастирующая с первой, счастливой. Ты тогда многое выбросила из дома… от вашего постельного белья до бокалов, которые подарила Рейла, когда Визерис надел на твою руку кольцо – свернутого в круг дракона. Ты думала, так будет легче – ничего подобного.
Ничего подобного, потому что многое еще оставалось в доме. Еще больше – в тебе самой. Пожалуй, до сих пор все так.
Так, но историю Джона ты считаешь намного худшей, чем твоя собственная. Да, конец его «сказки» не так печален, но во всем не было искренности. В твоей истории она была. И намного лучше так, изнуряюще-эмоционально до маний, помешательств и посттравматических синдромов со шрамами на руках, чем резкое знание того, что ты не нужен человеку, которого считал дорогим, и пустота, которой наполнены его воспоминания.
Воспоминания беспокоят тебя всю ночь, снятся образами и отрывками из прошлого, знакомыми глазами. И ты понимаешь…
И ты понимаешь, что лист рано или поздно нужно будет перевернуть. Но ты еще не готова к тому, что для этого нужно. А это такая малость – увидеть то, что не изменить. То, что стало с Визерисом, пока у него еще есть время.
Времени у вас предостаточно, думаешь ты, ведь выходной, поэтому совершенно не спешишь вставать, обнимая Джона крепче. Тебе нравится чувствовать его тепло кожей, ты даже почти не реагируешь, когда он что-то шепчет (хотя для себя уже решила, что если он будет тебя будить – будешь кусать в ответ всегда, похоже на традицию). В ответ на прикосновение только прижимаешься к нему теснее, снова уходя в сон.
Сон не отступает до полудня. Когда еще выспаться, если не в редкие выходные? Когда ты открываешь глаза, чувствуя себя отдохнувшей, Джон уже не спит. Он желает тебе доброго утра, ты не успеваешь ответить, когда уже оказываешься втянута в поцелуй. Пожалуй, такое начало утро, действительно, доброе. Обнимаешь его, запутываясь пальчиками в волосах, останавливая время до нового глотка воздуха. Джон…
Джон же говорит, что пытался не будить тебя, а потом спрашивает про завтрак, снова целуя. Ты тянешь его к себе, он целует тебя, а ты думаешь о том, что завтрак может и подождать, можно и не вставать, оставаясь здесь, вдвоём. Но…
Но Джон решает иначе, все же выбираясь из-под одеяла и уходя на кухню. Ты что-то недовольно ворчишь, думая о том, что лучше бы он остался здесь, в спальне, рядом с тобой. Видимо, у правильных мальчиков есть свое негласное правило «Завтрак по расписанию». Ты даёшь себе слово его сломать.
Ты даёшь себе слово его сломать чуть позже, не давая Джону сбежать. А пока запах кофе действует на тебя лучше, чем все возможные будильники (наверное, именно поэтому Джон всегда в этом доме просыпается раньше всех, чтобы будить остальных). Ты встаёшь, босые ноги оказываются на ковре. Оглядываешься вокруг…
Оглядываешься вокруг, видя полотенце, лежащее на полу со вчерашнего вечера-ночи. Пожалуй, ты не хочешь снова заворачиваться в него и путешествовать в нем по дому, не самый удобный вариант, если ты не собираешься его сразу скинуть. Нужно найти одежду.
Нужно найти одежду. Задумчиво бросаешь взгляд на шкаф Джона, но решаешь, что брать его вещи не стоит – вы не в тех отношениях. Просто ты всегда думала, что спать с кем-то – это одно, а носить вещи – совершенно другое, показывающее что-то крепкое, что уже не разорвать. Поэтому ты выходишь из комнаты, прихватив полотенце, чтобы уже у себя почувствовать воду на коже, а после найти в шкафу нужную вещь, которую ты очень любишь.
Ты очень любишь старую мягкую рубашку Визериса, синюю, в клетку. Тебе кажется, что ткань все еще пахнет его парфюмом и им самим, хотя это, скорее всего, иллюзии твоего сознания. Набросив на себя вещь и застегнув на пару пуговиц, выходишь.
Выходишь в кухню, смеёшься про себя, вспоминая бедного покрасневшего Джона, отворачивающегося к плите и что-то лепечущего (любовь к словам в виде отвлечения) в первый день переезда, когда ты думала, что от своих привычек отказываться не нужно. Например, от ношения рубашки по утрам. Но его реакция дала понять, что лучше так не делать. Очень правильный мальчик.
- Сейчас не будешь отворачиваться и трогательно краснеть? – со смехом.
Со смехом, когда садишься за барную стойку и наблюдаешь за ним, по пути закатывая рукава. Совсем так, как всегда делал Визерис дома. Ваши привычки так давно смешались, что ты иногда не можешь понять, какая изначально была чьей.
- Ты так быстро побежал готовить, ммм, - склонив головку на бок.
Склонив головку на бок, притятигиваешь его к себе, когда он ставит тарелки и чашки, целуешь, не думая о том, что еда остывает.
- Больше так не делай, завтра всегда может нас подождать, а утро можно начать ммм… без суеты, мягче и теплее, - беря в руки чашку.
Беря в руки чашку и делая глоток. Ладно, кофе того стоит, ради кофе можно и встать иногда раньше, чем планировала.
- И да, отвечая на твой вопрос – не разбудил. Был даже хорошей подушкой, - со смехом.
Со смехом смотришь на него, вспоминая его же слова.
Его же слова? Помяни всуе, называется. Джон тут же начинает говорить, а ты смеёшься звонко и чисто, смотря на него. Нет…
Нет… ты можешь сказать миллион слов, решив подшутить в своём духе. Например, что ты просто доказывала свою правоту – отчасти будет даже правдой. Или о том, что это твой вариант ваших отношений. Или еще что-то в этом духе. Но ты ведь прекрасно знаешь…
Но ты ведь прекрасно знаешь, что мальчик занервничает, расстроится… а это тебе совсем не нужно, ведь он тебе дорог. Ты закатываешь глаза.
- Джон Сноу смог целый час после того, как проснулся, не завести эту тему. Рекорд, твой личный, - ирония.
Ирония, но легкая и беззлобная. На самом деле это даже приятно – ему важен ответ, что показывает то, что ему не все равно, что он не хочет все только на одну-две ночи. Правильный мальчик, хороший. И твой.
- Ммм… дай мне подумать, - макаешь блинчик в кленовый сироп.
Макаешь блинчик в кленовый сироп. Если ты решила дать нормальный ответ, это не значит, что ты отойдёшь от своей любви к паузам.
- Мы попробуем так, как хочешь ты, но если ты не будешь по утрам сбегать на кухню, - со смехом. – Поверь, я интереснее, чем турка и сковородка.
Ты хочешь сказать что-то еще, когда в квартиру заходит заспанный Эйгон с телефоном, говоря, что дедушка хочет поговорить. Ты соскальзываешь со стула, забирая трубку, когда брат провожает тебя взглядом, а потом переводит его на Джона. И наоборот. После окончания разговора младший говорит о том, что понял, почему переехал Сноу.
- Так ты же попросил его выехать, потому что Дени переехала к тебе, - внимательно смотришь то на одного, то на другого.
Внимательно смотришь то на одного, то на другого. Эйгон говорит, что, вообще-то, не просил, за что получает странный взгляд (для тебя такой, ты еще в арсенале Сноу его не замечала) от Джона и диванную подушку, которую последний прицельно метает в брата. Эйгон, поднимая руки вверх со словом «Молчу», но с улыбкой уходит.
- Значит, обманул? – а в глазах.
А в глазах искры блестят, ты что-то придумала… и уже выбираешь из вариантов того, что ты можешь сделать.
- Что мне будет за это? – глоток.
Глоток кофе и внимательный взгляд на Сноу. Определенно, ложь была на благо. Но никто не мешает сыграть в еще одну игру. Тем более, она может оказаться очень приятной.
Поделиться102017-12-17 01:21:34
[NIC]Jon[/NIC]
Настоящая жизнь и складывается из таких вот моментов. Из запаха кофе утром, сваренного на несколько порций сразу, смеха с друзьями вечером, из прикосновений, оставляющих все в стороне и щекотки дыхания по шее ночью. В погоне за чем-то глобальным можно упустить что-то более простое, но намного более теплое, то, что будешь вспоминать потом, понимая, что вот это было в самом деле важным, в этим моменты ты особенно четко ощущал, что живешь. Что не просто существуешь, а чувствуешь, любишь, веришь. Дышишь полной грудью, являешься самим собой. Тебе не нужно претворяться, быть кем-то другим, чем ты есть, чтобы к тебе тянулись, принимали тебя, любили, хотели быть рядом. И ты хотел бы сделать все, лишь бы задержать эти мгновения, остаться в них.
Смотреть на то, как Рейна спит, устроив голову у меня на плече, я готов снова и снова. Беречь ее сон, боясь пошевелиться, ждать, пока она проснется, чтобы первым поймать ее взгляд и, улыбнувшись, потянуться к ее губам. Варить потом кофе, слыша, как она собирается утром, никуда не торопясь, поставить перед ней чашку, стараясь подарить еще немного тепла и продлить время вдвоем. Такие вещи делают меня счастливым, и я смею верить, что и ее тоже. Но пока я жду, думая обо всем на свете. Жду, пока она проснется, ловя каждый миг этого времени, которое одновременно заставляет меня улыбаться, чувствуя нежность, разливающуюся внутри, но и сердце биться чаще, гадая, каким станет утро. Утро принесет с собой что-то, чего я пока не знаю, гадая, перебирая возможные варианты. А, когда Рейна открывает глаза, нежность отодвигает назад тревоги, и я тянусь к ней, про все забывая. Снова говорю. Мне нравилось наблюдать, но я так рад, что она проснулась, я так ждал этого, и это произошло. Мне хочется сказать сразу так много, но все это не получается уместить в слова. Еще не время. Время для серьезных разговоров придет, но потом.
Пока я занимаюсь завтраком, снова погружаясь в раздумья. И, когда Рейна приходит, задерживаю свой взгляд, отмечая и понимая сразу несколько вещей. На ней рубашка, которую я уже однажды видел, но заметил тогда другое. Заметил короткий край, прикрывающий совсем немного тела, белую кожу плеча, когда ткань сползла из-за не до конца застегнутого ворота. Кажется, я замешкался тогда, и Рейна это заметила, так как больше не надевала рубашку, выбирая для дома другую одежду. А теперь, зная кое-что из ее прошлого, эта вещь приобретает шлейф истории, тянущийся за ней, и я теряюсь, не зная, как относиться ко всему.
Парень, с которым Рейна встречалась, это точно то, что осталось у нее после. После того, что вчера было, ей больше не нужно бояться меня смутить, но выходить в одежде другого мужчины, пусть и оставшегося в прошлом, проведя ночь с одним… Я не понимаю, как относиться к этому, и хотела ли она сказать мне что-то, или просто решила вернуться к своей привычке, раз теперь можно не думать об условностях, что были раньше. Ситуацию разряжает она же, смеясь и спрашивая меня о том первом впечатлении, когда я увидел эту вещь на ней.
- Это было трогательно? Могу попробовать повторить, но не обещаю, что получится. Наверное, для результата, рубашки будет мало. Или сильно много.
Пожимаю плечами, отвечая так же легко. Завтрак не ждет, напоминая шипением теста на сковороде, что, если я не хочу получить угольки, ему тоже нужно немного внимания. Я возвращаюсь к своему занятию и через несколько мгновений снимаю последнюю порцию блинчиков, все готово. Ставлю тарелки на стол и оказываюсь пойманным в поцелуй, чему я, конечно, совсем не против. Рейна говорит, что я ушел слишком быстро, и я улыбаюсь, тоже тянусь к ней, продлевая его, признавая ее правоту.
- Мне хотелось дать немного заботы. Так, как умею.
Касаюсь лбом ее лба, проводя рукой по волосам, зарываясь пальцами в пряди.
- А завтра мы попробуем другой сценарий, ммм? И утро еще не кончилось, и весь день впереди.
Сегодня выходной, и можно никуда не идти, проводя день так, как захочется. Можно выпить кофе, задернуть шторы на окнах, валяться в подушках, переводя мягкое и теплое утро в такой же день, а потом вечер. Впереди неделя, когда снова начнутся обязанности, работа, учеба, и времени вместе будет намного меньше. Правда, обязанности можно тоже поставить в очередь, вдруг осознав, что не такие уж они и необходимые. Скучные лекции по латыни и праву гораздо приятнее будет пропустить, касаясь губами белой кожи, чувствуя пальцы, путающиеся в волосах.
Слышу о подушке и вскидываю голову, а Рейна отпивает кофе и вспоминает про еду. А я вспоминаю вчерашний день, свою неловкую фразу и все, что последовало за ней. Я, конечно, говорю про завтра, строю планы вперед, да и Рейна тоже следует этому же, но все равно остаются вещи, которые нужно решить. Мне нужно услышать, и я начинаю разговор, внутренне собираясь, готовясь, в случае чего, пытаться повлиять на решение, убедить, так, как смогу. Рейна не оставляет эту поспешность без комментария, но она знает меня достаточно, чтобы понимать, что я не оставлю все, и заговорю об этом. Она знает, что я жду ее слов, несмотря на легкость, с которой веду разговор до того. Наверное, она может представить, что внутри меня сейчас как будто сжатая пружина, что я внутренне весь собираюсь, не чувствуя вкуса кофе, который отпиваю из чашки. Она знает, но не спешит с ответом. Возможно, ей нужно время?
- Рейна…
Я ставлю чашку на стол, когда она принимается за блинчики у себя на тарелке, и вздыхаю, смотря почти умоляюще. Конечно, я пек их для нее, чтобы она их и съела, но нельзя же так, вспоминать про них именно тогда, когда время совсем не для них. Она макает блинчик в сироп и крутит вилку с кусочком, рассматривая со всех сторон, будто он в тысячу раз интереснее всего, что происходит вокруг. Я молчу и опускаю глаза к своей тарелке, но за вилкой пока тянуться не спешу.
Смех Рейны возвращает меня в реальность, когда я, наконец, слышу ответ, и улыбка, немного ошалелая, немного неуверенная, трогает мои губы. А потом она становится вдруг очень счастливой, и я смеюсь, слыша и понимая все сразу.
- Вспомним о том, что есть доставка еды. – Я оказываюсь рядом, целуя Рейну, и, обнимая ее, прижимаю к себе. Она согласилась, дала мне шанс. – И уж поверь, проблема выбора между сковородкой и тобой не станет у нас на пути.
Снова тянусь к ней, когда в квартире появляется Эймон с телефонной трубкой, и мне становится немного обидно, что он пришел сейчас ,а не хоть немного попозже, хотя он и мой лучший друг. Рейна уходит поговорить, а Эймон складывает все, что увидел, в одну картинку, и делает вывод, который и озвучивает, когда Рейна возвращается, закончив разговор с дедушкой. Как-то все выходит не вовремя и неловко. Кидаю опасный взгляд на Эймона, мол, помолчи-ка ты лучше, не надо тему продолжать, но мой посыл остается проигнорированным. Кажется, меня раскрыли, и болтун должен понести наказание. Диванная подушка прилетает другу точно по голове, он ретируется, оставляя нас с Рейной вдвоем и с новой информацией, которую она раньше не знала.
- Ммм… Эймон знает, когда зайти в гости.
Тут уже я вспоминаю о том, что есть блинчики, которые остывают, и это безобразие нужно срочно устранить. Аппетит возвращается, и я щедро намазываю джем на один из них. А Рейна говорит, что я ее обманул.
- Ну, знаешь, вряд ли им был нужен третий лишний в квартире, даже если они и не просили оставить их одних. Так что это почти не обман. Не высказанное вслух, но общее желание Эймона и Дени. Согласись, что без меня им там лучше.
Перевожу дыхание, делая вид, что очень увлечен джемом и процессом размазывания его по блину, хотя на один, кажется, джема уже избыток.
– И да, ммм… это не единственная причина.
Я останавливаюсь, поднимая на Рейну глаза, и тут, правда немного краснею. А она смотрит так, что я явно понимаю, она что-то задумала. Но, слава всему на свете, она не злится, и это главное.
– Кофе по первому требованию?
Улыбаюсь, стараясь перевести все в шутку.
- Три желания, которые я обязуюсь исполнить за этот день? Что-то другое? Что ты хочешь?
Я бы мог сыграть персонального бариста или перевоплотиться в роль джинна, исполняющего желания. Мне, правда, не трудно будет это сделать, хотя я знаю, что загадки Рейны могут быть неожиданными и лукавыми. Но, раз уж меня вывели на чистую воду, нужно нести ответственность за последствия.
- Ну что, персональный джинн с тремя желаниями на день? Я готов слушать и выполнять.
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-17 01:28:13)
Поделиться112017-12-18 12:49:43
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Ты любишь эту рубашку. Старая, мягкая, в шотландскую клетку. Напоминает о многом. Твоё прошлое раз за разом накрывает тебя, когда ты берёшь ее в руки и надеваешь, набрасываешь на себя. Неизменно теплом.
Неизменно теплом. Эта вещь помнит слишком много хорошего, светлого и того, что во многом сделало тебя тобой. Ту жизнь, где все твои проблемы решались не тобой, а отцом, дедушкой, Визерисом. Пожалуй, ты бы вернулась.
Ты бы вернулась, но знаешь, что дороги назад никогда не ведут, как бы не хотели в это верить идеалисты и утописты. В жизни есть только один путь – вперёд.
В жизни есть только один путь – вперёд. Сидя на кухне, ты думаешь именно об этом: Джон – это дорога вперёд. Именно это он тебе и предлагает, шагать дальше, не оглядываться назад, на то, что было с тобой до этого момента. Ты даже знаешь, что это будет самым правильным решением из всех, которые ты сможешь принять. Но…
Но липкое чувство предательства тебя не покидает, не смотря на улыбку на алых губах. Джон – мальчик хороший, наивный, он, конечно, чувствует, когда что-то не так, как и все чуткие люди. Но ты на самом деле…
Но ты на самом деле похожа на своего отца, увы не на Джейме. И черты лица здесь ни при чем: играть в то, что все хорошо, когда думаешь о другом, ты умеешь прекрасно. Он точно также поступал с Элией, ты знаешь. Но в отличие от него ты делаешь это для блага.
Для блага и спокойствия, не стоит мальчику переживать о том, что так сложно изменить, а скорее всего невозможно. К тому же…
К тому же он настолько милый и тёплый, когда касается лбом твоего лба, перебирая волосы, что на секунду прикрывая глаза, ты забываешь о своих мыслях.
- Ты не фетишист, нет? – со смехом.
Со смехом, он за это короткое время слишком часто возвращается к твоим волосам, но тебе это нравится. Садишься и начинаешь есть, постепенно возвращаясь в свои мысли декаданса, явно ощущая себя отчасти предателем.
Предателем. Но не потому, что что-то случилось уже. Потому, что ты пытаешься сделать, чтобы случилось – ты соглашаешься на вариант Джона потому, что хочешь, чтобы он был прав. Ты хочешь любить его так, как он говорит, долго, сильно, чисто, а не заканчивать все на влюбленности и постели. Тем более этот искренний и сильный вариант может возникнуть очень легко – мальчик тёплый.
Мальчик тёплый, искренний и от того липкое ощущение грязи еще сильнее: ты соглашаешься и обманываешь и его тоже, ведь пока все это совсем не то, чего он хочет. Хотя может этим стать. Он ведь понимает? Ты внимательно смотришь.
Ты внимательно смотришь на него, киваешь головкой, отчего-то убеждаясь, что понимает – при всем своём максимализме Джон Сноу не глуп.
Джон Сноу не глуп и сам многое скрывает. Ты вдруг очень четко осознаёшь это, а улыбка на губах каверкается на несколько секунд усмешкой. Вы оба играете.
Вы оба играете в странные игры без правил, в которых, скорее всего, никто и никогда не выиграет. Потому что игра идёт с самими собой. Хуже всего – бороться с собственной тенью, известно давно. Но кто слушает старую мудрость… забавно.
Забавно, но ты правда рада, когда он отвечает тебе легко и просто, а ты смеёшься звонко и чисто, смотря на него, чуть прищурившись – просто в голове продумываешь, что он может скрывать. Это уже дедушкина черта – просчитывать ходы. И этим сходством, в отличии от наследия биологического отца, ты гордишься.
- Много или мало? Определись уже. Иначе я могу сделать так, - расстёгивая одну пуговицу рубашки.
Расстегивая одну пуговицу рубашки и внимательно смотря. Нет, правда, он тогда смущался очень трогательно. Настолько, что ты почти обвинила себя в порче детской наивной психики лучшего друга своего брата, поэтому и отказалась от своей каждодневной привычки по утрам ходить в рубашке Визериса, чувствуя, что он где-то рядом. Это всегда отвлекало от мысли о том, что того Визериса из прошлого больше нет.
Когда нет одного, появляется другое. Например, традиция завтраков на кухне, когда Джон готовит, а ты наблюдаешь. Пожалуй, этот обычай тебе нравится.
Тебе нравится смотреть, как меняется его выражение лица, когда ты соглашаешься после того, как молчала так долго (что поделать, любишь играть иногда, это же увлекательно). Он – открытая книга эмоций, пожалуй, это то, за что ты готова полюбить его в первую очередь.
В первую очередь ты обнимаешь его в ответ, когда он оказывается рядом, прижимает тебя к своему телу и целует. Это отвлекает от маленькой путаницы кругов ада в твоей голове. Ты думаешь о том, что вам, без сомнений, стоило еще оставаться в постели, и уже собираешься или сказать об этом или просто показать, чтобы не разрывать поцелуй, как карму утра и идеи портит Эйгон, заходящий с телефоном и звонком.
- Помни, ты обещал мне, что выбора не станет, - шепотом.
Шепотом, прежде чем ответить дедушке. Это решает все, ведь Тайвин – святое. Как и вы для него. А после ты узнаешь совершенно новые факты из предыстории, а Эйгон за их раскрытие получает подушкой от Джона. И одни боги, старые и новые, все забытые, знают, как тебе нравится наблюдать за ними – они оба очень живые.
Очень живые. И Джон так мило смущается, когда Эйгон выходит, оставляя вас одних. Ты смеёшься на его фразу о том, что твой брат знает, когда зайти.
- Эймон вообще очень удачлив и болтлив. Это всегда мне играло на руку, - прикрывая глаза.
Прикрывая глаза, ведь и сейчас сыграет. Есть у тебя одна мысль на новую игру, которая выйдет очень даже интересной.
Интересной, думаешь ты, когда спрашиваешь у Джона, что тебе будет за то, что тебя он обманул. Берёшь чашку с кофе в руки, внимательно наблюдая за тем, как он раз за разом намазывает на блинчик джем. Это трогательно.
Это трогательно, думаешь ты, когда он начинает говорить и краснеть. Сколько ему, Джону? Ты качаешь головкой, думая о том, что двадцати нет – второй курс. Тебе было столько же.
Тебе было столько же, когда ты чувствовала себя счастливее, чем когда-либо. И ты, пожалуй, была такой же трогательной, как он сейчас.
Он сейчас так много говорит, пытаясь сам себе выдумать наказание. Не знай ты, какой он на самом деле, решила бы, что просто мазохист, раз даёт тебе подсказки и решает стать волшебником, исполняющим три желания. И…
И… пожалуй, ты могла бы этим воспользоваться. Еще как. Твоя фантазия всегда шла впереди тебя, помогая продумать варианты за вариантом. Но не сейчас.
Но не сейчас. Сейчас в твоей голове мысли сменяют одна другую. И ты решаешь воспользоваться желанием правильно. На пользу. Ему в первую очередь.
- Нет, давай не так, - берёшь его за руку. – Я загадываю всего два желания. Одно продолжение другого. И ты их просто выполняешь всегда.
Всегда – страшное слово. Но это обещание. А Джон Сноу в своей трогательной наивности не боится этого. Ты точно знаешь. Сама была такой. Сама не боялась. И обещала. Не выполнила.
- Ты не прогуливаешь пары, включая скучную латынь. И вместо меня выдергиваешь на них Эймона из цепких ручек Дени. Все, - целуешь в щеку.
Целуешь в щеку, ставя точку на желаниях. С первым он справится легко. Второе… будет интересно наблюдать, ведь Джон слов на ветер не бросает.
Джон слов на ветер не бросает, в отличие от тебя. Пожалуй, это дурацкое сходство с биологическим отцом, действительно, не ограничивается чертами. Ты пожимаешь плечиками, думая об этом.
- Какие у тебя сегодня планы на день, раз мы уже встали? – улыбка.
Улыбка, ты думаешь о том, что сказал тебе Тайвин – Визерис снова в клинике. Сложно помочь человеку, который не хочет этого. Но дедушка сказал, что ты можешь поехать и посмотреть, если решишься, оставаясь за стеклом – он не узнает, что ты была там. Пожалуй…
Пожалуй, это слабость. Это страх. Ты никогда не переступала через него, зная, что, скорее всего, стало с тем человеком, которого ты знала. Тем более когда-то сам Визерис рассказывал тебе с точки зрения медицины, что случается с тем, кто на игле. И вы оба никогда не думали, что это случится с ним самим. Настало время.
Настало время посмотреть своим страхам в лицо, хотя бы оставаясь в тени. Пожалуй, тоже слабость. Но это начало.
Это начало пути к тому, чтобы выйти из тени. Ты киваешь головкой в такт своим мыслям, накручивая на палец прядь темных волос.
- Мне нужно будет увидеться с дедушкой, - даже правда.
Даже правда, Тайвин поедет с тобой. Он слишком хорошо знает, что тогда было и как ты это перенесла. Идёшь к себе.
Идёшь к себе, чтобы схватить джинсы, топ и другую рубашку, ещё одну из тех, которые ты любишь и от которых не смогла избавиться. Выходя, обнимаешь Джона и целуешь, прижимаясь к нему. Он прав, пора идти вперёд. Вместе с ним. Но для этого стоит сначала вернуться на пару шагов назад и посмотреть в зеркало.
Поделиться122017-12-24 01:20:15
[NIC]Jon[/NIC]
Бывает, что желания сбываются не так и не тогда, когда мы хотим, но, рано. Или поздно, наступает момент, когда мы понимаем – вот оно. То, чего человек так сильно жаждал, наконец-то свершилось. Возможно, дорога к желаемому оказалась гораздо более длинной и извилистой, но результат достигнут, даже, несмотря на то, что подходить к нему пришлось не с парадного входа, а через маленькое окошко на чердаке. Как говорится, все сбывается, стоит лишь расхотеть. И хорошо, что исполнение давнего желания не приводит к грусти и воспоминанию о моменте, когда нуждался в чуде так остро, а вот теперь…
Теперь – не тот случай. Теперь я на кухне Рейны, очень сильно интересуюсь блинчиками и джемом, так, что не слежу за своими действиями относительно одного и другого. И я не могу не заговорить, потому что это то, что сейчас важнее всего – ее ответ. Мы говорим о чем-то кроме, смеемся, и все выглядит так легко. Мне бы хотелось, чтобы каждое наше утро было, в самом деле, таким – поцелуи, прикосновения, неспешность, тихий смех и слова, которые понимают лишь двое. Тепло, нежность. Знаю, что не бывает так, чтобы все было гладко, как на картинке, но понимаю, что мы сможем справиться, если захотим. Если у обоих одно желание на двоих, то оба будут идти к нему, помогая и направляя друг друга, и так все получится. Но на это нужно решиться. Нужно захотеть начать этот путь, сделать шаг навстречу. Я делаю свой, и мне остается лишь ждать.
Перебирая пряди, касаться Рейны, обсуждать то, каким наше утро стало, и каким могло бы быть. Чужая рубашка на ней сбивает меня с толку, но Рейна не придает большого значения этому, отвлекая меня от попыток понять тайный смысл вещей там, где его, возможно, и нет. Я фыркаю от смеха, слыша ее вопрос, но не отпускаю ее и не смущаюсь, признавая таким образом ее правоту. Мне нравится вся она, каждая ее частичка, и шелк волос под пальцами успокаивает и позволяет почувствовать, что она рядом.
-Ммм… А это плохо?
Специально ловлю прядь и вытягиваю ее со спины Рейны вперед, пропуская сквозь пальцы и наблюдая, как волосы рассыпаются в руках, и кидаю на нее смешливый взгляд.
- Неужели тебя это смущает?
Пока она смущает меня, вспоминая момент моего переезда, когда она тоже вышла утром, одетая в эту рубашку. Мы говорим и смеемся, но оба знаем, что легкость, которую мы создаем, не так проста. Отвлечение внимания, способ развеять ненужные мысли, попытка убежать от того, что пугает. Меня – отказ, ее – что-то в прошлом? Игра, которой мы оба придерживаемся и ждем, кто же первый не выдержит и прервет забаву, переводя все на другой лад ,переводя все в состояние вчерашнего вечера, поднимая старый вопрос. Я нечасто выигрываю в игры, и азарт – это не мое.
Пуговица на рубашке расстегнута, и мне кажется, что я хочу расстегнуть их все, стянуть ее, спрятать подальше, чтобы эта вещь ушла в прошлое, туда же, куда бы отправились воспоминания о ее прежнем владельце, оставаясь на месте, когда Рейна шагнет вперед. Тот шаг, который я так хочу увидеть. Но пока я лишь касаюсь открывшейся кожи губами, притягивая Рейну ближе.
- А я могу так.
Провожу пальцами по кромке ткани, приближаясь к следующей пуговице, но завтрак напоминает о себе, отвлекая внимание и прерывая нас. И нашу странную игру тоже. Я сдаюсь первым и спрашиваю. И после еще нескольких минут метаний получаю ответ. Она согласна сделать тот самый шаг навстречу. И я улыбаюсь, снова оказываясь рядом, даже понимая, что это все – еще не конец, это только начало, но начало положено.
Положенное начало могло бы иметь продолжение, но, увы, этому не суждено случиться. Эймон и телефонная трубка отвлекают нас друг от друга, и после невольно всплывает одно маленькое обстоятельство, небольшая уловка, часть правды. Друг ретируется, оставляя нас разбираться одних, и Рейна спрашивает, чем я могу компенсировать свой обман. Мне кажется, что мое предложение совсем неплохое, и я готов услышать что угодно, но все равно оказываюсь неготовым к тому, что Рейна заговорит вдруг о лекциях и учебе. Как ребенку. Да, я ровесник ее младшего брата, но разве это повод таким образом воспитывать меня, в такой момент напоминать о том, что есть разница?
Разница есть хотя бы потому, что я живу у них, деньги, которые я получаю в кафе, не могут дать мне прежней свободы, к которой я привык. Работа для студента, которую не назовешь серьезной, и сумма, над которой другие лишь посмеются. Знаю, что ни Рейна, ни Эймон, не сделают этого, но все равно понимаю, что я пока еще очень плохо стою на ногах самостоятельно. И я понятия не имею, сколько времени мне понадобится, чтобы это изменить.
Тень, промелькнувшую на лице, я стараюсь скрыть за растерянной улыбкой.
- Не прогуливать лекции и гонять на них Эймона? Это твое желание?
Кажется, огорчение все равно слышно, но я быстро убираю его, сосредоточившись на главном. Ее желание – тоже проявление заботы и способ повлиять на меня, напоминая, что учеба важна. Но я знаю, что самое важное уже услышал сегодня.
- Кофе по первому требованию было бы обеспечить проще, и, поверь мне, приятнее. Но хорошо, будет так. И самая скучная латынь не обойдется без Эймона и меня.
Друг тоже будет не рад такому повороту, но не одному же мне страдать? Тем более, что он тоже виноват, кто тянул его за язык? Так что пусть тоже скучает со мной на парах. Поцелуй в щеку как будто ставит точку на дискуссии, как вчера вечером. А Рейна с улыбкой спрашивает о планах на день.
- Сегодня тоже выходной. – Я пожимаю плечами, планов у меня никаких не было. – В кафе не моя смена, а о планах я еще не думал. А ты? Что сказал дедушка? Все в порядке?
Звонки от родственников не всегда бывают по хорошим поводам. А от Эймона я знаю, что их дедушка строгий, и, наверное, с утра пораньше редко болтает о чем-то просто так. Я почти придумываю нам с Рейной общие планы, открывая рот, чтобы начать с «Мы могли бы…», но она говорит одновременно со мной, потому что у нее планы есть.
- А… вот, почему он звонил. Что-то случилось? – Она улыбается, но я знаю, что за улыбкой может стоять все, что угодно. – Эймон тоже поедет?
Беру ее за руку, внимательно смотрю. Только планы Рейны не отменимы, она идет собираться, и возвращается уже переодевшись, целует меня, прощаясь, и я обнимаю ее, удерживая, не давая уйти еще несколько мгновений.
- Вместе поужинаем? Напиши мне, когда будешь собираться домой. - Я шепчу ей на ухо, наконец отпуская и смотря вслед. – Возвращайся скорее, я буду ждать.
Ощущение объятий, ее рядом, задерживается дольше, даже когда за ней закрывается дверь. В квартире сразу становится тихо и пусто. Я, правда, буду ждать возвращения, то и дело поглядывая на экран телефона, даже понимая, что, скорее всего, еще не время, и там ничего нет.
Про телефон я забываю другим вечером, потому что я занят приготовлениями, зная, что Рейна придет уже скоро, и мне нужно еще успеть сделать много всего. В квартире пахнет хвоей и свежестью, таинственно мерцают гирлянды, играет легкая, неторопливая музыка, завершающая последним штрихом нужное настроение. Я понимаю, что весь месяц почти пропадал если не на лекциях, то на работе, и знаю, что Рейна была этим недовольна, но план, который я придумал, иначе осуществить бы не вышло. Я хочу подарить дорогим людям праздник, и теперь, наконец-то, когда все завершилось, могу это сделать. Наконец-то прихожу пораньше, успеваю купить то, что давно выбрал и просил отложить, а потом бегал и проверял несколько раз, насколько исправно продавцы исполняют свои обещания, забегаю по дороге на новогодний базар за остальным необходимым и занимаюсь тем, что устанавливаю, наряжаю, развешиваю, словом, готовлю сюрприз. Я в хорошем расположении духа, радуюсь тому, что, наконец-то можно выдохнуть, что все закончилось, и можно спокойно готовиться к приближающемуся празднику. Я стою на стуле, прикрепляя последнюю гирлянду к карнизу, когда слышу звук открываемого замка и двери. Поспешно спрыгиваю со стула и ставлю его на место, вихрем проношусь, наводя по пути порядок, собирая оставшиеся коробочки от гирлянд и гашу свет, затаившись, как будто меня нет дома. А, когда Рейна проходит, включаю только гирлянды, в темноте комната начинает переливаться цветными огоньками.
- Сюрприз. – Я говорю, обнимая ее со спины. – Мои сверхурочные закончились, больше я не буду пропадать. Как тебе? Новый год близко.
Целую ее в волосы, все еще обнимая, но мне кажется, что она напрягается, что не все так, как мне хотелось бы.
- Рейна? Что-то не так? М?
Я обхожу ее, беру за руки, заглядываю в лицо.
- Ты расстроилась, я зря это? Хочешь, я все уберу? Или что-то случилось?
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-24 01:22:47)
Поделиться132017-12-24 22:29:34
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Тебе всегда нравились простые истины, которые, казалось бы, знает каждый с детства, но именно поэтому забывает о них. Ты думаешь о том, что новые люди всегда не такие, какими кажутся на первый взгляд. И дело не в фальши или ошибках восприятия, не в чем-то плохом, не в идеализации. Мы всегда дополняем…
Мы всегда дополняем свои ассоциации, образы и впечатления от людей, которых нам не хватало после первого знакомства, ведь человек раз за разом раскрывается нам новыми цветами и красками. Вот и…
Вот и Джон Сноу явно раскрывается каждый день с каждым новым обстоятельством. Только думаешь, что он – мальчик-стесяншка, который нормально не может посмотреть на девушку в мужской рубашке и только, а он признает, что он – фетишист.
Фетишист и Джон – слишком плохое сочетание в одном предложении, почти фантасмагория. Ты смотришь на него внимательно, а потом смеёшься звонко, откидывая голову назад, когда он вытягивает прядь к себе и пропускает сквозь пальцы. Плохо.
Плохо, но если он – фетишист, то, пожалуй, тебе это даже нравится. Нравится, как он перебирает твои волосы, касается и не пытается ни секунды отрицать, а еще говорит о том, что тебя это может смущать. Со смехом закатываешь глаза.
Со смехом закатываешь глаза – в тебе ровно половина крови от твоей матери, от дорнийских пустынь и солнца, вряд ли тебя может смущать это. Но…
Но… мании обычно не смущают, не так ли? Для их описания есть совершенно другой глагол, но Сноу выбирает именно этот. Что ж…
- Фетиши обычно пугают, милый, - вкрадчиво.
Вкрадчиво, прежде чем снова рассмеяться, вырисовывая на его руке какой-то узор под свои размышления.
- Но со мной все в порядке, - прикрываешь глаза.
Прикрываешь глаза, думая о том, что может быть все, что угодно, но пугать Джон Сноу не способен. И играть.
И играть, хотя пытается, когда ты расстёгиваешь пуговицу на рубашке в ответ на его слова о том, что ткани недостаточно для того, чтобы он снова трогательно засмущался. Но вместо этого он отвечает, оставляя поцелуй на открывшейся коже, а ты путаешься пальчиками в его волосах, подаваясь навстречу. Определенно…
Определенно, Джон Сноу добавляет в свой образ новые краски, которые тебе нравятся – прикосновения, идущие к новой пуговице. И ты думаешь, что к черту все – вы останетесь сегодня дома и закроете все двери, но…
Но при всех новых красках Джон остаётся собой, и чинно и степенно возвращается к завтраку и разговору о том, кто есть кому кто после этой ночи, заставляя тебя что-то проворчать и недовольно откинуться на спинку барного стула.
- Знаешь, иногда кнопку «стоп» стоит отключать, это был именно этот случай, - определенно.
Определенно, думаешь ты, не собираясь застегивать пуговицы. Думаешь о том, что это было правильным решением, когда даёшь ответ, а мальчишка снова оказывается рядом – такой тёплый и… домашний. И следом меняешь мнение, когда заходит Эйгон, а ваш вид явно показывает все, что здесь происходит, впрочем…
Впрочем, это вскрывает маленькую ложь. Нелепую, смешную… полуправду скорее, от того почти милую. И ты торгуешься.
Торгуешься, а когда твоя память подсовывает тебе старые воспоминания, настроение сходит на нет, и на попытку суетящегося Джона (честное слово, это мило до безумия), ты отвечаешь совсем не так, как стоило.
Стоило не говорить об учебе – он мрачнеет, слыша это. Ты улавливаешь быстро, Тайвин всегда учил читать людей по их лицам. Но ты ведь для блага: и он, и Эйгон должны учиться без прогулов. Впрочем…
Впрочем, это не отменяет того факта, что эти желания были не для этого утра и не для этого случая: ты быстро понимаешь, что попроси ты Сноу это просто так, он бы сделал, просто потому, что это он, что он любит заботиться. Но что сказано, то сказано, обратно слова уже не возьмёшь. Касаешься ладошкой его щеки, смотря внимательно.
- О чем бы ты не подумал, забудь, хорошо? Мне важно, чтобы вы оба учились, плюс ты здорово облегчишь мне жизнь: знал бы ты, как тяжело вырвать брата из постели, особенно, когда ее рядом кто-то греет. Но теперь эта почетная обязанность твоя. Может, это заставит тебя снова трогательно смущаться? – ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, чувствуя его тепло кончиками пальчиков, все еще не убирая руку, а мальчишка, кажется, понимает, что что-то не так. И задаёт вопрос. Ты лишь качаешь головкой, понимая, что не можешь всего рассказать. Так будет лучше.
- Эймон не поедет, это касается меня, но все будет хорошо, не беспокойся. А кофе… разве ты и так мне не предоставишь его по первому требованию без всяких желаний? – ближе.
Ближе подходя и шепча на ухо, словно вас кто-то может услышать. Поддаваясь своему желанию, - или скорее новой привычке, - легко кусаешь Джона за шею. А он предлагает поужинать вместе, ты чуть отстраняешься, трепля его по волосам.
- Конечно. Тем более, разве у меня есть выбор? Ты здесь живешь, - со смехом.
Со смехом, а потом думаешь, что если не разъяснишь, то мнительный Сноу снова накрутит себя, найдя миллионы смыслов в твоих словах. Наверное, именно поэтому он так любит говорить. Ох уж эта его привычка.
- К тому же, пока меня не будет, сделай полезное дело – освободи гостевую комнату, ее стоит использовать по функциональному значению. Мои вещи подвинь там сам, когда будешь располагаться у меня-уже-нас, идёт? Но сплю я на левой стороне кровати, - целуя его.
Целуя его мимолетно уже в дверях, зная, что дальше будет тяжело. Впрочем, так оно и есть. Пожалуй, только рука дедушки на плече заставляет тебя довольно долго, не мигая, следить из-за стекла за Визерисом, который ходит по комнате и кричит, что здоров… хотя его худоба, - пусть он всегда был стройным, - сейчас болезненная, а руки, некогда способные держать скальпель и уже на практике проводить сродные манипуляции, все время мелко дрожат. Он не сможет никогда быть тем, кем хотел – спасать жизни. Он не сможет больше поднять в воздух и кружить часами. Не сможет не спать всю ночь с тобой. Он даже не может осознать того, что болен смертельно и сам себя убивает прямо сейчас. Думая об этом, закутываешься в рубашку…. В его рубашку, которая на тебе и которая так бы не пошла этому новому Визерису, далекому от того, кто сиял, кто был солнцем. Но все это не меняет того…
Но все это не меняет того, что ты сдалась тогда. Рейла была права – ты могла его остановить. Но выбрала себя. И ты знаешь, что выбор был правильным.
Правильным, и дедушка шепчет, что на сегодня тебе хватит. Вы выходите, едете вместе пообедать, дедушка отвлекает тебя, ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, думая о том, что Тайвину понадобилось время, но он вас принял, как своих кровных, родных. И теперь любому горло за вас перегрызет. Также, как и вы за него. Семья. И это здорово.
Здорово прошвырнуться по магазинам с дедушкой. Кроме существенных покупок набираешь много маленьких свечей и спички. Длинные, каминные, ты такие любишь. И у тебя есть новый план, едешь домой.
Домой заходишь, не создавая шума. Видишь открытую на крышу дверь. Значит, Джон там, наверху. Что ж, крышу любите вы все, не зря дедушка выбрал именно эти квартиры для вас. Улыбаешься.
Улыбаешься, думая, что тебе на руку то, что Сноу где-то ходит. Скидываешь пакеты в коридоре, - вот потом вместе их уберёте, иначе на что в доме крепкие мужские руки, - вместо распаковки достаёшь только свечи, начиная расставлять их по периметру комнаты и зажигать. Ты любишь огонь. Иронично.
Иронично, но пламя и кровь – часть тебя, как бы там ни было, возможно, именно поэтому ты любишь мерцание свечей. Закатывая глаза, включаешь тихую старую музыку, а когда Джон появляется в комнате, незаметно шагаешь из тени и тянешь его к себе.
- Что ты делал на крыше? – с улыбкой. – Ты любишь огонь, ммм?
С улыбкой. Играет музыка и пламя тенями. Ты напеваешь под нос песню, которую знаешь давно. И тянешь его танцевать шаг за шагом.
Шаг за шагом вперёд.
Вперёд летит время. Ужасно быстро и незаметно, хотя кажется, что оно стоит на месте. Самая великая иллюзия этого мира. Остаются всего какие-то жалкие шесть месяцев обучения, и вам, выпускникам, решили по капельке съесть мозг. То, что Визерису в клинике становится все хуже, тоже не радует. В итоге…
В итоге ты приходишь уставшая и измотанная. Отсутствие, - вечное, на твой взгляд, - Джона дома тоже не добавляет настроения. Ты даже устраиваешь скандал в своём духе – тихий, без криков, состоящий из взглядов и игнорирования, но Джон объясняет, что так надо, что это для него важно – ты отступаешь.
Отступаешь, но думаешь, что он тебе нужен живым, а не падающим спать по приходу домой ночью, исчезающим с рассветом. Мальчишка загоняет себя.
Загоняет себя, сегодня ты знаешь, как он себя чувствует. Ты думаешь, что дойдёшь до дома, откроешь дверь и сразу ляжешь спать.
Сразу ляжешь спать, не смотря на праздник – ты не любишь Новый год. Очередной переход от весны к зиме всего лишь, но сколько с ним связано воспоминаний… плохих. Маму бросил Рейгар именно в разгар праздника, объявив при тебе, что у него молодая любовница, от которой у него есть сын, которая родит ему еще детей, когда Элия не может.
Может, слава Богам, доказательством тому два твоих младших брата, сыновья Джейме. И ты рада, что именно его, что мама счастлива, да и вы тоже. Но с Новым годом у тебя связаны странные воспоминания…
Воспоминания накатывают, когда ты открываешь дверь, а темная гостиная загорается миллионами огней. Тогда тоже все было украшено… Ты помнишь.
Ты помнишь, хотя была совсем ребёнком. Ты смотришь вперёд, когда Джон выкрикивает слово «сюрприз», а ты усмехаешься – знал бы он, насколько. Он переделывает старую фразу о близкой зиме, - да уж, видимо, эта девица из Старков и здесь находит ассоциацию, - а потом говорит, что сверхурочные закончились.
Сверхурочные закончились, понимаешь ты на краю сознания, а он начинает беспокоиться, что что-то пошло не так. Ты вдруг понимаешь…
Ты вдруг понимаешь, зачем он пропадал на работе. Чтобы устроить все это. Прикрываешь глаза и легко улыбаешься – он просто не знал.
Он просто не знал о твоих детских воспоминаниях. И, дай Боги, никогда не узнает. А ты научишься с ним любить этот праздник. Он обнимает тебя, а ты опираешься на него спиной, прикрывая глаза, прежде чем повернуться в кольце его рук к нему лицом.
— Я просто устала, нас завалили гранитом науки, желая, чтобы мы сгрызли все, что не успели, видимо, - целуешь его невесомо, едва касаясь. – Зато теперь я знаю, где ты пропадал и зачем. Это красиво, Джон, но я бы предпочла, чтобы ты не валился с ног от усталости.
Это правда, ты ему говорила. Огоньки мерцают, а ты следишь за ними, думая о том, что свет вы включать не будете.
- Мне нравится, - это искренне.
Это искренне. Ты любишь цвета и переливы. Берёшь его за руку и тянешь к ковру, около которого стоит ель. Устраиваешься внизу, увлекая за собой Джона.
- Праздник, видимо, будет у нас? – кладёшь голову на его плечо.
Кладешь голову на его плечо, думая о том, что это что-то новое. Действительно, еще один шаг вперёд. Пожалуй, именно то, что нужно.
Поделиться142017-12-31 01:53:32
[NIC]Jon[/NIC]
Утро включает в себя сразу так много всего. Волнение и видимую легкость, смех, шутки и тревоги, тепло, заботу, и большие разоблачения маленьких тайн. Нам с Рейной предстоит проделать еще долгий путь, и все эти краски мы познаем сполна, каждую в свой черед. Но сегодня утро будто показывает нам все оттенки того, какой может стать наша жизнь, какими сторонами она может оборачиваться, показывая свои грани, и как на эти грани реагировать сможем мы. Мы – это не удаленный от мира маленький мирок, который мы можем вырастить в пределах квартиры, мы – часть чего-то большого, и, как бы мы ни хотели и что бы ни делали, абстрагироваться от всего мы не сможем. Я ведь вру Рейне, не рассказывая о своем происхождении, не раскрывая имен. А секрет, который невольно выдает Эймон, на этом фоне – просто детская глупость. Так оно и есть, и я знаю, что рано или поздно я раскрою Рейне правду. Но пока я не хочу, чтобы меня ассоциировали с моим отцом, это решение, которое я принял еще до того, как повстречал ее и ее брата. Это секрет, от которого я не отделаюсь обещанием не прогуливать лекции и пинать Эймона туда же. Это уже не игры. Но пока я не готов, время еще не пришло. И эта мысль не добавляет мне радости, как и ее уход. Что-то случилось, о чем она тоже не хочет мне сообщать. Первые шаги проделаны, но пока мы не готовы говорить друг другу все.
Радость возвращается ко мне, когда Рейна перед уходом подходит ближе и, целуя на прощание, по новой, но такой интересной привычке, кусает за шею, легко, и это вызывает у меня улыбку и отвлекает от размышлений, в которые я провалился. Кофе, ужин, проблемы выбора. Вижу, что она хочет снова перейти на легкость в разговоре, затирая случившуюся неловкость. Все-таки по моему лицу слишком видно эмоции, здесь я никого не обману, даже если очень сильно захочу, тот, кто знает меня достаточно и захочет читать, прочитает по мне то, что я на самом деле думаю. И у Рейны я тоже вижу, не все гладко. Разговор с дедушкой был на какую-то сложную тему. Но она хочет уйти, не заостряя внимание на этом, она дает мне план, раз планов на день, как я сказал, у меня нет. И я поднимаю голову, глядя на нее и улыбаясь, сначала робко, а потом широко и искренне. И задерживаю ее у двери еще немного, просто не хочу отпускать, даже если это и нужно, и ее ждут, дедушка, или какие-то дела.
- Мне нравится план, который ты придумала для меня. – Я улыбаюсь, заглядывая ей в лицо, и, наверное, она видит, как невеселые размышления уходят, оставляя место новому, надежде на будущее, радости. – Возвращайся. Ужин я тебе гарантирую. Раз уж я здесь живу. Как и кофе. Должна же быть от меня польза, правда?
Я знаю, что она понимает, что я шучу, и, когда за ней закрывается дверь, я все еще немного пребываю в прострации от расставания, но делать нечего, вернее, дело у меня есть. Моих вещей в квартире не так уж много, я не все забирал из дома, только минимум того, что мне понадобится. Так что переезжать из комнаты в комнату долго я не должен. В комнате Рейны устоявшийся привычный ей порядок, и я нарушу его своим вторжением, но, думаю, что она готова натыкаться на мои вещи в своей комнате, да и вообще, привыкла, что нас двое, за время, которое я прожил в ее квартире. Так что мои вещи поселяются на других полках по соседству с ее, когда я взглядом натыкаюсь на героиню сегодняшнего утра, синюю рубашку в клетку, и смотрю на нее, немного задумавшись. Память о другом человеке, ставшая уже частью Рейны, вот ее наглядный пример. Это то, что не искоренить, ведь без нее Рейна окажется уже не собой, это то, покуситься на что я не имею права. Такого права у меня нет, но подвинуть вещи и расположить свои по своему усмотрению я же могу, Рейна сама мне так сказала. Быстро перекладываю стопку рубашек, среди которых найдутся и похожие теплые, с одной полки на другую, рядом с теми, что поселились в этом шкафу давно, как финальный штрих к моему переезду, осматриваю проделанную работу и закрываю шкаф, усмехаясь под нос.
- Ни на что не намекаю.
Смеюсь сам над собой, комментируя вслух свои действия. Правда, Рейна не дома, и ничего не услышит, но, думаю, что все сразу прочитает, что имеется в виду. Ну и пусть. Посмотрим, что будет дальше.
А дальше будет поход в магазин, чтобы приготовить обещанный ужин, и ожидание, ведь Рейна не сказала мне, как долго собирается пробыть с дедушкой. Я жду сообщения, но его все нет, и в итоге выхожу на крышу, набирая номер мамы. Я давно ее не видел, звонил тоже несколько дней назад. Мама наверняка беспокоится. Я говорю с ней, глядя на суетящийся внизу город, и, чувствую, как ветер играет с волосами и одеждой. Уже скоро выйти сюда так, в футболке, будет невозможно – осень все ярче заявляет о своих правах. Но мне нравится крыша, здесь уютно и, по сравнению с кипящей жизнью внизу, очень тихо. Квартира с открытой крышей и собственным маленьким парком наверху – это здорово и очень удобно. А общая территория наверху на две квартиры – продумано для брата и сестры, которые, вроде бы, живут по отдельности, но всегда могут оказаться друг у друга совсем без проблем. Я не слышу возвращения Рейны, но, тихая музыка выдает его, спускаясь, вижу пляску теней по стенам, чувствую легкий запах дыма. Зову ее, но она появляется из полумрака комнаты и тянет меня к себе. Я улыбаюсь, обнимая ее, тоже притягивая, уже к себе, ближе.
- Ждал тебя, но успел пропустить. А ты устроила сюрприз. – Целую ее, пытаясь разглядеть в танце пламени и отблесков множества маленьких огоньков ее лицо, чтобы понять настроение. – Огонь всегда манит.
Странно, песня, на которую я тогда наткнулся в плеере и слушал, когда Рейна появилась у меня теперь уже в старой спальне, звучит сейчас здесь, и огонь как будто танцует под нее. Рейна тянет меня в середину комнаты и тоже увлекает в танец, и я ловлю мелодию, зная, прокрутив песню тогда столько раз. И я прижимаю ее, чувствуя ее голову у себя на плече, неспешно веду, целуя в волосы, зная, что это – оно. Начало. Того, что мы оба выбрали.
Дни сменяются днями. Проходит неделя, утро, из которого не хочется выбираться, чувствуя Рейну рядом. Мне сегодня торопиться не нужно, а ей, к величайшему сожалению, да. Встаю вместе с ней, ставя турку на плиту, пока она собирается, делаю ей завтрак. Что толку мне оставаться в кровати, если Рейны там нет? Но, все равно, времени нам слишком мало. Времени мало ей для того, чтобы собраться – когда она заканчивает еду, оказывается, что нужно не просто торопиться, а бежать. Еле успеваю поцеловать ее перед выходом, Рейна убегает, и наступает мой черед для сборов. Иду в душ, но, стоит мне включить воду и постоять под ней пару минут, как слышу звонок в дверь. Рейна забыла что-то и вернулась? Может быть, не нашла ключи?
Наспех вытираюсь, лишь бы с меня не лилась вода, обматываюсь полотенцем, чтобы скорее открыть дверь. Открываю, ожидая увидеть за порогом Рейну, но, вместо нее, передо мной две девушки, которых я вижу впервые. Не ожидал увидеть кого-то другого, а они явно не ожидали увидеть меня.
- Рейна ушла. Вы к ней?
Я растерянно мигаю, представляя, какую картину они увидели, и отступаю назад, а они называют себя ее кузинами и решают ее подождать, проходя внутрь, поглядывая на меня. Румянец предательски касается моих щек.
- Извините, я… Думал, это она вернулась.
Усмехаюсь, указывая на свой вид, а передо мной вдруг мелькает рука с телефоном. Смотрю с непониманием, собираясь узнать, что происходит, но вдруг слышу собственный телефон, звякнувший на тумбочке на столе. Смска от Рейны заставляет меня рассмеяться в голос, но внутри цветком распускается нежность. «Тебе нравится? Возвращайся назад.» - отвечаю я ей на ее сообщение о том, что я все еще мило смущаюсь, и я поднимаю глаза на кузин Рейны, с которыми так неожиданно познакомился. Это похоже на заговор, но какой-то забавно-семейный.
- Кофе? Переоденусь, и сварю. Я Джон, кстати.
Будем ждать Рейну вместе.
Новый год – время, когда можно поверить в чудеса, хотя бы на сутки представить, что мир лучше, чем он на самом деле есть. Люди устраивают праздник себе – и создают его для тех, кого любят. Именно радость дорогих людей делает праздник праздником. И потом гораздо приятнее дарить подарки, с волнением ожидая увидеть реакцию, чем получать их самому. Хотя, знать, что ради тебя старались, тоже хотели порадовать, это тоже здорово.
Но свой план я придумал давно. Я не могу получить просто так даже самые простые вещи, и, раз уж хочу сюрприз, праздник и подарки, готовиться я должен заранее. На самом деле, это оказалось сложнее, чем я думал – и не в плане того, что мне будет трудно крутиться с двумя работами, что я буду уставать и валиться с ног по вечерам. А потому, что время, которое мы могли бы провести с Рейной, оказалось занятым работой, и нам на двоих его почти не осталось. Каждый раз мне тяжелее всего было заставить себя встать, выйти, оставить ее одну, лишить себя ее тепла, а ее – своего. Мне ужасно хотелось быть с ней, бросить все, закрыть двери, чтобы никто не мешал. Но так у меня не вышло бы того, что я задумал. И я каждый раз делал над собой усилие, заставляя. И объяснил ей все, как смог, а она поняла, что для меня это важно.
Так что сейчас, когда все позади, я чувствую себя по-настоящему счастливым. Поглядываю на часы, ожидая ее возвращения, и все равно еле успевая. Мне не терпится порадовать ее новостями – и что я больше не буду пропадать, и что я готовил праздник. Но только что-то идет не так. Я не понимаю, и задаю вопросы. Может быть, я сделал что-то не так, или дело не во мне, что-то случилось, кроме. Я спрашиваю, а Рейна оборачивается на меня, легко целуя, и отвечает, что устала.
- Тогда сегодня будем отдыхать. – Я притягиваю ее ближе, проводя рукой по волосам. Все-таки да, когда я соглашался с тем, что фетишист, не покривил душой. – Где я пропадал, ты и так знала. А зачем… Мне хотелось устроить праздник. Не в усталости дело, самое трудное было в другом – уходить от тебя.
Улыбаюсь, слыша, что ей нравится то, что я сделал, и, когда она тянет меня на пол, располагаясь на ковре, и кладет голову на плечо. Обнимаю ее, перебирая пряди волос.
- Праздник может быть у нас на двоих. Или можем позвать всех, но я делал это не для них. Решим до завтра? А пока не будем ничего делать. Я сейчас.
Возвращаюсь с большой чашкой какао, в которой сверху плавает зефир. Включаю негромкую новогоднюю музыку на фоне, собираю подушки с дивана, делая наше убежище немного уютнее и удобнее, и сажусь к Рейне, отдавая чашку ей в руки.
- Моя мама любит новый год. Она всегда украшала дом и ставила елку, ей нравилось создавать уют. И больше всего она старалась порадовать меня. Знаешь, мама всегда хотела, чтобы у нее было много детей, но не сложилось, у нее только я. И я полюбил праздник вслед за ней. Может быть, глупо отмечать смену дат в календаре, как будто что-то изменится просто от изменения последней цифры в порядковом номере года, но все равно в этот день я чувствую надежду на лучшее, хочу оставить плохое в прошлом, уходящем году, а с новым впустить в жизнь больше радости. Радость как мотылек, летит на огни. Понимаешь? Радуясь, мы притягиваем ее еще больше.
Говорю это, прикрывая глаза, прижимая к себе Рейну, вырисовывая линии по ее телу. Когда она снова опускает голову мне на плечо, опять целую ее в волосы, вдыхая запах. В комнате пахнет хвоей, какао, с кухни начинает тянуть чем-то вкусным из духовки. А я достаю коробочку, которую прятал в кармане, протягивая ее ей. Внутри сережки с аметистами, подарок к новому году, но не все равно ли, когда дарить? Тем более что, если у нас будет праздник, я не смогу сказать всего, что хотел бы, вместе с этим.
- И так бывает не только с радостью. Я увидел их в витрине магазина, цвет твоих глаз, такие же яркие, как тогда, когда ты что-то придумала, но не хочешь раскрывать карты раньше времени, продумывая план. Те искорки смеха в глазах не передать ни одному драгоценному камню, но я представлял их, выбирая. Я люблю эти веселые искорки, люблю, когда ты улыбаешься, когда наблюдаешь за тем, как я готовлю или кусаешь за шею, заставляя помолчать. Я люблю тебя. – Открываю глаза, смотря на нее. Такие вещи нужно говорить, глядя прямо. – Всю тебя. И когда ты хмуришься, грустишь или устаешь, как сейчас. Но я хочу, чтобы этого было в твоей жизни как можно меньше. А счастья больше.
Отредактировано Marhold Fawley (2017-12-31 08:52:08)
Поделиться152018-01-04 00:55:29
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Время бежит и теряется в огнях свечей, которые ты так любишь разжигать вечером в комнате, где вы. Тебе нравится наблюдать за тенями, которые танцуют по стенам, создавая образы, переходящие на кожу.
На кожу Джона, который всегда так близко, что, кажется, даже руку тянуть не надо. Это даже забавно – мальчик младше тебя, казалось бы, должен желать свободы и отсутствия ограничений, но настолько теплый и надежный, что ты постепенно забываешь.
Ты постепенно забываешь с каждым утром все то, что было с матерью, с тобой, что оставляло следы незаметные и шрамами реальным по коже. Пожалуй, действительно, прошлое всегда меркнет, когда начинаешь жить рядом с ним. И ты думаешь…
И ты думаешь, что согласиться на его предложение, а не настоять на своем собственном варианте, - легком и совершенно беспечном, - было самым правильным решением. Ты лишь улыбаешься, думая об этом, ни слова не говоря Джону обычно, лишь синхронно с этими мыслями каждый раз тянешься губами к его губам.
Губами к его губам – привычно и тепло каждый день. Это утро не исключение. Только тебе, кажется, очень нужно бежать вперед, навстречу редкой паре, - последний год, почти нет учебы, - но тепло держит в доме, ты кое-как, - и то после того, как Джон встает и идет варить кофе, - собираешься, чтобы встать с постели, хотя предпочла бы кофе прямо здесь. Но одеваешься и идешь на кухню.
Одеваешься и идешь на кухню, привычно обнимая его со спины. Казалось бы, должно было надоесть, но нет, наоборот. Ты смотришь за его действиями. В и это утро впервые быстро подбрасываешь в турку палочку корицы, целуя его в щеку при этом. И смотришь, как кора покрывается паром – как будто дымится. Красиво.
Красиво, а кофе вкусный. Но, увы, все еще пора уходить. И все еще сложно. Особенно у двери, когда Джон целует тебя, а ты, вместо того, чтобы выскользнуть за дверь, опираешься на нее, закрывая снова, притягивая его к себе как можно ближе – это намного интереснее, чем куда-то бежать, тем более, разве это так уж важно…
Важно, напоминает смс от старшего по курсу, который напоминает всему потоку в массовой рассылке, что этот «монстр», - читай как «доктор наук», - будет принимать экзамен. Оставляешь легкий поцелуй на его губах и выскальзываешь.
Выскальзываешь и даже почти не опаздываешь – преподаватель заходит после тебя, а не пойман – не вор. Поэтому все спокойно…
Спокойно ровно до того момента, как тебе приходит смс. Слава богам забытым, новым и старым, что звук отключен. А внутри фото…
Фото. Ты улыбаешься и едва сдерживаешься, чтобы не рассмеяться звонко и чисто на всю аудиторию – Джон все еще мило краснеет.
Мило краснеет, думаешь ты и, кажется, понимаешь, что произошло, когда пишешь ему сообщение о том, что он все еще смущается прекрасно. И получаешь ответ…
Получаешь ответ и тихо смеешься, тихо, незаметно пробираясь к выходу из аудитории – пора уйти. Как только дверь за тобой тихо закрыта, ты набираешь сообщение для Джона «Нравится. Но ты уверен, что твое предложение подразумевает наличие гостей?». Домой.
Домой, чтобы поговорить с кузинами и увидеть Джона, который уже сварил и разлил кофе. Отшучиваешься, что они заставили тебя вернуться домой репортажем папарацци. А девочки говорят, что мальчик очень даже ничего и миленький. Ты смеешься, хитро прищурившись, бросаешь взгляд на Джона.
- Дочь и племянница Оберина Мартелла, бойся, - со смехом.
Со смехом, наблюдая за изменениями лица Джона. А потом шутите с девочками на тему того, что у отца и матери Мирцеллы есть Эллария, что вы тоже можете попробовать… ты целуешь Джона среди шуток легко, показывая ему, что ты рядом, а потом шутливо говоришь кузинам, что поиграли и хватит смущать Джона, это твое право. А в конце прощаетесь, кажется, друзьями.
- Ты им понравился, - целуешь его в щеку.
Целуешь его в щеку. А потом задумываешься над тем, что видела у вас в комнате – вещей у Джона не много. Так он переехал к Эйгону, объясняя, что хотел уйти из того дома побыстрее. Ты понимаешь и внимательно смотришь на него.
- Когда ты пойдешь за вещами? – чистишь апельсин.
Апельсин из Дорна, алый, сок бежит по рукам. Привычное и приятное ощущение. Очистив, моешь руки и возвращаешься к блюдцу. Берешь половинку и протягиваешь Джону, а вторую берешь сама. Довольно жмуришься, когда первая долька оказывается во рту.
- Пора, знаешь? Твой дом здесь. Значит, твои вещи тоже должны быть здесь. Закрой эту историю. Примерно сегодня, хотя нужно было еще вчера, - ногой указываешь на дверь.
Ногой указываешь на дверь, отправляя Сноу закрывать старые главы, чтобы свободно начать идти вперед. К тому же, здесь и правда его дом. Ты не просто говоришь это, а думаешь так. Притягиваешь его к себе и целуешь, ломая собственное указание. Но ничего, выход из квартиры немного подождет.
Подождет. Как и ты, когда Джон уходит за вещами. А ты за это время расчищаешь еще часть полок в шкафу и готовишь чай, понимая, что если он встретит кого-то в доме отца, вам понадобится что-то успокаивающее.
Новый год – не самое лучшее воспоминание. Эйгон тогда был маленьким, младенцем, он не помнит ничего. За что ты благодарна всем богам мертвым и живым, старым и новым, вообще всем. У брата никогда не было диссонанса.
У брата никогда не было диссонанса. Он не помнил всей той грязи, всего сумасшествия в семье вашего родного отца. Впрочем, таким вы его не считаете. А Эйгон всегда был Ланнистером и больше никем. Кстати, он любит Новый год.
Он любит Новый год, дедушка и отец, - настоящий, не биологический, - всегда ставили огромную елку и наряжали ее с вами и всей семьей. Пожалуй, даже твои воспоминания меркли, когда собиралась вся семья. Ты праздновала с ними ради них, потому что даже Элия, - а ей явно было хуже тогда, когда ее, как вещь, не дав собрать чемодан, выставили за дверь с вами, двумя маленькими детьми, чем тебе, - любит этот праздник, зная, что она в кругу людей, которых любит и которые любят ее. Но в твоем доме…
Но в твоем доме никогда не было ни малейшего намека на праздник – ни символики, ничего. От того и ступор. Но он рассеивается.
Рассеивается, когда губы касаются губ. Джон привычно теплый и домашний, тебе кажется, что он был здесь всегда. И это самое всегда, кажется тебе, не дает понять что-то важное, но это тебя совсем не беспокоит – нет ничего важнее того маленького счастья, которое вы создаете здесь, в вашем доме.
В вашем доме, никак иначе. Все прошлое осталось далеко за дверью… в прошлом году и прошлой жизни. Ты легко улыбаешься этой мысли, проводя ладошкой по его лицу, когда вы сидите на ковре у ели, когда в твоих руках оказывается кружка с какао, а ты делаешь глоток, потом передавая ее Сноу для того же действия и так по кругу.
По кругу, а Джон говорит, что сегодня вы будете отдыхать, раз есть усталость – ты что-то одобрительно бормочешь, отставляя пустую чашку и ложась на пол, утягивая его с собой. Ковер мягкий, ель чудесно пахнет, огоньки мелькают. Ммм…
Ммм… кажется, комфортно. И ты понимаешь, почему мама забыла все – важны люди рядом. К тому же, пусть воспоминания держат тех, кто заслужил того, чтобы они его мучили, Рейгара. Не тебя. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, когда Сноу говорит о том, что праздник может быть и на всех, и на вас двоих, но он делал это именно для вас. Приподнимаешься и целуешь его, говоря «спасибо» без слов. И ты знаешь…
И ты знаешь, что вы – семья. И именно поэтому ты ужасно недовольна тем, что он изводил себя на работе. Здоровье у него одно. И оно нужно ему. А раз не понимает, то ему стоит сообщить об этом. А еще о том, что его жизнь не только его – твоя тоже.
- Вот и не уходи. Ты – мой. Больше не разрешаю, - в каждой шутке только доля шутки.
В каждой шутке только доля шутки. И если это еще раз повториться, то ты сделаешь так, чтобы он больше не пропадал на работе. Есть у тебя мысль, ты бы ее использовала, если бы продолжилось так дальше.
- Решим сегодня. Мы будем вдвоем, - это будет лучше.
Это будет лучше, а родители поймут. Вы – семья. И вы последнее время с чьей-то занятостью не очень уж часто виделись.
- Спасибо за это, - прикрываешь глаза.
Прикрываешь глаза, путаясь в том, за что благодаришь – то ли за ель и праздник, то ли за то, что воспоминания о том Новом годе из детства тают. А он рассказывает о семье. Ты слушаешь внимательно, ведь прекрасно знаешь и понимаешь, что есть то, что вы оба не можете рассказать из-за своих историй. Но прошлое отступает, и ты тоже решаешь немного открыть, рисуя линии на его теле, после того, как дослушала.
- У меня четыре младших брата, - со смехом. – Они любят праздники. По Эймону видно, ты сам знаешь.
В таких разговорах все сложнее и сложнее называть фальшивые имена, ведь вы все ближе и ближе. И еще ты не знаешь, любит ли Джейхейрис Новый год. Но хочешь верить, что да: мальчик не виноват в поступках вашего отца и в том, что ты их помнишь, поэтому ты хочешь, чтобы брат, которого ты не знаешь, был также счастлив, как и трое тех, что с тобой.
- Тогда мы притянем радость. Как твоя мама учит, - отличная традиция.
Отличная традиция, думаешь ты, когда Джон говорит дальше. Ты приоткрываешь глаза и наблюдаешь за ним, когда его собственные глаза закрыты – тебе нравится смотреть. Ты слушаешь и понимаешь.
Понимаешь, к чему все идет. Впрочем, это не пугает так, как ты думала в самом начале – ты чувствуешь вас семьей. А слова – это просто продолжение. Ох уж эта любовь Джона Сноу к словам. Хотя это красиво.
Красиво, думаешь ты, не сразу открывая коробочку с подарком. Сейчас важнее другое. Разговор. Ты тянешься к нему, когда он открывает глаза, и целуешь, снова утягивая за собой на ковер.
- Я люблю тебя, - разрывая поцелуй.
Разрывая поцелуй, чтобы снова в него вернуться. Но воздуха всегда слишком мало. Ты улыбаешься ему, когда после открываешь коробочку с украшением – камни правда в цвет глаз, в оттенок. Приятно.
- Спасибо. Они чудесны, - меняешь украшения с тех, что на тебе, на новые.
На новые, зная, что они будут любимыми. Потому что они – часть вашей истории. Легко улыбаешься, когда тянешься к сумке, вытягивая билеты.
- С Новым годом. Поедем кататься на лыжах вместе, чтобы ничто и никто нас не отвлекали, - небольшое путешествие.
Путешествие. Тем более ты знаешь из неполных и коротких рассказов, что Север он любит. И вообще, Сноу он или нет? Тебе нравится эта игра слов. И…
И… это тоже еще одна страница истории. Пока не открытая. Но тебе хочется скорее оказаться в ней вместе с ним.
Поделиться162018-01-06 21:59:13
[NIC]Jon[/NIC]
То, что жизнь не стоит на месте, знают все. Не останавливается она и у тех, кто утверждает, что с ними ничего не происходит, просто события в ней становятся чуточку менее заметными, чем, скажем, судьбоносная встреча или смена места работы. Новый сериал, очередная часть кинофраншизы, которую любишь, новые люди, пусть даже не оставляющие в жизни большого следа. Звонок от мамы, консервированные овощи по акции, кофе в кафе после трудного дня на работе… Жизнь состоит из множества ступеней и ступенечек, по которым мы неизменно идем вперед и вверх, оставляя старое за спиной, смотря в лицо новому. Но старое не всегда остается полностью забытым. Порой мы мнемся на одной ступеньке, боясь сделать шаг, наши ноги как будто вязнут в бетоне, прилипают к полу, по щиколотки затягиваются в материал, из которого ступенька сделана. Прошлое не отпускает, и требуется усилие, чтобы продвинуться вперед.
Я, казалось бы, со всем покончил, нашел новую жизнь и живу в ней, радуясь каждому дню, улыбаясь людям рядом, наслаждаясь моментами, которые мы вместе создаем. Но в то же время осталось кое-что, что удерживает меня от окончательного перемещения на новую ступеньку. Это видит Рейна, это знаю и я. Но пока делаю вид, что все в порядке. Правда же, всему должно прийти свое время.
А пока времени нам не хватает. Мне всегда будет не хватать времени вместе с Рейной, даже если мы провели рядом несколько суток. Просто в сутках всегда недостаточно часов, а в неделе дней. А сегодня времени особенно мало, потому что Рейне нужно бежать, пары не ждут. Так что я помогаю ей со сборами, но и мешаю тоже, зная, что и она при всем желании пары бы не выбрала. Но долг есть у каждого. Рейна убегает, оставляя мне лишь аромат духов и ощущение поцелуя, ее в моих объятьях. Приходится начинать собирать уже себя, когда это занятие прерывает звонок в дверь. Гости, которых не ждали. Конфуз, но забавный, особенно радующий кузин Рейны. Впрочем, я успеваю сменить полотенце на нормальные джинсы и футболку, а против кофе, кажется, никто не устоит. В процессе мы с Рейной перекидываемся смсками. Я улыбаюсь, когда вижу ответ на свое сообщение, и здесь уже текст заставляет меня быстро глянуть на девушек, которые, видимо, параллельно переписываются с Рейной тоже и смеются. Радуюсь тому, что кофе занимает мое время, что девочки отвлекаются, и набираю следующее смс. «Наличие гостей – штука временная. Ты идешь?» И я разливаю кофе на три чашки. А четвертая для Рейны найдется всегда. Я же обещал ей кофе по первому требованию, хоть она и не брала с меня этого слова. Мне просто приятно заботиться о ней хотя бы так, в мелочах.
С появлением Рейны приутихший было бедлам обретает новый оборот. Гостьи дождались своей кузины, и теперь они болтают все втроем. Слышу слова и на свой счет, фыркаю, а, когда Рейна говорит, с кем девочки в родстве, смеюсь.
- Я не боюсь людей, с кем бы они ни были в родстве.
Но про Оберина Мартелла ходят такие слухи, что, хотя бы ради приличия, как минимум половина из них должна оказаться правдой, и даже этого будет достаточно для полноты картины. Впрочем, каждый живет так, как хочет. А его дочь и племянница, несмотря на всю необычность нашей встречи, кажутся мне хоть и очень активными, но хорошими. По крайней мере, для своих они не пожелают зла и любят семью. Рейна подключается к заведенной ими игре, но перед этим успевает легко коснуться моих губ своими, и я не теряюсь среди происходящего, как мог бы, зная, что она просто подыгрывает девочкам, оставаясь рядом со мной. Новая порция кофе приходится кстати, как и печенье, которое я достаю из шкафа. А еще я радуюсь тому, что Рейна, прочитав смс, пришла, оставив пары. Да, неправильно с точки зрения ответственности, учебы и так далее, но так приятно и тепло – знать, что ей тоже не хотелось уходить, и что она готова вернуться, чтобы поддержать меня и остаться рядом. Я нахожу ее руку под столом, когда мы сидим все вместе, переплетая наши пальцы и поглаживаю ее запястье. Гости – это замечательно. Но и после их ухода мы знаем, что делать.
- Забавные девчонки. Мне кажется, их обоих ждет карьера журналисток. Знаешь, эти скандалы, интриги…
Я ловлю Рейну в объятья и целую, улыбаясь.
- Учеба сорвана? Я чувствую себя подстрекателем на бунт. Тебе, правда, нравится то, что ты увидела на фото? Покажи, я хотя бы со стороны посмотрю, как это выглядит.
Скорее всего, фото – катастрофа, которую нужно немедленно удалить. Правда, Рейны я в этом плане не стесняюсь. Мы разными видели друг друга, и просить удалять какое-то фото, просто глупо. Это всего лишь фотография, запечатленный момент, показывающий, как я выглядел тогда, а отшлифовывать образ, оставляя лишь изображение, далекое от правды – зачем? Рейна не станет относиться ко мне хуже, если у меня будут спутанные мокрые волосы и растерянный вид.
- Покажи, мне интересно. Ну, дай…
Я шутливо тянусь за телефоном в ее руке, а она говорит мне о другом. О вещах в нашей общей теперь спальне. Да, там, правда, не много. Действительно, покидая дом, я собрал то, что было под рукой, торопился, и так и не возвращался после этого в дом отца. Сказать по правде – мне не хотелось идти туда, слишком мало прошло времени, чтобы воспоминания о предательстве стерлись. За то, что он сделал с мамой, я его не прощу.
Отвожу взгляд, игривое настроение сходит на нет, когда я думаю о серьезном.
- Ты права. Мне просто не хочется туда возвращаться. Знаешь, сейчас все как будто замерло, и мне кажется, что, стоит тронуть что-то, все придет в движение. Он же заметит, что кто-то приходил, мой отец. Поймет, чьи вещи пропали. А еще, не хочется встречаться с ним лицом к лицу, я все еще на него зол, и не уверен, что эта злость когда-то закончится. Я оттягиваю эту встречу насколько могу.
Поднимаю на нее глаза, беру половинку апельсина, которую она мне оставила, и съедаю дольку. Вкус пробуждает рецепторы и придает сил.
- Но она же случится, правда? Он знает, где я учусь, найти меня в университете легче легкого. Если он захочет, он это сделает. Пока не хочет, и ладно, но это не значит, что этому не бывать.
Отслеживаю глазами направление, которое мне указывает Рейна, в сторону входной двери. Не хочется уходить отсюда, теперь мой черед задерживать время. Но и Рейна, кажется, согласна с тем, что расставание будет слишком поспешным. Она притягивает меня к себе, и ухожу я только спустя какое-то время, чтобы сделать нужное дело и быстрее вернуться назад. Двери нужно закрывать за собой, открывая новые. Следующий шаг полностью возможен только если покинуть старую ступеньку.
Окна квартиры, в которой я провел восемнадцать лет жизни, темные, и я малодушно выдыхаю, радуясь тому, что никого там не встречу. Забавно, но, оказавшись внутри, не испытываю ничего, никакой грусти или ностальгии. Я просто беру чемодан и складываю то, что не забрал с собой раньше. У меня теперь новый дом, и это – не он. Мне везет, что я могу сделать все в своем режиме, когда никого, кроме меня нет. Но удача подводит, когда я уже иду к выходу. В замке поворачивается ключ. Отец останавливается в дверях и называет мое имя, полное, как всегда.
- Рад, что ты помнишь, как меня зовут. Я забирал кое-что, больше тебя не побеспокою нежданными визитами.
Хочется добавить, что ожидаемыми тоже не планирую. А отец останавливает, задает вопросы, где я, как мне живется, не нужно ли чего. Какая самоотверженность – думаю я, с ровным лицом выслушивая монолог «если что-то нужно, я всегда приду на помощь». А потом он спрашивает про мать…
- У нас все нормально.
Я улыбаюсь. Это просто смешно, что он замолкает, услышав привычный ответ. Как будто только и ждал того, что его помощь не понадобится. Он говорит еще что-то, но я уже не слышу, проходя мимо, и шагов за мной нет. Я спускаюсь с чемоданом в метро, и с каждым метром под землю чувствую, как меня начинает отпускать напряжение. У нас не просто все нормально. У нас все прекрасно, потому что мы с мамой ушли и живем сами, сами находим свой путь, не нуждаясь в нем и его помощи, которая обычно остается только на словах. А, открывая дверь в квартиру с мансардой по соседству с Эймоном, я, правда, чувствую, что вернулся домой. Под мои вещи уже освобождено место, по чашкам разлит чай. Рейна ждала моего возвращения. Она ждала меня.
В новый год каждый подводит итог и строит новые планы, это время, когда сбываются мечты и происходят чудеса. Мечты не исполняются сами, и в это время каждый становится немного волшебником, кроме самих подарков даря и что-то нематериальное – внимание, участие, время, любовь. К концу года все всегда выдыхаются, но праздник дает второе дыхание. Мне как камень с плеч, второе дыхание приносит отмена сверхурочных и мысли о том, что теперь мы с Рейной опять вместе и рядом, и нам не нужно заставлять себя идти туда, куда не хочешь и делать то, что не хочешь, но надо. Больше никто и ничто не будет выдергивать нас из нашего мира тепла и нежности, если мы хотим задержаться в нем, если мы хотим творить чудеса друг для друга, исполняя мечты. Моя мечта – увидеть ее улыбку, принести праздник в квартиру и сказать то, о чем я думаю уже давно.
Да, я люблю слова, но иногда с ними не справляюсь. Мы с Рейной начали не идеально, я говорил не то и не так, но сейчас, я верю, все будет. Как нужно. Мне важно сказать. Я надеюсь услышать ответ, но не факт его наличия так сильно важен. В конце концов, я понимаю, что мы с ней и так все знаем, без всяких разговоров и слов. Но я такой человек, что не могу молчать, мне нужно говорить. И с Рейной говорить я могу обо всем. Почти.
Потому что свое настоящее имя я до сих пор не раскрыл. Потому что эта маленькая тайна превращается во все большую ложь с каждой минутой. Когда-нибудь я перестану тянуть и расскажу ей, и надеюсь, что это ничего не изменит. Как та фотография, которую я просил показать, настоящее имя не изменит мою суть, я останусь все тем же человеком, который хочет быть с ней рядом, и с которым быть рядом хочет она. Думаю, что это произойдет уже скоро. Ну а пока всего понемногу – елка, украшения, праздник. И усталость, с которой Рейна пришла домой. Усталость – это то, что мне хочется развеять. Чашка какао, приглушенный свет, мигание огней. Много-много подушек. И разговоры. О празднике, о семьях. А она говорит, чтобы я не уходил больше и зовет меня своим. Обнимаю ее, прижимая к себе, чтобы поцеловать, слыша практически часть свадебной клятвы, только немного измененную. Но вот так переставленные слова кажутся мне гораздо более значимыми, чем привычных порядок с перечислением семерых.
- Я твой, а ты моя. Больше – нет.
Потому что я сам не хочу это повторять. Надеюсь, что необходимость добиваться чего-то такой ценой, меня оставит, или я придумаю что-то, чтобы этого избежать. Решение о празднике проходит очень просто, и я рад этому выбору. Мы, правда, виделись слишком мало и слишком сильно устали, чтобы растрачивать время на кого-то, кроме нас. Мне хочется наверстать упущенное, Рейне тоже.
- Тебе спасибо.
Я прикрываю глаза, рассказывая о том, как новый год праздновали в моем детстве. И слышу Рейну. Знаю, что у нее много родных, даже могу оценить это по кузинам, но четыре брата?
- Четыре? Если они все такие же как Эймон, интересно, как ваш дом еще уцелел?
Я смеюсь. На самом деле, я сам не лучше, а в сочетании с Эймоном тем более. Недаром мы с Рейной и познакомились так – она пинала нас на пары и вообще всячески призывала к порядку. Правда, это всегда делалось легко и без скучной морали. А потом мы стали ближе, и я понял, что это только вершина всего, видимость, которая быстро развеивается, стоит лишь чуть лучше взглянуть.
И я говорю дальше. Говорю о ней, о себе, и о нас. Дарю подарок, но Рейна не сразу открывает коробочку, а смотрит на меня и тянется, целуя. И говорит тоже. Подарок ждет своего часа, когда мы оба получаем другой. Когда, наконец, до него доходит время, я чувствую момент неуверенности, но это только миг – а она сразу меняет сережки, и я правда вижу, что угадал с оттенком камней, когда Рейна тянется к сумке, чтобы протянуть мне свой подарок. Прячу лицо в ее волосах, чтобы скрыть смущение – да, оно все-таки может пробраться и при ней. Это дорого, но так здорово – поездка на Север, отдых, вместе.
- Спасибо. Я очень скучал по Северу. И по тебе.
Я выдыхаю ей на ухо, касаюсь уха губами. У нас будет время для себя, но нам не нужно ждать определенного момента, чтобы быть вместе и радоваться времени друг с другом. Наше время начинается уже сейчас, оно идет, и стоит забыть о его беге, отпустить его, обнимая друг друга, прикасаясь, чувствуя друг друга так близко. Времени всегда не хватает, но стоит прекратить считать, чтобы обзавестись неограниченным лимитом часов и минут. А, когда впереди есть то, чего ждешь, это сделать еще легче.
В один из дней новогодних каникул понимаю, что есть еще люди, которых нельзя забывать. Мама наверняка как обычно поставила елку и ждет меня, и подарок для нее у меня тоже готов. Рейна понимает, что это нужно, и я уезжаю, договариваясь с Рейной о том, что вечером мы вместе сходим в один ресторанчик, который я приглядел, когда торчал на своей второй работе.
Мама мне рада. Я понимаю, что главный подарок для нее от меня – это мой визит, что она готовилась и очень скучала. И я чувствую уколы совести за то, что редко с ней вижусь, и даже нечасто звоню. Мама знает, что я живу у девушки, что у меня учеба и работа, и поэтому сама не так часто звонит. А я мог бы выделять ей больше времени, но не делаю этого, и мне становится жаль. А еще у мамы дома – Призрак. Волк не отходит от меня, и я сажусь рядом с ним на полу, трепля по шерсти. По Призраку я тоже ужасно скучал.
Про встречу с отцом я не сообщаю. Рассказываю только, что забрал из квартиры все свои вещи, а мама интересуется, что, значит, у меня и Рейны все хорошо? Я киваю, говоря, что да, и рассказываю о наших планах на каникулы, а мама меня обнимает, говоря о том, что сын вырос, что совсем недавно учился первым шагам, словам, неумело выводил печатные буквы.
- Ну, мой почерк до сих пор оставляет желать лучшего.
Я отшучиваюсь, уходя вглубь квартиры, когда слышу дверной звонок. Мама идет открывать, а я почему-то жду чего-то тревожного. На секунду мне представляется, что она открывает дверь, а там стоит отец. Спешно выхожу, но слышу голоса, два женских. И оба так знакомы. Не разбираю начала фразы, но обрывок долетает до меня из гостиной.
- Джейхерис? Да, он здесь.
- Рейна?
Мы с мамой произносим это одновременно. Я замолкаю.
- Это Рейнис, Джон, твоя сестра.
Призрак толкает головой мне ноги, но я не шевелюсь, переваривая новость. Новость раскручивает один большой клубок, и все, что раньше было не соединено и перепутано, становится по своим местам. Но быстро это происходить не может. А Призрак подходит к Рейне, нюхая ее ладонь.
- Подожди-ка…
Я вспоминаю сразу так много всего, но мозг первым делом подкидывает мне видео, которое не так давно облетело весь интернет и телевиденье, эксперимент, полет на драконе. Рейнис и Эйгон, мои сестра и брат. Хоть лиц и не было видно, и голоса изменены, но я понял, кто передо мной. Сколько раз я прокрутил то видео – одному неведомому известно.
- Ты что, пьешь виски? Вот так, стаканами? И потом еще летаешь верхом на драконе? У тебя вообще есть дракон?
Кажется, если они обе и ожидали какой-то реакции, то вряд ли такой.
Отредактировано Marhold Fawley (2018-01-06 22:05:11)
Поделиться172018-01-06 23:06:21
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Девочки-кузины, кажется, в восторге от мальчишки и тоже оценили то, как мило он краснеет. Ты смотришь на них всех со смехом в глазах. Они – твоя семья. Каждый из них.
Каждый из них, ты точно это знаешь. И девочки приняли Джона как часть вас, от того так свободны и шутят на тему Дорна и маленького отсутствия морали, которое пропагандирует отец и дядя их. Ты улыбаешься…
Ты улыбаешься, когда закрываешь за ними дверь и обнимаешь Джона, который говорит о том, что кузины забавны, что их ждет карьера в сфере журналистки.
- О, им подойдет, - когда он обнимает тебя.
Когда он обнимает тебя, целуя, ты думаешь о том, что, пожалуй, возвращение домой было прекрасной идеей, а гости, действительно, не вечны. И ты тянешься за новым поцелуем, рисуя по его телу ладонью, думая о том, что, определенно, нужно чаще прогуливать, особенно, когда можно сделать это безболезненно.
- Нравится, знаешь, - тянешься к нему, едва касаясь губ губами.
Губ губами, но кто-то намеков не понимает, начиная говорить. Ты тихо смеешься, доставая телефон и передавая ему, чтобы он посмотрел. Джон очень мило смущается. Эта фотография явно будет одной из твоих любимых. Рано или поздно.
Рано или поздно все заканчивается, каждая история или хотя бы ее глава. Это естественно и правильно. И все, что будет дальше, всегда новое и неизвестное, но это не значит, что плохое. Ты часто думаешь об этом.
Думаешь об этом, зная часть истории Джона, вы оба не можете рассказать все о себе друг другу, хотя это давит. Но и кусочков достаточно для того, чтобы ты понимала, что ему пора идти дальше. Ему пора быть там, где его дом.
Его дом здесь, в вашей квартире. Значит, его вещи должны быть тоже здесь. Именно поэтому ты отправляешь его одним жестом за дверь, чтобы он вернулся сюда уже окончательно, со всем, что захочет забрать с собой. А ты будешь ждать…
А ты будешь ждать, зная, что все то, что он говорит, правда. У него была слишком сложная история с отцом, раз он решился съехать к Эйгону и полностью отказаться от любой помощи. Ты переплетаешь ваши пальцы.
- Тебе нужно пережить это, - посмотреть в глаза.
Посмотреть в глаза и пройти. И да… наверняка, если отец захочет его найти, то найдет. Поэтому ты его отправляешь на встречу с прошлым, но отпустить его можешь не сразу, вместо этого притягивая к себе и крепко обнимая. Все же, не будь эта идея такой важной…
Все же не будь эта идея такой важной, ты бы объяснила ему, что намек понят неправильно. А пока ты подталкиваешь его к двери и, когда остаешься одна, начинаешь заваривать чай, чтобы встретить его. Время идет…
Время идет. Тебе нравится видеть утром каждого дня Джона: первое, что ты делаешь, открывая глаза, тянешься к нему и целуешь.
Целуешь и сегодня, когда Джону нужно на учебу, а тебе можно отдыхать. А он отходит к шкафу, надевая серо-синюю рубашку, на которую ты внимательно смотришь.
- Ммм… подойди ко мне? – тянешь ручки.
Тянешь ручки, словно ребенок, не вылезая из постели. Когда Джон подходит к тебе, тянешь его за ткань рубашки к себе, заставляя сесть, а потом пальчиками пробегаешься по пуговицам, растягивая и снимая вещь, а потом пряча ее под подушку.
- Моя, - расставляя все по местам.
Расставляя все по местам. Ты хочешь носить эту вещь потому, что она – его. Это тепло. Это правильно. И ты проводишь пальчиками по его коже, до которой дотягиваешься, не поднимаясь с подушек.
- Тебе пора выбрать новую рубашку и идти, иначе опоздаешь, - с улыбкой.
С улыбкой. Тебе нравится это утро, которое станет частью вашей истории.
Тебе нравится чувствовать праздник, лежа с Джоном под елью, мерцающей миллионами цветных огней. Нравится запах какао. Нравится чувствовать тепло его рук на себе и говорить о семье.
- Младшим, близнецам, нет шести, - со смехом. – Представляешь, что творится в доме, когда они что-то устраивают?
О семье, хотя ты не можешь рассказать всего. Потому, что это откроет слишком многое, но тебе так тяжело лгать и умалчивать обо всем в последнее время. А еще ты думаешь…
А еще ты думаешь, что Джон так мило смущается, прячась в твоих волосах. Ты знаешь, что подарок ему понравился. Смеёшься тихо, притягивая его к себе и целуя, заставляя время исчезнуть.
Исчезнуть, чтобы потом появиться, хотя ты бы с удовольствием удалила весь мир, кроме семьи, к черту, не деля время на что-то другое, кроме Джона и родни.
Родни. После последних событий тебе вряд ли стоит бояться столкнуться с другой частью своей родни… вряд ли они будут страшнее, чем полет на Валаре под эгидой дядюшки Тириона с его «Выпей стакан» и «Вот жучок, если что, тело найдём». Кричал же тогда дедушка…
Кричал же тогда дедушка, когда увидел, но, несомненно, был горд. И мама смягчала углы, хотя потом сама мягко отчитала. Поэтому ты решаешь, что нужно идти вперёд. Время…
Время для этого настаёт, когда Джон собирается в один из праздничных дней к матери. И у тебя тоже есть дело.
Дело, которое стоило решить давно – твой младший брат, сын другой женщины. Он ни в чем не виноват, ты это знала, понимала, но не смогла появиться в его жизни после того, как детские обиды ушли. Но ты всегда хотела, чтобы у мальчика все было хорошо, чтобы все сложилось как можно лучше. Но, видимо, Рейгар и здесь был в своём репертуаре, оставив очередную жену ради молоденькой дурочки. И это был бы хороший момент, чтобы увидеть мальчика и поддержать. Но тебе казалось, что уже поздно.
Поздно не бывает никогда. И ты заходишь в дом, ожидаешь, пока откроют дверь. Лианна смотрит спокойно и прямо. Ты знаешь, что они с мамой давно общаются и давно хотят, чтобы и вы поговорили. Но Эйгон всегда говорил, что только после тебя, а ты считала, что слишком много времени утекло… и теперь ты стоишь на пороге, спрашивая, дома ли Джейхейрис. И, кажется, вы обе ассоциируете это с Рождеством.
С Рождеством, в которое случаются чудеса. Воссоединения. Вы выходите из коридора в комнату… И ты видишь.
И ты видишь Джона, который зовёт тебя. И его мать, которая поправляет имя… и от миролюбия не остаётся не следа.
- Значит, Джейхейрис, - усмехается. – Отлично, мой младший брат в моей постели…
Переводишь взгляд на Лианну, которая, кажется, тоже складывает два плюс два, получая итог.
- Да, карма – сволочь. Тебя тоже коснулось? Всегда хотела большую семью? Принца на белом коне? Думала, что получила его? Не судьба, - с усмешкой.
С усмешкой, чувствуя, что сейчас начнёшь скандал, когда волк подходит и утыкается в твою ладонь, а Джон задаёт вопрос.
- Тебя только это интересует сейчас?! – в один голос с его матерью.
В один голос с его матерью, а тебе кажется, что волк в ответ закатывает алые глаза.
- А ты кто такой, мм? – дружелюбнее.
Дружелюбнее, терпя по шерсти – успокаивает до безумия, не даёт начать скандал. И ты решаешь, что тебе пора.
- Побудь с матерью, - идёшь к двери.
Идешь к двери, ты оставляешь Джона…
Ты оставляешь Джона, - или теперь звать его Джейхейрисом? – у Лианны, выходишь из дома, чтобы сесть в машину, которую заботливо со скоростью света предоставил дедушка по смс «Забери меня отсюда» с точным адресом места. Но ты…
Но ты на минуту замираешь у дверей, видя, что белый волк идёт за тобой и вопросительно смотрит красными глазами. Тебе совершенно не хочется здесь задерживаться, но ты присаживаешься на корточки и треплешь животное по шерсти, жмурясь, когда пальцами зарываешься в белый мех.
- Ну что, со мной пойдёшь? – тихо смеёшься.
Тихо смеёшься, когда открываешь дверь, а волк выскальзывает первым. Пожимая плечиками, выходишь следом, забираешься с Призраком на заднее сидение. Все дорогу к квартире чешешь его за ухом, что-то напевая себе под нос. Не проходит и получаса, как вы дома. Все же в езде с мигалками на машине дедушки есть свои плюсы. Зайдя в квартиру ты внимательно смотришь на дверь и ключи.
Дверь и ключи – можно запереться. Тогда у Джона, - интересно, почему мать зовёт его так, именно этим сокращением? – не будет шанса зайти внутрь. Закатывая глаза, бросаешь ключи на тумбочку, пусть заходит, но пока он придёт…
Но пока он придёт, нужно кое-что сделать. Идёшь в спальню, достаёшь чемодан и начинаешь методично складывать свои и его вещи внутрь. Еще чего не хватало.
Не хватало только глупого Таргариеновского заскока. Боги одни знают, сколько раз ты зарекалась, что все странные традиции дома Рейгара обойдут тебя стороной, тем более, что ты давно уже ему не принадлежишь. И вот тебе не Джон Сноу, а Джейхейрис Таргариен, твой собственный брат в твоей же постели. Фиаско.
Фиаско полное. И нет, когда-то принять факт Визериса в твоей жизни было намного проще, в конце концов, он не был твоим братом, тем более, изначально зная кто есть кто, вы не рисковали испытать подобных потрясений, заранее подготовив тебя в первую очередь к тому, что вы попали в случайное соблюдение семейных ценностей. Пожалуй, большим фиаско, чем сегодняшние новости, был только тот момент, когда милый и заботливый Визерис начал прощаться с крышей и здороваться с наркотой, сходя с ума с каждой новой дозой, а ты сразу же при его первой попытке сжать твою руку так, что следы его пальцев оставались на запястье пару недель, а небольшой шрам от острой стороны его кольца с гербом до сих пор остаётся на внутренней стороне руки, отказалась играть страдалицу и терпеть все это, отправляя неудавшуюся любовь всей своей жизни восвояси к бабушке, которая, пожалуй, до сих пор на тебя обижена за то, что ты не боролась. Впрочем, ты и не пыталась. Потому, что бросить можно, только если сам хочешь, а он этого не желал. Потому, что любовь к Визерису была первой и яркой, но вряд ли серьезной, пусть вам и было хорошо вместе даже сутками напролет. Потому, что жертвовать своим спокойствием и спокойствием своей семьи ты не собиралась, а Тайвин явно бы не одобрил то, что ты бы изводила себя вместе с худеющим и бледным Визерисом, глаза которого странно горели, а мнение дедушки - святое. Зато эти же обстоятельства привели испуганную шестнадцатилетнюю Дени к Эйгону, который тоже почти сразу потерпел неудачу с зароком «Никаких действий типичных Таргариенов». Теперь вы в одной лодке.
Теперь вы в одной лодке. И ты думаешь, что пора с этим заканчивать, когда складываешь свитер синего цвета, - ему он идёт до безумия, - в чемодан. Только теперь все не так, как было с Визерисом, теперь все намного сложнее – вы связаны.
Вы связаны. Забавно чувствовать невидимую нить, привязывающую к кому-то, так сильно. Только теперь все это как-то… неправильно?
Неправильно в этом мире не существует, ты это знаешь. Религия давно отошла на сотый план, можно все, что желаешь, тем более, если в семье был прецедент. Но это то, от чего ты убегала – часть наследия Рейгара, ты думаешь…
Ты думаешь об этом, когда Джейхейрис заходит в дом, - звук брошенных ключей и открывания замка всегда выдавал, - а потом в комнату. Ты переводишь взгляд на него, внимательно смотришь, а потом указываешь рукой на вещь.
- Подай, пожалуйста, джинсы, - лежат на банкетке. – И как мне теперь тебя называть? Джон? Джейхейрис?
Усмехаешься, бросая на него взгляд, понимая, что все мысли, которые были в твоей голове до его прихода, улетучиваются, как только он берет из чемодана тот самый синий свитер и вешает его обратно в шкаф, а потом тянется к остальным вещам, собранным в отпуск тобой. Ты молча наблюдаешь, а потом продолжаешь складывать, а он разбирать. Замкнутый круг.
Замкнутый круг. Садишься на постель, вопросительно смотря на него, когда Призрак, которому надоели вы оба, подходит и просто переворачивает чемодан, создавая на полу груду из вещей.
Груду из ваших вещей. Ссора ссорой, заскоки заскоками, а отпуск никто не отменял. Волк фыркает и выходит, задев выключатель, чтобы улечься у входной двери, явно давая понять всем, что никто не выйдет, и вообще, он ни при чем, все неправильно понял Джон. Свет пропадает.
Свет пропадает, а ты тихо смеёшься. Глаза медленно привыкают к темноте, ты хлопаешь по месту рядом с собой, совершенно забывая о том, что совершенно не собиралась ввязываться во все, что ассоциируется с Таргариенами. Хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах.
- Так что, младший брат? – дразнишь.
Дразнишь сознательно, специально растягивая слова. А потом обнимаешь одной рукой его, когда падаешь вниз на постель, тащишь за собой. Желание касаться никуда не исчезло, скорее после всего сегодняшнего крика стало сильнее, даже тело неосознанно выгибается ему на встречу, чтобы касаться больше, чувствовать, что вы вместе и рядом. Ты умеешь и можешь, но совершенно не любишь с ним ссориться.
- Обратно чемодан собирать будешь сам, если ты не забыл, вылет завтра. И да, я пью виски стаканами. Дорн.
Ты не любишь с ним ссориться, тем более, настоящих поводов никогда не было. И ты понимаешь, что и весь сегодняшний день… тоже не повод что-то устраивать и что-то менять, ведь глупость вашего отца – не ваша проблема, как и то, что он натворил. Усмехаешься, ждёшь его слов. В конце концов, Джон он или Джейхейрис, желание говорить взахлёб в любой странной ситуации все равно его черта.
Поделиться182018-01-14 22:21:20
[NIC]Jon[/NIC]
Время бежит вперед. Я наконец-то делаю шаг вперед, оставляя прошлое позади, и мне очень нравится то, что я вижу вокруг себя, то, какой стала моя жизнь теперь. Мне нравится видеть Рейну каждое утро, чувствовать ее рядом, ловить поцелуй за поцелуем, не торопиться покидать комнату, а потом делать ей завтрак и варить кофе. Нравится наблюдать за тем, как она собирается, иногда спеша, а иногда медленно, расчесывая волосы и подбирая украшения к платью. Нравится ждать ее дома, или входить, зная, что она ждет меня. Единственное - мне совсем не нравится быть вдали от Рейны, но она все равно отправляет меня на пары, а еще мое обещание продолжает действовать, так что, например, сегодняшним утром, мне приходится встать, когда ей никуда не нужно так рано, и уходить из дома до нее.
Она просыпается вместе со мной, и целует вместо каких-нибудь пожеланий доброго утра или чего-то в таком духе, и этот способ кажется мне гораздо важнее возможных других. Я обнимаю ее, не желая разрывать поцелуй, но будильник предатель, включает повтор звонка каждые две минуты, напоминая, что времени на что-то кроме сегодня не будет. Целую ее еще раз и со вздохом встаю, быстро забегаю в ванну и открываю шкаф, вытягивая одну из своих рубашек с полки. Застегиваю пуговицы, когда слышу голос Рейны, зовущий меня.
- А?
Я оборачиваюсь, а она тянет руки, как ребенок, который чего-то хочет, и я улыбаюсь, настолько это мило выглядит со стороны. Она просит подойти к ней, и кто бы знал, как сильно мне хочется подойти и остаться, вместо того, чтобы идти сегодня куда-то.
- Что такое?
Она тянет меня за ткань, я сажусь, и очень быстро остаюсь без рубашки, которая исчезает под подушкой, а довольная Рейна объявляет ее своей. И я понимаю, что это значит, и значит много. А еще – что последнее ее пожелание я, кажется, не исполню. Кончики пальцев касаются моей кожи, легко щекоча. Я улыбаюсь.
- Твоя. – Я ловлю ее руку и тянусь к ней, целуя, сжимая ее в объятиях. – И все там… - Киваю на шкаф. – Твое. И я твой.
Я – ее. И хочу быть с ней. А одно опоздание мне не так уж и повредит.
Интересно, как судьба иногда сталкивает людей друг с другом, не спрашивая, не предупреждая, и решая все за них. Для сюрприза, подарка, того, что я затеял, мне на моей работе мне не хватало. Но как раз неподалеку открывалось новое кафе, куда требовались сотрудники, и срочно. Мне нашлось там место, и мне очень понравилось само кафе. Может быть, потому, что дело начинал с нуля, и я оказался в самом его начале, а, может, из-за того, что к делу владельцы подходили с душой и со вкусом, а не держали своих клиентов на «так сойдет», хотели придумать что-то новое и свое, отличное от других. Работа была интересная, мне понравились люди, я стал подумывать, не стоит ли перейти сюда на совсем… Но снова в дело вмешались мои фамилия и имя.
Я могу сколько угодно представляться Джоном Сноу, но во всех документах я все равно Джейхерис Таргариен, и есть люди, которые знают меня только по этому имени, даже если ни разу не видели. Первая семья отца – я с ними не знаком. Виной тому тщеславие Рейгара, слишком уязвленного тем, что первая жена обошлась и продолжает обходиться без него, а дети даже фамилию сменили на ту, которую после нового брака взяла их мать подчеркивая, что связи с отцом они иметь не желают. Я помню этот скандал, журналисты такое любят. Только я никогда не чувствовал такого же неприятия этого, оскорбления, которое испытывал он. Я просто считал, что моим брату и сестре не очень нужно явление единокровного брата, который, сколько ни говори о том, что все к лучшему, занял в жизни отца их собственное место. Довольно пустое и не такое уж ему нужное, как оказалось, но занял. А у них теперь совсем другая жизнь, к чему эти призраки прошлого?
Призраки появились на пороге моего временного и возможно постоянного в будущем места работы в лице владельцы. Элия Ланнистер. И она оказалась точно такой, как о хозяйке кафе говорил управляющий – внимательная, добрая, вежливая к каждому и совсем не ставящая себя выше кого-то из сотрудников. Желающая, чтобы в ее кафе было приятно гостям и хорошо работалось людям. Я тогда поднял голову, оторвавшись от работы, и посмотрел на нее, а она на меня, и наши взгляды встретились. Я понял, что она знает, кто я, конечно же, ей рассказали. А она улыбнулась и ушла заниматься делами кафе, и только вечером снова заглянула в зал. Я думал, что на следующий день мне скажут не приходить, а потом осознал - она наблюдала. Она, конечно, знала, что и с моей матерью отец поступил так же, как с ней, но в Элии не было ни капли злобы. Меня оставили на прежнем месте, никто ничего мне не сказал. А, когда, однажды, я, особенно уставший, еле держался на ногах, она позвала меня в комнату для персонала. И мы поговорили.
- Мне кажется, ты устал, Джон. – Она тогда улыбнулась мне совсем как мама. – Ты здесь на временном месте, работаешь где-то еще?
Я рассказал. И что я знаю, кто мы такие, и что мне очень нужна определенная сумма до нового года, что я хочу порадовать близких мне людей, но брать деньги матери или отца я не буду. Что я живу сам, тем, что заработал, так, как могу. Думаю, она поняла все. И угостила пирогом. Не таким, как подавали в ее кафе, а домашним, по какому-то особенному рецепту, о подобном пироге я никогда даже не слышал. Я ел пирог и чувствовал, что у меня появляются силы, я передохнул. А после этого говорить мы стали чаще.
А потом появилось то видео. Практически вирусный ролик, всколыхнувший людей. Плохонькие записи с телефонов, как город накрывает крылатая тень, появились чуть раньше. Драконы и полеты на них – у меня не было сомнений, кто из людей на это способен. Не отец же.
Я смотрел на намеренно размытые лица, слушал измененные голоса и думал, вот они, мои брат и сестра. Брат, который нервно смеется, когда слышит про поисковые маячки. Сестра, выпивающая стакан виски, прежде чем направиться к дракону. Отчаянные, смелые, возрождающие историю в современном мире. Этот полет когда-то тоже станет легендой, как и тень дракона над высотными домами. У них точно есть все, что нужно для жизни, и они счастливы ею жить. Лишний брат, зачем? Да и у меня ведь тоже своя жизнь. Рейна, мама, Эймон, свои увлечения, учеба и работа, в конце концов. Наверное, поменять что-то было можно когда-то раньше, но теперь мы выросли, наши пути разошлись.
Правда, столько совпадений за короткий месяц, что я все равно думаю об этом раз за разом и, когда Рейна говорит, что у нее есть четыре младших брата, я про себя добавляю, что и у меня есть брат и сестра, но я их никогда не видел. И с мыслью об этом я еду к маме после праздника – поздравить, побыть с ней, узнать, как она. Но к ней приходит неожиданная гостья. Такая встреча, что я не сразу понимаю, что именно не так. Но мама представляет мне Рейну, а не я представляю Рейну ей, называя ее другим, хоть и созвучным, именем. Это имя я только много раз слышал, но так и не соизволил встретиться с его обладательницей. Для меня новость – не гром среди ясного неба. Но слова Рейны говорят мне, что это - гром для нее.
- Джон.
Я поправляю. А потом мои щеки предательски вспыхивают, ведь фраза звучит, будто Рейна (нет, Рейнис) ужасно разочарована открытием. Но, кидая фразу мне, она переходит на мою маму, вспоминая то, что я сам рассказывал ей о своей семье. Я понимаю – это шок. Такой же клубок взаимосвязей распутывается сейчас в ее голове, и тоже в совершенно хаотичном порядке. Слишком много всего следует одновременно, справиться с этим сложно. Но, все равно, слова о маме задевают меня. Они справедливы, но мама достаточно получила от жизни, карма это, или нет. Но и Рейнис ведь получила не меньше.
- Тише. Не торопись так.
Я делаю шаг навстречу, хочу ее обнять и сказать, что ничего не случилось, и ничего не изменится, но меня опережает Призрак. Волк выходит из тени и утыкается мордой в ее ладонь. Я знаю, как может успокоить присутствие большого, сильного и мягкого Призрака с умными красными глазами. А еще я отмечаю, как сразу он идет с ней на контакт. Это меня не удивляет, но очень радует. Это значит, что гроза минует.
И мама, вместе с Рейнис, видимо, теперь мне нужно называть ее так, выдыхают одну фразу, да, явно, моя реакция их удивила.
- Это Призрак. Нет, не только. Нам всем нужно все осознать… - Я наконец-то подхожу к Рейнис, но она не готова сейчас говорить, направляясь к выходу, прося меня остаться у мамы, и быстро выходит. – Подожди, не уходи. Рейна!
К именам все-таки нужно будет привыкать. Призрак выскальзывает за ней, а я оборачиваюсь на маму. Она тоже все поняла и сложила вместе, а я лишь качаю головой и говорю, что Рейнис нужно время, чтобы все осознать. Извиняюсь и выхожу за ней, обещая позвонить, как только смогу. Но во дворе вижу лишь выезжающую машину, за которой мне не угнаться. Для меня остается метро.
В пути я решаю, что буду делать. Что бы Рейнис не решила, я знаю, на чем мне стоять и о чем говорить. Призрака нигде нет, значит, он с ней, и это меня успокаивает.
Привычно открываю дверь в квартиру, бросаю связку на столик, как всегда это делал, ключи звякают о поверхность – я не таюсь. И я буду бороться. Прохожу в нашу комнату и застаю Рейнис, складывающей вещи в чемодан. Мои. Она молчит, просто смотрит. А потом просит подать ей джинсы. Видимо, чтобы продолжить упаковку.
- На свете есть три человека, которые всегда звали меня Джейхерисом, не смотря на просьбы говорить «Джон».
Вместо того, чтобы подать ей запрошенную вещь, я подхожу к чемодану и достаю из него то, что Рейнис положила последним – синий свитер, тот, который она мне посоветовала надеть когда-то в первые дни моего проживания в ее квартире. Достаю и вешаю на место в шкафу. Я не собираюсь никуда переезжать.
- И поэтому я не люблю это имя. Мама всегда звала меня Джоном, я так привык. Прошу, оставь все как есть. А ты, Рейнис? Можно звать тебя так?
Я продолжаю доставать из чемодана свои вещи и раскладывать их по местам в нашем общем шкафу. А Рейнис берет их с полок и кладет обратно. Что же, я не гордый, мне не сложно вытащить их снова и опять убрать на место. Место вещей в этом доме и мое место на свете. Мое место рядом с Рейнис, что бы она сейчас ни делала. Призрак наблюдает за этим процессом, который грозит стать бесконечно долгим, Рейнис тоже надоедает со мной бороться. Теперь я просто раскладываю то, что она собрала, а она молчит и смотрит. А волк решает мне помочь, просто подходя и переворачивая чемодан. Вещи горой высыпаются на пол, и я вижу, что там не только моя одежда, но и ее. Я останавливаюсь, глядя на эту гору на полу, а потом перевожу взгляд на Рейнис, успеваю только поймать ее взгляд, когда свет гаснет. Мы остаемся в темноте, и я слышу ее тихий смех. Зато она не видит мое замешательство – я слишком поторопился с выводами и все неправильно понял? Да, а Призрак показал мне, что я делаю не то, опустошив чемодан. Неловко улыбаюсь, не зная, заметит ли она мою улыбку.
- Старшая сестра? Разве это что-то меняет?
Боевой настрой, тяга ломать копья, доказывая свою правоту, к которым я себя настроил в пути, улетучиваются. Рейнис напоминает мне о своем подарке – завтра вылет. Мы летим отдыхать, кататься на лыжах, проводить время вдвоем после времени, когда так редко виделись. Все так. Я сажусь рядом с ней и обнимаю ее, проводя по длинным волосам, как я люблю. А она падает на постель, утягивая меня за собой. Я склоняюсь над ней, приближаясь все ближе, прячу лицо в изгибе ее шеи, касаясь губами кожи. Миг, когда я подумал, что это может ее расстроить, теперь кажется мне нелепым.
- Я все соберу. – Шепчу ей на ухо, замечая сережки, те, которые я подарил. Прижимаю ее к себе, целую ухо, висок, и смотрю в лицо с лукавством. – Так что насчет младшего брата в твоей постели? А в жизни, Рейнис? Мне кажется, все очень даже неплохо.
Я улыбаюсь, проводя линии по ее телу, и тянусь к ее губам. Я чувствую ее так близко, но хочу еще ближе. Кажется, если я и не получу ответов на свои вопросы вслух, я все равно все узнаю, так, или иначе.
- Я все соберу, только позже, ммм? И тебе придется научить меня пить виски, как ты.
Чемодан, конечно, мы собираем на следующий день и в последний момент. Нужно же еще взять с собой Призрака, а к этому мы не готовились. Но все обходится хорошо, хоть и в аэропорт мы практически вбегаем. Но самолет не улетает без нас, и я располагаюсь в кресле, немного нервничая, как Призрак перенесет полет, и хорошо ли его разместили. К счастью, лететь недолго. Загораются экраны в спинках передних кресел, объявления авиакомпании сменяются на рекламные ролики, тянусь, чтобы выключить свой экран, и вдруг вижу то, что заставляет меня похолодеть внутри. Есть еще одна деталь, о которой я Рейнис не говорил. Кафе – это здорово, но у меня была еще одна подработка в это время. И прямо сейчас ее крутят на каждом экране в этом чертовом самолете. Провал.
Хочу быстро выключить экран и перед Рейнис, пока она не подняла на него глаза, но, не успеваю, она перехватывает мою руку и смотрит, пока ролик не кончается. А я теперь точно заливаюсь краской и сползаю в кресле максимально вниз, но меня удерживает ремень безопасности. Опережая вопросы, говорю все, как есть.
- Смен в двух кофейнях все равно было не так много, а Дени сказала, что у ее дяди кастинг, и мы пошли попробовать… Это Дени, между прочим.
Тыкаю в экран, указывая на со всех ракурсов показанные ноги, которые, а вовсе не мое лицо, выражающее всю гамму чувств силикатного кирпича, являются звездой рекламного ролика.
- Кастинга как такового не было, вернее, был, но не для нас. Правда, не думал, что ролик будет прям вот таким… Я его целиком увидел уже сам в каком-то магазине. Вот и все. Скоро его вообще перестанут крутить, и все забудут.
Пожимаю плечами, делая вид, будто мне все равно и исподтишка кошусь на Рейнис, пытаясь понять реакцию.
Поделиться192018-01-15 22:31:35
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Боги старые и новые, забытые и мертвые очень любят играть с людьми. Они забавляются, иногда оживая, чтобы сплести новые сети из жизней людей, запутывая в паутину из странно переплетенных нитей. Тебе это всегда нравилось.
Тебе это всегда нравилось, не смотря на то, что ты всегда знала, что Боги играют только с самыми сильными эмоциями, которые есть в людях: страх, любовь, со всем, что может их мучить. Ты всегда любила наблюдать за этим спектаклем со стороны, но никогда не желала, чтобы в эти сети попала твоя собственная жизнь.
Твоя собственная жизнь попала в эти сети давно, в твоем раннем детстве, когда Рейгар Таргариен, переменчивый, в одно Рождество перевернул все с ног на голову. Тогда паутина распутывалась твоей матерью, успешно, но на долгое время то, что ты слышала и видела, оставило свой след на твоей душе.
На твоей душе, но сейчас ты готова идти дальше, поэтому и отмечаешь праздник, начиная ему радоваться. Даже не столько ему, сколько Джону, который, наконец-то, дома, рядом, а не где-то на работе медленно убивает себя. Поэтому и заявляешь ему, что больше такого не позволишь (и вполне серьезно). И вы отмечаете.
И вы отмечаете. Все праздничные дни, в один из которых Боги играют с вами, отправляя его к маме, а тебя к твоему единокровному брату и его матери… а потом оказывается, что это одна и та же женщина. И начинается…
И начинается. Ты говоришь, много, выговаривая, но не обвиняя. То, что ты говоришь о карме, тоже простой факт: все и правда возвращается, ведь Лианна Старк, будучи маленькой идиоткой, пошла за твоим биологическим отцом, не понимая, что, если он смог так поступить с одной женой, поступит и с другой. Но…
Но ты говоришь, не смотря на слова Джона, и замолкаешь только тогда, когда большой белый лютоволк с алыми глазами утыкается мокрым носом тебе в руку. Тебе любопытно, Джейхейрис тут же дает ответ, кто это. Призрак.
Призрак – имя подходит. Волк не рычит, только смотрит, позволяя себя трепать по шерсти. И ты успокаиваешься…
Успокаиваешься и уходишь, прося Сноу, - теперь придется переучивать фамилии и имена, - остаться с матерью. С тобой уходит Призрак, а дома ты под его пристальным взглядом собираешь вещи в отпуск.
Вещи в отпуск. Сначала свои, потом его. Но Джон, вернувшись домой, начинает разбирать вещи, ты складываешь, и это становится замкнутым кругом. Ты сдаешься, садишься и смотришь на него внимательно, дожидаясь, пока он дойдет до твоих вещей. Но…
Но он говорит, рассказывает о том, что есть три человека, которые всегда звали его полным именем, а ты смотришь… за всеми его действиями, просто ожидая, когда он что-то поймет. Да, ты зла. Да, Боги сыграли с тобой. Да, ты не была готова ко всему. Но ты не собираешься отказываться от него.
- Отец и… кто еще звал тебя всегда так? Почему Лианна зовет тебя Джоном? – на Рейгара это похоже, тебе интересно.
Тебе интересно, почему именно это сокращение, а не какое-нибудь другое, более напоминающее его полное имя Джейхейрис.
- Да, можно. Дети Ланнистеров до окончания учебы всегда скрыты. Мы с Эйгоном не исключение, но дома мы всегда остаемся собой, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками, когда Призрак решает всю проблему, выворачивая чемодан на пол, смешивая ваши вещи, а потом уходит, выключив свет. А ты смеешься тихо, зовя Джона к себе. И, когда он садится рядом на постели, когда проводит по волосам, - тебе нравится его привычка, - ты падаешь на кровать, утягивая его за собой.
Утягивая его за собой, когда он говорит о том, что старшая сестра или нет, не имеет ни малейшего значения. И пока он касается губами коже на шее, пряча лицо, ты не готова говорить, вместо этого крепче прижимая его к себе, не убирая руку с его шеи.
Не убирая руку с его шеи, когда он шепчет тебе, что соберет все, но позже, говорит что-то о виски (ты обещаешь себе, что пить его научишь обязательно, именно в отпуске), а он проводит линии по твоему телу, заставляя тебя не думать не о чем, кроме его рук.
- Мои братья всегда были в моей жизни так или иначе. И теперь тебе из нее не выбраться, - ладонью под ткань.
Ладонью под ткань, чтобы почувствовать его кожу под пальцами – твое любимое ощущение. Ты тянешь майку вверх, она лишняя.
- А насчет всего остального… - ответ не нужен.
Ответ не нужен, вместо него поцелуй и желание оказаться как можно ближе, которое стирает время.
Время напоминает себе на утро, когда вы быстро собираете чемоданы и вспоминаете, что нужно подготовить документы на Призрака, который внимательно за всем смотрит. Ты звонишь дедушке, прося решить эту проблему. Он обещает, что документы будут ждать вас в аэропорту , ты довольно улыбаешься.
- А вы с Эйгоном только и делаете, что жалуетесь на дедушку. Он у меня замечательный. Я вас познакомлю сразу после нашего возвращения не в ключе твоей учебы, - с укором.
С укором, но и с улыбкой – теперь можно открыто говорить о том, что Тайвин Ланнистер – твой любимый дедушка, и подзатыльники за их ворчание о том, что он на лекциях много требует, будут более объяснимыми… и более болезненными. Вы собираетесь.
Вы собираетесь и влетаете в аэропорт в последний момент. В салоне самолета крутят ролики, на одном из которых Джон пытается отключить твой экран, а ты, перехватит его ладонь, досматриваешь, едва сдерживая смех.
Смех… Джейхейрис Таргариен – модель… кажется, кого-то ждет скандал от Рейгара. Ты гладишь большим пальцем его запястье, когда досматриваешь, а он…
А он начинает тараторить, что ему свойственно, когда он волнуется. Ты смеешься тихо, слушая его, о том, как он туда попал и чьи ноги в кадре.
- Ты снова тараторишь… о чем волнуешься? – со смехом.
Со смехом, когда он опускается в кресле. А ты лишь обхватываешь его лицо ладошками, чтобы поцеловать легко.
- Кастинг у дяди Оберина, ммм… - многозначительно.
Многозначительно. Ты обожаешь Оберина Мартелла. И точно знаешь, как у него проходят кастинги. Поэтому решаешь немного подразнить и без того покрасневшего Джона. Боги знают, как мило он выглядит.
- Точно кастинга для тебя не было? А то когда-то он говорил, что все наши парни с Мирцеллой и девочками должны будут пройти через него во всех смыслах... когда я говорю о всех смыслах, это значит именно все, - закусив губку.
Закусив губку, внимательно смотришь , а потом начинаешь смеяться звонко, не обращая внимание на людей в салоне, которые смотрят на Джона после ролика.
- Ты же наша семейная звезда, - треплешь его по волосам. – Но больше никакой работы до изнеможения. Ты меня понял? Не пущу.
Это единственное, что волнует тебя в ролике. Самолет взлетает, а ты даешь Джону проспект отеля «Стена», созданный после победы давным-давно над Ходоками на той самой Стене дозора, чтобы вы могли изучить трассы. Кладешь голову ему на плечо и закрываешь глаза.
Закрываешь глаза, чтобы открыть их уже по прилету. Стараетесь как можно быстрее забрать Призрака, за которого оба беспокоились. Как только видишь волка, присаживаешься рядом с ним и треплешь по белой шерсти, шепча ему, что он – молодец. И радуешься, смеешься когда у отеля лютоволк прыгает в снег.
***
Но по возращению остается еще одно дело. Лианна Старк – мать Джона. Вы с ней закончили не на самой лучшей ноте. И это нужно исправить.
Это нужно исправить, думаешь ты, когда утром рано, пока Джон еще спит, собираешься и выходишь из дома. Ты впервые не говоришь ему, куда, чтобы, если все закончится не очень хорошо, не расстраивать. Едешь…
Едешь к ней, звонишь в дверь, видя заспанную Лианну, которая открывает дверь, давая тебе зайти. А ты с порога идешь к столу и ставишь на него бутылку коньяка «Мартелл» - главный бизнес семьи твоей матери.
- Карма – сволочь, но ты не виновата, тебе было мало лет, - ты знаешь…
Ты знаешь, что во всем виноват Рейгар. Если бы не Лианна, нашлась бы другая. А она говорит, что есть и ее вина (а ты уже так почти считаешь), уже когда вы разливаете коньяк и обсуждаете, что хорошо, что между тобой и Джоном ничего не изменилось после новостей. Она достает еще две бутылки из ящика в кухне. Вы даже по пути что-то готовите, явно понимая, что в чем-то вы похожи… обе не умете ничего, не любите кухню. Это заставляет смеяться.
Смеяться и отходить от темы, распивая вторую бутылку. В итоге вы смотрите старые фотографии и рассказываете случаи из жизни, сидя на полу в гостиной, не замечая, что уже глубокая ночь. Вам весело, ты с удивлением осознаешь это… и дело не в алкоголе. Вы обе это понимаете и строите планы, когда дверь открывается, а внутрь заходит Джон.
- Привет! – одновременно со смехом. – Ты на этой фотографии такой милый! Коньяк будешь?
Показывая ему его же фотографию в лет шесть с мороженным. И тут же обратно переключаешься на Лианну, спрашивая, а не можете ли вы в ваше запланированное приключение взять твоего друга, которого ты обожаешь, а она соглашается. Ты довольно улыбаешься, хитро прищуриваясь, и обнимаешь ее, начиная дальше болтать.
Поделиться202018-01-28 16:35:59
[NIC]Jon[/NIC]
Странно, как будто заново знакомишься с человеком, который стал для тебя самым близким. С одной стороны медленно осознаешь, сопоставляя, понимаешь, что стоит за какой фразой, произнесенной когда-то, без имен и названий мест, дополняя картинку. А с другой понимаешь - ведь ничего не изменилось. Не должно, и не хочешь что-то менять. Новая информация не может стать преградой на пути, она просто вносит деталей в образ, дает пересечения и раскрывает всю историю полнее. Но это не значит, что хуже.
Напротив, теперь, наконец-то, можно стать до конца откровенными. Можно рассказать о себе все и услышать все, что раньше не могло быть названным. Это, наоборот, новый шаг, ведущий вперед, делающий нас еще ближе. Родственная связь не кажется главной в этом всем, важнее кажется другое – полнота истории, возможность перестать скрывать что-то из своего прошлого и, наконец, называть вещи своими именами. Разве это может помешать, все разрушить? Я намерен сделать так, чтобы этого не случилось, и сделаю это, я буду бороться за нас, пусть даже весь мир станет против. И самой Рейнис (и теперь мне кажется, что догадаться было так просто, ведь даже имена созвучны, и настоящее идет ей намного больше), если понадобится, я постараюсь это объяснить. Я понимаю, что в ней говорит шок, что и она, и ее мама, натерпелись от всей этой истории и от моей матери и меня намного больше, чем мы, но прошлое не изменить, однако, у нас есть настоящее, терять которое, я знаю, не хочет ни один из нас. Нужно расставить все по местам, разобраться в себе, и на это требуется время. То, что Призрак уехал вместе с ней, кажется мне добрым знаком. Нашу связь невозможно объяснить, мы едины. И там, где я даю промашку, где я удерживаю себя от чего-то, или не решаюсь как-то поступить, действует он. Подсознание, наверное, это так называется. И я чувствую, что все должно получиться.
Когда я вхожу и вижу всю картину, мы будто бы продолжаем разговор, который был прерван минуту назад. И делаем свои действия спокойно, методично, будто бы так и должно. Рейнис складывает вещи, я их достаю. Никаких выяснений отношений с битьем посуды, упреками и криком. Все спокойно, тихо и методично. Я даже не знаю, что думать, хорошо это, или нет, но, мне кажется, что такое бурное выяснение отношений – не наш стиль. А вот сбор и разбор чемоданов – это уже в нашем духе. Мы начинаем с имен. Да уж, для людей, которые скрывают настоящие имена, это актуальная тема, нужно начинать хотя бы с этого.
- Так повелось с детства, мама всегда звала меня так. Маленьким мне было сложно научиться говорить полное имя, да и во мне всегда было больше Севера, чем черт от драконов. Отцу это не нравилось, я оказался не тем сыном, о котором он мечтал. Его поддержала бабушка. Рейла. А третий человек… Помнишь, мы говорили в самом начале? Той девушке нравились не столько деньги Рейгара, сколько то, что я Таргариен. Знаешь, якобы такой принц, который может привести ее в мир богатых и знаменитых. Статус, что ли, престиж. Но здесь не вышло, я не оправдал возложенных надежд.
Мне не хочется сейчас вспоминать это, как будто прошлое может бросить тень и на настоящее, хотя сейчас оно не играет совершенно никакой роли. Люди, которые мне важны, со мной, а остальные уходят назад, чтобы навсегда там остаться. Но прошлое – это тоже часть меня, как и мое настоящее имя, которое значится во всех документах, и которое дали мне при рождении. Меня назвали именем предков, поддерживая традицию рода, принадлежность к которому мне не отменить. Оно – это тоже я. Хотя мне намного ближе Джон.
Киваю, слыша, что Рейнис, напротив, дома, где не нужно скрываться, остается верной имени, данном при рождении ей. Улыбаюсь уголками губ, вытаскивая пару футболок сразу и отходя к шкафу, чтобы положить их на полку.
- Сложно же вам с ним было привыкнуть к псевдонимам. А, самое сложное, наверняка, Дени. Она же знает и меня, и вас, теми, кто мы есть. Не представляю чего ей стоило не рассказать хотя бы Эйгону про меня. Или, как думаешь, у нее получилось?
Снова смотрю на Рейнис, видя, что Призрак приближается к чемодану, и не успеваю додумать мысль – все содержимое оказывается на полу, и там не только мои вещи, ее тоже. Это заставляет меня замолчать и замешкаться, осознавая ошибку. А тихий смех разом убирает натянутость, делая все более простым. Погасший свет и вовсе стирает границы, если они и были, не придуманные, а настоящие, мы снова оказываемся рядом. И это то, что нужно нам обоим, то, от чего мы не захотим отказываться. Я улыбаюсь, слыша тон, которым Рейнис называет меня младшим братом. И чувствую тепло от слов, которые звучат дальше, о жизни и том, что мне теперь не выбраться из нее.
- А тебе из моей. И я не хочу из нее выбираться, и вообще не собираюсь.
И дальше слова уже не нужны, мы можем обойтись и без них. Все объясняя друг другу. В итоге утром на все дела у нас просто не хватает времени, но мы успеваем. Взять с собой Призрака помогает звонок – теперь я знаю, что с дедушкой Рейнис заочно знаком, и меня обещают познакомить с ним официально.
- Интересно, как он отнесется не в ключе моей учебы ко мне. Ты, наверняка, любимая внучка, а я не самый лучший ученик.
Вспоминаю суровое лицо Тайвина Ланнистера и легенды, каково сдавать ему экзамены, передаваемые от курса курсу с благоговейным трепетом и плохо скрываемым страхом в голосе. Правда, я буду рад познакомиться с родными Рейнис и Эйгона, тем более, что с их мамой мы уже знакомы. Нужно будет рассказать и ей когда-то. Нужно будет сделать еще столько всего… Но это потом, а пока у нас отпуск, отдых, время для нас.
- Но я буду рад познакомиться с ним. Между прочим, на факультете он тоже легендарная личность, но я даже почти не боюсь. И поблагодарю за Призрака сам.
А уже в самолете ждет новый сюрприз. И еще крупинка информации, которой Рейнис раньше не знала. Подработки у меня были не только в кафе, но я надеялся, что эта не станет таким широким достоянием общественности, как оказалась. Ну, зато она помогла мне сделать все, что я запланировал, так что мне не приходится жалеть. Но под взглядами мне становится неуютно, и я не знаю, как Рейнис отреагирует на увиденное. Реклама вышла своеобразная, и, как по мне, выгляжу я в ней больше комично, чем серьезно.
- Ни о чем.
Я медленно сползаю в кресле, но мне мешает ремень. Просто рассказываю всю историю сразу, чтобы вопросов больше не оставалось. Однако, вопросы все равно есть, и не такие, которые я мог ожидать. Отчего-то закашливаюсь, слыша про Оберина Мартелла, кастинги и прочие намеки.
- Ты же еще не знакомила нас не в рамках моей модельной карьеры?
Я усмехаюсь, но все равно неловко краснею, когда же я уже перерасту эту детскую непосредственность и научусь сохранять хладнокровие как, например, вот там, в рекламе? Правда, перед Рейнис мне хранить лицо не нужно, мне нечего от нее скрывать, но все равно, от этого мне делается еще более неловко, и я смеюсь, слыша, как Рейнис смеется рядом, и говорит то, что волнует ее на самом деле. Выпрямляюсь в кресле и тянусь к ней, целуя, говорю, понизив голос.
- Я сам не хочу больше почти тебя не видеть. Надеюсь, у твоего дяди наберется еще много ролей для восходящей звезды рекламы, и кастинги проходить не придется. Посмотри на это лицо. – Указываю на себя, смеясь. – Разве могут быть сомнения, кого снимать?
В полете Рейнис засыпает, я рассматриваю буклет и представляю себя на севере. Я давно там не был, и Призрак будет в восторге. От радостного предвкушения мне не терпится приземлиться скорее, но я обнимаю Рейнис, чья голова мирно лежит у меня на плече, и думаю, что всему свой черед.
А по приезду яркое солнце и холод, приятно пощипывающий щеки. Призрак, наконец-то оказавшийся на свободе, сразу прыгает в сугроб, почти с ним сливаясь – видно только черный нос и красные глаза. Я, недолго думая, беру в ладони снег и кидаю ему снежок, волк ловит его налету, и большими прыжками уносится куда-то вперед, к отелю, открытому на базе того, что осталось после того, как необходимость в Дозоре отпала. Это место напоминает мне что-то, но я не знаю, что именно. Мы располагаемся и даже успеваем покататься до вечера. А вечером идем ужинать в один из ресторанов, где Рейнис берется исполнить одну из моих просьб – у нас оказывается виски, который, как жидкое тепло, согревает изнутри после долгого дня на холоде. Я смеюсь, наверное, громче, чем обычно, а в зале люди поют в караоке, передавая микрофон друг другу. Не знаю, как это получается, но микрофон вдруг оказывается у меня. Кидаю растерянный взгляд на Рейнис, протягиваю его ей, но получаю отпор и пинок к действию. Ломаться мне кажется некрасивым. И я начинаю петь, сначала неуверенно, а потом вхожу во вкус.
Когда я возвращаюсь, мир кажется мне чудесным местом, мне хорошо и весело. Я обнимаю Рейнис, целуя ее в висок, и прикрываю глаза, начиная говорить.
- Знаешь, я так сильно тебя люблю… Не представляю даже, что бы было, если бы я тебя не встретил, и не хочу представлять, другая жизнь… Нет, другой мне не надо. Это лучшее, что я мог бы пожелать, даже если бы и рискнул желать чего-то… Спасибо тебе. Что ты есть у меня, спасибо. Люблю тебя.
Говорю и говорю, и этот поток не остановить. Я не хочу ее отпускать, и мне кажется, что слов все мало, что они недостаточно выразительны, что ими невозможно высказать всего, что я хочу сказать. Как она важна для меня, как я счастлив быть с ней, видеть ее, знать, что она всегда рядом. И я не замолкаю, продолжая ее обнимать, а внутри все еще то тепло, что пришло с золотым напитком, умноженное на каждое из произнесенных слов, заполняет меня. Кажется, я уже не успеваю за ними, путаясь в слогах, сбиваясь, но это не так важно, как их смысл. На это я не обращаю внимание. Мне хорошо, я счастлив, и этим я хочу поделиться с Рейнис, насколько могу.
***
Мне не нравится просыпаться одному, без привычной тяжести головы Рейнис на плече, не чувствуя ее тепла. К хорошему привыкаешь быстро, и привык, открывая глаза, видеть ее лицо, и начинать день с поцелуя, привык касаться, готовить нам обоим завтрак, варить кофе. Мне кажется, что только так день будет в самом деле добрым, если мы начинаем его вместе с ней.
Еще до того, как открыть глаза, я понимаю, что ее нет рядом. В квартире тихо, не шумит вода, не слышно шагов. Выбираюсь из постели, заглядываю в кухню, нахожу в раковине пустую чашку, но на всякий случай зову, уже понимая, что мне никто не ответит. Рейнис встала раньше и куда-то ушла, но не помню, чтобы она собиралась. Набираю ее номер, слушаю гудки. Не слышит, или не может ответить? Пишу сообщение в духе «Ты где?», и на всякий случай потом, когда на сообщение тоже нет ответа, звоню Эйгону. Брат не видел сестру и не знает, куда она могла бы пойти, ему никто ничего не говорил, родственники (вспоминаю тот звонок их дедушки) тоже не объявлялись. Хмурюсь, проверяю сообщения, ответа нет. Снова звоню и снова слушаю гудки в трубке. Делать нечего, паниковать пока тоже нет видимых причин. Остается заниматься своими делами, посматривая на экран мобильного. Отправляю второе смс «Я волнуюсь, перезвони». Жду.
Когда и после обеда не появляется вестей, я начинаю нервничать всерьез. Помешать увидеть пропущенные вызовы, к которым прибавилась еще пара, и прочитать смс, может не так много обстоятельств. Может быть, она потеряла телефон, или его украли. Или она занята чем-то настолько, что не считает время и не смотрит на экран. Если честно, мне кажется, что пропасть без предупреждения не в духе Рейнис, она бы не поступила так по отношению ко мне, но ситуации бывают разные. Дома я уже осмотрелся, не нашел ни записки, ни намека, ничего. И плохо, что я совершенно ничего не могу сделать, только сидеть и ждать. В который раз смотрю на экран телефона и набираю другой номер, не Рейнис, а мамы. Разговор с ней меня успокоит. Еще меня успокаивает Призрак. Волк не волнуется, а лежит себе спокойно и спит, а я знаю, что он намного тоньше чувствует опасность. Если Призрак спокоен, я тоже должен? Мама тоже не берет трубку, а, когда я уже почти готов сбросить вызов, наконец, отвечает. И не так, как отвечает обычно. Она странно смеется и растягивает гласные в словах. Это сбивает меня с толку.
- Мам? Ты где? У тебя все в порядке?
Мои вопросы почему-то вызывают новую порцию смеха мамы, и на заднем фоне я слышу еще один смех, его я тоже знаю. Пока мама говорит, что к ней пришли гости, я уже дорисовываю про себя всю картинку.
- Это Рейнис у тебя?.. Я сейчас приеду.
И вешаю трубку. Мне нужно разобраться, что происходит.
Когда я вхожу, я застаю картину, которая вводит меня в ступор на пару секунд. Гостья у мамы всего одна, и они обе сидят на полу, там же стаканы, недопитая бутылка коньяка, и много старых фотографий, альбомы, которые мама собирала. И они рассматривают фото и смеются, а я замечаю еще одну бутылку, уже пустую, лежащую так же на полу, чуть поодаль.
- Привет… - Прохожу внутрь, беру фотографию себя в детстве из рук Рейнис, прикидывая масштабы бедствия, и что мне делать с ними, но невольно улыбаюсь. – Нет, спасибо, не хочу. – Еще свежо преданье. – Вы что, здесь, с утра сидите? Вы ели что-нибудь?
А они весело болтают уже о чем-то своем, Рейнис обнимает маму и говорит ей на ухо что-то, мое появление им ни капли не мешает. Заглядываю в холодильник, понимая, что они слишком увлечены, и вряд ли мне ответят, но, зная маму, догадываюсь, какой ответ бы услышал на свой вопрос уже по обстановке счастливой беспечности в комнате.
- Вижу, что не ели.
А только пили. Я возвращаюсь в комнату с телефоном в руках, заказываю самое элементарное, большую пиццу и опускаюсь на пол с ними рядом. Обнимаю обоих, но наклоняюсь к Рейнис, шепча ей на ухо.
- Где твой телефон, ты знаешь? Ты в курсе, что я тебя потерял?
Смотрю на снимки, веером разложенные по полу. Знаю, что там много фото из молодости мамы, много меня, фотографии, которые она сама делала, и любит вспоминать. Знаю так же, что там нет ни одного снимка отца – мама просмотрела альбомы специально выбирая то, что осталось для нее важным. Мы с ней на фоне старинного замка в поездке на Север, я, разбирающий подарки возле новогодней елки, мама в молодости, верхом на лошади, ее волосы развевает ветер. Каждый снимок влечет за собой воспоминания, истории, которые она, наверняка, рассказывала Рейнис, а та слушала, и я рад, что после всего, что случилось, они так хорошо поладили за один день. Я готов сказать им обоим, и Рейнис особенно, потому что думаю, что она стала инициатором, огромное спасибо, ведь для меня это важнейший момент, и они обе это понимают. И я счастлив думать, что, узнав друг друга поближе, они друг другу понравились.
Правда, параллельно, голосок в голове подсказывает мне, что я попал. И не только потому, что мне сегодня разводить их по комнатам спать. Мне кажется, я вижу начало чего-то большого, что будет время от времени вот так же неожиданно появляться, врываясь в размеренную жизнь, что это первый, но далеко не последний случай, когда я нахожу их вместе и осторожно навожу порядок. Когда мама и девушка дружат, это прекрасно, но, зная характеры этих двоих, они еще наведут в округе шороху… Впрочем, это тоже заставляет меня улыбаться.
- Ну, что вы уже успели рассмотреть? Мама, ты все рассказала, про каждый из снимков?
Приносят пиццу, и я ставлю коробку сюда же на пол, сдвигая фотографии в сторону, освобождая место.
- Если бы в доме были продукты кроме соли и пары завявших огурцов в холодильнике, мог бы получиться ужин поинтереснее, но уж что есть. Давайте-ка, все взяли по кусочку и съели, ну-ка? И я заварил чай.
Сам тянусь к коробке, подавая пример.
***
С момента, как Рейнис и мама подружились и отметили дружбу коньяком, прошло несколько недель, с момента, как мы узнали истинные имена друг друга, еще немногим больше. В нашей с Рейнис квартире теперь живет Призрак, и мне кажется, что мама чаще звонит ей, чем мне. Разбор фотографий тоже не прошел даром. Мне было странно вновь оказаться в своей детской комнате, но Рейнис рассматривала ее с интересом, и особенно обратила внимание на фотографию, которая стояла у меня там, на старом еще школьном столе. Мне только исполнилось четырнадцать, я уехал на каникулы к дяде и его семье, и там, в лесу мы нашли щенков лютоволка. На снимке я, выросший, но еще нескладный, стою с маленьким Призраком на руках и улыбаюсь самой счастливой улыбкой на свете. Помню, что отец был зол, когда увидел, с кем я вернулся, но я, наверное, впервые в жизни не исчез из его поля зрения, махнув рукой, а поспорил, отстоял свое право на щенка, который стал продолжением меня самого, и спорил с ним и впредь по вопросам, которые оставались для меня важными, не боялся подать голос и высказать свое мнение. Это первое, чему научил меня Призрак – понимать, что важно, и бороться за него.
Рейнис понравился снимок, и мы решили, что хотим забрать его сюда, в эту квартиру. Чтобы не только наше настоящее и будущее, но и прошлое перебиралось сюда, время, которое мы провели друг без друга, приходило за нами вслед, напоминая хорошие моменты и сообщая, что теперь, такие моменты у нас с ней разделены на двоих. Их тоже хочется запечатлеть, оставить на полке снимок в красивой рамке, простую картинку, за которой скрывается история. Но не все сразу. А пока мы вечером, оказавшись недалеко от дома мамы, решаем забежать и забрать фотографию себе, мама не будет против. У меня с собой есть ключи, и я совершенно без задней мысли открываю замок, зная, что мама обрадуется нашему приходу даже без предупреждения, такой вот сюрприз. Но уже нас самих ожидает сюрприз – мы нос к носу сталкиваемся не с мамой, а с Эртуром Дейном, который выглядит, мягко скажем, не так, что просто зашел одолжить у мамы соль, а явно задержится здесь подольше, да и не в первый раз. Пока я растерянно соображаю, у него этот процесс происходит намного быстрее, и он, понизив голос, быстро командует, мол, дети, кыш в комнату, и не вылезать, и Рейнис быстро тянет меня внутрь квартиры, исполняя указание, и мы с ней оказываемся в крайне неловкой ситуации. Я знаю, что, наверняка, уже покраснел.
В комнате тихо, но мне понятно, что выходить куда-то сейчас не стоит вообще. Озадаченно смотрю на Рейнис.
- По-моему, мы замурованы. Видимо, надолго.
Вот тут я даже не знаю, как реагировать, я сам как-то был в похожей ситуации на месте Эртура, но Рейнис не было дома, и вышло не так смущающе.
- Нужно было позвонить, прежде чем приходить, получилось очень неловко. А я еще думаю, что-то мама стала звонить реже. Ты знала, что у них уже все так? Ну, мама, дает.
Сажусь на кровать, осматриваюсь вокруг. Не хочется портить маме вечер, но все равно вся ситуация очень неудобная. А еще Призрак один дома, и мы не выберемся.
- Как минимум до утра мы в плену моей старой комнаты.
Усмехаюсь. Мама нас не видела, а утром настанет новый день, и о нем мы подумаем утром.
- А Эртур сообразительный. Быстро среагировал на нас.
Кошусь на дверь и начинаю смеяться, представив всю картину его глазами. Мне тоже есть, что вспомнить.
- Я, когда пришли твои кузины, растерялся, а он придумал план.
Отредактировано Marhold Fawley (2018-01-28 16:37:19)
Поделиться212018-01-31 13:28:33
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Все же Боги очень любят играть, думаешь ты, просыпаясь утром и смотря на спящего Джона, теперь уже зная все. Проводишь пальцами по его коже, натягивая вьющуюся прядь волос, а потом улыбаешься – ничего не изменилось.
Ничего не изменилось, не смотря на то, что теперь вы оба многое поняли: ваши настоящие имена достроили всю историю и закрыли недосказанности, которые были между вами, а картинка постепенно собиралась, дополнялась и продолжит делать именно это. Неназванные герои ваших историй обретают имена – Рейгар, Рейла, Эйрис… и теперь понять друг друга вы можете намного лучше, чем раньше. Тем более…
Тем более, теперь не нужно ничего скрывать. Это делает вашу жизнь проще. Первое, что ты делаешь, осознавая это, довольно прикрываешь глаза, а потом тянешься к прикроватной тумбочке, чтобы достать браслет со львом, держащим в лапах солнце, - старый подарок дедушки, - и застегнуть его на запястье. Щелчок замка…
Щелчок замка напоминает тебе, что вчера, не желая отвлекаться на разговоры, ты не уделила внимание тому, что сказал Джон – Дени все знала, но никому не сказала. Думаешь о том, проболталась ли она Эйгону… и приходишь к выводу, что она не смогла бы удержать язык за зубами. В итоге берёшь телефон Джона и пишешь от его имени сообщение брату с контекстом «Привет, я все знаю, ты – Эйгон, я – Джейхейрис». И усмехаешься, пусть мальчики сами разберутся и сами поговорят.
Поговорят они позже, потому что Эйг явно ещё спит, а вам нужно собираться вылетать. Целуешь мальчишку, привычно и правильно, вместо пожеланий доброго утра. И, пожалуй, не хочешь никуда торопиться, но самолёт не ждёт. В итоге вы быстро собираетесь.
Быстро собираетесь, исправляя весь тот бардак, что устроили Призрак и Джон. Точнее Джон устроил, а Призрак объяснил. Нельзя же винить в чем-то милое пушистое создание, в конце концов! Определенно…
Определенно, нужно решить проблемы с перевозкой волка, подключаешь дедушку, который делает все быстро и точно. Тайвин Ланнистер всегда знает, как получить то, что хочешь, быстро и качественно. Благодаришь его, а потом шутливо напоминаешь о том, что твои братья жаловались на его строгость на лекциях. Джон же говорит о том, что ему интересно, как дедушка отнесётся к нему вне контекста учебы, а ты смеёшься, откидывая прядь волос с лица, когда закрываешь темно-синюю дорожную сумку с самым необходимым, которую вы возьмете с собой в салон самолета на всякий случай.
- О, он будет относиться к тебе, словно к внуку родному, поверь мне. Вот как к Эйгону, - в глазах пляшет смех, ведь к твоему брату дедушка предъявляет двойные, а то и тройные требования и завышенные стандарты, вряд ли Джон этого не знает. – Визериса он принял рядом со мной только после того, как он попытался забрать Драконий камень под чутким руководством дедушки. Впрочем, бумаги так и не пригодились, потом случилось все…
Все то, что стёрло старого Визериса, превращая его в человека с болезненной зависимостью и отрицанием проблемы. Но есть то, что интересно…
- Почему вы не воспользовались бумагами? Это ведь важно. Не в контексте пафоса Рейгара на тему того, что он – обещанный принц. Это просто наследие семьи, - пожимаешь плечиками. – Дедушка ещё до рождения отца обходными путями отстоял Утёс Кастерли, а потом Мартеллы уже по программе выкупа одной из резиденций Водные сады. Родители и брат Маргери тоже взялись за это. Вы же в стороне, хотя документы готовы, просто в конце оказались никому не нужны.
Тем более, ты точно знаешь, что Визерис рассказывал об этом всей семье, он говорил тебе, что все его поддерживают. Неужели только на словах? Или им проще играть в воображаемые короны, чем сделать что-то? Тогда ты видишь в этом ещё одну причину того, что Лианна ушла, прихватив с собой Джона.
Джона, который говорит, что будет рад познакомиться с Тайвином и сам его поблагодарит. Киваешь головкой – правильное решение.
- Дедушка оценит, - хитро прищуриваешься, чтобы потом подшутить над ним его же словами. – Раз ты почти не боишься, не смотря на все слухи.
За разговорами время летит незаметно, в итоге вы совсем опаздываете, а ещё эти ужасные пробки. Ты миллион раз думаешь, что лучше всего добираться по городу на Валаре, а потом убираешь эту мысль из своей головы… до возвращения обратно, не более.
Более того, ты рада, что вы успеваете. Но салон самолета несёт новый сюрприз… видео-реклама, которая заставляет Джона краснеть и прятать глаза, а тебя смеяться и шутить, вспоминая обещание Оберина, которое он дал вам, дочерям-племянницам, ещё в детстве об особом кастинге с пристрастием. Зная дядю… в каждой его шутке есть только доля шутки, а уж в обещании… Джон же говорит о том, что кастинга не было, ведь ты не знакомила их вне рамок его нового призвания, а ты смеёшься звонко и чисто…
- Слушай, я должна тебя предупредить, что про обещание Оберина я не шутила, - пожимая плечиками. – А вне рамок модельной карьеры познакомлю. И с ним, и с его женой и любовницей – они вместе живут. Они классные.
Пожимаешь плечиками. Ты любишь Дорн, не смотря на то, что поведение дорнийцев и их нравы многие до сих пор считают ммм… всем, что угодно, кроме вписывающихся в рамки. И тебе это нравится. Ты любишь Дорн и принадлежишь ему и Кастерли, а не Королевской гавани, как Джон связан с Севером.
- Скажи мне, восходящая звезда рекламы, какие ещё скелеты в твоём шкафу, мм? – прищурившись.
С Севером, но шутит о кастингах и рекламах, целуя тебя, а ты смеёшься. Все же идея уехать на отдых была прекрасной… думая об этом, засыпаешь, чтобы проснуться только перед приземлением. А там…
А там снег, отражающий свет, прыгающий в него Призрак со светящимися алыми глазами, ловящий снежок от Джона и отель-Стена. Джон, кажется, на секунду задумывается о чем-то, ты внимательно на него смотришь, но молчишь – сам расскажет… До ужина вы успеваете покататься, а потом ты вспоминаешь…
Ты вспоминаешь, что мальчик с Севера хотел попробовать виски, прикоснуться к Дорну… Почему бы нет. В итоге на вашем столе прекрасный выдержанный напиток, ты разливаешь его по стаканам, довольно щурясь. Джон пьёт, а потом к нему попадает микрофон, на который он смотрит странно, пытаясь передать тебе, но, получив отпор, начинает петь. И неплохо. Ты усмехаешься, думая о том, что звезда рекламы рискует стать звездой сцены. Когда он снова рядом, заплетак у него уже языкается, когда он долго, упорно, путая слова признаётся в любви. Ты тихо смеёшься, вставая.
- Я тебя люблю, - вторишь ему, легко целуя и беря его за руку. – Пойдём.
Вам пора, кажется, кому-то пора спать, чтобы завтра вспоминать все. Но, определенно, кому-то много наливать не стоит, думаешь ты с тихим смехом.
С тихим смехом ты открываешь дверь, вы заходите в комнату… когда раздаётся звонок, Джон берет трубку, а ты знаешь, что это – Эйгон. Пожалуй, не очень трезвый Джон сейчас скажет что-нибудь интересное и брату, а завтра будет вспоминать и это. Ты садишься в кресло и наблюдаешь, слушаешь, тебе любопытно.
Возможно, решение придти сюда, к матери Джона, было правильным, думаешь ты, заходя в ее квартиру, замечая те детали, которые ускользнули из твоего поля зрения в первый раз. Через полчаса и половину выпитой бутылки коньяка ты уже уверена в том, что это было блестящей мыслью.
Блестящей мыслью. С Лианной легко. Она, действительно, какая-то странная, как и говорили тебе, но в хорошем смысле: болтает обо всем, не контролируя поток речи, как все нормальные взрослые. Но нормальность в этом плане – порок.
Порок, которого здесь нет. В итоге с разбора ситуации вы переходите на тему «Рейгар – мудак», ты даже рассказываешь, что мама хотела, чтобы вы общались с братом, а Лианна говорит, что ей никто не рассказал об этом, она не знала. В итоге тема становится выводом, вы пьёте за это и закрываете ее, переходя на новую.
Переходя на новую бутылку коньяка и тему – альбом с фотографиями. Ни на одной нет Рейгара или кого-то из его семьи, зато есть близкие Лианны, о которых она рассказывает, улыбаясь, даже когда ее язык заплетается, впрочем, твой не лучше, ведь почти пустеет вторая бутылка, а ты даёшь Лианне свой телефон, который она подключает к колонкам, музыка гремит…
Музыка гремит на весь дом, но вам весело и все равно. Она достает перелистывает альбом, рассказывая истории. Тебе интересно, ты слушаешь внимательно, на сколько это возможно в вашем состоянии. Время…
Время летит незаметно, вы уже строите планы на плаванье с акулами, - а ты убеждаешься, что с ней весело, - когда раздаётся телефонный звонок. Лианна отвечает и смеётся в трубку, а ты тоже смеёшься с ней – весело же.
Весело же, думаешь ты, когда она возвращается, а потом почти сразу, - точнее это тебе так кажется из-за коньяка, - появляется Джон. Ты хлопаешь в ладошки и предлагаешь ему коньяк. Хороший, фирменный, Мартелл! А он отказывается!
- Как можно отказаться от коньяка Мартелл? – возмущённо.
Возмущённо, а потом переводишь взгляд на Лианну, которая во всю болтает, и возмущение уходит – становится снова весело.
- Если бы не ты, то я подумала бы, что вы, северяне, не умеете веселиться, - фыркаешь.
Фыркаешь вместе с ней, когда разливаешь ещё по стакану, а Джон идёт на инспекцию холодильника. Ты пожимаешь плечиками, смеёшься и продолжаешь ботать и строить планы. Потом Джон садится рядом и обнимает вас обеих, шепчет тебе про телефон, а ты лишь пожимаешь плечиками и показываешь на мобильный, подключённый к колонкам.
- Мы хотели танцевать, - киваешь головкой.
Киваешь головкой, думая о том, что до сих пор хочется, в общем-то, вы же не успели выполнить этот план.
- Пойдёмте в клуб? – Лианна.
Лианна говорит, а ты восторженно смеёшься и встаёшь, тянешь ей руку, соглашаясь, шепча что-то о том, что мама, - именно мама, - знает толк в развлечениях. И как-то пошатываясь обе идёте к двери.
- А ты с нами?! – но вместо этого…
Вместо этого вы почему-то снова на ковре среди фотографий, ты удивленно смотришь на Джона, ковёр, пиццу… и находишь такое же удивление на лице Лианны, сын которой пытается что-то говорить, воркуя с вами… как с трехлетними детьми.
- И ты будешь учить собственную мать есть пиццу? – с одной стороны.
- Зануда, - вторишь, кладя голову на плечо Лианне, добавляя шепотом, - С акулами поедем плавать без него. Но у меня есть друг, который присоединится!
Лианне, подмигивая ей, оставляя свой кусок пиццы во рту Джона, когда он пытается что-то сказать, делая ещё глоток коньяка и переворачивая бутылку, со вздохом осознавая, что ее содержимое закончилось.
- Мам, скажи Джону сходить за ещё одной! – складывая капризно ручки на груди.
Определенно, идея была просто гениальной.
Гениальной идеей сложно назвать ваш неожиданный приход в гости к маме, учитывая, что к акулам вы все же съездили, - забыв всех предупредить и получив потом, - и прихватили с собой того самого друга, о котором ты не в самом трезвом состоянии говорила Лианне. Вот познакомить их – верх ума, отличная идея!
Отличная была идея, думаешь ты, когда Джон открывает дверь, а вместо тихой квартиры в относительном порядке ты видишь разбросанные вещи, слышишь голос Лианны с «Я жду тебя» и видишь дядюшку Эртура Дейна, того самого друга, в очень не одетом виде. Взглядом смеряешь его от кончиков пальцев, до головы и одобрительно киваешь.
Одобрительно киваешь – Эртур поддерживает себя в форме. Пока Джон соображает, - ох уж эти северные дети, зависающие в такие моменты, - успеваешь обменяться с Дейном понимающими полуулыбками и хихикнуть на его «Дети, идите к себе хотя бы в комнату». Вот что значит настоящий дорниец - ноль смущения.
Ноль смущения, ты одобряешь. Насмешливо-дружелюбно желаешь Эртуру удачи в его начинаниях, - ты тоже Дорн, - и утягиваешь Джона в его комнату. Проводишь ладошкой перед его глазами и перестаёшь только тогда, когда видишь, что зрачки двигаются за рукой – значит, шок проходит. Но…
Но тебе так хочется посмущать Джона, ведь он обычно мило краснеет. А это тебя умиляет. Ты хитро прищуриваешься, когда он начинает говорить.
- Да, знала. Я их познакомила. Эртур дружил с Рейгаром, знаешь? А потом помог маме уйти от него с нами, перестав общаться с ним, - со смехом. – Не переживай, маме сейчас хм… очень хорошо.
Да, ты как-то забыла упомянуть Джону о том, что угроза взять с собой друга не была угрозой, и что этот друг был для Лианны. Пожимаешь плечиками, внимательно наблюдая за ним, пока берёшь фотографию, за которой вы пришли, и кладёшь ее в свою сумку, которую потом бросаешь в кресло.
- Чтобы не забыть, - вы можете.
Вы можете отвлечься и забыть то, за чем пришли. Внимательно смотришь на него, стягивая свитер, со смехом в глазах.
- Джон, ммм, - растягивая гласные. – Мне жарко… принесёшь воды?
Закусывая нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, смотря на него. Определенно, раз вы в плену, то стоит сделать запасы. И ты уже хочешь предложить ему наушники для звукоизоляции при походе, но решаешь не облегчать ему жизнь – он же должен мило покраснеть.
- Эртур, мой милый, из Дорна, а ты – Старк, - разводишь руками. – Дядя Оберин с лет четырнадцати на оргиях, это там так, как детский театр, вспомни, во сколько лет у него появилась первая дочь – Обара.
Разводишь руками, ведь этим и правда сказано совершенно все, а вот о Дорне… определенно, надо мальчика досмущать до конца. Включаешь музыку, начиная пританцовывать.
- Так что там с водой, ммм? – приоткрывая глаза.
Приоткрывая глаза, смотря на Джона со смехом в глазах. Определенно, ты любишь север в нем. Поэтому, наверное, и смущать тебе его нравится.
Поделиться222018-02-03 21:59:22
[NIC]Jon[/NIC]
Тайное всегда становится явным, и не всегда это плохо, наоборот, часто это может избавить от многих проблем. Теперь мы с Рейнис можем говорить друг другу все, не боясь каким-то образом случайно выдать тайну происхождения, и моего, и ее. Теперь мы знаем все, правда, только начинаем все узнавать в полной мере, наши истории будут дополняться еще долго, собирая разрозненные факты воедино. Но так лучше. Намного лучше без необходимости что-то скрывать и жить с оглядкой перед человеком, которого любишь.
Возможно, открывшаяся истина могла бы нас смутить. Младший брат и старшая сестра, живущие вместе, не всем это по нраву. Но мы оба понимаем, что по сравнению с тем, что приобрели, это неважно. Это не изменит ничего, что между нами есть. И я убеждаюсь в этом еще раз, когда Рейнис целует меня утром, как и множество раз до того, а я улыбаюсь и притягиваю ее, не открывая глаз. Но в это утро мы не сможем задержаться, у нас есть планы и еще целая куча дел. С ними мы справляемся, не без помощи, но успеваем сделать все и летим на Север. Каникулы, отдых. Счастье есть.
Мы говорим о людях, с которыми оба знакомы, но совсем в разных образах для каждого. Тайвин Ланнистер раньше был для меня только грозным преподавателем, а теперь выясняется, что он дедушка Рейнис и Эйгона, и это много значит. Для него тоже скоро сложится картинка, друг внука и парень внучки соединится с Джейхейрисом Таргариеном и его историей. А Рейнис говорит о бумагах. И Визерисе. Я даже медленнее начинаю собирать вещи, а, между прочим, я обещал все исправить и успеть в срок.
- Понимаешь, несмотря на все, мы с Визерисом не так уж много общались. С Дени да, мы с ней одного возраста, и у бабушки всегда были вместе. А, когда все это затеялось, я еще был несовершеннолетним, и не мог участвовать в этом так много, плюс, ведь был отец. И я не очень во все вникал. Как-то не оспорялось то, что делом занимается Визерис, а, когда все случилось… Видимо, я сын своего отца – просто оставил все на месте, бросил дело на полпути.
Я не взялся за это, потому что как раз тогда начался разлад между отцом и мамой, потому что бабушка сосредоточилась на Визерисе, обвиняя в произошедшем всех и каждого, и сам спрятался в раковину, не желая ворошить все это. И не до конца был уверен, что имею право продолжать уже от своего лица. Объявить себя Таргариеном тогда, когда прячусь за именем Джона Сноу, убегая от родства с отцом и его семьей. Хотя, так ведь оно и есть.
- Плохо то, что, получается, что все старания пошли прахом. Думаешь, я могу продолжать уже от своего лица? Я же присвою чужое, Рейнис, то, что мне не принадлежит. Или так я уговариваю себя, пытаясь сбежать от проблем?
Это серьезная тема и серьезный шаг. Мне придется снова встречаться с отцом, разговаривать с ним, вести какие-то дела. Но, рано или поздно, это все равно произойдет, и лучше это буду я, чем кто-то посторонний. Я вздыхаю, закрывая крышку на чемодане – готово. И мы откладываем разговоры о делах, спеша в аэропорт, размещая Призрака, суетясь, торопясь, словом, занимаясь делами более простыми, но необходимыми в текущий момент. А в самолете нас отвлекает реклама, обсуждение Оберина Мартелла, мы шутим, предвкушая близкий отдых, а, прилетая, окунаемся в это все, на время забывая о делах.
Вечером у нас на столике оказывается бутылка виски, а потом в моих руках оказывается микрофон, а еще оказывается, что если начать петь, в это дело быстро втягиваешься, и скованность уходит, уступая веселью. Мне хорошо, мне весело, тепло и так спокойно. И я начинаю говорить. Слова все не иссякают, их все мало, я говорю и улыбаюсь, все это идет от самого сердца, и мне так хочется донести все, что я чувствую, так, как оно на самом деле есть. А Рейнис встает и, поцеловав, говорит, что тоже любит, и мы с ней уходим в номер, подальше от людей и посторонних глаз. Я иду, а вокруг меня все кружится, я обнимаю ее, снова шепчу что-то на ухо, но, стоит нам переступить порог, слышу звонок телефона. Эйгон. Мы с ним так и не поговорили о том, что я узнал.
- Эйгон звонит. – Показываю я Рейнис экран телефона, где номер брата до сих пор именуется «Эймон». – Алло.
Падаю на кровать, слушаю о том, что вообще-то плохо улетать, даже не поговорив, и рассчитывать отделаться одной смской, и вообще, когда я узнал, и как это вышло, и где Рейнис, и еще много вопросов, которые странно проплывают мимо меня, растворяясь в тепле и умиротворении, к тому же, потолок комнаты тоже немного кружится, несмотря на то, что я неподвижно лежу. Я смеюсь, а голос друга и брата осекается, он зовет меня по имени – Джон.
- Это так круто, что мы с тобой на самом деле братья. Я бы тебе обязательно позвонил, просто мы здесь с Рейнис, ну, помнишь, ее подарок на новый год? – Смеюсь опять, Эйгон молчит в трубку. – Здесь так классно. И Призрак ужасно доволен. Я вас познакомлю, когда мы вернемся, вы точно подружитесь. Это тебе Дени рассказала, да? Ой, скажи ей, что теперь она может называть тебя и Рейнис при мне нормально, что все хорошо. Эйгооон? Ты здесь?
Трубка молчит еще немного, а потом голос фыркает и интересуется, что со мной, я что, пьян? Теперь уже мне стоит задуматься и замолчать. Смотрю на кружащийся потолок, поднимаю голову на Рейнис, тыкая в трубку пальцем и громким шепотом сообщая ей:
- Он спрашивает, не пьян ли я?
Смеюсь снова, глядя на телефон, качаю головой, и комната качается с ней вместе.
- Ммм, Рейнис, учить тебе меня еще и учить. – Подношу телефон к уху и радостно сообщаю в него: - Да. Я пьян. Такое со мной впервые. Это очень забавно, оказывается, все такое… Эйг, давай я тебе завтра перезвоню, а? Пока.
Нажимаю на кнопку отбоя и откидываю руку с телефоном, он выскальзывает из пальцев, падая на пол, но мне все равно, не разобьется же.
- Волнуется, говорит про какое-то смс. И откуда он узнал, что я узнал? Ты ему рассказала?
Я решаю, что хватит валяться, встаю и подхожу к Рейнис, беру ее за руки и тяну к себе.
- Рейнис? Давай потанцуем, м?
***
Мамина квартира как убежище для нас, сыграла свою роль, когда мы вместе ушли от Рейгара. Она никогда не была очень обжитой – мама жила в ней до того, как они сошлись с отцом, но время от времени мы бывали и здесь, у меня был здесь свой уголок, а у мамы – ее собственное пространство с его личными законами. Мама и кухня – два несовместимых понятия, из-за этого этим навыком пришлось овладеть мне. Правда, мне на самом деле это нравилось и нравится до сих пор. Это не так сложно и муторно, как кажется, и всегда приятно видеть результат своего труда и через него передавать заботу тем, кого любишь и хочешь порадовать. А еще это же такое поле для творчества. Зная собственный вкус, всегда интересно модернизировать чужой готовый рецепт и понимать, что только улучшил блюдо, сделал его более личной историей.
По картине, которую застаю, понимаю, что в этом плане мама не изменилась, но они с Рейнис прекрасно обходятся коньяком, и им его достаточно. Им его уже слишком много, сказал бы я, но пришел слишком поздно, а сделанного не вернуть. Есть подозрение, что поутру они обе что-то из сегодняшнего вечера забудут. А еще, что нам понадобятся минеральная вода, аспирин и какой-нибудь очень простой и легкий завтрак. Мне есть, с чем сравнить.
Так как мне есть, с чем сравнить, сразу отказываюсь от предложения присоединиться к распитию алкоголя. Как говорится, конечно, чем больше коньяка выпью я, тем меньше в итоге достанется им, но кто-то в этой квартире должен оставаться трезвым, мыслить здраво и присматривать за ситуацией. Присматривать нужно – я же вижу, с утра Рейнис и мама не съели ни крошки. Нужно что-то сделать хотя бы с этим.
- Видишь, оказывается, случается и такое.
Качаю головой, слыша возмущение Рейнис и усмехаюсь, когда она говорит, что мама развеяла ее представление о том, что северяне не умеют веселиться. Умеем, и еще как. Просто не всегда веселье должно быть приправлено парой бутылок чего-нибудь покрепче.
Когда я возвращаюсь, вижу, что янтарной жидкости в стаканах девушек прибавилось, и запоздало думаю о том, что нужно было как-нибудь незаметно изъять недопитую бутылку, но я уже этого не сделал, моя оплошность. Говорю о телефоне, а Рейнис показывает мне источник музыки, и я киваю, понимая.
- Утром будет тебе занятие читать мои смс.
Целую ее в макушку и обнимаю маму, а Рейнис поясняет, что им хотелось танцевать. Да, кто-то танцует, кто-то поет, а кто-то и то, и другое вместе, с двумя бутылками коньяка на двоих и море по колено, и все по плечу. А мама поддерживает идею и готовится реализовать сразу после ее озвучивания вслух. Они встают, но это их роковая ошибка – обе уже очень нетвердо держатся на ногах. Мне делать нечего, я ловлю их, снова обнимая обоих, и осторожно усаживаю среди разбросанных фотографий. Мне и самому интересно вспомнить, что запечатлено на снимках, и их я хочу отвлечь от желаний вставать и куда-то идти. Идти сегодня они смогут только по постелям, но пока отправить их туда я не сумею. Будем делать все постепенно. Вот, мы сидим на полу среди снимков, уже хорошо. У нас есть пицца, горячая, вкусно пахнет, это двойной плюс. Теперь дело за малым – соединить оба фактора вместе.
Беру кусочек и рекомендую маме и Рейнис последовать моему примеру. Следовать ему не спешат.
- Учить не буду, вроде бы, не надо, а накормить могу. – Отзываюсь я на вопрос мамы и кошусь в сторону Рейнис, которая называет меня занудой и опять что-то быстро шепчет маме на ухо. – Надо съесть, пока теплая, ну вы что, так вкусно пахнет же.
В этот момент как иллюстрация произнесенной рекламы, дескать, говоришь так, сам и ешь, мне в рот суют еще один кусок. Обидно, досадно, но…
- Да, второй кусок не хуже первого. – Жую, продолжая начатую тему. – Считаем, что за маму я съел, за Рейнис тоже съел, а за меня кто? Не упрямимся, ну? Всего по одному кусочку, и я от вас отстану. – Беру кусочек и подношу к Рейнис. – Пожалуйста, один, за Джона?
Смотрю на нее умоляюще. А она оборачивается на маму и так и называет ее – «мам». Суть произнесенного после этого обращения предложения для меня запаздывает.
- А ему продадут? – С сомнением во взгляде смотрит на меня моя мать. Хватаюсь за ниточку.
- Документов никаких у меня с собой нет. Так что едим пиццу, меня не выгоняем. Ой, мама, смотри, помнишь, это когда мы ходили в парк аттракционов?
Выуживаю из кучи снимков фото, на которое обращаю внимание. Мне года три, не больше, я сижу на карусели верхом на пластиковой лошадке и смеюсь.
- Между прочим, тот день – одно из первых моих осознанных воспоминаний. Мы катались на карусели, и мама, - показываю снимок Рейнис, ей же предназначается рассказ, - сидела на соседней лошадке, потом мы ели сахарную вату…
- А потом Джон расплакался на колесе обозрения, пришлось его забирать и успокаивать мороженым. Хотя колесо было высотой всего метра два с половиной, не больше.
Мама хихикает, я тоже улыбаюсь.
- Между прочим, когда тебе три, это кажется огромной высотой.
- Нет, просто это детское колесо, и с родителями туда не пускают, а ты хотел везде со мной.
Мама смотрит на снимок, наверное, вспоминая тот день, и рассказывает Рейнис дальше.
- Тянул меня за руку, не отпускал вообще, я еле его уговорила, но все равно, на долго его не хватило. Ты был таким милым. – Мама треплет меня по волосам, а смотрю на другие снимки с той прогулки.
- Может быть и так, я этого не помню.
Под эти разговоры успеваю всунуть маме кусочек пиццы, а она не замечает подвоха и съедает его, продолжая разбирать снимки. Может быть, под шумок получится продолжить успех?
***
Сложно предположить что-то более смущающее, чем ситуация, в которой мы оказались. Начнем с того, что при любом раскладе человек не всегда радуется незваным гостям, а, тем более, если он сам принимает в этот момент гостей, да не просто каких-то там, а очень и очень близких. Мама не говорила мне, что у нее роман. Не знаю, не хотела торопить события, или опасалась того, что я могу негативно на это отреагировать? Разве она знает меня недостаточно, чтобы не понимать, что я буду только рад за нее, если она найдет человека, которому сможет поверить, и который сумеет сделать ее счастливой, после того, что с ней сделал мой отец? Наверное, сложно, когда ты еще молода, а у тебя совсем взрослый сын. Но я горжусь своей мамой, и очень ее люблю, разве можно этого не понимать?
Смотрю на Рейнис, которая, в отличие от меня, не тушуется, а быстро выполняет указание, со скоростью молнии утягивая меня в мою старую спальню. Здесь, когда мы окружены стенами, я, наконец-то отмираю, чувствуя себя свободнее. Оцениваю всю ситуацию уже не с точки зрения неловкости – что сделано, то сделано, назад не вернешь, - а просто со стороны. Понимаю, что мне нужно восполнить пробелы в информации о собственной матери, с которыми, скорее всего, сможет помочь мне Рейнис. Возможно, будь у мамы не сын, а дочь, мне не пришлось бы делать этого, но я знаю, что в ней мама нашла ту самую дочь-подругу, не зря же они время от времени зовут друг друга именно так, дочь и мама. Мне, на самом деле, очень повезло, что они так хорошо ладят, но по некоторым вопросам я теперь оказываюсь за бортом. Впрочем, секреты «между нами, девочками», никто никогда не отменял. А она машет перед мои лицом ладошкой, как будто хочет вывести из зависшего состояния. Это меня тоже смешит.
- Кхм… - Подтверждение одному из моих умозаключений и странный вывод из другого. – То есть ты знала, что мы можем явиться, когда нас не ждут, и не остановила?
С удивлением приподнимаю брови. Впрочем, не знать все до конца могла и Рейнис, не каждый человек сообщает все подробности своей личной жизни кому бы то ни было, сколько бы он ни доверял ему. Что-то всегда остается за кадром, больше или меньше. О чем-то вообще не захочешь узнавать.
Например, о том, что сейчас происходит за закрытой в мою комнату дверью. Отсюда и неловкость за визит без предупреждения. Пожалуй, стоит прекратить эту практику и забыть ключи от маминой квартиры, теперь, когда в ней может оказаться кто-то еще. Думаю о том, что сидеть в комнате нам с Рейнис до самого утра, и представляю, как утром мы обнаружим свое присутствие, ведь вряд ли у нас получится выскользнуть из квартиры так же незаметно, как мы в нее попали. Мы и сейчас не обозначили себя, чтобы не помешать и не заставлять маму чувствовать себя неуютно в собственном доме. А уже после драки не машут кулаками. И даже хорошо, что мама поймет, что мы с Рейнис все узнали, и совсем не против ее и Эртура. Впрочем, надо бы познакомить его с Призраком. На всякий случай.
Пока я прихожу в себя, анализирую и делаю выводы, Рейнис выполняет то, зачем мы сюда пришли. Фотография меня и маленького Призрака (белый комочек шерсти легко тогда умещался у меня на руках) прячется в ее сумочке, а сумка отправляется на кресло.
-Да уж.
Я киваю, понимая, что она права, мы вполне способны забыть о том, какая задача привела нас сюда. Она кидает сумку, и я вижу в ее глазах смешинки. Знаю этот взгляд, он означает, что следом за ним обязательно что-то будет. Рейнис стягивает свитер, не сводя с меня взгляда. Вопросительно смотрю, слыша свое имя. А потом вдруг как будто закашливаюсь, слыша следующую просьбу.
- Ты считаешь, что сейчас самое время выходить за дверь? Мало мы пробежались по коридору, хорошо, почти ничего не увидели и не услышали.
В моем голосе сарказм, но я понимаю, что, вообще-то, забавного мало. Это моя квартира и моя мама, я мужчина, в конце концов. Я не могу отправить Рейнис на кухню саму, если она хочет пить, это, правда, мое дело. Я влип. А она старается не рассмеяться, это я тоже прекрасно вижу.
- Так сильно хочешь пить?
Смотрю взглядом, говорящим, дескать, я понимаю, ты специально это делаешь, вынуждая меня. И в то же время – что да, я встану и пойду, если ее ответ будет положительным, и ей это прекрасно известно. Вздыхаю, слушая ее комментарий относительно того, что Эртур среагировал на ситуацию очень быстро.
- Ну, прости, в Дорне я даже не был ни разу, так что… - Пожимаю плечами. О подробностях жизни Оберина Мартелла я тоже не особо осведомлен, но вспоминаю хотя бы себя с Призраком на фото, за которым мы пришли, и невольно отвожу взгляд. Какие там оргии, моей задачей в четырнадцать лет было переупрямить отца, чтобы оставить себе щенка. – И во сколько же? И я не Старк, Рейнис, в документах написано другое.
Я Старк по матери, но Таргариен по отцу, и этого не изменить. Забавно, что когда-то в чьих-то глазах это было моим главным преимуществом, а теперь едва ли не оскорбление. А Рейнис включает музыку (слава людям, придумавшим звукоизоляцию), и начинает двигаться ей в такт. Невольно сглатываю, смотря на это. Но тема с водой не закрылась. Адресую ей долгий и тяжелый взгляд, поднимаясь со своего места.
- Давай сразу, еще что-то принести? И выключи пока музыку, открытая дверь звук не скроет.
Направляюсь к двери и берусь за ручку. Как я дожил до такого? Хочется зажмуриться, съежиться, стать невидимкой и, желательно, отключить себе и другие чувства, променяв их на суперскорость или, еще лучше, умение переносить предметы на расстояние без контакта с ними. Но так бывает только в кино. Кажется, сейчас я начну смеяться, но нервно.
Отредактировано Marhold Fawley (2018-02-03 22:00:29)
Поделиться232018-02-12 15:50:25
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Жизнь не стоит на месте, иногда удивляя нас. В такие моменты мы зачастую думаем, что все не так, как нам бы хотелось, но на самом деле это – хорошо. Просто потому, что это – новое. Если мы будем жить без удивлений, то свихнёмся. А с ними все намного лучше.
Намного лучше не скрывать ничего, думала ты, задавая свои вопросы при сборах. Теперь можно было не скрываться, говоря имена и рассказывая старые воспоминания, не боясь попасться на истине или лжи. Это было проще.
Проще спрашивать о том, что тебя интересует. Поэтому вопрос о замке и о том, что Визерис занимался им, что не довёл дело до конца срывается, а Джон отчего-то замирает, начиная складывать вещи медленно, обдумывая. А потом говорит…
Говорит, что никогда не был близок с Визерисом, а ты киваешь головкой – он всегда был с тобой, вы были неразлучны, вряд ли у него было достаточно времени для близкого общения ещё с кем-то… Но ещё Джон несёт ересь…
Несёт ересь, а ты даёшь ему подзатыльник за сравнение с Рейгаром: он не похож на отца настолько, насколько это возможно, уж последний никогда бы не усомнился в своей идеальности как минимум. Мальчишка вообще Старк до мозга костей.
Старк до мозга костей, это видно. В нем нет того, что есть в вас. Только серьезность и желание жить правильно… ладно, с поправкой на маленькую и почти незаметную традицию Таргариенов, с поправкой на вас. Ты усмехаешься.
Ты усмехаешься, останавливая сборы на мгновение, прежде чем подойти к Джону и обхватить его лицо ладошками.
- Чтобы такой чуши я больше не слышала, - целуешь его в щеку. – И ты можешь продолжить. Тем более, второй пакет документов все ещё хранится здесь, где он и собирался.
В ящике твоего стола есть ещё один комплект, всегда был там. И тебя удивляло, что никто из семьи Рейгара не хотел его получить, лишь кидая в мир, людям слова о своих титулах, не забирая того, что их по праву.
- И ты ошибаешься, это и принадлежит тебе, если уж разобраться по уму, - пожимая плечиками.
Пожимая плечиками. Драконий камень всегда был местом наследника. Эйгон вырос Ланнистером, он носит фамилию вашего отца, поэтому потерял право на что-либо, как и ты. Впрочем, вы оба не жалеете. Но замок принадлежит Джону.
- Собирайся, - со смехом.
Со смехом, закатывая глаза, когда вы добираетесь до места, а потом ты учишь Джона пить. Первый блин, как говорится, комом: заплетак Джейхериса явно языкается, да так, что ты сомневаешься, что он способен выговорить своё полное имя. Ты лишь тихо смеёшься, ведь это даже мило.
- Кажется, я сворачиваю тебя с пути истинного, - когда идёте к себе.
Когда идёте к себе, а Джон все ещё говорит, продолжая начатую в ресторанчике речь. А потом переключается на Эйгона, который звонком реагирует на отправленное тобой с номера Джона сообщение, а потом, вслушавшись, спрашивает, не пьян ли брат, а ты начинаешь хохотать – раскусил. И сам «больной» явно осознаёт это, говоря, что тебе ещё учить его и учить, а ты закатываешь глаза.
- Мне кажется, это не твоя дисциплина, - сквозь смех. – Но можно сдать тебя Оберину на полгодика, там и прогресс найдёт тебя…
Прищурившись, смотришь на него, а он решает, что уже отдохнул. Обещая Эйгону перезвонить и роняя телефон, подходит к тебе и тянет танцевать, а ты снова смеёшься, обнимая его.
- А ты знаешь, почему Эйгон подумал, что ты пьян? Просто, помимо твоей речи, ты сказал ему о Призраке… думаю, он не понял, о ком речь, Дени расшифрует, - ты думаешь о том…
Ты думаешь о том, что Эйгон мог знать все. И хмуришься. Обязательно узнаешь дома, что было известно брату. Но а пока умиление пьяным Джоном, который все ещё пытается танцевать. Ты тихо толкаешь его к постели.
- Потанцуем чуть позже, сначала ты немножко полежишь, - укладываешь его.
Укладываешь его, накрывая одеялом, поднимая телефон с пола. Когда Джон засыпает, на тумбу с его стороны постели ставишь стакан воды и рядом кладёшь таблетку анальгина. Набор всякого юного последователя Дорна ему явно пригодится – утром постучится мигрень. Тоже ложишься и засыпаешь.
Засыпаешь, чтобы на утро приоткрыть глаза и с любопытством наблюдать за просыпающимся Джоном, который забавно хмурится.
- Держи, - протягиваешь ему таблетку и стакан с водой, сначала взяв их, наклонившись через него. – Ты как?
Легко целуешь его в щеку. И жаль его, и умиляет, и смешно одновременно. Качаешь головкой в такт своим мыслям.
- Старкам больше не наливать, - шутишь.
Шутишь, обнимая его, чувствуя, что утро вы проводите в постели явно. Тянешься к телефону, заказывая завтрак в номер, а потом перебираешь его волосы, зная, что это помогает от раскалывающейся головы хотя бы как-то.
Ты искренне не понимаешь, как можно отказаться от коньяка Мартелл! Или от вина из Водных садов! Это же многолетняя, вековая семейная рецептура. Идеально сбалансированный вкус, прекрасный цвет! Как можно этого не понимать?! Ты возмущена.
Ты возмущена, смотришь на Джона с искренним негодованием: ничему мальчишку жизнь с тобой не научила… даже ценить прекрасное в виде алкоголя. Но ничего, у вас ещё много времени и ты, разумеется, наверстаешь упущенное в его образовании… алкогольном.
Алкогольном, думаешь ты, хитро прищуриваясь, забывая своё собственное обещание Старкам больше не наливать. Наливать надо как раз БОЛЬШЕ. И…
И надежда явно есть: стоит посмотреть на Лианну, чтобы понять, что северяне умеют веселиться и пить. Пожалуй, надо будет подговорить ее на экспресс-курс для сына по досугу. Ты смеёшься своей мысли, не делясь ей, а потом шепчешь ее на ухо матери Джона.
Джон же говорит про смс, а ты смотришь на него непонимающе: какие такие сообщения.. Ладно, разберёшься как-нибудь потом.
Потом, а пока ты смеёшься над тем, как Джон уговаривает вас поесть. Зачем есть, если можно пить?! Ты смотришь на него непонимающее, делая глоток, думая о том, что стоит отправить его, как единственного серьезного, - читай как трезвого, - за добавкой, но Лиа явно сомневается, что ему продадут… И в этом есть смысл.
- Да, точно, ничего ему не дадут… младшенький, - расстроенно вздыхая. – Где взять старшего брата?
Как-то не очень связано, но зато вполне честно – старший брат бы мог сходить за коньяком, ему бы продали!
- А он ещё и документы не взял… ты же не обманываешь нас? – серьезно.
Серьезно смотря на Джона, а потом снова рассредотачиваясь, слушая воспоминание от матери и сына, с интересом подтягиваешься к ним и фотографиям, по наитию беря кусочек пиццы. Да, пожалуй, ничего так. Слушаешь истории и довольно улыбаешься.
Довольно улыбаешься ровно до того момента, как Джон не начинает разводить вас спать. Там вы обе хнычете, но потом все же он совершает невозможное – укладывает вас: ты слабо помнишь, как он увёл Лианну, а вот с тобой сработал простой и древний метод «закинул на плечо и пошёл, не обращая внимания на то, что по плечу бьют кулаком и что-то требуют». Ты что-то бормочешь перед тем, как заснуть.
- Твоя мама мне нравится, мы поедем в отпуск с ней, ммм… к акулам, вот…
Утро наступает неожиданно. В детской комнате Джона нет плотных штор, а ты не любишь свет, поэтому первые лучи тебя будят. Сам же хозяин помещения спит, явно иммунитет. Ты встаёшь, чувствуя легкое головокружение, но точно знаешь, что час-два и все пройдёт, если нет – таблетка анальгина все исправит – богатый дорнийский опыт. Пока…
Пока в доме тихо, ты ходишь и рассматриваешь комнату Джона, трогая вещи, открывая ящики и доставая какие-то тетради, с которыми садишься за стол… а там фотография Джона и маленького Призрака, которая завладевает твоим вниманием.
Вы попали в довольно забавную ситуацию. Ты хихикаешь то ли от того, что Дейн не растерялся, то ли от того, что Джон мирно начал играть в «Я – бревно, с места не свихнусь». В итоге нечеловеческими усилиями, - сдерживая смех, - тащишь Джона в его комнату, закрывая за вами дверь. И только потом…
И только потом спускаешься по стеночке от смеха, помня о том, что есть звукоизоляция и вы никому не помешаете, смотря на Джона, который явно озадачен, а мыслительный процесс так им написан на лице. Так и хочется сказать только одно слово – Север.
Север, думаешь ты, когда машешь ладошкой перед его лицом, а он наконец-то оттаивает. Джон делает выводы, а ты смеёшься громко и чисто, думая о том, что все же Север, без примесей, чистый… и это тебе нравится.
Нравится, но вопрос звучит почти как обвинение, а ты решаешь поиграть. Прищуриваешься, смотря на него внимательно.
- Давай подумаем, ммм? – выводишь узор на его плече. – То, что они с Эртуром близки, я знала. Но, милый, мы с Лианной не ведём разговоры типа «Ты знаешь, сегодня я собираюсь заняться любовью со своим парнем, не заходи, пожалуйста». Это было бы дико, не находишь?
Тихо смеёшься, отходя к письменному столу и беря искомую фотографию, пряча ее в сумку.А Джон все ещё умиляет.
А Джон все ещё умиляет, то уходя в себя, то возвращаясь. Вот что значит, шок ребёнка? Ты тихо смеёшься, стягивая свитер и включая музыку, прося Джона… принести воды. А он явно не желает выходить никуда.
- Ммм… а почти ничего не увидели – это обнаженный Эртур? Ты знаешь, для своих лет он очень даже хорош, хотя в принципе хорош, - со смехом. – А ещё он – наш с Эйгоном крёстный. И я рада, что познакомила их с Лианной.
Смеёшься, в отличии от Джона ты вполне довольна тем, что увидела… и что план удаётся явно. Ты рада за крестного и его маму.
- В четырнадцать, - пожимая плечиками. – И где моя вода?
Джон милый, собирается за дверь так, будто там его ждёт семь казней, а ты начинаешь танцевать в такт музыке.
- И нет, ты – Старк, - со смехом.
Со смехом, подходя к нему и обнимая, когда он уже держится за дверную ручку, не прекращая танцевать.
- Дело не в документах. Дело в том, что здесь, ммм, - касаешься ладошкой места, где бьется его сердце. – А поездку в Дорн я тебе организую.
Джон прекрасно знает, что попытка пнуть его на кухню – это вовсе не желание пить, это игра, чтобы его смутить, ведь он так мило краснеет. И все игры нужно заканчивать вовремя. Ты притягиваешь Джона к себе и целуешь, делая шаг в сторону постели и стягивая с него футболку, совершенно не беспокоясь за порядок в комнате. За стенами, можно не думать.
Можно не думать до утра, когда вас будет звук бьющейся посуды. Ты открываешь глаза и внимательно смотришь по сторонам… Джон рядом.
Джон рядом, точно также проснулся на звук бьющегося стекла… это значит, что на кухне… И тут ты складываешь два плюс два, явно начиная бояться за жизнь, и переводишь взгляд на Джона. И довольно улыбаешься, видя на его шеи следы… странное, но удовольствие.
Удовольствие. Ты тянешься к нему, целуешь – даже когда Лианна грозит отправить вас в гости к врачу своей стрепней, утро нужно начинать правильно. А потом…
А потом просто сталкиваешь его с постели, не предназначенной на двоих, и довольно смотришь на него.
- Слышишь шум тарелок? Это они тебя зовут, только ты можешь им помочь: тебе пора предотвращать катастрофу: она на кухне такая же, как я… а я пока ещё посплю, - довольно заворачиваясь в одеяло.
Довольно заворачиваясь в одеяло, чтобы выйти на кухню только через час и увидеть у плиты уже Джона, который готовит. Подходишь и по привычке обнимаешь его сзади, целуя по собственным следам на шее.
- Как прошла лекция о здоровом питании для мамы? – со смехом.
Со смехом, оборачиваясь на Лианну и Эртура, которые заходят в комнату, желая им доброго утра и подмигивая крестному. Дорн не Север, вы смущаться не умеете.
Отредактировано Adelheid Fawley (2018-02-12 15:51:11)
Поделиться242018-02-18 21:28:23
[NIC]Jon[/NIC]
Бывает так, что тебе просто хорошо. И не так уж важно, что стало причиной, компания, атмосфера, настроение или алкоголь, скорее, виной всему сочетание факторов. Ты просто сидишь и понимаешь, что все так. Так, как должно быть, самым наилучшим образом. Север, снег, отель и отдых, наконец открывшаяся правда, и Рейнис, конечно же. Когда я начинаю говорить, то я говорю от чистого сердца, то, что чувствую, и этот поток невозможно остановить.
Получается его прервать только телефонным звонком, где взволнованный голос Эйгона – брата – тоже много и долго говорит. Я теряюсь в его словах, мне хочется начать говорить самому, что я и делаю, когда у меня появляется шанс. А, стоит мне ухватиться за шанс, меня уже не прервать.
Болтун, как говорится, находка для шпиона. Эйгон слушает и молчит, а потом смеется и делает вывод, который меня озадачивает, но я не могу с ним не согласиться. Оказывается, это очень забавно – понимать, что пьян и соглашаться с этим, вовсю оценивая новое для себя ощущение. Лежать на кровати и смотреть, как вращается потолок, тоже занятно, хоть и чуточку чудно. Я выговорился, и понимаю, что сейчас дальше разговаривать у меня просто нет сил. А вот сворачивать дальше горы, петь в караоке или еще что-нибудь такое – в самый раз. Рейнис говорит, что учит меня явно не моей дисциплине.
- Дело тренировок. – Я пожимаю плечами, выронив телефон из рук, но не огорчаясь из-за этого ни на миг. – Я же осилил валирийский. И я никуда не поеду, ты меня учишь, вот и все.
Мне хочется ворчать на предложение сдать меня кому-то, я хочу быть только с Рейнис, и сейчас, и вообще. Вообще-то, хватит валяться, теперь, когда разговор закончен. Встаю с кровати – теперь кружится не только потолок, вся комната медленно вращается перед глазами, но это мне совсем не мешает. Я иду к Рейнис с решительностью, тянусь к ней, а она меня обнимает, и я прижимаю ее к себе, не желая отпускать. Музыки нет, но это не проблема для желающих танцевать, правда же? А Рейнис объясняет, как Эйгон раскрыл меня и мое состояние.
- Думаешь, дело только в этом? – Я смеюсь, заглядывая ей в лицо. – Хотя, да, ты права, он же еще не знает о Призраке. Но ничего, Призрак теперь их сосед, скоро Эйгон узнает о нем все. Они поладят, это точно.
Начинаю танцевать, желая утянуть ее в ритм несуществующей музыки, правда, не уверен, что сейчас у меня это выходит хорошо, но с пением в караоке я тоже сомневался, а вышло вполне себе весело, мне даже понравилось. А Рейнис не хочет танцевать, она направляет меня назад к постели.
- Нет, я не хочу. Ну что, я настолько пьян, что не держусь на ногах? – Спрашиваю тоном, который предполагает единственно отрицательный ответ, как будто это просто очевидно каждому. – Рейнис…
Но она каким-то образом умудряется меня уложить. Стоит мне снова оказаться на горизонтальной поверхности, как я понимаю, что с места с больше сегодня не сдвинусь, а жаль. Мне так не хочется, чтобы кончался этот вечер. Рейнис куда-то исчезает из моих объятий, нахожу ее взглядом, подходящую с одеялом, и тяну ее за руку, вниз, на постель, к себе.
- Не уходи. Будь со мной.
Только рядом с ней я засыпаю, а перед тем, как сон окончательно берет надо мной верх, лишь бормочу:
- Все, что я сегодня сказал, все правда. Я просто хочу, чтобы ты знала. Ты и так знаешь, но…
Но здесь я уже теряю нить происходящего, проваливаясь в сон.
Утро совсем не такое прекрасное, как вчерашний вечер. Когда я открываю глаза, больше всего мне хочется снова их закрыть. Просто чтобы сбежать от тупой головной боли, которая неустанно сверлит мне череп. Я приподнимаю голову и со стоном снова роняю ее на подушку, прикрывая глаза рукой.
- За все хорошее обязательно нужно платить?
Это несправедливо. Но Рейнис рядом и, когда она тянется через меня за чем-то, ловлю ее, обнимая. Беру то, что она мне вручает, совершенно автоматически, рассматриваю стакан и ухмыляюсь, представляя себя со стороны.
- Думаешь, нужно?
Спрашиваю с сомнением. Что-то я не уверен, что мой желудок будет рад, если в него сейчас попадет что угодно, даже если всего лишь вода. Впрочем, пронизывающая голову боль пока кажется мне худшим испытанием, и я выпиваю таблетку, косясь при этом на Рейнис. Наверняка я выгляжу отвратительно. Падаю на подушки снова.
- Прости, уверен, выглядит это ужасно. Спасибо. Знала, что так будет, еще вчера?
Мне стыдно, но в то же время приятно знать, что она рядом, и что позаботилась обо мне. Я чувствую ее рядом все время – Рейнис легко касается губами моей щеки, обнимает, а, когда начинает перебирать волосы, мне кажется, что боль меня отпускает. Усмехаюсь опять, слыша шутку.
- Старки пока не хотят повторять эксперимент.
Я закрываю глаза, чувствуя, ее пальцы в волосах, обнимаю и прижимаю ее к себе.
- Сегодня у меня покататься нескоро выйдет. Прости снова.
Вздыхаю. Боль отступает под действием таблетки и заботы, и, когда приносят завтрак, меня уже не мутит от запаха еды. Утро мы проводим в постели, а к обеду я уже спокойно выползаю в люди. За все приходится платить, но и эта плата не кажется уже такой ужасной. Этот опыт был нужен, и не только в распитии алкоголя дело.
Но, рано или поздно, всему приходит конец. Так и наши каникулы заканчиваются, как будто мы успели только моргнуть. Начинаются суровые будни, новый учебный семестр. И, как бы сильно ни хотелось остаться в мире отдыха и беззаботности, самолет увозит нас назад, оставляя прошедшие дни прекрасными воспоминаниями с надеждой на то, что это лишь начало, и впереди нас ждет еще очень и очень много таких вот дней, и не обязательно они должны быть вне рабочих будней. Они обязательно будут, каждый день станет особенным хотя бы потому, что мы с Рейнис вместе, это уже делает основное дело. А дальше – мы сделаем сами. Много-много счастливых дней.
Но пока нужно привыкнуть как минимум к тому, что нужно заводить будильник и вставать по его команде, куда-то бежать, торопиться и суетиться, слушать лекции в университете, вливаться в работу на полную ставку в новом кафе. Организм сопротивляется такому издевательству над собой, и я подскакиваю на кровати под звон будильника, не сразу понимая, что происходит. Рейнис накидывает на голову одеяло, и я спешу отключить звонок, чтобы не мешать ей спать – она может еще не вставать так рано. Вздыхаю и, пошатываясь, тащусь на кухню. Даже Призрак за мной не спешит, и отчего-то мне кажется, что мое место в кровати окажется занятым, стоит мне скрыться в ванной.
- Везунчик…
Бормочу себе под нос, оставляя Рейнис досматривать сны. А вот мне нужен кофе. Тройная, пожалуй, доза. И, желательно, внутривенно.
***
Я понимаю, что попал, и это очень сильно меня смешит. Смешит, умиляет, и я искренне радуюсь тому, что вижу – хоть и с толикой беспокойства. Да, беспокойства мне теперь прибавится, но это же здорово, что Рейнис и мама так быстро нашли общий язык, даже несмотря на то, что в этом им помог коньяк, и языки у обоих из них скоро начнут заплетаться, а ноги плохо держат уже сейчас. После того, как Рейнис уехала из этой квартиры прочь, я волновался, думал, что теперь делать, ведь для меня важно, чтобы между ними не было зла. Но его и нет, напротив, я вижу очень много мира. Правда, мир – не всегда означает покой. Но мы справимся.
А пока меня пытаются угостить, после – отправить за добавкой, но мне на выручку приходит уже сомнение моей матери, я качаю головой.
- Конечно, нет. Я же не ношу их всегда с собой.
И это правда так. Другое дело, что я мог бы и не догадаться придумать себе такое оправдание, но мама подала мне мысль, и я ей воспользовался. Как бы там ни было, меня уже не гонят из дома прочь, а я нахожу фотографии, которые очень давно не видел. И вспоминаю то, что связано с ними. Мама и Рейнис присоединяются ко мне. Моя жизнь цветными картинками рассыпанная на полу. Думаю о том, что эти кусочки жизней нам с Рейнис тоже еще лишь предстоит собирать как паззл, показывая друг другу, расставляя в хронологическом порядке, делясь чем-то. Теперь, когда можно ничего не скрывать, этот процесс пойдет намного быстрее. И эти фото и истории, которые мы рассказываем с мамой – начало его.
А вот день нужно заканчивать. Я вижу, как маме удается все сложнее удерживать внимание на чем-то, о чем мы говорим. Рейнис держится гораздо лучше, мама не сдается, но я понимаю, что пора заканчивать вечер воспоминаний, нужно спать. Маму я увожу в ее спальню, накрываю пледом, а она хватает меня за руку, когда я собираюсь погасить свет, и шепчет сонным голосом:
- Джон, она классная…
И я понимаю, что это правда то, что мама думает о моей девушке.
- Да, мам, она лучше всех.
Рейнис же мне не увести так просто. В итоге приходится просто унести ее, не обращая внимание на все протесты, и изо всех сил стараясь не смеяться. А вот выбора, где нам расположиться с ней немного. Моя старая комната, немного смущающее оказаться здесь уже взрослым. Комната помнит меня мальчишкой, и многое осталось здесь с тех времен. Кровать здесь слишком узкая, но мы с Рейнис сможем уместиться. Я укладываю ее, обнимаю и прижимаю к себе – иначе и не получится, но мне это даже нравится. И мне нравится слышать ее сонное бормотание, часть которого я готов списать на коньяк, а часть повторяет слова мамы, которые я услышал, оставляя ее спать.
- Я очень рад, что вы подружились. – Легко целую Рейнис, путаясь пальцами в прядях ее волос. – Прямо к акулам?
Но она уже засыпает и не может мне ответить.
Сплю я, вопреки ожиданиям, крепко. Мне совсем не мешает свет, и движение Рейнис мой организм тоже оставляет без должного внимания. Когда я, наконец, просыпаюсь, я вижу, что она уже встала, сидит за столом, перед ней открытая тетрадь, но она держит в руках что-то, тоже какое-то фото. Понимаю, какое, и улыбаюсь, выбираясь из-под одеяла и подходя к ней, заключая в кольцо рук, убеждаясь, что угадал правильно.
- Призраку здесь не больше месяца. – Я смотрю на себя, слишком быстро вытянувшегося и нескладного, растрепанного и ужасно счастливого, с щенком на руках. – Мы нашли щенков, когда гостили у дяди на Севере. Как ты? Ты слишком рано встала. Идем назад.
Целую Рейнис в волосы. Я волнуюсь, вспоминая собственное состояние, но мне кажется, что для нее все проходит полегче. Мама еще спит, и я тяну Рейнис обратно, укладываю ее рядом с собой, и потом рассказываю о том дне, когда дети Старков и я обрели самых верных своих друзей. На фото мы оба маленькие, но мне нравится этот снимок и эмоции, которые он несет. А потом я спрашиваю то, о чем давно хотел спросить, но все никак не спрашивал.
- Рейнис… Ты решила найти меня, то есть, Джейхейриса, своего брата, в этот новый год. Почему именно сейчас? Не раньше и не позже?
Беру ее руку, переплетаю со своими пальцы. Звучит странновато, как будто раздвоение личности, но так уж у нас повелось.
- Я не искал вас, потому что не думал, что вы захотите общаться. Все-таки из-за нас с мамой произошло много того, о чем не хочется вспоминать. Думал, что так оно и есть, чувствовал вину. И я очень рад, что ошибался, и что правда открылась нам сейчас.
Теперь мы можем быть свободнее, но мне интересно, что же изменилось, почему Рейнис решила наконец сделать это. Она всегда считала меня братом, никогда не списывала со счетов. Я тоже знал, что у меня есть сестра и брат, но я думал, что они не думают обо мне. Я рад, что это было не так. И я рад, что наша жизнь сложилась так, как сложилась.
***
Ситуация, конечно, донельзя неловкая, но это не мешает ей быть смешной. Классика жанра – когда дети застают родителей, или родители детей, в какой-то неудобной ситуации, и как потом все выходят из нее. Мне, конечно, давно не пять лет, чтобы придумывать какие-то объяснения, когда все и так понятно. Да и я знаю свою маму достаточно, чтобы понимать, что сочинять, врать мне она не будет. Мы с мамой всегда жили так, заботясь друг о друге, и сейчас, когда мы живем порознь, в этом ничего не изменилось. Мама знает, каким человеком я стал, и она доверяет мне, она может говорить со мной свободно, не делая скидку на то, что я ее ребенок. И я так же.
Так же, но все равно мама – это мама, а я ее сын. И личное пространство каждого из нас должно быть обособленно, мы оба понимаем его ценность. А тут вышло, что я невольно влез туда, куда меня не звали влезать, как будто шпионил за ней, стараясь вынюхать что-то. Знаю, что мама не спросит объяснений, но мне неприятно раскрывать секреты людей раньше времени, когда они готовы о них рассказать. Мама бы не скрывала факт того, что у нее появился кто-то, а я, разумеется, не был бы против этого.
Улыбаюсь, думая о роли Рейнис в этом всем. Я могу доверять Эртуру хотя бы по этой причине – Рейнис не пожелала бы моей маме плохого, она, правда, познакомила ее с человеком, которого считает подходящим. И на мой вопрос она дает развернутое объяснение, что он не просто случайный знакомый, а близкий ее семье человек. Она знает, что я переживаю за маму в любом случае, но я верю ей, а, стало быть, поверю и ему.
Мне неловко, а Рейнис забавно, и я осознаю, что сейчас ее цель – смутить меня. Наверное, она хочет, чтобы и я сбавил градус серьезности, посмотрел на все иначе. Не могу не улыбаться, когда она, смеясь, сползает по стене вниз. Не могу не обнять ее, когда она подходит ближе, отвечая на мой вопрос, вырисовывая замысловатые рисунки у меня на плече. Смотрю на нее так же, как она на меня – дескать, я все понимаю, вижу, что ты затеяла. Но, честно говоря, несмотря на саркастичные взгляды в адрес Рейнис, я люблю эту ее черту. Я люблю ее всю, и мне нравится, как смешинки загораются в ее глазах, нравится слышать ее смех. Я все понимаю, но все равно не могу не покраснеть, слыша гипотетический ее разговор с моей мамой. Я краснею и смеюсь, пряча лицо в ее волосах, прижимая ее к себе.
- Да уж, не хотел бы я, чтобы вы заводили такие разговоры. Это, правда, совсем чересчур. Но о наличии ключей от квартиры и без просьбы не заходить мне стоит не думать, а вспомнить про мобильный телефон и то, что по нему можно звонить.
Рейнис отходит к столу, оставляя меня без укрытия, убирает фотографию и продолжает говорить. Смотрю на нее, снова приподнимая брови и усмехаясь. Ну-ну, конечно, давай поговорим о том, что мы успели увидеть, а кто-то вполне себе оценить.
- Знаешь, мужчины не производят на меня такого уж впечатления. Вот был бы с нами твой друг Сэнд, возможно, он бы поддержал беседу.
Пожимаю плечами, но вторая часть рассказа меня смешит.
- Вот я и познакомился с твоим крестным. С дедушкой на парах, с мамой на работе. Но с ним вышло совсем экзотично, я даже не знаю, чего ждать дальше, по-моему, после этого меня уже не удивит ничто.
Как говорится, никогда не говори никогда. Семья Рейнис большая, и кто знает, какие сюрпризы еще возможны. Но мне, правда, просто не приходит в голову что-то более экстравагантное, чем сегодняшняя встреча.
- Познакомишь нас потом в эээ… Менее неофициальной манере, или можно считать знакомство состоявшимся заочно? Наверное, да.
И снова возвращение к теме воды. И никаких вариантов кроме единственного для меня. Зря я мечтаю о суперспособностях, их не будет. Я уже почти готов выйти из комнаты, когда Рейнис со смехом подходит ко мне. Она все еще танцует, когда обнимает меня, и я невольно тоже начиню двигаться в такт музыке, ее движение передается и мне тоже. Замыкаю руки в замок, обхватывая ее, когда она касается моей груди и говорит о Старках. Я Старк лишь наполовину, но эта половина скрыта за другой фамилией и именем, которые навсегда останутся со мной. Впрочем, то, кто я есть, говорит о гораздо большем, чем то, что кто-то когда-то написал, и Рейнис видит меня насквозь, называя так, она знает, какой я человек. Накрываю ее руку своей, оставляя поцелуй у виска.
- Как ни назови, суть останется одна. Я Джон, и ты знаешь, какой я. А в Дорн – поедем. Мы были на Севере, теперь настанет очередь Юга.
Поцелуй делает мир за пределами комнаты маленьким и незначительным, чем-то, что может подождать, хотя бы до утра.
А утро врывается в него резко звуком бьющейся посуды, и такое пробуждение мне не нравится. Я хмурюсь, чувствую движение, и машинально прижимаю Рейнис ближе к себе. Но осознание, где мы и чем чреват этот звук все-таки заставляет меня проснуться и подчиниться обстоятельствам.
- Мама пытается готовить. Мне страшно представить.
Тру рукой глаза, мне совершенно не хочется вставать, но, кажется, если я хочу, чтобы все сегодня выжили, мне придется это сделать. Ну и не подставлять же маму, в самом деле, нужно ей помочь. Смотрю на Рейнис, не выпуская ее из объятий, она тянется ко мне – то, что утро ворвалось так внезапно еще не значит, что его не получится исправить, и я улыбаюсь сквозь поцелуй, когда вдруг лечу на пол, не ожидая подвоха. Сажусь на полу, смотря на кровать обвиняюще.
- Это было совсем не гуманно, разве так поступают с теми, кто готовится спасти мир?
Посмеиваюсь, потирая ушибленный локоть, видя уже только сверток из одеяла, которому, наконец, хватает места – здешняя постель узкая, дома мы привыкли к другому. Целую девушку в торчащую из свертка макушку, обнимая, и иду совершать подвиги во имя добра. И желудков, конечно, тоже. Успеваю умыться, в зеркале вижу свое сонное лицо, но замечаю не только его. Следы на шее, касаюсь этого места пальцами и негромко смеюсь, косясь на комнату за дверью. А в кухне вижу маму у плиты. Осколки крышки от сковороды еще лежат на полу, собраны только самые крупные, мама же сосредоточенно помешивает что-то лопаткой. Осторожно отстраняю ее, заглядывая в сковороду. Мда…
Плюс появления Эртура в маминой жизни – в холодильнике завелась еда. Так что завтрак мне есть, из чего приготовить. Собрать осколки, найти новую крышку, почти подходящую. Когда Рейнис появляется в кухне, все уже почти готово, пахнет кофе, жареными яйцами и беконом. Появление Рейнис я прежде всего чувствую – руки привычно обхватывают меня сзади, и я чувствую мягкое прикосновение к шее – знаю, почему именно там.
- Примерно так же, как лекция о чудесах косметических средств для меня. – Снимаю порцию поджаренного бекона, чтобы положить последнюю на сковороду. – Но я ей не воспользовался, как, думаю, и она моей.
Оборачиваюсь и целую Рейнис, обнимая. В это время на кухне появляются и остальные присутствующие, или, можно уже сказать, члены семьи? Завтрак в семейном кругу, куда я как-то быстро записываю Эртура. Вспоминаю слова Рейнис о нем и сам наблюдаю, мне кажется, я хочу, чтобы у них все вышло хорошо. А после завтрака мы собираемся и уходим к себе.
Дом, квартиру Рейнис я не могу назвать как-то иначе, а другую квартиру язык не повернется уже назвать домом. Дома нас ждут – Эйгон и Дени, которых мы не предупредили, что пропадем, и Призрак, которого тем более не предупредили. Мне даже совестно видеть его встречающим нас, но Рейнис обнимает его, выуживая из сумки принесенную фотографию. Я смотрю на Призрака сейчас и вспоминаю, как тогда держал его на руках, крошечного, глаза только-только открылись. Мы вместе росли, он был мне самым близким другом, всегда чувствовал все острее, мое второе я. Я тяну руку, чтобы погладить белую шерсть волка, но у него, видимо, другой план. А вот воспоминания у нас общие.
Маленьким Призрак запрыгивал мне на руки, но сейчас он намного больше, только ему это не мешает попытаться это повторить. Я лишь вижу момент прыжка, и все, дальше лишь белый мех, кругом только он. Этого я не ожидаю и, удивленно вскрикнув, инстинктивно подставляю руки, чтобы его подхватить, но Призрак размером с меня, если не больше. Я падаю. Падаю, а Призрак валится сверху. Шерсть заполоняет все вокруг, и не торопится исчезать, а я беззвучно хохочу и не могу пошевелиться, даже подвинуть Призрака не могу. По-моему, за сегодняшний день я отбил себе все, что можно, но оно того стоит. Мне смешно ужасно, я все так же лежу на полу, и все так же пытаюсь вдохнуть, чтобы что-то сказать, предупредить Рейнис, что со мной все нормально, а не получается.
Когда я, наконец, могу шевелиться, я обнимаю волка и треплю его по шерсти, глухо выговаривая какие-то слова.
- Ты подрос с тех пор, друг, я больше не могу тебя удержать. – Призрак лижет мне лицо и, наконец-то, позволяет подняться. А мне не очень хочется. – Все нормально, Рейнис, я жив, и почти цел. Боги, Призрак, какой же ты тяжелый.
Снова начинаю смеяться, пробую подняться, но тело отзывается болью во всех местах. Это смешит меня вдвойне.
- Он классный, правда? Жаль, ты не видела его маленьким, только фото. Белый комочек меха, которому очень не нравились ботинки отца. Да и вообще, отец не нравился. У них взаимно было, но он был прав. Призрак всегда прав.
Отредактировано Marhold Fawley (2018-02-18 21:32:51)
Поделиться252018-03-02 17:10:16
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Джон пытается странно, но забавно танцевать, утягивая тебя с собой. Кажется, он слышит свою собственную музыку, которую напевает ему алкоголь в венах. Ты с любопытством и улыбкой наблюдаешь за ним, когда он говорит, что все дело в практике. И тихо смеёшься, понимая, что после завтрашней головной боли повторения он не захочет. В конце концов, это предсказуемо, ведь он такой Старк…
Старк, и, похоже, тебе это нравится. Фыркаешь себе под нос, думая о том, что это, возможно, странное наследство от Рейгара с его манией на девиц-Старков, но откидываешь эту мысль от себя, укладывая Джона в постель. А он, словно ребёнок, сопротивляется, спрашивая, не пьян ли он, явно ожидая определенного ответа. Но вместо этого ты смеёшься.
Пьян даже больше, чем ты думаешь. Первый раз всегда самый ммм… запоминающийся. Видимо, до этого перевоза алкоголя не было.
Ты смеёшься, ставя на тумбочку воду и кладя таблетку, когда Джон тянет тебя к себе, а ты поддаешься, забираясь под одеяло и обнимая его.
- Да, определенно, больше тебе не наливать, - касаешься губами его лба.
Касаешься губами его лба, чувствуя приступ нежности, а потом смеёшься, думая о том, что, определенно, вот он, твой младший брат, впервые напился в стельку… впрочем, по сравнению с некоторыми другими вещами это вполне себе нормально.
- Ну что, младший брат, завтра только чай, - улыбаешься.
Улыбаешься, отключая свет. А Джон начинает говорить о том, что произнёс ранее: ты, правда, знаешь, что он это и имел в виду. Он проваливается в сон, а ты ещё недолго перебираешь его волосы, следуя в царство Морфея. Утро…
Утро явно выдаётся интересное, особенно для новоявленных пьяниц. Ты улыбаешься, не открывая шторы на окнах, зная, что свет сейчас не лучший друг Джона. И не смотря на это, он все равно, снова падая на подушку, закрывает глаза. Да, в гостиницах явная нехватка штор блекаут. Ты тихо смеёшься, давая ему заготовленное лекарство, а затем перебирая его пряди.
- Да, тебе это очень нужно, - накручивая на палец локон. – Между прочим, ты вчера почти умолял меня научить тебя пить, говоря, что все дело в практике, что тебе нужно ещё больше занятий по этому предмету. Помнишь?
Накручивая на палец локон, внимательно следишь за Джоном. Тебе любопытно, как много событий вчерашнего дня он помнит.
- Знала, - киваешь головкой. – Так всегда случается с теми, кто впервые пьян.
Легко улыбаешься, думая о том, стоит ли рассказать Джону о его таланте к эстрадному пению. Но тебя отвлекает от этих мыслей вторая часть фразы. Он говорит, что выглядит ужасно? Ты закатываешь глаза.
- Эй, все не так плохо, как тебе кажется, - ободряюще.
Ободряюще, тем более, тебе все равно, как он выглядит. Это Джон, ты любишь его в любом состоянии, а не только в идеалистичном виде.
- И прекращай чушь нести. Полежим, отдохнём, ммм, - прикрываешь глаза. – Но поесть нужно.
Прикрываешь глаза, а потом берёшь телефон и заказываешь завтрак в номер. Джон медленно оживает, а ты думаешь, что за ужином обязательно подразнишь его, заказав пару-тройку стаканов виски. Дни…
Дни летят. В один из них вы оказываетесь на руинах замка Старков, ты осматриваешься, а Джон рассказывает тебе все, что знает от матери и ее семьи. Экскурсовода вы давно упустили из виду, да и зачем он… А Джон заикается о пещерах с источниками…
- Так чего мы ждём? Где вход? Вы же с Роббом их нашли, ты говоришь, что там есть выход к стене. Пойдём и найдём его. Фонарики в телефонах в помощь, - задеваешь его плечом.
Задеваешь его плечом, пробираясь за ленту-ограду и скрываясь за стеной, протягивая Джону руку. Кажется, приключения ждут… это азарт, который от крови матери. Ничего, его ты ещё познакомишь с Мартеллами, Джон поймёт, откуда все это.
А отпуск летит и таит. Вы возвращаетесь домой, у тебя ещё есть пару дней до практики, а Джону уже пора на пары. Ты спишь, когда слышишь будильник, и накрываешься с головой, совершенно не желая даже открывать глаз, не говоря уже о том, чтобы вставать. Звук быстро исчезает, - Джон всегда быстро отключает звонок, - ты чувствуешь, как он поднимается с постели и уходит собираться… А потом…
А потом аккуратный прыжок, - не резкий с желанием разбудить, - и под твоим боком что-то тёплое и мягкое. Призрак.
Призрак. Ты поворачиваешься к волку и обнимаешь его, зарываясь в шерсть. Обожаешь это огромное существо. И продолжаешь спать.
Спать, пока Призрак во сне не фыркает, а ты приоткрываешь глаза. Гладишь его по голове, слыша шуршание на кухне, - Джон спросонья и непривычки после отпуска, кажется, чуть громче, чем обычно, - и решаешь…
И решаешь… что пора вспомнить о том, что Джон тебе обещал – не пропускать пары вообще, с предлогами и без. Ты улыбаешься и, почесав призрака за ушком, встаёшь.
- Поспи, друг, - целуешь волка в макушку. – В следующий раз будем дремать вместе. А пока давай проверим, как Джон держит своё слово.
Открываешь шкаф, доставая из него коробку, появившуюся после очередного похода с Дени по магазинам с дедушкиной картой. Кажется, настало время ее содержимого – чёрного кружевного белья, а ещё в шкафу заманчиво висит белая рубашка Джона, накидываешь ее наверх, застегивая на одну пуговицу посередине.
- И пусть попробует слово не сдержать, - выходишь.
Выходишь, думая о том, что да, слово держать – это очень, очень важно. И обнимаешь Джона, готовящего кофе со спины, пробираясь руками под ткань его футболки.
- Ты рано встал, - шепотом на ухо.
Шепотом на ухо, прикусывая кожу, как ты привыкла и любишь делать. Запах кофе разносится по кухне. А ты, разрывая объятия, опираешься спиной на одну из тумб кухни, внимательно смотря на Джона с туркой.
- Как думаешь, твоя рубашка больше идёт мне или тебе? – дергаешь вещь.
Дергаешь вещь за единственную застегнутую пуговицу, расстёгивая ее. А потом переводишь взгляд на часы.
- Тебе уже пора, да, - вопрос-утверждение.
Вопрос-утверждение, ведь пары первые у него ведёт твой дедушка, а он не любит опозданий. Ты протягиваешь руку к Джону, проводя ладонью по его плечу, а потом из-за его спины на барной стойке достаёшь его телефон.
- Не забудешь, ммм? – наклоняя головку на бок.
Наклоняя головку на бок, напеваешь что-то себе под нос, наблюдая за Джоном и вместо него отключая кофе – готов.
Утром ты рассматриваешь фотографии на столе в детской комнате Джона, выбирая одну, самую интересную – он и маленький Призрак, больше похожий на один сплошной белый умилительный комочек на его руках. Джон обнимает тебя со спины, рассказывая о том дне.
- Расскажи подробнее? – тебе очень интересно.
Тебе очень интересно, ведь это тот момент, который отчасти изменил жизнь Джона, как твою изменил Валар. А он говорит о том, что ты встала рано, тащит тебя обратно в постель. Ты на секунду думаешь о том, что все это от того, что он боится, что после вчерашнего ты себя чувствуешь также, как он тогда, на Севере. Умиление.
- Джон, я в порядке, у меня богатый опыт – все каникулы с Оберином, - со смехом.
Со смехом, но он начинает рассказывать только тогда, когда Вы уже лежите. Ты слушаешь внимательно, а потом Джон задаёт вопросы, а ты легко улыбаешься.
- Мы пытались с тобой связаться. Сначала мама, мм, - ты киваешь головкой.
Ты киваешь головкой, Джон сам знает, что это в духе Элии – не переносить грехи отца на сына. И она всегда хотела, чтобы вы, дети, общались.
- Но отец по телефону ей сказал, что у него новая жена и новый сын, поэтому общение между нами не желательно, он говорил, что Лианна не хочет, чтобы ты знал нас, - пожимаешь плечиками. – Мне было тогда лет восемь, я разговор слышала.
Слышала, правда. Проводишь ладошкой по его щеке и улыбаешься. Думая, что все это совсем не важно.
- Мы всегда знали, что ты где-то есть и что ты наш брат. Но прошло много время… ммм… а потом мы с тобой заговорили о семьях. Пожалуй, мне показалось, что правильно будет показать тебе, что мы есть. А ты уже сам должен был решить, хочешь ли ты общаться с нами или следовать тому, что твои родители не хотят этого общения. Хотя видя Лианну, мне начинает казаться, что вся затея с нежеланием встречи принадлежала Рейгару, - фыркая.
Фыркая. Вполне в его духе. Ты вспоминаешь ещё кое-что и тихо смеёшься, машешь ладошкой, думая о том, что это точно правда – все дело в Рейгаре.
- Знаешь, он даже пытался говорить маме, что мой биологический отец – Эртур. Слухи такие ходили. Возможно, он сам их и распустил, чтобы не казаться чудовищем, которое в Новый год выставило из дома жену и двоих малолетних детей. Искал повод себя оправдать. И одни боги знают, как бы мне хотелось, чтобы эта ложь была правдой, - смеясь. – Ну ты же видел Эртура… сам понимаешь. Впрочем, он – мой крёстный. А отцом всегда будет папа, - ты любишь Джейме и улыбаешься, когда думаешь про него. – Наверное, мне нужно сказать Рейгару спасибо за его решение: благодаря его низкому поступку у нас настоящая семья. Твоя очередь… Расскажи мне, что было в твоей жизни до нашей встречи?
Ты легко улыбаешься, думая о том, что не поступи Рейгар так, как поступил, возможно, сейчас у вас все было бы совсем не так. Тянешься к Джону и целуешь его, запутываясь пальчиками в волосах.
Ситуация кажется Джону неловкой, а тебе очень смешной и забавной. Подумаешь… в Дорне и не такое можно увидеть, а ты там провела много, очень много каникул… а вот Джон… правильный Северный мальчик, который очень мило смущается, когда не то, что видит, а слышит твой гипотетический разговор с его мамой. Ты думаешь об этом, когда просыпаешься утром и наблюдаешь за ним. Старк такой Старк.
Старк даже соглашается, - но не с первого раза, - что он Старк. Хоть и не прямо. Ты смеёшься, когда мальчишка выходит спасать вас… потому что пробовать стряпню Лианны явно не самое веселое занятие. И ты…
И ты смеёшься, заворачиваясь в одеяло, слыша, что шум прекратился. И ещё недолго лежишь в полудреме, прежде чем собраться и выйти на кухню, обнять Джона со спины и привычно наблюдать, как он готовит. И ты…
И ты смеёшься, слыша о том, что сказала ему Лианна: определенно, мама за словом в карман не полезет, это радует.
- Вот и правильно, не пользуйся этим советом, - ещё раз прикусываешь кожу на его шее. – Так куда лучше, ммм…
Довольно прищуриваешься, наблюдая за тем, как Лианна и Эртур выходят и садятся за стол. Ты подмигиваешь Эртуру, усмехаясь, как бы припоминая встречу вечером, а он посмеивается, невозмутимо пожимая плечами.
- Кстати, раз такой разговор… послезавтра у нас семейное собрание, - внимательно смотришь на крестного.
Внимательно смотришь на крестного, а он кивает головой, помнит, знает, ведь он – часть семьи. И ты понимаешь, что он знает, что ты хочешь.
- Думаю, вам обоим стоит присоединиться. Эртур, заедешь подхватить Лианну, мм? – со смехом. – Морально готовьтесь.
Твоя семья – это то, к чему нужно готовиться, но что невозможно сделать. Вы ещё говорите долго, а потом собираетесь домой.
Домой, где ждёт вас Призрак, который, явно не будет доволен тем, что его даже не предупредили, что будут отсутствовать. А это стоит делать! Ты точно знаешь. И чувствуешь укол вины – волка ты любишь, а он все же переживал. Но ладно…
Ладно уж, объясните ему как-нибудь. Открываете дверь, а там и Эйгон, и Дени, и Призрак, к которому ты сразу же наклоняешься и треплешь по белой шерсти и, вытащив из сумки фотографию, показываешь ему.
- Каким ты был маленьким, мм, - целуешь волка в нос.
Целуешь волка в нос, а потом идёшь приветствовать брата и Дени, когда Призрак решает… сделать коронный прыжок, явно вспоминая детство… и не рассчитывая, что он несколько, - точнее очень намного, - больше, чем был тогда.
- Ты цел? – ты беспокоишься.
Ты беспокоишься, даже не видя Джона за белым мехом и волком. А потом он обнимает Призрака и ты слышишь смех – успокаивает.
- Сказать не мог чуть раньше?! – дала бы подзатыльник.
Дала бы подзатыльник, но, кажется, волк достаточно травмировал мальчишку, добавлять не стоит. Вместо этого ты берёшь телефон и делаешь ещё одну фотографию, а потом садишься рядом с ними и треплешь волка по шерсти.
- Эй, ты слишком большой для этого, - со смехом.
Со смехом, находя в шерсти Джона, касаясь его лица, головы, проверяя, что ран, которые будут признаны тобой опасными нет.
- Призрак всегда прав, - уверенно говоришь ты. – Мне вот Рейгар тоже не нравится. Надеюсь, не одни кованные ботинки канули в лету от его зубов.
Со смехом встаёшь, встаёт и Призрак, а ты проверяешь Джона на наличие травм. Ладно, на завтра пару синяков будет и все.
- Ты легко отделался, - целуешь его в щеку.
Целуешь его в щеку и идёшь к ноутбуку, чтобы скинуть фото с телефона, которое тут же распечатываешь, чтобы показать волку и Джону.
- Повесим их рядом… прямо можно подписать «прошли годы», - смеёшься.
Смеёшься, а время летит. Настаёт день идти в гости к твоей семье, ты собираешься, застегиваешь на руке массивный браслет со львом и внимательно смотришь на Призрака.
- А ты что сидишь? Ты тоже идёшь. Там много детей… готовься, - и волк явно понимает…
И волк явно понимает, не испытывая такого энтузиазма, как Джон. А ещё… а еще ты как-то забыла сказать, что до места встречи придётся долететь – семья собирается в Кастерли. Но полет – это маленький сюрприз. В итоге, когда Вы приземляетесь и оказываетесь в замке, толпа детей бежит на Вас и сразу вешается на Джона,
- Слава Богам, не на меня… развлекайтесь, - со смехом.
Со смехом, когда вешаешься на шею Оберина также, как дети на шею Джона – это многолетняя привычка, раньше именно дядюшка выполнял роль «вешалки» для детской гирлянды. А он смеется и кружит, когда его жена и любовница спрашивают громко, чтобы Джон слышал, а можно ли развлекаться им.
- Это вопросы к Джону, уговорите его, - знаешь ты их развлечения.
Знаешь ты их развлечения, а еще лучше знаешь шутки и то, что они тоже очень любят смущать, совсем как ты, именно для этого, кажется, Оберин упоминает своё давнее обещание, данное вам, дочерям и племянницам. Оставляя Джона в плену детей, смотря, как Призрак прячется в нишу, - умный волк. – идёшь и обнимаешь всех родственников, прежде чем сесть с дедушкой и начать живо что-то обсуждать, бурно жестикулируя, а еще ты со смехом думаешь, что кое-кто сегодня получит за прогулянные пары. Элия и Лианна смеются над чем-то, сидя рядом на софе, отец играет с кайвассу с Дораном.. Семья – это самое важное. Ты чувствуешь, что ты дома.
Отредактировано Adelheid Fawley (2018-03-02 17:14:17)
Поделиться262018-03-24 23:03:36
[NIC]Jon[/NIC]
Курить вредно, пить противно, а умирать здоровым жалко. Так, вроде бы, говорят? Мне вот совершенно не хочется задумываться о конце своих дней, но пока явно хочется, чтобы обучение чему угодно заканчивалось полегче, чем это утро. Но я сам виноват, и сам познаю науку на своих ошибках. Это тоже часть обучения, что не все на свете дается легко.
Ничего не дается легко, но Рейнис делает максимум для того, чтобы последствия, с которыми я столкнулся, прошли легче, и ей удается. Задернутые шторы, отсутствие яркого света, заботливо приготовленное лекарство – все это, конечно, мне помогает, но, наверное, сильнее всего – просто ее забота, то, что она рядом, спокойная и старающаяся ободрить. Мне вот жаль, что один из дней поездки, которых и так немного, не получится провести на полную, и я чувствую за это вину, а Рейнис не корит меня, напротив, окружает добротой. Она любит меня. Я, конечно, знал это и раньше, но не могу не улыбнуться этой мысли сейчас. Улыбаюсь, когда она перебирает мне волосы, накручивая на пальцы пряди. Невольно вспоминаю, как в самом начале она заметила за мной слабость к ее волосам и спросила, уж не фетишист ли я, а я смог только подтвердить догадку. Это забавно, и мне очень нравится.
- А я не отказываюсь от своих слов. – Я ловлю ее вторую руку, чтобы поцеловать кончики пальцев. – Первый блин всегда комом, практика поможет. Ну и выявит понятие меры.
Желудок как-то нехорошо отзывается на только что произнесенное предложение, и я еле заметно морщусь, приходится признать и правоту Рейнис.
- Но повторять эксперименты через какое-то время. А то тягу к слишком частым экспериментам не поддержит мой организм.
Организм медленно приходит в себя, и жизнь в отпуске быстро возвращается в прежнее русло. В один из дней мы выбираемся в Винтерфелл. Замок лежит в руинах, но сколько же воспоминаний он навевает. Летние каникулы я всегда проводил у Старков, а это место – точка силы рода, центр Севера. Суровый край и бессердечное время не пощадили его, но его важность не стала от этого меньше, просто изменился вид. Правда, теперь приходится покупать билет и следовать за экскурсоводом, который не знает и половины историй, которые я тихо, чтобы не мешать остальным, пересказываю Рейнис, когда мы оказываемся внутри. Семейные легенды и то, что мы видели сами, разыскав на основании старых историй, живая история во плоти – это намного интереснее, чем очень короткий и поверхностно-формальный рассказ гида, увлекающего группу вперед. Да и информацию эту легко может узнать каждый, стоит найти нужную книгу или страницу в Интернете. Мы отстаем, и мне нравится, что лишние люди уходят. Мне самому хочется показать Рейнис это место, чтобы она узнала его таким, каким знаю его я. Упоминание об источниках, пещерах и тайных ходах интересует Рейнис особенно.
- Да, мы много лазили здесь в детстве. – Киваю, соглашаясь с ее утверждениями. – Надеюсь, что музейные работники не испортили и ничего там не сломали… Правда, давай попробуем? Я думаю, что смогу сориентироваться.
Рейнис уже ныряет под ленту ограждения на середине в разы, и я следую за ней, нащупывая свой телефон одной рукой и хватаясь за ее ладонь другой. За неприметной дверью скрывается каменная лестница вниз, она подводит нас к коридору, который спускается еще ниже. Каменный свод над головами крепок так же, как и много веков до того, и вот здесь очень просто представить себе все истории Севера, и сразу же в них поверить.
- Жаль, что у нас телефоны. Здесь бы намного лучше смотрелись факелы. Представляешь, тени пляшут по стенам, жар от огня, запах горящей материи. Можно поверить в любую сказку, правда?
Легенды не возникают на пустом месте, как и сказки всегда имеют под собой какую-то подоплеку. А Север – не то место, где стали бы сочинять что-то просто так. Люди здесь вообще жили очень практично, ведь им всегда напоминали, близко зима.
Сжимаю ладонь Рейнис сильнее, переплетая наши с ней пальцы. Мы сбежали – и мне нравится это. Я вспоминаю стены, повороты коридора, и чувствую, что воздух становится теплее и делается более влажным.
- Чувствуешь, какой становится воздух? Мы почти в самом низу.
Свет телефонов спустя несколько минут вдруг теряется перед пространством пещеры, а звук шагов отражается эхом и тает в глухоте подземных пустот. Я выдыхаю и улыбаюсь, моим страхам не суждено сбыться.
- Они просто не дошли до сюда, или были, но решили ничего не трогать. Здесь все как раньше. Сердце Винтерфелла.
Теперь я шагаю вперед, увлекая Рейнис за собой. Сажусь на корточки – свет экрана выхватывает кромку воды. Опускаю пальцы в воду – теплая, но можно было не проверять. Я просто как будто здороваюсь с этим местом.
- И не поверишь, что наверху зима. Мне кажется, если бы о том, что путь к пещерам открыт, люди знали, здесь бы точно был какой-нибудь спа-курорт, как по ту сторону от Стены. Ну а пока получается, что знают о нем немногие. Подземное озеро, персональное.
Кошусь в сторону Рейнис и бью по воде ладонью, направляя в ее сторону брызги. Смеха это место не слышало, наверное, уже лет пять – с того раза, как мы нашли его вместе с Роббом. Думаю, что оно скучало и ждало.
***
Бессердечное время расправляется с нашим отпуском, и с такой же легкостью звоном будильника напоминает о том, что пришло время вставать, окунаясь в новый учебный семестр и обычную жизнь, как бы ни хотелось этого не делать. Как бы сильно ни хотелось остаться с Рейнис, проваляться в постели подольше, а потом неторопливо завтракать вместе, болтая сразу обо всем, долг зовет, и пары не ждут, начинаясь в положенное им время. Я завидую Призраку – ему точно никуда не надо. Он может воспользоваться шансом, и я почти уверен, что он это сделает. А мне же предстоит подняться, собраться, и плестись в университет, стараясь не заснуть на первой паре. К слову, пару ведет великий и ужасный Тайвин Ланнистер, который, как мы недавно выяснили, далеко не последний теперь в моей жизни человек, так что… Так что я стараюсь сварить мало-мальски съедобный кофе покрепче и не разбудить Рейнис при этом.
О том, что последнее не удалось, я думаю первым делом, когда чувствую прикосновение со спины. Пальцы девушки пробираются под ткань, и я на миг закрываю глаза, отклоняясь назад, сокращая хоть какое-то расстояние между нами.
- Разбудил? Прости, сам еще не совсем проснулся, вот и…
Она шепчет на ухо, прижимаюсь щекой к ее макушке. Турка остается на плите, когда я поворачиваюсь, а Рейнис разрывает объятия и теперь просто смотрит на меня. Я оборачиваюсь, и, кажется, теряюсь во времени, сразу упуская его бег. Потому что Рейнис не просто встала следом. Улыбаюсь, делая шаг ей навстречу, снова желая, чтобы расстояния между нами не оказалось, отмечая сразу все. Моя рубашка на ней ничего не скрывает, но, напротив, манит к себе, чтобы на этот раз от нее избавить. Чтобы почувствовать Рейнис совсем близко, коснуться кожи губами, позабыв про все. Она напоминает о времени, знаю, дразня, но слишком поздно, когда я уже рядом, уже притягиваю ее ближе, тоже забираясь руками под ткань.
- Тебе, конечно. Правда, вот сейчас, может стать лучше так.
Без нее. Тяну за ткань, заставляя ее соскользнуть с плеч Рейнис, чувствуя рядом ее тепло. Смотрю на нее, беру из ее руки телефон и снова кладу куда-то на стол за собой.
- Уже забыл.
Как и про кофе, про пары, про необходимость куда-то идти. Разве возможно развернуться и уйти сейчас? Забыть про Рейнис я не могу. Путаюсь пальцами в ее длинных волосах, наклоняясь, целуя.
- Мы встали слишком рано, с этим нужно что-то делать.
И, что можно сделать, мы знаем оба. Время бежит по-прежнему, просто мы перестаем его замечать. Рубашка остается в кухне, кофе в турке медленно остывает, поступь третьего живого существа в доме слышна откуда-то еще, а я подхватываю Рейнис, возвращая нас туда, где это утро сегодня началось. И пусть оно подольше не кончается.
***
Открывать глаза и видеть потолок старой квартиры – уже даже непривычно, как будто что-то пошло не так. Но стоит найти взглядом Рейнис, как это ощущение пропадает. Мы с ней вместе в квартире мамы, в моей детской комнате, и она нашла там что-то интересное для себя. Еще один кусочек прошлой жизни, я люблю это фото, но, пожалуй, задайся я целью найти его специально, промучился бы долго. Вещь сама возникла в нужное время в нужных руках – эта мысль вызывает улыбку.
Но, кроме, мне не хочется вставать так рано. Меня беспокоит самочувствие Рейнис, да и просто хочется побыть с ней вдвоем какое-то время еще. Эту неспешность, вальяжность утра, сменит суетливый день. Другие люди возникнут рядом и, как бы сильно мы не любили их, сейчас мне не хочется вторжений. Вся комната – это отражение меня в юности, предметы помнят меня и ребенком, и подростком, они, как годичные кольца дерева, опоясывают здесь все, и мы с Рейнис в центре этих колец, в месте, откуда они берут радиус. Нам есть, о чем поговорить друг с другом, и вопросы не заставляют себя ждать. Но сначала история.
История появления в моей жизни Призрака сама появляется на свет, а за ней следует другая, уже от Рейнис, о том, что прежняя семья отца хотела связаться со мной, но ничего не вышло. Причиной стал, как обычно, один человек, слишком гордый, чтобы признавать себя недостаточно совершенным. Невольно прикрываю глаза, слыша обстоятельства разговора, свидетельницей которому стала Рейнис в свои восемь лет.
- Мама никогда не стала бы против того, чтобы мы общались. Несмотря на отца и возможные противоречия с ним, она была бы за, если бы мы смогли этого избежать. Дети не отвечают за дела своих родителей, не должны.
Смотрю на Рейнис, чувствуя касание ладони к щеке, и накрываю ее своей. Вот как вышло – мы все равно повстречались. И все равно стали семьей, как бы сильно этого не хотелось отцу.
- Мама никогда не пыталась окружить меня излишней опекой, оградить от чего-то, создать вокруг меня теплицу. Наоборот, мне кажется, она внутри радовалась, видя разбитые коленки, порванные локти или перепачканную одежду. Это же нормально для ребенка. Но она учила ответственности. И тому, что за свои дела я должен отвечать сам. А отец… Думаю, он понял, что я не тот сын, которого он бы хотел. Не отвечаю каким-то его собственным представлениям. Идеальная семья, идеальный ребенок. Но частично он влиял на что-то, на что мог. Он выбрал мне школу, в которой я оказался белой вороной. Там-то как раз были вот такие идеальные дети родителей и высшего общества, что-то такое.
Пожимаю плечами и начинаю вырисовывать пальцами узоры по ее руке, вспоминая. Рейнис может представить себе остальное по тем обрывкам историй, которые уже знает. Может понять, почему я не люблю свое имя и не представляюсь им сам, почему использую другую фамилию. Слыша об Эртуре, не могу сдержать гневный возглас.
- Сволочь. Говорить такое твоей матери, чтобы выгородить себя, отвратительно. То, с чем вы столкнулись, что пережили, не поддается описанию. Твоя мама такая нежная и добрая. Она ведь доверяла ему.
Моя мама доверяла ему тоже, ей было тоже трудно, но с ней был я, уже взрослый, ее семья, которая поддержала. Элии пришлось гораздо хуже, ведь нужно было думать не только о себе, но и о детях. Правда, сейчас Рейнис смеется, говоря об этом, а мне не смешно. Хотя, я понимаю и то, что ей хотелось бы, чтобы слухи оказались правдой. Касаюсь губами макушки Рейнис, прижимая ее ближе к себе. Она права – после обмана, предательства и лжи, у них наконец-то дружная и любящая семья. И, положа руку на сердце, мне кажется, что это стоит того. Мне бы не хотелось, чтобы отец смотрел на них с Эйгоном таким же взглядом и так же отделывался ни о чем не говорящими словами, успокаивая свою совесть, если она еще оставалась. У каждого из нас своя судьба, и хочется верить, что все, что происходит, делается не зря.
- У вас есть отец, есть крестный, есть дедушка и еще много других родных. И даже еще два младших брата. Спасибо говорить ему не стоит, но я не думаю, что с ним могло бы получиться что-то такое же крепкое, как то, что есть у вас. У нас.
Кидаю быстрый взгляд на Рейнис и улыбаюсь уголками губ. Я тоже член этой большой семьи, даже если знаю лишь часть ее. И, смею верить, что и моя мама тоже ей станет. Рейнис как будто думает о том же, тянется ко мне и целует, и я прижимаю ее еще ближе и знаю, что теперь на какое-то время мы забудем о словах. Мы забываем о них, и забываем обо всем остальном, например о том, что мы не одни в квартире. Но об этом нам есть, кому напомнить.
- Джон, где у нас был аспе…
Дверь неожиданно открывается и так же быстро закрывается, хлопая громче, чем могла бы, напоминая нам о времени и сообщая о том, что мама встала. И, как обычно, в бытовом плане мама отстает, не может найти лекарство от головной боли после вчерашнего вечера. И, видимо, из-за этого она не сразу соображает, что не стоит без предупреждения открывать дверь в комнату сына. Когда мы с Рейнис выходим, мама разбирает коробки от доставки готовой еды.
- Асперин в шкафчике, вот здесь. Ты сама его переложила, помнишь, когда наводила порядок.
Улыбаюсь и достаю турку, кидая взгляд на еду. Да, это выход, и готовить мне не придется, да и было бы из чего. Кофе варится быстро, а мне интересно, сколько обстоятельств вчерашнего вечера осталось в памяти у обоих участниц.
- Вчера вы говорили что-то про акул. – Я вспоминаю признания их обоих о том, что они понравились друг другу и делаю глоток кофе, пряча улыбку. Этого я вслух им не скажу. – Что это такое было, что за план?
***
От места действия не меняется суть. Привычки, маленькие ритуалы, которые мы любим и хотим выполнять, которые стали нашими постоянными спутниками и уже вросли в нас на уровне подсознания, не изменит место, время или обстановка. Утро все так же начинается с поцелуя, даже несмотря на то, что продолжается оно полетом на пол с кровати, и уже после Рейнис все так же, как обычно, обнимает меня и наблюдает за тем, как я готовлю завтрак, только в этот раз завтрак на четверых. Кидаю взгляд на вошедших маму и Эртура Дейна, на миг подумав о том, что у них тоже наверняка сложатся, если еще не сложились, такие же жесты, привычки, объединяющие их вместе. И я не собираюсь скрывать что-то, здесь это совершенно не нужно делать.
- Я тоже так думаю.
Заканчиваю начатый на двоих разговор уже в присутствии остальных. И за завтраком узнаю о сборе семьи Рейнис. Будут все, и мы с мамой тоже. Смеюсь, глядя то на маму, то на Рейнис, то на Эртура.
- Мне кажется, уже не так много того, к чему нам нужно готовиться. А самое лучшее всегда получается тогда, когда идет экспромт.
Экспромт начинается при нашем возвращении домой, когда Призрак тоже вспоминает себя щенком и прыгает, а я ничего не могу с этим сделать и падаю на пол, погребенным под гораздо большим, но все таким же пушистым и белым мехом. О том, что нужно бы подать признаки жизни, сигнализирует взволнованный голос Рейцнис, на глазах которой все случилось.
- Прости… - Я с трудом выбираюсь, потирая ушибленные места, и мне жаль, что она испугалась, но в то же время и приятно это осознавать. – Я просто не мог говорить, смех и грех.
Обнимаю Призрака и треплю его по шерсти и тяну Рейнис сюда же, устраивая маленькую кучу-малу. Призрак лижет мне щеку, ныряет под руки Рейнис, довольно прикрывает глаза. А в нашем архиве становится сразу на две фотографии больше, четырнадцатилетний я и крошечный Призрак и двадцатилетний я же, угадывающийся в мехе лишь частично. Будет забавно вспоминать это, глядя на фото.
- Прошли годы, кто-то вырос, а кто-то не очень.
Я смеюсь, поднимаясь и следуя за Рейнис, чтобы увидеть фото своими глазами. Призрак бежит рядом.
Экспромт продолжается и дальше, когда выясняется, что до места сбора нам нужно добираться немного сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Замок производит впечатление, но намного большее впечатление на зазевавшегося рассматривающего здание меня производят дети, которые появляются будто бы ниоткуда и неожиданно вешаются на меня. Но это испытание судьбы я, теперь натренированный прыжками одного лютоволка-альбиноса, который тут же рядом был буквально только что, выдерживаю. И хохочу, знакомясь с детьми, представляясь, отвечая сразу на кучу вопросов и теряясь в детских голосах, стараясь всех запомнить. А Рейнис бежит вперед к человеку, которого я уже знаю. Приветственно улыбаюсь Оберину Мартеллу, но ничего не могу поделать, я в плену.
Плен, оказывается, играет мне на руку. Когда меня избавляют от него и знакомят с теми, кого я не знаю, я понимаю это. Обещание Оберина я уже слышал, а вот к вниманию со стороны его дам (ну, бывает, я же слышал и об этом и не должен удивляться) оказываюсь не очень готов. Точнее, я все понимаю, но эта моя черта, которую Рейнис так любит припоминать и придумывать как вызывать… Ищу ее глазами, а, увидев, извиняюсь и быстро сбегаю, даже несмотря на то, что рядом с ней сидит гроза всея университета профессор Тайвин Ланнистер.
- Здравствуйте. – Пожалуй, это тоже неловко, разговаривать с ним не в официальной обстановке учебного учреждения и не на уровне студент - преподаватель, а парень внучки и ее дедушка. Ну и действительно нужно поздороваться. – Ваша семья, действительно, огромная, и все, казалось бы, разные, но видно, что все – части одного. И это очень здорово.
Моей головы легко касается чья-то рука. Поднимаю голову и вижу маму Рейнис, Элию, которая спрашивает, не утомили ли меня дети, но почему-то то и дело глядит на Тайвина. Говорю, что нет, и что с ними весело, это чистая правда.
- Правда, Призрак куда-то делся, а им, я думаю, было бы интересно с ним поиграть. Но, в другой раз.
Я, действительно, почти сразу потерял его из виду, Призрак хорошо знал, что делает. Краем глаза нахожу маму, которая стоит теперь с Джейме и Эртуром. Элия присоединяется к ним. И вечер продолжает идти полным ходом.
- Валар же где-то здесь? – Я наклоняюсь к Рейнис и спрашиваю ей на ухо. – Можно его увидеть?
Поделиться272018-04-19 15:39:43
[NIC]Rhaenys[/NIC]
Джон милый, когда не трезвый. Это ты запоминаешь с поездки очень четко. Как и то, что, не смотря на это, ему пить давать нельзя, после он чувствует себя плохо. Но утро в тот день было хорошим, тёплым и с приглушённым светом.
Светом, который сейчас, отражаясь от снега, бьет в глаза, когда вы идёте среди руин старинного замка семьи его матери – Винтерфелла. Джон рассказывает о том, что они лазили с Роббом здесь в детстве, они оба знают прекрасно, где и что здесь, до чего не добрались руки музейных деятелей и времени. Джон шепотом рассказывает.
Джон шепотом рассказывает. Ты слушаешь, а когда все отстают, спиной опираешься на Джона, беря его руки и замыкая на своей талии. Пожалуй, личный экскурсовод – это то, что тебе нужно. Он предлагает…
Он предлагает попробовать, а ты, смеясь, тут же ныряешь под ленту, тянешь его за ткань к себе. Вы оба нащупываете телефоны, включаете свет и идёте вниз. Ты смеёшься, переплетая пальцы, когда берёшь его за руку. Каменная витая лестница ведёт вниз в коридор, потом еще, как будто спуск бесконечный. Своды старые, но даже ни одной трещинки. Как будто здесь время остановилось и перестало существовать.
- Да, воздух влажный и тёплый, - улыбаешься.
Время остановилось и перестало существовать, думаешь ты, когда видишь блеск воды в свете лампы телефона Джона. Когда он рукой касается, не боясь. Знает, был здесь. Вода тёплая, думаешь ты, ведь кожа мурашками не покрылась. Он говорит…
Он говорит, называя это место сердцем Винтерфелла, ты прикрываешь глаза, чувствуя незримый шум воды.
- Оно бьется, слышишь? – тебе нравится.
Тебе нравится, даже если это всего лишь твоё воображение. Ты подходишь к Джону и легко сжимаешь его плечо в такт ритму, который слышишь.
- Сердце, говоришь… - а вода – это кровь.
Вода – это кровь этого места, которая дарила замку тепло. Здесь жарко, душно, но Джон прав, руки чужие до сюда не добрались.
- Хорошо, что этот курорт только для нас, ммм, - повторяешь его слова, - персональное озеро. Мне нравится.
Тебе и правда нравится. Джон бьет по воде, брызги летят в твою сторону, а ты тихо смеёшься, доставая подзарядку для телефона, а потом включая фонарик на беспрерывный режим. Раз уж все так…
- Озеро, говоришь? – со смехом.
Со смехом, здесь все равно жарко, а наверху зима. Поэтому здесь пальто не нужно. Скидываешь все, а потом ныряешь в воду, зная, что брызги все будут на Джоне. Выныриваешь, откидывая назад волосы.
- Присоединишься или будешь стоять? – отплывая на центр.
Отплывая на центр темной воды и внимательно смотришь. Пожалуй, мысль о том, чтобы немного нарушить правила, была прекрасной.
Прекрасной. Ты подплываешь и тянешь Джона резко за ногу к себе, когда его одежда лежит рядом с твоей. И смеёшься, видя брызги, взлетающие вверх.
Отпуск растаял так, что, кажется, будто его и не было. Утро оказывается внезапным, ты чувствуешь, что Джон встаёт, знаешь, что надо что-то делать, и у тебя есть мысль. Только на самом деле проверять ты ничего не желаешь: ты и так прекрасно знаешь, что своё слово он держит. Он же Старк, в конце концов, и кровь у него волчья. Мысль…
Мысль вовсе не в том, а в обратном – нужно задержать отпуск, задержать это утро. Для этого все – подъем и рубашка, надетая на мгновение.
На мгновение, когда обнимаешь его со спины, когда дразнишь, слушаешь его извинения и фыркаешь – в этом весь Джон.
- Ммм… а если прощу за пробуждение, что за это? – со смехом.
Со смехом в голосе и совсем не серьезно. Это всего лишь шутка и часть идеи. Джон прижимается щекой к макушке, говорит тихо, как будто все еще боясь разбудить, но ты уже встала, а в глазах пляшут искры. План должен быть выполнен.
Должен быть выполнен, думаешь ты, когда Джон оборачивается. Делаешь шаг назад, задавая вопрос о рубашке, опираясь спиной на тумбу кухни. Он даёт ответ.
- Почему я так и думала? – когда его руки касаются твоей кожи.
Когда его руки касаются твоей кожи, глаза прикрываешь, чувствуя, как ткань скользит и падает на пол. Руки Джона всегда тёплые.
- Лучше, ммм? – а он кладёт телефон.
А он кладёт телефон обратно на стол за своей спиной, путается в твоих волосах и говорит, что вы встали очень рано.
- Фетишист, да? – повторяя старый вопрос.
Повторяя старый вопрос о волосах, прикрывая глаза. Он целует тебя и подхватывает на руки, не разрывая поцелуй, ты знаешь, что никуда вы не пойдёте сейчас. Время совершенно не важно. Только поцелуи по коже и прикосновения.
Прикосновения по его плечу пальцами после, когда дыхание выровнялось, когда везде, куда можно было, он уже опоздал. Улыбаешься и прищуриваешься, резко приподнимаясь и нависая над ним, позволяя волосам закрыть вас от всего мира, пусть вокруг только ваш дом.
- Знаешь, что? – совершенно детский вопрос.
Совершенно детский вопрос, ты тихо смеёшься, наклоняясь к его губам, а потом останавливаешься, смотря в глаза.
- Ты слово не сдержал. Что мне с этим делать? – шепотом. – Ты же обещал мне… Тебе влетит от дедушки… заставит отработать прогул.
Шепотом, губами губ касаясь, потом скользя по коже вниз, прикусывая шею. Возвращаешься, смотришь в глаза, ногой скользя по его ноге. Но думаешь о том, что больше бы тебя беспокоило, если бы слово он сдержал. Закатываешь глаза на эту мысль, удерживая смех. Кажется, тебе нравится выходка в это утро.
- Мы остались дома, ммм…
Значит, у вас есть еще целый день к отпуску. Свободный от всего. Только где-то на тумбочке звенит телефон, наверное, Эйгон, добравшись на пары, интересовался, где брат.
- Не будем же мы весь день здесь? – глазами указывая на постель.
Глазами указывая на постель. Впрочем, мысль не такая уж плохая. Ты бы, пожалуй, даже не спрашивала бы, если бы у вас не было дела, того, к чему нужно подготовиться. Хотя остаться очень заманчиво.
- Помнишь, что у мамы вечеринка в стиле двадцатых? – вычерчивая цифру.
Вычерчивая цифру на его плече, которая превращается потом в другие завитки, как будто узором обрамляется.
- Нам с тобой нужно собраться. Возможно, сходить и что-то подобрать. Поэтому, кажется, нужно вставать, ммм, - но ты не двигаешься.
Но ты не двигаешься совершенно, наоборот удобно устраиваешься на Джоне, продолжая рисовать на его коже невидимые узоры.
- В душ и на выход, ммм? Ты первый, - притягиваешь к себе его и целуешь, довольная. – Но я не буду против, если мы останемся… наверное.
Довольная, вот пусть встаёт первым, и, если Вы из постели не выберетесь, виноват будет он. Хотя подготовиться действительно стоит. В душ можно было бы пойти вместе… но вставать совершенно нет желания. Вместо этого обнимаешь его крепче, не разрывая поцелуй.
Все же быть в детской комнате Джона странно и любопытно одновременно. Здесь как будто время другое, каждый предмет помнит то, что не видела ты, Лианна все оставила на своих местах. Ты смотришь, думая о том, что было в прошлом.
В прошлом был щенок лютоволка на руках высокого мальчишки, который улыбается ярко, прижимая комок белой шерсти к себе. Ты думаешь о том, что сейчас с Призраком так уже не поступить. Что сейчас он и раздавить может. А потом…
А потом возникает неожиданный вопрос, ты смотришь на Джона, прежде чем задать. Ведь все должно быть как-то связано. И имя тоже.
- Почему ты назвал щенка Призраком? – проводя ладошкой по его щеке.
Проводя ладошкой по его щеке, ловишь себя на мысли, что ответ на этот вопрос кажется тебе очень важным, даже слишком. Ты смотришь внимательно.
Ты смотришь внимательно и тогда, когда рассказываешь свою часть истории. Джон реагирует эмоционально, ты прячешь лицо в изгибе его шеи, улыбаясь, тихо пальчиками вычерчиваешь по его плечам и лопаткам узоры, будто успокаивая.
Успокаивая. Джон реагирует на несправедливость, тем более сейчас рассказ касается вас, его семьи. Старк.
Старк, думаешь ты, улыбаясь, когда пальчиками крепче хватаешь и к себе прижимаешь. Видимо, все же кровь не вода.
- Я вижу Лианну и понимаю, что она не стала бы противостоять общению, - тихо. – Идеалы у Рейгара своеобразные и фальшивые.
Тихо, ведь это правда. Его мать сама бы первая, будь у неё возможность, столкнула бы вас, детей, вместе, потому что она, как и твоя мама, верит в то, что вы, дети, в этой истории были совсем ни при чем и заслужили знать, что вас трое.
Вас трое сейчас, вы все знаете. Так и должно было быть. Все сейчас на своих местах. И ты, правда, готова сказать слова благодарности за это Рейгару: не будь он таким, не было бы дедушки, отца и двух твоих младших братьев. Джон говорит о том, как к нему относился отец, о разочарованиях и идеальности, ты фыркаешь.
- Пошёл он со своими надеждами и идеалами, - закатывая глаза. – Но то, что из-за него тебе пришлось мучиться среди ему подобных…
Ты вспоминаешь кое-что и смеёшься тихо, отрываясь от его плеча, смотря в глаза с искрами смеха, качаешь головкой.
- Я в школу не ходила. Мной дедушка занимался, - и ты рассказываешь.
И ты рассказываешь ему с самого начала, как за Тайвином ходила. Как постепенно он начал тебя занимать. Как потом пожаловалась, что в школе все скучно и легко, а он сказал родителям не портить ребёнка и дальше продолжил нанимать учителей – дедушка работал в своём кабинете, ты училась в соседнем. Джон говорит…
Джон говорит о Эртуре, реагирует на твой рассказ о слухах, ты лишь качаешь головкой. Кровь волчья, стаей твою семью признала. Вы – одна большая семья. Как бы этому не противился Рейгар. Только его в этом кругу нет.
- Я бы была рада, если бы его слова были правдой, - у Эртура глаза, как твои, как у Рейгара, но остальное от Дорна и солнца. – Жаль, что не так. Но ты знаешь, все к лучшему. Ты сам говоришь об этом. И это чистая правда.
Это чистая правда. Тебе нравится, как он заканчивает фразу, говоря, что у вас семья большая, включая себя.
- Да, у нас, - довольно.
Довольно. А потом тихо смеёшься, думая о том, что когда Джон познакомиться с детьми, то начнёт мирно сходить с ума от вопросов.
- Думаю о том, что дети к тебе пристанут, когда ты познакомишься с ними, - пожимая плечиками. – Они любят новых людей.
Ты тянешься к нему, целуешь, чувствуя, как он прижимает к своему телу крепче. Улыбаешься сквозь поцелуй, подталкивая в сторону, пока вы не оказываетесь у кресла, толкаешь его, сама садишься к нему на руки, поцелуй не разрывая, оставляя следы губ цепочкой на ключицах. Руки кожи касаются… когда дверь открывается и хлопает… ты разрываешь поцелуй и тихо смеёшься, обнимая его.
- Напоминает мои шестнадцать, - закатывая глаза.
Закатывая глаза, тогда дедушка вас с Визерисом словил, хорошо, что не зашёл чуть позже. Но самое смешно было в том, что именно так они официально познакомились.
- Пойдём, нас ждут, - поцелуй в щеку.
Поцелуй в щеку, встаёшь, приводишь себя в порядок. Вы выходите, когда Лианна уже разбирает коробки с едой. Да, еда не повредит. Джон показывает, где аспирин, Лианна выпивает таблетку, а ты думаешь о том, что и ей много не наливать… северяне. Это тебе кажется ужасно милым, эта их черта.
- Держи, - даёшь ей стакан с водой.
Стакан с водой, чтобы запить лекарство, пока Джон варит кофе. Говоришь тихо, что кофеин тоже поможет. И садишься чистить апельсины. Он задаёт вопрос, вы переглядываетесь…
- Ты что-то путаешь, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками, тебе вторит Лианна. Вы обе все помните, по взглядам видно. И обязательно осуществите. Но только так, чтобы Джон не беспокоился. Но ты смотришь на него и понимаешь, что он как раз знает, что все вы помните. Подмигиваешь ему и протягиваешь апельсин, переводя тему.
- Как лекции по валирийскому? Дедушка строг, - протягивая второй апельсин Лианне и дальше обращаясь к ней. – Кстати, а тебя я хочу с кое-кем познакомить. Завтра.
Завтра. Идея спонтанная, от того кажется чудесной. Лианна смотрит внимательно, а потом кивает головой, соглашаясь, хотя явно желая задать вопросы. Ты отрицательно качаешь головкой, произнося только губами слово «сюрприз».
- Пойдём вдвоём, - заговорщически.
Заговорщически. Это похоже на план. Который тебе очень нравится. А если к нему добавить еще пару коктейлей… идеально. Раскладываешь еду, подвигая первую порцию к Лианне, пока Джон разливает кофе по чашкам.
Жизнь зачастую удивляет нас, меняя местами. Теперь не Лианна заходит в комнату без стука, а вы без предупреждения в квартиру, чтобы застать ее и Эртура, а потом отсиживаться у себя. Пожалуй, воспоминание получается смешное и красивое – смущающийся Джон, музыка. Будет забавно вспоминать.
Вспоминать утро, скинутого с постели Джона и завтрак на четверых, когда Эртур спокойно, совершенно без смущения, - как и вы, - ведёт себя. Ты смеёшься, решив, что можно и пошутить, располагает атмосфера.
- Когда начнёте друг друга сыном и отцом звать? – со смехом. – Это подойдёт под твоё понятие экспромта, Джон?
Со смехом, зная, что Эртур задержится здесь примерно навсегда, ты видишь его, видишь Лианну и понимаешь, что в каждой шутке есть только доля шутки. Обнимаешь Джона со спины, смотря за тем, как он готовит, после завтрака вы уходите.
Вы уходите. Домой, где вас встречает прекрасный огромный лютоволк, который смотрит внимательными глазами на вас, потом на фото, а потом прыгает. И ты начинаешь беспокоиться, но Джон не сразу отзывается, погребенный под шерстью. А потом смеется, выбираясь, что-то говорит, а ты закатываешь глаза.
- Раньше сказать мог? – ворчишь. – Сильно ушибся?
Злиться ты не можешь и не хочешь, тебе нравится этот момент: Джон тянет тебя вниз, ты смеешься, проверяя, цел ли он, а потом Призрак ныряет под руку, довольно закрывая глаза, когда вы оба чешете его.
- Соскучился, - обнимаешь волка. – Мы тоже.
Достаёшь телефон и снимаешь вас троих, показывая и эту фотографию Джону и Призраку, который приоткрывает глаза, внимательно смотря на экран. Изображения распечатываются и ставятся в рамки рядом.
Рядом с нами всегда другие люди. Самые важные из них – семья. Вы быстро собираетесь, чтобы отправиться в Кастерли, ты рада оказаться дома и увидеть всех, поэтому буквально в первый же момент повисаешь на шее Оберина, а Джон оказывается в плену детей.
- Они любят новых людей, я тебе говорила, - кричишь.
Кричишь, уходя с Оберином и видя, как Призрак ныряет в неприметную нишу. Усмехаешься, думая о том, что волк все верно рассчитал – лучше пересидеть, чем оказаться затисканным до смерти.
Затисканным до смерти рискует оказаться Джон. Пока его мучают дети, ты пробегаешься по всей родне, когда мальчишку захватывают жена и любовница Оберина, от которых он сбегает. Ты сидишь с дедушкой и посмеиваешься, говоря с ним на привычном в доме валирийском, рассказывая обо всем. Джон подходит и говорит, Тайвин хмыкает, отвечая ему, приветствуя в семье, но замечая, что прогул ему незамеченным не останется, но не сейчас, а когда он - профессор. Мама чувствует это, проходя мимо, кладёт на голову Джона ладонь, спрашивая, все ли с ним хорошо после детей, но смотрит на дедушку, который тут же улыбается, понимая суть.
Суть в том, что он и твоя мать похожи. Ты улыбаешься этой мысли, когда Элия присоединяется с твоему отцу и Лианне, возле которой Эртур.
- А вот Призраку было бы не очень интересно, чтобы с ним играли, - смеясь тихо. – Умный волк…
Умный волк, ты его любишь. Джон говорит про Валара, дедушка оживляется, смотря внимательно, даже очень.
- Да, познакомь его, - встаёт с места, - я пойду с вами.
Ты знаешь, как Валар реагирует. Он принимает только дедушку совсем близко, но тех, кто тебе дорог, не тронет. Джон ему понравится, но глаза дедушки блестят…
Блестят, как твои, когда ты что-то задумала. Но разве может дедушка сделать что-то плохое? Нет. Поэтому ты встаёшь, берёшь Джона за руку и ведёшь в пещеры, внизу на уступе.
На уступе рёв слышен, рядом появляется из неоткуда Призрак, который убедился, что детей рядом нет, значит, дорога безопасна. Треплешь его по шерсти.
Треплешь его по шерсти, когда Тайвин Джону рассказывает о Кастерли, о том, что здесь было.
- Джон хочет вернуть Драконий камень. Думаю, ты можешь рассказать ему? – спрашивая.
Спрашивая и ловя внимательный взгляд Тайвина на Джона, заинтересованный. Дедушка спрашивает, умеет ли твой парень играть в кайвассу, говоря, что вечером они сыграют и он поможет ему начать.
- Видишь, дедушка у нас очень хороший, сыграй с ним вечером, - шепотом ему на ухо.
На ухо, когда пар в лицо. Ты отпускаешь Джона и бегом несёшься к его источнику, обхватывая подставленную огромную морду руками и целуя.
- Мой маленький, - обнимаешь.
Обнимаешь за шею, но даже обхватить руками не можешь. Валар довольно урчит, только потом переводя взгляд на остальных входящих. Едва склоняет голову, видя Тайвина, как будто помня, что тот его спас, а потом…
А потом хвост падает на камень, разделяя вас и остальных, с любопытством в красных глазах смотрит на Джона и Призрака. Валар фыркает, не отрывая от гостей взгляда, прежде чем лечь и головой подтянуть тебя к себе. Ты что-то шепчешь дракону, устраиваясь в кольце, что-то говоришь, а потом молчишь, общаясь без слов.
- Он как ребёнок, пойдём, я расскажу тебе, все равно до завтра она в плену, - дедушка.
Дедушка обещает Джону историю о Валаре? Пусть, ты не против. Ты хочешь, чтобы они сыграли в кайвассу, обсудили замки, а потом перешли на что-нибудь более простое и семейное. Это начало, потому что Тайвин принимает Джона, ты чувствуешь.
Ты чувствуешь и сочувствуешь, потому что теперь к мальчишке будут относиться, как к внуку родному - в два раза строже. Мысли…
Мысли утихают. Вы с Валаром сидите, темнеет. И дракон расправляет крылья, приглашая тебя. Седла нет. Маячков нет. Но наплевать. Есть голос Валара в голове и ветер от кожаных крыльев, когда вы поднимаетесь в воздух, путающийся в волосах ветром, уносящий рычание дракона далеко.
Выходные для того и созданы, чтобы заканчиваться быстро. Из Кастерли вы возвращаетесь довольными, но учеба и твоя практика не дают о себе забыть. В один из дней вы выходите не вместе – тебе нужно раньше быть, чтобы сдать дедушке отчёт, а Джону позже. Поцеловав его, выходишь из дома. Погода прекрасная, настроение сохраняется с визита в замок. И день обещает быть хорошим.
Хорошим? Можно расчитывать на одно, но Боги всегда вносят свои коррективы. Ты идёшь в обед, чтобы найти Эйгона и Джона и затащить их в кафе, когда видишь, как какая-то невысокая, но очень громкая девочка со светлыми волосами вешается Джону на шею буквально, подпрыгивая, и целует. Он же, - ты не собираешься даже разбираться, специально или от неожиданности, - обнимает ее. Ты разворачиваешься и уходишь.
Разворачиваешься и уходишь. Ты помнишь что-то такое. Так же было с матерью, пусть ситуация не совсем та. Ты не любишь, когда эти воспоминания приходят.
Ты не любишь, когда эти воспоминания приходят, когда их не ждёшь. Тем более, когда о них напоминают. Тем более, когда так. Тем более, что ты не твоя мать. Ты доходишь до дома. В такие моменты ты всегда поднимаешься на крышу, с которой виден весь город. Но и здесь полно призраков, которые окружают тебя с тихим смехом и шепотом. Они смеются только от того, что ты не говоришь. Что все в себе копишь лунами и вёснами. Ты пишешь записку Джону с просьбой уйти, кладёшь ее на кухонный стол и понимаешь, что нужно уйти сейчас самой из дома. Нужно прекращать.
Нужно прекращать, думаешь ты, когда касаешься ладонью шеи, где чернила скрыты всегда под волосами. Прошло очень много времени с тех пор, как ты поднимала их вверх, чтобы миру показать ту часть истории, что с тобой невидимой нитью связанная.
Невидимой нитью связанная, ты решаешь, что пора это заканчивать. Почти ночь, а ты звонишь дедушке, когда уже гуляешь в парке одна, уйдя из дома, пока Джон не пришёл, излагая свою странную просьбу. Ты убеждаешь добрый час дедушку до полуночи его в том, что у тебя все под контролем.
Под контролем. Дедушка молчит, обдумывая все, а потом делает несколько звонков, не вешая трубку, прежде чем продолжить ваш разговор.
- Я надеюсь, что это так. Ночью все не так, как днём, Рейнис, сейчас наступает ночь, - в его голосе…
В его голосе ты что-то слышишь. Что-то очень знакомое, что есть в твоём собственном. Потеря. Ты тихо смеёшься.
Ты тихо смеёшься, смех совершенно ненормальный. Но если кто-то и понимает, то дедушка. Поэтому и помогает. И он совершенно прав, ночью все совершенно не так, даже воспоминания другие, темные, удушающие прикосновениями в дыханием, биением сердца в унисон и ритмом. Ты едешь так, как есть, как вышла из дома в парк, в домашних джинсах и футболке, за рубашку пытался ухватиться Призрак, ему ты вещь и оставила. Машина уже ждёт.
Машина уже ждёт. Ты открываешь окна, не смотря на протест водителя – город пустой, ехать будете быстро, но ведь это тебе и нужно. Ветер, впрочем, совершенно не помогает выкинуть из головы что-то. Только делает все хуже.
Все хуже новым потоком воспоминаний. Под них ты отключаешь телефон, он вечно звонит и мешает. В итоге под неодобрительный взгляд, - ты четко осознаёшь, что дедушке расскажут об этом, - вы заезжаете за виски. Пригодится.
Пригодится, думаешь ты, когда под странный взгляд дежурного врача заходишь. Когда просишь не беспокоить, что бы они не слышали. Врач хмурится, но по совету дедушки взятый пластиковый конверт решает вопросы, ты знаешь, что врач будет глух, нем и слеп. А если не будет… то ему же хуже. Ты усмехаешься.
Ты усмехаешься, когда тебе дают ключ. Идёшь к двери, останавливаясь перед ней, касаясь пальцами, прислоняясь лбом. Стоишь… и лишь через какое-то бесконечно долгое мгновение собираешься, чтобы провернуть ключ в замке, зайти и повторить действие. Ты смотришь…
Ты смотришь на Визериса у окна. Тоже воспоминания мучают? Усмехаешься, зная, что все намного проще – ломка и желание доказать, что он здоров, чтобы выбраться отсюда и вернуться к старому. Кожа его почти прозрачная, тканью майки не скрытая, половина круга отчетливо видна. Ты касаешься другой половины на своём теле, неосознанно приподнимая край рубашки и закусывая губу. Это болезненно.
Это болезненно. И дело вовсе не в прикусывании. Усмехаешься, громко хлопая по двери, зная, что если на ключ он не отреагировал, думая, что это проверяют, то здесь должен.
Должен, оборачивается и смотрит на тебя, прежде чем оказаться близко и сжать так крепко, что, кажется, твои собственные рёбра сейчас треснут. Откуда столько силы в дрожащих от ломки руках? Ты тоже…
Ты тоже обнимаешь, впиваясь до крови в кожу, размазывая разводами по его телу, прежде чем оттолкнуть, открыть бутылку и сделать глоток. Протянуть ему.
- Здравствуй, - смешно.
Смешно начинать разговор впервые за столько лет с простого «здравствуй». Ты и смеёшься, словно сумасшедшая, осознавая этот факт, смотря на разводы по коже и на свои ногти, чувствуя странное удовлетворение. Но этого так мало. Он странно смотрит.
Он странно смотрит, как будто проблемы здесь не у него, а у тебя. Ты замолкаешь, внимательно оглядываешь его и… понимаешь, что примерно так он и думает. Ещё один глоток.
Ещё один глоток, передаешь бутылку ему, ожидая, что он скажет тебе. Где-то внутри что-то царапает, вырываться хочет. И не дай боги ему удастся.
- Ты в порядке? – проблеск.
Проблеск обманчивый старого Визериса во взгляде, когда он, рассматривая бутылку, ставит ее в сторону. Да, алкоголь он никогда не любил. У него были свои вредные привычки.
- По мне не видно? – фыркая.
Фыркая, взмахивая рукой и скидывая стекло со стола, на который он поставил. Визерис хмурится, за руки хватает и смотрит на порез, оставленный жестом.
- Почему я здесь? Я здоров, - вкрадчиво говорит.
Вкрадчиво говорит, заставляя кровь кипеть, огнём гореть, а рычание почти с губ срывается. Да, все больные не признают своих болезней. Визерис сам так говорил. Когда был не среди них, а учился, чтобы помогать им.
- Что с тобой произошло? Мы виделись неделю назад, - он спрашивает…
Он спрашивает, смотрит, а у тебя желание по стенке опуститься сменяется желанием ударить. И так каждые две секунды. Он верит в это. А ты не знаешь, как ему сказать, что прошла вовсе не неделя и даже не год, тебе больше вовсе не девятнадцать. И…
И ты не замечаешь, как сначала оказываешься на полу, ошалело смотря на него, а когда он подходит, сама резко встаёшь и бьешь его по щеке так, что вынуждаешь отвернуться на секунду, прежде чем снова смотрит лиловыми глазами. А ты…
- Сколько мне лет? Тебе? – со смехом.
Со смехом, шею его руками обхватывая, едва сдерживая, чтобы не сдавить слишком сильно… не выходит. Отпускаешь немного лишь тогда, когда понимаешь, что твои пальцы уже отпечатаны на его коже. Очередное клеймо. Он говорит.
Он говорит, как будто живет там, где все осталось. А ты исправляешь даты со смехом. Он думает, что ты не в себе. И боги знают, как он прав.
Как он прав, но ты берёшь телефон и показываешь ему даты и новости, прежде чем откинуть технику куда-то, зная, что к черту разобьётся. А потом начать колотить руками по нему. Ты совсем не помнишь, что говоришь.
Что говоришь, упускаешь момент, когда начинаешь царапаться и кричать. А потом чувствуешь кровь.
Кровь железом по губам. Иногда единственный способ тебя успокоить был – целовать. И кровь не твоя, его. Ты губы прокусываешь, к себя притягивая, ногтями все глубже в уже созданные тобой на его коже раны впиваешься. И улыбаешься довольно. Словно все нормально.
Словно все нормально, когда ко вкусу железа примешивается соль. Твоя или его? Не важно совершенно, только лица мокрые, а дышать нечем.
Дышать нечем, поцелуй разрывается, а ты пытаешься начать кричать снова, когда чувствуешь губы на шее. Болезненный поцелуй со следом.
Со следом. Он всегда любил так делать, когда что-то шло не так. Показывал, что все на своих местах, отвлекая от всего, заставляя потом улыбаться, закрашивая следы… вот откуда эта привычка.
Вот откуда эта привычка. Визерис так глубоко в тебе, как и ты в нем. Вы давно смешались, ты не можешь проследить, где один что-то внёс в другого, где наоборот. Но это становится не важно.
Не важно, ты даже перестаёшь следить за ключом от двери на цепочке под рубашкой, когда он расстёгивает ее, касаясь кожи рукой с инициалами, которые есть и на тебе, дрожащими пальцами.
Дрожащими пальцами. Это совсем не та дрожь, которую ты помнишь в его уверенных движениях. Но и она заставляет закрыть глаза, когда он губами касается полукруга из чернил на тебе, выгнуться навстречу, когда его губы снова находят ключицу, что-то сбивчиво шепча о том, что можешь рычать сколько угодно, в конце все равно будешь шипеть, как и всегда. Так всегда круг соединялся.
Так круг всегда соединялся. Кажется, врач не послушал тебя, решив зайти на шум, проверить. Ты смеёшься громко, смотря на него горящими глазами – благослови боги доктора. Лишь когда он выходит, ладошками отталкиваешь Визериса и делаешь то, что давно уже не делала: берёшь с тумбочки карандаш и им, словно старинной шпилькой, убираешь волосы наверх.
- Зачем ты перенастроила телефон? Шутка не хорошая. Почему меня держат здесь? Меня ждут друзья, ты тоже где-то. На твоё двадцатилетие мы обязательно… - ты не даёшь ему договорить и уходишь.
И уходишь, закрывая за собой дверь, обещая обязательно зайти. Ты просто не можешь выдержать того, что он не верит в числа, что тебе все еще девятнадцать в его глазах, что ты знаешь, о каких «друзьях» идёт речь. Ты бьешь по стене, закрывая дверь, когда вслед он задаёт миллион вопросов. Ты ответишь на них. Позже. Вопросы без ответов – больно.
Больно, ты это знаешь, как и то, что иногда эта боль помогает протрезветь и посмотреть на себя со стороны. Закрываешь дверь, а ключ оставляешь себе. И едешь туда, где тебя поймут.
Поймут. Ты возвращаешься домой только к вечеру следующего дня.
- Почему процарапана дверь на крышу? – наливая чай. – Где Призрак?
Наливая чай, смотришь на Джона, а потом садишься на стул, внимательно осматривая дом. Ты думаешь о том, что нужно бы проверить, нашёл ли он записку. И, пожалуй, все же поговорить. Как бы там ни было, вы связаны кровью.
Отредактировано Adelheid Fawley (2018-04-19 15:48:57)
Поделиться282018-06-10 00:27:41
Винтерфелл – это место, где писалась история моей семьи, той ее части, откуда родом мама. Знаковое место, если подумать, но, к сожалению, утраченное в веках. Сейчас все изменилось, и мне, потомку когда-то живущих здесь Старков, теперь нужно покупать билет на вход и идти за гидом, как будто это место совсем меня не касается. Но так сложилось. И я знаю, что я здесь не чужой, несмотря на все перемены, что здесь произошли.
Что-то меняется, но остается главное. Сама суть Севера, которую он прячет глубоко и показывает далеко не всем. Ее нужно прочувствовать и понять, только тогда ее можно полюбить, увидев не внешнее – горные лыжи, достопримечательности, исторические места, а то, что скрыто от глаз. Я знаю такое место, и говорю о нем Рейнис. От гида мы просто сбегаем.
Маленький бунт, нарушение правил, но эти правила навязаны новым временем, и мы не хотим следовать тому, что чуждо этому месту. Спускаемся в подземелье, подсвечивая себе экранами телефонов, держась за руки. Я держу Рейнис крепко, начиная свой рассказ. Внизу мы оказываемся в большой пещере с подземным озером. Теплые источники, из-за которых и возник когда-то на этом месте замок. Подхожу к воде, касаюсь ее рукой, улыбаюсь.
- Да… - Я не успеваю обернуться, уже чувствую руку Рейнис у себя на плече. – Ты права, оно бьется. Живое, теплое, просто скрытое, показывается не для всех. Но нам с тобой повезло. Мне тоже нравится, очень.
Тяну ее за руку, усаживая рядом. Сперва хочу просто поднести ее руку к воде, но потом решаю иначе и бью по водной глади, вызывая целый поток брызг, летящих в ее сторону. Слышу смех Рейнис, а она вытаскивает из сумки подзарядку для телефона, оставляя свет постоянным. Рейнис решает все быстро, стягивая с себя все вещи и моментально прыгая – даже не проверяя дна. Меня обдает поток брызг гораздо больший, чем тот, что создал я. Хохочу.
- Купаться? – Я тоже начинаю быстро избавляться от вещей. – Подожди меня, куда ты?
Я подхожу к кромке воды, когда Рейнис оказывается тоже возле нее, но уже по ту сторону границы. Не успеваю я прыгнуть к ней, как она сама тянет меня вниз, резко, я лечу совсем не так красиво, как прыгала она, а кубарем, с еще большим фонтаном из брызг и шумом, не успевая даже вдохнуть. Выныриваю, отфыркиваясь и тряся головой, убирая налипшие волосы.
- Вот, значит, как? Ну, держись!
Плыву к ней, чтобы догнать, ныряю и ловлю под водой, снова оказавшись на поверхности, прижимаю к себе. Было бы здесь не так глубоко, было бы удобнее, но и так получается удержаться на плаву и поцеловать ее. Время незаметно отступает куда-то даже не на второй, а на десятый план.
О времени приходится вспомнить тогда, когда света в пещере становится меньше, а один из телефонов, грустно пискнув, предупреждает нас о том, что скоро оставит на попечение только второго своего собрата. Все имеет свойство заканчиваться, и нам приходится вспоминать о том, что еще нужно вернуться в гостиницу, желательно, пока и второй телефон не разрядился. Экскурсия, конечно, давно завершилась, гид, если и искал нас, то не нашел, мы полностью свободны в своих перемещениях.
- Здесь внизу целый лабиринт из подземных ходов. Мы нашли даже тот, что выводит прямиком к Стене, и путь короче, чем по поверхности. Пойдем по нему? Призрак, наверное, уже скучает по нам.
При этом представляю себе довольного волка, лежащего поперек нашей кровати в номере отеля и вальяжно зевающего. Что-то подсказывает мне, что такую картину мы и увидим. Ну, или последствия ее, и Призрака, который делает вид, что ничего такого не было и в помине. Жаль, что каникулы не могут длиться вечно, но этот день останется в нашей памяти одним из хороших воспоминаний. Приключение, которое мы сами себе организовали.
Всегда приятно, когда то, чего сильно не хочешь, вдруг отодвигается во времени и появляется повод еще какое-то время провести в приятной расслабленности счастливых дней. Отпуск закончился, серые будни подкрались и накинулись звоном будильника и необходимостью вставать и идти туда, куда нет никакого желания идти, делать то, что нужно делать, потому что без этого никак. Нельзя валяться дома и ничего не делать, когда календарь намекает: пора. Или можно?
Можно, когда вслед за мной выбирается из теплой постели Рейнис, когда обнимает, заставляя вспомнить все самые приятные мгновения, разделенные с ней на двоих. Когда говорит о делах, но весь ее вид призывает эти самые дела позабыть. Они и улетучиваются из головы тотчас же, когда я ее обнимаю, скидывая рубашку с ее плеч. И подхватываю ее на руки – какие дела могут быть, в самом деле, когда поцелуи, когда тепло, и нежность рвется изнутри, желая ее коснуться?
Дела не возвращаются и потом, когда Рейнис нависает надо мной, закрывая нас обоих своими волосами. Когда я сказал, что фетишист, ответив на ее полушутливый вопрос такой же полушуткой, похоже, совсем не соврал.
- Что?
Я улыбаюсь, прижимая ее к себе, начиная пальцами вырисовывать узоры по коже. Провожу рукой ей по щеке и легко целую, притянув еще ближе. Она наклоняется, тихо смеясь, а потом вспоминает что-то давнее, но да, она взяла с меня слово не прогуливать пары и да, получается, что я не выполнил обещанное.
- А ты бы хотела? – Так же тихо отвечаю, прищурив глаза, и чувствую касание губ к губам. Задерживаю его, путаясь пальцами в прядях ее волос, и только потом могу продолжить. – Чтобы я выполнил обещание? Или лучше другое, мм?
Любить ее, быть с ней, быть - ее.
- Я твой. – Улыбаюсь. – А отработки… Не хочу сейчас про это. Выполню, что он скажет, потом.
Замечаю, как она закатывает глаза на что-то, и прищуриваю глаза.
- Эээй, что? О чем ты подумала? Скажи.
Смеюсь, пробегаясь пальцами вдоль позвоночника Рейнис, легко щекоча. Мне интересно, что же осталось недосказанным, явно что-то забавное, хочу узнать, что. А она говорит о том, что мы дома, и получили целый день к нашему отпуску. Ехать тоже куда-то бывает не обязательно, чтобы утро было добрым и настроение прекрасным.
- Думаешь? Вставать, сейчас?
Снова ее дела противоречат тому, что она говорит. Говорит о том, что пора выбираться из постели, но сама никуда не уходит, и мне совсем не хочется торопиться и куда-то идти, не хочется вспоминать про дела, пусть даже они и приятнее, чем лекции или работа. Вечеринка в кафе должна пройти на ура, и я должен буду заниматься ей вплотную. Хочется, чтобы все было хорошо. Но так не хочется куда-то сегодня торопиться.
- Мы сходим, но попозже. И в душ в том числе. Потому что…
Не договариваю, потому что поцелуй разрывать мне не хочется тоже, и действовать согласно озвученному порядку, кажется, не хотим ни Рейнис, ни я. Я обнимаю ее, переворачивая ее на постель, и теперь черные локоны лежат раскиданные на подушке, а поцелуй не кончается, снова уходит прочь время. потом мы идем и в душ, и даже до магазина добираемся – почти уже к вечеру. Находим то, что искали, ужино-обедаем тоже там. А вечером получаем гостей в виде бодрой и жизнерадостной Дени и обиженного Эйгона, потому что до пар сегодня дошел он один, и от профессора Ланнистера ему, видимо, досталось за двоих.
Время праздника приближается, подготовка к нему заканчивается, и, наконец, наступает тот день. Мне нужно выйти раньше - я буду работать за барной стойкой, а Рейнис, как гостья, придет чуть попозже. Призрак видит наши сборы и хмуро наблюдает за всем, понимая, что вечер ему придется коротать одному.
- Не обижайся, дружище, мы про тебя не забыли. – Я сажусь на корточки перед волком и треплю его по шерсти, заглядывая в красные глаза. – Тебе не хочется сидеть в четырех стенах? Мы еще успеем прогуляться.
Смотрю на часы, времени на сборы и на прогулку с Призраком должно хватить. Подхожу к Рейнис и рассказываю ей этот план.
- Пойдемте все вместе? Еще успеем собраться и подготовиться, времени много.
Сейчас, когда, наконец-то открылась правда, мы продолжаем открывать для себя части жизней, которые не знали до того. В истории каждого есть общие действующие лица, но есть и те, кого не знаем Рейнис или я, и мы наверстываем упущенное. В жизнях каждого из нас происходят перемены, приходит что-то новое, и это, кажется, затрагивает каждого участника нашей общей истории. Так и мама находит для себя Эртура, и я рад, видя, что она счастлива. Я, конечно, не могу быть против этого, тем более что вижу, этот человек достоин моей матери, он сделает ее жизнь лучше. И лучше оказывается то, каким образом обернулась судьба первой жены отца Элии и ее детей. Рейнис не жалеет, понимая, что, не пройди она, ее брат и ее мать через ту историю, в которую вылилось знакомство отца и моей мамы, у нее не было бы сейчас той большой семьи, частью которой она является. И я являюсь, и не только потому, что мы с Рейнис оказались братом и сестрой. Она моя семья во всех возможных смыслах. Я всегда мечтал о таком, но не мог и в сотой мере представить, как на самом деле это окажется потрясающе – найти свое место в мире. Любить и знать, что меня любят. Знать, что это правда.
Я рассказываю ей о своем детстве. История Призрака следует вместе с ней – что найденный щенок был слабым, к тому же альбинос, тихий и спокойный, все думали, что он скоро умрет, но я сказал, что он не может умереть ,ведь он мой. И сейчас, глядя на Призрака рядом, я понимаю – не могло быть иначе. Он был предназначен для меня точно так же, как я для него. Не знаю, что я делал бы, не появись Призрак в моей жизни.
Сначала мы оказываемся в моей детской комнате, а потом спустя время едем в место, которое помнит маленькую Рейнис. В Кастерли соберется вся семья, и мы с мамой тоже будем там. Я немного волнуюсь, но ведь для меня остается все меньше незнакомых, а те, кто раньше были таковыми, быстро станут родными мне людьми. Думаю, мама чувствует примерно о же, но она тоже будет не одна, ведь с ней будет Эртур. Маме, наверное, сложнее – все знают, что произошло с Элией из-за нее, но все понимают, что Элии не было бы сейчас в замке среди них, а вместе с ней и многих других. Вот уж действительно иллюстрация – все, что ни делается, к лучшему.
Стоит нам с Рейнис оставить вещи и выйти к людям, как меня окружают дети. Призрак куда-то исчезает, а Рейнис убегает вперед и обнимает дядю, с которым я уже успел познакомиться раньше благодаря Дени. А я знакомлюсь с каждым из юных членов этой большой семьи, а после и с другими. Если честно, голова немного кругом идет, но мне нравится то, что я вижу. Что люди, такие разные, объединяются вместе, и все особенности каждого принимаются другими, никто не спорит, не пытается исправлять, мешать, лезть с нравоучениями. Всем комфортно друг с другом. Я и сам расслабляюсь, находя, наконец, Рейнис, присоединяясь к ней и ее дедушке. Мне хочется побыть с ней, а еще увидеть то, что раньше я видел только на роликах в интернете – здесь, в Кастерли, живет дракон. Думаю, что сейчас для этого самое время, и мне правда очень хочется познакомиться и с ним тоже, ведь он тоже часть этой семьи, часть нас.
- Призрак просто не привык, что вокруг много людей. Ты же сама знаешь и помнишь, как мы гуляем. Стоит выйти, парк чист и только наш. А здесь бы никто не побоялся, напротив, он был бы в центре внимания, вот он и… Застеснялся. – Я улыбаюсь. – Но спорим, что к Валару он с нами пойдет?
Мою идею неожиданно подхватывает Тайвин, и мы идем все вместе. Знаю, что Рейнис скучает вдали от дракона, что она тоже хочет там оказаться. Смотрю на них обоих – Рейнис идет вперед на встречу к Валару, Тайвин неспешно идет рядом. Не знаю, почему он захотел пойти с нами, может быть, тоже провести время с внучкой, или увидеть ее встречу с драконом, не знаю. Пока он просто рассказывает нам, мне, о том, что вокруг, о замке, его истории и том, как удалось оставить его за семьей Ланнистер. Разговор заходит и о Драконьем Камне. Думаю, что айвин, правда, тот человек, который точно знает. Как в этом деле добиться успеха, кто, если не он?
Только, стоит нам оказаться рядом с пещерами, как я слышу рев и забываю обо всем прочем. Рев, пар, огромное существо, удивительное, могучее и такое редкое, и очень, очень красивое. Рейнис бежит к нему, отпуская меня, а я только проговариваю ее слова про себя, ошарашенно взирая на то, как она обнимает зубастую морду, и на этой морде появляется настоящее счастье.
- Маленький? Да он огромный… Но потрясающий.
Я оборачиваюсь на Тайвина, как будто ослышался и хочу переспросить, а еще делаю шаг вперед, но передо мной тут же падает огромный хвост существа, разделяя Рейнис и меня. Тайвин теперь уже не прячет улыбки.
-Рейнис?
Я зову, но поздно, дракон сцапал принцессу и держит ее в плену. Голос Тайвина только подтверждает этот вывод.
- Ребенок? Так всегда и бывает, да? Принцесса в лапах дракона.
Смеюсь, смотря на этот занятный сговор. Я рад за Рейнис, вижу, что с драконом ей хорошо, но мне делается немножко одиноко. Я остаюсь один.
Один, но не один – Тайвин сопровождает меня, по пути назад рассказывая, как принес слабого детеныша дракона, и как они с Рейнис привыкали к друг другу, как дракончик со временем окреп и вырос, но все равно ведет себя как малыш, завладевая всем ее вниманием, пока может. Это важная история, ведь Валар – такая же часть ее жизни, как Призрак – моя. Только вот Призрака я могу видеть все время, быть с ним каждый день. А встречи с Валаром для Рейнис редки. Мы уходим в замок, ведь ночь накрывает все неминуемым пологом темноты. Стол с доской для игры в кайвассу в кабинете мистера Ланнистера, он достает бутылку виски и два стакана, наливая янтарный напиток. Вспоминаю прошлую свою встречу с алкоголем, но беру стакан и делаю глоток, благодаря. Мы играем партию. В которой, конечно же, я не выиграю, и за ее ходом я получаю несколько уроков, но в то же время чувствую, что мы разговариваем не как преподаватель и ученик, а как родственники. Меня… Приняли. И я не могу передать словами, как я рад этому.
Мы говорим о замках, я рассказываю план, который сложился у меня в голове, мне указывают на его слабые места и дают пару советов. Незаметно мой стакан наполняется снова, но от продолжения я отказываюсь, говоря о том, что мне не стоит больше пить. Тайвин пожимает плечами, но принимает это, и мне кажется, я замечаю еле заметный кивок каким-то своим мыслям в его голове. Время переваливает за полночь, пора расходиться и спать.
В комнате Рейнис без Рейнис мне странно. Мы с Призраком переглядываемся, я подхожу к окну и, кажется, замечаю движение в ночном небе. Но я все равно жду, что она вернется, даже когда укладываюсь спать один. Призрак сворачивается на коврике возле кровати, а я смотрю в потолок и снова в окно, а потом улыбаюсь, опуская руку и нащупываю шерсть волка, глажу его и проговариваю:
- Доброй ночи, Призрак. И Рейнис. Добрых снов. - Даже если она меня не слышит.
Просыпаться я привык с приятной тяжестью головы Рейнис на плече или с поцелуем на губах, третьего не дано. Но сейчас нет ни того, ни другого, и я понимаю, что Тайвин Ланнистер оказался прав. Хотя, разве можно было сомневаться в этом? Я умываюсь и спускаюсь вниз, оглядываясь ища Рейнис, или маму, но находит меня Элия. Она подходит и с мягкой улыбкой желает доброго утра и спрашивает. Как мне спалось.
- Немного странно быть на новом месте. А Рейнис еще не вернулась?
Получаю отрицательный ответ и опускаю глаза, но снова вскидываю взгляд, слыша продолжение фразы, адресованной мне.
- Джон, ты мне не поможешь? Я хотела испечь пирог, порадовать детей. Да и взрослых тоже.
- Тот самый, с апельсинами? – Я вспоминаю вкус выпечки, фирменный пирог мамы Рейнис, который иногда возникал у нас в квартире и делился между всеми. – Он очень вкусный. Конечно, я буду только рад.
Тем более что Рейнис все равно где-то не здесь. С Элией мы уходим на кухню, она учит меня, я помогаю ей под ее присмотром, запоминая рецепт и особенности, делающие пирог особенным. Мне нравится готовить, и Элии это занятие тоже приносит удовольствие. Мы болтаем о чем-то, и работа спорится веселее. Когда меня сзади обнимают, мои руки в муке, но это не мешает мне накрыть ладони своими. Оборачиваюсь и, конечно, знаю, кого увижу.
- С добрым утром.
Я целую Рейнис, прижимая к себе, а потом касаюсь пальцем кончика ее носа, оставляя мучной след и улыбаюсь.
- Ты как раз к пирогу. Ты летала? Я видел тень в небе. – И договариваю, наклонившись к ней, хотя Элия отходит куда-то, занимаясь чем-то своим, или делая вид, что занята. – Я соскучился ужасно. И утро началось неправильно. Кофе?
Оборачиваюсь и на Элию, это предложение относится и к ней.
- Всем кофе.
Прошлое, которое, казалось бы, осталось далеко позади, иногда врывается в настоящее, напоминая о себе громким звонким голосом и непривычным уху именем, которое стараешься скрыть, и за этим развивается целый ком событий, меняющих многое, или старающихся как-то повлиять. Случайность – а я хочу верить в нее, - которая не играет для меня большой роли, способна сыграть большую роль для других, кто мне близок. Но пока я не знаю об этом, резко оборачиваясь на окрик, который ни при каких условиях не мог бы услышать здесь, в университете, где все знают меня только как Джона Сноу.
- Джейхейрис! Джейхейрис Таргариен!
Я не успеваю отстраниться, когда Десмера Редвин, одна из трех, кто всегда звал меня только так, подлетает совсем близко, целуя меня. Руки касаются ее плеч, на секунду я вспоминаю то время, когда мне казалось, что меня ценят, но это было не так. Я же знаю все, неужели она думает, что после этого можно вот так вести себя, как ни в чем не бывало, вмешиваясь в мою жизнь, как будто я буду рад ее видеть? Она появляется и снова грозит разрушить мне что-то. Например, сейчас – легенду с Джоном Сноу, разрушать которую я не хотел.
Я отстраняюсь, краем глаза вижу любопытные взгляды в свою сторону. Однокурсники шепчутся за моей спиной, я слышу многократный повтор одинаковых вопросов: «Таргариен? Она так сказала?» Меня хватает только на вопрос, что она здесь делает. Она смеется, так же громко и радостно сообщает, что пришла к подруге и, вот какая удача, меня повстречала, что рада меня увидеть, и упрекает со смехом, что я пропал, как будто меня и нет. Я толком не слушаю. Обегаю глазами людей вокруг, вижу Эйгона, который хмуро смотрит на нас. Нужно заканчивать это рандеву, объяснить ему, кто это, и найти Рейнис. Ее нет, но она, конечно, узнает, а я не хочу, чтобы к ней пришла информация в искаженном виде через чьи-то третьи руки. Я расскажу все как есть, тем более, что она знает об этой моей истории. Единственная проблема, которая возникает после сегодняшнего – всплывшее мое имя.
Мое настоящее имя, которое я не люблю и никогда не использую. Которое как будто налагает на мне отпечаток того, с чем я не хочу иметь ничего общего. Отец, оставивший мать, старая жизнь, в которой было много лжи и шелухи, которой уделялось внимание – не мной. Возможно, дело не в имени, но быть Джоном Сноу мне нравится больше. Это то, что подходит мне, с чем я живу в гармонии. А полное имя сразу как будто обязывает, как будто натягивает на меня рамки общества, в котором я не прижился, да и сам не хотел. Я это я, и моя жизнь сейчас – самое лучшее, на что я мог бы надеяться. Я наконец-то знаю, что значит настоящая любовь, наконец у меня есть друзья, которым я доверяю больше, чем себе. Наконец-то я понимаю, что такое счастье. Я не дам чему бы то ни было это все разрушить.
Вижу, что Эйгон идет ко мне, холодно прощаюсь, обрывая говорливую (боги, неужели я раньше не замечал этого потока слов, и верил в то, что слышу?) девушку и иду ему навстречу. Я не пойду на пары, зато буду отвечать на вопрос о том, что это было. Понимаю, почему он спрашивает – беспокоится за сестру, но не делает выводов раньше, чем узнает все от меня. Рассказываю, параллельно получая сообщения от однокурсников. Первое из них простое: «Ты Таргариен, значит?», остальные даже не читаю, мельком вижу в них одно и то же слово. Людям будет, что обсудить на парах, где меня сегодня нет.
Эйгон выслушивает. Он мне верит и соглашается, что с именем вышло не очень, но мы оба понимаем, что теперь скрывать что-то смысла уже нет, легенда разрушена. Но он все еще хмурится, а потом говорит, что Рейнис тоже была там, она все видела, но быстро ушла. Ушла? сразу набираю ее номер под слова Эйгона, что он ей звонил, но не смог дозвониться. Мне тоже электронный голос сообщает, что абонент не отвечает или временно недоступен.
- Я поеду домой.
В пути я пишу Рейнис сообщения одно за другим, начиная с «Не могу до тебя дозвониться, перезвони» до «Я сейчас буду дома, если ты там, подожди меня, не уходи» и делаю еще несколько звонков, но телефон все еще не отвечает. Это очень плохо. Дома отпираю закрытую снаружи дверь, но сразу вижу, что Рейнис была здесь недавно – ведь я уходил после нее, знаю, какой оставалась квартира после. Дверь явно не была поцарапана изнутри и рубашка не лежала на полу. Поднимаю вещь, вижу, что ее край порван.
- Призрак?
Волка нигде нет, ни в квартире, ни на крыше. И тут у меня звонит телефон. Хватаю трубку, думая об одном имени, но вижу другое. Звонит Эйгон. Теперь я знаю, где Призрак.
Призрак лежит в гостиной в квартире Эйгона и рычит на каждого, кто пытается к нему подойти. Подходу, чтобы забрать волка, но рык достается и мне. Опешив, замираю на пороге.
- Эй, ты что, это же я.
Делаю еще несколько шагов под непрекращающееся рычание и тяну руку, чтобы погладить волка, но очень близко от моих пальцев мелькает оскалившаяся пасть. Зубы, Призрак впервые скалится на меня.
- Эй, друг, что случилось?
Рубашка с порванным краем, поцарапанная дверь, Призрак обиженный на весь мир. Картина складывается у меня в голове в очень плохую историю.
- Ох, Рейнис… Куда же ты ушла?
Мы уходим назад в нашу с Рейнис квартиру и сидим там до вечера, ее ожидая. А что еще остается делать, когда она ушла неизвестно куда? Я благодарен Эйгону и Дени, что они коротают это время со мной, не оставляя одного, делают несколько звонков родным, аккуратно спрашивая, как дела – и никто не говорит о том, что Рейнис к ним заходила, или что звонила. Я делаю так же, позвонив своей маме, но она просто рассказывает мне, как дела. Нигде ничего. Призрак все так же остается в другой квартире, когда Дени и Эйгон уходят к себе, а я знаю, что не сомкну глаз сегодня. В какой-то момент мне приходит сообщение, что Рейнис в сети. Сразу же звоню, но теперь слушаю короткие гудки в трубке – занято. Она говорит с кем-то долго, а потом не отвечает – гудки сменяются на длинные. Нет сомнений, что видела и сообщения, и пропущенные звонки, даже те, что я сделал сейчас, просто не отвечает, а потом и снова пропадает из сети - выключила телефон. Я выхожу на крышу, глядя в небо. На горизонте летает дракон.
Дракон. Я набираю номер, на который еще никто сегодня не звонил, и я сам не звонил на него никогда, и поэтому сообразил слишком поздно, но теперь думаю, что если кому-то что-то и известно, так это человеку по ту сторону трубки. Несмотря на поздний час, трубку поднимают со второго гудка, ровный спокойный голос здоровается со мной.
Я не пытаюсь маскировать произошедшее, осторожно что-то узнавая, с этим человеком это не пройдет. Говорю ему прямо, рассказывая, что сегодня случилось. В конце я даже не задаю вопрос, а утверждаю – он знает, где Рейнис, и прошу мне помочь, говорю, что приеду немедленно. Но Тайвин говорит мне не приезжать, а ложиться спать, Рейнис приедет сама. Я лишь спрашиваю, неужели он думает, что я смогу заснуть? Он говорит, что, конечно, нет. И вешает трубку. Я наливаю чай и смотрю на летающего над городом дракона снова. Валар беснуется, Призрак в соседней квартире кидается на людей. Я не могу ничего сделать, будто мечусь в клетке из стен, времени, которое тянется слишком долго, и неизвестности, несмотря на заверения самого надежного человека из тех, кого я знаю, и Рейнис тоже. Снова перезваниваю уже под утро, но теперь уже мне не отвечают. Дракон исчезает из вида, солнце встает, а чай, про который я сразу забыл, давным-давно остывает.
Утром на моем пороге Эйгон уже по моему виду понимает, что ничего не изменилось с вчерашнего вечера. Рассказываю про разговор с Тайвином, и меня заверяют в том, что если дедушка так сказал, значит, это правда. Дени берется готовить завтрак, Эйгон выходит куда-то, я тоже поднимаюсь и делаю кофе. Получается плохо, но мы пьем, что есть, и никто не комментирует вкус напитка. На какое-то время я, не выдержав, проваливаюсь в сон, даже не заметив этого, сидя в кресле. Просыпаюсь, все тело болит, в комнате опущены шторы, я один. Один во всей квартире с подкравшейся ко мне бедой. Джон или Джейхейрис – какая разница? Неужели вчера меня волновали такие мелочи? Но вчера я не мог и подумать, что Рейнис, увидев что-то, что не понравится ей, не попробует спросить меня, а исчезнет, не поверив сразу же, не пытаясь дать мне шанс объяснить. Сделав вывод, даже не выслушав. Это гложет изнутри, это страшно. Недоверие. Когда в замке поворачивается ключ, открывается дверь, мне кажется, это во сне, но это явь. Я выхожу, сталкиваясь с ней глазами. Она проходит на кухню, наливает чай и молчит. Первый вопрос – о двери и Призраке. А я вижу на ней следы, точно зная, откуда такие берутся. И внутри все сжимается, это боль. Невольно касаюсь собственной шеи, когда-то там были такие же следы, и мы оба знали, откуда они, и смеялись, мне казалось, что это что-то такое, наше с ней на двоих. Выходит, ошибка?
- Я не знаю точно про дверь, но Призрак второй день лежит в гостиной Эйгона и рычит на каждого, кто хочет подойти. На меня он скалился, я не смог его забрать. Мне кажется, ты знаешь об этом больше меня.
Выплескиваю в раковину чай, который я наливал себе еще с прошлой ночи, оставшийся нетронутым. Я его не люблю, предпочитая кофе, но сейчас что-то варить я просто не в состоянии. Не хочу повторять чужих ошибок и делать выводы, не поговорив. Следы на коже опять приковывают мое внимание, отзываясь болью внутри, я сжимаю губы, кидая в чашку заварку и заливая ее кипятком просто так.
- Я звонил твоему дедушке. Он не сказал ничего кроме того, что все будет в порядке. Ты спросишь меня о чем-нибудь еще? Или только Призрак и дверь? Я видел дракона в небе. Валар всю ночь летал, будто метался, а на рассвете исчез. Я смотрел за ним.
Молчу, делая глоток обжигающего чая, чувствуя, что слова как будто застревают в горле, и я не знаю, с каких из них стоит начать и стоит ли решать это сейчас, но светская беседа о грядущем ремонте - это явно не то, что нужно сейчас нам обоим. Нам нужно все решить. Ей узнать недостающие детали моего рассказа, а мне – ее. И разобраться со всем, что случилось, или могло.
- Десмера заходила к подруге, увидела меня, решила, что я буду рад ее видеть. Я не был рад, но среагировал слишком поздно, это моя вина. Что я слушал ее, не оборвав ее сразу, тоже моя ошибка. Не ожидал и растерялся, она выкрикнула полное имя на всю округу, так что теперь можно забыть о Джоне Сноу, но это тоже не так уж важно. Знаешь, я думал, что тебя там не было. Эйгон мне сказал потом, что ты увидела и ушла, а после я уже не мог до тебя дозвониться. Эйгон подошел, чтобы выяснить, что это было, он захотел разобраться, прежде чем… - Я перевожу дыхание. Раз она не спрашивает и не рассказывает, спрашивать придется мне. – Ты расскажешь мне, где была? Почему не брала трубки, хотя я знаю, мои звонки ты слышала? Неужели нескольких мгновений хватило, чтобы, не знаю, решить что-то про меня?
Протягиваю руку, касаясь ее пальцев, сжимающих чашку. Мне это нужно. Я надеюсь, что все еще нужно ей.
Поделиться292018-08-21 14:56:53
Отдых – самое чудесное время, когда можно просто жить, не думая ни о чем. Все волнения остаются где-то далеко, оставляя лишь время, которое можно занять интересными делами, которые доставят радость. Вы тоже сменили обстановку.
Сменили обстановку на тебе не знакомую, но хорошо известную Джону. Поэтому он ведет вас по дорогам вместо экскурсовода, по тем тропам, куда никто не знает ход. А внизу теплые источники… и Север оказывается теплее, чем кажется.
Теплее, чем кажется. Настолько, что уходить не хочется, но единственный источник света – ваши телефоны, - медленно гаснут. Значит, пора собираться. О чем и говорит Джон, упоминая Призрака. Ты смеешься.
Ты смеешься звонко, думая о том, что волк, наверняка, развалился на всю постель и не захочет ее добровольно уступать. Когда вы приходите, Призрак поднимает морду, смотрит на вас и снова засыпает, всем своим видом показывая, что ему комфортно и теперь это его место, а вы будете подстраиваться.
- Мне кажется, сегодня у камина мы…
Берешь много подушек и плед, сбрасывая на пушистый ковер, а потом тянешь Джона за собой. Север.
Север сменяется югом в следующий раз, который вы не планируете. Обидевшись на Джона с громким и детским «Я иду к маме», ты делаешь то, что сказала, но идешь к Лианне. Ты ведь не уточнила, к чьей маме.
К чьей маме. И Лианне ты жалуешься, не думая, что на ее сына. Она, к удивлению, достает бутылку коньяка Марелл, говоря, что для Эртура это должно быть секретом. Ты улыбаешься… когда она поддерживает разговор, говоря, что твой крестный тоже очень хороший человек на букву «м» вселенского масштаба. И тут…
И тут в ваши почти трезвые головы приходит прекрасная мысль, которая тут же материализуется: онлайн быстро бронируются билеты в Волантис на рейс через три часа. Вы берете с собой паспорта и деньги, и улетаете.
Улетаете, решив, что все купите на месте. Чем и занимаетесь первые часов пять после прилета. А потом без сил заселяетесь в гостиницу. На следующий день круг спа, моря, отключение телефонов и бар.
Бар на пляже, коктейли и… сюрприз в виде Эртура и Джона, обходящих шезлонги. Ты смотришь на Лианну, которая шепчет угрожающе «Он проверил мой ноутбук… но пароль знал только Джон»… и понимаешь, что оба влипли. В итоге Лианна, игнорируя сына и мужа, утаскивает тебя в отель. А там…
А там бутылка коньяка и «смотри, что сейчас будет». Она вызывает танцующего человека, который исполняет специфические танцы… и незаметно приоткрывает дверь. Чтобы в следующий момент Эртур упал на пол под восклицание стриптизера «За четверых придется доплатить». Ты хватаешь Джона за руку и выводишь в коридор.
- Кажется, нам нужно уйти, - ты знаешь.
Ты знаешь, что они остановились через два номера. Тащишь Джона за руку к двери, закрыв которую с ногами садишься на кровать.
- Вы с Эртуром это планировали? Не путешествие. Одну кровать, - насмешливо.
Насмешливо, но тут ты вспоминаешь, что Джон виноват в какой-то мелочи, - в какой конкретно, не вспоминаешь, - в итоге, укрывшись одеялом, выключаешь свет.
День начался явно неправильно, но вряд ли бы ты променяла его на что бы то ни было. Ты вычерчиваешь по коже Джона узоры, дразня его собственными обещаниями. Джон в ответ на твои вопросы путается пальцами в твоих волосах, ты прикрываешь глаза, целуя его, теряя мгновение.
- Вряд ли, - выбрал бы он другое, обещанное, ты бы задумалась. – Лучше совсем другое, вот это, - касаешься его. – А я твоя.
Но все так, как должно быть, и об отработках вы поговорите как-нибудь в другой раз. Ты смеёшься, качая головой на его просьбу рассказать, о чем ты подумала. Он проводит вдоль позвоночника, щекотно, а ты прижимаешься к нему так, что расстояния, кажется, не остаётся. Ты предлагаешь вставать, а он не согласен… и ты тоже с собственными словами… И его решение остаться в постели кажется тебе самым верным. Он переворачивает тебя на подушки, волосы по ткани, смотришь на него, нависающего над тобой, чтобы притянуть к себе в поцелуй, скользить руками по коже и забыть о времени совсем. Все подождёт.
Подождёт до позднего вечера. Но вы все равно успеваете, даже принимает в гости бодрую Дейнерис и хмурого Эйгона, который забавно дуется из-за того, что на парах был один, а потом начинает весело болтать. Ты смеёшься с ними, но под столом переплетаешь пальцы с Джоном, чувствуя себя счастливой.
Счастливой ты чувствуешь себя перед праздником в ресторанчике мамы. Ты решаешь сыграть с Джоном и переводишь его часы вперёд на четыре часа, зашториваешь шторы… зная, что собираться он будет заранее. Вы собираетесь, а Призрак наблюдает, фыркая. Ты чешешь его за ухом и идёшь в душ.
Идёшь в душ, чтобы, когда выйдешь, начать маленький спектакль. А Джон тут же предлагает прогуляться с волком всем вместе. Ты наклоняешься к Призраку и шепчешь ему, чтобы он не обижался, весь следующий день его, но сегодня просишь уступить для игры. Волк фыркает, но понимающе ложится на ковёр. А ты…
А ты открываешь шкаф, выкладывая платья одно за другим: синее кружевом с вырезом на спине, зеленое с разрезом по ноге и алое без бретелей. А затем поворачиваешься к Джону, который стоит рядом.
- Хорошо, но сначала помоги мне выбрать наряд? – указываешь взглядом.
Указываешь взглядом на платья, добавляя ещё несколько. И скидываешь полотенце на пол, ведь нужно перемерить все наряды.
- С какого начать? – садишься на край около вещей.
Садишься на край около вещей, наблюдая за Джоном. Берёшь синее, прикладывая к себе, а потом возвращая на место.
- Мне к лицу синий? – склонив головку на бок.
Склонив головку на бок, смотришь на часы, думая, что все идёт совсем по плану, как ты и думала сделать.
- Нужно выбирать, у тебя остаётся совсем мало времени, чтобы добежать, - включаешь музыку. – Так выбирать веселее, правда?
Правда, думаешь ты, музыка явно поможет, а лист песен ты подобрала давно. Как раз к этому дню.
- А с волосами что сделать, как думаешь? – распуская их.
Распуская их, заставляя падать волной по плечам, а Джон у вас, как и ты, немного фетишист, с тихим смехом думаешь ты. А свет приглушен, для сборов полного освещения не требовалось… так хорошо подходит.
Так хорошо подходит, думаешь ты, но Джон говорит, что платьев не видит. Ты деланно хмуришься, открывая шкаф и доставая несколько коробочек, открываешь их и показываешь.
— Тогда поможешь с этим? После платье будет выбрать легче, — а внутри кружево.
Кружево и на резинке чулок, которые ты берёшь и, подойдя в Джону, взяв его за руку, подводишь к кровати, передавая их ему.
- Одень меня, ммм? – садишься. – Мы немного опаздываем по графику, поспеши.
Садишься и ногой ведёшь по его ноге, как будто показывая, где место чулок. Впрочем, у тебя есть более интересные мысли для их применения.
Тебе нравится наблюдать за Джоном в кругу семьи. В конце концов, она у вас одна на двоих, он ее неотъемлемая часть… поэтому ты даже не пытаешься оторвать детей от него, когда они налетают с ходу и что-то говорят, верещат и требуют. Только смеёшься, думая о том, что желание Лианны о большой семье резко сбывается… а иногда своих мечтаний стоит бояться, можно получить шумную толпу детей на шею и вряд ли более тихое старшее поколение, наблюдающее за этой картиной, посмеиваясь.
Посмеиваясь, наблюдаешь за этим, а когда Джон подходит к вам с дедушкой, берёшь его за руку и невесомо целуешь, а потом он говорит о Призраке… ты смеёшься чисто и звонко, думая о том, что он прав и нет. Джон очень милый… особенно, когда смущается. Но смущать его сейчас будет нечестно…
— Да, парк всегда весь наш, когда мы гуляем, — обнимаешь его. — Но наш волк просто умный… и он понял опасность детей, решив, что быть в тени намного надежнее, если не хочешь быть затисканным.
В тени намного надёжнее, ты точно знаешь это. Вы говорите с дедушкой, а потом идёте к Валару. Слушаешь в пути разговор Джона и родственника, думая, что они обязательно поладят, но теперь Сноу, как внук родной, будет дважды больше нагоняев на паре получать. Но… об этом думать не обязательно. Потому что и это — забота. Становится теплее.
Становится теплее, а вскоре пар обдаёт вас. Ты бежишь к Валару, обнимая огромную морду. А когда—то на ладошках помещался. И для тебя он все ещё малыш. Ты слышишь тихий и редкий смех дедушки и комментарий Джона, когда падает хвост на землю, но ничего не можешь поделать. К тому же ты не принцесса, ты – Ланнистер, хотя сказка почти сложилась, это тоже тебя забавляет.
— Валар ещё немного ребенок, — полуоборачиваясь. — Он привыкнет к тебе и полюбит.
Ведь он — часть тебя, как Призрак — часть Джона, и ваши эмоции мешаются становясь едиными. Ты знаешь наверняка.
Ты знаешь наверняка, а пока дедушка и Джон уходят, оставляя тебя с драконом. Ты говоришь с ним, рассказывая все новости, которые есть, а когда ночь наступает, настаёт время полета. Валар довольно фырчит в воздухе, петляя, а ты отрываешь руки от его шеи, чувствуя между пальцами. Вы летаете всю ночь без устали. И даже на утро ты не чувствуешь сна, ветер все ещё чувствуется в волосах.
Ветер в волосах и знакомый запах из кухни. И голоса слышны. Оба знакомые и любимые. Идёшь, прислушиваясь к ним. И мама, и Джон такие домашние… ты умиляешься и опираешься на дверной косяк, наблюдая за ними недолго, прежде чем подойти и обнять Сноу со спины, начиная выводить узоры на его животе. Он накрывает твои руки своими – вы теперь оба в муке, ты тихо смеёшься этому, когда он поворачивается и целует тебя.
- Теперь я могу сказать, что пирог пекла я? И раз день начался неправильно, самое время это исправить. И не возгласом «кофе всем», – смеясь.
Смеясь, снова притягивая его к себе, целуя. Мама все поймёт, она – семья, и ты не находишь нужным прятаться от своих близких. Тем более Джон обычно так мило краснеет… и ты думаешь о том, что надо почаще заходить к нему на работу.
- А вот теперь можно и кофе, - ещё один поцелуй.
Ещё один поцелуй, а потом обнимаешь маму. Пироги почти готовы, а по чашкам разливается ароматный напиток из турок.
- Ммм… корица, - делая глоток.
Делая глоток, придвигаешься к Джону ближе, чтобы касаться его и чувствовать тепло. Тебе нравится летать, но отсутствие его рядом – существенный минус. Кажется, ему и Валару, действительно, придётся подружиться.
- Чем вы здесь заняты были? Кроме пирогов? – разрезая один из них. - Вкусно.
И запаха, и цвет, и сам вкус прекрасны. Ты хитро смотришь на маму и Джона, а потом смеёшься звонко.
— Мама всегда мечтала передать рецепт, но мы не умеем, — и не хотите. — Теперь есть, кому.
Берёшь маму за руку, зная, что она давно мечтала затащить кого—нибудь на кухню. Ною как ни странно, составить ей компанию мог только дедушка… но это тайна, он сказал, что если кто-то узнает, защекочет. Сказано в детстве, но все молчат и делают вид, что боятся, до сих пор.
— Мы с тобой выйдем в город после завтрака, мм? — Джону нужно увидеть не только замок.
Не только замок, но и то, что вокруг, заслуживает внимания. Дедушка много лет помогает городу подниматься, сейчас почти все фасады домов отреставрированы.
— Призрака возьмём, — улыбаешься. — А потом я попробую ещё раз тебя познакомить с ребёнком.
Валар маленький, но поймёт и привыкнет, нужно лишь начать говорить с ним. Показываться ему. Потому что он и волк — часть семьи.
Жизнь полна случайностей. Приятных и не очень. А ещё в ней не может все постоянно быть хорошо. И ещё в ней не бывает чёрного и белого: где-то находится, где-то теряется, только серый цвет. То, что произошло на твоих глазах – это жизнь.
Жизнь, которая иногда заставляет развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти. Но вопрос лишь в том, для чего. Чтобы вернуться или насовсем? Чтобы закрыть старое и начать новое? Вариантов всегда много.
Вариантов всегда много. Тебе совершенно не нравится то, что ты увидела. Не нравится, что он продолжал обнимать ее, когда она трещала без умолку. Кажется, твой младший брат, - и не Эйгон, - что-то путает в своей жизни: он – твой.
Он – твой. И сам прекрасно это знает, думаешь ты, возвращаясь домой. Так сложилось, что у Джона замедленная реакция и слишком мягкое сердце, не способное оттолкнуть от тела липнущую к нему девчонку. Ты слышала о ней.
Ты слышала о ней, а с ее отцом работала. Вот и завершение одной истории – Джон Сноу больше не такая идеальная маска для Джейхейриса Таргариена. Вряд ли для него это счастье, ему нравилось скрываться, оставаясь неизвестным для многоликой галдящей толпы, которая только и желает, что обсудить.
Обсудить, но на их мнение всегда было наплевать. Скрываться выгодно скорее для себя, для того, чтобы на чем-то сосредоточиться. Поэтому дети Ланнистеров до конца университета спрятаны от глаз. Вы с Эйгоном тоже.
Вы с Эйгоном тоже, думаешь ты, когда заходишь домой, идёшь в душ, завариваешь чай и садишься в кухне, задавая свои вопросы о двери. Джон отвечает и кидает заварку чая прямо в кружку, а ты фыркаешь, вставая.
- С чаем у тебя всегда было плохо, - его стезя – кофе.
Его стезя – кофе, забираешь у него чашку и выливаешь ее содержимое, чтобы заполнить нормальным зелёным чаем с мятой.
- Так лучше, младший брат, - садишься на место.
Садишься на место, припоминая степень родства для того, чтобы поддеть – все увиденное тобой тебе все ещё не нравится.
— Есть вариант того, что я знаю об этом больше тебя, — он прав.
Он прав, ты последняя была там. Ты знаешь, почему все это. И думаешь о том, где записка. Видимо, примерно там же, где целостность двери: Призрак у вас всегда был очень умным волком, иногда даже слишком, но это прекрасно.
- Нам нужно забрать его, - его дом здесь.
Его дом здесь. Но сначала, видимо, вам нужно поговорить. Ты следишь за ним и замечаешь, как Джон останавливается на следах на твоей коже, как губы сжимает.
- Ревнуешь? -фыркая.
Фыркая, потому что ты вот ревнива. И сцена с девицей-гирляндой тебя раздражает, не смотря на то, что всю их историю ты знаешь, а она не оставляет сомнений. И сам Джон совершенно не оставляет сомнений. Старк и волк, как бы не напоминал себе, что принадлежит другой семье. Проводишь пальцем по цепочке следов.
Проводишь пальцем по цепочке следов, когда он говорит дальше. Ты киваешь головкой, когда слышишь о Валаре.
- Они – это мы, - вы когда-то говорили об этом. – Мы летали.
Вы летали, нужно было прочистить сознание, а полет для этого создан. Ты любишь быть в воздухе как можно чаще.
- Дедушка всегда прав, - легко улыбаешься.
Легко улыбаешься, потому что дедушка никогда не ошибается, он всегда поддержит и примет любое, даже самое глупое решение, всегда будет на вашей стороне. Семья.
- А какие вопросы ты хочешь услышать? И эти ли вопросы хочешь задать? Думать… у вас, Старков, с этим не всегда хорошо, там я была. И да, Лианна – исключение, – внимательно.
Внимательно смотря, когда он задал только вопрос о том, где ты была и почему не брала трубку, когда слышала звонки. Но когда он протягивает руку, пальцы переплетаешь, чувствуя тепло. Джон всегда тёплый. И это всегда умиротворяло. Даже сейчас. Тем более сейчас.
Тем более сейчас. Но магия умиротворения исчезает, когда Джон говорит, что хочет услышать все, что ты хочешь сказать, а для начала ответы на свои вопросы.
- А если я ничего не хочу сказать? – глаза в глаза.
Глаза в глаза, смотря на него и ногтями впиваясь в его кожу. Внимательно наблюдая за ним, лишь спустя несколько секунд замечая, расслабляя хватку, проводишь большим пальцем по его запястью.
- Мне не понравилось то, что я увидела, хотя это – старая история. Я была на тебя зла. Ты мог оттолкнуть, а не стоять там и слушать весь поток мыслей, Джон. Потом решила, что у меня тоже есть такая же, старая, с которой пора разобраться, - пожимая плечиками.
Пожимая плечиками, достаёшь свободной рукой край цепочки и снимаешь его. Ключ на столе стандартно блестит серебром.
- Сходила в гости к Визерису, - кивая головкой на ключ. – Он верит, что мне скоро будет двадцать, и все идёт по старому плану. А больше всего он хотел получить вот этот ключ. От двери его палаты.
Ты не уверена, знает ли Джон про план, который когда-то у вас был, поэтому встаёшь, идёшь в спальню и из дальней полки достаёшь алую коробку, обитую шелком внутри, с кольцом-драконом, свернувшимся в древний символ бесконечности, внутри. Открываешь и ставишь на стол перед вами.
- Алисанна Таргариен, ее обручальное кольцо, - предыдущая владелица, открываешь коробочку.
Открываешь коробочку, вспоминая, что Визерис когда-то давно стащил кольцо, ещё в детстве, у матери, и вы скрывали это. Оно уже так долго у тебя. И почти всегда было сначала по-детски, потом уже по-настоящему помолвочным.
- У меня оставались вопросы без ответов. Ты решил свои с Десмерой? И это не умаляет того, что мне не нравится увиденное. Как и того, что теперь придётся думать, что делать с Джоном Сноу, - прикрываешь глаза. – Один день и снова очень много вопросов.
Много вопросов, а он говорит об Эйгоне. Ты смеёшься, смотря на него внимательно, испытывая желание встать и отвесить подзатыльник.
- Прежде чем что? Я тебя достаточно знаю, чтобы не думать о том, что ты как Рейгар. Но ты должен был оттолкнуть, - пожимая плечиками. – Зато мы закончили старые истории.
Старые истории. Ты скидываешь рубашку, в которой сидишь, открывая ему все следы на твоей коже, зная, что он смотрит на них. Ты могла бы промолчать, но…
Но не можешь. Такие сомнения обычно мучают. Ты не хочешь, чтобы мальчишка думал и строил миллион предположений.
- Но ведь это – главный твой вопрос? Ты внимательно смотришь на это, – о метках.
О метках на твоём теле. Ты лишь тихо смеёшься, качая головой, даже боясь представить, сколько вариантов их появления можно придумать.
- Дальше этого не зашло. Для него это был способ показать мне, что времени не было, для меня – понять, что оно давно утекло, - касаешься ладонью его щеки. – И сделать это можно с разными мыслями… желая причинить боль и заставить что-то сделать, вместо того, чтобы отвечать на болезненные вопросы, как здесь, - проводишь по своей коже, - или тогда, когда любишь, как здесь, - по его шее.
По его шее пальцами к ключице, прежде чем вернуться на своё место и сделать глоток чая, все ещё держа его руку.
Поделиться302018-09-16 23:34:43
Знакомство девушки с мамой ответственно – говорили они. Это здорово, что они поладили – говорили они. Ты должен быть счастлив – снова их слова. А вот где их искать, этих новых лучших подруг, которые исчезли в неизвестном направлении, они почему-то не знают. Вот и мы не знаем с Эртуром, стоим, переглядываясь, в пустой квартире, где только бутылка от коньяка, стаканы, и ни следа мамы и Рейнис на горизонте. Телефоны предсказуемо молчат – абонент не отвечает, или временно недоступен. Мы оба припоминаем обстоятельства, когда в последний раз видели одну и другую. Рейнис обиделась на меня из-за сущей ерунды, сказала, что идет к маме, и, пока я искал ее у Элии, оказывается, ушла к маме, только к моей. Эртур тоже опускает глаза, припоминая что-то из их с мамой жизни, но я знаю, что он не причинил бы ей вреда намеренно, даже не попытался бы специально обидеть, вышло какое-то недоразумение. А теперь они обе с поддержкой коньяка небезызвестного нам всем бренда исчезли в неизвестном направлении. На глаза мне попадается ноутбук, смотрю на огоньки на панели – спящий режим. Им недавно пользовались и не выключили, только захлопнули крышку. Кажется, нам с Эртуром придется поиграть в хакеров.
Пароль от компьютера ставил я сам, мама его не меняла. Но, стоит мне разблокировать систему, как к нему бросается Эртур со словами «Дай-ка, я сам». Сначала смотрю с удивлением, а потом по бегающему взгляду понимаю, что ,кажется, могу наткнуться на что-то, чего сыну о маме знать не стоит. Немного смущенно улыбнувшись, уступаю место хакера ему и жду результатов поисков. На удивленный возглас «Волантис?!» поворачиваю голову и подхожу к ноутбуку. Билеты на ближайший рейс и бронь гостиницы. Кажется, мы с Эртуром думаем об одном и том же.
Правда, ближайшие билеты получается купить только на следующий день. Прилетаем, время идет слишком медленно, пока мы добираемся до гостиницы, кажется, проходит еще пол дня. Кидаем сумки в номер и идем искать наших путешественниц. Они же будут рады нас видеть, уже ведь соскучились, забыв про обиды, правда?
Пляж, белый песок, шепот волн прибоя, шезлонги, коктейли, купальники, кажется, новые. И взгляды из-под темных очков, не очень-то радостные.
- Вы улетели, а мы тоже хотим на море. – Это Эртур пытается завязать разговор.
- Внеочередной отпуск, это же здорово! – С большим энтузиазмом вторю ему я.
Только мама что-то шепчет Рейнис и в итоге уводит ее с пляжа, мы с Эртуром следуем за ними. Чувствую себя не только хакером, но еще и шпионом, только что делать? В итоге вижу, кто входит в номер Рейнис и мамы, делаю шаг туда же, только Эртур уже на полшага впереди. Он толкает дверь, желая вынести ее вместе с замком, петлями, да хоть бы и косяком или куском всей стены, но дверь легко распахивается, и он влетает в комнату, падая на пол, а я, тоже разогнавшись, спотыкаюсь о его ноги и влетаю следом, плюхаясь рядом. Здесь могла бы быть немая сцена или картина Репина «приплыли», но драматический момент нарушает голос приглашенного мужчины, требующего дополнительный гонорар. Представляю себе все со стороны и начинаю беззвучно смеяться, вставая с пола. Рейнис берет меня за руку и уводит в номер, который мы с Эртуром заняли по приезду.
- Да, а то еще доплачивать придется.
Думаю, что в жизни стриптизера это были самые легко заработанные деньги, вряд ли Эртур оставит его в номере, но и вряд ли не заплатит. Впрочем, вот этот вопрос меня совсем не беспокоит. Рейнис забирается на кровать с ногами и задает смешливый вопрос. А я безумно рад снова остаться с ней и слышать ее, я скучал.
Сажусь рядом, обнимая, улыбаюсь и целую в волосы.
- Мы надеялись, что все разрешится, и мы переедем так, как нужно. Надеюсь, Эртур там не расшибся, а то дверь он собирался выбивать решительно. Я бы сначала подергал ручку.
А Рейнис вдруг замолкает, укрывается одеялом и выключает свет. Видимо, все еще дуется, или хочет, чтобы я так думал.
- Эй… - Я наклоняюсь, обнимая кокон, и целую ее чуть пониже уха. – Я соскучился. Мы спешили, как могли, но не сумели достать билеты сразу за вашими. Ты злишься? Прости. Рейнис?
Руками пробравшись под одеяло, нахожу ее и тяну к себе, целуя, и шепчу, что ее люблю. Утро наступает в свой черед, а мы просыпаем завтрак и выходим «в люди» намного позже всех возможных сроков. Выходим и видим знакомое лицо, и еще, и еще одно. Я понимаю, что почти весь пляж занят нашей родней. Ланнистеры, Мартеллы и те, кто носит другие фамилии, но относится к этим семьям, все здесь. Остальные туристы предусмотрительно занимают места подальше от этой шумной оравы непоседливых детей и порой дающим им фору взрослых. Я здороваюсь и удивляюсь, откуда взялся десант, а потом перестаю задавать вопросы – семейный отдых, много лиц, которым я рад, и которые рады мне. И Рейнис рядом со мной – о чем мне еще мечтать? Мы купаемся в море, подкидываем детей, потом с теми, кто одного возраста с нами, идем играть в волейбол. Дети строят песчаные замки, а я ложусь на песок, вытягивая ноги к воде, и волны то и дело лижут мне пятки. Сам не замечаю, как проваливаюсь в сон. А просыпаюсь с ужасным ощущением, будто мое тело что-то сдавило и не дает пошевелиться. Я хочу двинуть ногой, но что-то мешает, руки тоже зафиксированы. Сначала даже пугаюсь, а потом осознаю – песок. Я закопан, только голова на поверхности.
- Ну и что это такое? – Подаю я голос, крутя головой в попытке увидеть, есть ли кто-то рядом со мной, и кто. – Эээй, у меня нос, между прочим, чешется!
Нахожу Рейнис, которая стоит с каким-то мускулистым типом «весь из себя», но поворачивается на мой голос и, обрадовавшись, зовет и просит сфотографировать ее с ним, говоря, что он миленький. Кажется, временное бездействие пора прекращать.
- Сейчас я покажу, кто тут миленький.
Со смехом я восстаю из песчаного плена и как есть, в песке, бегу к Рейнис, ловлю и поднимаю на руки, пачкая в песке. Захожу с ней в воду по пояс и осторожно опускаю в волны, чтобы вода смыла песок с нас обоих. Пальцами провожу по ее волосам и притягиваю ее к себе, чтобы поцеловать.
- Разве может быть что-то милее личного песчаного чудовища?
Смеюсь, обхватывая ее руками.
- Кто закапывал, м? Чудище вырвалось на свободу, сеет разрушения и похищает людей.
Снова поднимаю ее на руки и кружу в воде. Хорошо, когда семья рядом, но и время остаться наедине тоже должно оставаться.
Нет ничего лучше, чем возможность отложить неприятные обязанности и заменить их на то, чего больше всего хочешь, в чем, кажется, можешь провести все время и никогда не устанешь от этого. Рейнис, тепло ее кожи под пальцами и тихий смех, шепот на ухо, касания губ – хочется, чтобы эти минуты длились и длились, и совершенно теряешь их счет, просто не думая ни о чем кроме. Просто прижимаешь Рейнис как можно ближе и живешь моментом, когда мир сжимается до размеров комнаты, а жизнь до этих мгновений. Я ее, а она моя, а остальное совершенно неважно. И она, кажется, думает так же. Обязанности, конечно, настигают, но уже намного позже, когда тепло все еще разливается внутри, а взгляды, то и дело пересекаясь, говорят больше, чем слова. Сидя вечером с друзьями и семьей, мы находим под столом ладони друг друга и незаметно сжимаем, и кажется, что если и существует на свете идеальный день, то это он.
То, что давно запланировано, тоже приближается. Праздник в кафе Элии, к которому столько приготовлений, подходит, и я нервничаю, понимая, что многое в этот день будет зависеть от меня. Элия отвела мне большую роль в подготовке, я не могу и не хочу ее подвести, это очень ответственно. Ночь перед этим днем я почти не сплю, то и дело просыпаясь, и, разумеется, как обычно по закону подлости проваливаюсь в сон перед звонком будильника, так что едва не подпрыгиваю на кровати и с испугом оглядываюсь на Рейнис, выключая звук – не разбудил ли? Будильник, конечно, дело неприятное, а ей не нужно вставать так рано. Наклоняюсь, укрывая ее одеялом и целую в висок, шепча на ухо:
- Спи, спи.
И сам выбираюсь из кровати, зная, что времени у меня на сборы достаточно, но оно иссякнет так быстро. Варю кофе, быстро делаю завтрак, и Рейнис встречают вкусные запахи с кухни. Тарелка уже ждет ее, я ее обнимаю, улыбаясь, глядя на сонное лицо. Целую, притянув к себе за талию, и задерживаю объятие, позволяя себе слабость – разбираю пряди длинных черных волос. С улыбкой вспоминаю наш старый диалог, когда она спросила меня про эту мою привычку напрямик, и я так же ответил, не пытаясь приукрасить действительность.
- Завтрак ждет. Сегодня большой день.
Выпускаю ее только тогда, когда понимаю, что завтрак стынет и скоро еда станет невкусной. Вместе с Рейнис пью кофе, после мы начинаем наши сборы, время еще есть, мы укладываемся в рамки, даже есть возможность погулять с Призраком, но эта идея не находит поддержки даже у волка – что же, погуляем в другой раз. Рейнис идет к шкафу, мы были в магазине и выбирали все для праздника, но она достает сразу несколько платьев, прося меня помочь с выбором. Мы покупали платье, но она могла решить, что хочет надеть другое, и я перевожу взгляд на наряды, когда, снова взглянув на Рейнис, вижу, как полотенце, в котором она стоит после душа, падает на пол. Дежа вю.
Перенос к тому дню, когда я еще занимал соседнюю спальню, и она пришла ко мне, так же скинув полотенце, оставляя ненужными слова. Это была последняя ночь, когда я ночевал в той комнате, но Рейнис уже была со мной. Сколько я думал тогда обо всем, как волновался – и вот сейчас мы вот так выбираем ей платье на праздник в кафе ее мамы, мы уже знаем, какие имена скрываются за теми, которыми мы привыкли представляться, не представляем себя без другого и не мыслим жизни без того дня. И я зависаю, думая обо всем этом. Пробуждает к действительности меня ее вопрос, с какого начинать. Звучит музыка, я наблюдаю за тем, как она прикладывает то одно, то другое платье, при этом совершенно не успевая следить за их сменой. Вопрос, что надеть Рейнис, кажется, для меня почти не стоит – она прекрасна в любом из нарядов. Волосы рассыпаются по спине темной волной. Невольно сглатываю, мои мысли уносятся очень далеко от гардероба, платьев и прочего.
- Я не вижу ни одного из них.
Улыбаюсь, подходя к ней, снова желая коснуться. Оставить поцелуй у основания шеи, пропустить прядь волос сквозь пальцы. А Рейнис мой ответ не нравится, она хмурится и снова идет к шкафу, доставая из него уже другое. Подхожу к ней, обнимая сзади, утыкаясь в волосы лицом и выглядываю из-за ее головы. Кружево- смеюсь и целую ее в волосы.
- Я думаю, мы успеем собраться. – Притягиваю ее, делая то, что хотел, целую шею, обнаженное плечо. – И с волосами ничего лучше нет.
Черный шелк под пальцами приятно скользит, но он мой, это только моя слабость. Я зову Рейнис по имени, думая дотянуться до губ, когда она вручает мне чулки и подводит к кровати, садясь.
- Я помогаю с этим обычно по-другому.
Пальчик ноги пробегается по моей ноге вверх. А она говорит о времени. Кидаю быстрый взгляд на часы, едва ли понимая, сколько уже пробежало минут.
- Мы прекрасно успеваем.
Я опускаюсь перед ней вниз, касаясь ее стопы ладонью. Чулки? Они подождут, как и просьба, не отвечающая моим текущим намерениям. Смотрю на нее снизу вверх, оставляя чулки где-то рядом, ведя руками по ногам вверх, и сам поднимаюсь, чтобы поравняться и опустить ее на постель, склоняясь и целуя, чувствуя под пальцами тепло ее кожи. Платья, чулки и прочее остаются забытыми, и время тоже маячит лишь на периферии сознания. Правда, выясняется, что про кое-что забываю один лишь я, выводя по ее телу узоры неведомых спутанных линий. Сегодня большой день и важное событие, но мы успеем все. Наверное. Да.
- Ты напомнила мне один день. Помнишь сама, какой именно.
Целую чуть ниже уха, уверен, что она понимает, о чем я, и что это именно то, чего она и хотела достичь.
- Очень важный. Ммм…
Вот для чего точно не остается времени – так это для разговоров.
Я не могу сказать, что был один. Да, отец проявлял ко мне и моим делам немного интереса, да, мне не везло с окружением в школе, но со мной всегда была мама, которая никогда не относилась ко мне снисходительно, как к несмышленому ребенку, у меня была Дени, с которой мы у бабушки проводили каникулы, были кузены и кузины со стороны мамы, был Призрак, наконец. Мне не на что жаловаться, те проблемы, с которыми я успел столкнуться за свои двадцать лет – не так уж и много, мне повезло. И мне удивительно везет сейчас – теперь у меня есть Рейнис, есть Эйгон, Элия и другие люди, которые сейчас в Кастерли вместе со мной. Да, мы с мамой не очень привыкли к такому, но к хорошему привыкаешь быстро, и мы уже широко улыбаемся каждый, слушая детей, которые на разные голоса просят у меня сказку, поиграть, пойти куда-то посмотреть какой-то архиважный распустившийся цветок, спрашивают, где Призрак и просят его погладить, и прочее, прочее, прочее. Мы улыбаемся, разговаривая со взрослыми, знакомясь с членами этой большой и такой разной семьи и понимая, что и мы теперь ее часть. И это лучшее, что могло бы с нами случиться. Лучшее, что может быть.
Правда, от обилия впечатлений тоже требуется отдых, чтобы уложить все в голове. И побыть с Рейнис, чтобы нам никто не мешал, как мы привыкли. А еще познакомиться с одним важным обитателем Кастерли, с частью ее, которую я пока еще не знаю, но так хочу увидеть – дракон. Дракон удивительный. Рядом с ним воздух ощутимо теплее, он мощный, древний и потрясающе красивый, и я хочу, даже не знаю, дотронуться, коснуться этого существа, почувствовать, какая на ощупь его чешуя, оказаться рядом с этим созданием. Магия. Когда-то люди верили в нее, когда-то она была в нашем мире. И драконы были неотъемлемой ее частью. Мне кажется, стоит мне коснуться Валара, произойдет что-то волшебное. Но пока Рейнис бежит здороваться с драконом, и тяжелый хвост не дает мне подойти, а Тайвин Ланнистер смеется. Кто-то сказал бы, что один смех грозы университета – уже достаточная доза магии на вечер. Рейнис называет дракона ребенком, но делает позитивный прогноз на мои взаимоотношения с ним. Я улыбаюсь.
- Мы поладим, но пока он хочет побыть с тобой, потому что скучал.
И я понимаю их, ведь я так же скучал, когда Призрак жил в квартире мамы, и теперь, когда мы с Рейнис забрали его к себе, я больше не чувствую, будто важная часть меня остается где-то не здесь. А дракона взять в дом мы не сможем, ему нужно больше пространства, чем несколько комнат и парк. Мы оставляем Рейнис с Валаром, и мне кажется, что Тайвин Ланнистер потому и пошел сюда с нами – а, быть может, он тоже скучает по внучке вне официальной обстановки стен университета. Однако, теперь мы с ним ,не считая Призрака, вдвоем. И мы разговариваем оставшуюся часть вечера, пьем виски (немного!) и по мере того, как ночь накрывает землю, расходимся по комнатам. В небе я вижу движение и знаю, откуда оно. Вспоминаю видео того полета, которое попало в интернет, и могу представить, а в то же время совсем не представляю, как это выглядит и чувствуется – быть в небе, держаться за это живое чудо, самому быть частью чуда в нашем ставшем слишком формальном мире. Думаю об этом, касаясь шерсти волка, который лежит рядом. Они – части нас. А мы – части друг друга.
Утром Рейнис еще нет, и я, собравшись, выхожу ее искать, но нахожу Элию, и мы вместе с ней печем пирог. А, когда пирог отправляется в духовку, меня со спины обхватывают руки, которые я накрываю своими, несмотря на муку, и целую – ведь неверные вещи, такие как это утро, нужно исправлять, а даже исправлять что-то иногда бывает приятно.
Опять поцелуй, который мы не прячем от глаз Элии – зачем? И я улыбаюсь, когда Рейнис тоже говорит, что хочет исправить начало дня так как это для него положено. Кофе будет немного позже, но я варю напиток и мы вместе завтракаем, как раз первый пирог успевает к столу. Почему-то думаю, что не будь рядом Элии, про пирог мы могли бы и забыть, и вышло бы неловко. Но печь пироги нам вместе бы очень понравилось.
- Видимо, мы перенимали тонкости семейного рецепта. – Я улыбаюсь Элии, а она отрезает себе еще кусочек пирога и хвалит мой кофе. – Ребенок тебя отпустил?
Улыбаюсь и почему-то думаю, что фраза звучит не совсем так, как будто она о драконе. Когда-нибудь у нас с Рейнис будет ребенок, и вот так вот посидеть с кофе будет сложнее. Впрочем, в этом тоже великое счастье.
- Обязательно выйдем. – Киваю. – И Призрак тоже соскучился, знаешь? Ему нравится здесь, где так много свободы и не нужно выбираться в парк. Он тоже захочет погулять по окрестностям.
И мы выходим, теперь оставаясь одни. Рейнис показывает город, рассказывает о зданиях и улицах, о людях, которые здесь живут. Там красиво. Аккуратные улочки, ухоженные дома. Мы останавливаемся пообедать в кафе с видом на маленькое озеро, и владелец не имеет ничего против присутствия Призрака с нами, и после мы держим обратный путь.
Наш путь проходит мимо логова дракона. Снова чувствую, как воздух становится теплее, снова ощущаю чудесное создание рядом. И снова боюсь того, что между мной и Рейнис упадет тяжелый хвост, решительно пресекающий мне путь. Мой взгляд встречается с глазами дракона, когда я смотрю на него ,и мне кажется, что я очень маленький перед ним, и что он здесь решает, кого к себе подпускать. Так и есть.
- Здравствуй, Валар. – Делаю шаг навстречу, держа за руку Рейнис, она рядом. - Я Джон. А это… Призрак?
Волк смотрит в глаза дракона, когда сам Валар поворачивает голову, глядя на него. Какое-то время они глядят друг на друга, не мигая, а после Призрак, опережая меня, подходит к нему и тянется носом к зубастой морде. Волк и дракон, север и юг, лед и пламя встречаются, знакомясь и присматриваясь друг к другу. Под это дело я делаю еще один шаг вперед, и теперь глаза дракона смотрят уже на меня, а Призрак ложится с Валаром рядом, и тот не против.
Давно ясно, что самое страшное, что может быть – неизвестность. Человек способен придумать самые разные вещи, сам сводя себя с ума, когда не знает, что происходит на самом деле. Я обдумываю все так и этак, и больше всего хочу верить в то, что сказал мне Тайвин Ланнистер. Что все будет хорошо. Это, правда, самый надежный человек из всех, кого я знаю, и мне так хочется, чтобы он был прав… Только разве я могу быть точно уверенным в том, что мы оба с ним вкладываем в эту фразу один и тот же смысл?
Когда в замке поворачивается ключ, я даже не сразу в это верю – столько я ждал этого звука, что, возможно, он мне уже мерещится. Но это на самом деле – и Рейнис, и ее вопросы, и цепочка следов, которые я вижу. Она не говорит ни о чем из того, что я хотел бы выяснить, о том, что сводило меня с ума в то время, когда я не знал, что с ней и где она. Значит, говорить буду я. Значит, мне нужно будет заводить этот разговор. И я начинаю – с ее вопросов и с себя. А потом не выдерживаю, и спрашиваю – про другое. И слышу обращение, которое звучало только раз – когда мы все узнали, когда поругались, когда Рейнис ушла из дома, где я вырос. Я тогда тоже боялся того, что услышу, но мы это преодолели, а теперь – снова? Я вскидываю голову, как будто получил пощечину, это обращение, несмотря на чашку чая в моих руках, которую сделала Рейнис, задевает меня.
- Спасибо, Рейнис.
В эти игры слов я играть не буду. Да, она не идет против истины, но это не все, только малая часть. Я не собираюсь на ней останавливаться. Мята призвана успокаивать нервы и привносить умиротворение своим ароматом. Не знаю, работает ли, но чай я не пью, мне сейчас не до вкуса напитка. И я отмечаю другое слово – «нам». Да, это должны делать мы вместе, один я не смог к нему подступиться. Но и кое-что еще – все еще есть «мы», несмотря на «младшего брата». Это вселяет надежду.
Я не могу не выхватывать взглядом следы, не могу игнорировать их, но я жду, не начиная эту тему. А Рейнис все видит. И наверняка задается вопросом, что же я себе думаю, глядя на это. Конечно, по мне видно, насколько мне это не нравится. Неужели кому-то на моем месте понравится такое? Я сжимаю губы в тонкую полоску, лишь бы выдержать, а она фыркает и спрашивает меня о ревности. А я почему-то вспоминаю другой ее вопрос, прозвучавший здесь же в кухне, тоже такой, прямой, на который я дал совершенно прямой ответ. Вспышка – я вскидываю на нее глаза, и мой взгляд
- Да. Ревную. Думаешь, нет? Это чужое, этого не должно быть здесь.
Это чужое, тогда как Рейнис моя так же как и я - ее. Мы не принадлежим только себе – но еще и друг другу, и здесь нет места таким вещам, как эта. Или как та, что Рейнис увидела вчера, хоть и знает, что было и какими последствиями для меня обернулось. А она касается кожи, зная, что в этом месте, привлекая внимание снова. И говорит о драконе.
- Все верно. Но мы с моей частью пока не в ладу. Я рад, что вы с Валаром были вместе.
Рейнис обожает летать. Но тот полет, что я видел, не нес в себе радости. Дракон метался в небе точно так же, как Призрак никого не подпускал к себе. Этой ночью у каждого из нас были свои мысли и тревоги, и способы, как разобраться со всем.
Я не хочу делать выводов до того, как услышу, что скажет мне Рейнис. А она задает вопрос на вопрос, та ли тема звучит сейчас, то ли я хочу услышать.
- Я хочу услышать все, что ты захочешь мне сказать.
И это будет той правдой, в которую я поверю. Все будет так просто. Я касаюсь ее пальцев, чтобы почувствовать, что она все еще рядом, все еще близкая и моя. Мне нужна эта близость – хоть какая-то, потому что до того мы разговариваем совсем не о том и не о тех. И я хочу увидеть, что будет. Это вроде бы просто – прикосновение. Но оно говорит о многом и мне, и ей, уверен в этом. Рейнис переплетает свои пальцы с моими, и я сжимаю ладонь, тяну ее руку ближе к себе. Тепло от касания разбегается вверх по рукам, отдаваясь в каждой клеточке тела, и мой взгляд теплеет, несмотря на слова. Несмотря на то, что Рейнис отвечает, что может не захотеть что-то говорить – и я смотрю на нее прямо, чувствуя, как в кожу впиваются ноготки. Тоже могут остаться следы – и пусть. Я смотрю, мои глаза расширяются, знаю, страх, та самая неопределенность, которой я изводил себя, это понятно. Внутри как будто обрывается что-то, но в то же время я не верю в то, что слышу сейчас. Накрываю ее ладонь своей второй рукой, и Рейнис вдруг как будто понимает, что происходит, и хватка спадает, Рейнис проводит пальцем мне по запястью. Глажу ее руку, а она говорит, несмотря на предыдущий вопрос. Этого не будет.
Она говорит, спокойно, о том, что увидела, что сделал я. Говорит, а моя рука еще помнит ноготки, которые впивались в нее пару минут назад. Своим поступком я повлек то, что вижу сейчас и видел до того – ее уход, дракона в небе, рычащего Призрака, вот эти следы и этот разговор. Ключ на цепочке ложится на стол, смотрю на него, не касаясь, только продолжаю пальцами поглаживать ее руку, сжатую в моих ладонях. Поднимаю глаза от ключа на словах о Визерисе.
- Ты держишь ключ у себя?
Это тоже старая история, но она намного ближе к настоящему, чем моя, хотя бы потому, что Визерис наш дядя, брат нашего отца, он всегда в семье, и оставить его в прошлом нельзя. Десмера осталась там давно, разве что одним своим появлением создала целый клубок проблем, разбираться с которыми нам только предстоит. Хотя, главное из них создано мной. А имя – не так уж и важно. Следы же…
Я знаю, как тяжело Рейнис было после расставания, я помню рубашки, которые были у нее в шкафу, и, думаю, что такая рана очень быстро затянуться не может. Но в то же время знаю, что она меня любит. Что для нее это прошлое, только вот для Визериса нет.
- Он в том времени, когда вы были вместе? Не понимает, почему заперт? А… план?
Я представляю себе, чего Рейнис стоило увидеть все это и осознать. Если я завис, услышав только свое полное имя, то для нее сбросить все это и оказаться в настоящем оказалось намного труднее. И Визерис сильнее, как ни крути. Маленький шрам у нее на запястье тому свидетельство. Эти следы – тоже.
Я меняюсь в лице.
- Рейнис!
Подхожу к ней, когда она отходит к полке, поворачиваю к себе ее лицо, внимательно смотрю. Осматриваю снова с ног до головы, как в первый раз, но теперь ищу другое, что может заставить все внутри меня похолодеть. Но и Рейнис с момента, как получила шрам, изменилась. В обиду она себя не даст. Больше нет.
- Получить ключ – как? Расскажи все. Призрак не хотел тебя отпускать, он чувствовал опасность.
И того, что может сделать Визерис, и того, что Рейнис сама может натворить. Эмоции, их власть бывает слишком сильной. И я снова понимаю – это из-за того, что она увидела. Меня. Это я их вызвал. Я толкнул ее пойти туда и все это испытать. А передо мной возникает шкатулка, и отвлекает внимание. И я вдруг улыбаюсь, так, как будто увидел старого друга, которого не видел и не слышал очень давно, но я рад ему. Я беру кольцо, кручу его в пальцах, вспоминая детали этой вещицы.
- Не видел его сто лет.
Держу кольцо на ладони, вспоминая то, что с ним связано, и поднимаю на Рейнис глаза. Улыбаюсь, взвешивая украшение на руке.
- Алисанна Таргариен. Кольцо хранилось у бабушки в большой старой шкатулке. Нам с Дени всегда было любопытно, что же там спрятано, и однажды она подбила меня заглянуть, пока бабушка вышла. Рейла, конечно, нас поймала, но не ругала, а рассказала про предметы, и это кольцо… Она сказала, что это кольцо для моей будущей жены. Что, когда я встречу девушку, на которой захочу жениться, чтобы я взял его и пришел к ней с ним. Что кольцо ждет этого дня. Кольцо Алисанны Таргариен. Я ведь Джейхейрис, Рейнис.
Кручу в пальцах украшение, вспоминая тот день из детства, когда держал его на ладони, и опять улыбаюсь, тепло, только немного грустно. Забавно все вышло.
- Потом оно потерялось, знаю, бабушка его долго искала. А оказалось, оно все это время было у тебя. Только подарил его тебе другой. А я бы хотел сам прийти к тебе с этим кольцом просить твоей руки. Сам протянуть его и попросить тебя выйти за меня замуж.
Сжимаю кольцо в кулаке, опуская руку на стол.
- У меня не осталось с Десмерой вопросов. Имя выбило меня из колеи, я растерялся. Прошлое иногда напоминает о себе, но оно остается в прошлом. И будущее важнее. А ты… Нашла ответы на свои?
Какие вопросы оставались у Рейнис, не знаю. Но она говорит, что смогла найти к ним ответы. Правда, цена… Когда она снимает рубашку, показывая метки мне, мой взгляд снова становится внимательно-тревожным. Их много, линия длится ниже. Но Рейнис не оставляет это так, без слов. Она знает, что я уже придумал целую кучу вариантов того, что случилось, и не знаю, какой из них правдив и правдив ли хоть один. Она говорит – о разнице. И отвечает на невысказанный вопрос тоже, о том, что же наше с ней, а наше – любовь. И она касается моей шеи там, где оставляла следы сама, и от этого касания по коже разбегаются мурашки, и я ловлю ее, не отпуская от себя, кольцо у меня в руке. Прижимаюсь лбом к ее лбу и протягиваю его ей, хотя ответ фактически услышал, но хочу все соблюсти. Сердце все равно бьется чаще, когда я задаю вопрос:
- Рейнис, ты выйдешь за меня?
И надеваю кольцо ей на палец. Кольцо Алисанны Таргариен вновь украшает руку избранницы Джейхейриса – хоть и не того, прославленного в веках, а его потомка. А я думаю, что вот оно лежало у нее и ждало своего часа – и меня. А я ждал ее. И все теперь будет правильно.
Говорят, что люди в стрессе часто теряются. Может, у кого-то и так, но у меня нет времени раскисать. Я даже не могу представить, что сейчас чувствует мама. Быть может, и мне не везло в любви, но все было не так. Не настолько фатально, чтобы через двадцать лет оказаться просто выброшенным, ненужным материалом для человека, с которым провел большую часть жизни. Моя мама еще совсем молода, но всю сознательную жизнь она провела с отцом. И со мной, так что теперь мой черед брать за нее ответственность, маме нужна опора и помощь.
Я могу ей стать. Мне двадцать лет, и я не переживаю уход отца как какую-то личную утрату. Мне обидно за маму, и злость – слишком мягкое слово, чтобы описать то, что я чувствую по отношению к Рейгару Таргариену. Злость предполагает возможность прощения, угасание. А его я никогда не прощу. Отец никогда не был мне настоящим отцом, но у мамы, наверное, оставалась какая-то надежда, а теперь перед ней ее старая квартира (и спасибо, что она осталась, не знаю, что бы мы делали без нее), и отсутствие понимания, что ждет ее дальше. Мама сильная, она справится. Она понимает, что дело не в ней, а в одном отдельно взятом мудаке, который однажды уже поступил таким же образом с другой женщиной, но сумел убедить маму в том, что такое никогда не случится, но повторил. Мама когда-то говорила похожие слова мне, убеждая, что беда не в том, что я недостаточно хорош для кого-то, а кто-то слишком плох для меня. Я повторяю эти же слова ей, она соглашается, обнимает меня и говорит, что я совсем взрослый.
Может быть, я и взрослый, но сейчас, когда я выхожу из квартиры, где давно никто не жил, когда приезжают дядя Нэд и тетя Кэт, которые помогут маме собраться в Винтерфелл и проводят ее (гости, смена обстановки, люди, семья, которая всегда поддержит, что-то мне это напоминает, тоже знакомо, и это верное решение, знаю, оно сработает), и чувствую ,как адреналин, кипучая деятельность, желание хватать, решать, помогать, бежать, уходит, на их место приходит пустота. С этим миром что-то не так, если муж, спустя двадцать лет, так легко бросает жену и совсем об этом не жалеет. Если дети становятся не нужны, а жизнь так легко можно начать с чистого листа, вырвав и выкинув ненужные страницы как мусор. Я прячу руки в карманы и некстати думаю, что осень, скоро зима, а теплые вещи остались в квартире, которая теперь называется квартирой отца. И понимаю, что не хочу брать у него ничего, что он сможет или захочет мне дать, сейчас, или потом. Я взрослый, и мне нужно начинать жить самостоятельно, не думая о том, что папа или мама помогут. У меня почти нет запасов денег, за вещами я не пойду, а еще я не знаю, куда мне идти.
Точнее, нет, я знаю. В квартире Эймона свет, и меня там ждут. Переступив порог, я вдруг чувствую, что последние оковы, держащие меня в форме, спадают, но это и хорошо. Маска спокойствия, собранности и решительности, бьется о тепло дома и голоса друзей. Здесь не нужно держать лицо или собираться, чтобы не дать маме повод для огорчений, и без того она спрашивала, как я, слишком часто. Меня встречают Эймон и Рейна, квартира которой рядом, но она пришла, чтобы побыть со мной. Я рассеянно улыбаюсь.
- Мы с мамой ушли от отца.
И я просто рассказываю все, что случилось. Говорю о маме, о своих мыслях, работе, независимости от отца. О том, что не хочу его видеть и сталкиваться с ним тоже не хочу. И я знаю, что и с ними случилось похожее, только они тогда были совсем маленькими детьми и не могли ничего сделать, их маме было намного сложнее, чем моей. Невольно вспоминаю о первой жене отца. Где-то у меня есть брат и сестра, но их обиду на маму и меня я понимаю и не могу их в чем-то винить.
Вместе мы решаем, что делать. Пока я поживу в квартире Эймона, в гостевой спальне, и постараюсь найти работу, которую смогу совмещать с учебой в университете. Первое время будет так, а дальше станет видно, что будет делать мама, и что мы решим делать. Рейна тоже останется сегодня с нами в квартире Эймона, но спален две, так что она займет комнату брата, а мы с ним уйдем в гостевую. Эймон засыпает быстро, а мне не спится. Слишком много мыслей, волнений, событий, моя голова не справляется. Плюс еще Рейна в соседней комнате…
Я не искал любви специально, да и не имел никакого права думать о Рейне так, ведь с первого дня нашей встречи знал, что она не одна. Но незаметно так случилось – я отмечал за ней что-то, делал что-то для нее, думал о ней, и все больше, и так, что в какой-то момент все понял. Только вот она была вполне счастлива с кем-то другим, и разве ей было нужно что-то еще? Я молчал. А потом произошло то, что произошло, и я понял, что ошибался, но это не порадовало меня, я видел, как сильно ей плохо. Рейна на какое-то время исчезла. А потом появилась и снова вела себя как раньше, трепала меня по волосам, шутила, просила кофе и наблюдала за тем, как я его варю. А я надеялся, что ей стало лучше, и что все это не слишком на нее повлияло. Что она тоже в нужный момент услышала нужные слова и не вбила в голову себе какую-нибудь глупость. Эймон тогда говорил, что их дедушка всегда прав, и оставалось лишь надеяться, что она поверила в то, что дедушка наверняка говорил ей, ведь, снова же, по словам ее брата, он не может ошибаться.
Думаю о превратностях судьбы, об историях, своей, моей мамы, Рейны, когда выхожу в кухню – знаю, что пока не засну, а ворочаться, шуметь и будить друга мне слишком жаль. Город спит, а я смотрю на него сверху из окна квартиры под самой крышей, когда слышу шорох позади.
- Никак не засну.
Я улыбаюсь, но темнота не дает Рейне увидеть мою улыбку, да она, мне кажется, вряд ли поверит в нее.
- Я тебя не разбудил случайно?
Рейна говорит, что встала, чтобы взять воды, но проходит мимо стаканов и чашек ко мне и вдруг обнимает. И я обнимаю ее тоже, лицом прячусь ей в макушку и стою так пару секунд, не шевелясь.
- Эй, ты что?
Чуть подаюсь назад, чтобы заглянуть ей в лицо, но она не пускает, и я вдруг понимаю, что все, будь, что будет. Мне нужны эти объятия, и мне нужна она, и я притягиваю ее к себе, чувствую, как ее руки касаются меня, пока она говорит. Она говорит о том, что видела маленькой девочкой, и я знаю, эти воспоминания не могут не вызывать боль. Я перебираю ее волосы, не прерывая рассказа, а пряди, словно шелк, струятся сквозь пальцы, и это ощущение кажется самым приятным. Рейна говорит мне верные слова, и я знаю, что она в них верит, но все равно помнит то время и не забывает. Даже если это больше не рана, а принятый факт, все равно все ярко и на всю жизнь. Мы так и стоим в темноте, прижимая к себе друг друга, а потом Рейна говорит, что пора включить свет. Она ко мне ближе, чем когда-либо, а свет заставит нас сделать шаг назад.
- Подожди, не включай еще хотя бы минуту.
Я не могу больше молчать, и не буду – я наклоняюсь и целую Рейну, не отпуская. Притягиваю ее только сильнее, не зная, чего ждать, надеясь, но.. .Но она отвечает, и мне кажется, мир расцветает, я улыбаюсь сквозь поцелуй, и эту улыбку она если не увидит, то почувствует точно. Мои пальцы путаются в прядях длинных черных волос, и я совсем теряю голову. Знаю только, что важно сейчас лишь то, что происходит, как ее руки скользят по моей коже, как ткань исчезает, давая больше простора для касаний, для поцелуев, для нас с ней. Ведь теперь оно так и будет – мы. Правда же?
Отредактировано Marhold Fawley (2018-11-20 21:57:29)