Париж – святилище моды, высокой кухни и разврата.
　 Париж вселяет в тебя уверенность: забудь о том, что происходило вчера, и что сулит завтрашний день, ты должен жить в настоящем, фонтаном выливая на свое бренное тело дорогое шампанское, затягиваясь крепким иностранным табаком, наслаждаясь теми, кто разделяет твое мировоззрение. Так не менялось уже многие века, и так не должно меняться сейчас для тех диссидентов, которым известны обходные пути «приличных» парижских развлечений. Вдали от магических кварталов и маггловских достопримечательностей, вне бесконечных коридоров Лувра и высоких лабиринтов Версаля, ближе к тем кварталам, где бессильны авроры и полицейские – именно там каждое лето Алистэр Фицжеральд отдыхал от лондонской чопорности и круговорота барных знакомств. Здесь можно было позволить себе всё. Здесь ценился лишь сегодняшний день, и поэтому без вреда можно было практиковаться на сладких ушках, вливая в них, что ты – наследник изгнанного австрийского королевского рода Габсбургов, который с легкостью может познакомить с принцем Уильямом, и тебе верили, или качественно делали вид, чтобы вместе насладиться искушением французской ночи и никогда вместе не выпить утренний кофе. Здесь Алистэр мог спокойно вливаться в маггловский мир, без постоянного волнения о том, что будет задета его прославленная «чистокровность», и упиваться лучшими минетами во всей Европе.
　 Безусловно, в первую очередь, он приезжал во Францию к Холфелдер. Их уже три года сложившаяся традиция проводить вместе июль и первую половину августа не собиралась вымирать, она лишь набирала обороты, когда они вместе переворачивали с ног на голову магические питейные заведения, устраивали отвязные вечеринки с первыми попавшимися незнакомцами, крутили голову маггловской молодежи и подбрасывали дрова в огонь старой-доброй игры, кто первым разведет красавчика на пару десятков шотов, аппарировав из бара без обещанного секса втроем. Вот только сегодня она упорхнула на очередную «встречу по работе», а у Алистэра, наконец, выдался вечер для себя любимого. Вечер, в обязательный список которого входили три вещи: алкоголь, наркотики и секс. Старая схема, которая никогда не подводила, но всегда умудрялась приводить к новым ощущениям. И это ничуть не казалось ему пошлым.
　 Вливаться в маггловский мир было не трудно, но он всё же оставил кожаную куртку из драконьей кожи и рваную джинсу в пользу тёмно-фиолетового костюма-тройки и направился исследовать новое место, о котором ему проболтался знакомый пару ночей назад. И с этого момента – ночь обещала стать интересной.
　 В первую очередь, «lune turquoise» оказалась не таким уж и гомосексуальным раем, который так боголепно расписывал ему Жан, или... Жак, или – не суть важно. Возможно, у мальчика помутился рассудок после сочетания кирпичной стены и шелковых простыней. Возможно, здесь были «тайные комнаты», которые администрация не хотела показывать случайным прохожим, но факт оставался фактом. Ни одного представителя мужской половины населения Парижа, готовая отдаться за деньги, здесь не наблюдалось. Впрочем, Алистэр не сильно расстраивался по этому поводу, решив, что вечер только начинается, когда пара белокурых красоток предложила выпить с ними шампанского. Отчего бы не предоставить девушкам бесплатный алкоголь, если их ручки могут сыграть увертюру для первого акта?
　 Во вторую, удача всё же была на стороне Фицжеральда, когда ему предоставили целый спектакль для особо скучающих. Он бы не узнал этого уточенного, на первый взгляд, парижанина, если бы не параллельные обеденные столы в Большом Зале и узкие хогвартские коридоры, позволяющие вдоволь испытывать удовольствие от игры «раздень меня взглядом, но так и не опустись на три курса ниже». Со стороны Делакур краснел, зеленел, и на его лице всё глубже пролегала тень изумления. Похоже, дезинформировали не только Фицжеральда, и когда блондин бросил своё пафосное D'accord, très bien, je m'en vais!, Алистэр выскользнул из-под ласкающей его грудь наманикюренной ручки.

　 – Pardonnez-moi, mesdemoiselles, je pense qu'il est temps pour un peu de sensibilisation, – он улыбнулся напоследок, оставив пару маггловских купюр под опустошенной до дна бутылкой и сбросив лишний пепел с сигареты в горлышко, – Vous allez me manquer.

　 И с этой фразой развернулся на каблуках, настигая молодого человека уже у самых дверей, преграждая ему путь и выдыхая кольцо дыма вверх, в сжатый от алкогольных и табачных паров воздух, рассматривая знакомого из-под притворно нахмуренных бровей.
– Авель Делакур. Ты так и не познал сладость женской любви, как я смотрю, – цокнул он языком.

　 Школьные годы Фицжеральда были достаточно яркими, чтобы их не запомнить, окрашенные голубым шелком простыней, искусанными губами молодых парней, издающие запах сексуальной неудовлетворенности и мужского одеколона. И как бы ни пытался он забыть оставшиеся, не самые приятные моменты, выуживая из воспоминаний только то, что приносило удовольствие, они всё равно к нему возвращалось. Ему повезло, что Делакур был таким воспоминанием. Алистэр прекрасно помнил, что его останавливало от сминающих губы поцелуев, первой попавшейся каморки и долгих часов безудержной оргии – Делакур был младше на три года, и в глазах Фитца это выглядело как мезальянс с привкусом растления. Звучит смешно, учитывая, что Авель сам прожигал его взглядом в коридорах, но предположим, что даже у Фицжеральда была честь. Теперь он позврослел, и хоть губы всё ещё оставались пухлыми, а черты лица – слегка подростковыми, семнадцать лет были ему к лицу, и к телу. Алистэр провёл взглядом по юнощеским изгибам с искривленной усмешкой. Агрессия и желание показать, кто тут главный, его лишь насмешили, и он сделал вид, что поддается, ударяясь лопатками о дверь и выплывая на улицу, в легком притворстве и изумлении смотря на взбудораженного Делакура. Коктейль, который никогда не выйдет из моды, не перестанет будоражить кровь – юношеские гормоны, вино и парижский вечер – служил прекрасным апперетивом к главному блюду, которое уже спешило быть поданным.

　 – Экскурсии? – Фицжеральд изогнул бровь, начисто игнорируя брошенную о девушках фразу, вытягивая из подсигара очередную сигарету и крепко затягиваясь, рассматривая нахального парня с лукавыми искрами в глазах. – Кто будет гидом, готов поспорить, – пальцы метнулись к рукаву накрахмаленной рубашки, рука резко потянула на себя в низкую арку, хлопок аппарации – и вот, они уже стоят на одной из крыш холма Монмартр, опираясь только на перила, доходящие едва ли до середины бедра и держась только друг за друга. Сигарета всё ещё дымилась в пальцах, и Фицжеральд выхватил бутылку, на четверть секунды переплетая пальцы. Сделав крупный глоток, он развернулся, опускаясь на ребристую кровлю, упираясь ногами в загрождение, и поднял взгляд на Делакура, выдыхая сигаретный дым вверх, практически ему в лицо.

　 – Ты стал наглее, или увереннее в себе, – протянул он с задумчивой ухмылкой. – Хотя это взаимосвязано, – он слизнул с губ капли вина, переводя взгляд на открывающийся вид Парижа. Закатное небо очерчивало контуры крыш, будто пеленой меняя их цвет. Эйфелева Башня, чересчур выделяющаяся своей индустриальностью на фоне классического французского стиля, уже покрывалась огнями. Зеленоватый блеск Сены мелькал среди домов, шумные улицы переполнялись машинами и туристами, недалеко внизу, в одном из ресторанов с панорамным видом заиграл живой оркестр, который слишком уж банально выбрал себе в репертуар старинный шансон 60-х годов. Всё было бы клишированно, если бы не было так по-парижски. Вдали от окрестных районов, вдали от шумных бизнес-центров, в самой цитадели Франции, где парижане никогда не изменят своим традициям. Париж был центром Европы, Монмартр был лоном Парижа. Он любил именно Монмартр, и не только за его знаменитые бордели и кабаре, где можно было с легкостью найти себе приключения на подтянутые ягодицы, но ещё и за то, что он не менялся. И всегда можно было быть уверенным, что здесь ты найдёшь ту атмосферу, которую оставил здесь в прошлое лето. Сложно поверить, но иногда Фицжеральду хотелось быть романтиком (конечно, в своем собственном стиле, без розовых соплей и букетов), забыть про свой вытренированный цинизм и просто упасть, раскинув руки, в этот круговорт свободной жизни, в которой не нужно было думать ни о чём другом, кроме как о моменте, происходившем здесь и сейчас.

　 Здесь и сейчас происходил Делакур, и Алистэр был рад этому случайному совпадению, хоть и показывал это своеобразно. Явная тяга к крышам проявлялась уже второй раз, следуя за Астрономической Башней, на которой они три года назад, как раз перед выпускным курса Фитцжеральда раскуривали смесь трав, сторгованных у шестикурсника. И как эта химия не довела их до логичного финала ещё тогда...