[NIC]Jon[/NIC]
Весть о скором визите короля с семьей всколыхнула привычный ход вещей и подняла лавину изменений, носящихся по замку. Слуги хлопотали над обустройством покоев для знатных гостей, над подбором блюд для праздничного пира и закупкой вин, которыми будут всех потчевать. Портнихи шили наряды для хозяйки дома и ее детей, двор мели, стойла вычищали, словом, наводили лоск во всех сферах жизни, стараясь объять необъятное. Санса мечтала о том, как окажется рядом с принцем Джоффри на пиру, Арья получала наставления матушки, септы и старой Нэн втрое больше обычного, а отец казался задумчивым, время от времени будто возвращаясь мыслями куда-то далеко. Призрак, лежа у моих ног, то и дело поднимал уши и дергал хвостом. Волк был неспокоен.
- Весь замок в движении, не волнуйся. – Я глажу Призрака между ушей, стараясь успокоить, хотя визит короля не нравится и мне самому. Не знаю, почему. – Они уедут, все успокоятся, и все будет как раньше.
Красные глаза Призрака смотрят на меня, и в них мне мерещится укоризна. Да, мне и самому кажется, что такие события не проходят просто, что вряд ли король всего лишь соскучился по старому другу и едет его навестить. Мир не останется прежним хотя бы по другой причине – мы все подступаем к тому, чтобы оказаться на распутье. Скоро каждый должен будет определить свою судьбу и, если у кого-то выбора не останется, кто-то будет ему рад, кто-то окажется против, то есть здесь и такие, с кого меньше спрос. Мы привыкли к Северу, к бескрайним просторам этого сурового, но красивого края, к тому, что росли почти что без рамок. Но вновь прибывшие способны принести новые правила в наш мир и навсегда сломать привычный нам старый. Я запускаю пальцы в белую шерсть, говорю слова, которыми хочу успокоить волка, но сам в них не верю. Камин растоплен, но тепла от него все меньше. Зима близко – девиз Старков, который мы слышим всю свою сознательную жизнь, каждый из нас. Зима несет с собой перемены.
Двери каминного зала распахиваются, и пока в зал проникает лишь свежесть утра. Призрак встает и бежит навстречу, как собака, ныряя под руки вошедшей девушке, прося ласки. Я улыбаюсь ей тоже – Рейнис всегда словно дуновение ветра, способна разогнать начинающие сгущаться в моих мыслях тучи. И я рад ей как никому другому.
- Портниха добралась и до тебя, Санса сжалилась над ней и таки отпустила, или ее пришлось силой отрывать от образцов тканей? Мне сказали,  что леди Кейтилин с самого утра забрала тебя.
Я встаю, направляясь к Рейнис, зная, что это время сложнее всего для нее. Подготовка, ажиотаж, суматоха – все ради визита человека, который убил ее отца, из-за которого ей пришлось потерять мать и брата, увидеть много ужасных вещей. Пусть не он отдавал приказ, но он король, и он тоже за все в ответе. И ее, последнюю в своем роду, просить делать вид, что она ничего не помнит или простила, верх лицемерия.
- Что она хотела от тебя кроме платьев?
Опускаюсь на корточки возле Рейнис, обнимающей Призрака, и тоже глажу волка, наши руки наталкиваются друг на друга в белом густом мехе. Ловлю ее пальцы и сжимаю в ладони.
- Как ты, Рейнис?
Сколько я помню, мы с ней были рядом. Появившиеся на птичьих правах в этом доме, мы оба искали компании друг друга. Мы росли вместе с детьми Старков, но у каждого из них находился кто-то, кто был ближе, или что-то, занимающее все мысли. Мы с Рейнис оказались друг к другу ближе всех. Маленьким я тянулся к ней, чувствуя то, чего не получал от леди Кейтилин или старой Нэн, которой на всех не хватало. Я чувствовал заботу, настоящую, неподдельную, и старался платить тем же, как умел. Когда ты ребенок, тебя не сковывают какие-то рамки морали, ты еще не знаешь, почему к кому-то относятся так, а к другому иначе, мир кажется тебе проще. Ты просто любишь, просто тянешься, просто слушаешь истории и цепляешься за руку девочки, которая ведет тебя вперед. А потом тебе хочется не только брать. Тебе хочется защищать ее, слушать ее радости и печали, делить приключения и уже самому выдумывать рассказы, чтобы порадовать ее. Вычитывать что-то в книгах и рассказывать ей, даже если она уже это знает. Открывать тайны, общие на двоих. Со временем начинаешь чувствовать человека все лучше, понимать его, читать настроение. Со временем учишься брать ответственность и тоже вести вперед. И ловишь пальцы в белом мехе, заглядывая в лицо, чтобы понять, все ли в порядке, если порядок все-таки может быть.
- Знаешь, что? Поехали, покатаемся? Сейчас, пока еще двор не заполонили чужие люди, а чужие лошади стойла. Призрак тоже будет рад побегать на свободе.
Мне кажется, что все это давит, что нужно развеяться. Сейчас, пока за нами еще не смотрят пристально незнакомые глаза. По мне они скользнут, не задержавшись, а на Рейнис обратят внимание. Знаю, что наверняка отметят фиалковый цвет глаз и гордо поднятую голову, что не пропустят черты семьи, которой больше нет. Она была ребенком, но она выжила, и она здесь. Не знаю толком, отчего именно, но чувствую тревогу. Нам обоим нужно оказаться отсюда подальше, хотя бы чтобы поговорить по душам. И разогнать тени, сгущающиеся вокруг, пусть и на время, чтобы найти силы пережить другое время, которое все ближе.
Конюх даже рад, что мы уводим двух лошадей, а Призрак, как я и говорил, бежит рядом, а потом сворачивает с тропинки, пробегает вглубь и останавливается, оборачиваясь на нас.
- Давай, за ним! Кто первый поравняется с Призраком, тот победил.
Дыхание зимы все ближе, почву покрывает ковер из сухих листьев, которые шуршат под копытами лошадей. Волк передвигается бесшумно, но его цвет далеко виден на фоне черно-рыжего леса. Кажется, ему тоже нравится эта игра. Ему нравится, и мне тоже, только я не хочу победы. Намеренно придерживаю лошадь, пропуская Рейнис вперед, когда Призрак останавливается и ждет нас словно место финиша. Спешиваюсь, подходя к волку и победительнице.
- Поздравляю. – Я с улыбкой протягиваю к ней руку, чтобы помочь выбраться из седла. – С меня желание, загадывай.
Смотрю на нее и жду ответа.

[NIC]Jon[/NIC]
Никто из нас не свободен изначально. И чем выше  ранг человека на социальной лестнице, тем меньше для него открыто свободы. Крестьяне борются за выживание, день и ночь работая, ухаживая за полями и животными, солдаты поддерживают свои умения и несут стражу, каждый день готовые сорваться в бой, когда одно слово командира решает судьбы целых полков. Лорды и леди, улыбаясь друг другу, живут в угоду политике, выбирая то, что может принести выгоду – себе, мужу или отцу, семье. Ну а король с его казалось бы полной властью, и вовсе бывает скован по рукам и ногам.
В этом плане нам, наверное, повезло. Я – бастард, а бастардов как правило предоставляли самим себе, не обращая внимание, но отец поступил со мной иначе. Меня забрали и растили среди законных сыновей и дочерей Эддарда Старка, почти не делая различий. Почти все приняли это, но леди Старк не приняла, а ее старшая дочь не приняла вслед. А еще с нами росли воспитанники лорда Севера. Это название не было здесь ироничным, ведь такие воспитанники обычно всего-навсего инструмент манипулирования семьями, откуда их забрали. Дети – заложники, позволяющие приструнить или наказать перешедших большей силе дорогу отцов. Но в Винтерфелле и к ним не было таких предубеждений. Напротив, их поселили в замке как дорогих гостей и постарались, чтобы они чувствовали себя в кругу семьи.
Мне никогда не нравился Теон. Слишком гордый, очень самоуверенный и в чем-то жестокий. Когда мы нашли новорожденных лютоволчат, и я держал на руках дрожащего Призрака, он заявил, что щенка нужно бросить, потому что он слаб. Но я не позволил ему даже коснуться белой шерсти, кутая щенка в плащ и всю дорогу до замка согревая его своим теплом. И Призрак всю жизнь как будто помнит это, с Теоном он всегда настороже.
А Рейнис совсем другая. Она не молчит, когда видит несправедливость, она борется с ней. Если с отношением леди Кейтилин поделать она ничего не может, то скандал с порчей гобелена Сансы я помню, и помню, как говорил ей потом, что не нужно ссориться со Старками, что мне такое отношение безразлично, что я знаю, кто я, и где мое место. Тогда получил уже я, и гнев Рейнис раз и навсегда прояснил мне одну вещь – что не со мной что-то не в порядке, а с ними. Что не правы те, кто не понимает элементарного – что ребенок не может нести ответственность за своих родителей, и что он не просил появиться на свет. Я не просил отца встречать мою мать, я даже не знаю ее имени, кто она была и откуда. Я ношу фамилию Сноу, потому что так называют бастардов, родившихся на Севере, но мне известно, что отец привез меня откуда-то еще после войны. Той войны, когда погибла семья Рейнис, когда правлению Таргариенов пришел конец.
Мы росли на Севере, а война уходила в историю, Королевская Гавань не напоминала нам о себе. До самого этого момента, приезда короля. А я знаю, что Рейнис никогда не забывала той ночи, когда погибли ее мать и брат. Что иногда ей до сих пор снятся кошмары, в которых ее хватают и сверкает нож, где ее мама лежит в крови. Рейнис знала свою мать, но она тоже без нее осталась. А я совсем не знаю свою. И, несмотря на все, я чувствую, что моя семья – это в первую очередь она. Она, с детства заботящаяся обо мне. И она, заявив как-то, что я – ее брат, подтвердила это. Мы вместе боролись за жизнь щенка, и сумели выходить его. Так что я не удивляюсь, что Призрак ластится к ней, единственной из всех, к кому он проявляет ласку и просит ласки, кроме меня. Призрак помнит добро и, я думаю, видит людей.
Призрак первым бежит навстречу, когда Рейнис заходит, и я иду следом за ним, глядя на то, как она шепчет что-то волку, треплет его по шерсти, а тот прикрывает глаза. Волки не так безобидны, как Призрак на этой картинке, но за тех, кто в стае, они отдадут жизнь. В нашей стае нас не так много, но это важно – те, кого любишь. Я опускаюсь рядом с ними и спрашиваю Рейнис, как она. Эти сборы и подготовки не могут оставить ее равнодушной, хотя бы потому, что кошмары после некоторого затишья снова вернулись к ней. Знаю, потому что как-то ночью проснулся от того, что Призрак толкал меня в бок и звал куда-то. Я сразу понял – такое случалось и раньше, но я надеялся, что прошло. Не прошло. И я рассказывал ей что-то, что она, конечно же, знает, а она слушала, как будто в первый раз, и засыпала, а Призрак был здесь же, в ногах. Но больше мы никому об этом не говорили. Ни раньше, ни теперь.
- Санса меня волнует гораздо меньше. Я надеюсь, что благоразумие все-таки возьмет в ней верх.
Я качаю головой, находя пальцы Рейнис в шерсти волка. Нет, Санса, конечно, моя сестра, маленькая и наивная девочка, как Рейнис и говорит, но ей хочется верить в картинку, тогда как Рейнис знает, что на самом деле за ярким фасадом королевской семьи скрывается гнилое нутро.
- Она так тебе и сказала? Веди себя хорошо и будь покорной?
Вот и он, конец свободы. Воспитанники нужны для того, чтобы в нужный момент сыграть свою роль, как козыри в рукаве, когда, казалось бы, никто не вспоминает про них. А Рейнис протягивает мне письмо. Незнакомый почерк, маленький кусочек пергамента, который принес ворон.
- Отец не позволит навредить тебе. Он к тебе привязался, несмотря на то, что ты не его дочь.
Я говорю скорее для своего успокоения, разворачивая письмо. Отец, может быть, и не позволит навредить, но не все из того, что в его понимании покажется меньшим из зол, устроит Рейнис. И вообще, эта мысль мне страшно не нравится, хотя, вроде бы, договорные браки это норма среди лордов и леди. Не представляю, что буду смотреть на то, как Рейнис кто-то уводит. Навсегда, где я не смогу с ней быть и даже узнать, что с ней и как. Эта мысль настолько выводит меня из себя, что я даже не сразу разбираю строчки, не понимая, кто пишет. А, когда понимаю, вчитываюсь очень внимательно.
- Как ты думаешь, слухи правдивы?
Внимательно смотрю на нее, зная, что реальности слухов я не удивлюсь. Еще свежо преданье о безумном короле, а безумие часто передается потомкам. Рейнис единственная только в Вестеросе. Часть ее семьи уцелела и скрывается за Узким морем. Думаю о том, что это могла бы быть поддержка для нее, но только если им правда можно доверять. А если слухи обернутся правдой – пиши пропало.
- Вроде бы ничего особенного, он просто спрашивает, как ты здесь. Но в то же время говорит о том, что они о тебе знают. Ты рада письму? Или, наоборот, от него только больше сомнений? Отец, конечно, читал. – Передаю листок Рейнис обратно. - Ответила им?
Я не знаю, как относиться к весточке из-за моря. Столько времени ни единого письма, и тут это вежливое сообщение. Тоже то, о чем нужно думать, и тоже элемент, раскачивающий лодку. Слишком много всего. В итоге предлагаю забыть про все и развеяться, пока еще можно. Правда, мою уловку Рейнис выводит на чистую воду. Мне немного стыдно – я знаю, что она не любит нечестной борьбы, и что она была в состоянии выиграть честно, но я ей не позволил, подыграв. Но она, вроде бы, не замечает подвоха, и я перестаю держать ухо востро, когда Рейнис подходит, тянет руку, но начинает щекотать, а это у нее почему-то получается особенно хорошо, так, что меня она способна достать всегда. Я изворачиваюсь, смеясь, не замечая, что мы близко, что смех, бывает, переходит во что-то другое. Рейнис просто ловит мои волосы, что тоже не ново, но тут я чувствую быстрое прикосновение ее губ к своим, и такое же быстрое ее исчезновение. Смех проходит. Я слежу за тем, как она зачерпывает снег в ладони и объявляет о том, что меня раскусила. А я все еще молчу и смотрю на нее, когда снег летит в меня, выводя из прострации. Призрак бежит вперед, Рейнис за ним, бросая мне обещание. И я понимаю, что теперь играть буду без поддавков, что хочу выиграть.
Подумать о чем-то подольше я не успеваю – я просто скидываю плащ, чтобы не мешал, и бегу за ними, уворачиваясь от летящего в меня снега. У них есть фора, а у меня энтузиазм. Мы уже далеко от тропинки, от места, где оставили лошадей, и я тяну руку, ловя плащ Рейнис, крича, что догнал.
Догнал, но мой ухват за ткань резко снижает ее скорость. Рейнис поскальзывается на снегу, я тяну ее к себе, но не удерживаю на ногах, и мы оба падаем и сползаем в небольшой овраг среди деревьев. Я дышу тяжело, удерживая ее наверху, проезжая весь путь на спине, и ее волосы падают мне на лицо.
- Я выиграл. Ты цела? Рейнис?
Это меня волнует сильнее, чем призы, какими бы заманчивыми они ни были. Убираю ее волосы с лица, внимательно смотря на нее, а потом обнимаю. Объятия объятиям рознь, я не просто тяну к ней руки, а прижимаю ближе к себе, проводя руками вдоль позвоночника. Мы уже просто лежим в снегу, я не замечаю холода. Ловлю на себе внимательный взгляд ярких фиалковых глаз. И уже сам делаю это – приподнимаюсь, касаясь ее губ своими, задерживая поцелуй дольше, чем это было до того. Холод все еще не добирается до меня, а Призрак откуда-то притаскивает мой плащ. Плащ тоже извалян в снегу, но и я такой же после катания  с горки. Но это мелочи, не стоящие ровным счетом никакого внимания. А вот фиалковые глаза – да.

[NIC]Jon[/NIC]
Можно назвать это пиром во время чумы – в то время как замок в движении, и воспоминания Рейнис снова к ней возвращаются. Кроме них ворон приносит вести из-за моря, что тоже не добавляет радости, только новый повод для невеселых мыслей и таких же картинок из прошлого. Стало и было. Время не щадит никого, его круговорот безжалостен. Те, кого мы помним детьми, растут и меняются под градом событий, которые им пришлось удержать на своих плечах. Мы тоже меняемся и растем, просто это происходит с нами постоянно, каждую секунду, и поэтому нам кажется, что изменения в других, кого мы не видели, резкие, а в нас самих нет. Это лишь видимость. И мы едем в лес, чтобы развеять хоровод мрачных мыслей, или хотя бы сделать вид, что это помогло. Но сидеть на месте и ничего не делать – еще хуже. Если неминуемое все равно настанет, лучше подождать его не там, где каждую минуту думаешь о его наступлении, а где-то и с кем-то, чтобы отвлечься, забыть. И понять, что не одинок.
А в лесу мы играем. Но ставки в играх со временем поднимаются, и теперь победа важна для меня. Мы бежим по лесу, падаем и смеемся, но оба знаем, что игры играм рознь. Несмотря на то, что Рейнис старше, что она заботилась обо мне, когда я был малышом, наши роли медленно меняются, и это совершенно нормально. Ответственность за семью нужно брать на себя мужчине. Ответственность за мать, девушку, сестру – все так. Ценности Севера могут показаться кому-то со стороны слишком бесхитростными и устаревшими, но мне кажется, что честь, совесть и долг никогда не устареют, как и любовь и верность. Поэтому, даже заигравшись слишком сильно, я делаю все, чтобы Рейнис не навредить, и боюсь, прежде всего, того, что своими действиями мог причинить ей вред. Но, когда понимаю, что этого не случилось, и вижу внимательный взгляд в ответ, перестаю говорить и тянусь губами к губам Рейнис, не вспоминая об играх и призах. Я бы не вспоминал и о многом другом. О снеге под нами, о плаще, который остался лежать где-то далеко. Но об этом помнит Призрак – и Рейнис тоже. Она берет мой плащ у волка, когда я позволяю себе еще пару мгновений смотреть сквозь ветки деревьев в небо, прежде чем встать.
Плащ мне на плечи накидывает она сама, и я хочу поймать ее за руку, но не получается, зато теперь она обнимает меня, и ее тепло как будто проникает сквозь ткань, я как будто чувствую его кожей. И снова поцелуй, а я притягиваю Рейнис снова ближе, раз уж плащ так важен, то пусть, главное в другом.
В том, что она рядом, и хочет быть еще ближе. И не против того, что этого хочу я. Притянуть ее, тоже пробраться под ткань плаща, хоть и опасаясь, что, напротив, от моих рук идет холод. И не хотеть отпускать.
Вопрос бьет не в бровь, а в глаз, и на секунду проносится сомнение – неужели они так плохи? Но эта мысль так же быстро исчезает, как и появилась, вместе со смущением – это же Рейнис, мы с ней всегда говорили друг другу правду, мы всегда вместе, всегда рядом, доверяя друг другу важное. А это важно, то, что происходит сейчас.
- Да. – Я киваю, глядя на нее прямо, но румянец все равно касается моих щек. В конце концов, об этом мы еще не говорили. – А твои?
И я вспоминаю ее сегодняшнее «Меня за кого-нибудь выдадут», звучащее обреченно. Браки для всех заключают из политических соображений, тем более, когда речь идет о такой фамилии как Таргариен. И вообще, вполне возможно, что одной из причин визита короля на Север является как раз это. Прижимаю Рейнис к себе сильнее, почти не отдавая в этом отчета, и хмурюсь, осознавая, насколько это мерзко – будто не живой человек со своей судьбой, а товар под красивой вывеской, дальше которой никто не видит. Будто не давать выбора – это нормально. А еще – что думать об этом не хочется не только потому, есть и лично мои мотивы. Отпустить ее? Разрешить кому-то ее забрать?
Поцелуй в щеку с тихим смехом и словами возвращает меня в реальность. Я вскидываю взгляд, но слова о разных людях заставляют меня смутиться снова. У нас впереди долгие жизни, и никто не знает свою судьбу. Но пока…
- Откуда ты знаешь, что будет? – Я ворчу, последние слова мне интуитивно не нравятся, хотя, вроде бы, ничего необычного не звучит. – Может быть, я совершу преступление, и меня заберут в Дозор?
Шутка, конечно, но, думаю, что кому-то в Винтерфелле эта идея бы пришлась по вкусу. А на Стене мой дядя Бенджен, так что со стороны леди Старк все очень хорошо, не самый ужасный выход, тем более, для бастарда, отравляющего ей всю жизнь. Тоже вопрос, который можно решить без моего ведома  - моя судьба. Я цепляюсь за руку Рейнис, как бы свидетельствуя против своих слов о Стене. Будущее, такое зыбкое, не известно никому, но я знаю, что не хочу с ней разлучаться, вот и все.
Последние ее слова все равно выводят меня из мира мрака, и я вспоминаю, что целью поездки было порадовать ее, а не наоборот. Но в каждом из слов кроме заботы, которая, конечно, приятна, мне видится как будто подчеркивание того, что я еще недостаточно вырос, что мне нужно говорить о каких-то простейших вещах, как будто даже здесь я не могу решать сам, замерзну я, или нет, простужусь ли, или все обойдется. Кидаю на нее взгляд исподлобья, но не отпускаю руку, и все равно ворчу.
- Я не замерзну, плащ со мной. И болеть не собираюсь. Маловато одной пробежки, чтобы меня простудить. Я уже не ребенок, Рейнис. – Останавливаюсь, смотря на нее прямо, переплетая наши пальцы, и иду вперед. – Лошади были в той стороне, они не могли уйти далеко. Там проглядывало еще немного травы.
Истина в том, что я не хочу возвращаться в замок. Знаю, что мы должны, но мне кажется, будто времени совсем не остается.

Так и получается – дозорные кричат о приближении всадников. Короля встречают все – семья лорда Старка, его воспитанники, домочадцы. Я стою в заднем ряду, рядом со мной мейстер Лювин и сир Родрик Кассель. Рейнис из-за спин я не вижу, но слышу как отец представляет каждого королю и его семье, и она приветствует короля не как все, а называет его дядей. Вскидываю голову, пытаясь рассмотреть лицо короля, но не вижу. Он что-то говорит Рейнис и дальше отец представляет своего второго воспитанника, Грейджоя. Призрака со мной нет – волков решено было оставить на псарне, чтобы не напугать почетных гостей, и я сжимаю руки, понимая, что Рейнис не оставит этот визит так легко, это лишь первый шаг, она что-то задумала. Что-то, о чем я не знаю, и даже не могу подкрасться ближе и задать вопрос. Все уходит в зал, где мы тоже будем с ней разделены. Она во главе стола со Старками и семьей короля, а я среди обычного люда. Норма жизни, против которой она тоже всегда была против. Настолько, что тоже кинула вызов, сев как-то за стол рядом со мной. А после мы тогда вообще убежали с пира… Мне жаль, что нельзя сделать так снова, сейчас.
Когда все собираются в зале, ее еще нет. Вижу, как прибегает взволнованная Санса, поправляя свое новое платье, которым она очень гордится, как Арья с мрачным видом развлекает младшего сына короля, принца Томмена, и не знает, как от него отвязаться. Смотрю на отца, который улыбается королю Роберту, но вдруг изменяется в лице, и король поворачивает голову в сторону входа. Догадываюсь, чей образ видят сейчас они, но я вижу лишь Рейнис в старом платье моей тети Лианны, которое мы нашли несколько лет назад. Даже розы в волосах, известный ее атрибут.
Пробираюсь к девушке, пока никто не успел среагировать как-то, показать, что что-то не так. Вижу тонко сжатые в линию губы королевы и догадываюсь, что подводных камней такого появления намного больше, чем Рейнис могла бы предположить. Оказываюсь с ней рядом, теперь моя очередь ее ругать.
- Я и сейчас не одобряю. – Наклоняюсь к ней ближе, чтобы никто не услышал то, что я говорю. – Посмотри, король не отводит от тебя взгляда. И взгляни на королеву. Ты хотела напомнить им о прошлом, показать, что случилось, что новое восстание еще возможно? Или просто уязвить? Или что-то еще? Рейнис, ты не знаешь всего, что у них случилось, и что они могут придумать, глядя на это.
Я беру ее за руку, быстро снова смотрю в сторону короля и его семьи. А пир начинается, и леди Кейтилин подходит, чтобы проводить Рейнис до отведенного ей места. Она говорит, что платье очень милое и ей идет. Меня она не удостаивает и взглядом.
Мне не лезет кусок в горло, рассказы дяди Бенджена о мире за Стеной только мешают следить за происходящим за главным столом. В какой-то момент теряю из вида отца и короля, потом нахожу. Санса старается занять скучающего принца Джоффри беседой, принцесса Мирцелла, раскрыв глаза, ловит каждое слово Робба, Теон пьет и посмеивается над ним. Звучит музыка, произносят тосты, приносят новые блюда. А потом король Роберт встает и говорит, что приехал не просто так. Что попросил отца стать своим новым десницей, и отец согласился. И что вместе они приняли решение о невесте для наследника трона. Король поднимается с места и протягивает Рейнис руку, его взгляд задерживается на голубых розах в ее волосах, а я как будто больше ничего не слышу – ни как люди радостно приветствуют новость, ни как Роберт что-то говорит ей, подводя к своему сыну. Я сжимаю край стола, чтобы не выдать всего спектра эмоций у меня внутри. На этих радостных новостях пир заканчивается.
Дверь в комнату Рейнис закрыта изнутри. Стучусь, слыша шаги – она там.
- Это я. – Выдыхаю я в щель между дверью и косяком, и она открывается, быстро захлопываясь за мной.
В комнате Рейнис Призрак, лежит в изножье кровати, и я не удивляюсь тому, что увидел его здесь. Голубые розы валяются на полу, платье тоже сброшено – Рейнис в простой рубашке и с волосами, рассыпанными по плечам.
- Нам нужно ехать. В каком из Вольных городов Визерис? Нужно добраться до порта, если мы выедем сейчас, к утру окажемся…
Я хожу из угла в угол, прикидывая расстояние. Смотрю на Призрака – с ним нас заметят. Жители деревень, через которые мы будем проезжать, точно укажут страже о том, что здесь были двое с белым волком.
- Корабли еще пока ходят, но все реже, боятся льдов. И никто не знает, когда лед совсем станет. Но мы не сможем проторчать в порту, дожидаясь нужного корабля, нас просто будут искать там первым же делом.
Я прерываю поток мыслей, глядя на Рейнис, и беру ее за обе руки.
- Мы едем вместе, ты, я и Призрак, и не пытайся меня переубедить. Жить среди львов, с этим…
Я не могу подобрать слов, каждое из них кажется мне недостаточным. И еще я злюсь, на всех, кто это устроил, кто не сказал «нет». И в первую очередь на отца.
- Десница мог бы переубедить короля. А если не десница, то друг. Он не сделал этого, не сделал ничего.
Чувствую что-то мягкое под ногой – я наступил на голубой бутон, но мне не жаль цветка. А Призрак вспрыгивает со своего места и подходит к двери.
- Если бы можно было переждать где-то, точно зная, когда следующий корабль окажется в порту, чтобы не попасться. Спрятаться на виду, отпустить пару лошадей. Пещеры? Пещеры под замком, в них можно долго блуждать, и никто нас не найдет. Только нужен кто-то, кто поможет. И узнает о корабле.

Отредактировано Marhold Fawley (2018-01-08 02:45:34)

[NIC]Jon[/NIC]
Бывают минуты, которые врезаются в память, и, даже понимая, что предвидеть будущее не способен никто, часто хочется переместиться во времени в те точки, и с момента переиграть все события, которые пошли дальше. Я вспоминаю лес, последний день нашей свободы на Севере, последнее время, когда мы могли куда-то сбежать без оглядки, не боясь, что за нами будет погоня. Если бы я знал, что тогда мы прощаемся с Севером… Но тогда, несмотря на все волнения и тревоги, на предчувствия и понимание того, что привычный нам мир уже никогда таким же не будет, об этом мы не думали. Мы смутно чувствовали, видели все признаки, слышали тревожные голоса, но закрывали уши и глаза, желая не замечать сигналы, отвлечься. И у каждого были свои мысли и свои планы, которыми мы не спешили делиться друг с другом, слишком хорошо зная, что задумки встретят отпор.
Мы не хотели смотреть в будущее в мире политики, игр престолов, знатных фамилий и совершенно несправедливых традиций, но мы смотрели вперед по-другому. Туда, где не важны титулы и общество, где люди – не герб на стяге, а то, что на самом деле из себя представляют. Где не стирается, а больше всего ценится личность. Рейнис  важна для меня совсем не потому, что она – последний ребенок Рейгара Таргариена, претендентка на трон, хоть и скрытая среди снегов и суровой природы Северного края. И я для нее важен, несмотря на то, что бастард, носящий имя этого самого снега, которого здесь всегда в избытке. И мы оба понимаем, что сейчас, здесь, в лесу, из игры, вырастает что-то очень важное. Тепло, разливающееся от прикосновений по венам, слова и вопросы, ответы на которые ждешь с замиранием в сердце. Желание быть ближе и поделиться тем самым теплом, подарить его другому, тому, кто всегда был самым важным в жизни. Важным, но тоже как-то иначе. Все поворачивается и показывается нам немного под другим углом. Взглянуть, разобраться… Приезд короля мешает сделать это, а в чем-то раскрывает глаза.
Пока я лишь признаю то, что Рейнис права, и адресую ее же вопрос ей обратно. Мы всегда могли доверять друг другу и говорить обо всем. Кроме нее в моей жизни других таких людей больше нет. Мальчишки часто преувеличивают свои подвиги, сочиняя то, чего нет, чтобы казаться взрослее и круче в чужих глазах, но это не мой случай. Я говорю Рейнис правду, не боясь выдать свою неопытность – зачем мне врать? А она не так прямолинейна в своем ответе, и тянет время, напоминая эпизод из прошлого. Я помню корабль, и вести от ее дядей тоже помню. Но вот лица тех, кто с ними прибыл, в моей памяти стерты, как что-то, не имеющее никакого значения, и я смотрю на Рейнис с сомнением, мы все еще рядом, и я прижимаю ее к себе крепче, хмурясь, не желая верить, что когда-то что-то упустил.
Не верил – и не зря. И я улыбаюсь, слыша, что здесь мы с ней в одной лодке. Она прижимается лбом к моему лбу, и я снова тянусь к ней, не обращая внимание на снег и холод. Разве может быть холодно, когда Рейнис так близко, когда, наоборот, меня бросает в жар, стоит мне губами коснуться ее губ?
Стоит мне коснуться ее губ своими, как меня накрывает спокойствие и понимание того, что все происходит ровно как нужно, что мы рядом, на своих местах, где должны быть. Но мы говорим о будущем совсем в другом ключе. Это заставляет меня пошутить, а ее – разорвать объятия и дать мне подзатыльник, которого я не ожидал. От неожиданности я кидаю на Рейнис полный возмущения взгляд.
- Ты что? Это же шутка. Я не собираюсь ни в какой Дозор. Я не уйду никуда без тебя, а Стена – не то место, где нам стоит быть.
Кто-то скал бы, что для бастарда вроде меня это самое лучшее решение и был бы рад, но я не оставлю Рейнис и не уйду на Стену, это не мой путь. Тру затылок, по которому пришелся удар, соглашаясь с последним утверждением, что, впрочем, для меня не новость.
- Да уж… Но лучше обращай эту руку не против моей головы.
Да, у нас есть секреты, которые никто не знает. Если Рейнис говорит, что ей спокойнее, когда на моих плечах теплый плащ, то мне – когда я знаю, что, случись что, она сумеет за себя постоять. Мастер над оружием Винтерфелла передает знания всем сыновьям Эддарда Старка, а я передаю их ей.
А нам, правда, пора возвращаться, и мне хочется думать, что у нас остается хоть сколько-то дней затишья до момента, как все к нам нагрянут. Наверное, зная, что это не так, я не торопился бы назад. А Рейнис как будто чувствует, что времени не так много, останавливается и целует еще раз, и это ощущение передается и мне. Мы задерживаемся насколько это возможно, я снова притягиваю ее к себе, просовывая ладони под плащ, желая задержать поцелуй как можно дольше, но у всего есть границы. А по возвращению в замок мы оба понимаем, что все кончается.

Когда кончается что-то одно, начинается другое. Лучше или хуже – покажет только время, наше будущее. Пока же я вижу единственный выход, и собираюсь, решая, что нужно действовать. Я не позволю случиться тому, что они задумали сделать. И я зол. Зол на всех, больше всего на отца. Мне бы хотелось, как раньше, иметь возможность улизнуть с приема, но с одной разницей – улизнуть, чтобы больше сюда не вернуться. Как раньше, когда Рейнис, видя в том, что я не сижу с семьей, несправедливость, в открытую кидала вызов привычным устоям, пересаживаясь ко мне, а потом мы и вовсе сбегали, проводя время намного интереснее, чем скучная трапеза и разговоры ни о чем.
Мы не можем сбежать из зала, где на Рейнис после ее появления в старом забытом образе, всколыхнувшем воспоминания у каждого из гостей и старших хозяев дома, направлены взгляды. Где ее отметили уже по обращению «дядя» к королю, своими же руками убившему ее родного, пусть и предавшего, отца. Зато после, когда уже все случилось, я успеваю зайти в ее комнату, и у меня есть план.
План не доработан и не идеален. Я волнуюсь, понимая это, но так же осознаю, что нужно действовать, пока у нас есть такая возможность. В комнате Рейнис Призрак – волк знает, кому из нас нужна помощь ,и понимает, что мое появление не заставит долго себя ждать. Пока Призрак рядом с Рейнис, я могу быть спокоен, насколько это возможно при всех условиях. Я не нахожу себе места, выдавая поток мыслей, отсеивая неудачные идеи и задавая вопросы, на которые ответов у меня пока нет. Рейнис видит это, ловит меня и сажает рядом с собой. Мои мысли больше не мечутся, когда она рисует на моих ладонях невидимые узоры, успокаивая. Я стараюсь продумать тонкие места плана, доработать его на ходу.
Вопрос Рейнис заставляет меня поднять на нее глаза. Я перестаю говорить и замираю, думая. А ведь, правда, Джоффри – худший из всех возможных вариантов, но я бы не посчитал, что все в порядке, будь на его месте кто угодно другой. Я не могу заглянуть вперед во времени и узнать будущее, но мысль о том, что Рейнис будет отдана кому-то, кого она не знает, что за нее решат ее судьбу, что кто-то уведет ее навсегда, что наши пути разойдутся…
- Не за Джоффри. Не за того, кого ты не любишь, и кто не любит тебя.
Я смотрю на нее и ловлю ее ладони в свои, сжимая. Утопия. Но мы можем попытаться сделать ее реальностью, если у нас все получится. И Рейнис уже без смеха говорит, что за него не выйдет. Я вспоминаю зимний лес, как будто мы были там не вчера, а давным-давно. И притягиваю ее, целуя, и прижимаю к себе, не выпуская, как будто, если я ее отпущу, она исчезнет, и я больше ее не увижу.
- Да, не выйдешь. Ты не будешь больше воспитанницей, заложницей, кем-то, кого держат как козырь на всякий случай и ждут, когда настанет момент его использовать. Я не дам тебя использовать, Рейнис. Даже ради мира во всем мире, на который рассчитывает отец. Его все равно не будет.
Рейнис уточняет, говорит дальше, теперь у моего эскиза плана появляются реальные черты, детали, которые помогут нам добиться своего. Но все равно мы будем уязвимы. Мы можем полагаться друг на друга, но вдвоем нам не справиться.
- Ты права, медлить точно мы больше не можем, может оказаться, что сейчас последний шанс скрыться  сглаз. Пока только ты, я и Призрак.
А волк уже стоит у двери, намекая на то, что так оно все и есть.
- Согласен, время не ждет. Но Призрак пусть останется с тобой. Хорошо?
Последний вопрос задаю уже, глядя в красные глаза, касаюсь головы волка и треплю его между ушей, прежде чем выскользнуть за дверь.
Собирать в дорогу нам много не нужно. Теплая одежда, еда, свечи. Оружие, огниво, пустые фляги, деньги. Два охотничьих ножа, кое-какой еще скарб, и все уместить в небольшую торбу, которая не будет мешать в пути. Спускаясь в крипту, невольно снова начинаю волноваться. Что, если я спущусь, а Рейнис здесь не будет? Что, если что-то пошло не так? Но в крипте я вижу длинную тень, фигуру, которая тянется к одной из статуй, и я понимаю, что это Рейнис, а навстречу мне выбегает Призрак. Глажу волка и кидаю взгляд на свиток, который теперь держит фигура девушки, призраки которой сегодня ночью придут к королю, королеве, отцу да и мало ли кому еще.
Рейнис берет меня за руку, а волк бежит вперед. Шуметь, говорить, мы пока не можем, слишком опасно. Мы спускаемся долго, пересекая водную преграду, которая убирает запах. Так нас не выследят, дальше мы можем идти уже спокойнее, пробираясь сквозь неприметную щель между камней. Оставляем вещи и переглядываемся. Первый этап прошел. Рейнис предлагает пустить ложный след, с этим я согласен. Выбираемся из убежища другим путем, и все идет спокойно, мы выводим лошадей, когда вдруг словно гром я слышу голос. Главный разведчик ночного дозора умеет бесшумно красться и многое подмечать.
А я вижу, что Призрак прекрасно видел его приближение, но нас не предупредил. Волк подходит к Бенджену Старку и нюхает его сапог, а потом подбегает ко мне, тыкаясь мокрым носом в мою ладонь. Рейнис берет меня за руку, но я опережаю ее, начиная говорить.
- Мы здесь не останемся, дядя Бенджен. То, что придумали отец и король, не поможет, но есть еще силы на нашей стороне. Ты здесь, но прошу, не стой у нас на пути. Мы все равно найдем способ добиться своего. Ты понимаешь, чем этот брак обернется для Рейнис. Этому нужно положить конец.
А Бенджен оглядывает лошадей и смеется, спрашивая, что же, мы думаем, за нами не будет погони, и никто не догадается, где нас искать. Он спрашивает, но я верю Призраку, который теперь ныряет под наши с Рейнис сцепленные руки, будто говоря, что и Бенджену можно доверять.
- Помоги нам. Мы спрячемся и переждем, пустив погоню по ложному следу, но нам нужно узнать, когда в порту будет корабль в Дорн. Мы поплывем туда, там родные Рейнис, они помогут.
А дядя тянется за пояс и достает зачехленный кинжал с черным камнем в рукояти и протягивает его Рейнис, говоря, что, в таком случае, он может сыграть ей хорошую службу. Он обещает прийти через три дня и дать нам знать об обстановке снаружи. И о кораблях, как только у него будет информация. И он бьет по крупу лошадей, отправляя их, куда глаза глядят, а мы с Рейнис остаемся здесь. Возвращаясь в пещеру, я все еще сжимаю ее руку. Наверное, иначе, не будь ее со мной рядом, не чувствуй я ее тепло и не желая быть для нее сильным, меня бы могло трясти после пережитого. Оказавшись в пещере снова, я опускаюсь на каменный пол и начинаю рыться в сумке, ища огниво. Нужен свет.
- Я верю Призраку, дядя нас не выдаст. Дело даже не в клятве защищать тех, кому нужна помощь, просто он тоже понимает, что такое Джоффри, и не любит игры в престолы, когда используют людей, словно вещь.
Я пытаюсь высечь искру, но у меня не выходит, видимо, все же волнение дает о себе знать.
- Зачем ты оставила письмо в крипте, что в нем?
Теперь я могу спросить. И, наконец-то, зажигаю одну из свечей, пещера озаряется тусклым светом.
- Я взял все, что смог найти, но их не так много. Придется поберечь. - Закрепляю свечу между камней и подхожу к Рейнис, заглядывая ей в лицо. - Как ты?

Отредактировано Marhold Fawley (2018-01-21 22:37:58)

[NIC]Jon[/NIC]
Решимость не берется ниоткуда, способность действовать просыпается в ответ на действия извне, которые противоречат тому, во что веришь и чего хочешь. Смиряться с решениями, с которыми мы не согласны, мы не будем – и такая возможность у нас есть. Возможность имеется, но, для того, чтобы все получилось, нужно учесть очень много всего. Ошибки допускать мы не можем, любая самая маленькая оплошность станет для нас роковой.
Никто не рождается героем, способным бросить вызов миру. Здорово бегать с деревянным мечом по двору, представляя, что ты Дейрон Молодой Дракон, ведущий армию на непокорный Дорн. А сейчас этот самый Дорн – единственное место, где мы с Рейнис можем найти помощь, да и то не благодаря каким-то моим действиям. Я не герой. Но я не могу позволить увезти Рейнис в Королевскую гавань, и любая помощь, которая может быть доступна – нам нужна. Мы не знаем людей, которые ждут нас на Юге, а здесь мы оставаться не можем, у нас есть только надежда и вера на что-то зыбкое впереди. Зато у нас есть прекрасное понимание того, что случится, если мы не ухватимся за призрачную протянутую руку помощи. А в такой ситуации нет другого выбора кроме как рискнуть.
Мы рискуем, бросая вызов короне. Рейнис рискует с самого начала, провоцируя короля, его семью и свиту. Она продолжает идти на риск и дальше, оставляя в крипте послание. Последние слова для ее дяди-короля. Риск для меня по сравнению с этим ничтожен, я всего лишь бастард, меня даже сыном Эддарда Старка не назовут, потому что законные сыновья отца это совсем другое дело. Я – никто для них всех, невидимка. Призрак. Но те, кто меня замечает, видят во мне человека, а не ярлык. И с Рейнис так же, только наоборот. Ее саму не видят за другим ярлыком, но те, кому неважно то, что мы не безвольные куклы-марионетки, и не хотят пытаться это замечать. Они не будут утруждать себя, ведь это совсем им неважно. Неважно это и кому-то из тех, с кем мы живем в Винтерфелле бок о бок практически всю жизнь, но их отношение мы тоже научились не принимать в расчет. Тогда для чего нам менять что-то из-за короля, еще один ярлык?
Дядя Бенжден ушел в Дозор отчасти из-за этого. Игры престолов интересовали его мало, на Стене он видел возможность делать действительно полезное дело и такое, которое ему самому гораздо ближе. Тамошняя жизнь проще, потому что черное стирает все другие цвета. В Дозоре не смотрят на ярлыки, данные человеку «до», там все равны изначально, а дальше уже сами они зарабатывают себе имя и место в своем кругу. Я знаю, что мой дядя – хороший человек, но я не могу с уверенностью довериться даже ему. Здесь я могу доверять лишь двоим – Рейнис и Призраку. И Призрак дает нам совет, которому мы и следуем. Уже потом, в пещере, когда первый шаг сделан, и неожиданный союзник найден, мы можем поговорить о том, что будем делать дальше. Мы не заглядываем далеко вперед – пока наша задача улизнуть из-под носа короля.
- Да, без помощи нам не справиться, но просить дядю самим… Рискнули бы мы?
Я все еще борюсь с огнивом, и мои мысли по-прежнему там, с дядей Бендженом, у стен Винтерфелла. Наконец, когда загорается первая свеча, я справляюсь с собой. Не стоит лишний раз думать о том, что могло бы случиться, когда оно не случилось. Но сделать вывод стоит. Нужно быть всегда начеку, не терять бдительность.
И Рейнис… Она смеется, когда слышит мой вопрос, хотя я не спрашиваю ничего смешного, да и ей не очень весело. Но это помогает рассеять напряжение. Нам теперь не остается ничего кроме ожидания – корабля в Дорн или своей участи.
- Я должен. – Смотрю на нее серьезно, но от прикосновения к щеке мой взгляд теплеет. – Отец сделал бы что-то, если бы захотел, хотя бы попытался, но этого не случилось. И при чем здесь четырнадцать?
Последнее проговариваю, уже просто ворча под нос себе. Разве так уж важно, сколько мне лет? Тот же король Дейрон… Мысль о юном короле, которому так хочетелось подражать, бесстрашно бросаясь в битвы и ведя за собой войска, сейчас вызывает только улыбку. Героев нет, все мы люди. А Дейрон сгинул, так и не закончив начатое дело, и такой финал нам совсем не нужен. Слушаю о письме, хмурюсь, слыша о том, что там продолжение игры, затеянной Рейнис сегодня на пиру. Правда, начав игру однажды, вряд ли можно так легко ее остановить. Маленькая игра с Робертом Баратеоном и призраками из прошлого и большая игра с королем и его желанием упрочить свое место на троне – две большие разницы, но одна невозможна без другой.
- Он поразмыслит, быть может, вспомнит былое, себя, каким он был, ее, какой была она. Но он изменился, прошло много времени, многие люди повлияли на него, да и корона сделала свое дело. Лианна для него – это прошлое, воспоминание. А Королевская гавань – настоящее, иначе стал бы он приезжать сюда и придумывать это все. Захотел бы, чтобы имя Таргариенов вновь зазвучало по эту сторону Узкого моря? Он может вспоминать, но воспоминания не возьмут над ним верх.
Мне все еще не нравится то, что придумала Рейнис, платье, цветы в волосах. Это воспоминание – игра по правилам, которых она не знает полностью. Но, сделанного не вернешь, и стоит закрепить успех, какой бы он ни был. А Рейнис говорит нам о планах. И помощь, на которую мы могли бы рассчитывать, ту, которая пришла бы из-за моря, тает. Остается только Дорн – и хочется надеяться, что дяди Рейнис по матери не захотят поступить так же, как со своей сестрой, согласно слухам, хочет поступить Визерис. Впрочем, дорнийцы не торговцы, и кровь для них важна. Так же как и память. Дорнийцы не забывают предательств и не прощают врагов.
- Мы едем туда, и смотрим на месте. Думаю, что и твои дяди только ждут возможности начать действовать, выжидают момент. Там все не так, как здесь, люди там живут по-другому. Но, знаешь, говорят, что Север помнит. Мне кажется, что с Югом в этом они солидарны.
Усталость берет над нами верх – слишком много всего. Рейнис засыпает рядом с Призраком, а я какое-то время смотрю на них, глажу волка между ушей, смотря в красные глаза, а потом вспоминаю о том, что свечей у нас мало, их нужно беречь, и ложусь рядом тоже, уже в темноте находя руку Рейнис и сжимая пальцы. Мне так спокойнее. А через положенный срок появляется наш союзник, с вестями, которые лишь убеждают нас в верности выбранного пути, и с надеждой на этот путь.
Путь, благодаря его помощи, оказывается проще, чем мог бы быть, но на корабле мы стараемся не высовываться, хотя после сидения в пещере простор, открывающийся взгляду, просто захватывает дух. Я был младенцем, когда отец привез меня в Винтерфелл, и, конечно, не помню путешествия туда, а, кроме того, я никогда не покидал суровый край, ставший мне родным, который я зову домом. Рейнис была старше, она помнит о других городах и своей жизни во дворце, хотя, многое из ее воспоминаний лучше бы забыть. Но мы оба не были в Дорне, и оба не совсем готовы к тому, что увидим, оказавшись в порту. На Севере людей мало, а здесь все снуют туда и сюда, солнце яркое, и воздух даже жарче, чем мы думали, собираясь в дорогу. Здесь есть корабли из Простора, из Староместа, Чаячьего города, и много кораблей. Прибывших из вольных городов. И люди здесь тоже разные. Загорелые, подставляющие солнцу лица, и бледные, закрывающие руками глаза, чернокожие, говорящие на непонятных нам языках. Яркие ткани и запахи специй, крики, громкий смех, грохот бочек, выкатываемых из трюмов. У меня разбегаются глаза, и я сразу боюсь потерять Рейнис во всей этой толпе, во всей пестроте и суете. Никто не обращает на нас особенного внимания – мы здесь одни из многих. И я перестаю обращать внимание на обстановку, в том плане, что не рассматриваю ее как что-то, что производит впечатление, ошеломляет собой. Мы приехали сюда ради дела, и здесь нам быть. Я смотрю на Рейнис и вижу на ее губах улыбку – не ту, за которой она хочет скрыть что-то, а настоящую, и это хорошо. Это ее край, здесь жила ее мать, здесь ее семья.
- Непривычно, особенно Призраку. А людям непривычно от него.
Действительно, из нас троих самый приметный – он, но Призрака не спрячешь и не замаскируешь ни подо что-то другое. И он первый приклекает внимание. А я смотрю на человека, о котором говорит Рейнис, но я его, конечно, вижу в первый раз.
- Думаешь, это кто-то из них? Кто был тогда с вами во дворце?
Боги знают, как я не хочу напоминать Рейнис о тех днях во дворце, ведь они неотрывно связаны с восстанием и всем, что ей пришлось пережить тогда. Но теперь уже не получится забыть о прошлом даже на время. Наоборот, оно станет напоминать о себе каждый день. А Рейнис… Те события не перечеркнули то хорошее, что происходило с ней до них. И я надеюсь, что в этом месте она вспомнит больше хорошего, даже если, зная то, что случилось потом, оно всегда будет с привкусом горечи, оно не изменит суть.
- Подойдем ближе, послушаем, о чем спор?
Мы слышим голос, а потом мужчина вдруг смеется, и снисходительно бьет опустившего голову оппонента по плечу, дескать, ну-ну, не надо расстраиваться, просто больше со мной не спорь, а потом смотрит на нас, останавливает взгляд на Рейнис и всматривается внимательно. Кажется, первый шаг сделан.
В Солнечном копье есть замок с высокой башней, шпиль которой виден из каждой точки города. Днем окна в нем закрывают на деревянные ставни, чтобы солнце не накаляло помещение, а к вечеру распахивают, запуская свежесть с моря. Призрак чихает и трет лапой нос – много новых запахов, к которым он пока не привык, но не хочет показывать свой дискомфорт – знаю, что это временно. Запахи смущают меня мало – но много новых людей вокруг, не всех из которых я запомнил, смущают сильнее. Оказалось, что здесь никого не волнует то, что я бастард. Фамилия Сноу не заставила еще никого отнестись ко мне как-то иначе, чем к другим. Я ловлю на себе чьи-то взгляды, но думаю, что дело больше в Призраке – лютоволков здесь точно еще не бывало, а бастардами никого не удивишь. У самого Оберина Мартелла  целая вереница дочерей, и все они Сэнд, но это никого не волнует. Кузины Рейнис все разные, но, несмотря на это, видно, что они – семья.
А вот Рейнис я вижу не так много, как раньше, и это сильно меня огорчает. Да, мы вступили в игру, из которой не выйти, да, у нас появилось много новых знакомых и новых дел, но, все равно, я привык, что мы рядом, а теперь я могу видеть ее если только вечерами, когда все дела переделаны, и остается свободное время перед сном. Я не заброшен и не забыт – мне тоже находятся занятия, и много. У дорнийцев можно многому поучиться, и я знаю, что новые навыки владения оружием никогда не окажутся лишними. На Севере признают мечи, луки и стрелы да копья, а здесь оружия больше, многое из которого можно спрятать и незаметно пронести с собой куда захочешь, и я учусь всему этому, пока у меня есть шанс и учителя, а учителя тут самые лучшие. К вечеру я вымотан упражнениями и жарой, но мне нравится эта усталость, она говорит о том, что время проведено с пользой. А еще, что, наконец-то, наступает время отдыха.
Привычка собираться вместе, лежать среди подушек, непринужденно болтая, это здорово, но я не такой человек, чтобы сходу влиться в общее настроение и поддерживать веселье, я просто этого не умею и никогда не умел. Я наблюдаю – за людьми, за разговорами. Иногда улыбаюсь, слыша что-то, иногда вставляю свою пару слов. В один из вечеров я смотрю за тем, как Рейнис учится играть в кайвассу, и сам запоминаю правила игры и типы фигур. Среди новых событий легко сбиться со счета дней, проведенных в Дорне, но я знаю, что завтра мне перестанет быть четырнадцать – возраст, который Рейнис тогда упомянула, а я ворчал. Когда тренировочная партия подходит к концу, сажусь напротив нее, улыбаясь.
- Давай сыграем? Я запомнил, что тебе говорили.
Сложная игра, которая требует практики, но я не боюсь проигрыша в ней. Это просто фигуры на доске, и первая попытка усвоить правила. Делаю первый ход.
- Сложная игра, но интересная. Я смотрю, здесь все умеют играть, даже твои младшие кузины. А на Севере такой игры не знают. – Пожимаю плечами. – Там не знают многих вещей. Твой дядя показывал сегодня, как можно обороняться копьем от двух мечников сразу и, знаешь, ни один из них не смог ничего с ним поделать... А ты? Не только же игра в кайвассу, расскажи мне?
Смотрю за тем, как Рейнис переставляет фигуру на своей половине доски, и накрываю своей ее руку.
- Мы мало видимся, я не могу к этому привыкнуть. Мне кажется, что что-то ускользает у меня из виду, но не могу понять, что. Скажи мне, все в порядке?
Я не хочу, чтобы что-то между нами менялось, несмотря на место и людей вокруг.

О каком будущем может мечтать рожденный на Севере бастард?  Пятно на чести дома отца и ребенок, которого никогда не принимала, только терпела, мачеха? О каком будущем может думать выжившая в страшном дне девочка, права которой на трон до сих пор кто-то может посчитать легитимными и попытаться сыграть на  них ради своей выгоды? Не нужный взрослым ребенок и ребенок, нужный всем сразу, которые вместе выросли, решившие проложить собственный путь, отличный от заготовленных другими для них дорог. Мы приняли решение – и теперь мы в стране матери Рейнис, и совершенно не знаем, что будет. Одно знаем точно – теперь будущее принадлежит нам самим. Теперь мы решаем, кто нам поможет, а чья помощь нам не нужна, и к чему мы хотим прийти в итоге. А, если мы еще не знаем все наверняка, то, по крайней мере, знаем, чего мы точно не хотим.
Хоть Рейнис и говорит мне, что кровь продается, я не хочу, чтобы это случилось с ней. Я говорю про нее, потому что моя кровь на подобном рынке не будет нужна никому, а за тем, чтобы фамилией своего рода раз и навсегда закрыть род Таргариен в Вестеросе и тем самым придать себе и будущим наследникам максимальный вес в мире, выстроится очередь. И пусть она утверждает, что это норма жизни, я не хочу об этом думать ни минуты, ни на секунду не могу представить ее рядом с кем-то, кого она на самом деле не любит, не могу представить ее с кем-то… другим.
Пока мы движемся на юг, и страна солнца и песка по приезду кажется нам непривычной, но улыбка человека, который, кажется, Рейнис вдруг узнает, почему-то располагает к себе. Север скуп на эмоции, люди считают их слабостью и стараются побороть лишние чувства, не показывать их никому, часто даже себе. Своей выходкой с платьем Рейнис начала игру, правил которой до конца знать не может, и Дорн стал следующим шагом в этой игре. В Дорне эмоции не прячут и не скрывают своих желаний, но и в игры здесь играть мастера. Так что вечером, когда Рейнис учится играть в кайвассу, тоже наблюдаю за этим, слушаю правила, внимательно смотрю – она решает играть в игры, и я буду с ней до конца, так что и мне нужно учиться. Не только фигурам и их передвижениям по цветным клеточкам поля, а правилам других игр, в которые играют люди, и ставки в которых выше.
Я учусь здесь многому. Владению оружием, которое не в ходу на севере, приемам с тем, которое на севере знают, но не действуют так, как на юге. Нас с Рейнис обоих здесь учат, и это хорошо, это нам нужно, но то, что мы почти не видим друг друга по сравнению с тем, как это было раньше, тревожит меня не на шутку. Я хочу снова иметь возможность первым узнавать то, чем она занимается и о чем думает, и иногда забывать, для чего мы приехали в Дорн и от чего сбежали. Я подсаживаюсь к ней, говоря об игре, делая ход, но продолжаю уже о том, что меня беспокоит сильнее. Касаюсь руки Рейнис, потому что хочу дотянуться. И вспоминаю зимний лес, бег, смех и поцелуи. В Дорне люди не скрывают эмоции, но мы приехали с Севера. Правда, эмоций друг от друга мы с Рейнис никогда прятать и не пытались, ловя их сразу по одному взгляду или слову. Я касаюсь ее руки, потому что мне сейчас слишком мало Рейнис в жизни, и я очень не хочу, чтобы и дальше все было так. Я хочу говорить, спрашивать, узнавать и слушать. И касаться ее, чувствовать рядом, тоже. Наши ходы и исход игры меня совсем не волнуют, важен наш разговор и время, которое мы наконец можем провести друг с другом, пусть вокруг и полно других людей.
Рейнис смеется и двигает фигуру другой рукой, я улыбаюсь. Правила созданы для того, чтобы их нарушать.
- Если один путь невозможен, ты находишь другой.
Улыбаюсь снова. Наши пальцы переплетаются, и слова, которые мы произносим, те, что об игре. Как будто переходят в параллельный мир, прикосновения гораздо больше говорят нам. Рейнис тоже скучает по времени, когда мы были рядом намного больше. Мы вырастаем, но не должны об этом забывать.
- Победа в игре не так важна, когда это только тренировка.
Не выпускаю ее пальцев, ловлю второй рукой другую руку, когда она тянется и касается моей щеки. От прикосновения по телу разбегается тепло – кто сказал, что в Дорне жара, перекрывающая все остальное? Это неправда. Слова о делах и заботах – вот, что мне нужно услышать. И почувствовать ее снова рядом.
-Я не могу не беспокоиться.
Качаю головой, глядя на нее. Она быстро влилась в эту жизнь ,и это прекрасно, ведь эти люди – ее дяди, кузины, кузены, близкие родственники. Рейнис росла на Севере как воспитанница моего отца, но на юге у нее оставалась семья, которая о ней никогда не забывала и приняла, дала укрытие и помощь сразу – для нее и ее спутников, Призрака и меня. Я слушаю о ее делах с улыбкой. Я рад, что все так получилось.
- Тебе нравится здесь?
Этот мир мог стать ее миром с детства, если бы король, убивший ее отца, не решил иначе. Но тогда мы бы вряд ли когда-то встретились. А теперь мы вместе среди других людей, но не чувствуем себя чужаками. Мы всегда были вместе, и так будет и дальше.
- Много нового, у меня тоже. Все это нам пригодится, даже эта игра.
Про игру мы, правда, не вспоминаем, перечисляя то, что дневной свет скрывает, разводя нас в разные стороны. А сейчас мне кажется, что вечер совсем как дома, только людей вокруг нас больше, я слышу смех, на несколько мгновений отвожу взгляд от Рейнис, смотря по сторонам. Легко и непринужденно, все по отдельности, но каждый среди своих и чувствует себя свободным делать то, что хочет. И мы с Рейнис тоже части этого всего.
Она треплет меня по волосам, спрашивая о моих успехах. Я пожимаю плечами, опять улыбнувшись.
- Оно не похоже на то, к чему мы привыкли, как и очень многое другое здесь. Я попробовал несколько раз, мне интересно научиться. Но пока мои успехи не не лучше, чем у самых младших оруженосцев, едва получивших право так себя называть. Но это нормально, я не сдаюсь. Мастером, как твой дядя, я, конечно, вряд ли стану, меч мне роднее. Но это тоже то, что нужно уметь. А ножи ,яды? И что за приключения у вас с кузинами? Ты расскажешь?
На Севере у Рейнис не было девочек ее возраста, с кем она могла бы дружить. Самые близкие по возрасту Санса и Джейни Пуль, но дружбы между ними так и не сложилось. А она в это время резко встает, заявляя, что выиграла. Смотрю удивленно и немного испуганно поначалу – я сделал что-то не так? Но мой страх не находит подтверждения, понимаю это сразу и улыбаюсь, забывая тревоги.
- Такого в правилах твой дядя точно не упоминал. Правда, здесь бы, наверное, сказали, что в случае победы правила уже не важны.
И мы, выросшие вне этой логики, но решившие сыграть в игру с сильными мира сего, должны довериться ей и ее принять. А Рейнис так и не отнимает руку, тянет меня с собой к выходу, и никто нам не скажет ни слова на то, что мы хотим сейчас уйти.
- Пойдем.
Признаться, обычных прогулок без какой-то важной цели мне не хватает, но сейчас важнее то, что мы с Рейнис будем вдвоем, без окружения знакомых нам людей, а потому как будто одни. Призрак провожает нас, но все мы понимаем, что волк останется в замке, он слишком приметный. Да, Дорн дарит свободу, но, выходит, не всем. Тоже касаюсь белой шерсти, выходя вслед за Рейнис, все так же не размыкая наших рук.
- Вот такие приключения с кузинами? Масла?
Я кручу головой, рынок яркий, пестрый и шумный, с кучей непонятных предметов, которые хочется рассматривать, крутить в пальцах, запахи, которые хочется вдыхать, продукты, вкус которых узнавать. Вспоминаю ярмарки возле Винтерфелла, и улыбаюсь, по сравнению с этим они были пародией. Но нам нравилось…
Вдыхаю запах из флакончика, который открыла Рейнис. Резкий, растительный, даже дыхание перехватывает, я такого не ожидал.
- Что это такое? Почему ты выбираешь эти?
Уже осторожнее пробую и другие запахи. Мне нравятся ароматы, хотя какие-то и незнакомы раньше. Девушка в магазине подносит на пробу еще.
- Возьмем вот это?
У меня в руках флаконы с чем-то острым, но дразнящим обоняние всего парой капель, и легким и сладким, что мне почему-то напоминает Рейнис, но я об этом молчу.
- Красный перец. А это жасмин. А еще вот это…
Мандарин и гранат.
Гранат я покупаю рядом, плод надрезают, и он разламывается в руках сотнями маленьких рубиновых зерен. Мы делим фрукт на двоих, я рассматриваю его с интересом и сравниваю сладкий, но чуть горьковатый запах, с маслом, которое мы купили только что.
- Красивый. Здесь все яркое, правда? А эти ягоды…
Как кровь – почему-то думаю я, но молчу. На вкус они сладкие, а вокруг смех, где-то начинает звучать музыка.
- Пойдем туда?
Я тяну Рейнис за собой. Мы здесь среди людей, но будто одни, и мне не хочется возвращаться. Завтра мне станет пятнадцать лет, но я не хочу торопить этот день, хочу задержаться в этом, мне в нем хорошо. Возле музыкантов начинают появляться танцующие, и Рейнис ведет меня к ним, туда. Я сперва пугаюсь, трясу головой, отрицая, а потом мне вдруг хочется прекратить говорить чему-то «нет», и я шагаю вперед, пробуя услышать музыку и почувствовать ее. В воздухе раздается легкий звон, я смотрю на Рейнис и пробую брать с нее пример. Немного неловко, но так весело…
- Откуда этот звон?
Я кручу головой и замечаю монеты – на платьях, на браслетах, которые продают тут же рядом. Успеваю метнуться, и тут же возвращаюсь, снова ловлю Рейнис за руку, притягивая ее ближе. Чтобы говорить – но и не только. Надеваю ей браслет, и частица тихого звона теперь рядом с нами. Я улыбаюсь, слыша этот звук. Он легкий, веселый, и отгоняет мрачные мысли прочь. Музыка кончается, а я подношу к губам ее руку, оставляя поцелуй на ладони.
- У тебя должен быть такой. И не только. Много, разные. Это начало.
Это ее мир, который она не знала. Она знакомится с ним так же, как и я, сейчас, но у нее получается быстрее. Я хочу ей помочь. И, тем более, это очень красиво.
- Это очень красиво. Ты красивая.
Не отпускаю ее от себя, целую, а музыка начинает играть снова, воздух опять наполняется смехом, звоном, все движется в ритме танца. Я беру Рейнис за руку и уже сам увожу в круг танцующих. Праздник может быть тогда, когда нам этого захочется, а не в один определенный день. И этот день я запомню.
А утро врывается ко мне с Рейнис и ее голосом, ее прыжком с ногами на кровать и щекоткой, и нашим общим смехом до изнеможения, как это бывало в детстве. В детстве мы отмечали праздники вдвоем, устраивая друг другу сюрпризы. Призрак прыгает к нам, и я, снова смеясь, начинаю сомневаться, выдержит ли столько кровать.
-Рейнис…
Когда она падает рядом, поздравляет и обнимает, прижимаю ее к себе, пальцами путаясь в длинных волосах. Слышен тихий звон – вчерашний браслет звенит на запястье, и мне так нравится этот звук…
Рейнис выскальзывает из моих рук, вскакивая, открывая окна, запуская свет и еще пока оставшуюся после ночи прохладу. Смотрю на нее в солнечных лучах, садясь на постели. Улыбаюсь счастливо и широко, все еще помня ее в объятьях.
- Так быстро? – встаю с постели, подхожу к ней и обнимаю опять. – Спасибо. А что внизу?
Она хочет мне показать то-то, а  я не хочу отпускать ее от себя, хочу слушать, как она напевает мотив одной из песен, что мы слышали вчера, и быть рядом со звоном браслета. Но она старалась для меня тогда, когда я боялся, что что-то в наших жизнях изменилось. Она готовила мне сюрприз, а я выспрашивал, все ли в порядке. Целую ее в волосы, прежде чем приступить к сборам.
- Это утро я запомню, спасибо. А теперь у нас целый день?
Внизу нас встречают остальные, и так много, что я теряюсь, крутя головой, слыша столько поздравлений сразу, не успевая отвечать всем. Я в центре внимания, и это так непривычно. Но здорово. Я то и дело ищу Рейнис глазами, то теряя, то находя опять. Раздается музыка, похожая на ту, под которую мы вчера танцевали на улице, но там нас никто не знал, а здесь все смотрят… Рейнис тянет меня, и я понимаю, что разницы нет, что никто не скажет ни слова против, что люди только порадуются, ведь весело всем. И я иду за ней, вспоминая то, чему научился вчера. Это, правда, здорово, первый мой такой день рождения, которому рады все. Он длится до вечера, а после заката, когда этот день проходит, все начинают расходиться, мы снова остаемся с Рейнис вдвоем.
Он длится до вечера, а после заката, когда этот день проходит, и все начинают расходиться, мы снова остаемся с Рейнис вдвоем. Мне понравился праздник – но, признаться честно, я рад опять остаться с ней один на один и ощутить, как она касается меня, обнимая. Обнимаю ее тоже, притянув, и совсем не хочу расставаться, не хочу, чтобы день кончался и не хочу идти спать. Правда, и вчерашний день показал, что от календаря зависит на самом деле немного, и только люди решают, когда им веселиться и танцевать, и совсем не обязательно дожидаться какой-то особой даты, чтобы это все устроить.
-Праздник… Такого у нас никогда не было. – Я зарываюсь лицом в ее волосы, чувствуя ароматы масел, которые мы вместе вчера покупали. – Спасибо. Вышел удивительный сюрприз. Столько людей сразу… Спасибо тебе, что сделала это для меня.
Отпускать ее я не хочу, и на прозвучавшее «Спокойной ночи», растерянно смотрю, но Призрак оказывается сообразительнее меня, и хватает Рейнис за ткань платья, а потом так же тянет меня, уводя нас с собой. Я фыркаю, видя довольную морду Призрака, кажется, утренний смех напомнил ему о времени в Винтерфелле, когда мы часто оставались втроем, и он решил устроить это и здесь.
Рейнис треплет волка по шерсти, и его морда, мне кажется, становится еще более довольной.
- Сегодня мы были на празднике, а вчера гуляли, Призрак был один. – Я подхожу к ним, наблюдая за выражением красных глаз. – Хитрюга. Но я его понимаю. – Улыбаюсь опять, другого решения быть не может. – Да, ты… А?
Она поворачивается, прося помочь, и убирает волосы со спины. Вроде бы, все просто. Мы и раньше часто оставались так, и это привычно, нормально… Но сердце начинает биться чаще, стоит мне коснуться ленты, и я провожу по плечам Рейнис , прежде чем окончательно распустить узел. Легкая ткань шершавая на ощупь, под тонким материалом тепло кожи, которое можно ощутить даже так. Невольно задерживаю касание, а потом, спохватившись, отдаю ленту, расшитую солнцами, Рейнис.
- Герб Мартеллов.
Символику я узнаю. Но сказать что-то кроме, не успеваю, вижу ,как Рейнис открывает шкаф и смотрит, что внутри.
- Тебе тоже бывает непривычно это все? Жара, одежда, еда, запахи?
Я спрашиваю, когда Рейнис с одной из найденных вещей уходит, переодеваясь. И, поднимая взгляд, ошеломленно замираю, рассматривая ее – в моей рубашке, которая ей большая, и я думаю, что она меня старше, но я достаточно вырос, чтобы стать выше и больше нее, и, несмотря на разницу в годах, в положении, которую на Севере старались вбить нам в головы, я хочу сделать все, чтобы она была счастлива. Все, что будет зависеть от меня, или нет.
- Тебе идет больше, чем мне.
Призрак уже забрался на кровать, разлегшись посередине, и довольно смотрит на нас. Рейнис уходит к нему, и теперь моя очередь готовиться ко сну. Мне есть место с другой стороны от Призрака, я забираюсь на кровать, когда Рейнис, перегнувшись через волка, целует, а я почти не успеваю отреагировать, только отвечаю, касаясь ее щеки, и она снова исчезает, обнимая Призрака. Я нахожу в белом мехе ее руки и накрываю их своими. Так мы и засыпаем, очень быстро.
Я нахожу ее руки в белой шерсти и накрываю их своими, и, на границе яви и сна, думаю, что это был самый лучший праздник, но и не только. То, что мне виделось изменениями, прекращением чего-то, что раньше казалось самым верным, просто меняется, как меняемся и мы с течением лет. Но эта мысль не успевает оформиться до конца, очень много впечатлений и эмоций, засыпаю я быстро, и Рейнис тоже, как и я.
Призрак часто забирался ко мне на постель, но в Дорне ему жарко, я вижу, как днем он прячется в самых далеких от солнца углах, где может быть всего прохладнее, и только к вечеру выходит из убежища. Спать между двух людей, обнимающих его, приятно, но климат дает о себе знать. Я не обращаю внимание на то, что Призрак уходит – он частенько засыпает у меня, а потом перебирается куда-то. И мне снится пещера, где мы прятались, пережидая, пока поиски не уйдут дальше, я обнимаю Рейнис во сне, сонно целуя ее в макушку, слыша, будто она недовольно ворчит что-то, чувствую, как ее рука путается в ткани у меня на груди, и стягиваю одежду через голову, отправляя ее куда-то за пределы кровати, а потом снова проваливаюсь в более глубокий сон, притягивая Рейнис к себе ближе.
Утром я не хочу открывать глаза. Медленно день берет надо мной верх, и органы чувств начинают свою работу. Сначала зрение – яркий свет в окна, солнце поднялось выше, чем обычно, когда я встаю. Затем обоняние – легкий аромат трав и масел облаком вокруг. Потом осязание – мягкая кожа под пальцами, тяжесть у меня на плече, тепло человека, единственного, который это может быть, рядом. Я приоткрываю глаза, чтобы увидеть Рейнис – спящую в моих объятиях. И я невольно думаю о том, что это зрелище самое правильное на свете. Рубашка, которая оказалась Рейнис большой, сползла, широко открывая плечи, волосы рассыпались по подушке и моему плечу. Ее рука у меня на груди, которую я, оказывается, поймал ночью и накрыл своей ладонью. Тянусь и касаюсь открывшейся линии плеч, еле ощутимо провожу по коже, и мне кажется, улыбка трогает ее губы. Она еще спит, а я совсем не хочу ее тревожить, только смотрю, замечая изгиб ресниц, свет и тени, мягкость касаний, тепло… И тепло внутри, нарастающее, расширяющееся в груди и заполоняющее собой все. Я улыбаюсь, легонько дую ей в изгиб шеи, сдувая маленькую прядку волос, а она морщится во сне, и мне становится боязно, что я ее потревожил, но реакция забавная и милая в то же самое время. Больше я это не повторяю, зная, что утро скоро возьмет верх и над ней, а пока она спит, я не стану ей мешать. Это утро после моего дня рождения я запомню тоже.
Когда ресницы Рейнис начинают дрожать, а рука у меня на груди вздрагивает и сжимает пальцы, я уже снова почти засыпаю и не убираю руку ни от края ворота сползшей рубашки, ни от ее руки, касающейся открытой кожи. Я просто знаю, что утро принесет с собой снова что-то новое. Другое, но не значит, что обязательно плохое, не подходящее для нас.
- Доброе утро.
Так же, как она, желая мне доброй ночи, я наклоняюсь и целую ее, произнеся эти слова.
- Мне снилась пещера, в которой мы прятались, когда ждали сигнала от дяди Бенджена. А тебе?
Я не пытаюсь отстраниться, магия утра все еще окружает нас. И я заглядываю в лицо Рейнис, чтобы поймать ее взгляд, чтобы она на меня посмотрела.
- Ты выспалась? Я так не хочу вставать.
Я даже думать о мире за пределами этой комнаты сейчас почему-то не хочу. Совсем.

Весь следующий день, занимаясь какими-то делами, я вспоминаю то, что было до. Танцы на улице, праздник, и пробуждение после него. Мне кажется иногда, что на груди до сих пор теплеет от прикосновения ладони, и я нахожу медальон, который теперь прячется у меня под одеждой, нащупываю и улыбаюсь. Волк и дракон вместе – Рейнис и я. Призрак правда скучает – и вечером он уходит с Рейнис, а я иду к себе, не на долго, думая, что мы потом встретимся с ней в зале и, может, снова выберемся в город, когда в мою дверь стучат. Открываю и вижу девушек на пороге. Двух.
Кузины Рейнис и кузины между собой, которые всегда держатся друг дружки, с интересом смотрят на меня. Мой вопрос логичен:
- Да?
А ответ настолько неожиданный, что о его логичности я даже не думаю. Девушки просто проходят в мои комнаты и, говоря что-то о празднике, дне рождения и о том, что я милый, и я не успеваю ничего понять, потому что их руки одновременно тянутся ко мне и к завязкам их платьев. Они смеются, видя мою растерянность, переговариваются между собой, упоминают Дорн – и начинают стягивать с меня рубашку, и тут уж думать о том, что я что-то неверно понимаю, уже не выходит. Рубашка остается в комнате вместе с гостьями, я бормочу какие-то слова и чуть ли не бегом устремляюсь за дверь. В коридоре меня начинает разбирать смех, немного нервный, немного смущенный, а щеки, конечно, пылают огнем. Я иду к Рейнис, не думая ни о рубашке, ни о чем-то еще, дергаю дверь с размаха, а она, оказывается, не заперта.
И в комнатах Рейнис закрыты ставни, зажжены свечи, и стоит большая ванна, а Рейнис в ней. Я влетел к ней не в тот момент, и торможу слету, останавливаясь и замирая. Думая сразу о чем-то совсем другом.
- Ээ… Извини, что не постучал.
Мне бы отвернуться и выйти, но я не делаю этого. Вместо того стою и снова чувствую, что щеки начинают краснеть. Мне становится жарко – но уже не так, как это было только что с пришедшими гостями.
- Я… Ко мне сейчас хотели зайти твои кузины, Арианна и Тиена, обе. И остаться…
Только эта информация как фон к происходящему, она меня уже очень мало трогает, смотрю на Рейнис, не зная, для чего говорю всю эту ерунду.
- Я… сбежал. И что это было, ты знаешь?..
Медальон у меня на шее, невольно тяну к нему руку и сжимаю подарок в кулаке.
Призрак поднимает голову, смотрит на меня долгим взглядом и снова прикрывает глаза, у камина ему явно хорошо, и собираться отсюда он совсем не спешит. А я тоже стою и не спешу разрушить ситуацию, которую на севере посчитали бы неприличной и очень неловкой. Впрочем, посчитать это и мне не мешает, но при этом не мешает и пройти в комнату дальше, подходя к волку.
- Ты, правда, скучаешь.
Вот теперь я не поднимаю глаз, понимая, что все правда крайне смущающе для Севера, но, кажется, совершенно нормально по меркам местных. Прийти и заявить о том, чего хочешь, чем бы оно ни было. Я знаю, чего я не хочу - вот того, что сейчас было в комнате, это не по мне. А мои желания...
- Кейтилин Старк пришла бы в ужас.
Даже не от визита в мои комнаты, а от того, о чем я думаю и что делаю сейчас. Поднимаю взгляд и вижу Рейнис в наспех накинутой простыне, босыми ногами стоящую на полу. Она спрашивает, что со мной, не заболел ли я, и тянется потрогать мне лоб.
- Но разве это важно?
Одними губами проговариваю фразу. Притягиваю Рейнис, прижимая к себе, и целую, и все не так, как бывало в лесу и даже уже здесь. Простынь накинута плохо, она соскальзывает, и я касаюсь ладонями открытой кожи. Прикосновение обжигает, но кажется самым на свете правильным.