Harry Potter: Utopia

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » 'Cause I heard it screaming out your name


'Cause I heard it screaming out your name

Сообщений 31 страница 34 из 34

31

Отдых – самое лучшее, что может быть, думаешь ты, когда лежишь на пляже под тёплым солнцем, от которого защищает зонт. И волны так прекрасно шумят, накатывая на песок. Что может быть идеальнее?
Что может быть идеальнее… наверное, если бы в отпуск вы поехали все вместе и не после того, как Эртур и Джон обидели вас обеих. Можно было бы устроить большой семейный отдых со смехом, шумными играми и другими веселыми занятиями, но…
Но мужчины повели себя не с лучшей стороны от слова совсем. Поэтому что есть, то есть, приходится искать позитивное в маленьком девичнике. И оно находится, особенно после третьего коктейля и решения послать к черту этих парней. Но…
Но они примерно на следующий день сразу же являют свой лик, а Лианна утаскивает тебя в номер, чтобы придумать развлечение.
Развлечение смешное и прекрасное, особенно в тот момент, когда Эртур влетает в дверь, а стриптизер говорит, что за четверых следует доплатить. Ты фыркаешь, берёшь Джона за руку и выводишь в комнату, которую они с крестным взяли. Смеёшься.
Смеёшься, спрашивая о том, что они с ним думали, когда брали номер на двоих с одной постелью. Джон присоединяется к веселью, говоря, что кому-то придётся доплатить.
- О, да, доплата, но Эртур наверняка заплатил, - смеёшься.
Смеёшься тихо, думая о том, что Дейн решит, что отобрал у человека работу, и в итоге заплатить втридорого. Крестный милый.
Крестный милый, но ему точно достанется. Вот кто-кто, а он точно влип, когда сорвался с твоим отцом на встречу, а пришёл через четыре дня. И правильно Лианна злится.
И правильно Лианна злится, ты поддерживаешь. Ты вот и за меньшее готова все кары небесные на кудрявую голову ее сына свалить.
Ее сына, который говорит о том, что сначала бы дергал ручку, прежде чем пробовать выбивать ее. Ты скептически смотришь на него.
- Правда? – смех.
Смех, ты бы посмотрела на это. Хоть возьми и устрой что-нибудь, чтобы проверить, но все же плеча Джона, если полезет выбивать дверь, тебе жаль. Но не смотря на это и на то, что ты уже не помнишь, из-за чего злишься, ты выключаешь свет и забираешься в одеяло.
Ты выключаешь свет и забираешься в одеяло, думая о том, что для вида все равно нужно подуться.
Подуться выходит ровно до момента, пока Джон не забирается под одеяло, шепча, что любит, и целует. Ты тянешься к нему, не разрывая объятия, отвечаешь на ласку, думая о том, что все остальное пустое.
Пустое, есть только вы. Именно поэтому вы теряетесь во времени, выходя на пляж очень уж поздно, когда завтрак уже канул в лету и обед совсем скоро.
Обед совсем скоро, а ты слышишь знакомые голоса и на ходу ловишь мяч, который летит в тебя. Младшие кузины подбегают, целуют в щеки и забирают игрушку, убегая.
Убегая, а ты переплетаешь ваши пальцы рук, когда дети виснут на Джоне, утаскивая с собой, а ты остаёшься в компании кузин.
Остаешься в компании кузин, чтобы потом найти Джона, которого дети прикапывают песком, принося его в ручках…
- Ну кто же так копает… - фыркаешь ты.
Фыркаешь ты, беря ведерко, помогая детям. Ровно до того момента, пока не подходит Лианна.
- Ну кто же так закапывает… - фыркает она, а ты смеешься.
А ты смеешься, когда он берет полотенце и на него загружает песок, высыпая намного больше, чем вы все.
- А Вы точно мама Джона? – с живым интересом, отложив газету, спрашивает дедушка одобрительно.
Одобрительно. И вот уже и он, и Лианна помогают детям, а ты смеешься, думая о том, что такой команды никто не ожидал. Когда все закончено, ты устраиваешься на шезлонге удобно.
Устраиваешься на шезлонге удобно, пока не слышишь голос Джона и не смеешься тихо, уходя в сторону ребят, играющих в волейбол. Флиртуешь.
- О, ты проснулся. Сфотографируешь нас? Он миленький, - дразнишь.
Дразнишь, потому что миленький для тебя только Джон, особенно когда краснеет…он встает и, пачкая тебя в песке, поднимает на руки и тащит в воду, а ты звонко смеешься, пытаясь отряхнуть с его плеч песок, хотя это невозможно… но касаться так хочется… так нравится.
Так нравится, когда он в воде проводит по твоим волосам, задавая свой вопрос, а ты вспоминаешь другой, старый.
- Фетишист да? – тянешься.
Тянешься к нему, когда он поднимает на руки и кружит в воде, чтобы как только вы остановитесь, поцеловать его, под водой по его телу выводя узоры, чтобы никто не видел.
- И ты самый милый, ммм… особенно когда краснеешь, - обнимаешь, продолжая рисунок.
Продолжая рисунок, снова тянешься за поцелуем, не слыша голоса на пляже, ловя момент.

Ты думаешь о том, что не готова расставаться с теплом, которое есть у вас, ведь это самое важное. Пусть даже сегодня важный день. И можно же хотя бы этот момент оттянуть… и ты…
И ты придумываешь план, завешивая все шторы, на четыре часа переводя часы. Это попытка сыграть с Джоном в игру…
В игру, которая вам обоим понравится, ведь в ней есть только победители, нет проигравших. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, когда слышишь, как, вставая, он говорит, чтобы ты спала, заворачиваешься в оделяло, зная, что у тебя есть еще пара минут до плана, но все равно пытаешься зацепить его пальцами и притянуть обратно.
- Иди ко мне, ммм… - но кто-то слишком верен времени.
Но кто-то слишком верен времени. Ты встаешь, идя следом, а еда уже готова. Но вместо этого он притягивает тебя к себе, перебирая волосы, а ты довольно прикрываешь глаза.
- Ммм… Старк и фетишист, мммм, - тебе нравится сочетание.
Тебе нравится сочетание, определенно, потому что это – Джон, которого ты любишь. Целуешь его, а он потом говорит о еде…
- Я бы подумала о чем-нибудь еще, не только о завтраке, - хитро прищуриваясь.
Хитро прищуриваясь, думая о том, что план пора исполнять. Начинаются сборы, а ты достаешь все платья, думая о том, что, пожалуй, с удовольствием пока останешься совершенно без него. И начинается…
И начинается – скидываешь полотенце, как тогда, еще в гостевой спальне в вашу первую ночь, волосы распускаешь, а потом прикладываешь по очереди ткань, смотря на Джона. Он говорит, что не видит ни одного из них, а ты наигранно дуешь губы, откидывая прядь волос назад, открывая шею.
- И как ты собираешься помочь, если не видишь? – но есть план.
Но есть план, включающий кружево. Ты идешь к шкафу, чтобы достать коробочки, когда чувствуешь руки, обнимающие со спины, чувствуешь его близко, опираешься спиной на него, чтобы он мог видеть, что ты показываешь.
Ты показываешь, а он начинает мыслить правильно –  вы еще успеете собраться. И Джон даже не знает, насколько он прав. Ты улыбаешься и закрываешь глаза, чувствуя его губы на своем плече и шее, но…
Но еще не все. День же ответственный… и ты вручаешь ему чулки, подводя к кровати и садясь на нее. Вместо одевания он проводит по ногам снизу вверх и поднимается, а ты обхватываешь его ногами, притягивая к себе, чтобы забыть о времени, а он вспоминает о том дне…
- Сделай милость… помолчи, - тянешь к себе.
Тянешь к себе, чтобы словить в поцелуй и касаться, забывая о времени. А потом выводить узоры по коже, когда дыхание выравнивается, вы лежите, и ты совершенно не хочешь вставать. Тем более времени предостаточно.
Времени предостаточно, но знает об этом только один человек – ты. Когда Джон смотрит на часы, он начинает суетиться. А ты лежишь, наблюдая за ним, а когда он встает…
- Джон, куда ты? Мне без тебя грустно, - тянешь его обратно за руку.
Тянешь его обратно за руку, оставляя цепочку поцелуев от скулы ниже, по телу.
- Может, нам никуда не нужно? Я соглашусь дойти только до ванной, ммм, и то, если ты меня донесешь, - между поцелуями.
Между поцелуями, ты говоришь с ним, не собираясь никуда отпускать. Времени еще предостаточно… вот только ты забываешь об этом сказать.

Кастерли – это дом, ты знаешь это с раннего детства, с трех лет, когда совсем ребенком цеплялась за Тайвина Ланнистера, когда только его увидела, когда отец (Джейме, только он), привел вас в дом, чтобы познакомить с отцом. Дедушка вначале не был в восторге, а потом привык, потом вовсе запрещая кому-то говорить, что вы не их. Вы – Ланнистеры.
Дом каждого Ланнистера на Западе, сейчас ты дома в семейном замке, который ты обожаешь. Так много детских воспоминаний прячутся здесь. Так мноо маленьких тайн. Так много всего, что приятно помнить. И…
И Валар, конечно, часть тебя. И единственное, за что ты чувствуешь вину, это то, что не сразу приняла дракона, что дедушке пришлось проводить воспитательную беседу. Возможно, именно поэтому дракон до сих пор ведет себя, словно маленький ребенок, который боится, что тебя отберут. Но…
Но это твой ребенок. И ты знаешь, как поговорить с ним, чтобы он понял и принял. И после полета ты долго рассказываешь ему о Джоне, Призраке и всем, что происходит, опираясь на его бок, видя внимательные глаза, чувствуя тяжесть головы у себя на коленях. Так вы засыпаете.
Засыпаете, а на утро, проснувшись, расходитесь на завтрак. Валар летит за ним, а ты идешь на кухню, где находишь маму и Джона, которого обнимаешь со спины и оказываешься в муке. Тихо смеешься.
Тихо смеешься, говоря ему, что утро надо исправлять, и поцелуй от мамы вы не прячете. Незачем.
Незачем, вы же дома среди семьи. Вы завтракаете пирогом и кофе, и ты думаешь, что счастье на самом деле всегда рядом – дома.
Дома, и ты хочешь показать Джону Кастерли и окрестности. Ты говоришь ему об этом и о Валаре, а он задает вопрос, сбивающий с толку.
- Ребенок отпустил… но сказал, как будто не о Валаре, - со смехом.
Со смехом, наклоняясь к нему и оставляя поцелуй за ухом, посмеиваясь, прозвучало правда… интересно.
- А с Валаром вы поладите, он же меня отпустил сюда.
Джон говорит о волке и он тут как тут, а ты треплешь его по белой шерсти, обнимая, когда он садится рядом, и целуя в нос. Волк забавно чихает, но ты тоже соскучилась по нему.
- Да, здесь летает дракон… вряд ли в окрестностях кого-то чем-то можно удивить, - со смехом.
Со смехом, а после завтрака вы собираетесь и уходите. Вокруг улочки и дома, к восстановлению и реставрации которых дедушка приложил свою руку, здесь его все любят и знают, как знают и то, что каждый Ланнистер будет следить за своей землей, сколько бы лет не прошло. Обедаете в кафе с видом на озеро, а владелец приносит волку хороший кусок мяса, вы благодарите его.
- Говорила же, здесь никого не удивить, - и разбегаться не будут.
И разбегаться не будут, только с интересом смотреть на большого белого волка с красными умными глазами, который первый заходит в пещеру, когда вы, возвращаясь, первым делом направляетесь к Валару. Он заходит.
Он заходит, Джон представляет их, а волк уже тянет нос к дракону, касаясь его носа, и оба вполне довольны, приняли друг друга. Ты шагаешь навстречу, целуя Валара в морду, поглаживая.
- Ты умничка, мой маленький, - тянешь руки к волку. – И ты тоже, мой хороший.
Тянешь Джона за руку резко, поближе, и той рукой, которую держишь в своей, касаешься морды дракона, который прикрывает глаза, а потом внимательно смотрит на мальчишку, толкая носом его в плечо, одобряя.
- Ты ему нравишься, - с восторгом.
С восторгом, когда садишься у бока дракона и волка, тянешь Джона вниз, а Валар замыкает вас в кольцо.
- Теперь мы оба в плену.
Теперь вы оба в плену, а ты устраиваешь голову на плече Джона, а Валар кладет свою на ваши колени, оставляя место для Призрака на твоих.
- Кажется, он рад, что места стало больше, - смеешься.
Смеешься, а дракон прикрывает глаза умиротворенно, ты знаешь, что это значит, это ответ.
- Он согласен с утверждением, - одной рукой гладя дракона, другой волка.
Одной рукой гладя дракона, другой волка. Они оба – часть вашей семьи, которая собралась вместе.
- Теперь ребенок не отпустит и тебя, - смеешься, чувствуя, как Валар сжимает кольцо, контролируя, чтобы вся семья оставалась вместе.
Смеешься, чувствуя, как Валар сжимает кольцо, контролируя, чтобы вся семья оставалась вместе. И ты точно знаешь, что семья сегодня ночует в пещере дракона…
- Джон, ты же любишь ммм… пещеры? Сегодня мы остаемся здесь, - прищурившись.
Прищурившись. Это как разговор о фетишизме – ваша вещь, которая вызывает улыбку. Целуешь его легко, улыбаясь.


Некоторые страницы в жизни нужно завершить, чтобы пойти дальше. У вас обоих они были… до этого дня.
До этого дня часть старой жизни мешала вам обоим, ее нужно было стряхнуть, чтобы продолжить путь вместе. И, не смотря на то что увиденное тебе не понравилось, что ты до сих пор возмущена его реакцией на девчонку, ты бы предпочла не обсуждать ничего, а просто идти дальше, но…
Но всегда есть. И на этот раз это Джон и его патологическая любовь к словам. Это старковское. Это то, что делает его собой. Поэтому вы сидите и разговариваете о том, что произошло.
Что, собственно, произошло? Ничего особенно, всего лишь небольшой коллапс в виде его бывшей, которая заставила вас обоих сделать то, что давно пора. Все, что не делается, к лучшему.
К лучшему, но вспоминая, как он не сделал шаг назад от назойливой девицы, ты называешь его младшим братом. И совесть тут же просыпается, когда он резко поднимает глаза, резко вскидывая голову, как будто ты сделала очень больно. Как бы там ни было, ты этого не хотела.
Ты этого не хотела, потому что он – твой. И в горе, и в радости, и во всех непонятных ситуациях, через которые вы вместе пройдете. Он благодарит за чай, а ты не выдерживаешь давления чувства вины за обращения и, отходя, обнимаешь и легко целуешь его в скулу, прежде чем сесть напротив.
Сесть напротив и снова услышать слова. И в мыслях пробегает только одно слово – «Старк».
Старк следит за следами по твоей коже, говоря, что они чужие и их здесь быть не должно. Ты киваешь головкой, мысленно соглашаясь с ним, но это цена того, чтобы твои мысли ушли. Мысли о том, почему когда-то наркотики для Визериса оказались важнее тебя. Теперь ты знаешь…
Теперь ты знаешь, что все прошло, и ты там, где должна быть, и с тем, с кем должна и хочешь. Тихо смеешься, неожиданно в этой ситуации.
- Не ревнуй. Не к чему, - улыбаешься.
Улыбаешься, поводя пальчиками по его запястьям. Правда, не к чему, дальше следов ничего не было, впрочем, они тоже лишние, но…
Но они уже есть, и его это беспокоит. А ты говоришь о том, что это была попытка Визериса заставить тебя отдать ключ, а не знак любви или желания, а тот самый желанный предмет на столик перед вами.
На столик перед вами ложится ключ со звоном. Маленький, но для кого-то такой необходимый…а он говорит, что хочет услышать все, что ты можешь и хочешь ему сказать, а ты закатываешь глаза.
- Старк…
Он примет на веру, ты знаешь, все, что ты скажешь. Но обманывать ты не собираешься. Он – часть тебя.
Часть тебя спрашивает о том, носишь ли ты этот ключ с собой. Ты удивленно смотришь на него, а потом звонко смеешься.
- Старк, если бы я носила его с собой, ты бы это знал, не находишь? Ты ммм… раздеваешь меня, увидел бы, - сквозь смех.
Сквозь смех, потому что, правда, глупости говорит. Тем более, даже если бы тебе был нужен этот ключ регулярно, ты бы нашла, где спрятать его лучше. И это был бы явно не вариант кулона.
- Нет, мне его дали только прошлым вечером, чтобы я смогла поговорить, - когда приступ веселья спадает.
Когда приступ веселья спадает. Он глади твою руку, а ты встаешь с места и пересаживаешься к нему на колени, качая головой – так дальше продолжаться не может, расстояния быть не может.
- Он в том времени, когда наркотиков для него не существовало, - ты встаешь.
Ты встаешь с места, чтобы достать кольцо, а Джон называет твое имя и осматривает тебя, помня о шраме. И это самое милое, что ты можешь представить.
- Со мной все хорошо, - тянешь его за прядь.
Тянешь его за прядь к себе, чтобы коснуться его лба своим. Он спрашивает, как он хотел получить ключ, а ты отводишь глаза…
- Джон, как появляются эти следы? Как они появляются на тебе? Также и он пытался меня уговорить, раньше он всегда так делал. Но он не понял, что это давно не трогает меня, - смотришь на него внимательно, обхватывая ладошками лицо. – Я тебя люблю.
А после ты достаешь кольцо, которое Джон узнает, улыбается, говоря, что сто лет его не видел. Он берет кольцо в руки, крутит его, повторяя имя владелицы и рассказывая часть истории, которую ты не знаешь: это было его кольцо. Он называет свое имя, играя с легендой кольца, а ты улыбаешься.
А ты улыбаешься, когда он говорит, что сам бы хотел придти к тебе с этим кольцом. Никогда не поздно. Зажимаешь его пальцы вокруг украшения.
- Так приди, - он опускает руку на стол.
Он опускает руку на стол, говоря о том, что у него вопросов больше нет. Ты снова устраиваешься на его руках.
- У меня тоже, - прошлое останется в прошлом.
Прошлое останется в прошлом, а вы пойдете дальше. Вместе, как и должно быть. И Джон идет дальше. Кольцо.
Кольцо оказывается на твоей руке, а ты тихо смеешься, кивая головой, а потом отвечаешь на незаданный вопрос.
- Ты, Джон, конечно, Джейхейрис, но Старк, - целуешь.
Целуешь его, зарываясь пальцами в волосы, прижимаясь к нему, не обращая внимание ни на что. Воздуха не хватает, ты открываешься, лбом ко лбу прижимаясь и глаз не открывая.
- Знаешь, есть одна проблема… нам нужно поговорить с Призраком и сделать ремонт, ммм… - пора.
Пора сделать это место именно вашим домом. Вы сможете, вместе справитесь с этим, а пока поживете в апартаментах про корпорации дедушки. Но об этом немного позже.
- Я соскучилась, - снова целуя.
Целуя, потому что, кажется, день расставания с ссорой – это слишком много. И теперь кое-что еще нужно исправить и восполнить.

But if we're strong enough to let it in
We're strong enough to let it go
Let it all go
Let it all go
Let it all out now

Ты знаешь, что мальчишке будет очень сложно, еще в момент, когда он рассказывает, что происходит в его семье. И пусть ему двадцать, как он говорит, но он все еще милый и трогательный Джон, который не сможет не переживать.
Не сможет не переживать. Не за своего мудака-отца, а за маму, которую использовали и выкидываются за дверь, словно ненужную вещь. Ты фыркаешь, думая о том, что где-то ты эту историю уже слышала, когда-то ты ее уже видела и в ней была. Но это совсем не важно сейчас, намного важнее Джон.
Джон, с которым вы обсуждаете план действий, он должен понимать, что не один, что с ним те, кто всегда помогут и поддержат, что у него есть семья.
Семья – это вы. Эйгон говорит о том, что ждёт его, что гостевая комната в его полном распоряжении на все время, которое у них в запасе, а ты просто обнимаешь мальчишку, прежде чем отпустить.
Прежде чем отпустить, думая о том, что сейчас ему понадобятся все силы, которые у него есть – мама будет не в себе, отец… без комментариев.
Без комментариев, а вы просто сидите и ждёте его молча, зная, что будете нужны ему. Время летит очень медленно.
Время летит очень медленно. Тянется… и, кажется, прежде, чем мальчишка приходит, проходит целая вечность. Вы встаёте навстречу ему, просто обнимая вместе и сразу – один узел из рук, он должен знать, что не один.
Не один и один никогда не будет. Он говорит, что они ушли с мамой от отца, а ты раскачиваешь их с братом из стороны в сторону, обнимая.
Обнимая и думая, что его мама поступила мудро, оставив в городе свою студенческую квартиру нетронутой – Джон говорил, что один раз она уже пригодилась им, вот и сейчас поможет его маме, когда она вернётся. А пока ей предстоит уехать и отдохнуть от всего, что окружало ее в Королевской гавани – от обмана и предательства. Ты думаешь…
Ты думаешь, что и твоя мама это пережила, но она приехала к отцу после свадьбы, не думая, что такое может случиться, не пыталась найти что-то своё, от того потом страдала больше – приходилось искать, как добраться.
Приходилось искать, как добраться до дома, учитывая, что отец под Рождество выгнал ее из дома только с двумя маленькими детьми, не дав ни золотого дракона. Но старый знакомый помог, а потом стал ее семьей.
Ее семьей и твоим отцом, ты даже благодарна тому, что все случилось так рано, хотя помнишь тот день хорошо.
- Все наладится, поверь мне, я знаю, - тихо.
Тихо, чтобы слышал только Джон, - перед тем…
Перед тем, как разомкнуть руки и отправиться на кухню, разливая всем травяной успокаивающий чай. Ставишь чашки и обнимаешь мальчишку со спины, когда он говорит, а Эйгон кладёт ладонь ему на плечо.
Кладёт ладонь ему на плечо, а ты по ключицам выводишь узоры, кладя подбородок на его голову, слушая.
- Расскажи нам.
Выговориться помогает. Мама так говорила, когда вы выросли, когда она посчитала, что вы должны узнать все от нее, а не от посторонних или газетных вырезок. Вашим отцом всегда будет Джейме, а эта история… просто неприятное воспоминание для тебя и ужасная история для Эйгона. Все проходит…
Все проходит, и это тоже пройдёт. Просто нужно время, чтобы затянуть новые шрамы. Допив чай, вы расходитесь.
Расходитесь, ты отправляешь Эйгона с Джоном в гостевую, а сама идёшь в его спальню – сегодня ты останешься с ними. Сегодня нельзя расходиться далеко. Сегодня далеко – это соседняя квартира. А ночью…
А ночью слышишь шорох. Секундный, почти неслышимый, но выбираешься вслед за звуком, думая, что заодно возьмёшь стакан воды. Но…
Но на кухне мальчишка смотрит в окно, волосы взъерошены – не может заснуть, что и говорит. Качаешь головкой, думая о том, что не мудрено, а он интересуется, не разбудил ли тебя. В этом весь Джон – заботится о других.
- Нет, я за водой.
Но проходишь мимо посуды и обнимаешь мальчишку, фыркая на все его вопросы о том, что с тобой.
- Ммм? Просто обнимаю тебя, - выводишь…
Выводишь по его спине узоры, сама опираешься на подоконник, думая о том, что мальчишке надо придти в себя.
- Я расскажу тебе историю, а ты послушаешь, - шепотом.
Шепотом на ухо, когда он перебирает твои волосы, а ты говоришь ему о том, что помнишь, о воспоминаниях твоих почти трёх лет, не уточняя деталей – времени года, имён и всего, что может как-то выдать.
- Эймон не помнит этого, но для него лучше, для меня это уже воспоминание, плохое, как и для моей мамы, мы даже благодарны, что вышло так – у нас есть отличный отец, - трешься щекой о его щеку. – Просто нужно время. Все пройдёт… оставив лишь неприятные воспоминания, а об отце вы с мамой забудете.
Забудут, чтобы вспоминать редко, пусть и злиться. Но редко, от этого больше не будет больно. Ты улыбаешься легко.
- А теперь пора включить свет, - тянешься.
Тянешься, но, кажется, Джон против. Он целует тебя, а ты обнимаешь его крепче, обхватывая и притягивая к себе. И ты совсем не знаешь…
И ты совсем не знаешь, кто начал это, только чувствуешь тепло его кожи своей кожей, оказываясь на подоконнике, где-то мысль в подсознании, что это все стресс, но мальчика тёплый, ты совершенно не хочешь ничего делать с этим, кроме как продолжить.
Продолжить поцелуи и касания, чтобы забыть обо всем, включая то, что брат может вас слышать (позже скажешь вам спасибо, что вы никуда не пошли, оставаясь на кухне). Чувствуешь улыбку сквозь поцелуй и улыбаешься сама, когда ведёшь губами линию по его шее, оставляя следы, совершенно не думая об этом.
Не думая об этом, хочешь оставить отпечаток, чтобы вы оба помнили, хотя, когда дыхание выравнивается, думаешь о том, что у него всего лишь стресс…
Стресс от того, что родители разводятся. От вещей. От мира. Но обнимаешь его крепче, притягивая руками и ногами, не выпуская с того же положения, в котором вы находитесь, целуешь, оставляя отпечатки пальцев на плечах.
- Все, что в темноте, в ней должно и остаться… - но все еще не отпускаешь.
Не отпускаешь, оставляя поцелуи на ключицах, чувствуя тепло его рук, кожи на своём теле,  прижимая к себе.
- Тебе нужно отдохнуть… и поспать, - вместо того, чтобы отпустить…
Вместо того, чтобы отпустить, целуешь снова, думая, что это самое правильное – чувствовать мальчишку и не отпускать, раз все должно остаться в темноте…
В темноте Джон подхватывает на руки и несёт, а ты понимаешь, что поцелуй мешает, можете натолкнуться на что-то. Разрываешь его, оставляя касания по его коже, возвращаясь к его губам тогда, когда вы в спальне брата.
- Тогда у нас есть еще немного темноты… и только сегодня, - тогда не стоит терять время.
Тогда не стоит терять время, думаешь ты, путаясь в его волосах, теряясь в новом поцелуе. А на рассвете, поцеловав спящего Джона в щеку, уходишь к себе, забрав одежду с кухни, пряча вещи Джона за штору (он догадается, где искать, а идти в комнату – можно разбудить, ему нужен сон) – первую пару никто не отменял, а мальчишкам к третьей, тем более, время истекло.

На учебе бывает очень даже весело, особенно в первые дни, когда все встречаются, над всеми еще не висит дамоклов меч экзаменов, зачетов и объемных докладов. Люди рады друг друга видеть, урывают возможность повеселиться, рассказать о каникулах и натворить что-нибудь, что будет приятно вспоминать.
Вспоминать будет очень приятно, говоришь ты брату, первокурснику и новенькому здесь, который пока только оглядывается, а веселиться не собирается. Но как только он найдет нужную компанию… ты точно знаешь.
Ты точно знаешь, что ему будет весело. Первое время он всегда с вами – с тобой, Маргери, Деймоном, Ним и Геррисом, сбегая к вам после каждой лекции, а потом находит себе друга в своей группе.
Находит себе друга в своей группе. И ты рада – брату нужен товарищ и по учебе, и в выходках. Хотя спокойный Эйгон и приключения… надежда только на его нового друга, который, возможно, сможет, как Дени, вовлекать твоего брата в то, о чем он сначала будет жалеть, а потом вспоминать со смехом, ведь из таких моментов и строится жизнь.
Из таких моментов и строится жизнь, пусть не вся, но то яркое и чудесное, что в ней есть. В один из дней вы, казалось бы, серьезные третьекурсники становитесь наверху витой лестницы (у кабинета декана) и хихикая, как маленькие дети, строите план. В итоге Маргери сбегает вниз, обещая тебя встретить, а ты садишься на перила.
- В Кастерли витков больше, - фыркаешь.
Фыркаешь, по вашей лестнице ты каталась миллион раз, и в кругу этих людей, знающих, что кроется за именем Рейна, можешь говорить о своём доме. И начинаешь съезжать, набирая скорость и смеясь.
Смеясь, тебе всегда нравилось. В детстве в конце подхватывал ворчащий, но скрывающий улыбку дедушка, а потом ты научилась спрыгивать сама.
Сама, но, чтобы это вышло, в конце быть никого не должно. А ты видишь спину в темном свитере, на смех ее «обладатель» разворачивается, держа термокружку, и ты сбиваешь его с ног. Впрочем, ему хуже.
Ему хуже, а ты смеёшься, оказываясь на нем сверху. А кофе вокруг. Смотришь на мальчишку внизу и вокруг, видишь брата с огромными глазами, который подхватывает кружку с пола.
- Ты облил меня кофе?! – со смехом.
Со смехом, садясь, но не слезая с «жертвы», а потом смотришь на брата, понимая, что вот он, новый друг.
- Твой друг? – не понятно, кого из двух спрашиваешь.
Не понятно, кого из двух спрашиваешь, но ответ не нужен, ответ брат уже дал выражением лица. Ты внимательно смотришь на мальчишку, а потом тянешь ладошку к нему, чтобы коснуться щеки и обратить на себя внимание,
- Эй, друг брата, ты говоришь вообще? Как тебя зовут? – с любопытством.
С любопытством, а он вместо этого откуда-то достаёт пачку салфеток, начиная вытирать пятно кофе на твоей блузке, а ты хохочешь, слыша смех Маргери рядом.
- Так вот какой был план? Потрогать? – а мальчик краснеет еще больше.
Ещё больше, а начал в самом начале. И это трогательно, ты смущаешь специально, хотя тут и идиоту понятно, что жертва в ситуации именно он.
- Эймон,  милый, где ты его откопал? В снегах Севера? – со смехом.
Со смехом, когда мальчишка вытирать перестаёт, смущается, но его руки, чтобы куда-то деть, остаются на твоих ногах, которые все еще его держат.
- Даже так, ммм? – смотря на мальчишку со смехом в глазах.
Смотря на мальчишку со смехом в глазах, когда хохочет брат и отвечает на твой вопрос… одной фразой-именем, перебиваемым его же смехом «Джон… Сноу…».
- Значит, северный мальчишка, который знает…. Как разливать кофе, чтобы правильно положить руки, - которые все еще там же.
Все еще там же. Ты смеёшься, вставая, тянешь его за руку тоже вверх, поправляешь волосы и осматриваешь поражения.
- Тебе надо сменить рубашку. Мы живем недалеко, Эймон поделится, до пар успеем, - берёшь обоих за руки и тащишь в сторону выхода.
Тащишь в сторону выхода, беря у брата, которого называешь не его именем, термочашку, пробуя остаток кофе.
- Домашний? Хороший, - отдавая обратно. – Что ж, Джон Сноу, приятно познакомиться.
Отдавая обратно. Машешь ребятам на выходе, говоря, что теперь тебе тоже стоит сменить блузку, а они тоже хохочут.
Хохочут, а мальчишка краснеет и хлопает глазками, это так мило и умилительно, что ты улыбаешься и подмигиваешь Эйгону, прежде чем обратиться к его другу:
- Ты так мило смущаешься.
А мальчишка краснеет еще больше, а ты подхватываешь их за руки, уводя в сторону вашего дома. Вы поднимаетесь наверх, заходите в квартиру Эйгона, а ты идёшь в его спальню и берёшь васильковую рубашку – мальчишке подойдет.
- Вот, держи, - а брат начинает ныть.
А брат начинает ныть, что у Джона ожог, что вы можете остаться дома. А первая лекция у них дедушкина, ты смотришь на них с выражением лица, которое четко говорит «нет», но брат продолжает строить глаза кота из мультика, а Сноу стоит и хлопает глазами.
- Все приходится делать самой. Иди сюда, Сноу, будем проверять твои ожоги, - лицо брата вытягивается.
Вытягивается, а ты смеёшься, подхватывая выбранную рубашку. Расстёгиваешь ту, в которой мальчишка, стягиваешь и кидаешь брату, проводишь ладонью по месту «аварии», а новую вещь затем натягиваешь на Джона.
- Он цел, я проверила. Положи вещь в стирку, потом вернёшь другу, а теперь оба за мной, - а мальчишка все же мило смущается. – Вообще мог бы и о сестре позаботиться, ее кофе облили!
А мальчишка все же трогательно смущается, думаешь ты, когда заходишь к себе и переодеваешься, а потом снова хватаешь их за руки и тянешь к лекции, Эйгон тоже смущается и ворчит, а ты смеёшься снова, смотря на них обоих – похожи, это очень мило.
- А теперь учиться, - вталкиваешь в аудиторию. – После учебы с вас обоих кофе за блузку.
Брат спрашивает, вернулся ли Визерис, с ходу растерявшись, и заменив имя на то, что носит твой дракон, но понятно все… ты улыбаешься и киваешь головой.
- Да, ужин у нас, приходи, - повод отметить.
Повод отметить, что от бабушки он вернулся живым и здоровым к вам. Машешь им ладонью, киваешь дедушке, который строго смотрит на мальчишек в дверях, и уходишь, чтобы после пар потребовать свой кофе.

Отредактировано Adelheid Fawley (2018-11-20 21:53:43)

+1

32

Иногда время играет против нас. Бежит слишком быстро или тянется очень уж медленно. Сейчас как раз первый случай. Случай, когда мы вовсе забываем о времени, помня только друг о друге, растворяясь в моменте, забывая про все. Я вспоминаю тот день, после которого переехал в спальню к Рейнис, она – явно намекает мне на него. Стречки часов бегут, а Рейнис просит меня помолчать, целуя, что я с радостью и делаю. Уж о том, что я помню, я смогу рассказать и без слов.
Правда, реальность подступает к нам очень быстро. Элия надеется на меня и мою помощь ,и очень важно, чтобы праздник в ее кафе прошел хорошо. Мы все столько готовились к нему, мы не можем ее подвести. Совсем не можем – думаю я, обнимая Рейнис и целуя ее в шею ниже линии роста волос. И боги, старые и новые, даже не представляют, как сильно мне не хочется подниматься, разрывая объятия, и оставлять ее, даже зная, что очень скоро мы снова с ней увидимся, когда Рейнис придет на праздник как гость. Смотрю на часы и понимаю, что тянуть дольше нельзя, что в этот день время к нам совсем неблагосклонно. Мне приходится собрать всю волю, чтобы подняться и начать собираться. А Рейнис тянет меня назад.
- Мне тоже. – Я вдыхаю, а, почувствовав касание губ, вдыхаю воздух неровно. – Я очень не хочу уходить, ты бы знала, как. Но я нужен в кафе, помочь твоей маме.
Ловлю Рейнис в поцелуй, путаясь пальцами в прядях ее волос. Фетишисты – она мой фетиш, а я ее, дело не в чем-то конкретном, дело  в нас самих. Прижимаюсь лбом к ее лбу, затылком почти ощущая движение стрелок, которое играет совсем против нас.
- Идем в душ, а после поможешь мне с волосами?
Беру ее руку и подношу к своей шевелюре, целуя опять, а потом подхватываю на руки и несу в ванну, она нужна нам обоим, но нам нужно так спешить…
После влезаю в обычную одежду, переоденусь уже на месте, а вот волосы точно требуют вмешательства, и я готов позволить совершить святотатство над кудрями только пальцам Рейнис. И баночке с гелем, увы. Я уже опаздываю катастрофически, и сижу как на иголках, помощь Рейнис мне нужна, но нужна она поскорее. А она совсем не торопится, и я не выдерживаю.
- Рейнис, милая, мм… Там долго?
Хочу заглянуть в зеркало, чтобы понять, сколько еще осталось, но получаю претензию, мол, если бы я не мешал, все было бы скорее готово, и вообще, что я так тороплюсь, как будто хочу сбежать.
- Мне нужно было быть уже на полпути… - Я склоняю голову, а потом вспоминаю, что это мешает, и снова держу ее прямо. – Если бы я хотел сбежать, ммм… Это утро было бы совсем другим.
Я ловлю руку Рейнис и целую тыльную сторону ладони, снова вспоминая историю из прошлого, обычно я люблю касаться губами ладони с другой стороны, но сейчас делаю так.
- И если бы не твоя мама, оно тоже было бы другим. Но она рассчитывает на нас.
Пытаюсь высмотреть хотя бы как-то, что получается у меня на голое, и много ли еще осталось, и вдруг у меня звонит телефон. Почти подпрыгиваю, будучи уверенным, что это Элия меня уже ищет ,и что я смертельно опоздал и ужасно всех подвел, но мне звонит моя мама. Беру трубку и говорю «Алло?». А мама интересуется, встали ли мы, и не забыли ли, что сегодня большой серьезный день. За время разговора я успеваю посмотреть на часы на стене, на свои наручные часы, нажимая «отбой» - на экран телефона, а после на Рейнис, и склонить голову на бок, подозрительно смотря.
- Ты, случайно, не знаешь, почему мне нужно быть на полдороги к кафе, а моя мама спрашивает, проснулись ли мы? У нее все часы показывают меньше на 4 часа.
Как иллюстрация к этому вопросу, в дверях появляется широко и сладко зевающий Призрак, и уходит к своему месту, где лежит его любимый отобранный когда-то у меня плед с волками.
- Даже Призрак спит. Рейнис?
Я подходу к ней, обнимая, и заглядываю в лицо.
- Нам еще пока рано торопиться, м?... – Целую ее, притягивая ближе к себе. – Дорнийка.
Смотрю, хитро прищурившись, а после подхватываю на руки, смеясь.
- Значит, четыре часа? Целых четыре?
После опаздываем мы уже оба, и собираемся в спешке, хохоча.
В кафе играет джаз. У меня белая рубашка, рукава закатаны по локти, я готовлю кофе по заказам гостей, то и дело поглядывая на дверь. Элия в шелковом платье с бисером и волосами, собранными волной, которые придерживаются полоской бандо с ярким акцентом. И гости в нарядах под стать. Все получается отлично, только Рейнис все нет. Я снова поглядываю на часы, но время теперь тянется слишком медленно. Что с ним сегодня такое?
Когда она входит, я улыбаюсь. Синий шелк струится, слышится легкий звон. Она потрясающе красива, и мне так хочется выйти из-за стойки и подать ей руку, но я не могу оставить место, потому что это она гость, а я служащий, я на работе. Рейнис приветствует мама, а потом она подходит ко мне.
- Чего желает мисс?
Уже ставлю перед ней чашечку кофе с палочкой корицы, как она любит, и маленькое пирожное рядом.
- Платье не то, что мы покупали, и не одно из тех, которые ты давала сегодня для выбора. – Усмехаюсь, откуда мне знать, спросит она, когда я не видел ничего, кроме нее? Но так и было. – Ты прекрасна немыслимо. Моя.
Накрываю ее руку, когда она касается чашки, своей ладонью.
- Скоро у меня будет перерыв, подаришь мне танец? И что мисс еще желает, кроме кофе?

Большая семья, новые знакомства, новое место, много новых впечатлений, дракон… Который не пожелал выпускать Рейнис от себя, и я его понимаю, как никто другой. Вечер с Тайвином Ланнистером, разговоры, после которых я как будто понимаю, что мы с мамой здесь не чужие и не можем ими быть. Я не то чтобы думал об этом так, но беспокоился все равно, как нас примут, что мы увидим, что будет.
А будет утро и приготовление пирога с Элией. Будет возвращение «блудной дочери» и поцелуй, который нет нужды скрывать, и мука по коже, и завтрак в кругу семьи. Будут фразы – теплые, но с двойным смыслом. Я улыбаюсь, понимая, что Рейнис поняла второй подтекст, который прозвучал.
- Пока только о Валаре, но то ли еще будет.
Говорю с улыбкой, чувствуя касание губ за ухом. Тепло и нежно. И мне правда кажется, что уже очень скоро эта семья пополнится – пускай мы молоды, но это не мешает нам об этом думать. Призрак тоже приходит на это семейное сборище, и без него оно не считается полным.
- И он станет чаще тебя отпускать? А то этот хвост… У меня нет такого, мне сложно что-то противопоставить, ты знаешь?
Я смеюсь, а Рейнис треплет Призрака по шерсти и целует в нос. Когда-то могло бы это удивить, Призрак не выглядит как ручная собачка, но, зная о «ребенке», все вопросы отходят в сторону.
После еды мы выбираемся из замка в город. Аккуратные дома, недавно отреставрированные, люди, которые довольны своей жизнью и не хотят никуда переезжать. Такие места хороши сами по себе, и дракон, тень которого иногда падает на горожан, только добавляет ему специфики. Чем-то это напоминает мне Дорн – тоже люди, любящие свою землю со всеми ее странностями, обращающие недостатки во благо, а достоинства заставляющие заиграть всеми красками разом.
За обедом не забывают и о Призраке, не просто впуская его в ресторан, но и принося отдельное блюдо для волка. Мне нравится это место и то, как нас здесь принимают. А после мы снова идем к пещере, в которой живет дракон. Теплый воздух, пар, сказочное существо как будто не из этого мира, но часть его, и часть Рейнис, с которым моя часть, Призрак, спешит поздороваться раньше меня. Если вчера удар хоста разделил нас, то теперь Призрак подходит смело, и дракон тянется к нему. Рейнис касается их обоих, и остаюсь только я. Здороваюсь с Валаром, когда она редко тянет меня ближе и мою руку подносит к его морде. Теплая кожа дракона, живой огонь внутри, магия, как она есть, здесь, рядом. Он удивительно красивый – думаю я, а дракон толкает меня в плечо, как будто тоже здоровается и принимает вслед за Призраком.
Мы садимся рядом с теплым боком Валара, и он обхватывает нас хвостом, кладет голову нам обоим на колени, а Призрак с другой стороны подсовывает морду под руки. Я смеюсь, трогая теплую чешую, чувствуя силу дракона и понимая, что да, ребенок, это, действительно, то самое слово.
- Теперь я понимаю, почему ты так его зовешь. И маленьким тоже.
Дракон прикрывает глаза, и я чешу призрака между ушей.
- Вы поладили раньше, да?
Улыбаюсь, потому что это прекрасно.
- Я готов предоставлять сколько угодно места.
Я смеюсь, а дракон приоткрывает глаза и тыкает головой мне в живот, как будто говоря, что порыв мой прекрасен, но я сам не велик, и я хохочу, глядя на Рейнис, и сквозь смех спрашиваю:
- Надеюсь, это не намек на то, что я не в самой лучшей форме?
А Валар сжимает кольцо, не собираясь выпускать никого из своего сегодняшнего плена.
- А я и не хочу, чтобы он отпускал. – Обнимаю Рейнис, располагая ее голову у себя на плече. – И ты все про меня знаешь, пещеры…
Я наматываю на палец прядь ее волос и целую в макушку.
- С тобой, с вами, да еще и в пещере – о чем еще мечтать?
На утро одного из дней я открываю глаза, Рейнис еще спит, а мне хочется пить, и я думаю, что можно было бы наварить для всех кофе. Я вхожу на кухню, слыша, что там кто-то есть, и я думаю, что это Элия, но в кухне я застаю Тайвина Ланнистера. На кончике его носа очки, рукава засучены до локтей, стол посыпан мукой, и он, не поднимая головы, что-то мешает в большой кастрюле, а потом прерывается, размышляя.
- Дай мне разрыхлитель теста.
Я стою, все еще осознавая картину, когда взгляд из-под очков отрывается от теста и устремляется на меня.
- Ты же знаешь, что это такое, вчера вы с Элией пекли пироги, почему стоишь как столб?
Я подрываюсь и протягиваю ему пакетик, он берет и отсыпает в тесто несколько шепоток сразу. Следом я получаю задание включить печку, и так далее, я в немом удивлении продолжаю выполнять указания грозы университета и дедушки Рейнис, когда дверь в кухню открывается, и она заходит так же молча, будто призрак. Заходит, укутанная в одеяло, и садится на подоконник, наблюдая за нами. А мы продолжаем колдовать над тестом, Тайвин как на лекции с серьезным видом поясняет свои действия. Если положить мало разрыхлителя, если положить много, при какой температуре следует выпекать, какого размера лучше формировать хлеб, и какой у него должна быть правильная корочка. На этом моменте Тайвин поднимает взгляд на свою внучку и еле заметно, но заметно для тех, кто хочет увидеть, тепло улыбается.
- В правильной корочке у нас лучше всего разбирается Рейнис.
Когда тесто отправляется в печь, я все еще удивляюсь тому, что увидел и в чем принял участие. Предлагаю сделать всем кофе, пока мы ждем, и не могу удержаться от вопроса.
- Вы печете хлеб на всю семью? Всегда?
Тайвин и Рейнис заговорщицки переглядываются, и дедушка, улыбнувшись (мне не кажется!) как-то озорно, пожимает плечами:
- Хлеб? Какой хлеб? Кто печет?
И Рейнис добавляет:
- Мы ничего не видели.
И сама же первая отламывает от первого готового хлеба еще горячий кусок.
Уже после завтрака, после всего, когда мы остаемся с Рейнис одни, я не могу промолчать и оставить все, меня разрывает любопытство. Мы, конечно, ничего не видели, но не видели это вместе. Мы выбираемся в парк возле замка, и я беру ее за руку, притягивая ближе.
- Твой дедушка печет хлеб, но не раскрывает тайны, что это делает он. Почему он готов поделиться ей только с тобой? И со мной теперь. Расскажи, откуда это пошло? Я же сойду с ума от любопытства, хоть ничего и не видел.
Думаю снова о том, что увидел, и делюсь с Рейнис мыслями на это счет.
- А знаешь, мне кажется, что это вот его дело. Как раз то, что ему подходит, и эта загадочность тоже. Он уникальный, Тайвин Ланнистер. И очень надежный, самый надежный из всех, кого я встречал. Он любит свою семью, и, несмотря на работу, всегда найдет время и силы для каждого, да?

Нет ничего хуже неизвестности, когда воображение способно нарисовать самые страшные ужасы, и ты не знаешь, в какой верить, и даже не уверен, что твоего воображения достаточно для того, чтобы с точностью описать то, как ты считаешь, может произойти. Правда обычно все равно оказывается иной, сколько ни придумывай картинки в голове, сколько ни строй предположения. Мне кажется, что что-то делать бесполезно, хотя мне очень хочется сорваться и побежать, но сидеть одному в пустой квартире и ждать оказывается в разы тяжелее. Сидеть одному совсем – Призрак в квартире Эйгона, прямо посреди гостиной, и не собирается сдвигаться ни на сантиметр, на все попытки подойти и увести себя, отзывается тихим рычанием. Призрак впервые рычит на меня – никогда такого не видел и даже предположить не мог, что такое случится. Когда две части тебя не в ладу друг с другом ,и весь мир не в ладу с тобой, такое ожидание становится гораздо труднее. Друзья помогают, а больше всего – уверенный голос Тайвина Ланнистера в телефонной трубке, просящий меня ничего не предпринимать. Как я могу? Оказывается, вот это и самое сложное.
Разговоры, жесты, все говорит о растерянности. Я растерялся – снова, да. Я жду слов, но их нет, и невольно вспоминаю самое начало – Рейнис иногда не любит говорить о чем-то. Такие разговоры ни для кого не могут быть простыми, но они нужны, ведь как иначе, останутся непонятные моменты, с которыми каждый будет разбираться сам, и снова его воображение дорисует какую-то картинку к деталям, которые он знает. Я такого не хочу – и я запрещаю себе делать выводы и строить предположения. Я услышу то, что скажет мне Рейнис, и это будет единственной правдой. Потому что так оно и есть. Но на правду я отвечаю тоже правдой, и на вопрос, насмешливый, я прямо говорю, что да, ревную. Да, мне больно. Да, я вижу, то, чего здесь быть не может, но оно есть.
И Рейнис тоже больно, потому что я повел себя так, что заставил испытывать эту боль. Она, конечно, знает, что у меня ничего не осталось к прошлому. Она знает всю историю, знает, как я к ней отношусь. Но, несмотря на это, я среагировал не так, как будто это правда верное знание. И она тоже почувствовала все то же самое. Она знает все, но эмоции не убрать, именно потому, что она меня любит. И я люблю ее, и мы оба сделали друг другу что-то, что заставило каждого страдать. Мы оба виноваты. И оба не хотим и дальше заставлять друг друга испытывать все это. Она говорит, что это ни к чему и улыбается, касаясь пальцами моих рук. И я уже готов вскочить и притянуть ее, как будто ничто уже неважно. Ничто и правда неважно, кроме нас с ней. И она зовет меня Старком. Фамилия матери, единственная, под которой я никогда не представлялся, ведь я не Старк по факту, пусть и сколько угодно он самый до мозга костей.
А она показывает мне ключ, объясняя, от чего он, и я хмурюсь, вспоминая шрам у нее на руке. Вспоминая все, через что она прошла и как отходила от всего у меня на глазах. Мы тогда еще не знали, кто мы есть, и что наши истории связаны гораздо сильнее, чем мы можем предположить. Мне тогда было страшно за нее.
И мне страшно сейчас, зная, что он может сделать, хоть Рейнис и не даст себя в обиду, но может быть все, что угодно. Улыбка трогает мои губы, когда она смеется над одним из моих вопросов  – про ключ.
- Его можно было хранить не на себе. Я не об этом, но… Нет? Я это понял.
И догадываюсь, где она взяла его. Уж явно не у нашего отца или бабушки. Ключ бы хранился у самого надежного человека, которого она знает и доверяет безоговорочно.
- Дедушка?
И я вдруг понимаю, что это обращение почему-то срывается с моих губ намного легче, чем все другие к этому человеку, которые я раньше называл. И это странно, но как-то  верно. Это одна семья.
- Ты долго уговаривала?
Глажу ее руки в своих ладонях, а она перестает смеяться, подходит и садится ко мне на колени, и я обнимаю ее, притягивая к себе, сгребаю в охапку. Расстояние, стол, который рас разделял, и желание коснуться просто невыносимо. Расстояние – ложь. Важны только мы. Она сидит, говоря о Визерисе и наркотиках. Она собиралась за Визериса замуж, когда мы познакомились, я помню тот день и то, как узнал об этом. Она была счастлива. Но даже тогда, знаю, я понравился ей, пусть даже просто теоретически. Теперь все иначе. А я волнуюсь, зная, что она могла пострадать. Она встает, берет шкатулку, а я иду следом, осматривая, но не ищу того, что снова вызовет ревность, ищу то, что может заставить меня испугаться. Мой взгляд очень внимателен, а пальцы, кажется, почти дрожат. И мы доходим до последнего, снова следы, откуда они, и разгадка оказывается такой неожиданно легкой. И я выдыхаю, слыша то, что и так знаю, но так хотел услышать еще раз, сейчас.
- И я тебя, ты – моя жизнь.
Я тяну ее к себе и целую, и мне все еще страшно из-за того, что ей пришлось испытать, и все еще больно потому, что это случилось из-за меня, но тело от ее слов растекается по телу, и я понимаю – все прошло. Пройдет, потому что главное сказано, и оно с нами есть. И как раз вот тогда я снова вижу свое кольцо и рассказываю про него, и говорю Рейнис, чего бы хотел. А она говорит мне это сделать, зажимая мои пальцы вокруг кольца. И я поднимаю голову на нее и, хоть ответ уже есть, все равно задаю вопрос, который следует задать в этом случае, и надеваю кольцо ей на палец. И, мне кажется, что я – самый счастливый на этой планете человек. Мое имя вскрылось, мы наделали много глупостей, но теперь все будет правильно, ведь мы разрешили для себя или друг для друга какие-то вещи, которые оставались с нами, или нам казалось, что они могут возникнуть когда-то. Больше нет. И я даже признаю все, называя себя своим данным при рождении именем, и мне нравится то, что именно сейчас в нашей жизни вновь возникло вот это кольцо. А она говорит фразу, от которой я вдруг смеюсь, фыркаю себе под нос, мое настоящее имя и ненастоящая фамилия дают какую-то очень странную смесь.
- Это значит «да»?
И поцелуй ставит точку во всем том, что случилось. И я снова говорю, что люблю ее, и снова целую, и так мы почти забываем про время. А потом она вдруг говорит мне такое, от чего я как будто впадаю в ступор и удивленно хлопаю глазами.
- Что? Стресс? Ты так думала? Ты поэтому говорила, что нужно считать, что ничего не случилось? Боги Рейнис, да, у меня был стресс, но после тех твоих слов, и никак уж не до. Я все варианты перебрал, чем это тебе не нравится… Стресс!
Моему негодованию, кажется, нет предела, а Рейнис смеется, и я тоже начинаю смеяться, прижимая ее сильнее к себе.
- Стресс…
Все еще ворчу. А Рейнис вспоминает о том, у кого точно стресс есть – Призрак.
- Да уж… чтобы Призрак рычал на меня – я такого даже никогда бы и не подумал. Мне кажется, Эйгон снова считает, что кто-то оккупировал его квартиру, только на этот раз это белый волк. Кстати, Призрак выбрал гостиную...
И мне нравится мысль про ремонт. Если оставлять в прошлом что-то, то следует и в окружении навести что-то новое, и не только дверь. Может быть, лютоволк говорил нам и об этом тоже? Но все дела подождут, потому что Рейнис тянется ко мне, говоря, что скучала.
- И я скучал, ужасно.
И еще один поцелуй, который таки дает возможность нам потеряться во времени и во всех делах, которые нас окружают. И мы перебираемся из кухни в спальню, и все, вроде бы, хорошо, когда вдруг что-то случается, весьма неожиданное. Землетрясений в этой части страны предусмотрено не было, а, значит… Мы оба начинаем хохотать. Потому что это ножки кровати, и старая история, над которой мы вместе смеялись, снова напоминает о себе.
- А еще волки могут что-то сгрызть. Знаешь, как страдала обувь Рейгара?
Я снова фыркаю и тянусь к Рейнис, чтобы поцеловать.
- Но это ммм… Кто увидит, никогда не поверит, скажут, что мы все свалили на волка. Вот так и рождаются слухи.
Я снова смеюсь, думая, что трудный день, ссора, и так много переживаний, заканчиваются смехом, и это правильно. И я беру руку Рейнис, на которой надето кольцо, и целую ладонь, напоминая о еще одной старой истории. Ну и мне нравится делать так, даже если кто-то когда-то говорил мне, что нужно иначе.

Мне кажется, что мир расцветает, а время замирает, и мы с Рейной будто бы в одном собственном мире, здесь, на кухне, посреди темноты. Когда я чувствую ее рядом, то понимаю, что не могу больше молчать, пусть сегодня проявится вся правда. Эта правда касается ее, и она пусть решает, что делать, я больше не могу держать ее у себя, когда она рвется наружу касанием к волосам, объятиям, которые становятся ближе, тихим шепотом, ощущением прикосновения щеки к щеке. И губ к губам – когда она так близко, это невозможно – не потянуться, не коснуться, сдержать себя. Главное – темнота, свет разрушит все дело. Но, чувствуя ответ, замечая касания, объятия, которые делаются теснее, мне кажется, я совсем про все забываю. Или только начинаю все понимать.
Мне хочется, чтобы больше не было преград, и ткань – это преграда. Кожа к коже, ощущение, которое нельзя забыть. Рядом только подоконник, и мы в квартире не одни, но все это стирается, оставляя только ощущения, как под пальцами разбегается тепло, как губы Рейны скользят по коже, и как она близко, и как сильно хочется сократить расстояние еще. Когда мы снова можем дышать, я, кажется, боюсь шевельнуться, лишь бы не разрушить эту близость, которая еще с нами. И Рейна как будто чувствует то же. Тяну ее ближе навстречу ее движению, поцелуй – и пальцы сжимают плечи. Я скольжу руками по ее спине, утопая в нем, зная, что рано или поздно кто-то нарушит тишину, нужно будет что-то сказать. Я еще улыбаюсь, когда слышу ее фразу о темноте.
- Рейна?
Зову ее имя, еще не до конца понимая. И тянусь к ней, путаясь пальцами в прядях ее волос и целую, не давая говорить дальше. Смысл фразы догоняет меня, когда нам нужно сделать вдох, но я, наоборот, лишь тяну ее ближе, снова, целуя лицо, губы, шею, плечи, все, до чего могу дотянуться, и выдыхаю только:
- Нет.
Она говорит, что мне нужно поспать. Смотрю ей в глаза, не разрывая объятий, и она не делает этого, а вместо этого тянет и целует меня снова. Поцелуй говорит намного лучше всех слов, тем более когда они расходятся с делами, можно сделать вид, будто их нет. В конце концов, темнота все еще окружает нас, и кожа под пальцами все так же желанна, а руки не выпускают, притягивая снова и ближе.
- Ты хочешь темноту. Она еще здесь. И я здесь, с тобой, и не только сейчас.
Подхватываю ее на руки, переношу в спальню и опускаю вниз, целуя снова. Она опять говорит о темноте, и о сегодня, и я наклоняюсь, но останавливаюсь, потому что это не то, что хочу услышать.
- Почему? Только сегодня? Нет.
Веду ладонью вдоль ее тела и касаюсь лица, хочу заглянуть в него, прочитать по глазам, быть может, она смеется. Пошутила или ждет от меня ответа?
- Не только… Ты…
Новый поцелуй не дает мне договорить. Ее руки в моих волосах, и она тянет меня к себе, и я знаю, что важно, чтобы она меня услышала, и не понимаю, что это, ответ, и что он значит, но снова теряюсь, снова есть только я и она, а с прочим всем мы разберемся.
Просыпаюсь я резко, от того, что что-то на меня падает. В комнате я один, а дверь уже закрывается, скрывая за собой быстро уходящего Эймона. Я смотрю на то, что меня разбудило, и в голове начинает распутываться клубок взаимосвязанных осознаний. Джинсы, рубашка, и не только они – я проснулся не там, где предполагалось мне засыпать, а вещи и вовсе не должны были оказаться в одном месте. По крайней мере, не так.
Спальня Рейны, которая, на самом деле, настоящая спальня Эймона и то, что, кажется, вчера осталось на кухне, не дает другу простора для фантазии, да и по одному взгляду на меня все понятно. Я падаю назад на подушки, глядя на приоткрытую дверь, и думаю, что нужно выйти в люди. В квартире тишина, голосов я не слышу и думаю о том, где Рейна. Вчера она говорила что-то странное, я с ней спорил, но долго противостоять словами не смог… Все остальные мои вещи в другой спальне, телефон тоже там. Я одеваюсь, выглядываю – все так же тихо. Эймона не вижу и в гостевой спальне, где беру телефон – ни сообщений, ни звонков. У нее должна была быть первая пара, это нам с Эймоном попозже. Смотрю на экран – и не знаю, что написать. Звоню, она сбрасывает звонок. Набираю сообщение: «Рейна, не сбрасывай, нужно поговорить». Получаю ответ, что она на лекции и, если я не хочу, чтобы она сдавала экзамен до конца ее дней, мне нужно подождать. Ладно. Кошусь в сторону кухни, а сообщением прошу ее перезвонить мне, когда она сможет, и понимаю, что есть еще один человек, который ждет разговора. Мне делается очень неловко. Быстро душ и забросить в стирку белье – еще более неловко, уверен, что краснею, Рейна любит мне об этом говорить, и выхожу в единственное место, где я еще не был, сегодня. В кухню.
Я смотрю на Эймона, и мне кажется, что вижу свое отражение – взъерошенный, не знающий, куда себя деть и с подозрительным румянцем на щеках.
- Я сварю кофе!
Мне точно нужно чем-то занять руки, и, кажется, я почти слышу облегченный вздох, который вырывается у Эймона, и я с ним согласен. Кофе я делаю быстро, пытаясь собраться с мыслями и начать говорить хотя бы что-то, разливаю напиток по чашкам и оборачиваюсь как раз в тот момент, когда Эймон вдруг выпаливает длинное предложение, соединенное в одно большое слово, в общем означающее: «Джонтыспалнамоейтеперьнашейкухнеивмоейспальнесмоейсетрой?», а я вздрагиваю и проливаю кофе на него, и останавливаюсь, вспыхивая.
- Ой, прости.
- И что, теперь мне раздеться?
- Боги, нет!
Мы смотрим друг на друга с совершенно обалдевшим выражением на обоих лицах, а потом начинаем нервно смеяться. Ставлю чашки и тоже сажусь за стол. Кухня. Нам обоим неловко, но пролитый кофе и диалог после разряжают обстановку. Мы делаем каждый по глотку кофе, отсмеявшись, но Эймон ждет ответа на свой длинный вопрос-слово.
- Ты видел, как она уходила? – Я смотрю на кофе в своей чашке. – Да. Она тебе что-то сказала?
Но Эймон Рейну тоже не застал. Зато увидел, что меня нет в его комнате, в гостиной тоже, а на кухне, стоило ему решить выглянуть на улицу, обнаружились вещи, наличие которых явно указывало, где меня искать, да и вариантов не оставалось больше. Все это Эймон тоже рассказал своей чашке, а после поднял на меня глаза.
- И мм… Это она…? – Он указывает на мою шею, и я краснею еще сильнее, зная, что там. – Нет, стой, молчи! Я не хочу знать! Так вы теперь…
- Не знаю.
- Как это?
А вот так. Я с ней спорил, но она не ответила, и я жду звонка, а она не звонит. Эймон смотрит на меня и вдруг достает откуда-то коньяк и ставит на стол. Смотрю на бутылку, а после на него и улыбаюсь.
- Обоим надо, да?
Но много мне нельзя, меня ждут мама и Призрак. Я снова проверяю телефон – ничего. А Эймон говорит, что мне нужно идти к маме сейчас, и я согласен – больше времени с ней, я ей нужен, и она волнуется обо мне сильнее, чем о себе самой. Но поехать с собой мне не даст – учеба, она еще вчера об этом мне несколько раз говорила. Скидываю Рейне еще одно сообщение, что поеду к маме, но все еще жду звонка и, когда коньяк немного выветривается, еду к ней, только перед этим вспоминаю о том, на что так смотрел Эймон и под его взглядом «мой мальчик совсем вырос», хотя вообще-то, мы ровесники, спрашиваю:
- Эймон… А у тебя водолазка есть?
И друг хохочет, открывая шкаф, а потом вдруг обнимает и совершенно серьезно говорит, что все будет хорошо, и это сразу обо всем – о маме, о Рейне, о том, что на меня он не держит зла. И я обнимаю его тоже совсем серьезно и благодарю, а он вдруг фыркает и заявляет, что кофе я на него пролил, но дальше это ничего не значит. Я смеюсь, выходя на улицу, и больше всего хочу верить, что он окажется прав, хотя телефон молчит.
Возвращаюсь я задумчивым, и мне кажется, что вместе с мамой уехало что-то важное. Детская беззаботность, наверное? Завтра нужно начинать искать работу, а я никогда этого не делал. Что я умею, на самом деле? Кофе варить?
На окне одной из кофеен мне попадается объявление о том, что нужны сотрудники. Чем черт не шутит? Захожу поговорить, честно говорю, что опыта нет, но меня просят сделать чашку, и обещают подумать. Я возвращаюсь и, прежде чем войти, смотрю наверх, на верхний этаж. Одна половина окно темная, в другой горит свет. Если Рейна вернулась, то она у брата. Дверь открывает Эймон, и я вижу Рейну, и смотрю на нее, не спуская глаз.
- Привет.
Эймон смотрит на нас и качает головой, говоря, что пойдет и сварит кофе, что звучит крайне сомнительно, но так мы остаемся один на один.
- Ты не перезвонила. И исчезла слишком быстро, я все проспал.
Я делаю шаг навстречу, хочу обнять ее, но с кухни вдруг доносится грохот, а следом ругань Эймона, и, кажется, другу нужна помощь. В кухне пол покрыт зернами кофе, а турка закипает на плите. Бросаюсь к ней, едва успевая снять перекипевший напиток, а Эймон дует на пальцы, быстро размахивая кистью в воздухе.
- Ты слишком сильно включил плиту.
Кошусь на Рейну снова, подставляя турку под холодную воду. Она занята братом, смотрит его руку, и разговор не получился. Ставлю варить новую порцию кофе и собираю зерна с пола – отпрыгивая от горячей посуды, Эймон опрокинул банку, которая была рядом. Проверяю, что все живы – к счастью, ожог совсем небольшой, скорее, неожиданность. А разговор с Рейной, который я хотел начать, превращается в разговор о маме. Говорю, что она держится и строит планы на ремонт в квартире и обустройство в ней.
- А тебе я покажу, как варить кофе, чтобы он не перекипал, хочешь?
Я спрашиваю друга, но он демонстративно дует на пальцы и говорит, что после такого больше не возьмется ни  в жизнь. Мы говорим еще какое-то время, только я смотрю на Рейну долго, а она как будто не видит мой взгляд, или мне так кажется. Наконец, приходит время расходиться. Намеренно кручусь на кухне дольше, чтобы остаться с Рейной один на один, но меня отправляют в комнату первым, говоря, что я устал. Я вхожу и оборачиваюсь на звук шагов – Рейна входит. Я подхожу к ней снова и обнимаю, теперь успеваю это сделать. И начинаю с того, на чем остановился тогда.
- Ты исчезла так быстро, что я не успел тебе ничего сказать. – Путаюсь пальцами в ее волосах, и тепло разбегается по телу. – Почему ты не перезвонила? Почему убежала утром?
Мы наконец-то может поговорить, заглядываю ей в лицо, проводя пальцами по щеке.
- Рейна, что происходит?

В школе друзей у меня не было, не сложилось. Люди, которым я доверял, меня обманывали, но другие были со мной. Со мной была моя мама, были кузены и кузины с Севера. Был Призрак. А чего ждать от учебы в университете? Я понимал, что это мне не повезло со школой. Что люди, которые там учились, больше интересовались фамилией и доходом отца, чем мной самим, а, когда понимали, что два фактора, интересующих их, совсем не интересуют меня, и что я не отвечаю каким-то ожиданиям в их свете, оставляли меня в покое, считая странным. А я считал странным их. Но, оказывается, очень хотел поверить.
Вера не обернулась для меня ничем хорошим, но это не значит, что я потерял веру в людей. Я не равняю всех по отдельно взятым людям и с интересом смотрю по сторонам, когда впервые переступаю порог университета. Единственная поправка – здесь я не Джейхейрис Таргариен. Я Джон Сноу, и эти имя и фамилия гораздо мне ближе. Все зовут меня Джоном кроме бабушки и отца, и пускай здесь тоже знают так же. Так никто не будет лепить ко мне какой-то ярлык, так я могу быть собой. И я улыбаюсь, видя людей, вместе с которыми буду учиться.
- Всем привет. Джон…
Поначалу все растеряны, все пытаются сообразить, что вообще делать. Лекции и семинары, преподаватели, аудитории, корпуса, и какая-то странная свобода – вроде бы учеба, обязательства, а, вроде бы, все уже не маленькие дети и сами планируют свое время, сами решают, что хотят изучать, сами пропускают или приходят на уроки. Я сижу в середине аудитории, когда лектор вещает что-то очень запутанное, а мы пытаемся записывать, но мысль от меня ускользает.
- Что он говорит, ты успеваешь?
Я смотрю в тетрадь соседа и вижу, что у того мысль прервалась еще раньше, ручка соскочила и оставила после себя длинную полосу. Лектор поднимается и странно смотрит в нашу сторону, и я пинаю локтем светловолосого мальчишку, который сломался раньше меня, и, кажется, заснул. Он подпрыгивает от неожиданности и осознает, где оказался, а преподаватель интересуется, неужели его лекции так скучны. Молча подпихиваю соседу свою тетрадь, и он с честным видом клянется, что все записывает, демонстрируя текст. Лектор кидает на него хмурый взгляд, но продолжает занудствовать дальше.
- Ты еще и пишешь всю эту чушь?
Сосед, кажется, потрясен.
- Если честно, я сломался еще минут пятнадцать назад и думал подсмотреть у тебя. А у тебя там…
Эймон смотрит в свою тетрадь и видит, как  ручка, выскальзывая из руки, оставила свои собственные каракули на память о самой скучной лекции на свете.
- Ты Джон, да? Я Эймон.
Так мы начинаем дружить. И вот теперь, с оглядкой назад, я думаю, как мне повезло, и как я был прав, не считая всех людей в округе одинаковыми. Школьные годы остались позади, и теперь впереди новое время. Студенчество. И новая жизнь. И люди, которых я здесь встречу, мне кажется, останутся со мной и им важен я, а не что-то, что у меня есть. А мне важны они.
Мы с Эймоном быстро находим что-то, что интересно нам обоим. Утром я прихожу с двумя кружками кофе, заклеймив позором странную жижу, которая льется из автомата в столовой. Кафе рядом есть, но туда надо идти, а я люблю варить кофе дома, и мне нравится знать, что напиток приносит кому-то кроме меня бодрость и радость. Мы стоим перед парами в холле возле лестницы и жалуемся друг другу на первую пару и ранний подъем. Кофе сейчас особенно необходим, Эймон зевает, и я перенимаю от него зевок тоже, когда вдруг слышу смех откуда-то сверху, разворачиваюсь, и происходит непонятно, что.
В следующий момент я лежу на спине, смотря в голубое небо Аустерлица, а потом перевожу взгляд на виновницу этого состояния, которая прилетела с лестницы прямо в меня, оказываясь сверху, а я держу ее, автоматически выпустив кружку когда-то в момент столкновения, не давая ушибиться. Она садится, но не слезает, и смеется. А кофе повсюду вокруг. Эймон поднимает кружку, а она спрашивает у него про меня. Я складываю показания вместе – у Эймона есть сестра и, видимо, это она. Она касается моего лица, обращая на себя мое внимание и спрашивает, говорю я, или нет. А я вижу, что она тоже испачкалась в кофе, следы аварии у нас обоих есть.
- Ты не ушиблась?
Я смущаюсь. У меня в сумке были салфетки, я достаю и пробую оттереть пятно от кофе на блузке, а рядом с нами уже много людей, и кто-то смеется, и сестра Эймона тоже подхватывает этот смех. Ее комментарий заставляет меня остановиться, и мне кажется, что я краснею. Слышу со стороны свое имя, которое выдавливает сквозь смех Эймон, и вижу, что отстаю с реакциями, не зная, куда теперь деть руки, ведь она все еще сидит на мне, и руки оказываются у нее на ногах. Она вновь говорит о руках и стает, подавая мне руку, я поднимаюсь следом.
- Да, я Джон.
Я краснею как рак, осматривая пятно и вспоминая путешествие собственных рук только что. Эймон говорит, что это его сестра Рейна. Улыбаюсь, я все еще смущен.
Смущен, потому что это сестра друга, с которой мы, выходит, вот так странно знакомимся. А еще она очень красивая, и это тоже заставляет мои щеки краснеть.
- И да, мы… с Севера.
Моя мама с Севера, мои кузены и кузины живут там, и фамилия Сноу тоже оттуда, так что все верно, все сошлось.
- Откуда ты взялась, с лестницы? Как будто сверху, я вообще тебя не видел.
Потираю затылок, которым успел приложиться об пол, но не слишком. На месте столкновения остатки кофе, но большинство из них у меня на свитере, а лекции близко. А она поправляет волосы, и я почему-то отмечаю, как они рассыпаются по плечам – черной блестящей волной.
- Северный мальчишка, который оказался в нужном месте, чтобы поймать?
Я улыбаюсь, снова покраснев. Не очень-то я ловил, признаться честно, это она меня сбила с ног. Но так звучит лучше, чем мальчишка, который хлопал глазами, считая звезды из глаз. Я слышу ответ вместе с касанием к руке, и краснею еще сильнее. Кажется, северным мальчишкам лучше помолчать. Или нет? Я смеюсь и спрашиваю дальше:
- Север не всегда означает замороженный айсберг.
А она указывает на пятна, которые я оставил на ней, когда не знал, что мне  делать. Вспыхиваю снова.
- Ой, прости. Не только блузка.
А она берет дело под свой контроль и говорит, что нам нужно переодеться. Мне не во что, но мокрый свитер – это точно не так одежда, которую хочется носить, не снимая. Я растерянно смотрю на Эймона, которого сестра ведет к выходу, ухватив одной рукой, а меня другой. По пути она делает глоток из уцелевшей чашки.
- И мне приятно. – Я бормочу, все еще не избавившись от смущения. – Это я варил, дома. И я не смущаюсь.
На последнее замечание слышу смех и Эймона, и его сестры.
- Ну, ладно, смущаюсь, облил тебя кофе. Не каждый же день такое. Вот Эймон не даст соврать.
На самом деле не в кофе дело. Рейна знает, что сказать и сделать, чтобы я покраснел, как будто только этим и занимается каждый день – ловит северных мальчишек и изучает их реакции на то или иное действие в свой адрес. Дома у Эймона мне выдается его рубашка, благо, что у нас один размер, и я почти иду переодеваться, а Эймон решает использовать шанс, чтобы остаться дома и не идти больше в университет. Выхожу на моменте уговоров и строго лица Рейны, выражающего явное неодобрение.
- У Джона ожог!
Эймон тыкает в меня, и, кажется, ждет, что я ему подыграю, но я только хлопаю глазами, и так стою не со своей одеждой в руках, не в своей квартире и все еще растерян после происшествия. Рейна реагирует быстрее меня. Стягивает с меня свитер и касается рукой кожи под ним, а после надевает на меня ту рубашку, что выбрала среди эймоновых. Кожа запоминает касание, и мне кажется, что я еще чувствую его.
Рейна уходит переодеваться, а я только успеваю спросить у Эймона, всегда ли она такая. Но, хоть это и странно, не могу сказать, что мне не нравится. И мне кажется, что я хотел бы задержать это касание дольше.
Дальше нас выпихивают на лекции и, прежде чем разойтись по аудиториям, я успеваю только удержать Рейну за руку и сказать ей еще раз:
- Прости за блузку, а кофе какой ты любишь?
Я сварю. А Эймон вдруг спрашивает о ком-то, имя я не знаю и никогда не слышал, и уже в аудитории шепотом спрашиваю, про кого они с сестрой говорили. Ответ почему-то мне не нравится – хотя неужели я правда думал, что Рейна одна, и у нее никого нет? У них будет ужин, а я пойду домой. Но сначала сварю кофе, который Рейна любит.
Дома у Эймона есть турка, а кофейные зерна покупаю я – те, которые сам люблю, и которые, думаю, подойдут. Еще я беру пряности, яйца, муку, захватываю кое-что еще – ну и пусть еще не зима, мне кажется, что для кое-каких блюд не бывает времени года. И мы втроем идем в квартиру к Эймону, будет обещанный кофе и печенье к нему.
- В духовке что, совсем не готовили? Выглядит как новенькая.
Я оборачиваюсь к брату и сестре, выгружая на стол свои покупки.
- Я не знал, что есть, поэтому купил все ингредиенты заново. Просто кофе пить слишком скучно, а с печеньем в самый раз. Что?
Они сидят на стульях и смотрят на меня с неподдельным удивлением, когда я говорю о печенье и духовке. Улыбаюсь немного смущенно.
- Я научился готовить в детстве. Мама… У нее не очень хорошо получается, а мне было интересно, и мне показали пару раз самое простое, а потом я стал выспрашивать и уже сам тренироваться. Мне нравится.
Не очень хорошо – это мягко сказано. Мама никогда не готовила ничего сложнее сэндвича, смеялась, что это занятие совсем не для нее. А мне было интересно, у нас работали люди на кухне, и они сначала подкармливали меня а, когда я начал задавать вопросы, показывали, что и как делать. Мама любит, когда я готовлю, а отец хмурится, когда видит меня у плиты, поэтому дома я делаю это только когда его нет дома. Зато здесь можно все.
Рейна подходит ко мне, слушая рассказ, и на словах о маме целует меня в щеку и касается волос, так что я запинаюсь и продолжаю, только когда она отходит к окну, собравшись с мыслями. Разговор о готовке, но я рассказываю о себе, возможно, Эймон тоже чего-то из этого еще не знает. А Рейна, кажется, права. Я, действительно, постоянно смущаюсь и краснею, и не знаю, что с этим сделать и нужно ли.
- А что, вы не готовите?
Перевожу взгляд с Эймона на Рейну и обратно. Друг, правда, не кажется человеком, близким к плите, но его сестра?
Рейна сказала, что любит простой черный кофе, с этим я справлюсь быстро. Печенье тоже быстро готовится, хотя Эймон и не может вспомнить, был ли у него противень, но он находится, что, кажется, вызывает у него искреннее удивление. Я смеюсь, спрашивая, точно ли он живет в этой квартире, и ставлю турку на огонь. Помешивая черный напиток, рассказываю еще немного дальше.
- И кофе я варить люблю. Если честно, я почти не пью никакие чаи, не люблю, кофе только. А вы?
Раздаю чашки и невзначай касаюсь рук Рейнис, отдавая ей ее напиток. Аромат печенья уже распространяется по кухне.
- Рейна, тебе понравилось? Хочешь, я буду тебе тоже приносить в университет чашку? У меня есть небольшой термос, как раз на троих.
Печенье я ссыпаю в большую пиалу и ставлю на стол. Немного волнуюсь, ведь готовка не так проста, может  не выйти, или вкусы людей могут не совпасть, и то, что кажется вкусным мне, не понравится другим. Сам беру печенье и откусываю – мне кажется, все вышло неплохо.
- А чашки тогда с вас.
Мне нравится мысль, и я думаю, что могу приносить и какие-то вкусные штуки к кофе, когда будет удаваться делать их дома. Я, правда, люблю это делать – и люблю видеть улыбки на лицах друзей. Зная, что смог вызвать их хотя бы вот этим. А еще мне нравится думать, что у них будет что-то мое, кофе в чашке или печенье в сумке. Пусть и не отдаю себе в этом отчета, но мне хочется оставлять часть себя в их жизнях. Даже в таких мелочах. А Эймон вдруг снова говорит о том Валаре, имя, которое я раньше не слышал, и от произнесения которого внутри что-то нехорошо сжимается. Поднимаю глаза и внимательно смотрю, запах печенья больше как будто не создает уют, а кто-то незримый его разрушает. Я слышу вопрос – о дате свадьбы. Смотрю на Рейну, что-то внутри меня нехорошо ворочается, и я ставлю чашку на стол, наверное, не рассчитав, громко, и молчу, ничего не говоря, когда она отвечает. Только смотрю, и взгляд из теплого делается напряженным. Меня же не должно удивлять и такое? Рейна наверняка многим нравится, и выбор свой сделала.
- Ты что, собираешься замуж?
Я смотрю на нее все так же а, когда наши взгляды встречаются, моргаю и отвожу взгляд. Встаю, чтобы долить всем еще кофе.
- Это здорово, поздравляю.
Люди строят свои жизни, встречают других людей, влюбляются и принимают решения. Это верный ход вещей, и это отлично, что кому-то в этом мире везет. Молчу, потому что что-то нехорошее все еще не успокаивается, я смотрю на кофе, на печенье, и думаю, какие это глупости. Маленькие мелочи, которые я могу сделать, и только.
- Правда, здорово.
Я улыбаюсь, доливая кофе Эймону. Улыбка выходит почему-то не такой искренней, чем до того, что странно, ведь сам я прошел через обман, и мне не хотелось бы, чтобы кто-то из моих друзей столкнулся с подобным. А здесь уверенность, и это должно радовать. У Рейны все хорошо.

+1

33

С каждой новой секундой ты думаешь о том, что вот эта затея с переводом часов тебе нравится все больше и больше, игра становится все интереснее и интереснее. Все же некоторые моменты стоят того, чтобы встать ни свет, ни заря.
Ни свет, ни заря, ведь у вас ещё много времени, хотя Джон об этом не знает, от того оглядывается на часы. Ты тихо смеёшься, наблюдая за этим, намеренно растягивая все свои действия во времени, нарочно медленно все…
Нарочно медленно все. Ты обнимаешь Джона, когда он рассуждает о том, что нужен в кафе, а потом целуешь, оставляя дорожку поцелуев вниз по коже, медленно, не собираясь отпускать, улыбаясь, слыша, как Джон неровно дышит. Ты же знаешь, что времени у вас достаточно.
Времени у вас достаточно. Джон целует тебя, а ты довольно улыбаешься сквозь, притягивая его к себе, но северные мальчики, кажется, имеют сверхспособности, которые появляются из чувства долга, и позволяют им остановится. Джон говорит…
Джон говорит, а ты закатываешь глаза и вздыхаешь, тянешь его к себе за пряди, думая, что так легко он не встанет с постели.
- Ммм… а здесь теплее, чем в душе, - легко целуешь, запутываясь пальцами в его волосах. – Мне вот совсем не хочется уходить.
Ведёшь носочком по ноге Джона, медленно, а рукой спускаешься тонкой линией от плеча ниже, смотря ему в глаза.
Смотря ему в глаза, но это точно сверхспособности, потому что он говорит о ванне и волосах, а ты фыркаешь, когда он запутывает твои пальцы у себя в волосах, целуя, подхватывает тебя на руки и несёт в сторону воды, оставляя дорожку прикусываешь кожу на его шее в поцелуе, думая о том, что след удачно дополнит его образ на вечер.
Вечер будет не скоро, ты улыбаешься, медленно высушивая волосы полотенцем, когда Джон уже ждёт у зеркала. Ты обещала помочь, но не обещала торопиться. Все нарочно медленно. И тебе нравится.
Нравится, ты улыбаешься сама себе в зеркало, слыша вопрос Джона, а потом тихо смеёшься и выходишь.
- Куда нам торопиться… - растягивая гласные.
Растягивая гласные, когда становишься за его спиной, и вместо того, чтобы сразу начать укладывать волосы, ладони кладёшь ему на плечи и разминаешь их.
- Ты слишком напряжен, ммм… тебе нужно расслабиться, - продолжая делать легкий массаж, лишь после него начиная укладывать волосы.
Волосы Джона стилизуются под нужную эпоху, а ты думаешь о том, что полностью выпрямлять их не стоит, оставляя легкую волну, и оставляя дорожку их поцелуев на шее Джона.
- Не шевелись… ты сам замедляешь процесс, - но тебе это нравится.
Нравится, думаешь ты, видя новые следы на его коже, которые рубашка не скроет. Довольно улыбаешься.
Довольно улыбаешься, когда звонит телефон, а его хозяин подпрыгивает на месте от мелодии (северные мальчики и чувство долга, умиляешься даже).  Джон говорит об утре и целует ладонь, прежде чем ответить, а ты задерживаешь его руку с трубкой.
- Кто тебе сказал, что утро закончилось? – прищурившись.
Прищурившись, понимая, что тот, кто на проводе, явно или не очень упомянет, что сейчас совсем раннее утро.
Раннее утро. Ты перестаёшь укладывать волосы Джона, снова переходя к его плечам, наблюдая за его отражением в зеркале. И выражение глаз тебе подсказывает, что голос Лианны на другом конце выдал все карты. Ты тихо смеёшься, думая о том, что утро вышло отличным, даже если началось в ночи.
В ночи. Джон задаёт вопрос, называя верное время, а под его слова сонный Призрак входит в комнату после обхода территории на предмет неопознанных угроз, чтобы свернуться на своём пледе клубочком и продолжить сладко спать.  Ты смеешься.
Ты смеёшься, по пути касаясь шерсти волка, когда он проходит мимо, а Джон уже рядом, обнимает и смотрит в глаза, задавая вопрос, а ты лишь улыбаешься и киваешь.
- Я же говорила, очень рано, - выводя узор пальчиками по его плечу. – А ты – северный мальчишка.
И так будет всегда, думаешь ты, когда Джон подхватывает тебя на руки, когда вы вместе смеётесь над затеей, утром и всем. А еще у вас есть целых четыре часа, которые вы тратите так, как хотите, а потом, действительно, опаздываете, и смеётесь, собираясь быстро.
Собираясь быстро – сначала Джон. Ему нужно быть там раньше. Укладываете волосы, а ты все равно оставляешь волну.
- Скоро присоединюсь, - целуешь его в дверях.
Целуешь его в дверях, а потом начинаешь собираться сама. Призрак смотрит на это внимательно, а ты присаживаешься рядом, целуешь его в нос и обнимаешь.
- Тоже хочешь пойти? Наверное, если ты будешь ммм… - Призрак и так сидит тихо.
Призрак и так сидит тихо и всегда наблюдает, подпуская толко своих. И если он будет с Джоном за барной стойкой, то рискует остаться незамеченным.
- У меня есть мысль. Но появление будет громким… - и вы рискуете распугать людей.
Распугать, но вместе с тем, привлечь… треплешь волка по шерсти, думая, что ему будет одному грустно, и все же идёте вместе.
- Собирайся? – волк тут же идёт к двери. – Что, ты сразу красивый, да?
Со смехом, треплешь по шерсти, а Призрак запрыгивает на заднее сиденье машины, кладёт тебе морду на колени с видом «едем?». Водитель дедушки трогается с места.
Водитель дедушки трогается с места, а ты думаешь, что нужно все же его убедить, что ты можешь водить сама… Но в другой раз.
В другой раз. Ты звонишь Эйгону, прося выйти с чёрного хода, где вы с Призраком уже ждёте. Быстро рассказываешь план брату, который говорит, что это сумасшествие, но кивает головой в такт, обещая, что как только услышит звук…
Звук, его тоже надо организовать. Звонишь маме и просишь прислать к вам солиста джаз группы, которая играет. И вы договариваетесь, что когда ты зайдёшь, они заиграют что-то нарочито громкое, чтобы привлечь внимание к себе, к двери, но не к стене напротив, у которой барная стойка, рядом с которой аварийный выход. План.
План исполняется. Пока ты заходишь, явно стилизованная не по заданной теме, Эйгон быстро открывает дверь, а волк прячется за высокую барную стойку к Джону, только белая шерсть мелькнула.  Ты идёшь к барной стойке, по пути останавливаясь возле родителей, обнимая их, подмигиваешь Эйгону, а потом доходишь до Джона. Садишься, а на ноге звенят браслеты. Тебе нравится, хоть тематика не выдержана.
Тематика не выдержана. Ты садишься напротив Джона с другой стороны барной стойки, слыша краем уха (только потому, что знаешь хорошо) довольное урчание Призрака, когда перед тобой оказывается чашка кофе с корицей, а следом звучит вопрос и слова о платье. Ты прищуриваешься, смотря на него.
Смотря на него, ты улыбаешься, тянешься к нему через стойку, отодвигая чашку и тарелочку с пирожным в сторону. Думаешь о том, что игру, начатую утром, можно продолжить…
- Дай подумать, - шепчешь на ухо, пальцами касаясь утреннего следа, который рубашка не скрывает. – Хочу тебя, наше утро… и платье легко снимается.
Снимается легко. Ты ведёшь плечом, не заботясь о чужих взглядах, когда он все еще держит твою ладонь в своей, и лямка соскальзывает прямо на ваши сцепленные руки.
- Если не хочешь, чтобы осталось так, придётся поправить самому, - шепчешь.
Шепчешь, улыбаясь, касаясь губами его скулы. Тебе, определенно, нравится играть с Джоном здесь и сейчас.
- Но кофе тоже будет очень кстати, - когда лямка на месте.
Когда лямка на месте, возвращаешься на место и делаешь глоток, оглядываясь по сторонам. А потом улыбаешься, снова смотря на него.
- Твоя. А ты мой. Но… ты заметил все остальные платья? Мм… - смеёшься, делая глоток. – Мы обязательно потанцуем.
Ты совершенно неохотно отпускаешь Джона к других людям у барной стойки, следишь за всем, что происходит вокруг, когда подсаживается какой-то молодой человек, настойчиво желающий познакомиться. Ты отшучиваешься, потом открыто отсылаешь его куда-нибудь, но он все не унимается, пытаясь положить свою руку поверх твоей. В итоге ты хватаешь мимо проходящего Джона за закатанный рукав, перегибаешься через барную стойку и целуешь.
- Прости, флиртую только с бариста, иначе зачем бы я сидела здесь, - навязчивому незнакомцу, прежде чем снова поцеловать Джона. – А ты теперь иди работай, иначе Мама не будет довольна тем, что я тебя ммм… отвлекла.
С другого конца все еще ждут свои заказы, а ты просто переходишь за барную стойку и садишься на стул с другой ее стороны. А когда мимо проходит Джон…
А когда мимо проходит Джон, думаешь, что играть с этой стороны гораздо удобнее… и никто не видит. Скидываешь туфли и ногами касаешься ног Джона, делая вид, что ты очень увлечена изучением содержимого бутылок за вашей спиной.



Тебе нравится быть здесь, дома, в кругу семьи. И Джон с его мамой и Призраком – часть этого мира, часть самых близких и дорогих людей. Все смешиваются, уже никто не помнит, кто и когда, откуда пришёл. Все едины.
Едины, думаешь ты, когда после кофе и завтрака с мамой, сидишь с Джоном за кофе и переговариваешься странными фразами, двусмысленными, - ты такие любишь, - но очень тёплые, согревающие изнутри.
Согревающие изнутри и смешащие одновременно. Ты смотришь на Джона, тихо смеёшься, оставляя на его коже легкий поцелуй.
- Ты и двусмысленные фразы… я плохо на тебя влияю, - шутка.
Шутка, ты уже не знаешь, где начинаешься ты, а где он, все смешалось и все общее. А еще ты думаешь, что когда речь зайдёт не только о Валаре, то ты знаешь имена… Ваши, под которыми вы познакомились, они пригодятся. Но пока ты не говоришь об этом.
Но пока ты не говоришь об этом, только думая, выводя буквы на руке Джона, которые сложно сложить в слова. Тебе просто нравится.
Нравится спокойное утро, нежные касания, которые можно не прятать,  и спокойствие от кофе, пирога и разговора. Призрак здесь, рядом с вами. Ты садишься рядом с ним, обнимаешь и целуешь волка в нос.
- Нам пора погулять, разомнешь лапы? – экскурсия. – А он ммм… может захотеть не отпускать нас всех. Не боишься?
Экскурсия по городу и краю, осмотрит улочек и всего, что здесь есть. Ты любишь гулять, потому что дом – это не только замок, это все здесь, и сохранению этого дедушка посвятил свою жизнь. Ты рассказываешь, а потом вы едите все вместе.
Все вместе. И ты думаешь, что в один прекрасный день и правда Валар не отпустит вас всех, потому что вы – семья.
Семья, которая в один из дней собирается в пещере у Валара. К дракону первый подходит волк, они, кажется, поладили раньше, чем вы заметили, и уже знают друг друга не первый день. Ты знакомишь Джона с ребёнком, тянешь его к себе, прижимаешь ладонь северного мальчишки к морде дракона, наблюдая за реакцией обоих. И тепло растекается по венам, когда ты понимаешь, что они друг другу нравятся.
Они друг другу нравятся. Вы устраиваетесь у бока дракона, который тут же смыкает вокруг вас кольцо, довольно урча и располагая голову у вас на коленях, но оставляя место для волка, чтобы он сделал тоже самое. Одной рукой гладишь дракона, другой волка, целуя Джона в щеку, думая о том, что сейчас вся маленькая семья в сборе.
Вся маленькая семья в сборе, большая ждёт наверху. Джон говорит, Валар фыркает и отвечает ему дружеским тычет ему мордой в живот, ты смеёшься, наклоняясь и целуя в носы дракона и волка, которые прикрывают глаза, засыпая. Умиротворение.
Умиротворение, а Джон отшучивается, говоря что-то про форму, ты тихо смеёшься, смотря на него и целуя, притягивая к себе за прядь волос.
- А если намёк? – шутишь.
Шутишь, ладонью скользя по телу Джона, смеясь над его же шуткой, проникая под ткань и выводя узор по коже кончиками пальцев, а потом снова тянешься, чтобы поцеловать его. Вы устраиваетесь удобно, твоя голова у Джона на плече.
- Пещеры… мм… фетишист,  - и ты любишь это.
И ты любишь это, любишь Джона и сама с недавних пор неравнодушна к пещерам. Смеёшься, пряча лицо у него на плече. И засыпаешь.
Засыпаешь, зная, что таких пробуждений теперь будет намного больше.
Намного больше, но есть и другие. Когда ты слабо чувствуешь, что Джон встаёт, а просыпаешься, когда он уже ушёл. Ты открываешь глаза, заворачиваешься в плед.
Заворачиваешься в плед и знаешь, где тебя ждут.
Ждут на кухне, но, оказывается, там уже не только дедушка. Ты сонно садишься на подоконник, по пути обнимая дедушку и целуя Джона в щеку, наблюдаешь.
Наблюдаешь за старым секретом. Дедушка всегда любил печь хлеб для всей семьи. Это - один из его многочисленных способов проявить заботу. Еще ребенком, который только попал в Кастерли, когда мама и отец еще не были женаты, когда ваш отец по крови выставил вас в праздник из дома, ты обнаружила это, тихо ходя по коридорам ранним утром. И именно после этого ты решила, что дедушка - самый надеждый человек, поэтому и начала за ним ходить. Улыбаешься.

Улыбаешься, сонно проводя ладошкой по муке, как в детстве, а дедушка дает указания Джону, у которого синие глаза стали огромными, который явно думает, что здесь происходит. Тихо смеешься.

Тихо смеешься, слушая указания, смотря за их выполнением, а потом речь заходит о корочке. Корочку ты любишь с детства, всегда отрывала ее горячей и пыталась съесть, а дедушка пытался сделать так, чтобы ты не обожглась. И с тех пор все это - большой секрет.

Большой секрет, думаешь ты, когда дедушка говорит о корочке, а ты тихо смеешься, отламывая ту самую корочку и целуя дедушку в щеку. Старая привычка, которую ты не собираешься бросать. Запиваешь молоком, а Джон все ещё сыплет вопросами, а ты смеёшься, тянешь руку и треплешь его по кудрям, переглядываясь с дедушкой, который начинает игру.
- Мы ничего не видели, - добавляешь. – Все мы. И ты тоже, тебе просто ммм… приснилось.
Вы смеётесь, и смех продолжается за завтраком. Большой стол, много людей и дети, которые пытаются высмотреть Призрака рядом с вами, а потом Тайвин и Оберин тихо подкрадываются к волку и бережно гладят по шерсти. Ты смотришь на братьев и улыбаешься, они шумные, непоседливые, но иногда аккуратны. Не дожидаясь конца, - и чувствуя нашествие детей, - волк куда-то исчезает, а тебе кажется, что он уже рядом с Рейгалем в одном большом клубке. А вы с Джоном идёте к себе.
А вы с Джоном идёте к себе, где он снова задаёт вопросы, а ты смеёшься, думая о том, что северный мальчика очень любопытный, и падаешь на кровать, а потом манишь его рукой к себе. Когда он рядом, удобно устраиваешься на его плече.
- Дедушка начал печь хлеб давно, когда женился, - рассказываешь то, что знаешь. – Это традиция и забота, ты прав. А я, когда мы только появились здесь, засыпала плохо, да и за ним хвостиком ходила. Услышала шаги в коридоре, и вышла следом. Так и узнала, но с тех самых пор это большой секрет. Все, быть может, догадываются, но никто не знает точно.
Тихо смеёшься, думая, что догадываются наверняка, мама видит, как меньше становится муки, а в доме не так много людей.
- Потому я разбираюсь в корочке, - смеёшься, нависая над Джоном и наматывая прядь его волос на палец. – Ты прав, он самый надежный и очень любит семью, нас всех. И тебя с Лианной тоже.
Их приняли, и он должен это чувствовать, но и услышать раз-другой не помешает. Отпускаешь прядку волос и легко целуешь его. Семья Джона здесь и на Севере. И нужно будет всех собрать вместе…
- Почему знаешь ты? Дедушка что-то передаёт каждому из нас, то, что его, то, что важно. Думаю, твоё – хлеб, - ещё один поцелуй.
Ещё один поцелуй, а потом ты встаёшь все же задумываешься над своей мыслью, начинаешь улыбаться и смотришь на Джона.
- Ммм… Джон, а что, если на ближайший праздник пригласить твою северную родню? Сюда, - это будет весело.
Весело, думаешь ты, заодно все смогут объединиться в ещё больший круг. Здесь это ценят. И на Севере тоже. Иногда то, что далеко, похоже намного больше, чем кажется.

Ты думаешь о том, что у всего есть конец. И ваше прошлое тоже нуждалось в завершении, каким бы болезненным для всех оно ни было. Зато теперь закрыто все.
Закрыто все, как и то, что Джон не сможет больше прятаться, а значит и вы тоже, но об этом ты подумаешь потом. Сейчас намного важнее наступившее после всех волнений завершения спокойствие, не смотря на тяжелый разговор, который ты продолжаешь только тогда, когда перебираешься на руки к Джону и обнимаешь его.
Обнимаешь его, зная, что сейчас это самое важное. И улыбаешься, слыша, как дедушку он зовёт именно так – вы давно одна семья, большая, которая собирается вместе, не делая различий на чужих и своих родственников. Просто киваешь головой, потому что он и сам знает ответ – ключ мог быть только у одного человека, самого надежного. А ключ…
Ключ – это шрам и тайна, их и можно хранить только на себе, а когда с тела они исчезают, остаются внутри, пока не становятся лишь воспоминанием.
- Теперь все это станет воспоминанием. Потому что все закончилось. И твоя старая история, и моя, - только после завершения. – Нет, он знал, что это нужно.
Только после завершения что-то может остаться лишь в памяти. Ты улыбаешься, перебирая пальчиками волосы Джона, накручивая их на пальцы, а потом встаёшь и идёшь к шкатулке, смеясь, думая о том, что совпадения никогда не были случайными.
- Жизнь у нас одна на двоих, - легко целуя.
Легко целуя, отдавая кольцо, а потом получая его же обратно. Даёшь ответ фразой, а Джон, зная его, все равно переспрашивает – правильный северный мальчик, и ты это любишь.
- Да, - поцелуй.
Поцелуй – это точка и начало одновременно. Ты улыбаешься, обнимая его, а потом вспоминаешь прошлое, кухню и после.
- Я думала, у тебя стресс от случившегося с отцом, - завершаешь ты.
Завершаешь ты, а Джон удивленно смотрит, ты смеёшься, а он подхватывает твой смех, повторяя слово «стресс», а ты просто целуешь его, прижимая к себе.
- Я думала, до! И именно стресс мне не нравился, - что было, то прошло.
Что было, то прошло, теперь у вас путь вперёд, но эти воспоминания ты любишь, не смотря на непонимание причин стресса.
Стресса сейчас хватает другому члену вашей семьи – Призрак перебрался к Эйгону в гостиную и никого не подпускает к себе, даже Джона.
- Рычит? Никогда не видела рычащего Призрака. Довели волка, - вы виноваты.
Виноваты, и это надо исправлять. Но вы слишком скучали друг по другу, чтобы начать исправлять все прямо сейчас. Ты тянешься к Джону, поцелуй и… треск, падение…
Треск, падение и смех, когда кровать подкашивается и падает, и это явно не вы и не природные катаклизмы. Джон говорит, и ты…
- Так вот что ты имел в виду, когда спрашивал о крепкости кровати, когда переезжал сюда, - хохочешь, не выпуская Джона из своих рук. – Представь, что я надумала… а с Рейгаром он был совершенно прав.
А надумала ты много, а потом гадала, что же было в прошлом мальчишки, что он так обеспокоен состоянием кровати. Ты все ещё хохочешь.
- Я бы тоже не поверила, - смех.
Смех, потому ведь и думала о прошлом и значении кровати в его жизни. Джон касается губами ладони, а ты думаешь, что  ножки кровати совсем не мешают, и тянешь его к себе, чтобы почувствовать губы на губах и кожу к коже. Время…
Время летит, после вы идёте за волком, который возвращается домой с тихим рычанием, все ещё не давая себя трогать. Ты улыбаешься и говоришь с ним, с Джоном, набрасывая на пол подушки, пока Джон разводит огонь в камине, а потом вы устраиваетесь на полу. Волк вдалеке, но наблюдает.
- Ммм… синяя комната? – спрашиваешь, выводя узоры пальцами по его руке.
Ремонт – это не шутка, вы должны переделать все под себя. Под новое и под будущее. Улыбаешься, указывая ладонью на арку между кухней и коридором.
- Никогда мне не нравилась. Поставим дверь. Ты бы что хотел? И смотри, - последнее шепотом.
Шёпотом, когда волк подползает и ложится рядом, как будто слушая, а ты берёшь руку Джона и опускаешь со своей в его шерсть.
- Мы тебя любим.
Это ваш волк и часть вашей семьи, и грустно, что вы его расстроили, а он молодец, думаешь ты когда спускаешься ниже и целуешь волка в нос, а потом возвращаешься на плечо Джона. Вы так и засыпаете…
Вы так и засыпаете все вместе, на полу, а утром бежите собираться на учебу, один Призрак подтаскивает к себе плед с волками и продолжает спать. А Джон…
А Джон варит кофе, обнимаешь его со спины, понимая, что ждёт его в университете. Вы пьёте кофе, а потом ты идёшь в спальню и достаешь свой массивный браслет со львом и солнцем, захлопывая его на запястье. За вами заходит Эйгон, волосы которого серебро, не прокрашены, а татуировка на руке, копия твоего браслета, открыта закатанными рукавами. Ты улыбаешься, думая, что мысли сходятся.
Сходятся, вы идёте по двору университета, под шепот, но тебе наплевать. А мальчишки ещё не знают главного… дедушка уезжает в экспедицию на Валирию, и на лекциях их ждёт большой сюрприз.


Ты не видишь ничего, только чувствуешь, прижимая мальчишку к себе теснее, насколько можно. Темнота скрывает все.
Темнота скрывает все. Стоит лишь включить свет, как ты вспомнишь (и он тоже), что он – маленький и трогательный северный друг твоего брата, который в стрессе из-за развода родителей. Его жизнь поменялась очень быстро.
Быстро все происходит у вас. С объятий до касаний кожи к коже, скольжений рук и поцелуев. Тебе хочется быть с ним, потому держишь крепко, думая, что ночь выходит чудесная, пусть одна и от стресса, потому что вам после наступления утра надо забыть.
Забыть, думаешь ты, потому так крепко держишь и тянешь его к себе, не отпуская, на кухне. Потому лишь качаешь головой, когда он зовёт по имени, и снова целуешь его. Делаешь вдох, думая, что воздуха мало.
Делаешь вдох, думая, что воздуха мало, а он говорит одно простое «нет», а ты тихо смеёшься, думая, что Джон Сноу и в стрессе, делая ошибку, очень правильный мальчик. Но смех стихает, когда он оставляет поцелуи на лице, ключицах и плечах, заменяясь сбитым снова дыханием, и ты совсем не хочешь спорить.
И ты совсем не хочешь спорить сейчас, выгибаясь ему навстречу, вокруг все еще темно… у вас все еще есть немного времени для «ошибки» из-за стресса. Ты что-то говоришь о необходимости сна для него, - устал, волнения дня, - но он смотрит в глаза, вы так близко, что здравый смысл отходит в сторону еще раз, а ты целуешь.
Целуешь его, когда вы оказываетесь в спальне Эйгона. Мальчишка говорит о темноте, а ты улыбаешься в ней, тянешь его к себе ближе за прядь волос, когда он опускает вас обоих вниз. Определённо, так лучше.
Лучше, ты говоришь тоже о ней, темноте, скрывающей все, но лишь сегодня, а мальчишка снова произносит «нет», проводя ладонью вдоль твоего тела, а ты тихо смеёшься, хватая его за плечи, переворачиваясь и смотря теперь на него сверху вниз.
- Много говоришь, северный мальчишка… - очень много…
Очень много, когда не нужно, наклоняешься и целуешь, оставляешь поцелуи по его коже, сейчас важны прикосновения, сейчас они скрыты и на них еще есть время.
Время исчезает на утро, когда ты уходишь, поцеловав мальчишку в щеку и укрыв, потому что теперь день, тебе пора на пары. И то, что в темноте, там и должно остаться.
Должно остаться, но на лекции телефон, - слава всем богам, на бесшумном режиме, иначе дедушка не посмотрел бы на ваше родство, и сдавать экзамен ты могла бы маленькую вечность, - звонит, а ты скидываешь сообщение Джону о том, что если он не желает тебе учебной каторги, то все потом.
Потом, думаешь ты, качая головой. Север в его крови, он захочет поговорить. И ты думаешь только о том, как обьяснить ему, что стресс в темноте должен остаться там, вместе со всем, что он принёс с собой. Но пока учеба.
Учеба и работа отвлекают, нужно разобрать бумаги, отчитаться за работу, но домой ты все равно приходишь рано – дедушка думает, что ты устала, поэтому отправляет отсыпаться. Ты улыбаешься, заходя в квартиру брата и видя Эйгона, который тут же краснеет, смотря на тебя…
Краснеет, смотря на тебя, а последний раз такое было, когда ему первый раз утром открыл дверь твоей квартиры Визерис. Ты смеёшься.
Ты смеёшься, беря краснеющего брата под руку и ведя на кухню. Завариваешь чай, садишься с ним и начинаешь говорить про учебу, передаёшь документы, которые дедушка просил отдать ему, давая четкие указания, что с ними сделать. Вместо вразумительного ответа, получаешь совсем другие слова:
- ТыиДжонпрямоздесьиуменявкомнате? – Эйгон краснеет. – Чтобудешьделать?
Ты смеёшься, смотря на брата, подпираешь голову рукой, подвигая стул к нему ближе, словно собираешься рассказать секрет.
Рассказать секрет… которого не будет, просто ты знаешь, что делать со смешным и смущенным Эйгоном, чтобы он прекратил все расспросы.
- Да. Джон мягкий и тёплый, потом… - начинаешь.
Глаза брата становятся большими, он явно хочет расслышать все и жалеет, что спросил, а ты сдерживаешь смех, думая о том, что хорошо, что не пошутила еще больше, все же надо было чаще возить Эйгона в Дорн.
- Нет, молчи, - он поднимает руки, а ты начинаешь хохотать.
Начинаешь хохотать, треплешь Эйгона по волосам. Вот в этом они со Сноу похожи – оба чудесно смущаются.
- Но серьезно, что будешь делать? – спрашивает брат, не поднимая глаз. – Джон хороший…
И ты знаешь, что он ему как брат, улыбаешься легко, треплешь брата по волосам снова – сейчас они выкрашены и темны, но ты знаешь, что там, под всем этим, серебро.
- Мы разберёмся, но что бы не было, он останется твоим маленьким и трогательным северным другом, - ты точно знаешь.
Ты точно знаешь, ведь такая дружба крепкая, мальчишки – братья. И что бы ни было между вами с Джоном, отношения этих двоих ничего не изменит.  Вы ждёте.
Вы ждете Джона, зная, что день для него был сложный, время от того тянется медленно, вы оба переживаете за него. Эйгон еще что-то смущенно пытается говорить, но ты знаешь, что… можно подшутить и сделать так, чтобы совсем не говорил – брат кладёт локти на стол, снова пытается сказать, а ты…
- Знаешь, а стол у тебя… удобный… - проводя пальцами по поверхности.
Брат вскакивает, а ты хохочешь, смотря на него.
- Для того, чтобы пить чай. Ты о чем подумал? Ай-ай, маленький братик, не хорошо… а Дени знает? – и краснее щёк ты еще не видела.
И краснее щёк ты еще не видела, но Эйгон сам смеётся, зато тема закрыта точно. Дальше вы болтаете о младших братьях, которые что-то учудили. А потом приходит Джон.
Джон приходит, а Эйгон тут же после приветствия сгребает вас обоих в обнимание, а потом уходит варить кофе. Сноу говорит, а ты слышишь шум на кухне и…
- Эймон и кофе! – и этим сказано все.
Сказано все, как Эйгон и кухня – вещи несовместимые, что доказывает и этот день. Но ты благодарна брату – разговора не состоялась.
- Растяпа, - берёшь руку брата.
Берёшь руку брата и обрабатываешь специальными кремом, найденным тут же, в полке, слабый ожог, а Джон собирает зерна и ставит новый кофе, предлагая Эйгону научить его… а ты смеёшься, обнимая брата.
- Нет, это смертельный номер, лучше уж не надо, - треплешь по волосам одного и второго.
Треплешь по волосам одного и второго, а потом вы сидите на кухне и говорите, слушаете Джона, который говорит о том, что мама уехала к родне на Север.
- Все будет хорошо. Она вернётся в обновлённую квартиру и новую жизнь, которая будет лучше прежней, - держишь его за руку, а когда Эйгон отвлекается на смс (ты ставишь сотню золотых, что от Дени), - наклоняешься к Джону, чтобы прошептать:
- А у Эйгона мм… удобный стол.
Тут же возвращаешься к чашке кофе и улыбаешься, смотря за мальчишками, думая о том, что они оба чудесные. Джона вы отправляете спать… а потом расходитесь сами.
Расходитесь сами, но ты от себя в ночной рубашке приходишь в комнату Джона и обнимает, а ты его в ответ – в такой день никто не должен чувствовать себя один. А он задаёт вопросы, ты смеёшься, смотря на него.
- Наверное, потому что у меня были пары? – садишься.
Садишься на постель и смотришь на Джона, а он задаёт следующий вопрос о том, что здесь происходит.

- Происходит то, что ты идёшь в душ и потом мы спим, ни о чем не говоря, или не говоря о том, что, будем считать, не произошло. Все, что было в темноте, там и осталось. Но я не хочу, чтобы ты сегодня был один, - встаёшь.
Встаёшь, берёшь его за руку и вталкиваешь в ванную. А потом располагаешься на левой стороне кровати. Джон выходит.
- И завтра увидишь утром еще кое-что, - ты спланировала.
Ты спланировала, его маме будут нужны яркие краски. И все, что может ее поддержать, когда она вернётся.
- А пока сон, - выключаешь бра.
Выключаешь бра, обнимаешь его и вычерчиваешь по его плечу узоры, думая о том, что Джон правда тёплый и мягкий.

У твоего брата очень милый северный друг, думаешь ты, который очаровательно смущается и краснеет. Точно северный мальчишка, который не привык к тому, что его смущают флиртом. И это мммм… интересно.
Интересно, думаешь ты, когда слышишь его имя, когда говоришь про руки Джона, которые он явно знает, куда деть, а когда мальчишка краснеет, наматываешь на палец прядь его волос, улыбаясь и чуть наклоняясь.
- Краснеешь чудесно. А вот не каждый день… можем исправить.
И это не попытка пошутить, тебе нравится, думаешь ты, когда вы встаёте и идёте к Эйгону, чтобы мальчишки сменили рубашки.
- А руки можно оставить, где они удачно лежат, если тебя об обратном не просят, - Джону шепотом, когда дверь открывает брат.
Дверь открывает брат, вы заходите внутрь, Эйгон пытается остаться дома, а ты вытягиваешь их на пары, доводя до двери лектория. Джон удерживает за руку, задавая вопрос, когда Эйгон выпрашивает об ужине.
- Чёрный с корицей, - потом отвечаешь брату и уходишь на свои пары.
На пары, после которых вы все снова собираетесь в квартире Эйгона, а Джон приходит не с пустыми руками, начиная готовить и задавать вопросы про кухонную технику. Вы с братом переглядываетесь. Ты готовить не любишь, хотя дедушка учил печь, но это страшная тайна, о которой знаете только вы вдвоём, и больше никто не узнает.
Не узнает, ты встаёшь, целуешь Джона в щеку и дергаешь за кудряшку, отходя и наблюдая за приготовлением, сидя на подоконнике.
- Мы как твоя Мама, - Эйгон согласно кивает.
Эйгон согласно кивает головой, даже слишком энергично, потому что не хочет, чтобы его попытались привлечь к процессу.
- Эймон вообще беда, если готовит, - это правда.
Правда, в лучшем случае отобьёт плитку сковородой, брат вспоминает миллион порезов и тонну разбитой посуды, о чем и рассказывает своему другу, а ты смеёшься.
Смеёшься, а вскоре кофе и печенье готовы.
- Я пью чай, заваривать люблю, но и кофе, ммм, тем более твой, мне нравится, - делаешь глоток. – Кто бы сказал, что северяне могут так варить, не поверила бы.
Очень вкусно, ты берёшь печенье и думаешь, что новый друг брата очень домашний и тёплый, как будто давно знакомы.
- Буду рада, а чашка с меня. Спасибо, - тянешься и треплешь его по голове.
Треплешь его по голове, думая, что тебе нравится это делать… и ещё кое-что нравится – смущать его.
- Только не разливай на меня, ладно? Даже если захочешь положить руки туда, куда ммм… - оставляешь фантазию о пропущенном в конце слове на его усмотрение.
Оставляешь фантазию о пропущенном в конце слове на его усмотрение, а сама проводишь линию пальцем по своему телу, показывая траекторию рук Джона, пока Эйгон отошёл на кухню. Брат возвращается, вы продолжаете сидеть все вместе и говорить.
Говорить, Эйгон упоминает, что ты выходишь замуж, а чашка Джона слишком резко оказывается на столе, звеня. Ты удивленно смотришь на мальчишку, а потом незаметно касаешься его ноги ладонью, как будто спрашивая, что случилось, и пытаясь успокоить. И видишь…
Видишь, что мальчишке новость не нравится. Но вы знакомы всего ничего. Хотя он же тебе понравился… и ты ему, кажется, тоже.
- Да, спасибо, - улыбаешься.
Улыбаешься, думая, что мальчик из Севера очень милый и правильный… а Эйгон выходит, отвечая по телефону, кажется, Дени, оставляя вас наедине.
- Джон, кругом много девушек, найдёшь свою, - стоит сказать. – Ты милый и чудесно краснеешь. А как кофе варишь…
Смеёшься, тебе правда это нравится. Но кроме всего этого, мальчишка очень хороший и светлый. Наматываешь на палец вьющиеся волосы Сноу, тянешь к себе.
- Тем более Валар тебя спас: пришлось бы самому жениться на мне, - сквозь смех.
Сквозь смех, думая о том, что могло бы быть и так, но сейчас у вас обоих все хорошо. Не может же у мальчишки не быть кого-то? Он слишком милый, чтобы оставаться одному.
- Добро пожаловать в семью, - обнимаешь его. – И желаю не сойти с ума с нами.
Обнимаешь его, думая, что все это очень быстро. Но тебе кажется, что он – настоящий друг твоему брату, а значит, частью семьи. А до глубокого вечера ещё совсем далеко, а у вас есть время.
- Сыграем во что-нибудь? Твистер, монополия, «я никогда не»? Джон, сегодня выбор игры за тобой, - смотришь на мальчишку.
Смотришь на мальчишку, сегодня будет выбирать он, а ты пытаешься отгадать, что это будет.

0

34

Это утро мы точно будем вспоминать – четыре часа разницы, мои попытки собраться и гораздо более успешные попытки Рейнис меня задержать. Наплевать бы на все и остаться сегодня дома, но нельзя подвести ее маму, ей нужна помощь, и праздник – наше общее дело. Приходится поспешить. Я еду в кафе раньше и занимаю свое место за барной стойкой, посетители один за другим переносятся в мир двадцатых. Неспешно приходят первые заказы, группа, которую пригласили на праздник, начинает играть, а я снова и снова кидаю взгляд на дверь, жду единственного посетителя, которому буду рад. Рейнис входит, и она в этот вечер самая красивая. Да почему в вечер, разве в вечере дело? Ко мне за стойку тем временем быстро забегает Призрак. Я удивлен, но тоже очень рад, треплю его по шерсти.
- Тебя встречают с фанфарами. – Отвлекающий маневр с громкой музыкой сработал, и волк с нами. – Не хотелось пропустить праздник?
Призрак довольно урчит, а я делаю кофе и ставлю чашечку с пирожным перед Рейнис. Спрашиваю, чего еще она бы хотела. Она предельно честна со мной. Улыбаюсь, глядя на нее из-под ресниц.
- Каждое утро – наше. И этот вечер тоже наш.
Или станет таким, когда я закончу работу. Элия обещала отпустить меня пораньше, чтобы мы с Рейнис могли оказаться по одну сторону барной стойки и стать частью праздника как гости. Пока мы по разные, только держимся за руки, а она ведет плечиком.
- Ты поэтому его выбрала, это платье?
Стянуть бы вторую, проверить, правда ли платье снимается так легко. Это можно будет сделать, но потом. Пока я захватываю лямку под ладонь и веду по руке вверх, возвращая ее на место, тянусь дальше по шее и вниз и чувствую прикосновение губ Рейнис к своей скуле. Улыбаюсь.
- Кофе всегда кстати. Даже, если стаканчик вдруг проливается, и кто-то чувствует себя очень неловко из-за этого и того, как потом пытается помочь.
Рейнис делает глоток, когда я припоминаю то, как мы познакомились. Кажется, у меня простаивают заказы, плохой я сегодня работник.
- Чуть-чуть, одним глазком. – Тоже смеюсь на вопрос о платьях. – Уже скоро, твоя мама обещала меня отпустить.
Но пока я при исполнении, а люди ждут свои напитки. Отхожу к кофемашине, делаю несколько чашек, кидаю взгляд на Рейнис – вдруг она заскучала? Но ей не дают скучать. Кто-то отчаянно старается завязать с ней разговор. Чашки снова оказываются заброшенными, когда я вижу, как какой-то парень пытается взять Рейнис за руку. Быстро оказываюсь рядом, а она еще быстрее – тянется через барную стойку, хватая меня за рукав, притягивая, и я тяну ее к себе, касаясь волос. Поцелуй, и следом еще один, грозящие прервать весь рабочий процесс.
- Я рад, что из всех бариста ты выбрала меня. Выбор был огромен – Со смехом указываю взглядом на своих коллег по кафе. Мы, кто тут работает, образуем странное трио, но в этом тоже фишка. Правда, выбор – вопрос интересный. – Хочу отвлекаться, кстати, знаешь, кофе кстати все-таки не всегда.
Когда я думал о том, что хотел бы скорее оказаться по одну с Рейнис сторону от барной стойки, не думал, что это окажется сторона персонала, но тут уже Призрак, никого из чужих, и так намного лучше. Проходя мимо, я не могу ее не коснуться, вожусь с заказами, когда чувствую прикосновение к ногам. Касание ног. Наше утро, все, что в нем было, ее слова о желаниях, все вспыхивает в памяти ярко и отражается на моем лице. Краснею и не шевелюсь, не хочу прерывать это или отходить.
- Звание работника месяца мне точно не грозит. – веду рукой по щиколоткам выше, разрез платья позволяет открыть ноги чуть сильнее. Нахожу браслеты, перебираю их, слышу звон. – Помогаешь мне работать? Или уйти пораньше?
Элия, кажется, как обычно, понимает все быстрее всех. Работа заканчивается, я целую руку Рейнис, прежде чем уйти в подсобку снять фартук.
- Ты обещала танец с бариста, помнишь?
И я помню вечер в Кастерли, когда Элия и Джейме показывали нам пример, наслаждаясь танцем и обществом друг друга.
Когда я возвращаюсь, играет танго. Но уже в танце мы понимаем, что людей вокруг слишком много, а мы хотели бы оказаться там, где их нет совсем.
- Едем домой?
Я шепчу Рейнис на ухо и касаюсь губами шеи, оставляя дорожку из поцелуев вниз.
- Пусть вечер тоже будет только наш.
Призрак выныривает первым в прохладу ночи. Водитель Тайвина Ланнистера ждет, открывает дверь. Волк прыгает на переднее сидение, а мы с Рейнис забираемся назад, я тяну ее к себе, чтобы поцеловать, не думая, что в машине мы не одни. Мы вообще не думаем о том, что кроме нас где-то что-то есть. Мы оба не хотим останавливаться, целуя, касаясь, кажется, будто время по разные стороны от барной стойки ужасно бездарно потрачено, а теперь мы хотим сразу все наверстать. Рейнис у меня на руках, звук рвущейся ткани где-то на отдалении, движение машины, за которым мы не следим. Мы подъезжаем к дому, совсем потеряв отсчет времени, едва имея возможность и никакого желания друг от друга оторваться. Едва приводя себя в порядок, мы спешим домой. Высокий разрез платья Рейнис оказывается вдруг еще выше.
- Мы порвали платье.
Уже дома, стоит нам закрыть дверь, мы снова тянемся, но теперь ткань больше не будет мешать, ничто не отвлечет, не полезет в голову лишняя мысль, и совсем не нужно будет никуда торопиться. Рейнис ведет плечом, и платье скользит по ней на пол, правда, очень легко.
- Вот, что ты имела в виду…
Все, что я могу сказать, прежде чем подхватить ее на руки и оставить платье лежащим там, где оно осталось. Наше утро и наш вечер. Наша жизнь.

Кастерли напоминает мне мои каникулы в Винтерфелле. Тоже большой дом для большой семьи, где каждому есть место, и каждому рады. Только здесь всего больше. И дом, древний замок, и число его домочадцев, и их разных характеров, кровей, которые намешаны. Теперь к ним добавился Север – думаю я, понимая, что мы с мамой здесь не чужие, видя отношение к нам и зная наше. Понимаю, когда касаюсь теплой чешуи дракона, когда младшие братья Рейнис тянут руки и гладят Призрака. Когда Тайвин Ланнистер, глава этой огромной семьи, посвящает меня в свои маленькие уютные тайны. Волки тоже ценят тепло и дом, для них святое – их стая. Наша стая становится огромной, мы вливаемся своей стаей в новую, а новая в нашу. Рейнис тоже думает об этом.
- И какой у нас ближайший праздник?
Праздник приходит к нам сам. Двумя бокалами вина и еще одним, найденным старинным кольцом и коротким «да», звонками тем, без кого даже такой спонтанный без подготовки поступок не может случиться. Свадьба, к которой мы оба готовы, хоть мы и молоды. И обещание устроить настоящее празднование после возвращения дедушки Рейнис из Валирии. Это тоже будет здесь, в Кастерли. И Старки приедут сюда.
Приедут Старки, а с ними приедут их волки. Мы говорим об этом, подписывая приглашения. Дени постаралась, и мы смеемся, что на нашем празднике она тренируется, чтобы потом учесть все нюансы на своем торжестве. Рейнис пробегает глазами список гостей с Севера и с интересом спрашивает, приедут ли с моими кузенами их волки. Точнее, формулировка немного другая, и я вспоминаю, что и дракона она зовет малышом и ребенком.
- Носики? – Я хохочу. – Ты знаешь, ты точно единственная, кто сразу целует волков в носы.
Мне иногда тоже перепадают такие поцелуи. Смеюсь, что это потому, что я Джейхейрис, но Старк. Рейнис встает, чтобы взять конверты (на приглашениях от Дени странный единый узор образуют огонь и лед), и перед ней вырастает лежащий до этого спокойно себе под барной стойкой Призрак. Волк выглядит… Возмущенно, и тыкает ее носом так, что она отлетает на меня, ловлю ее, удержав, и с удивлением смотрю на Призрака.
- Ты что? – На вопрос Рейнис о волке только качаю головой. – Раньше такого не было никогда.
Призрак тянет мордочку к Рейнис и еще раз делает тык, только уже полегче.
- Мне кажется, мысль про другие носики ему не понравилась.
Рейнис тянет к волку руки, уверяя, что он – ее любимый, и всегда таким останется. Призрак верит, я знаю, но все равно тихо рычит, косясь на дверь, как будто другие носики окажутся тут с минуты на минуту и целиком завладеют нашим с Рейнис вниманием. Опускаюсь на корточки и тоже начинаю его гладить.
- Призрак, мы же тебя любим, ты же знаешь.
Растерянно улыбаюсь Рейнис поверх его головы, а она смотрит на волка и спрашивает меня обо мне самом. Ревность? Ммм…
- Ты же уже за меня вышла, не поздно спрашиваешь? – Я тихо смеюсь, мне нравится, что с поведения Призрака Рейнис переключается на вопрос обо мне, ведь мы две части одного целого. Но отвечаю я уже без смеха, просто продолжаю чесать Призрака и тянусь к ней, чтобы обнять. – Рейнис, я тебе доверяю. – Легко ее целую, притянув к себе. Призрак под ладонью ворочается. – А вот всяким разным мужикам…
Призрак все еще косится на дверь и оттесняет нас от нее.
- Мне кажется, мы сегодня никуда не пойдём, нас не пустят. Правда, раньше никогда такого не видел.
Единственное – когда Призрак обиделся на нас с Рейнис и рычал на всех, лежа в гостиной Эйгона. Теперь он действует иначе, недовольно урча, но объединяя. И дело даже не в ревности – мы оба не хотим друг без друга быть, волк это знает, и что мы его любим, тоже. Просто он думает, что за нами нужен присмотр. Ну и поцелуи в нос – его монополия. Разве что он может смириться с ними же ко мне.
- Зато закончим с приглашениями. Дени отрывается, выясняя все возможные подводные камни мероприятия на нас. Ты не чувствуешь себя подопытным кроликом?
Но Дени старается. Элия тоже, хочет, чтобы у нас был настоящий праздник, Маргери заявляет, что берется организовать для Рейнис девичник, а за мой мальчишник берется Эйгон. И я удивляюсь, как много людей стали мне настоящими друзьями за такое короткое время. Эйгон, Эртур, Геррис, Тормунд. С Северной стороны будет Робб. Рогар тоже пойдет с нами, и все периодически прикидывают, возьмет ли он с собой Лораса. Раз девичником верховодит Маргери, думаю, да, но это хоть и странно, но забавно. Эйгон ворчит, что на мальчишники не ходят парочками, а после не может больше сохранять серьезный вид и хохочет. Все вместе мы идем в бар, все хорошо, но Рейнис мне не хватает. Пробуем выяснить у Лораса, что же для Рейнис придумала его сестра, но он, неспешно потягивая мартини, лишь загадочно улыбается. Вместо него вдруг переключаем внимание на Герриса, который с удивленным «ооо!» показывает всем видео, которое ему прислала Ним. Видео из клуба, где танцуют стриптиз, вместе с его телефоном проходит круг из рук в руки.
- Кажется, у них веселее. – глубокомысленно заключает после просмотра Рогар.
Робб тянется и залпом выпивает все, что было у него в стакане, Тормунд с недоумением на лице следит за действием на видео и пихает под локоть Герриса с «Я не понял, а вот тут, это как?», и Геррис кашляет, глоток явно попал не в то гордо. Эйгон что-то строчит в телефоне, и неясно, Дени, или Маргери. Я тоже достаю телефон и пишу Рейнис «как дела?». В ответ мне приходит видео еще одного, если так можно выразиться, выступления. Что там у меня Рейнис спрашивала, ревнивый ли я?
- Мне Дени прислала!
Эйгон показывает всем телефон. Телефон звякает у Робба, он молча залпом выпивает вторую порцию коктейля, которую просит повторить еще и выпивает тут же. Тормунд громко вопрошает, глядя на экран своего телефона: «Но она же его не бьет, правда?!». Эртур держится до последнего, но, когда его телефон разражается целой серией сигналов о новых сообщениях, тоже не выдерживает.
- Может, поедем к ним? – Голос разума звучит снова в лице Рогара. – Раз вы так нервничаете. Правда, ехать придется долго, клуб-то в Дорне.
- Как, в Дорне? Когда они успели?! – Робб громко ставит какой-то уже не поддающийся счету стакан на стол так же громко, но уже совсем несвязно говорит, и явно не очень хорошо сводит одно и другое.
- Ага, мы там с Лорасом были. – Брат Маргери глубокомысленно вылавливает оливку и протягивает Рогару, качая головой. Геррис просто быстро жмет куда-то в телефоне почти не глядя и прячет его в карман. Кажется, все присутствующие поднимают на него выжидательные и вопросительные взгляды.
- Ладно, хорошо, это Дорн, да. Презентация новой рекламной компании отца Ним. – Геррис встает первым. – Что? Вы только что к ним собирались.
Когда мы доезжаем, совсем темнеет. Робб пытается не спать, но то и дело роняет голову то мне на плечо, то на плечо Эртуру. Геррис едет впереди, а второе такси занимают Рогар с Лорасом и Тормунд впереди. Когда мы все вываливаемся возле места, где был девичник Рейнис, нас уже ждут. Я сразу вижу Рейнис и подхожу к ней, обнимая.
- Кто придумал? Мы не смогли оставаться в стороне. – Оборачиваюсь на прибывшую делегацию, Эртур поддерживает Робба, Тиена смотрит на него со смесью обреченности и умиления. – Кто-то особенно. Как вы здесь? Я успел соскучиться.

Мы всегда были связаны. Узами крови через одного отца, даже если никогда друг друга не видели. Стоило увидеть, и узы появились другие, пусть нам и потребовалось время, чтобы сделать желаемое реальным. Брак – это логичное течение вещей, ведь мы оба не захотим что-либо менять, мы оба уже связаны так крепко, что не представляем одного без другого. Кольцо, которое нашлось сейчас, подсказало время.
Мы женимся. Но вспоминаем мы старое время, когда еще ничего не было ясно, хоть все и понятно. Обнимаю Рейнис, прижимаясь щекой к ее макушке.
- А я думал, что стресс у тебя, когда дедушка увез тебя в Кастерли. Даже когда ты вернулась, я думал, тебе нужно время. – Фыркаю ей в волосы, все могло быть намного проще. – Давай, если кто-то из нас будет думать, что у другого вдруг стресс, он подойдет и спросит, ладно?
Мы тянемся друг к другу. Слишком долго друг друга не видели – целые сутки, получается. Тянемся, даже зная, что в квартире Эйгона нас ждет Призрак, который переживал не меньше нас обоих. Волк и я связаны, мои эмоции передаются ему, он уже знает, что все хорошо. Правда, это не мешает ему дуться на нас с Рейнис. Призрак всегда был самым разумным существом в нашей семье.
Кровать с громким треском падает  самый ответственный момент, и открывается еще одна тайна – того взгляда, которым Рейнис по мне пробежала, когда я, считай, только переступивший порог ее квартиры, спросил. Фыркаю под нос и смотрю на нее из-под ресниц. Невольно краснею.
- А что ты думала? Ммм… Ты ждала чего-то… - Кидаю взгляд на упавшую кровать. – Такого?
А получила просто меня.
- В моей жизни был Призрак.
Когда она говорит, что гадала, что же такого случалось в моем прошлом, что крепкость кровати давала сбои. Теперь она знает. У меня был Призрак, и больше в моем прошлом до нее никого не было. В таком плане, в котором она подумала, до нее никого.
- Но мы же не скажем, что дело в Призраке? – Смеюсь. – Волки, которые точат зубы об ножки кроватей.
Хотя, отчего-то мне кажется, что тут дело не только в том, что у Призрака до сих пор иногда чешутся зубы. Волк не зря выбирал ботинки отца, чтобы погрызть, он знал отношение. А теперь он снова будто говорит нам, что мы – два идиота, которые зачем-то ссорятся и трепят друг другу нервы, хотя могут придумать что-то намного лучше.
Сегодня будет хороший вечер. Призрак еще рычит, когда Рейнис приводит его, но я знаю, что сокро он успокоится. Развожу огонь и достаю вино. Нам хочется побыть в тишине своей маленькой семьей. Рейнис кидает подушки на пол, мы садимся, опираясь на Призрака спинами – пусть он  и ворчит, мы хотим быть с ним рядом.
- Напоминает тот вечер с монополией.
Я улыбаюсь. У нас уже так много планов, женитьба, ремонт.
- Мы тоже пили вино и, знаешь, я не должен был тебя тогда отпускать. Должен был держать крепко с самого первого дня. Если уж я сразу знал, куда класть руки… Не извиняться, а предложить тебе что-то изменить.
С легким звоном касаюсь ее бокала своим.
- Я так давно тебя люблю.
Мне нравится видеть улыбку у Рейнис на лице. И она тоже вспоминает тот вечер. Оказывается, еще один бокал, и все было бы по-другому. Смотрю на нее, хлопнув глазами, и молча доливаю нам обоим вина.
- Еще один бокал, Рейнис.
Зачем нам ждать? Мы выпиваем вино, я встаю и подаю ей руку. Призрак тоже оказывается на ногах.
- В этом городе есть круглосуточно открытая мэрия?
Мы же решили, разве нам нужно что-то еще? Родные будут за нас рады, и потом будет общий праздник, но пока…
Рейнис говорит, что знает, кто может сделать мэрию круглосуточной, а еще – без кого все равно наша свадьба не может состояться. И мне кажется, что есть еще люди, без которых мы не сможем обойтись. Моя мама. Мама Рейнис. Эйгон, наш брат. Несколько звонков, и мы выезжаем туда, куда нам говорит ехать Джейме Ланнистер. Мы оба в джинсах и майках, а встречает нас дедушка Рейнис в костюме и бабочке. Кажется, он о чем-то ворчит, отводя в сторону свою внучку, а я иду навстречу маме. Мама обнимает меня. Замечаю позади нее Эртура, который гладит Призрака, а Джейме спрашивает, все ли готовы. Элия вдевает в волосы Рейнис заколку с солнцем, пронзенным копьем, а мама дает мне коробочку с кольцом рода Старков.
- Если вы даже приехали в джинсах, то об этом вы точно не подумали.
Я обнимаю маму, смеясь.
- Знаешь, Рейнис говорит, что, несмотря на имя, я все равно Старк. Сегодня мы нашли кольцо Алисанны Таргариен.
Беру Рейнис за руку, когда она подходит, пряча коробочку до поры.
- Идем? – Я улыбаюсь. – Не боишься? Хотя, знаешь, если я и отпущу тебя, то только на пару минут, пока дедушка ведет тебя ко мне.
Переплетаю наши пальцы и выпускаю, когда рядом оказывается Тайвин. Он смотрит на меня внимательно, но мне точно видится улыбка на его лице. А дальше, после того, как все к нам подошли, все быстро. И мне кажется, что свое «да» я говорил уже много раз, только разными способами. А теперь, добавляя к кольцу Алисанны кольцо Старков Рейнис на палец, просто говорю его еще раз, признавая сразу все. Что люблю ее, что хочу прожить с ней одну жизнь на двоих. И что обе половины меня навсегда с ней. И Рейнис тоже есть, чем меня удивить. Это кольцо я уже видел. Тайвин Ланнистер загадочно улыбается, когда я с удивлением поднимаю на него взгляд, и указывает мне вперед, дескать, парень, перед тобой невеста, вот, куда надо смотреть. Едва заметно кивнув, вновь смотрю на нее, ловлю ладони, и мы переплетаем пальцы, прежде чем под объявление Джейме ее поцеловать. Вбежавшие в последний момент  Эйгон и Дени несутся к нам, чтобы поздравить нас первыми.
Но учебу тоже никто не отменял. Мы пропускаем день, но дальше нас снова ждут пары. Правда, теперь открытие имени кажется мне совершенной ерундой. Рейнис и Эйгон теперь тоже не прячут знаки, Эйгон даже счастливо вздыхает, что можно, наконец, не красить волосы, а мы с Рейнис… Кажется, мысли у нас совсем не о том. Расходиться по аудиториям не хочется, и я  думаю об этом, когда захожу к нашему с Эйгоном потоку. Слышится шепоток, я тыкаю Эйгона под ребра.
- Это они про тебя. Блондин, тату… Дени пора начинать волноваться.
Эйгон при этом делает большие испуганные глаза и говорит, что его, наоборот, начала беспокоить Дени. Симптомы и, главное, то, что они появились после того, как мы с Рейнис поженились, кажется, многое объясняют, но для Эйгона вопрос остается открытым.
- И я спрашиваю ее: « что случилось?», а она говорит: «Ничего», а ставит на стол посуду с таким звоном, что я понимаю, что случилось все, но, что именно…
Слушаю друга, не зная, как бы ему так сказать, а он с надеждой смотрит на меня, и:
- Джон, вот ты, женатый человек, посоветуй…
И я думаю, как же объяснить, что, похоже, дело как раз в том, что теперь я – он самый.
- Понимаешь, мне кажется, Дени думает, что…
В это время открывается дверь в аудиторию, и я оборачиваюсь на знакомый голос. Не Тайвин Ланнистер, Рейнис желает всем доброго утра и проходит на место за преподавательским столом. По аудитории прокатывается гул и смех, Эйгон громким шепотом спрашивает у меня, что Рейнис тут делает. Кто-то, оторвавшись от болтовни, глядя, что вместо грозного профессора пришла молодая девушка, продолжает болтать. Кто-то о чем-то шутит, по задним рядам прокатывается смех, когда Рейнис говорит, что за любой шум будет выгонять из аудитории, и это очень осложнит сдачу экзамена в будущем. Голос с заднего ряда громко интересуется:
- Что, Джон, экзамен автоматом?
- Тссс, ты забыл, Джейхейрис! – поправляет обладателя первого голоса второй.
Оборачиваюсь, чтобы заткнуть придурков, но Рейнис делает это быстрее, приглашая их на пересдачу сразу. Кажется, идиоты, правда, считают все шуткой и выходят, посмеиваясь. Зато после, наконец, воцаряется тишина. Люди понимают, что Рейнис здесь надолго.
- А Джон с ней живет… - Слышу я сочувственный шепот.
- Сказали же – тихо! – Мне это надоело.
Рейнис быстро смотрит на меня взглядом «ну и зачем ты подводишь меня под монастырь?» и отправляет посочувствовавшую мне девушку вслед за парой вышедших шутников. На третьем ряду поднимается рука и задается вопрос о моем пребывании в аудитории. Смотрю на Рейнис извиняющимся взглядом, готовый идти на выход, но, кажется, я, правда, подвожу ее под монастырь. Я остаюсь и, наконец, начинается занятие.
Зато после пар я снова встречаю тех первых придурков, которых Рейнис выгнала с занятия.
- Джейхейрис. – Гласные в моем имени растягивают нарочно. – Уже заработал себе автомат? Или ей больше нравятся пересдачи? Потому она нас туда и отправила, ммм?
Я останавливаюсь, зная, что на это и расчет, но, как Рейнис и сказала, я Джейхейрис, но Старк. Кроме тех двоих выходят их товарищи, их много.
- Джон!
Эйгон догоняет, нас теперь двое. Брат окидывает всю компанию взглядом и интересуется, всегда ли они так зарабатывают себе оценки.
- Особенно интересно, учитывая, что большинство наших преподавателей – мужчины.
Наши оппоненты меняются в лице, и разговор от словесного переходит в другую стадию. Где-то на периферии слышу еще один знакомый голос, который без выяснений, только гаркнув что-то типа «Э!», тоже рвется «поговорить»… После мы все сидим в нашей с Рейнис квартире, она мажет мне грозящий расцвести некрасивым сиреневым цветом глаз, Эйгон пересказывает события, а Тормунд, у которого ни царапины, пьет шестую чашку чая из тонкой фарфоровой посуды, которая в его руках кажется игрушечной. Рейнис говорит, что не стоило обращать внимание на слова идиотов.
- Но я же Старк, ты же знаешь. Хоть и Джейхейрис.
Первый удар я пропустил, не мог ожидать того, что все закончится так банально.
- Между прочим, дело, кажется, как раз в последнем. – Это Тормунд ставит свою тонкую чашку на блюдце. – И что у вас такие маленькие чашки? То ли дело у нас, на Севере…
Тормунд показывает статью в Интернете о сокращениях и сменах топ-менеджеров на предприятиях Рейгара.
- Ты поэтому им не нравишься. Отцы остались без постов, а тут повод помахать кулаками. Но они хлюпики.
У Рейнис звонит телефон, она берет трубку, а в это время хлопает дверь квартиры, вбегает Дени с «мальчики!». Она суетится, Рейнис, не прерывая разговора, усаживает ее рядом с нами, а потом, отключив разговор, говорит, что к нам едет Маргери. Кажется, разговор с ней оказался странным, Рейнис как-то чудно хихикает, рассказывая Дени, что все с нами уже в порядке, а я наклоняюсь к Эйгону, вспоминая то, что мы не договорили.
- Короче, мне кажется, Дени думает, что ты тоже мог бы позвать ее замуж.
Судя по тому, как вытягивается лицо моего брата, ему такое, правда, еще не приходило в голову.
- Но нам всего двадцать! – Эйгон смотрит на меня и сопоставляет два и два. – Ну, то есть, тебе тоже двадцать, но нам двадцать…
Я тихо смеюсь.
- Поговори с ней. Другого не дано.
Отхожу к Рейнис и обнимаю ее со спины.
- Сиреневый мне не к лицу? – Точно будет синяк, несмотря на все мази на свете. – Единственные следы, которые я люблю, остаются вот здесь.
Беру ее руку и ее пальцами касаюсь своей шеи.
- И пусть так и остается, да?

Все странно – думаю я, взглядом поднимаясь на последний этаж дома, рассматривая окна темные и окна, в которых горит свет. Немного чудно – мамина квартира кажется такой маленькой после той, которую я считал домом, но она намного уютнее даже несмотря на то, что в ней долго не жили, в ней старая мебель и нужен ремонт. Огромные хоромы отца, где так и не стало уютно, хотя видят боги, мама очень старалась. Для меня в первую очередь, чтобы ее сыну было хорошо. Теперь мой дом здесь. Эймон не против того, чтобы в его квартире появился второй жилец, за прошлый год мы стали близкими друзьями, как братья, наверное. А Рейна в соседней квартире, в окнах которой темно. Может быть только два варианта, либо ее еще нет, либо она в квартире брата. Ну, или она дома с выключенным светом, это третий вариант.
Я захожу и звоню в звонок, мне открывают они оба – они меня ждали. Они беспокоятся о том, что со мной, они – моя семья. И если с Эймоном все понятно, то с Рейной мы так и не поговорили, и я не понимаю, хотя и очень хочу верить. Стоит нам остаться один на один, я спрашиваю, но грохот с кухни не дает Рейне ответить, или дает ей шанс избежать разговора, мы спешим выручать Эймона, который взялся не за то дело. Я вздыхаю, ставя турку под холодную воду, краем глаза посматривая, что делает Рейна. Проверяю руку Эймона вслед за ней – жить будет, ничего страшного не случилось. Но нас снова трое, и говорить о том, что случилось между двумя, не выйдет. Мы уже поговорили с Эймоном утром, он знает, что все как-то странно. Но я настроен серьезно, он должен понимать, что считаю в жизни важным, и что не стал бы вводить его сестру в заблуждение. И, мне кажется, что это понимает и она. Но наш разговор не клеится.
Я ставлю новую порцию кофе и все убираю, мы говорим о напитке, предлагаю научить справляться с туркой, но Рейна смеется, трепя по волосам сначала его, а потом меня, а я на миг зависаю, вспоминая, как ее руки касались моей головы в совсем других обстоятельствах совсем недавно, и понимаю на нее взгляд, но она быстро переключается на другие дела. А я вспоминаю, как она тянула меня за пряди и не хотела отпускать, пока квартиру заливала ночь. Кофе порывается сбежать теперь у меня, но я ловлю его вовремя, и начинаю говорить о том, где я был. О маме. О Призраке рассказать я не могу, хотя, чем дальше от меня волк, тем, мне кажется, сильнее мне его не хватает.
Я удивляюсь перемене. Мы втроем сидим на кухне и говорим, пьем кофе и даже не упоминанием о том, что каждый из нас знает. Мои губы помнят губы Рейны, ее кожа помнит мои руки, и я слишком хорошо знаю ощущение ее волос под пальцами, ее прикосновений к своей шее, таких что остаются следы. Неужели все дело в свете, который сейчас разгоняет темноту? Почему она ничего не говорит мне о том, что случилось? Почему ушла, оставив одного и не перезванивала, несмотря на просьбы и говорила вчера все те слова? Интересно, Эймон разговаривал с ней о том, же, о чем говорил со мной? И что она ему ответила?
- Я хочу, чтобы ее новая жизнь стала лучше. Моя мама еще совсем молодая, она справится. Она сейчас переживает обо мне больше, чем о себе.
И о Сансе – она не хочет, чтобы племянница наступила на те же грабли, даже если она поступила с ней вот так. Глупая девочка, которой напели в уши прекрасные песни, которые очень быстро станут золой. Об этом я тоже не могу рассказать друзьям и молчу, хотя очень хочется. Я обманываю, скрывая свое настоящее имя, но как быть, если Джон Сноу соответствует мне больше? Они знают меня настоящего, хотя имя и не соответствует документам – и это странно, но это так и есть. Другое имя говорит обо мне намного больше правды, чем то, которым меня зовет отец.
Когда Эймон отвлекается на телефон, Рейна вдруг наклоняется и шепчет про то, что у Эймона стол удобный. Я поднимаю на нее большие глаза, чувствуя, как касание к моей руке исчезает, и мои щеки обжигает румянец.
- Считаешь?
Автоматически смотрю на поверхность, где расставлены чашки, и почти физически чувствую, как покраснел, а потом поднимаю глаза, но Рейна уже просто делает глоток кофе и улыбается, не продолжая свою мысль.
Перед тем как разойтись по комнатам, Эймон дает мне связку ключей и быстро обнимает, желая спокойной ночи – теперь его дом полностью мой дом. Он извиняется, что только сейчас, но нужно было сделать дубликаты, а я прошу его прекратить, уверяя, что все хорошо. В гостевой спальне, которая теперь моя, я остаюсь один. Но недолго. Рейна появляется, переодевшаяся ко сну, и я делаю шаг, прежде чем что-то сказать, и обнимаю ее, касаясь волос, перебирая пряди. Я помню все хорошо, и мне очень сложно удержаться и не поцеловать ее снова, а снова повторить свои вопросы – но мне нужно знать ответы на них. Нам нужно поговорить. Поговорить и разобраться.
- Но после пар? Я ждал звонка весь день и успел передумать столько всего.
Она отступает, садясь на постели, а я смотрю на нее при свете, на светлую кожу, длинные волосы, тонкую шею, к которой так приятно прикасаться губами. Нас разделяет свет – и ткань не даст коснуться кожи, но ее просто убрать, как и свет просто выключить, чтобы остаться в темноте. Но темнота не несет с собой ясности, а мне нужна она. Потому я и спрашиваю, что происходит. А она говорит что-то совсем другое и продолжает ту же тему, что я успел услышать ночью. Она выталкивает меня в ванную, оставляя в полном раздрае.
- Оно никогда не останется в темноте.
Я говорю, глядя на свое отражение в зеркале, Рейна за дверью, и я не понимаю, почему она так говорит. Душ, а, когда я выхожу, она ждет меня в постели, одна половина кровати для меня.
- Что я увижу завтра?
Утро… Упоминание наводит меня на мысль, но пока я молчу, все еще не понимая. Рейна выключает свет, когда я ложусь рядом, и говорит о сне, обнимая. Ее пальцы по моей коже. Что это все значит.
- Почему ты так говоришь? Тебя смущает, что я младше? Или что друг твоего брата?
Я ее обнимаю и прижимаю к себе, снова перебирая пряди волос. Черный шелк скользит сквозь пальцы, и я тянусь и целую ее в волосы, теряясь в догадках. Она просила не говорить о том, что произошло вчера, точнее, она даже не хочет считать, что это случилось.
- Ты… Ты поэтому хочешь забыть? Считаешь, что сделала ошибку? Ведь все было хорошо… И будет хорошо. Рейна, это не ошибка, дай мне шанс.
Сейчас вокруг нас снова темнота, снова только мы двое. Ткани ночной рубашки не спрятать тепла тела, и я все помню и не собираюсь делать вид, что ничего не было или стараться забыть. Я тянусь и снова целую Рейну, обнимая.
- Я не собираюсь делать вид, что ничего не было. И оставлять все так не хочу. Я помню.
И снова целую, не собираясь ее отпускать. Я помню и не забуду, и, я знаю, помнит и она.
Уже после я вспоминаю об утре и о том, как сегодня проснулся. И думаю о будущем утре, прижимая Рейну, выводя по ее коже путанный узор.
- Надеюсь, завтра я не проснусь так, как сегодня, от того, что в меня прилетели мои джинсы.
Я смеюсь, хоть и все еще смущаюсь, представляя, как Эймон нашел все улики и сложил два и два.
- Не самый хороший способ проснуться, особенно если засыпал совсем с другими мыслями. Пробуждения же могут быть намного приятнее.
И не такими смущающими. Но, просто, я намекаю, что не хочу, чтобы Рейна сбежала снова, оставляя меня одного. Я хочу засыпать, обнимая ее, и просыпаться, чувствуя тяжесть ее головы на плече.
- А что ты говорила об утре?

Странные  и смущающие обстоятельства знакомства с сестрой Эймона только вызывают смех у всех, кто это видит. Мне неловко, ведь я причинил эй вред, но никто не держит на меня зла, я быстро понимаю это и тоже начинаю улыбаться и шутить, а, когда мы идем в квартиру к Эймону, знаю, что обо мне заботятся. Забота, осознание ее, приятно, несмотря на шутливый тон Рейны и явные попытки Эймона избавиться от необходимости сидеть сегодня на парах. Это здорово, когда ты в семье не один – думаю я, глядя на их шутливую перепалку, в которой верх одерживает сестра. И у меня есть где-то сестра и брат – думаю вдруг, но мысль эта не успевает задержаться и развиться дальше – мы бежим обратно в университет, а после возвращаемся, у меня есть план, как порадовать друзей. Я успел понять вкусы Эймона, но не знаю вкусов его сестры – кроме смущающих шуток, мои мысли отчего-то возвращаются к рукам, касающимся меня, проверяющим возможный ожог и к волне волос, которая рассыпается по плечам и не дает отвести глаз. Правда, думать об этом нельзя. Есть кто-то, кого она любит, и тот человек надежен, она в нем уверена. Хорошо же, что у людей все в порядке. Нужно радоваться за них. Вздыхаю.
В духовке Эймона печется печенье. Мы болтаем, я рассказываю о себе, о маме, о том, что она не готовит, а я люблю. Варю кофе, как любит Рейна, слушаю рассказы Эймона о его неудачных попытках приготовить что-то, смеюсь. Вот такой и должна быть семья, атмосфера в доме – теплой, общей, дружеской. Рейна согласна на то, чтобы я и на ее долю варил кофе по утрам – улыбаюсь и чувствую прикосновение к моим волосам, задерживаю взгляд на сестре Эймона снова, жаль, не могу задержать ее руку, вновь неловко улыбаюсь, когда она говорит о руках.
- Мне нужно будет придумать какой-то новый способ?
Ловлю ее ладонь и, как будто задумавшись над способами кроме разлитых напитков, сжимаю пальцы легко. Эймон возвращается, угощение готово, мы сидим и смеемся, только слышу я что-то, на что внутри меня какая-то часть отзывается очень не очень. Нужно радоваться за людей – напоминаю себе я, когда вижу, что моя реакция не прошла незамеченной. Глупо, я ведь уже слышал имя и не должен удивляться, не должен и строить иллюзий. Это правда, какая ни есть. Говорю свои поздравления, а, когда Эймон выходит, осознаю, что я, похоже, открытая книга, и Рейна хорошо поняла мою реакцию. Впрочем, так даже лучше.
Хуже только то, что она берется меня утешать. Несмотря на руку, которая снова тянется к моим волосам, отвожу взгляд.
- Но этого недостаточно, верно? Не надо меня утешать, мне не нужна любая.
Эймон говорит по телефону в соседней комнате, с кем-то смеется, и Рейна тоже смеется, говоря о спасении.
- Я бы и женился.
Встречаюсь с Рейной глазами. Вопрос о том, где я был пару лет назад, заставляет меня улыбнуться. Она тоже думает  об этом, пусть и совсем гипотетически? У Рейны есть жених, которого она любит, и не нужно пытаться вносить в это смуту, пусть даже такую, которой не суждено воплотиться в реальность. Прикосновение губ к щеке заставляет меня покраснеть.
- Пару лет назад? В школе. И кофе я варил намного хуже.
Эймон появляется, чтобы допить остатки кофе и заявить, что ему нужно бежать. Еще один счастливый человек, правда, это здорово. Рейна обнимает меня и приветствует в семье, и я улыбаюсь. Мои друзья, которые меня любят.
- Я рад быть в ней. И откуда ты знаешь, может быть, я тоже могу свести с ума не хуже?
Все-таки нет, сводить с ума – совсем не моя прерогатива. А вот Рейна, когда вновь говорит что-то про руки и советует попробовать, а после касается губами моих губ, в этом специалист. Все быстро, и кончается раньше, чем я успеваю осознать это. Я, наверное, в ступоре, смотрю на нее удивленно и хлопаю глазами, на что вновь получаю комментарий, что смущаюсь я мило.
- Как умею. – Все еще хлопаю глазами, пытаясь понять, что это значит.
Я слишком много себе позволяю. Эймона нет, Рейна говорит об играх, стоит, наверное, мне идти домой, только уходить я совсем не хочу. Собираю посуду, ставлю чашки в раковину, слушаю список.
- А я не играл ни во что из этого. Монополия? Звучит интересно.
Пока я навожу порядок, на столе появляются бокалы и вино, коробка с игрой занимает почетное место. Я кручу фигурки, пока Рейна раздает бумажные купюры и раскладывает карточки. Беру волка и вспоминаю Призрака. Жаль, что пока я не могу познакомить друзей с ним, но, думаю, это время скоро придет. Кидаю кубики, когда Рейна делает первый глоток вина, удивляясь, как меня все это миновало.
- Ну, вот.. – Пожимаю плечами. – Знаешь, у меня много кузенов, но мы с ними виделись в основном на каникулах, играли на улице, в мяч, бегали просто. Ну или карты. Мама учила меня играть. А еще всякие головоломки на логику. А до этих игр почему-то не доходило.
Тоже тянусь к бокалу и отпиваю вина.
- Ты ходишь. – Когда Рейна говорит, что играть просто так не интересно и предлагает ставку – желание. Я согласен. И снова делаю глоток, наблюдая, как фигурка яйца занимает определенное ей кубиками положение. – А вас много, и у вас много игр. Часто собираетесь и играете?
С Рейной сегодня была компания однокурсников.
- Почему ты взяла такую фигурку? Там корона, железный трон…
У меня к ним тоже не потянулась рука, но волк, понятно, Сноу, Север. Мы продолжаем кидать кубики, приобретая замки древности и сохранившиеся до сих пор.
- Ты много где была из этого? – Описываю взглядом игровое поле, когда наши волк и яйцо дракона встречаются на одном квадратике, который Рейна уже выкупила. – Я должен заплатить тебе штраф?
Поднимаю глаза от клеток игрового поля, наши взгляды встречаются, и можно было бы подумать, что дело в двух бокалах вина, которые мы уже успели выпить каждый, но нет – я подаюсь вперед и губами касаюсь губ Рейны и знаю, что на этот раз я не буду хлопать глазами, путаюсь пальцами в прядях ее волос и чувствую ответное движение вперед, где-то на периферии слышу, как фигурки, карточки, все сыпется на пол, но не обращаю внимание – Рейна перебирается ко мне на руки, и я могу обнимать ее, тянуться и чувствовать ее прикосновения ко мне.
Могу до момента, как в замочной скважине поворачивается ключ. Открывается входная дверь, Эймон возвращается после своей прогулки. Мы с Рейной замираем, смотрим друг на друга. Мы оба дышим тяжело и оба медленно возвращаемся в реальность. В реальности все совсем не так.
- О, вы еще здесь? Что делаете?
Голос друга действует отрезвляюще, но не очень.
- Рейна учит меня играть в монополию. Учила.
- Да, мы уронили карточки. – Говорит Рейна, и мы, не сговариваясь, ныряем под стол, чтобы все собрать. Или еще немного продлить то ощущение, будто мы одни, а мира вовне нет вовсе. Под столом я нахожу ее руку и сжимаю, а она тянется и быстро целует меня в кончик носа. Я улыбаюсь и чувствую, что щек касается румянец. Запоздалая реакция какая-то.
Эймон шутит, что с бутылкой вина не мудрено растерять не только карточки от игры, и, кажется, даже не представляет, как близко его шутка оказывается к правде. Мы переговариваемся о чем-то втроем, я помогаю убрать посуду и понимаю, что нужно идти домой. Провожая меня, Рейна шепчет, что за ней осталось желание, а я успеваю ответить, что тогда у нее есть время его придумать. В метро я смотрю на свое отражение в стекле. Я познакомился с сестрой Эймона, облил ее кофе, перешучивался, заводя разговор туда, что потом стало поцелуем на кухне, и не вино тому причина. У Рейны есть жених, которому такое точно бы не понравилось, я это знаю, а все равно делаю то, что нельзя. Ерошу волосы, понимая, что позволил себе слишком много. Как сейчас должна себя чувствовать Рейна в такой ситуации? Мысли о том, что стоит сделать, приходят, и я вздыхаю. Я не хочу этого делать, но знаю, что нужно. Только я хочу, чтобы Рейна поняла, почему произошло то, что произошло.
Я нахожу ее выходящей из университета после пар. Начать такой разговор непросто.
- Рейна, я… - Слова все еще не идут после приветствий и того, что я отвожу ее в сторону. – Вчера я позволил себе очень много того, что не должен был, зная обо всем. Просто, понимаешь, ты мне, правда, очень понравилась, но я понимаю, что я такой  не один. Я должен был лучше держать себя в руках, ведь твой жених и ты… Я испек еще печенье. – Протягиваю ей коробочку, очень смущаясь и опуская глаза. – Я надеюсь, ты не злишься на меня.

Лето близко. Обычно люди радуются каникулам, теплу, строят планы. А я, зная, какие планы на лето у человека, ставшего мне очень близким, не могу ощущать что-то кроме саднящей тоски. Я пытаюсь о ней не думать – и улыбаюсь, когда мы с Эймоном болтаем, шучу о чем-то, когда с Рейной мы идем пить кофе, но даже передышка из-за того, что неминуемый приезд ее жениха откладывается, не меняет ничего. Короткий выдох, и я зову Рейну есть мороженое, мы вместе разбираем что-то по учебе, сидя в кафе, смотрим фильмы, и я делаю вид, будто так будет всегда. Но так не будет. День возвращения Валара становится известен, и я мрачнею, но ничего не могу с этим сделать. Лето, а с ним и их свадьбы, уже совсем скоро.
Если свадьба приближается, но до нее еще остается время, то день возвращения жениха Рейны наступает. В этот день мы сидим в кафе и играем в настольные игры после пар. Я пропускаю ход, задумавшись, после – другой. Кто-то смеется, что Джон сегодня совсем витает в облаках. Чувствую толчок слева, Ним незаметно шепчет, что мне нужно либо ходить, либо действовать, выделяя последнее слово, но смотрит с пониманием. Слышу, как кто-то замечает, что я сижу между Ним и Рейной, и мне можно загадывать желание, ведь они одинаковые. Геррис по другую руку от Ним фыркает, что они совсем непохожи, мол, что за бред.
- Ну, да. – Киваю, соглашаясь. – Разве, похожи? Но желание я загадал.
Улыбаюсь, зная, что выходит натужно. Кого-то, кто знаком со мной мало, может быть, это и проведет, но не тех, кто успел узнать меня хорошо. Игра продолжается, а Рейна незаметно касается моей ноги под столом, привлекая внимание, спрашивая, что со мной такое. Ним говорит действовать, думает, что еще не все потеряно? Как, когда минуты убегают как сквозь пальцы дорнийский песок? Фальшивые улыбки Рейне не нужны, она хочет услышать правду.
- Я хочу, чтобы этот день не кончался. И я не про настольные игры, в них, правда, от меня сегодня совсем нет толка.
Рейна смотрит пару секунд и говорит вдруг, что у нее есть мысль, зовет с собой. Мы тихо выходим, оставляя кафе и игры без нас, она говорит о ярмарке. Мы еще успеем в часы ее работы. Я беру Рейну за руку.
- Тогда вперед.
Впереди музыка и огни. Люди гуляют, смеются, дети сидят на плечах у пап или мамы тянут из за руку, свободную от сахарной ваты, которую они с восторгом едят. Зазывал приглашают покататься на каруселях или купить что-то вкусное. Я не отпускаю руку Рейны, которая тыкает куда-то вперед – зеркальный лабиринт. По нему мы так же ходим вместе, натыкаясь на стены там, где нам казалось, что точно есть выход, или смеемся, глядя на десятки наших отражений вокруг. Вместе с ней мне не хочется думать о неминуемом, пусть это время будет только нашим, и я буду в нем целиком, а не где-то не здесь, думая о том, что случится после.
После лабиринта мы кидаем мячики по мишеням, не стараясь выиграть приз, а просто проводим время вместе, играя. Я указываю на колесо обозрения, и мы делаем полный круг в открытой кабинке.
- Ничего, что мы сбежали ото всех? Никто не обидится? Скажут, вдруг они тоже хотели.
Правда, мне бы совсем не хотелось, чтобы с нами здесь был еще кто-то. Я люблю Эймона, их с Рейной друзья стали и мне друзьями, но это время я хочу провести с Рейной вдвоем. У нас же остается только этот вечер. Снова отвожу взгляд, глядя на уже готовящийся ко сну город – вечер стремительно спешит к своему завершению. Мое желание против бегущих стрелок часов.
- Но мне бы не хотелось, чтобы кто-то еще пошел с нами. Совсем бы не хотелось, чтобы был еще кто-то.
И не на ярмарке, а в жизни. Кто-то скоро ворвется в нашу жизнь, меняя ее. Но пока этого еще не произошло. Пока мы спускаемся на землю с неба, я показываю на палатку с закусками.
- Хочешь что-нибудь?
Рейна берет яблоко в карамели, кусает и протягивает мне. Мы снова идем от палатки к палатке, я держу ее руку и кусаю яблоко, когда она его ко мне подносит. Хотел бы я, чтобы мое делание сбылось.
В метро мы буквально влетаем в последний поезд. Двери закрываются, поезд трогается, и отведенное мне время уже исчисляется секундами. Огни и шум ярмарки остаются где-то вдали. Мы с Рейной рядом, и опять я мрачнею. Я уже не могу заставить себя не думать, нет того, что может меня отвлечь. Есть Рейна и ее остановка. А она зовет меня, видя, что я вновь погружаюсь куда-то.
- Скоро у тебя не будет возможности так со мной гулять. Не будет времени. – Мы стоим в вагоне, хотя полно пустых мест, все так же рядом. Я все еще держу ее руку. – Твой жених уже ждет тебя дома, да?
Вагон вдруг трясет, и Рейна, качнувшись, старается удержаться на ногах, я еще держу ее и тяну к себе. Тяну и целую, а последние секунды, стремительно тающие до того, превращаются в единственно верную вечность.

Отредактировано Marhold Fawley (2019-08-25 22:03:31)

0


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » 'Cause I heard it screaming out your name


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно