Ночь собирается, и начинается моя война.
Я видел достаточно, чтобы понять – Стена, веками защищавшая людей от опасностей с Севера, не устоит. Не выдержит натиска Дозор, привыкший сражаться с врагом, которого можно убить. Этого тоже можно, но второй раз сделать это уже намного сложнее. Почти невозможно, а значит, что в опасности не только люди на Стене, но и за Стеной. Мир живых под угрозой, и пока об этом знаем только мы, и то потому, что верим своим глазам, даже тогда, когда хочется не верить тому, что видишь.
Я пытался объяснить это тем, кто столкнется с угрозой первым, укрепить их ряды, подготовить оборону, оттянуть время. У меня не вышло. Значит, нужно действовать по-другому. Моя война началась, но мой дозор окончен. На Черный замок я не оборачиваюсь, смотрю в ровную даль, укрытую одеялом свежего снега. Где-то за ней замок, который столько лет я называл домом. Есть ли у меня сейчас вообще какой-то дом, осталось ли место, которое я смогу называть таким, когда в каждом из домов мне не находилось места? Что такое дом? Это стены, видевшие, как проходят мимо века? Или Север, с его безмолвием, которое может казаться равнодушием, но, на самом деле, скрывает так много под ровным белым покровом? Или семья – это люди, которые ждут? Меня ждет сестра, ей нужна моя помощь. Я еду к ней.
В жизни ничего невозможно просчитать. Я думаю об этом, обходя по кругу внешнюю стену Винтерфелла, над которым, наконец, снова реет знамя Старков. Это знамя никогда не было моим, но на моих плечах лежит плащ на волчьем меху, и меня называют королем Севера. Так решили люди, не я так решил. А, раз люди выбрали, я не могу отказаться. Почему-то думаю об отце. Мог бы он подумать, что сразу двух его сыновей будут так называть? Мог бы я подумать, что когда-нибудь еще вернусь сюда не как гость? Кажется, все было так давно, целую вечность назад. Что от нас осталось? Слышу шаги, оборачиваюсь – Санса. Протягивает мне пергамент, говорит, что прилетел ворон из Цитадели. Не нужно даже читать, чтобы узнать, что там написано, но я разворачиваю свиток и вижу незнакомый почерк. Снег снова начинает падать, ровный и тихий. Белое покрывало скоро станет еще толще.
- Зима пришла.
- Отец обещал нам.
Я улыбаюсь сестре, зная, что скоро снова отсюда уеду.

Здесь, на Драконьем камне, наступление зимы еще совсем незаметно. Зато заметен шум волн, которые разбиваются о камни в мелкую водную пыль, и ветер, заглушающий голоса и все прочие звуки. Здесь нужно кричать, чтобы тебя услышали. Надеюсь, что услышать меня тут смогут, мне необходимо быть услышанным. Говорят, что Старкам на Юге не везет, но я не Старк. Может быть, что-то, да выйдет.
Крылатая тень затмевает солнце, я слышу свист ветра и без того мощного, от крыльев огромного существа, которое пикирует нам навстречу. Нас встречают и сразу показывают, что шутить здесь с нами не будут. Но мы и не намерены шутить. Призрак держится рядом, чувствую его напряжение, когда дракон проносится над нашими головами, касаюсь рукой шерсти, успокаивая волка.
- Не обращай внимание, люди, вот, кто нам здесь нужен. И только трое.
Возможно, в чьих-то глазах мы выглядим горсткой бедняков, пришедших просить. Но это не так, потому что я король, и пришел говорить с королем. Здесь снова все не так, как в Винтерфелле. Высокий замок, большой зал, трон на возвышении. А там двое, светловолосые девушка и молодой мужчина. Но я слышал, что Таргариенов трое, третьей не вижу. В Винтерфелле низкие потолки. Общий зал и простые деревянные стулья. Крепкие, вот, что важно, хоть и простые. Разница в даже таких мелочах. Пыль в глаза.
- Джон Сноу. Король Севера.
А что еще можно про меня сказать, и нужно ли. Перехожу сразу к вопросу, с которым приехал, зная, что время не ждет. Мне кажется, мой рассказ не производит нужного впечатления, да и как он может, они же не видели того, что я видел я. А вот то, что появился человек, который зовет себя королем, когда им нужны все семь королевств, не заметить невозможно. Но я и не прошу ничего, кроме никому не нужного драконьего стекла. Краем глаза вижу Призрака, отбежавшего куда-то в сторону, и встречаюсь со взглядом фиолетовых глаз. Вот и третья из них, но хочет быть среди людей, внизу. Коротко склоняю голову – лишь приветствие и знак, что я понял, кто передо мной, и снова обращение к тем, кто сегодня в центре…
- Это будет общая война, и на кону не страны, а все люди, независимо от того, на чьей они стороне. Попробуйте это понять. Оружие здесь, у нас под ногами. Без него мы ничего не сможем.
Когда разговор заканчивается, выносят решение. На Драконьем камне мы задержимся. Нас разводят по комнатам и как-то получается, что моя на отдалении от всех, кто со мной прибыл. Впрочем, Призрак всегда со мной, да и законы гостеприимства на моей стороне, если им еще можно верить. Через время меня навещает Эйгон Таргариен. Моего возраста, но почти противоположность мне, светлые волосы, яркие глаза. Странно видеть Таргариенов здесь, хотя это я пришлый человек, а их род держал этот замок так давно. Странно, но, возможно, что правильно? У каждого должно быть свое место, и мое снова не здесь. Север не отпустят, это мне ясно. Но непонятно, почему взгляд Эйгона такой внимательный, почему он как будто обдумывает каждое мое слово, всматривается, будто хочет что-то увидеть, рассмотреть изнутри. Я отвечаю лишь, что меня выбрал народ, и я не могу пойти против их воли, они назвали меня королем, а не я себя таковым обозначил. Не договариваю, что с ним самим такого не случилось. Что на их стороне история. Правда, армия безупречных, золотые мечи и три дракона – тоже ей неплохое подспорье. Говорю дальше не об этом, а что нам нужно лишь стекло, и ничего больше. И снова повторяю – в опасности все. Север просто падет первым.
Эйгон уходит, и я остаюсь наедине с собой и Призраком. Вечереет, а я устал с дороги. Снимаю дорожный плащ, нахожу кувшин с водой, умываю лицо. Стягиваю рубашку через голову, когда слышу, что дверь открывается. Резко оборачиваюсь, и застываю, снова встречаясь с глазами фиалкового цвета. Девушка не чувствует себя, будто что-то не так, как будто не задумывается о том, что могла помешать. Призрак сразу же тут как тут, чуть впереди меня, скалит зубы.
- Миледи? Чем обязан за честь?
Я кладу руку на голову лютоволка, и вижу, как быстро меня осматривают с головы до ног, и взгляд девушки останавливается на шрамах на моем теле. Не самая приятная часть моего прошлого, которую я не люблю вспоминать, уже не секрет, впрочем, это просто следы от ран. Спокойно поднимаю на нее глаза.
- Если Вы хотели бы удостовериться, что ваши гости успели удобно обустроиться – это так, спасибо.
Все еще чувствую, что волк напряжен.
- Простите за мой вид, не ожидал других гостей после вашего брата.
Говорю ей это, поскольку не знаю, известно ли ей о визите Эйгона. Возможно, что, раз так, то она пришла зря. Отхожу, пропуская девушку внутрь, и убираю волка поодаль. Впрочем, его напряжение уже идет на спад, но он держится рядом.
- Я уже понял, что вам не нравится, что какой-то человек именует себя королем части страны, которая нужна вам полностью, но, снова повторюсь, что здесь дело не в этом. Мертвецы… Впрочем, Вы сами все слышали. Или это не все, что мне нужно знать?
Я немного молчу, гадая, что стоит за этим вторым визитом. Рейнис Таргариен, которая стояла в стороне и слушала нас из-за колонн. Если бы не Призрак, ее присутствие могло остаться совсем незамеченным.
- Позвольте спросить Вас. – Все-таки это кажется мне любопытным и не таким простым. – Сегодня Вы были в зале, но не рядом с Эйгоном и Дейнерис, а поодаль, смотрели со стороны. Почему?

Говорят, что Старкам не везет на юге. Место Старков – Винтерфелл, родной край – Север, и никто не знает эти места лучше. Каждый раз, когда хранители Севера покидали его, что-то случалось. Войны, убийства, казни. Мой отец рос в Орлином гнезде, он тоже, должно быть, не верил в старые байки, соглашаясь прибыть в Королевскую гавань ко двору своего верного друга. Только жизнь на юге совсем не та.
Но Север – понятие странное. Мой родной край называют так все остальные шесть королевств, и наше тоже, но по ту сторону Стены наши края уже зовутся югом. Драконий камень, который юг для нас – самый настоящий север для других. Дорн – полная противоположность нашим порядкам и нашим устоям, но, неожиданно, здесь я встречаюсь с ним лицу к лицом.
Эйгон Таргариен вырос за морем. Дейнерис Таргариен так же впервые ступает на свой родной материк. Только одна из троих, которая меньше всего на них похожа и при желании сумеет затеряться – как сегодня в зале за колоннами, всю жизнь провела в Вестеросе. Об этом не нужно выспрашивать – слухи идут впереди этих трех людей. С ними армии, драконы, могучие силы и Дорн – о какой целости страны может идти речь, если одна ее часть уже откололась от остальных, поддержав тех, кого все другие считают завоевателями?
А я не знаю, как и кого мне такими считать. Все, чего хочет Север – автономии. Чтобы эхо этих войн, грызни на юге, склок и интриг Королевской гавани, не касалось нашего края, который, всегда считали отсталым и диким более южные области страны. Север хочет жить по своим законам и так, как считает нужным это делать. Север хочет не зависеть от воли чужаков, ни разу не ступавших на его территорию, но отчего-то считающих, что знают лучше. Север хочет отмщения – перед Ланнистерами за своего прежнего главу, за короля Робба, моего брата, чей титул перешел ко мне теперь. Но я знаю, что сейчас всему этому времени нет. Север, прежде всего, как и все остальные, захочет жить. Север первым столкнется со смертью, которая придет к нему из-за Стены, а, если его оставят в покое, не дадут возможность найти оружие, чтобы себя защитить, его не станет, а армия мертвых вырастет, и будет становиться все больше. То, что сейчас кажется детской страшилкой, окажется правдой очень скоро. И мы едем на Драконий камень не потому, что хотим присягнуть на верность какой-то из воюющих на юге сторон, а потому, что здесь есть то, что сможет защитить нас всех. Всех, и северян, и южан, просто живых людей.
Я говорю об этом в зале, едва лишь схожу с корабля. Я говорю об этом Эйгону Таргариену потом, когда встречаюсь с ним уже лично. И я понимаю, что мне не верят, что без доказательств никто не станет шевелить и пальцем ради выскочки, претендующего на часть того, что они считают своим. Но неужели они думают, что у меня есть какие-то другие мотивы для визита, а мои рассказы – только лишь сказки, чтобы прикрыть свои настоящие мотивы? Слишком сложно, разве нет?
Думаю о том, что завтра я попрошу дать мне возможность спуститься в пещеры под островом. Мне нужно увидеть драконье стекло. Убедиться, что мой путь хотя бы не оказался проделан зря, что нужный материал здесь есть, что в книгах не было ошибки. Это важно, это нужно сделать.
Считаю, что теперь остаток дня лишь мой, и только начинаю готовиться ко сну, как у меня снова гость. Нежданный, нагрянувший без предупреждения. Призрак гостье не рад, я тоже не знаю, чего мне ждать, но начинаю говорить, делать свои догадки, говорю о Эйгоне. И задаю вопрос, о котором думал сегодня. Таргариенов трое, а я один. Правда, сейчас мы в условиях равных. И я вижу, как по мне скользит взгляд Рейнис, той, что выросла в Дорне, что на них не похожа, что, похоже, не знает смущения или понятия личного пространства. Север и Юг на одной территории. Видимо, ответов на свои вопросы я не получу.
Призрак девушку совсем не смущает. Да и он скалит зубы, но я знаю, каким он бывает, когда мне на самом деле угрожает опасность. Призрак тогда не думает, а пока он только предупреждает. А она подходит ко мне. Ведет влажной тканью по коже, задевая старые раны. Невольно заставляет меня замолчать, сразу обозначая свою территорию. Юг и Север в пределах одной комнаты старого замка. Юг диктует свои правила.
И сразу никаких леди и лордов, никаких «Вы». Все намного проще, да так, что из этой простоты не знаешь, как вывернуться. Учтивость придумали те, кто играет в престолы, кто за парочкой слов порой строит целую вереницу доводов, а общепринятыми фразами маскирует настоящие свои мысли и чувства. Уверен, здесь все то же, но только это другая игра, в которую раньше играть мне не доводилось. И я оглянуться не успеваю, как оказываюсь с ней лицом к лицу, в кресле, и очень близко. Теперь вместо ткани меня касаются кончики пальцев Рейнис Таргариен. Прикосновения все еще вызывают чувство дискомфорта глубоко внутри, будто невидимое лезвие еще там, и я не уверен, что это чувство когда-то отступит. Эти следы не исчезнут, кожа всегда будет в бордовых буграх, напоминающих мне о многом. Но эти свои воспоминания я ни с кем делить не готов.
- Бастард – это тоже клеймо, как и титул «леди». – Я беру руку, касающуюся шрамов, в свою, останавливая движение. – Можно говорить с позиции титулов, любых, каких угодно. А можно с позиции людей. У людей могут быть истории, которые они не хотят вспоминать.
Я думаю, что эта девушка без труда найдет такие и в своем прошлом, и их тоже окажется в избытке. Шрамы на теле – это внешнее проявление шрамов в душе, но случается, что внешних проявлений не видно, или нужно уметь рассмотреть их, иметь внимательность, чтобы заметить. Смотрю ей в глаза, когда слышу смех, когда чувствую, что меня сжимают еще сильнее, и невольно дергаю уголком губ в улыбке. Ладонь накрывает один из шрамов, и я сильнее удивляюсь тому, что они ее так заинтересовали. Это уродливо, другая бы предпочла отвернуться, не видеть. А здесь наоборот.
- Преклонить колено?
Я улыбаюсь, смешок тоже срывается с моих губ. Но теперь уже мою руку перехватывают, переходя на шепот. Невольно поднимаю брови, удивляясь, но долго удивляться мне не приходится. Пальцы скоро касаются не только нежной кожи, приподнимая ткань платья. Чувствую сталь, и опять усмехаюсь, когда она показывает нож, оставляя впрочем, мою руку там, где была. Смотрю на лезвие ножа, знаю, что и Призрак сейчас внимательно наблюдает, и слушаю, что она говорит дальше.
- Но дорнийский клинок и остер, и жесток, и без промаха сталь его бьет. – Я запоздало понимаю, что пальцами начинаю выводить по коже какой-то узор, и убираю руку, усмехаясь, но ее возвращают на место. – Ты не ходишь в гости с пустыми руками. Один, или есть еще?
Это, правда, смешно, наверняка со стороны еще смешнее. Но и совсем не забавно при этом. Конечно, смеются сейчас надо мной, предлагая поискать остальные ножи самому, пытаясь выведать то, что удовлетворит ее прихоть, и делают это так, специально отвлекая внимание и сбивая с толку. Беру нож со стола, рассматривая лезвие, и кладу его обратно. И вовремя – она уже совсем близко, так что наше дыхание смешивается, что шепот – уже единственно возможный способ говорить. Все это игра, я знаю. Я даже не уверен в том, что услышал хотя бы одно слово правды от нее. Впрочем, нет, слова о ножах – это было истиной. И о шрамах она знает, о чем говорит.
Моя вторая рука ее волей ложится на шнуровку платья. Предложение, от которого вряд ли кто-то отказывался. Игры, в которые играют люди: действие или правда. Рейнис Таргариен очень красива, ткань не способна удержать ее тепло, даже не так, жар, который она скрывает внутри. Жар от Юга, из пустыни, которой я никогда не видел. Губы девушки мягко касаются скулы, спускаясь ниже, и укус ставит на этом моменте точку. Выбор.
Пальцами пробегаю вдоль ее позвоночника - стоит лишь дернуть, и выбор решится. Волосы девушки рассыпаются шелковой волной по ее спине, по моим плечам. На миг закрываю глаза, представляя, как это – запутаться в них пальцами, притянуть ее к себе еще ближе, губами коснуться губ, кожи, выпуская этот жар на свободу.
Но хочу я сказать, мне не жаль умирать, коль дорнийка любила меня…
Шпилька из драконьего стекла на столе рядом с ножом. Я приехал сюда за этим. Открываю глаза, встречаясь с ее взглядом.
- У дозорных клинки немного другие. Чуть шире лезвие, и заточено грубее, видишь, хотя бы этот след?  Здесь видно. – Все-таки не могу удержаться, касаюсь темных прядей, пропуская их между пальцами, тяну к себе, но после отпускаю. Нежнейший, легчайший шелк, и невесомый аромат чего-то пряного, но свежего при этом. – Но сталь хорошая, оружейники там неплохие. Ты права, от таких ран умирают. Но кто, как не ты, спасшаяся из самого центра резни, знаешь, что на свете бывают чудеса? Или ты поверишь в то, что перед тобой ходячий мертвец? Они выглядят иначе.
Беру ее ладонь и теперь уже сам кладу туда, где бьется сердце. Пульс учащен, ничего не поделать. Но сердце живо, и это – один из признаков того, что жизнь продолжается.
- Мое сердце бьется, я жив. Просто тоже попал в резню, но случилось чудо, и я сейчас здесь. Так что не удивляюсь, что вы не верите в мои рассказы о мертвых, вы не первые, кто не поверил. Это были люди, которых я считал своими.
Отпускаю ее руку. Сложно это признать, но это правда, хоть и не вся целиком.

Я был там, где ярлыки ничего не значат. Где все титулы стираются, стоит лишь надеть черный плащ и произнести клятву, отдавая свою жизнь делу, о котором никто никогда не узнает. Навсегда. Завещая свою жизнь Ночному Дозору, любые преступления обнуляются, у человека появляется второй шанс, и лишь ему решать, как его можно реализовать. Здесь тоже будут свои статусы и свои ярлыки, но прошлое ни над кем тяготить не будет. Это единственное место, где простолюдин, бастард или лорд имеют изначально равные права и, лишь благодаря личным качествам и заслугам, могут подняться очень высоко. Правда, высота эта будет видна только группе таких же одетых в черное людей.
Мое преступление? Я бастард. Меня могут любить, или не любить в семье отца, считать братом, или не считать, его законные дети, но я никогда не буду равен им. Я всегда буду сидеть поодаль, и каждый раз чувствовать на себе скользящий взгляд новых людей «Ах, этот… Да, да.» Я как живое пятно на репутации отца, как бельмо на глазу его законной жены, как что-то, чего нужно стыдиться. И в подобных реалиях это казалось мне лучшим выбором. У меня не было другого будущего, кроме как оставить привычный мне дом и людей, и примкнуть к воинству, ведущему свою тихую войну не на жизнь, а на смерть. Со мной был бы дядя – но дядя сгинул за Стеной немногим раньше, чем туда прибыл я. И я понял, что жизнь не сахар, куда ни посмотри. Наверное, тоже верил в песни и рисовал себе образ героя, хотел стать разведчиком, рисковать, совершать подвиги. Идеализировал, как борьбу добра со злом. А потом понял, что не бывает добра и зла, что у каждого своя правда, единственное различие – она может идти вразрез с чужой. Что это такие же ярлыки как лорды и леди, бастарды и простолюдины. Черное и белое. Вороньи крылья и снег, яркий, искрящийся, за Стеной.
У каждого своя правда. У людей, обнаживших ножи, обративших их против меня, она тоже была своя. А у меня – своя собственная, соответствующая тому, что я успел увидеть. Что война – она общая, что враг не станет разбирать, одичалый перед ним, или дозорный со Стены. Я делал то, что считал нужным, и отдал свою жизнь за то, что считал верным. Мой долг оказался выполнен. И появился новый. Поэтому я сейчас здесь, на Драконьем камне, и кто-то на Севере тоже посчитает это предательством, чья-то правда пойдет вразрез с моей. И я сталкиваюсь с чужой правдой каждый раз, когда встречаю нового человека. Эйгон Таргариен не пойдет мне навстречу, пока я не откажусь от притязаний на Север, а я не пойду навстречу ему, потому что за мной стоят люди, которые доверились мне. Вот такие две правды, каждая из которых имеет право на жизнь.
И новая правда, которую слышу сейчас. Об отсутствии ярлыков, что все делает проще. О желаниях, которые не нужно сдерживать. О любопытстве, которое может завести далеко, но не разочарует. О том, что границ не бывает. Быть может, какие-то из этих слов не произносятся вслух, но прикосновения, шепот, касания, все говорит само за себя. Игры, усмешки, двусмысленность. Я же вижу, что меня водят за нос, и я позволяю делать это с собой. Сам хочу, чтобы это было так?
Прикосновение губ к губам отвлекает – или, наоборот, наводит на нужные мысли? Мне все еще кажется, что здесь что-то не так, и я улыбаюсь, не успевая отследить, как оно исчезает, а мои слова переворачивают в еще одну двусмысленность, отчего я, не ожидая, теряюсь и, усмехаясь, опускаю взгляд.
- Я постараюсь не забыть. Но эта наука насчет Эйгона мне не к чему. А твоя…
Понимаю, что я забываюсь. Что моя рука рисует по коже неспешный узор. Что все начинает выходить из-под контроля, и нужно остановиться, что и пробую сделать, но это идет вразрез с планами Рейнис. Она не признает границ и правил. Привыкла получать то, что хочет, и умеет забирать свое.
- Эту песню все знают, но песни и жизнь очень далеки друг от друга. Скажи мне, насколько она правдива?
Тема шрамов, ножей, моя история. То, о чем я не люблю вспоминать и не хотел бы рассказывать. Говорю об этом, но в ответ мне дают сделать выбор. Думаю, обычно, при подобных условиях, выбор даже не стоит. Девушка, что прячет оружие под тканью платья, сама же опасна для любого, кто не привык к теплу и потому тянется к нему как к спасению, которое может обернуться бедой. Можно сгореть, оказавшись слишком близко к солнцу. Можно обжечься, коснувшись пламени рукой.
Выбор есть у меня. Качнув головой, начинаю рассказ. В конце концов, глупо скрывать очевидное, рана, оставленная оружием, навсегда останется мне. Рана будет со мной, и я не уверен, что ощущение клинков внутри когда-то меня покинет. Но мне кажется, Рейнис Таргариен попробует меня понять. Уверен, что и ее история совсем не проста.
Но она говорит, что все намного проще. Что ее и брата подменили, и опасности для нее не было. А я отмечаю, как из ее уст звучит мое имя – впервые произнесенное за вечер, и мне нравится слышать его. А еще, понимаю, что она не играет сейчас, и знает, что и я, говоря о шрамах, ее не обманул. Но и моя хитрость не остается незамеченной. Много слов для отвода глаз, размытые образы того, что я не могу озвучить. Я сжимаю ее ладонь в своей руке, все еще прижимая к груди там, где бьется сердце, смотрю прямо. Даже так, тогда погибла ее мать, ее жизнь изменилась. Это не может быть легко.
- Узнать, подменить, скрывать тайну дальше, пока вы оба не стали взрослыми – это тоже чудо, только сделанное людьми.
Мой взгляд становится острее, когда она говорит про магию, но я улыбаюсь снова. Магия или нет, как назвать то, что со мной случилось, я не знаю, да и не хочу придумывать этому имена. Важнее другое, о чем и говорю в конце своего рассказа. Важен результат. По крайней мере, важен для меня.
- Может быть, не магия, только чуть больше удачи?
Нужные люди в нужном месте, например. Но и об этом я молчу, а она видит, конечно же, что я не договариваю. Но позволяет мне оставить это. До поры. Странный разговор. Перепрыгивание с откровенной иронии и переворотов слов к правде, которую мало кто знает, но она, почему-то говорится. Странные обстоятельства, положение нас в пространстве. Странные чувства – хотя, на самом деле, вовсе нет. И вовсе не странно, что я подношу ее руку к губам, касаясь легко пальцев, а затем, перевернув, открытой ладони. И совсем не странно, что в ответ на движение к себе, притягиваю и ее тоже.
Она позволяет мне оставить свой рассказ таким, недосказанным, и снова спрашивает. И снова моя рука на шнуровке, но теперь даже не так, лишь один жест, и все решено. А я мог бы сказать себе, что соврал, не раскрыв историю полностью, не целиком выполнил свою часть сделки. Или придумал бы другое оправдание, но не хочу. Я просто хочу быть хоть немного с собой честным.
- Вы в Дорне любите жизнь, а она отвечает вам тем же.
Дергаю за ленты, зарываясь ладонью под ткань и подаваясь вперед, чтобы целовать, слов больше не нужно. Сминать ткань платья, помочь ей исчезнуть – как и всему, что остается за стенами комнаты, за пределами объятий, где-то очень далеко. Знать, что сейчас, в эту минуту – живешь, и чувствовать это особенно ярко. Позволить жару Рейнис себя поглотить.
Кровь и огонь? Скорее Дорнийская пустыня, горячий песок, солнце в зените. Запах фруктов, которые я никогда не пробовал, специй, которым не знаю названия. Поцелуи на коже, которые чувствуешь – и хочешь оставлять, касаться, быть ближе. И растянуть время насколько возможно сейчас – но, почему-то, все равно как будто не успеваешь за ним.
Спустя время все еще не хочется думать. Все еще не хочется верить в то, что реальность совсем скоро опять настигнет нас, и меня, и ее. Что мы вернемся к лордам и леди, коронам и войнам. Это случится быстро, но пока есть еще пара минут. Пара минут на узоры по коже, на ощущение близости, на поцелуй, долгий, который не хочется разрывать. Пропускаю темные пряди сквозь пальцы, ловя на себе хитрый взгляд прищуренных глаз. Смотрю удивленно, вопросительно, и слышу комментарий, с которым Рейнис из моих рук исчезает, а я, может быть, и рассмеялся бы, учитывая все, но вместо этого почему-то смущаюсь, ведь фразу можно очень по-разному понять. И даже то, что я больше не лорд-командующий, здесь совершенно неважно.
Провожаю ее взглядом, лишь провожу пальцами вдоль позвоночника – по коже, пока еще открытой, на просьбу помочь, зная, что не хочу этого делать, вообще не хочу ее отпускать, но речи об этом не было. А Рейнис не ждет, справляясь сама и, кажется, это делает все еще хуже.
- Мне кажется, я начинаю понимать смысл песни.
Снова перевести все в шутку, в игру, как начиналось. И снова гадать, а была ли она, не игра? Притянуть ее к себе, когда она наклоняется, чтобы поцеловать – прощание. И увидеть, как ладошка быстро трепет Призрака по шерсти, а он не успевает среагировать  – точно так же, как я - предостеречь.
Утром я снова в тронном зале, и уже все трое Таргариенов смотрят на меня с возвышения. Я приехал за драконьим стеклом, и мне нужно помнить, о чем я прошу драконов. Мы пойдем в пещеры, чтобы убедиться, что предмет торга существует, вместе с Эйгоном. Аудиенция короткая, отправляться нужно скоро, а до этого нужно собраться. Когда Эйгон выходит, люди начинают расходиться, а я невольно ловлю взглядом Рейнис, она равняется со мной и говорит о следах. Касаюсь ладонью места, где, точно знаю, следы могут быть.
- Но правду они не узнают, если им не сказать, так какая разница, о чем они спорят? – Стоило быть осторожнее и не привлекать к себе внимание – это тоже факт. – После пещер? Я расскажу то, что могу рассказать. – Качаю головой, но от последнего замечания едва заметно улыбаюсь. – И мне по-прежнему не нужно знание того, как преклонять колено перед твоим братом, этого в моих планах нет.
Призрак, наверное, вспоминая свою вчерашнюю растерянность, снова тихо рычит, но касание удается. Перехватываю ладонь, но быстро отпускаю, понимая, что все уже случилось и, к счастью, обошлось.
- Не надо, это может быть опасно, Рейнис.
Мимо нас проходят люди, я делаю короткий поклон.
- Миледи.
Но после пещеры Рейнис я не вижу. Ее вообще как будто нет в замке, и утром тоже нет. На следующий день мы идем в пещеры подольше и углубляемся дальше – вчера мы нашли драконье стекло, но не так много, и хотим продолжить поиски. В замке я то и дело осматривался, стараясь отыскать Рейнис, но у меня не получалось, и я спрашиваю Эйгона, как бы невзначай, а он, подумав, отвечает, что Рейнис улетела в Дорн. Правда или нет, не знаю, но в небе и назавтра летают только два дракона.
Вечером третьего дня возвращаюсь в свою комнату, Призрак всегда меня сопровождает. Сегодня пещеры не было – были книги, и много – мы нашли в пещерах вырезанные на стенах знаки и хотели бы их разобрать. Но я проговариваю волку вслух совсем не о них.
- Прилетел ворон из Винтерфелла, Санса спрашивает, сколько еще времени мы пробудем здесь. А я не знаю, что ей сказать, мы только начали, да, нашли стекло, но и что-то кроме него. Нужно разобраться, да и я пока не готов уезж… Призрак!
Волк вдруг рычит и делает прыжок в сторону моей постели, еле успеваю поймать его, замечая, что комната в наше отсутствие не пустовала. Держу волка, но чувствую, как он, хоть и рыча, расслабляется, больше уже не прыгнет. Глажу его между ушей.
- Тише, Призрак, спокойно. – Говорю тихо, чтобы волк совсем успокоился от моих слов. И перевожу взгляд на гостью, так же спокойно говорить уже не получается. – Я же говорил, что это может быть опасно. А ты прячешься, как будто поджидаешь, что-то задумав, конечно, он прыгнет. Это волк, Рейнис, не ручная собака… Как ты здесь оказалась?
И где была эти три дня, да?
Призрак отходит в сторону, а я смотрю на девушку на своей постели, раскрытая книга рядом. А на ней платье легкой ткани, которая струится, тонким шелком укрывая тело, но намного меньше, чем предыдущее ее платье. Когда Рейнис движется, слышу легкий звон. Сажусь к ней, забирая из рук книгу, даже не взглянув на обложку, откладываю в сторону.
- Тебя долго не было в замке. Дорнийское платье? Красиво… Я спросил у Эйгона, он сказал, что ты там. Но ты теперь здесь, соскучилась по мне?

Моя сестра Санса обожала песни. Она любила истории об отважных рыцарях и прекрасных леди, о подвигах и счастливых концах. Она мечтала, что однажды ее судьба повторит самую прекрасную историю, что она слышала, и готовилась к  этому с малолетства, стараясь быть идеальной леди, даже лютоволчицу свою так назвала. Санса рисовала себе картины своей жизни, розовые и сладкие, и бесконечно верила в сказку наяву.
Моя сестра Арья не упускала случая подшутить над Сансой. Их воспитывали по одному образцу, но то, что было интересно одной, совершенно не занимало другую. Арья была непоседливой девочкой, которой было гораздо интереснее бегать по двору Винтерфелла и лазить по окрестностях с братьями, чем вышивать картины и обсуждать рыцарей в светлице. Арья училась стрелять из лука и держать в руках меч вместе с нами, отец не запрещал ей, говорил, что она похожа этим на его сестру Лианну. Отец очень любил ее, и своих дочерей, таких разных, любил тоже.
Отец любил своих сыновей. Он трепал по макушке расстроенного, снова получившего от матери взбучку Брана, журил его, но все равно утешал. Он держал на коленях маленького Рикона, терпеливо отвечая на вопросы едва научившегося говорить мальчика. Он с гордостью смотрел на Робба, понимая, что он после его смерти унаследует Север, и представлял свой край в надежных руках. Отец и мне уделял свое время, не обходил стороной. Мы с Роббом были ровесниками, нас воспитывали вместе, но я иногда ловил на себе долгий и серьезный взгляд отца. Понимаю, что дело в матери. Моей, имя которой мне  неизвестно, и матери Робба, хозяйки замка, которая была вынуждена меня терпеть. В отношении к себе леди Старк я никогда не сомневался, просто я рос с этим знанием, вбитым ею под корочку мозга. И я тянулся к другим людям. Мейстер Лювин, Джори Кассель, дядя Бенджен. И оставлял вопросы о матери к отцу, о которой он никогда не говорил.
Я жил в таком мире, не зная никакого другого. Я учился управляться с мечом и луком, держаться в седле, читал о рыцарях прошлого, выдающихся королях. Старался не попадаться леди Кейтилин на глаза лишний раз, редко попадал в переплеты, нечасто что-то затевал. Наверное, мне хотелось бы, чтобы отец видел, что я ничем не хуже его законных детей. Но в то же время сам осознавал, что этому не случиться, чувствовал черту, границу между ними и собой. И я ее не переступал.
И что теперь? Сейчас я король Севера, осознающий приближение страшной угрозы, от моих действий зависит не только страна, зависит жизнь всех людей. Я встречаюсь с другим человеком, называющим себя королем, и вместе с ним мы медленно разгадываем тайну драконьего стекла и пытаемся переупрямить друг друга. Если Эйгон захочет повторить судьбу своего предка, что Север сможет ему противопоставить? Горстка воинов, бьющаяся на два фронта, с одной стороны холод и смерть, а с другой кровь и пламя. Знаю, что мы не выстоим. Но пока я здесь, пришел за тем, что сможет хотя бы дать возможность противостоять более близкой, хоть и фантастичной, угрозе из-за Стены. Пришел за одним, а как буду уходить?
Рейнис нет в замке три дня, и я думаю об этом. Я вспоминаю ее слова о ярлыках, отмена которых все делает проще, о том, что в ее истории чуда нет. И учит тому, что считает важным и нужным – жить без оглядки, ценить момент, позволять себе чувствовать и не корить за это. Я не собираюсь себя корить. Но оглядываюсь, каждый раз, когда попадаю в людное место, желая снова встретиться взглядом с фиалковыми глазами. Если днем я занят делом, которое меня привело на Драконий камень, то вечером не могу не вспоминать о ней, несмотря на все «это ничего не значит». Как минимум это значит то, что жизнь не однобока, и привычные правила, с которыми вырос и сроднился, применимы не везде.
Так проходят три дня, и на третий я получаю вести от Сансы. Младшая сестра, жившая в придуманной певцами сказке, теперь в мое отсутствие правит Севером и не вспоминает о песнях, которыми раньше грезила. Я не вспоминаю о том, что мальчишкой тоже мечтал о подвигах и славе, представлял себя юным королем Дейроном, отчаянно бросившимся на непокорный Дорн и сложивший там голову, но воспетый песнями как герой. Сейчас у меня на уме совсем другая песня, пришедшая как раз из края, который старые короли так и не взяли силой. И я думаю, что довольно иронично мне, воображающему себя в детстве тем самым Юным Драконом, оказаться с Рейнис Таргариен, которая по сути своей Дорн и есть. Правда, это ничего не значит – напоминаю я себе.
Совсем ничего – я тщательно стараюсь прогнать все мысли кроме целей поездки, особенно когда вечером возвращаюсь из библиотеки, где копался в книгах с позволения Эйгона, ища информацию. Старомест помог бы лучше, но до Староместа слишком далеко, а драконье стекло здесь, значит и решать вопросы нужно здесь же. Это не моя стезя – тот же Сэм справился бы лучше и быстрее, я не сомневаюсь, но Сэм сейчас где-то на пути в Цитадель, возможно, еще не прибыл. Или наудачу направить ему ворона? Думаю об этом, о письме Сансы, которой я пока ничего не могу сообщить, кроме того, что жив и здоров, и что драконье стекло не выдумка. Это все занимает меня, усыпляя бдительность, так что я не замечаю, что в комнате не один, но это замечает Призрак. И волк прыгает, рычит, привлекает мое внимание, и я пугаюсь – не за себя. Зато на Рейнис это не производит никакого впечатления, кроме любопытства – она слышит имя волка и спрашивает, почему его так зовут. На моей памяти это первый человек, который спрашивает не только имя, но и почему он так назван. А на слова об угрозе отвечает, что это было только предупреждение. Да, конечно, это правда, но осторожность не помешает – невольно вспоминаю, как она трепала Призрака по шерсти, совершенно бесстрашно.
- Ты совсем ничего не боишься? – Я задаю вопрос,  запоздало понимая, что он мог прозвучать слишком личным. У каждого человека есть страхи, ничего не боятся лишь безумцы и те, кому нечего терять. Страх нормален. – Значит, сегодня ты пришла без ножей? Или так не бывает?
Смотрю на платье, открывающее гораздо больше, легкое, нездешнее. Кажется, что оно мало сочетается и с вечно бушующими ветрами и волнами, разбивающимися в пыль об острые зубы утесов, и с черным камнем толстых замковых стен, и с горгульями, которые следят за каждым шагом людей, поколений владельцев замка, сменяющим друг друга на их долгом жизненном пути. В Дорне я не был и с дорнийцами не встречался, но почему-то представляю себе все совершенно другое. Деревянные ставни на окнах, драпировки цветных тканей, смех, звонкий, искренний. Мир Рейнис, из которого она вновь вернулась сюда – к своей семье, с которой у них общее дело. В голову приходит, что мне хотелось бы увидеть, какая она там, где ее страна, где люди, которые были с ней с детства, где то, что она любит и по чему, наверняка, скучает.
Она ведет ногой, и снова слышен тихий звон, я вижу браслеты на щиколотках, это их звон и есть. Дополнение к моей картине – звуки. Этот самый легкий звон, источник которого не виден, но так хочется его обнаружить. Тайна, намекающая на свое существование каждым движением. Так заманчиво.
Заманчиво взять из рук девушки книгу и коснуться открытой кожи, пальцами ведя снизу вверх, останавливаясь на браслетах, поддевая их и снова слыша звук. Улыбка трогает мои губы – новая деталь в игре, красивая и волнительная. Мне она нравится, и я продолжаю движение, когда Рейнис, смеясь, слыша мои вопросы, встает и опрокидывает меня вниз, разрушая расстояние.
- Я больше не лорд-командующий.
Я пожимаю плечами, обнимая ее, наклоняюсь, ловя встречное движение, но получаю толчок, и все переворачивается – теперь она нависает надо мной, повторяя вопрос о волке.
– Но это точно, учиться мне нужно. – Прижимаю ее к себе, касаясь открытой спины, и вывожу по коже какой-то узор, уже отдавая себе отчет в этом – это то, чего я хочу. – Почему ты спрашиваешь?
Приподнимаюсь, не выпуская ее из рук, оставляю поцелуй у виска, заставляя ее облокотиться на себя, и заглядываю в лицо. Внимательный взгляд фиолетовых глаз, который я искал с момента нашей последней встречи, не оставляет мне возможности увильнуть, только мне и не очень хочется, правда, на всякий случай все равно решаю спросить.
- Рассказ будет долгим. Ты точно хочешь услышать? – Но еще три дня назад в тронном зале я обещал рассказать, что сумею.
Почему так произошло? Я начинаю с истории появления лютоволков в Винтерфелле, с того, как мы с Роббом нашли мертвую самку и пятерых новорожденных щенков. С того, как мнения о том, что с ними делать, разделились – убить тварей, которых много лет не видели по эту сторону Стены, хотели многие. А я видел маленького Брана, прижавшего одного из них к себе, в глазах которого слезы, Теона, который рвется исполнить еще не прозвучавший приговор самолично, Робба, с надеждой смотрящего лишь на отца. И едва появившихся на свет щенков, которые не виноваты в том, что их мать оказалась не в том месте и погибла в схватке с другим зверем. Которые умрут, если оставить их, но так хотят жить.
- Их было пятеро – три кобеля, две суки. Совсем слепые и размером как две мои ладони. Беспомощные, но цепляющиеся за жизнь, ведь они не погибли вместе с матерью, а появились на свет вопреки всему. Отец колебался, план сам пришел в голову.
Я говорю о своих братьях и сестрах. Даже о Риконе, который сам совсем недавно был младенцем. Каждый из них получил бы щенка и стал бы заботиться, только своими силами без помощи псарей выкармливая, воспитывая, приучая. Щенков было пятеро, но детей у отца шесть. Кого-то нужно было исключить, чтобы счет сошелся.
- А потом, когда отец согласился, когда все уже уезжали, мне показалось, что я слышу писк. Я вернулся и увидел его – в отличие от других, он уже открыл глаза. Красные, и сам весь белый, как снег. И слабый, Грейджой завил, что его даже трогать не надо, сам умрет сразу. – Я грустно улыбаюсь. Где сейчас Грейджой, который всегда так хорохорился, выделывался перед всеми, показывая свою удаль? А где Робб, который не видел, что за бахвальством Грейджоя очень мало честности, а лишь жестокость и злоба? – Но это был мой щенок, и он бы не умер. Ни за что.
Мысленно я уношусь далеко назад во времени, наверное, в самое начало пути. Сколько воды утекло с тех пор, сколько участников тех событий по-прежнему могут о них рассказать? Я говорю, возможно, слишком углубляясь, но эти подробности истории кажутся мне важными. А Рейнис слушает, не перебивая.
- А имена… Каждый назвал своего щенка сам. У Сансы была Леди, у Робба Серый Ветер. Бран очень долго не мог придумать имя волчонку, я уехал на Стену до того, как щенок получил его. Призрак… Он отличается от других. Он тихий, почти бесшумный, и всегда чуть поодаль, как будто чувствует что-то острее, или замечает, что не похож на других своих сестер и братьев. И он выжил вопреки всем предсказаниям, еще и поэтому.
Смотрю на волка, он лежит у камина, но держит уши торчком, внимательно наблюдает и будто бы слушает рассказ. Волк все понимает – быть может, лучше человека. Не удивлюсь, если так.
- Мы с ним через многое прошли, без него меня бы уже давно не было.
Я рассказываю подробно, но о чем-то все-таки молчу. О том, что несколько раз мне снились сны, будто я в его шкуре бегаю по зимнему лесу. Эти сны настолько реальны, что, просыпаясь после них, еще какое-то время не можешь прийти в себя от звуков и запахов, бивших в нос, и идешь полоскать рот от привкуса крови оленя, которого во сне ловил Призрак – или я. О том, что имена волков оказались отражением нас самих, людей, которые их растили. Того, кто мы есть и к чему мы стремимся. А вот о том, что волк чувствует беду и предупреждает говорить мне не нужно, Рейнис сама это поняла, и потому не испугалась его ни сегодня, ни три дня назад – она верит в его чутье. И в магию, как она сама говорила.
А еще я молчу о том, что Призрак, наверное, единственный, кому я знаю, что могу доверять, что он не предаст, не подведет и будет драться за меня до последнего вздоха. И что я иногда сомневаюсь, заслуживаю ли такую преданность.
Рейнис слушает. За разговором я ловлю ее руку, переплетая пальцы, и большим пальцем вычерчиваю узоры на ее запястье. Я, наверное, говорю слишком долго и, когда заканчиваю, кидаю взгляд на нее, не зная, как она отнесется к услышанному. Все еще думаю о том времени, которое вроде бы было недавно, но осталось очень далеко позади.
- Я говорил, что рассказ будет долгим. – Чувствую ее движение и оставляю воспоминание там, где оно и должно быть – далеко в глубинах памяти, что было, то прошло. – Одно из воспоминаний о событии, которое меняет судьбу, но понимание его важности приходит лишь спустя время.
Перевожу дух – я много говорил, и пока подобрать новые слова о чем-то более легком у меня не выходит. Рейнис садится прямо и тянет меня к себе, укладывая мою голову к себе на колени. Поднимаю на нее глаза.
- Что ты делаешь?
А она зовет волка, только он не идет, лишь внимательно смотрит на нас, а потом почему-то меняет решение и прыгает на кровать в ноги, укладываясь поодаль, но близко. Чувствую, как она касается моих волос – легко, не требуя, а желая успокоить. И начинает говорить.
Первые же ее слова заставляют меня вздернуть голову, посмотреть на нее снизу вверх изумленно, это как шок, но прикосновения быстро успокаивают, и я впитываю каждое слово, почти не дыша, растворяясь в этом. Теперь мой черед слушать, а ее говорить. И говорит она не о лютоволках, а обо мне, ухватив самую суть, ту, о которой я молчал. Я только ловлю ее руку, когда она касается кожи, мне хочется почувствовать ее рядом, и я молчу, скоро закрыв глаза. И с удивлением отмечаю, как меня покидает самое первое – напряжение. Как тело расслабляется, как я ловлю слова, думая над ними. Я прожил столько лет, зная, кто я, привыкая к отношению к себе и видя разницу. Я сам ставил границу, всегда чувствовал, делал ее видимой. Я поддавался правилам, которые мне диктовали. И так делали все вокруг – леди Кейтилин, отец, братья, Санса. Не делала только Арья, и расставание с ней далось мне труднее всего. То, что все могло было быть иначе, конечно, приходило мне в голову, но я знал, что порядки вокруг мне никак не изменить, и подчинялся им, загоняя себя в рамки, которые Рейнис называет ложными. И в ее голосе мне слышится не только желание убедить – еще и негодование, которому она не дает прорваться наружу.
Я накрываю ее ладонь своей и чувствую легкое прикосновение губ к щеке. Мне кажется, я услышал что-то важное, но это так сложно понять и принять, когда до того верил в другое. Открываю глаза, лишь когда рука выскальзывает из моих пальцев, а вместо коленей Рейнис под головой оказывается подушка.
И я понимаю, что не хочу ее отпускать. Что мне важно, чтобы со мной побыла она – и никто другой - хотя бы еще немного.
- Рейнис… - Я тяну к ней руку. – Не уходи.
Но она идет не к двери, а к стене, где висит гобелен, касается стены – и открывает проход. Я смеюсь и выпрямляюсь – не нужно мне валяться, как больному, чтобы остановить, а она со смехом говорит, что моя комната выбрана не случайно, и пропадает в проходе, прося ее подождать.
- Что же такое, миледи? Даже стены не те, чем кажутся.
Я смеюсь, вместо того, чтобы беспокоиться, да и «миледи» употребляю в шутку, она должна понять. Даже почти не удивлен. Мне кажется, что об этом пути в мои покои не знает никто, кроме нее, а, значит, и моя судьба здесь зависит от Рейнис, впрочем, эта зависимость появилась раньше, чем я мог бы даже подумать.
Я заглядываю в черноту хода – Рейнис уже не видно, только легкий звон браслетов слышен где-то вдалеке, но Призрака не остановить отсутствием света. Волк идет за ней и тоже исчезает в открывшемся ходе, но в отличие от дорнийской моды, передвигается он совсем беззвучно. А мне остается лишь ждать.
Я возвращаюсь, сажусь на кровать и беру в руки книгу, с которой Рейнис коротала время, ожидая нашего с Призраком появления. Механически перелистываю страницы, текст оказывается на языке, которого я не знаю, но даже на родном языке я бы вряд ли стал вчитываться – я снова думаю о том, что услышал. Что мир, клеймящий бастардов как людей второго сорта, живет по неверным ориентирам, и единственная ошибка бастардов в этом мире – верить и поддерживать это клеймо. Эта мысль для меня необычная, и она на какое-то время полностью меня поглощает, я будто выпадаю из времени, размышляя, не замечая ничего вокруг. Но возвращения жду еще больше.
Сначала в комнате появляется Призрак – как ни в чем ни бывало устраивается у камина, только почему-то чихает. А потом возвращается Рейнис и кидает мне сумку, я ее ловлю, внутри что-то круглое и небольшое. Она быстро проходит за другую дверь, задавая вопрос, а я, глядя уже на дверь, отвечаю честно.
- Не знаю, никогда их не ел.
И заглядываю внутрь, доставая один из фруктов. Красный апельсин, наверное, как дорнийское солнце, яркий, и я понимаю, что всего несколько часов назад настоящее солнце страны Рейнис грело его бок. Много привезти с собой она не могла, взяла фрукты – и дает их мне. Я держу в руках апельсин и почему-то теряюсь, снова смотрю на дверь, где скрылась Рейнис, кручу фрукт в руках.
- Ты серьезно?
Она могла отдать фрукты Дейнерис или Эйгону. Да мало ли, оставить воспоминание о родном крае для себя. Но апельсин на моей ладони. И пахнет так, что хочется немедленно очистить его, пробуя на вкус. В сумке еще несколько штук таких же, и еще я достаю что-то другое, совсем непохожее, чему я даже не знаю названия. Смотрю на странный плод и оставляю его рядом, надламывая корочку апельсина. Брызгает сок, и непривычный, но приятный сладкий запах бьет в ноздри.
- Знаешь, на Севере таких фруктов нет. – Я заглядываю в дверь, сталкиваясь с выходящей уже Рейнис, и протягиваю ей половинку апельсина. – Возьми, это твоя... Пару раз торговцы привозили, но, понимаешь… Там это редкость.
Отправляю кусочек себе в рот. Я даже не знаю, как ее благодарить. За слова и за этот подарок, которого у меня никогда не было.
- Он очень вкусный. Я… Спасибо. Правда.
Просто ее обнимаю, зарываясь в волосы лицом. Запах апельсинов вокруг нас, и на нас тоже. Непривычный аромат, но мне нравится. И яркий, сочный вкус.
А Рейнис подталкивает меня в сторону двери, где она была. Там наполненная водой ванна, и тоже ароматы, но другие, правда, тоже неизвестные, хотя что-то мне кажется знакомым.
- Мята? – Я оборачиваюсь на Рейнис, мне все еще непривычно от мысли, что она делает это для меня. Что кто-то для меня что-то делает. – Знаешь, там, в сумке не только апельсины, там какой-то фрукт, я его никогда не видел. Не знаю, что это такое.
Опускаюсь в воду, чувствуя, как тепло расслабляет, а запахи, смешавшись, прогоняют лишние мысли. Чувствую пальцы Рейнис у себя на плечах и улыбаюсь, оборачиваюсь, опять перехватывая руку.
- Иди ко мне.
Я привстаю, скидывая лямки платья с ее плеч, и тяну ее к себе, в воду.
- Эту информацию ты можешь узнать и у меня. А, пока вода и эти масла не начали действовать, побудь со мной. Расскажи мне о них, о каждом. Расскажи о фруктах своей страны. Расскажи, за что еще ты так любишь Дорн.
Запахи окружают нас, но здесь не только масла и фрукты. Тот свежий и слегка пряный аромат волос Рейнис, кажется, кружит мне голову сильнее того самого морского воздуха, которым она надо мной шутила тогда в тронном зале. Я улыбаюсь, вспоминая это. И, вопреки собственным просьбам, не даю ей сказать, целуя, зарываясь пальцами в пряди, опускаясь поцелуями по коже ниже. Я просил ее, чтобы она не уходила, и на этот раз я ее не отпущу. Может быть, я и лишь в начале понимания чего-то важного, а, быть может, я просто северный дурень, но я учусь, возможно, что медленно, но прислушиваюсь, к себе и к другим.

Мне кажется, что я не говорил так много уже очень давно. Родные люди либо погибли, либо далеко, с друзьями тоже так. Да и может ли рассчитывать всерьез на дружбу король Севера? Скорее, для него это опасно, не положено. Для его друзей и родных, как показывает время – все то же самое.
«Когда снег идет и белый ветер поет, одинокий волк умирает, но стая живет».
Осталось так мало тех, кого я могу назвать своей стаей. Понимаю это, перечисляя братьев и сестер, вспоминая то мирное время. И каждый в ней ценен, какие бы отношения не связывали нас раньше. Тогда. В той жизни. Мы могли позволить себе многое из того, что стало бы губительным сейчас. Мы все были детьми. Но теперь мы выросли, многие – слишком рано для своих лет. Кого-то уже нет с нами, и никогда не будет.
Мир несправедлив. Не нужно просить у него милости и думать, что все воздастся – кто-то получит за причиненное зло, кто-то будет отомщен, кто-то возблагодарен за добрые дела. В мире нет равновесия, нет законов мироздания, весов, стремящихся к равновесию. Есть только люди и их поступки. И поступки других людей в ответ на их поступки. И каждый выбирает сам, как ему жить, что выбирать, куда стремиться. А другие выбирают, как реагировать на выбор других.
Выбор есть у меня. Ждать, кто кого переупрямит, я Эйгона, или он меня, или преклонить колено перед человеком, которого я толком не знаю и пока не уверен, что это принесет Северу. Рассказать Рейнис историю Призрака, или перевести тему разговора. Я начинаю историю – тем более, что меня самого с первых слов этот рассказ увлекает, это хорошее время, принесшее в мою жизнь самого надежного моего друга, который всегда понимает все без слов. Правда, вместе с этим воспоминанием-рассказом, приходит и горечь. Утрата, остался ли кто-то в Вестеросе, кого она не коснулась? Казнив отца, Ланнистеры расшевелили осиное гнездо, и осы начали жалить всех без разбора. Но, вообще-то, все началось намного раньше. Когда одна за другой восставали под предводительством Роберта Баратеона Штормовой Предел, Орлиное Гнездо, Винтерфелл, Риверран. Когда девушка, чья голова сейчас у меня на плече, которую я обнимаю, рассказывая эпизод из прошлого, лишилась матери, отца, родного мира. Она, Эйгон, Дейнерис, вернувшиеся сюда из изгнания, имеющие, что сказать обидчикам. А я волей или неволей продолжаю линию, сломавшую когда-то их жизни, и еще прошу у них помощи. Время стариков прошло, наступило время молодых.
Иногда в детстве я жалел себя. Я очень хотел, чтобы у меня были любящие отец и мать, как у роба, чтобы меня сажали за высокий стол вместе со всеми, чтобы люди, видя меня, не отводили глаза. «Ах, этот…» после, став старше, я принял эти правила игры, и стал жить по ним. Смирился, придумал для себя новые мечты и планы, не оглядываясь на то, что мне недоступно от рождения. точно так же как моя сестра Санса мечтала об обществе поголовно благородных, добрых и внимательных лордов и леди, прекрасных замках и чистых помыслах, я воображал себя героем, идущим на подвиги, пусть и совершающим свою работу незаметно для взгляда тех, кто живет по нашу сторону Стены, зато хранящим их мир и покой.
Подвиги – сколько их выпало на мою долю, и сколько из того, что я совершил, можно считать хорошим делом? Разве можно однозначно оценить свои поступки, не понимая до конца то, как они повлияли на жизни других? Возможно, что к этой мысли я пришел только когда почувствовал холод металла в своем теле, когда увидел лица друзей – и кинжалы в их руках. И что я делаю сейчас, кто я такой, где мое место, моя дом? Сейчас, когда на носу война, разве есть время задумываться об этом? Выходит, что есть. Рейнис говорит мне об этом. О том, что весь мой мир был построен на ложных, вредных принципах, заставивших меня считать себя кем-то не тем, кем я являюсь. Я слушаю внимательно, впитывая каждое слово. Это важно услышать, хотя и нужно уложить в голове. И от этого мне делается странно пусто. Непонятно. И очень важно не оставаться с этим одному. А у Рейнис снова есть для меня сюрприз, который отвлекает и разряжает атмосферу.
- Нет, Рейнис, я не забыл. – Я смеюсь, слыша голос из темного коридора. – Я стараюсь понимать с одного раза, раньше всегда получалось.
Но, оставаясь один, Призрак тоже уходит  в даль коридора, я мыслями возвращаюсь к тому, что услышал. Рейнис тоже росла как бастард, но в ее жизни все было совсем иначе. Она точно знает, о чем говорит. Когда она возвращается, как обещала, кидает мне сумку, где я нахожу апельсины, и скрывается за другой дверью, говоря, что моя жизнь проходила мимо, раз я не пробовал эти фрукты. Мне сейчас кажется, что мимо меня прошло очень много всего кроме дорнийских фруктов, и вот этот яркий фрукт на моей ладони – это намного более значимое, чем просто вкусный плод. Это подарок, который она привезла, возможно, для кого-то другого, или для себя, а отдала его мне. И я теряюсь, не до конца веря, и не зная, как мне благодарить ее – за эти фрукты, признанные поддержать, и за слова, говорящие о том, что я не привидение, которое никто не замечает, я сам по себе важен. Я надламываю яркую шкурку апельсина, брызгает сок.
С Рейнис мы встречаемся в дверях, когда я протягиваю ей половину фрукта, - не в самом же деле съесть все самому? А она тянется ко мне, касаясь лбом моего лба, и прикрывает глаза. Я обнимаю ее, прижимаю к себе, говорю слова благодарности, банальные, неловкие, кажется, не отражающие и капли того, что мне хотелось ими выразить. А она смеется тихо, говоря о запахах. Я улыбаюсь.
- Мне нравится этот запах. И вкус фрукта тоже, такой яркий, как солнце, сладкий, но не простой.
Только вздыхаю на то, что это не стоит благодарности. Стоит. Но продолжать говорить об этом уже не нужно.
- Значит, сейчас я пахну твоим домом. – Я тоже прикрываю глаза, не выпуская ее из рук. – Мне нравится это слышать.
И мне нравится думать, что на свете есть места, где люди живут и радуются каждому дню, кто бы что ни говорил. И что бы ни случилось, не унывают, не смиряются с судьбой, а действуют, зная, чего хотят достичь, и достигают цели.
Мы переходим в другую комнату, где новые запахи, масла в воде, и я вновь оглядываюсь на Рейнис, говоря о своей находке в ее сумке. И она говорит о доме еще. О сестре, совсем еще маленькой, которая старается сделать подарок, отдать свой любимый фрукт человеку, который уедет, ведь она знает, он будет скучать. Я вспоминаю Арью и то, как она никогда не верила в мои отказы от того, чего мне не доставалось, и делила со мной свою долю. Арье хотелось разделить со мной то, что нравилось ей. Никогда не мог ее обмануть, и она обижалась на такие попытки. Я звал ее маленькой сестричкой и ерошил волосы, а перед отъездом на Стену подарил ей настоящий, хоть и тоненький, меч, который мы вместе назвали Иглой.
- Ты скучаешь по дому, да? По людям, которые там остались.
Поэтому, наверняка, и пробыла там дольше, чем все рассчитывали, просто не могла уехать. Подумать только, жизнь, круто изменившаяся в детстве, и снова резкий поворот уже теперь. Два раза принимать новую себя, свое имя, историю своей жизни…
Я тяну ее к себе в воду и прошу рассказать еще. О Дорне, о запахах, которые сейчас витают в комнате, о фруктах, о том, о чем она захочет. Рейнис снова меня дразнит, называя лордом командующим, и я улыбаюсь, понимая, что это именно оно, и ничего больше – подначка, но не злая, просто задорная.
- Лорд командующий делает выводы и учится на своих ошибках.
Шепчу, уже почти касаясь губ, не давая ответить на свои же вопросы, заданные, но оставшиеся висящими в воздухе. А мы с Рейнис теряемся во времени, растворяясь в касаниях, в этих запахах, в близости друг друга. Если я сейчас пахну апельсинами и маслами, то она – всем этим, и чем-то еще кроме, тем, что я так и не могу определить. И эта недосказанность только придает всему больше интриги. Не желания разгадать, разобрать на составляющие и тем самым заставить тайну исчезнуть, а, напротив, вобрать это в себя и сделаться частью загадки. Хоть и ненадолго.
Когда мы возвращаемся в действительность, мы начинаем замечать время, принесшее с собой изменения вокруг. Рейнис наклоняется ко мне, чтобы поцеловать – и я не отпускаю ее еще какое-то время, столько, сколько можно, но время неумолимо. Мы выбираемся вместе, стирая капли воды, возвращаемся в первую комнату, где падаем на кровать, где Рейнис берет тот самый неопознанный мною фрукт и с шуткой про ножи разрезает.
- Мне нравится проверять. Знаешь, я совсем не против.
И мне нравится, как она тянется к одному из моих ножей для того, чтобы заняться фруктом. А я представляю себе ее сестру, маленькую девочку с такими же длинными темными волосами, только смуглее, которая украдкой этот фрукт для нее прячет. И мне очень не хочется, чтобы эта девочка знала о потерях столько же, сколько знаю я или знает ее старшая сестра, хотя и малышки это уже коснулось. Мне не хочется, чтобы касалось еще сильнее. Я сажусь, тянусь за кусочком, обнимая Рейнис, беру фрукт из ее рук губами.
- На апельсин не похоже, но тоже вкусно. Правда, они совсем другие. А косточки? Нужно вынимать, так много?
Рассматриваю с интересом, но мыслями все равно я уже далеко. Сейчас мне все кажется очень зыбким, как будто с каждой минутой все может измениться раз и навсегда. А я не хочу, чтобы сейчас что-то менялось. Пожалуйста, пусть, если всему этому и суждено скоро исчезнуть, то не сегодня. Я хочу говорить. Рассказывать истории из своей жизни и слушать истории о другой стране. Или молчать, отставляя разговоры зарываясь пальцами в темные пряди, чувствуя ее близость. Или просто не отпускать, засыпая рядом.
Пока же она встает, и мое опасение грозится очень скоро сбыться. Ароматы масел, правда, работают так, как Рейнис и обещала, но я не так сильно теряю бдительность. Ловлю ее пальцы в своей ладони и тяну к себе, снова зову:
- Рейнис… не уходи, пожалуйста. Останься. Я прошу.
И она возвращается. Мы засыпаем при свете огня в камине, я притягиваю ее, не выпуская. Только лишь смеюсь негромко, представляя картинку-иллюстрацию ее слов.
- Считаешь, не найдя тебя у себя, он станет вламываться в каждую дверь подряд, чтобы тебя обнаружить, и, когда дойдет до этой… Очень интересный метод, можно узнать много нового, даже того, чего знать точно никогда бы не пожелал. – Я целую ее в волосы, прикрывая глаза. – Но, если это случится, я что-нибудь придумаю. А, скорее всего, и придумывать не буду. Так что посмотреть будет и не на что.
А Рейнис вдруг спрашивает, сколько мне лет.
- Двадцать. – Я пожимаю плечами. Удивительно, кажется, что намного больше. А иногда, что меньше, наоборот. – А почему ты спросила?
Сон опускается на нас, как бы мы ни просили его подождать. И утро приходит в свой черед. Движение Рейнис я чувствую, но сон все еще властен надо мной. Окончательное пробуждение же в это утро приходит иначе – поцелуем и напоминанием о вчерашнем вечере и ночи. Я ловлю ее в объятья, не отпуская, и опять тяну на себя. А она говорит мне о завтраке, брате, колене, на котором сошелся свет клином, словом, о том, о чем сейчас не хочется думать вообще.
- Ты все знаешь наперед, да? – Я целую ее, прежде чем отпустить. С восходом солнца наше время иссякло. – День не кажется очень интересным, может быть, не вставать?
Но она дает мне совет-намек, который заставляет меня задуматься. Быть может, и правда есть какой-то выход, который сможет устроить и Таргариенов, и Север? Мне нужно обдумать это. То, что максимально сможет дать Северу Эйгон.
Рейнис исчезает в тайном ходе, а я снова падаю на подушки, вставать мне, правда, не хочется, но валяться в пустой постели не хочется вдвойне. Под внимательным взглядом красных глаз начинаю собираться к выходу в люди, кошусь на волка.
- Что ты так на меня смотришь? Кто забирался вчера на постель, лежал в ногах?
Волк фыркает, как будто я сморозил самую страшную на свете чушь, и продолжать беседу со мной просто нет смысла. А я треплю его по шерсти, а потом, почему-то, обнимаю.
За завтраком сбывается утреннее пророчество. И брат, и колено, все присутствует, как и обещано.
- Не все на свете просто, миледи.
Я слежу взглядом за узорами, которые она рисует на столе, и стараюсь держать лицо серьезным.
- Пока не то время и не то место, чтобы что-то с этим решать. Нужно многое обдумать и предусмотреть. Сегодня же я бы хотел проверить кое-что из найденного в книгах, я покажу Вам, милорд, один пергамент…
Узоры будто остаются на поверхности стола ароматными маслами, напоминают о запахе апельсинов и вкусе странного фрукта под названием эшта.

А тем временем мои поиски не проходят даром. Доказательства существования идущей с Севера смерти – Эйгон в них верит, но как быть с остальными людьми. Называющими себя правителями этой страны? Такой же долгий путь повторить с ними мы не сможем, единственный вариант – раздобыть самое непосредственное живое, точнее, не совсем, доказательство, и предъявить его Серсее Ланнистер, которая сейчас занимает Железный трон., и верным ей людям. Сейчас они большинство, и наша задача – убедить их. Так как я единственный из собравшихся бывал за Стеной, сомнений, кто поведет туда отряд, нет ни  у кого, да я бы и не принял никакое другое решение. Это пока лишь моя война и мои люди погибнут первыми, поэтому и заниматься ею буду я сам. Я и еще несколько людей, готовых пойти со мной.
Пока мы начинаем готовить поход, и времени ни на что не остается. У нас нет права на ошибку, поэтому продумать нужно все тщательно. Засидевшись в библиотеке до поздней ночи, я возвращаюсь к себе и просто валюсь на кровать, глаза закрываются сами. Последнее, о чем я думаю, прежде чем провалиться в сон – сегодня Рейнис показалась мне задумчивой, а я не узнал, почему, наш план с Эйгоном тому виной, или что-то другое.
В сон я проваливаюсь мгновенно. И кажется, что  так же мгновенно меня накрывают совсем новые, но смутно знакомые запахи, звуки, мое зрение как будто делается резче, а рост меньше. Я смотрю на замок изнутри, но чувствую вековую пыль, запах морской соли, дым от факелов по стенам. Могу поклясться, что знаю, как во внутренних тайных коридорах только что пробежала крыса, где-то далеко раздается чей-то храп. В лунном свете моя тень обретает силуэт волка, я бегу вперед.
Вперед, впереди я слышу шаги босых ног по каменному полу. Легкие, и шорох ткани, а еще чувствую запах, тонкой ниточкой отмечающий путь. Запах странный, но теперь знакомый, витающий с недавних пор, казалось бы, всюду. Вот и мне самому чудится прикосновение этого запаха к себе, фантомный, но такой яркий шлейф на шерсти. Мой нос привык и отличает его от всего другого. Запах ведет меня.
Я останавливаюсь, чтобы увидеть фигуру в анфиладе. Услышать свист ветра, почуять запах пепла и глубоко спрятанного до поры огня – мимо пролетает дракон. И сразу же за ним раздается звон – знаю, что тень волка сейчас вскидывает голову, уши торчком, но волк спокойный. Он наблюдает и ждет.
Он видит, как девушка опускается рядом с упавшей, вызвавшей звон вещью, но смотрит не на нее, а куда-то вперед, будто что-то видит, ее взгляд затуманен. Она смотрит вперед, подскакивает с места, будто бы рвется к кому-то, но останавливается и снова замирает, потом глядит куда-то за одну из колонн. Она тянет руку вперед, желая коснуться чего-то… Кажется, на секунду, там, впереди, что-то было, кроме нее был кто-то, но острота зрения подводит меня. Запахи, звуки, все начинает куда-то уплывать, когда девушка словно находится все еще где-то не здесь, собирает осколки заколки с пола и бросает их с анфилады вниз. Я изо всех сил хватаюсь за последние обрывки, кусочки, мне нужно увидеть, что дальше, я просто обязан, а она оборачивается и подходит ко мне, и не ко мне в то же время, тянет руку.
- … со мной пойдешь?
Я подскакиваю на постели, запутавшийся в простынях, сжимаю их в ладонях, и не могу отдышаться, сердце колотится внутри. Потому что тихий смех Рейнис все еще звучит в ушах, а перед глазами ее лицо – пелены уже нет, есть грустная улыбка и такой же негромкий смех. Я откидываю одеяло, тру глаза – мне тяжело дается возвращение в реальность и, самое главное, я не уверен, что реальность не была со мной рядом. Как будто две реальности вместе – такое бывало раньше, нечасто, но случалось, разница только в том, что мне не нужно было задержаться, я не пытался остаться в том сне, выскальзывал из него, и пробуждение давалось мне легче. Смотрю на гобелен, скрывающий, как я теперь знаю, тайный ход. Почему я не проверил его раньше?
Призрак возвращается, оказывается рядом со мной, я опускаюсь на корточки перед волком, заглядывая ему в глаза.
- Ты знаешь дорогу, покажи ее мне.
Касаюсь стены, и ход открывается, беру свечу и с ней следую за своим провожатым, глазами которого – не стоит себя обманывать, - наблюдал за происходящем в анфиладе. Мне нужно быть там. Под конец пути признаю, что без волка я бы давно свернул куда-то не туда, но передо мной дверь, видимо, мы пришли. И мне ничего не остается, кроме как постучать. В дверь тайного хода, снаружи, да.
Моя свеча здесь не понадобится. И, к счастью, Рейнис в своих покоях, а не где-то в коридорах замка, еще не вернулась. Хотя, не думаю, что Призрак повел бы меня сюда этим путем, если бы не был уверен. Это я вывалился и проснулся у себя, а волк знает все до конца, и я доверяю ему. Призрак бежит вперед, как будто уже освоился здесь, хотя что-то подсказывает мне, что это не так.
- Доброй… ночи. – Чувствую себя неуместно, но в то же время знаю, что не успокоюсь, пока не увижу ее и не пойму, что все в порядке. Глупо говорить про сон, в такие вещи никто не верит, хотя, Рейнис, поверила бы, правда? Только она видела Призрака, а не Джона Сноу, так что… – Я попросил Призрака показать мне дорогу. А ты не спишь. Почему?
Говорят, что тот, кто не спит ночью, влюблен, одинок, пьян, или все вместе. Наверняка придумали певцы, чтобы разжалобить девушек в тавернах, романтизируя, прибавляя еще, что не знают, что из этого хуже. Я вот знаю, что увидел то, что Рейнис бы вряд ли хотела кому-то рассказывать, и моему взору оно точно не предназначалось, но, увидев это однажды, я не поверю в то, что «все хорошо», которым она хочет не волновать Эйгона и Дейнерис. Для каждого человека есть вещи, о которых он не хочет говорить, но и говорить здесь не нужно. Нужно не оставаться с ними один на один. Хотя, конечно, право на ответ, что это потому, что кто-то стучится к ней в дверь среди ночи, за ней всегда остается.
Провожу ладонью по рассыпающимся по плечам волосам, мне нужно проверить кое-что.
- Ты сегодня без шпилек, тех, что из драконьего стекла? Иногда я думаю, что стекло было бы прекрасно, если бы из него делали только украшения. А потом, что украшения могут тоже превращаться в оружие. И что ничего не бывает просто так.
Осматриваюсь, и, прежде всего, конечно, замечаю аромат в воздухе, похожий на тот, что смешался от масел из маленьких бутылочек, которые Рейнис приносила с собой. Но этот аромат более сложный, в нем больше нот, а еще соленый ветер из приоткрытого окна и пыль морской воды в воздухе. Все смешивается – Дорн и Драконий камень, Мартеллы и Таргариены, черные волосы, но белая кожа и фиолетовые глаза. Интересно, а что можно сказать про меня, не знающего своей матери, чье имя навсегда пропало вместе со смертью моего отца? Может быть, во мне кроме черт Севера тоже есть что-то другое? Какое тогда?
- Так почему ты не спишь? Что с тобой, Рейнис?

С тем, что имя моей матери и ее судьба канули в неизвестность со смертью отца, я смирился. Разве мог я что-то сделать, как-то изменить это? Нет. Горе, постигшее семью, последствия, слухи о которых доносились до Стены с опозданием, первая проверка меня на прочность – вот что тогда имело значение. С горькой усмешкой я вспоминал слова отца, адресованные мне при прощании. Он обещал, что, когда мы увидимся в следующий раз, он расскажет мне, и я, веря в это, отпустил его – у каждого из нас был свой долг, который нужно было выполнить. Отец исполнил его до конца – как и я. Ну а другие долги, обещания, маленькие секреты, терялись на фоне них.
Маленькие обиды ребенка, не понимающего, в чем он провинился, а потом незримо берущего на себя эту вину – это тоже со временем уходило на задний план. Я рос. Сталкивался с другими испытаниями, где для возврата к старому уже не оставалось места. Я шел своей дорогой, лишь надеясь, что не испорчу все, что начали до меня. Я думал, что главная моя цель – победить одичалых, но, оказавшись по ту сторону, понял, что ошибался. Теперь я знаю о новой войне, прошу помощи у людей, неожиданно вернувшихся из-за моря. Все меняется очень круто, и успевать за всем, пожалуй, никто не в силах. Никто не способен на то, чтобы контролировать каждую мелочь, каждую деталь своего существования, хотя бы потому, что эти мелочи складываются из влияния извне. От поступков других людей, от событий в мире – мы лишь только делаем выбор сами за себя, тешась иллюзией, что хотя бы в нем мы свободны. А, на самом деле, не свободен никто.
Никто не свободен, ни одна живая на свете душа. Все мы рабы – долга, чести, желаний, обстоятельств. Наших представлений о мире, заложенных в самом детстве, нашего воспитания, окружения, привычек и целей. Мы лишь можем избрать свою дорогу, и придерживаться ее направления. Но нет гарантии, что в конце пути мы не окажемся совсем в другой точке, чем мы рассчитывали, делая первый шаг. И никто не поручится в том, что новое место – неправильное. Финал есть финал, каким бы он ни был. А любое окончание какого-то пути становится началом чего-то другого.
Сейчас я не хочу больше думать ни о чем, что за этими стенами, не хочу вспоминать о долге, о войне, об обязанностях. Я хочу пробовать незнакомые фрукты, хочу позволять себе смех – и слышать смех Рейнис, обнимать ее, говорить, или откладывать все разговоры на потом. Моя жизнь как будто раздваивается, будто бы сперва я один, а после совершенно другой. Но, наверное, все намного проще, и там, и там – я, просто  где-то я помню о том, что меня сюда привело, а где-то хочу забыть.
Эшта… Странный плод, белая сладкая мякоть укрывает темные блестящие косточки. Рейнис достает их все, после протягивая мне кусочек, а я наблюдаю за тем, как она это делает, одним из моих ножей разбираясь с фруктом. Беру губами мякоть, чувствую необычную сладость. Мне нравится. А она говорит, что косточки ядовиты. Смеюсь.
- Даже фрукты в вашей стране могут нести опасность. – Она надавливает мне на плечи, заставляя лечь, я поддаюсь, ощущая, как масла, которые она добавила в воду, берут свое. Тяжесть в теле, но такая приятная. – Всегда нужно помнить, что даже в самом сладком может прятаться горечь?
Горечь, беда, опасность… Девушка, что прячет оружие на теле, и не дрогнет, если нужно будет пустить его в ход. Яркий живой Дорн, обласканный солнцем, иссушающим того, кто вовремя не нашел укрытия и остался посреди бескрайней равнины песка. Я проваливаюсь в эти образы, но чувствую движение и ловлю Рейнис за руку, прося не уходить, она остается.
Мы продолжаем шутить, понимая, что оба уплываем куда-то, что сон того и гляди нас настигнет. Или только меня? Я не знаю. Я прижимаю Рейнис к себе, снова вдыхая аромат ее волос. А она вдруг спрашивает меня о возрасте. Отвечаю, мне нечего таить, здесь все просто. Но, оказывается, вопрос задан не просто так.
- Кто она? – Я выдыхаю, мороки сна, витающие вокруг, как будто окутывают, но я не хочу сдаваться, мне рано. – И где она, что с ней стало? Она жива?
Я вглядываюсь Рейнис в лицо, привставая, обеспокоенно смотрю. Прошлое, которое, я думал, навсегда исчезло, возможно, сейчас оно готово ожить вновь. Но ответов сегодня мне не получить, лишь только гадать, верно ли тогда толковали об отце ребенка той женщины люди, кем она была и что с ней случилось. Поцелуй в щеку ставит точку на этом, и как будто призывает все силы масел на помощь. Я проваливаюсь в сон, ничего и не узнав толком.
Утром на это тоже нет времени, да и нельзя вести такие разговоры в спешке, выбираясь из постели, собираясь снова явиться пред очи хозяевам замка и своим спутникам, их гостям. Днем все повторяется сначала. И Эйгон, и я упрямы, оба стоим на своем. Хотя мне волей-неволей приходят в голову слова, которые я услышал от Рейнис наедине. Что нужно брать максимум из того, что Эйгон сможет дать Северу и его пока еще королю.
Ставшая уже традицией пикировка фраз с двойным смыслом дополняется еще одной деталью – я едва могу скрыть собственное удивление, чувствуя прикосновение к своей ноге под столом. Рейнис прямо напротив ничем не выдает движения, а мне сохранять лицо бесстрастным и не терять нить разговора становится все сложнее, почти невозможно. Я пытаюсь поймать ее ножку так же, зажав, под столом, но она выскальзывает от любой попытки, все еще продолжая игру. А потом вдруг обрывая. И огорошивая словами.
Максимум из того, что Эйгон сможет дать… Удивления на лицах других Таргариенов наверняка подобны моему, и свидетельствуют о том, что такое предложение Северу между ними не обговаривалось. Рейнис уводит остальных, а я лишь провожаю их взглядом, наверное, да, растерявшись. Это правда самый легкий способ избежать лишней крови, дать обеим сторонам гарантии и так далее. Старый как мир, похожий на тот, с которым вступил в Семь королевств Дорн.
«Это тоже ничего не значит» - эхом в голове отдаются слова Рейнис, которые я слышу каждый раз, когда мы с ней вдвоем. Брак – то, что нельзя отменить. Брак значит – в любом случае значит что-то. В данном – объединение земель, присягу вассала перед королем. Преклонить колено и стать Старком. Санса говорила, что для нее я все равно Старк. Нет того, кто мог бы запретить мне это. Нет леди Кейтилин, которую раздражало само мое существование. Нет отца, который шел у этого раздражения на поводу.
Рейнис знала женщину, которая ждала от отца ребенка. Ребенку было бы как и мне – двадцать. Я не знаю, где я родился, знаю лишь, что со мной отец вернулся с войны. Привез своего сына чуть старше Робба – бельмо на глазу леди Старк. Сноу – фамилия бастардов, рожденных на Севере, но с таким же успехом я мог бы оказаться и Риверс, и Уотерс, и даже… Сэнд. Забавно. Мы с ней как столкновение двух разных миров, быть может, не так уж далеки друг от друга?
Забавно и другое. Уходя в Дозор, люди отрекаются от всего мирского, приносят клятву, дают обед безбрачия. Меч во тьме, дозорный на Стене. Семью заменяют такие же браться по клятве, вороны, как говорят за стеной. Черные крылья… Вероятность вернуться к нормальной жизни сводится к нулю. Я покинул Дозор, исполнив клятву, отдав свою жизнь, но о том, что вместе с этим я вернул себе и все остальные возможности, я даже не думал. Не до того было. Север, Стена, мертвецы… Я все время куда-то бегу, не успевая подумать о своем будущем. О том, что ждет меня через пять, десять, двадцать лет. Может быть, глупо строить планы, зная, что очень скоро можешь погибнуть, может быть, привыкаешь, что смерть идет по пятам, и хочешь скорее сделать все, помочь тем, кто нуждается, защитить, направить, успеть, не оглядываясь назад и не заглядывая вперед?
Отец выбрал долг и военный союз, обещанный старшим братом, оставив женщину, которая ждала ребенка от него, женившись, как того требовали обстоятельства. Он выиграл войну, но как знать, проиграл ли он что-то при этом? Он никогда не говорил мне о матери, верно? Тоже видел во мне пятно на чести лорда Винтерфелла, или живое напоминание о том, что пришлось принести в жертву ради победы в войне?
Робб выбрал свою честь, пожертвовав альянсом с Фрейями – и любовь, - и проиграл войну, сложив голову, став жертвой предательства. Раньше передо мной даже возможности такого выбора не стояло. И я думаю об этом весь день, хочу поговорить с Рейнис, ведь выбирать нужно не только мне, но и ей, это коснется обоих, но выхватить ее возможности у меня нет – в порт приходит корабль из Дорна, она полностью занята встречей гостей. Как будто за завтраком не предложила мне решить наши судьбы, и всего края, доверившего мне право решать за него, заодно.
А замок будто оживает. Мне кажется, что его мощные старые стены, его горгульи, драконы, ощерившие пасти, устрашающие всех, кто проплывает вдруг мимо или решает зайти в порт, вообще не видали такого за всю свою долгую жизнь. Отчего-то в этом замке хочется понижать голос, говорить негромко, переступать тихо, будто скрывая что-то точно так же как сам замок, сам остров прячет свои сокровища, ключ ко спасению живых, глубоко внутри. Но людям, прибывшим сегодня, нипочем ни стены, ни горгульи, ни пасти и секреты. Они смеются, они говорят громко, они как будто заполняют  собой каждый коридор, каждый зал, все пространство. Они совсем не чувствуют себя гостями. Вечером я выхожу в зал, но там только Дейнерис и Эйгон, наверняка думают о том же, о чем  и я – о решении. Но появление Рейнис снимает возможную натянутость. Сперва я слышу звон – знакомый, но громче, а после входит она, в наряде своей родной земли, где она выросла, и я невольно не могу отвести взгляда. Музыка браслетов и монет при каждом движении привлекает внимание и манит, но произнесенная за завтраком фраза заставляет сидеть на месте.
Я должен решить, чего я хочу. Вернее, дать себе разрешение решать и выбрать то, что желаю.
В комнаты Рейнис мы идем вместе с Эйгоном, переглядываясь, даже над чем-то шутя. Уверен, что ему больше всего хочется увидеть, зачем Рейнис увела Дени вперед, ну а я… Это нервное, наверное. Незнакомые люди, запахи курильниц, которым я не знаю названия, музыка, которой я не слышал. Звон монет и браслетов, смех, вино. Призрак здесь, но я чувствую, что волку неуютно. Что все это путает его обоняние, тонкий слух, сбивает со следа. Я беру бокал, пробуя сладкое вино, вижу Дейнерис, одетую в похожий на тот, что был на Рейнис, наряд, говорю, что ей он к лицу. И Рейнис вижу тоже, но опять не успеваю подойти – да и снова не время для разговоров, начинает играть музыка, Рейнис танцует, браслеты и монетки звенят.
Она, такая живая и яркая, такая свободная, как и ее страна – поедет на Север, в край, где длинные ночи и короткие дни, где теплые плащи бывают нужны даже летом, где о легких тканях придется забыть? Где люди бывают скупы на улыбки, где белый снег слепит, а няньки рассказывают детям старые страшные сказки? Или это тоже ничего не значит? У нее есть дракон, никто не заберет ее свободу, и я сам не захочу ее ограничить, да и вряд ли сумею, даже если бы решил посягнуть? Каким будет наш брак – и будет ли время узнать это, ведь мы с Эйгоном придумали план, который я взялся исполнить, отправившись снова в поход за Стеной?
Я пью вино и не могу, как вчера, не думать о мире за границей комнат, за стенами замка. Я не могу не думать об отце и судьбе женщины, которая ждала его, но не дождалась. Не могу забыть о людях, назвавших меня своим королем, ждущих меня с драконьим стеклом далеко отсюда.  И не могу не вспоминать тепло от прикосновений к коже Рейнис, тяжесть ее головы на плече, шелк волос под пальцами. Я поднимаю голову, чтобы встретиться глазами с Рейнис, которая зовет меня – но нет, праздник сейчас у всех, кроме меня, я просто не могу выбросить из головы все, что успел узнать и услышать, и отпустить себя. Я не могу – но… Чувствую, как напрягается Призрак. Если бы не музыка, не смех и голоса людей, низкое рычание было бы не скрыть. Я и сам готов зарычать, потому что вижу другого из числа тех, кто приехал. А Рейнис больше на меня не смотрит, она кружится в танце, исчезая из виду, и тот человек исчезает с ней. Вино, звуки, запахи – все это бьет в голову, но важнее факт осознания того, что сделанного не вернуть, что дважды не спрашивают, и от меня ждут решения. А я ведь решил, как только услышал. Смешно до  безумия, и так же отвратительно глупо. Самый безмозглый северный дурень на свете.
Ткань ее платья мелькает где-то среди людей, и я встаю, еще не зная, что именно буду делать. У меня в руке бокал с вином, однажды уже опустевший и снова наполненный кем-то. Приближаюсь вплотную, движение, будто толчок под ребра, и яркая жидкость выплескивается, заливая Рейнис и меня. Я ловлю ее под локоть, останавливая, качаю головой.
- Простите за заминку. Миледи.
Это обращение на людях с усилием мне дается, я буквально заставляю себя произнести это слово, и слышно, что оно звучит с большой натяжкой. На ее спутника, который, конечно, не в восторге от моего появления, даже не смотрю. Заминка? Я имею в виду совсем не пролитый бокал. Я слишком долго витал в облаках, едва не упустив важное. А актер из меня тот еще, да и во взгляде нет ни капли вина. Смотрю на нее прямо.
- Платье… Моя оплошность.
Платье, правда, пострадало ни за что, от того, что кто-то очень долго думает. Не выпускаю Рейнис, просто с локтя пальцами спускаюсь ниже, не держа, а притягивая за руку. Призрак рядом, и я все еще чувствую его напряжение, даже не касаясь волка. Он скалит зубы, оттесняя от меня и Рейнис того человека подальше, но делает это так, чтобы заметили не все, а только адресат, и знаю, что здесь не просто предупреждение, угроза. Делаю шаги назад, к выходу ближе.
- Нужно поговорить, о том, что было утром.
Дверь – и мы с Рейнис остаемся одни.
Чувство, как будто снаружи холоднее сразу на несколько градусов. И без ароматов курильниц воздух, кажется, обладает каким-то своим собственным запахом  - свежести, моря, лунной ночи. Я как будто расправляю плечи, делая вдох. То, что кружило мне голову, спутанный из мыслей клубок, все остается там, по ту сторону двери. А здесь ясность от понимания – выбор сделан. Нужно только произнести его вслух. Но сначала…
- Рейнис… Ты представляешь себе жизнь на Севере? Мои рассказы ты слышала, но это лишь капля, то, о чем мы говорили с тобой. Это непростой край, он суров и опасен.
Но в то же время красив. Он красив своей контрастностью бескрайней белой равнины и неба, яркого, синего, в моменты, когда нет туч, солнечных лучей, отражающихся ото льда. Черные ветки деревьев без листьев, красные глаза чардрев. В этом краю начинаешь ценить тепло и чувствовать родных людей остро, зная, что все быстротечно на фоне вечности смен времен года, хочешь все успеть за короткое лето, потому что не можешь загадывать наперед, что будет зимой, и как скоро она пожалует снова.
- Сейчас лето на исходе. Белый ворон уже постучался в окно Винтерфелла, впереди зима. Ты точно уверена, что готова на это? Потому что я решил, что согласен. Я преклоню колено перед Эйгоном и назову его королем, как только ты станешь моей женой, именно так. Но ты… Ты видела снег когда-нибудь?
Я подхожу к ней, касаюсь лица и смотрю в глаза. Белая кожа выделяет ее среди гостей, по приезду которых сегодняшний праздник. Но ее мир – это мир, откуда они пришли. Тот, о котором я знаю так мало. Тот, который может оказаться наполовину моим.
- Та женщина, о которой ты говорила, которая ждала моего отца. Расскажи мне о ней. Мой отец выбрал то, что посчитал нужным выбрать, но у меня свой собственный путь, и выбор я делаю свой.
И я понимаю, что да, я хочу увидеть страну, где красные апельсины растут на ветках деревьев, где женщины танцуют на площадях, звоном монет и браслетов создавая мелодию танца. Где люди живут без оглядки, так, как велит им душа. Но в то же время я хочу показать Рейнис, каким может быть Север. Не только мрачным, неприветливым,  богами забытым местом, но и прекрасным в вечной незыблемости простого правила – «Близко зима». И мне хочется, чтобы она узнала, что даже самый суровый, самый холодный край на самом деле скрывает внутри быстро бьющееся сердце и тоже горячую душу, только, чтобы рассмотреть и понять ее, нужно чуть больше усилий и времени. Но мне хочется верить, что это время у нас будет. Что оно есть.

Ночь – время покоя, когда все должны отдыхать. Но в то же время ночь – самое время для тайн и загадок, для того, чего не станешь показывать днем, во что не поверишь при свете дня, что захочешь укрыть от глаз посторонних. Я подсмотрел что-то, что было мне не предназначено, но не могу просто смириться с увиденным, не собираюсь оставлять Рейнис с этим один на один. Мне не кажется сейчас, что я беру на себя слишком много. А, если я ошибаюсь, пусть она скажет это мне, а не я сам придумаю ответ за нее.
Я успеваю вовремя – Рейнис у себя. Тихий стук в закрытую дверь, смею верить, выдает личность ночного визитера, и она открывает, слушая мое сбивчивое приветствие. Мой визит сложно обосновать рационально, сложно придумать ему объяснение, не раскрывая нашей маленькой с Призраком тайны, поэтому сначала я просто не касаюсь этой темы, не стараюсь делать каких-либо пояснений, а наблюдаю, смотрю на Рейнис, утверждая догадку, что сон был не просто сном. Хотя, такие сны я давно уже научился отличать от простых, не так часто они со мной происходят, чтобы привыкнуть и спутать. Мои пальцы сами тянутся к распущенным волосам – я люблю перебирать их, путаться пальцами, пропуская сквозь них блестящие пряди. Люблю целовать Рейнис в волосы, улавливая легкий аромат, схожий с тем, что витает сейчас вокруг. И она замечает эту мою слабость, смеясь.
- Не знаю, может быть. Кто нас разберет, этих странных северян, правда?
Она легко касается моих губ своими, как будто приветствуя, и я успеваю притянуть ее к себе, чтобы задержать касание немного дольше. А она тянет меня дальше, к камину, где Призрак уже занял понравившееся ему местечко. Призрак – самое простое и первое приходящее Рейнис на ум объяснение. Я улыбаюсь - все просто. Но, вместе с тем, отчего-то не хочется лгать, особенно слыша ее туманный, ничего не значащий ответ на вопрос. Так и будем темнить, умалчивая все до конца? Я хочу узнать правду, а ее неправдой не получишь.
Она запирает дверь и, заглянув мне в глаза, спрашивает, почему я здесь, а потом отходит к Призраку, целует волка в нос, но меня больше не пугает такая близость к нему. Знаю, что Призрак не сделает ей ничего плохого, да и раньше не сделал бы, просто предупреждал о том, что он рядом. Рейнис целует и обнимает волка, а потом возвращается ко мне. Поцелуй достается и мне, и я на время будто бы забываю, что, в самом деле, меня привело. А после решаю сказать.
- Дело не в шпильках… - Я обнимаю ее, но отвожу взгляд. А после смотрю уже прямо, улыбаясь немного неловко. – И даже не в Призраке, вернее, в нем, конечно, в общем… Знаешь, я иногда вижу сны, они не похожи на обыкновенные, после них просыпаешься и еще долго не можешь прийти в себя, не понимая, где ты и кто ты такой. Призрак… Все, что он чувствует или видит, тогда чувствую и вижу я. Это бывает нечасто, но каждый такой случай врезается в память. Вот и сегодня я увидел тебя. Недолго, контролировать это не получается, я не могу задержаться в том сне по своему желанию, но и выбраться из него по желанию тоже не в силах. Получается, что глазами волка я подсмотрел за тобой. Прости. Но знаешь, увидев это, я уже не смог оставаться у себя, вот я и здесь.
Говоря это, вывожу запутанные узоры Рейнис по спине, а потом останавливаюсь, обнимая. Можно ли поверить в только что услышанное? Не знаю, но верю в нее.
- Ты можешь поверить в такой вот рассказ? - Прижимаю ее к себе, целуя, прикрывая глаза. – Призрак привел меня, он знает дорогу. Но там, в анфиладе, мы были как будто одно. Мы оба слышали звон стекла, видели, как ты тянешь руку куда-то вперед, встаешь, но рывком садишься, будто тебе говорят не делать этого. И ты грустишь. Твои мысли совсем не здесь. И мы… Я беспокоюсь. Что это было? Скажи?
А Рейнис до моего прихода ведь куда-то собиралась. Я успел как раз вовремя, чтобы ее застать. И от своих планов она не отказывается, вставая, но тянет меня за собой, произнося фразу,  сказанную некоторое время назад волку – и мне, хотя тогда мне достался уже лишь ее отголосок.
- Веди нас. – Переплетая пальцы.
Переплетая пальцы с девушкой, связавшей со мной свою судьбу. Кто бы что ни говорил и ни думал, но мы теперь  с ней связаны, и связь будет с нами до самого конца, а я с приближением времени отъезда за Стену, очень рассчитываю, что он самый наступит совсем нескоро. Мы выходим из замка, Призрак белым пятном бежит впереди.
- Куда мы идем?
Но я быстро понимаю, куда. В логове драконов сегодня один Рейгаль, свернулся кольцом в глубине пещеры. Я впервые так близко к дракону, и чувствую тепло, исходящее от его тела. Огромный, живой, настоящее воплощение девиза «Пламя и кровь», но мне почему-то не страшно. Напротив, мне интересно, какой он, и я подхожу ближе, когда передо мной, хлопнув по полу, опускается хвост – и мы с Рейнис оказываемся разделены. Дракон не хочет подпускать к себе других людей. Делаю шаг назад, наблюдая, как Рейнис приветствует дракона. Она спокойно касается его, зная и доверяя – и я невольно улыбаюсь, видя это. У нее есть опора и защитник, надежнее которого не найти, и это радует меня.
А меня жестом подзывают ближе, подхожу, осторожно переступая, не торопясь, боясь сделать что-то резкое, что вызовет новое недовольство Рейгаля. Оказываюсь возле Рейнис, и она берет меня за руку, подносит мою ладонь к чешуе. Я даже забываю, что нужно дышать, когда чувствую под пальцами теплый и живой бок дракона, а он сперва недоволен, а после успокаивается, позволяя мне себя касаться, гладить чешую, сначала осторожно, а после и более уверенно.
- Это невероятно.
Я выдыхаю шепотом, и, наверное, весь свечусь от радости, этого ощущения удивительного чуда, которое происходит сейчас.
- Будем дружить, Рейгаль?
Я спрашиваю у дракона, но оборачиваюсь на Рейнис, которая наблюдает за этим, которая и позволила мне оказаться здесь. Мы выходим из пещеры спустя несколько часов, но Призрак не идет за нами, желая остаться. Треплю его по шерсти, и мы с Рейнис уходим вдвоем. Я все еще как будто не дышу, вспоминая тепло чешуи Рейгаля и ощущение этого большого существа совсем рядом с собой.
- Это настоящее чудо. – Я обнимаю ее по пути, останавливая, чтобы поцеловать. – Спасибо тебе за него. Он удивительный. И с ним ты под самой лучшей защитой.
В грядущей войне, да и не только, это очень важно. Мы возвращаемся снова в комнаты Рейнис. Теперь здесь нет волка, мы с ней вдвоем. Бокал с вином оказывается в моей руке, делаю глоток. Насыщенный, богатый вкус. Вспоминаю, когда пил такое в последний раз, припоминаю обстоятельства. Помнит их и она, легко касаясь монет, которые тут же откликаются на касание звоном.
- Малую часть – видел, слышал, почти ничего не понял.
Я опускаюсь на ковер рядом с Рейнис, подбрасываю несколько поленьев в камин.
- Ты удивишься, если я скажу, что никогда не танцевал? – Обнимаю ее, заставляя опереться о себя спиной, смотрю на то, как разгорается притихший было в наше отсутствие огонь. – На праздниках в Винтерфелле мне совсем не хотелось идти куда-то вперед. Ну а в Дозоре, как легко догадаться, никто не танцует. Хотя, музыканты и певцы находятся даже там. Самый разный народ.
Пожимаю плечами. Разный, но не самый интересный. Большинство из них совершили преступления – те или иные, и им не нашлось места в прежнем мире.
- И не слышал такой музыки, как ваша. Вы сами дополняете ее, своими движениями создаете. А музыкантам нужно ухватить ритм и развить мелодию дальше, украсить танец, но не пытаться его затмить. Мне показалось, что было так. Что танцующие творили музыку, и музыканты лишь помогали им, продолжая ее.
Мысленно возвращаюсь в Винтерфелл, где музыканты играли на нечастых пирах, и их музыка была самостоятельной, призванной найти слушателей и быть услышанной. Или не  услышанной, когда людей гораздо больше занимают блюда на столах, а не шум на фоне приема пищи и вина.
- Вы можете веселиться просто так, потому что хочется. И это жизнь. Радости, которые сами для себя создают люди, не ставя рамок и не указывая, когда следует радоваться, а когда нет. Просто вы слушаете себя. Слушаете и слышите.
И я рад, что вовремя услышал свой внутренний голос, что понял, на что готов решиться, и что чуть было не проворонил, загоняя себя в слишком сложные рамки, опять, по привычке. Слишком много всего в голове – и ясность после того, как в вопросах поставлена точка. Для самого себя же, и больше не для кого.

А на следующий день на меня налетает Эйгон. Другого слова найти не получается, с утра я его не вижу, а, когда, наконец, я вижу его и иду поздороваться, мне очень не нравится выражение его лица, с которым он на меня смотрит, как будто я сделал что-то, что невозможно простить.
- В чем дело?
И не нужно говорить, что мне кажется, потому что мне кидают сухое «Тренировка, сейчас», и больше ни слова. Мы выходим во двор, я глазами ищу небоевое оружие, но слышу звук стали – Эйгон достает свой собственный меч. Достает и не дает мне ничего сообразить, уже налетает на меня с ударом, так что Длинный коготь взлетает навстречу его клинку почти отдельно от меня, на автомате. Я отбиваю удар за ударом и отступаю, каждый раз удивляясь тому, что происходит, удары сыпятся на меня, и такие, как будто Эйгон не приемлет в этом поединке ничего кроме победы. Раз у нас тренировка, то и мне нужно как-то взаимодействовать, а не только отбивать град ударов, верно? Я в замешательстве, не понимаю, что случилось. А, пока не пойму, просто держу оборону, но мне очень это не нравится. Эйгон гоняет меня по двору, и во мне начинает подниматься злость. Да что такого я сделал, что мне нельзя объяснить языком, а нужно вот так пытаться достать не тренировочным, боевым оружием? Неужели нельзя просто поговорить?
Оборачиваюсь против солнца, и оно играет со мной злую шутку – блик от меча Эйгона на миг сбивает, и я еле успеваю отскочить от мелькнувшего совсем рядом лезвия, в итоге прорезан рукав, чувствую короткую вспышку боли – царапина, знаю, но…. Я отскакиваю, но не удерживаюсь на ногах, в последнюю секунду перекатываясь по песку. С меня хватит. Горсть песка летит Эйгону в глаза. Заминка, которая дает мне подняться и нанести уже свой удар. Звон стали собирает, наверное, всех обитателей замка в качестве зрителей, но к нам не подойти. Теперь уже и я наношу удары, мы сражаемся, будто на поле брани. А его это злит. Адреналин бурлит в крови нас обоих, рука саднит, и это раздражает. Несправедливо. Я уже не считаю его попытки достать меня, в какой-то момент получаю удар в лицо, знаю, что в запале и сам наверняка его зацепил. Нужно это прекращать, иначе закончиться может плохо. Когда открывается шанс, вкладываю всю силу в свой удар, и валирийская сталь берет верх над обычной, хоть и очень хорошей, отсекая половину меча Эйгона с жалобным звоном.
- Тренировка закончена. Захочешь поговорить, приходи без меча.
Убираю свой меч в ножны, касаюсь лица. Кровь – удар пришелся по носу, ерунда, сейчас остановится, вот рука меня волнует сильнее. Вытираю кровь на лице рукавом и хочу уйти с этого двора, я все еще злюсь, все еще не отдышался, и все еще не понимаю, что такого Эйгону сделал. Вижу, как Эйгон бросает обрубок меча и пинает песок, как к нему спешит Дени, и нахожу Рейнис глазами. Чего я боюсь – увидеть на ее лице такое же выражение, как видел у Эйгона, но его нет, видимо, она тоже не может понять причин.
- Это не тренировка, а за что-то обида. Не понимаю.
Снова чувствую тепло крови на лице, снова подношу руку, чтобы ее убрать.
- Вчера все было нормально, я не знаю… Он ничего не говорил? Боюсь, что  и я его зацепил, мне жаль.

Меня не готовили к тому, чтобы быть королем. Меня не учили вести за собой людей и решать, как следует поступать, чтобы избежать каких-то бедствий и получить больше выгоды. Меня не брали в расчет, зная, что лучшее, что может со мной случиться – судьба воина. История знает случаи, когда бастарды добивались высоты, но все они наперечет. Меня просто предпочитали не замечать, отстраняя, не тратя время, а я находил другие стремления и пытался добиться успеха в них.
Первый, кто обратил на меня внимание не как на воина, а на возможного лидера, был Джиор Мормонт. Определивший меня в стюарды лорд-командующий очень сильно расстроил меня сперва своим выбором, но после я понял, что он хотел этим сказать. Я был слишком молод, возможно, мне не хватило его науки – и времени. Когда после я занял его место, уже зная, что идет к нам из-за Стены, мне казалось, что я знаю, что делаю. Вернее, конечно, я не мог быть уверен ни в чем, но знал, что делать что-то необходимо, и быстро, и что ресурсов Черного замка не хватит для того, чтобы даже попытаться противостоять врагу. Я рискнул – и проиграл. А теперь я не лорд-командующий дозором, я король Севера, а королям ошибок не прощают и подавно. Как показывает время, просто назвать себя королем, но очень трудно удержать свою корону и доказать, что она не выдумана. А у меня и короны никакой нет.
У меня есть знание о грядущей большой беде, и я снова пытаюсь действовать, не имея при этом ресурсов и достаточных знаний кроме единственного, в которое мало кто может поверить. Но, если я проиграю снова, это будет уже насовсем.
Я как был воином, мальчишкой с мечом в руке, направляющим его согласно собственной вере, так им и остался. Не мне играть в престолы – но люди выбрали меня, значит, нельзя их подвести.
Выбор – долг и желание человека, и возможность получить все и сразу – или сразу потерять корону вместе с головой. Шрамы на теле говорят мне, что Север помнит. Помню и я. Помню, думая о своем будущем, которое раньше казалось невозможным, о прошлом, которое, возможно, приоткрывает завесу неизвестности, открывая новые грани давно известных историй и людей, которым верил, но многого не знал. Опыт отца, брата, и вопрос – могу ли я? Имею ли право?
Если разобраться, то вопрос ставится, имею ли я право жить? А жил ли я раньше? Сок красных апельсинов по пальцам, голос: «Твоя жизнь проходила мимо, если ты не пробовал их, поверь мне». Вкус, яркий и терпкий, мне нравится.
Звон монет, музыка, незнакомые ароматы, громкие голоса. Все непривычное для человека с Севера, и всего слишком много для того, кто должен принять решение. Разрешение – или запрет. Я поднимаю глаза и вижу, что чуть было не пропустил то, что на самом деле важно, а решение у меня было готово уже давным-давно. И нужно сказать его. Веду себя наивно, актер я никудышный, но Рейнис делает шаг навстречу, даже все замечая. И выходит со мной. Не играет в лордов и леди, эта игра и мне самому уже дается с трудом. Да, то, что изначально было игрой и то, что было реальным, как будто поменялось местами для нас. Она приближается, путаясь пальцами в моих волосах, и переводит разговор на другую тему. Снова игра слов. Я прижимаю ее к себе, не думая ни о чем. А она смеется, называя меня Старком. Я не Старк, но могу им стать.
- Думаешь, это так плохо? И ты же знаешь, что я не Старк.
Пока не он. Мы выходим, и прячемся в нише от посторонних глаз и ушей. Рейнис все понимает, но указывает на двойственность фраз – у нас было два утра, совсем разных, но, возможно, приводящих все к одному? Улыбаюсь уголками губ, чувствуя касание – и опять прижимаю ее, проводя рукой по спине, касаясь кожи.
- В этом мы с ним похожи, стоим на своем. Но делаем одно дело вместе.
Я пожимаю плечами, когда слышу сравнение меня и Эйгона. И вспоминаю его лицо, когда он услышал ее слова утром. Изумление и желание оградить. Эйгон не тот человек, что стал бы торговать сестрой взамен на какие-то плюсы себе и короне, это решила она. Но я тоже не могу не спросить. Не могу обязать ее подписаться под тем, что изменит ее жизнь, так, или иначе, с радостью решив все за нее. И я спрашиваю – про Север. Рисую картину мира, где очень непросто жить, но в то же время хочу верить, что она сможет увидеть за этим внешним и что-то кроме мороза, льда и угрюмых людей. Но она соглашается очень быстро, притягивая меня, и так же быстро назначает день свадьбы, хотя, мне кажется, что в мыслях она занята чем-то кроме, но... Завтра, к чему откладывать, когда все решено.
- Да, завтра. – Приподнимаю ее лицо, заглядывая в глаза. – Пока да, но не на долго. До возвращения на Север.
До нашего с ней возвращения. А она адресует мне мой же вопрос, задавая его о себе. Она Таргариен, но по факту внутри нее Дорн, и она дорнийка прежде всего. Она вспоминает о песне – не могу не нахмуриться при упоминании концовки.
- Но мы решили, что концовка не нравится нам обоим, и не стоит претворять в жизнь ее.
Рейнис вышла со мной, что бы она ни говорила. И звала она меня, так что, будь я расторопнее, не случилось бы и такой неприятности. Да, я все понимаю, но мне не нравится упоминание о соперниках, о других. Дорнийка или нет, я беру в жены женщину, и я хочу, чтобы брак значил что-то и для меня, и для нее. Не только военный союз, но и союз двух людей. Семью. Я надеюсь, что шанс на это существует, и что он выпадет на нашу долю. В конце концов, не все браки на свете, даже заключенные в политических целях, обречены, и я приложу усилия для того, чтобы добиться того, чего хочу, ведь я выбрал – и не политику, нет.
- Я тоже знаю, что делаю.
И чего хочу. Не договариваю это, потому что слышу предложение дальше, смысл которого доходит до меня с небольшой задержкой. Смотрю на нее, будто не веря, решив, что ослышался.
- Что? Ты предлагаешь…
Это не может быть серьезно. Или может? Рейнис берет меня за руку и ведет вперед, а я даже не обращаю внимание на комментарий про кузенов, не до того мне сейчас. Окончательно убеждаюсь, что имелось в виду именно то, что я подумал, уже перед дверью, одного взгляда мне хватает, чтобы понять – ну, нет. И я ловлю Рейнис за руку, вытягивая и ее, уже было шагнувшую за порог, сам закрывая дверь. Чувствую, что гляжу на нее возмущенно, а еще я смущен, но уверен в том, что вот этого нам не надо. А она смеется, и притягивает меня за волосы к себе. Склоняю голову на бок – проверка?
- Готов.
Говорю, обнимая ее, переплетая пальцы, все еще держа ее руку. Она целует – и я прижимаю ее к себе, думая, что никому не отдам. А она спрашивает меня о волках, и вопрос значит больше, чем кажется. Стиль жизни волка – выбор раз и навсегда и защита того, что считаешь своим, от чужих. Она понимает это – и говорит, что знает, на что соглашается.
- Герб здесь совсем не главное. Я это я.
И наличие Призрака рядом говорит о том, что от волков во мне гораздо больше, чем могло бы показаться, несмотря на то, что я не принадлежу фамилии отца и герб его – не мой. Но скоро это изменится. Правда, разве это повлияет на мою суть?
Мы уходим  и оказываемся в ее комнатах, за дверью тихо, праздник переместился куда-то, сейчас мы одни. Никто не побеспокоит и не помешает. Я осматриваюсь, когда она продолжает говорить, вспоминая мои вопросы до  и информацию, ключ к которой дала мне вчера. Но разговор и действия не клеятся друг с другом. Рейнис близко, и здесь все ее, и я, давший слово, знаю, что стану таким же, если еще не успел, но что-то говорит мне, что все уже случилось раньше, хотя и незаметно. Она тянет ко мне руки, тянет за ткань, и я тоже, прикасаясь к обнаженной открытым нарядом коже, под тихий звон помогаю ему исчезнуть. Ароматы в воздухе, легкий звон монет, ее прикосновения – это больше не путает, не сбивает с толку и не заставляет отвлечься, напротив, кажется, что это – самое важное. Полумрак за пологом и тени от медленно угасающего в камине огня тоже важны не меньше. Я обнимаю ее, но не лишаю свободы, провожу по коже, смотрю на танец теней по стенам, но быстро перевожу внимания, забывая о том, что окружает, вглядываясь в ее лицо, замечая, как меняется выражение глаз, озорное, любопытное или задумчивое, как звучит голос, рассказывающий мне историю, которая, возможно, имеет ко мне самое прямое отношение. Но другая история происходит прямо сейчас. От ее пальцев по коже расходится тепло,  я улыбаюсь, зная, что ни одной реакции мне не скрыть, все сейчас – правда. И она в моих руках, и я хочу держать ее, не отпуская. Тоже касаться, вырисовывая непонятный невидимый узор, тоже следить за тем, как на касания отзывается ее тело. Не только слова – вся правда, как она есть.
Правдивая история Эшары Дейн, к которой привел выбор, сделанный моим отцом, тоже звучит сейчас. Эшары больше нет, как и нет его любви, только долг, только война, еще одна жизнь на ее счету. Хмурюсь и отвожу взгляд, думая  о том, что услышал, пытаясь представить, что чувствуешь, когда готов сделать шаг с высокой башни вниз.
- Не только жизнь ее брата на счету моего отца, но и ее тоже. Женщины, которая доверяла ему и ждала возвращения, а получила лишь фамильный меч и разбитое горем сердце. Нет ничего хуже, чем когда близкие люди разделены по разные стороны и при встрече убьют друг друга, а ты знаешь, что встречи не миновать, но не представляешь, кто к тебе вернется, и сможешь ли его простить. Она не сумела, у нее забрали все, что было дорого.
Невольно я прижимаю Рейнис к себе сильнее, второй рукой ловлю ее ладонь и подношу к губам, целую кончики пальцев, ладонь, запястье. Если моя жизнь возникла вот так, то я не хочу, чтобы и дальше в ней бы случалось что-то подобное. Рейнис опирается на меня, смотрит внимательно. Это выводит меня из того грустного оцепенения, которое возникло после рассказа об Эшаре Дейн.
- Я бы хотел посмотреть. Не проверять, но узнать, увидеть твой мир, который ты так любишь.
Она наклоняется, оставляя поцелуи, а я путаюсь пальцами в длинных прядях – мне нравится так делать – перебирать, пропуская черный блестящий шелк сквозь пальцы, чувствовать его касания к коже. Немножко щекотно, но очень нежно. А она вдруг задает вопросы. Совсем другие, простые, но такие, на которые не сразу находится ответ. Которыми никто раньше не интересовался, а я не пытался задавать их себе, или задавал. Но не говорил ответы вслух. Сейчас самое время. Тихо смеюсь, прижимая ее к себе, опрокидывая на себя и укладывая на плечо. Ловлю ее руку снова, черчу линию от кисти и выше, а потом ниже по телу, не прерывая.
- Как все мальчишки. – Пожимаю плечами. – Играли в рыцарей, в великих воинов со страниц старых книг. И знаешь, я воображал себя юным королем Дейроном. Бесстрашно шел на гордый Дорн с деревянным мечом наперевес. Мне казалось, что лучше погибнуть рано, но остаться в истории таким ярким, как он, хоть и не завершившим начатое дело, но давшим тысячам пример доблести на века. А теперь я не знаю, была ли то доблесть, или мальчишки всегда мальчишки, даже, если и короли?
Заглядываю ей в лицо и легко касаюсь губ губами. Ни один король не сумел завоевать Дорн, и, кажется, я знаю, почему. Я улыбаюсь – мне нравится эта черта.
- И цвет… Зеленый. – Фыркаю себе под нос. – Что? Лето на Севере длится недолго, но так хочется за это время все успеть. Задержать мгновения перед новой суровой зимой. Мне нравится этот цвет, он вселяет надежду. А твой? Какой цвет ты любишь? Какой самый любимый фрукт, а что ты не съешь ни при каких обстоятельствах? Как ты выбрала своим оружием ножи?
Я тоже задаю вопросы и продолжаю отвечать на ее. Я рассказываю историю про то, как щенки лютоволка устроили возню в зале во время приема Амберов в Винтерфелле, стащили с главного стола скатерть и почти всю снедь вместе с ней, но Большой Джон успел спасти свой кубок с вином и блюдо с перепелами, и невозмутимо продолжил пировать, как ни в чем ни бывало, говоря, что волки знают толк в приеме гостей, а скатерть только мешает. Я слушаю ее рассказы о жизни, которой свидетелем я не был. Мы узнаем друг о друге что-то, как будто хотим наверстать все годы за один вечер, хотя и понимаем, что это не удастся, сама попытка важна. Мы чему-то улыбаемся, над чем-то вместе смеемся, что-то заставляет нас вспомнить старое, что-то – подумать о настоящем.
Над одним из ее вопросов я вдруг хохочу, так, что не могу прекратить смех, когда слышу ее предположение о досуге людей в Дозоре. Я смеюсь и не могу вымолвить ни слова, даже одного простого «нет», ничего. И вдруг понимаю – я ее люблю. Вот так просто осознаю, что это так. И смеюсь снова, потому что момент для осознания получился совсем не таким, как обставляется в песнях, но, наверное, самым правильным. Мы, наша суть, те, кто мы есть. Я тяну ее к себе, целуя, долго и не отпуская. До поры вопросы и ответы прекращаются, переходя в совсем другой разговор.
- Да, Рейнис. – Потом говорю я снова на вопрос о дорнийке. – Я хочу взять тебя в жены и стать тебе мужем. А ты? Волк, хоть пока и без герба, но навсегда такой, что скажешь? Уроки… Да, я понял. Мне многому приходится учиться, знаешь? Но я успеваю понимать с первого раза. Надеюсь, так будет и впредь.
Снова ее целую, притягивая к себе. А она говорит мне о будущем. И я слышу то, что радостью отзывается внутри, представляясь когда-то, скоро, или не очень, но очень возможной картиной. Условие, но такое, на которое я пойду ради семьи и дочери, которая появится в ней.
- Хорошо. – Я киваю. Мне нравится картина, которую рисует мне фантазия, такая, о которой я раньше даже не мог и подумать. Я хочу, чтобы эта картинка из воображения перешла в жизнь. – Мы поменяем порядок, даже если у нас первым родится мальчик – в других семьях наследовать будут девочки. – Север поймет, что это окажется ему только на руку и примет это, пускай и не сразу. – А я… Я хочу, чтобы наш брак был не только политически выгодным союзом, чтобы он значил для нас что-то кроме. Я хочу, чтобы ты дала шанс, Северу и мне, попытаться этого достичь.
Это, правда, мое желание, главное, то, чего хочет мое сердце. Но Рейнис недовольна, она просит эгоистичное желание, другое и немедленно.
- Ладно. – Я сдаюсь, тряхнув головой. – Тогда я хочу после того как вернусь из-за Стены, чтобы мы с тобой поехали в Дорн. Не откладывая, а тогда. Пусть не долго, но я хочу увидеть его.
Еще какое-то время мы не спим, но это не может быть бесконечным. Уже засыпая, я вспоминаю, что не сказал Рейнис еще одну вещь, которую ей нужно знать и которую она хотела услышать уже давно.
- Ты спрашивала меня про шрамы тогда, в первый день. Ты прекрасно знаешь, что после таких ран не выжить. Я и не выжил, умер, пробыл мертвым четыре дня, но Красная жрица вернула меня назад. Так и вышло, что я исполнил перед Дозором данную клятву и смог его покинуть. Ты права, это магия, и совсем не моя заслуга.
Усмехаюсь себе под нос.
- Не только волк, но еще и мертвец – не очень приятное сочетание, как ни посмотри. И не то, о чем хочется вспоминать, но невозможно забыть.

Как ни крути, а магия окружает нас, каждого, со всех сторон. Возможно, кто-то не замечает ее присутствия или не хочет верить, но я, побывавший за Стеной и по ту сторону жизни, знаю о ней не понаслышке. Она не кажется мне чем-то пугающим или великим, просто еще одно проявление силы, которую нельзя увидеть, но почувствовать можно. Она, как и все, способна обретать самые разные формы, оборачиваться добротой или злом, дарить счастье или обрекать на муки. Но говорить о ней слишком много все равно не стоит. Лучше вообще помалкивать о том, чего до конца не понимаешь.
Понимаю я главное ее проявление – Призрак, самый верный мой друг, всегда со мной, мы с ним связаны. Так, что, наверное, сами не отдаем себе отчета в том, насколько эта связь сильна. Хотя, я думаю, что Призрак все понимает намного лучше меня, и прислушиваюсь к реакциям волка. Я пугал Рейнис, прося ее не рисковать слишком сильно, зная, что волк никому не дается, и что теперь? Треплет его по шерсти, а он как будто и совершенно не против.
Глазами Призрака я наблюдаю за ней, невольно подсматриваю сцену, которая наверняка не предназначалась для посторонних глаз. Но, однажды увидев. Уже не могу делать вид, будто ничего не было, просыпаюсь как от толчка, путаясь, еще как будто наполовину там, в пустой галерее, и звон бьющегося стекла в ушах. И я иду к ней, чтобы понять, что происходит и узнать, как она. Я волнуюсь. Прохожу тайным ходом, боясь разминуться, но меня впускают. И я понимаю, как давно ее не видел, и что скоро снова разлука. Но начинаем мы с чего-то совсем другого.
- А мы разве скрываем их? – Снова касаюсь волос.
Вопрос о скуке – кажется, когда-то не так уж давно я задавал его ей же, когда она без предупреждения вдруг возникла в отведенных мне комнатах. Не так уж давно, а, как будто с того дня утекло так много воды. Все изменилось, мы теперь связаны, не только политикой и общим делом, знаю, что нет. Вопрос наполовину обращен к Призраку, но отвечаю за обоих я.
- Да. Слишком мало времени вместе.
И как знать, сколько его еще впереди?
- Вот это я успел заметить. – Когда она говорит о моем смущении. На Севере люди не привыкли к открытому проявлению чувств, и смущение кажется чем-то зазорным, слабостью, но не перед Рейнис, с ней я могу быть тем, кто я есть. – А к хорошему привыкают очень быстро. – Я целую ее, я, правда, скучал. – Призрак, видишь, уже освоился лучше всех.
Волк, правда, занял старое место, как будто провел в этих комнатах жизнь, а не вечер. Я тоже быстро втянусь. Наша связь, речь как раз заходит о ней, и я рассказываю все как есть. О сне и том, что подсмотрел, и откуда узнал и что Рейнис вернулась, и что не все в порядке. Рейнис верит. Она верит в магию – или верит мне?
-Наверное, это было всегда. Сны случались всего пару раз до этого, но я всегда чувствую Призрака, а он как будто меня. У нас и эмоции будто бы на двоих, только когда-то ярче их показываю я, а когда-то он. Ты же наверняка заметила это?
Мне кажется, да.
Рейнис уводит нас с Призраком из замка, мы идем к логову драконов. Прикосновение к Рейгалю, наверное, навсегда останется в моей памяти таким же ярким, как будто случилось только что. Большое и теплое существо, грозное, но позволяющее к себе прикоснуться. Я хочу, чтобы так было и впредь. Дракон поворачивается ко мне, толкаясь мордой в плечо, и я глажу его шею, так начинается наша дружба.
- Одобрили, да? – Переспрашиваю уже у дракона и получаю еще один легкий толчок мордой в плечо, продолжая гладить. – Я рад, что теперь мы друзья. А тест… О чем ты?
Пробыв в пещере, мы выходим, но Призрак решает остаться. Я улыбаюсь, пусть, ему тоже нужно познакомиться и подружиться с драконом. Мы с Рейнис идем к замку, когда она говорит о частях меня и себя, кидаю взгляд на нее.
- Тоже? Как то, что я рассказала о Призраке и себе? Как это случилось, расскажи мне?
Удивительно, что это так похоже, но, зная об этом, я радуюсь. Значит, Рейнис никогда не окажется в одиночестве, с ней всегда будет Рейгаль, даже если не на дистанции вытянутой руки, а высоко в небе. Но она и сама так любит с ним летать.
Пока не настал новый день и не навалились новые заботы, у нас есть время, чтобы побыть вдвоем и поговорить о чем-то своем. Мы садимся напротив камина и пьем вино, и, хотя Рейнис не касается пока того, о чем я спросил ее самым первым делом, знаю, что до этого дойдет. А пока речь о Дорне и празднике. О танцах. Улыбаюсь, признаваясь в своей некомпетенции, говоря, что не танцевал. Рейнис не удивлена, но готова дать мне урок.
- Дорнийские танцы? Думаешь, выйдет?
Встаю вслед за ней, отставляя вино. Почему-то неловкости нет – может быть, потому что это Рейнис, а, возможно, потому что я, правда, хочу наконец начать свою жизнь, и она целиком связана с ней.
Музыки нет, есть слова и движения, которыми Рейнис задает нужный ритм. Я ловлю его, возможно, неловко, но я стараюсь. Этот танец другой, в нем мы ближе друг к другу, и можем сказать друг другу намного больше одним лишь движением. Когда танец кончается и мы снова садимся к камину, она вдруг возвращается к вопросу, с которого я начал несколько часов назад.
- Ты будто бы видишь все снова, переживая то, что уже здесь с тобой случалось? – Я повторяю, чтобы правильно все понять. – Твоя старая жизнь, эти призраки будто из нее? То, что ты забыла, а теперь приходится вспоминать…
Ее однажды уже заставили забыть свою жизнь и научили новой, а теперь заставляют вернуться вспять. Рейнис Таргариен, единственная, кто был спрятан на этом континенте, почти перед носом у всех, на видном месте. Страшно осознавать, что ты верила в чужую выдумку. Но в то же время, другой жизни ты не знаешь и больше всего на свете любишь ее.
- Ты жалеешь, что все так обернулось, что тебе приходится оставить то, что ты любишь, и людей, которые дороги, и идти в путь, который был твоим, но на время был скрыт от тебя? – Обнимаю Рейнис, покачиваясь вместе с ней, будто желая убаюкать, развеять печали. – Что тебе приходится его вспоминать, когда, казалось бы, был другой? Это как будто не твоя война. Или твоя?
Война за трон, в которой Дорн давным-давно встал на сторону Таргариенов, пряча одну из них в своих песках. Война, ставшая частью жизни дочерей Оберина Мартелла после его гибели в Королевской Гавани, и частью жизни Рейнис тоже. Война, принесшая ей брата, тетку… и меня.
- Если это еще случится, говори мне. Буди меня, если  я сплю. А спать я буду рядом. Ты же не будешь больше закрывать дверь?
Целую ее в висок и улыбаюсь, не зная, получится ли этой полушуткой ее рассмешить. Но к хорошему, правда, привыкают очень быстро, и я не собираюсь тратить и без того короткое время впустую.

В крови все еще бурлит адреналин, но я начинаю остывать, прежде всего мой мир расширяется с маленькой площадки в круге людей и Эйгона напротив до Рейнис, Дейнерис, тех самых людей вокруг. Я не понимаю причин, и думаю прежде всего об этом, а вот Рейнис думает о другом. О том, что, прежде всего, нужно сохранять лицо, а мы и так наследили, звоном мечей собрав вокруг себя толпу. Но что было делать? Эти правила ввел Эйгон, не я.
Способность чувствовать боль приходит параллельно с тем, как горячка боя покидает меня. Нос – ерунда, рука для меня важнее, ведь скоро должен быть наш поход, где даже самая маленькая травма может сыграть свою плохую роль. Царапина заживет, все будет нормально… Оборачиваюсь на Эйгона, чтобы понять последствия нашей «тренировки» для него. Знаю, что, погнавшись за целью все остановить, мог перестараться. Рядом с ним Дени. А ко мне идет Рейнис, смотрит внимательно. Тороплюсь стереть кровь с лица – последствия гораздо легче, чем можно подумать. Физические последствия меня вообще важны меньше, чем вопрос, что же я сделал Эйгону, что он так взбесился. Об этом я и спрашиваю, может быть, ей что-то известно. Но она не торопится мне отвечать, уводя с глаз толпы. Запоздало понимаю, что она права.
Мокрый нос толкается мне в руку – Призрак смотрит снизу вверх, как будто осуждает подравшихся из-за ерунды мальчишек, которые теперь, надув щеки, разбредаются в разные стороны с гордо поднятыми головами, стараясь не показать друг другу слабые стороны, делая вид, что ничего не произошло. Кидаю последний взгляд на двор, но Эйгона там уже нет, и толпа расходится по своим делам, представление прекратилось, больше там делать нечего.
- Царапины только. – Снова говорить я начинаю, когда мы уходим от людей, Рейнис ведет меня и запирает двери. – Со мной ничего не случилось.
Она усаживает меня и убирает ткань. Смотрю на свое плечо, удар соскользнул, задев только кожу.
- Видишь, ерунда. Рейнис?
Влажной тканью она убирает следы грязи и крови и продолжает осмотр, не веря в мои показания на словах. Касается носа – чувствую, что он немного распух, но ничего страшного не произошло. Мальчишки часто играют и разбивают носы. Все через это проходят.
- Нет, не болит.
Я улыбаюсь уголками губ, глядя на то, с каким вниманием она это все делает. Ловлю ее ладонь в свою, качнув головой.
- Спасибо. – Когда пальцы аккуратно и точно накладывают одно за другим масла из ящичка, с которым я уже знаком. – Лекарства на все случаи жизни? Жаль, что их пришлось использовать сейчас, когда мы еще не успели столкнуться с врагами.
Эйгон мне не враг, я это точно знаю. Потому и говорю об обиде, о чем-то, причину чего я не могу понять. Я хочу узнать, что случилось, и хочу верить, что никакие царапины и сломанные мечи не встанут между нами впредь. Мы должны со всем разобраться сами. А Рейнис тоже удивлена, она тоже не знает, в чем дело.
- Я сказал ему, чтобы он приходил, если ему есть, что сказать, но не думаю, что он придет. Все-таки я сломал меч у него в руках, а он король. Это должно быть обидно, но я хотел все прекратить поскорее, пока не случилось чего-то похуже.
Устало тру переносицу. Дело не в физическом состоянии, в эмоциях. За короткое время Эйгон стал мне другом, и я не хочу терять эту дружбу, даже не зная причин.
А Рейнис укладывает меня на постель как больного. Сначала думаю сопротивляться, снова уговаривая, что все хорошо, но мне почему-то не хочется этого делать, и дело не в маслах и не в усталости, а в том, что забота мне все еще непривычна, и так приятна. Но я понимаю, что мне уделено слишком много внимания. Чувствую ее пальцы у висков, приятные ароматы, призванные унести прочь печали. Прикрываю глаза.
- Тебе нужно пойти к нему, он твой брат. – Перехватываю ее руку и подношу к губам, целуя ладонь, а после сжимаю ее в пальцах. – Не выяснять причины, узнать, как он. Причины потом.
Открываю глаза и смотрю на нее снизу вверх. Смеюсь, чувствуя, как тело расслабляется независимо от того, что я не хочу засыпать и не считаю себя уставшим.
- Снова то масло, да? Действует.
Тяну к ней руку и касаюсь щеки, а потом ловлю выпавшую прядь волос и убираю ее Рейнис за ухо. Ей нужно пойти к Эйгону, но меня греет мысль о том, что сперва она пошла ко мне и занялась мной. Что время, которое она могла провести с братом, отдано мне. Это забота, и я понимаю, что сейчас хочу позволить позаботиться о себе, и это не слабость, с которой нужно бороться, а то, что нужно ценить и беречь. Главное, что настоящих причин для волнения, кроме того, что же я сделал Эйгону, нет. И лучше бы и впредь не было.
- Когда-нибудь я научусь выделять его запах среди других и запомню, как оно называется. Но не сегодня. Иди, я буду тут. И постараюсь больше не делать так, чтобы твой ящичек пришлось применять не для курильниц.
Правда, колени из-под моей головы не исчезают, Рейнис не уходит, оставаясь со мной и дальше, а я с усмешкой лишь отмечаю, что масло действует даже лучше, чем в первый раз, но не выпускаю из руки ее ладони, противореча сам себе. Мой сознание затуманивается, независимо от моей воли, и я проваливаюсь в сон, не успевая заметить, как это произошло. Когда я открываю глаза, в комнате уже горят свечи, но Рейнис рядом, а я чувствую себя отдохнувшим, проспав несколько часов. Но все еще ничего не знаю, и это не перестает беспокоить меня, несмотря на сон.
- Сколько я проспал? – Медленно встаю и пытаюсь спрятать возникшую на лице улыбку, а потом бросаю эту глупость и просто тянусь к Рейнис, чтобы поцеловать, и шепчу ей: – Я рад, что ты здесь сейчас.
Общий ужин я проспал явно, если он и был сегодня, в чем я почему-то сомневаюсь. Двигаю рукой, касаюсь лица – практически никаких напоминаний о последствиях тренировки нет. Остались лишь нерешенные вопросы.
- Вы говорили? Как он? Может быть, мне пойти к нему и самому спросить? Как ты думаешь, он станет меня слушать?
Не уверен, что это хорошая мысль, но бросать ситуацию без объяснений я не буду, и не в политике дело, дружба Эйгона мне дорога. Но идти к Эйгону ночью, когда он еще или уже спит, кажется плохой идеей. Нужно будет поговорить с ним утром.
Но утром два из трех драконов взмывают в небо, могу лишь проводить их силуэты взглядом.
- Они сказали, в Старомест?
Я спрашиваю Рейнис, но и у нее информации немногим больше, чем у меня. По ее словам, Дени тоже не знает, зачем туда нужно Эйгону, но летит с ним. А я на этот раз важный момент пропустил совсем, и не знаю, когда теперь доведется все исправить, и доведется ли. Короля нет на Драконьем Камне, за него остается его сестра, и нам ничего не остается, кроме как продолжать то, что было начато. Поход все ближе, приближается время разлуки. Эйгон и Дени возвращаются через несколько дней, и дата отъезда, уже готового, называется вслух. Я так и не могу выяснить, в чем было дело, и с Эйгоном поговорить у меня об этом не получается, он как будто избегает меня, и это меня гложет изнутри, моя душа неспокойна. Неспокойна она и по другой причине, хотя я стараюсь делать вид, что все идет как должно – в конце концов, поход за Стену – моя идея, и моя обязанность возглавить его, я сам поведу людей, которые доверились мне и моему слову, туда, откуда, возможно, кто-то из нас может не вернуться. Да, у нас будет с собой оружие из драконьего стекла, и мой меч валирийской стали страшен для мертвецов точно так же, но никто не застрахован от случайности, а в рукопашном бою исход не всегда очевиден. Кроме того, я единственный, кто видел угрозу за Стеной своими глазами, остальные мои спутники лишь слышали о ней, а это совсем не одно и то же. И я не хочу уезжать. Не хочу, но не имею права даже заикаться об этом – никто из нас не сошедший с ума герой, жаждущий подвигов, всем есть, что терять.
Мне тоже есть. И именно поэтому я еду туда, куда я собрался. Смерть, идущая с Севера, ее нужно остановить, пока еще есть такая возможность. Пока в наших силах сделать хоть что-то, то сделать это мы должны. И дело даже не в том, что под угрозой жизни всех людей на земле – меня касаются далеко не все жизни, но жизни тех, кто мне дорог, связаны с жизнями других незнакомых мне людей, а их жизни с жизнями других, и так по цепочке и получается, что связано совсем все. Как круги по воде, горе одного отразится на его близких, а это отражение будет иметь воздействие на близких им людей. Не останется того, кого это не коснется. Не получится спасти единицы, и решить, что этого достаточно для моего собственного блага. Поэтому действовать нужно на благо всех, чтобы добиться счастья для тех, кто мне дорог.
Мне есть, что терять, и потому я вернусь сюда, на Драконий камень. Вернусь к Эйгону, мы не разобрались друг с другом, но я не хочу терять нашу дружбу, к Дени, которая нравится мне как человек, и к Рейнис, потому что люблю, без нее я не вижу своего будущего, мое будущее – это она и есть. Вечером перед отплытием я перебираю пряди ее волос, сидя с ней перед камином, и мы молчим о завтрашнем дне, предпочитая оставаться в сегодняшнем. Ловить последние мгновения друг с другом наедине, кутаться в отблески огня, тихо переговариваться между собой, как будто мира за стенами комнаты и его проблем не существует. Мне нравится эта иллюзия и нравится вечер, но у меня есть что-то, что все-таки скажет и о том, что было раньше, и будет наперед.
Я собираю часть прядей Рейнис вместе и достаю из-за пазухи заколку – драконье стекло отражает блики света от камина и как будто вбирает в себя, чтобы сохранить внутри. Закалываю волосы наверх, часть оставляя как и прежде рассыпаться по ее плечам. Драконье стекло хрупкое, неверное движение, и вся работа насмарку, но мастера вырезают из него настоящие шедевры. Я не мастер, но мне нравится то, что у меня получилось. Тонкие шпильки украшены вырезанными листьями чардрев, и еще один гребень, по дуге которого бегущие волки.
- Тогда та заколка разбилась, и мне захотелось сделать ей замену. Все-таки украшения – лучшее применение для драконьего стекла. Когда-нибудь о его прочих свойствах снова забудут, а это останется. Останется то, что красиво.
Я не буду говорить, что зима близко – зима уже здесь. Но я верю в весну и мир без войны, хочу думать, что мы с Рейнис вместе увидим его. Я прижимаю ее к себе и тянусь к губам, думая об этом. О том, что я не потеряю то, что наконец-то приобрел.
Волки, бегущие по дуге гребня из стекла драконов. Немного эгоизма, то, про что Рейнис мне говорила? Сноу-Старк, я хочу, чтобы у нее было что-то и с этим, с тем, что отражает самую суть меня.
- Волк как стиль жизни. – Возвращаю ее же слова, опять соглашаясь с ними, опуская подарок в ладони. – А не только герб и рисунок на стяге.

Когда самое страшное – неопределенность – позади, впереди оказывается лишь твёрдая ясность. Да, война, которой люди еще не видали, да, опасный враг, грозящий уничтожить весь мир. Да, потери, которых не миновать. Но и да, жизнь, за которую будешь бороться, путь, с которого уже не свернешь. Все выбирают, и мы с Рейнис выбрали, и наш выбор остается с нами несмотря на то, что мы теперь знаем. Знаем мы, Эйгон и Дейнерис, и больше никто. И никто не должен узнать.
Зато вот о другом тоже знают не слишком многие, и подступает время, когда и это нужно перестать скрывать. Наша свадьба, пусть думают, что еще пока будущая, наше решение, то, что Север снова будет без собственного короля – об этом нужно рассказать. Об этом нужно будет рассказать в первую очередь Сансе, ведь она сейчас на моем месте руководит людьми, и она моя сестра, мы семья. Мы с Рейнис расстанемся, но не на долго, я буду ждать ее в Винтерфелле как мою невесту. Тайная свадьба по обряду Семерых здесь, на Драконьем камне, и еще одна, по обряду Старых богов, уже там. Пусть мы и выдали себя уже достаточно, на севере об этом не знают, и история, с которой я вернусь, уже готова. Политика. Союзы, которые скрепляет кровь.
А, вернувшись, вижу не только Сансу, но еще Арью и Брана. Старки собираются вместе, а я для них все еще Сноу. Но с этим, как и с тем, что меня назвали новым королем Севера, ни у кого нет проблем. А у меня есть то, что людям следует знать, в первую очередь этим троим, моей семье. Я говорю о возможности союза, когда вечером мы собираемся возле камина в комнатах, которые помнят нас детьми, дружными, или не очень, но ставшими подмогой друг другу после. Я говорю о Таргариенах, о том, что Северу нужны союзники, что перед лицом опасности нельзя быть разобщенными, а нужно делать общее дело вместе. Что союз, скрепленный браком, не отменить, и, присягнув на верность Эйгону, оставив свою корону предков в стороне, Север только выиграет. Они молчат какое-то время, первым тишину нарушает Бран, он говорит, что согласен со мной, что идея верная, и это дает мне опору и надежду, что все получится так, как мы решили на Драконьем Камне. Арья говорит, что решать должен я, доверяя себе, но смотрит как-то хитро, а Санса слушает, смотрит на меня внимательно, а потом отходит к окну. За стеклом чернота ночи, факелы выхватывают падающие белыми хлопьями снежинки. Край, который не терпит чужих точно так же, как Дорн, но и его можно полюбить.
- Политические браки – мерзкая штука, Джон.
Она ежится, обхватывая себя руками. Я могу лишь догадываться, что испытала моя сестра за свою жизнь, и даже эти догадки уже говорят мне, что Рамси отделался слишком легко, умерев даже той смертью, которая пришла за ним. Но Рамси здесь больше нет, а мы есть. И есть истории, которые знает наша семья. Кто-то одни, кто-то другие, кто-то больше, кто-то меньше, и каждый вновь делает выбор исходя из того, что знает – или хочет. Я подхожу к Сансе, чтобы увидеть лицо, заглянуть в глаза.
- Но подумай, ведь, все, что я говорил – правда. Это поможет Северу.
А Санса вдруг улыбается, как-то грустно и снисходительно, вздохнув и быстро взглянув на Арью, которая, кажется, готова рассмеяться, так же звонко, как в детстве.
- Ты ведь уже это сделал, Джон. Ты присягнул Эйгону Таргариену и взял его сестру в жены. И не потому, что так выгодно для Севера, сколько бы раз ты ни сказал это и сколько бы ни был прав. Ты влюбился в нее, иначе это был бы не ты.
Санса молчит, думая о чем-то, а я улыбаюсь и обнимаю ее, кивнув.
- Да. – Я говорю просто. – Только пока это был секрет.
Арья все-таки начинает хохотать, даже Бран, большую часть времени витающий где-то, улыбается, смотря на меня, и Санса вздыхает, кажется, еле удерживаясь от того, чтобы закатить глаза.
- Секрет… Что ты ждешь? Нужно отправить к ним ворона, чтобы они приехали. И церемонии, одна за другой.
- Они приедут быстро, драконам не нужны дороги.
Мое лицо светлеет, а Санса снова смотрит на меня долгим взглядом, будто хочет сказать мне что-то, но лишь улыбается снова и повторяет:
- Драконы? Джон…
Но других пояснений я получить уже не могу.
Когда крылатые тени накрывают белую снежную гладь, в Винтерфелл собираются лорды и леди, поддержавшие своего короля, который добровольно сложил данную ему корону. Знамена с лютоволком, под которыми скоро я смогу находиться при них, реют над башнями замка, но живые драконы в небе лучше любых знамен сообщают о том, кто приехал. Я выхожу вперед, не боясь этих созданий, приветствуя Эйгона и протягивая руку Рейнис, и, уж не знаю, как кто отнесется, но мне плевать, целую ее – я скучал. Я веду их мимо людей, провожая в замок. Знаю, что люди напряжены и не все согласны, но молчат, потому что все решено. Сегодня так и будет – приветствия, представления, официальные разговоры. Снова игры в лордов и леди. Но это не на долго, да и играть я совсем не хочу. Я знакомлю две части моей семьи, хоть одна из них никогда не узнает подлинную степень нашего родства, но так нужно, чтобы и в будущем страну не ждало никаких потрясений. Меньше всего мы хотим новых восстаний, зная не понаслышке, чем это грозит.
Я в замке, в котором провел свое детство и юность, среди своих братьев и сестер, пусть и не всех, кого-то навсегда забрало от нас время. И перед нами большая война, результат которой никто не может предсказать. И потому мне так хочется не думать ни о чем плохом и постороннем, хочется, чтобы обе части моей семьи приняли друг друга, чтобы первая неловкость знакомства, новых мест и обычаев поскорее прошла. А еще хочется, наконец, остаться вместе с Рейнис, что получается, когда подходит время всем расходиться. Думаю, что каждому сегодня будет, над чем подумать, но волнует меня она.
- Они сильно изменились с тех пор, как я видел их в последний раз. Все были детьми, а теперь взрослые, и удивляют меня каждый день. Я никак не привыкну, так странно. Но знаю, что это нормально, время не стоит на месте, и все меняются, я же тоже не такой, как тот, что уходил на Стену в Дозор.
Я обнимаю Рейнис, касаюсь ее щеки и целую, на время забыв обо всем.
- А нашу хитрость они раскусили сразу. Видимо, даже репетиции и продуманный план не помогает мне играть чуть лучше. Или мне просто не хочется играть, скрывать, молчать… Замок намного меньше Драконьего камня или Солнечного копья. Я здесь вырос, его стены помнят меня, но он не стал мне домом. До поры. Сейчас, когда ты здесь, я знаю, где мой дом. Там, где моя семья.

Отредактировано Marhold Fawley (2018-06-15 22:44:51)

Нет человека, который никогда бы не попадал в заложники к долгу, выбирая между желаемым и тем, что просто нужно для продвижения вперед, себя или кого-то другого. Каждый – часть чего-то большего, чем просто человек. Семья, друзья, родные, свое дело, которое считаешь правым и болеешь всей душой – все это влияет на выбор, все нужно учесть. Поэтому и бывает так трудно согласиться с собой и своими собственными чувствами и поступить так, как хочешь именно ты, ведь чувство, будто бы, выбрав себя, предаешь всех и сразу, может съедать изнутри, и радости от достижения желаемого уже не увидишь. Нужно уметь справляться с этим чувством, что должен всем вокруг, но в то же время не можешь жить без оглядки с одним лишь чувством эгоизма и огромным собственным «я». Во всем должен быть баланс.
Баланс – это то, о чем говорит политическая ситуация, Ланнистеры у власти, страшный враг за Стеной и лишенный какой-то поддержки Север. Это первый после Дорна союзник для Эйгона Таргариена и его армии. Это издревле верный способ заключать союзы, которые не разрушить и не сломать, так, что в случае необходимости будут созваны все знамена на помощь, и помощь придет. Это доводы, которые нужно будет услышать лордам Севера и Юга, Эйгону и Дейнерис. Это то, о чем я если и думаю, то очень косвенно.
Я думаю о том, что мой край для жизни тяжел. Что впереди война с непредсказуемой развязкой против врага, с которым еще никто не сталкивался. Что, соглашаясь, Рейнис втягивает себя и в первое, и во второе. И я хочу, чтобы она понимала, как это будет.
А еще я думаю о том, что хочу видеть ее рядом до самого конца, когда бы он ни был, чтобы она была моей, а я ее, чтобы у нас все получилось – не так, как при обычном вынужденном политическом браке, а по-настоящему. Я знаю, что рядом с ней я начинаю чувствовать себя живым и осознавать, чего хочу лично я – а не Север, Дозор, отец или Кейтилин Старк. Я чувствую, и сердце мое выбирает сразу, но ему еще очень нужно дать разуму время. А времени в обрез.
Я волк. И, выбирая, я обрекаю себя, своих родных и свой край на один единственный определенный путь. Могу ли я сделать такой выбор единолично, не советуясь ни с кем кроме сердца? Могу.
Мы с Рейнис вместе в ее покоях, избавляясь от ткани, от тайн и секретов, ведем разговор, задавая вопросы и отвечая на них, словами, прикосновениями, жестами, еле заметными глазу, но важными реакциями на самые разные темы. Мы вспоминаем о детстве, об эпизодах своей жизни, смеемся, рассказывая о чем-то, или слышим то, что заставляет задуматься. Я узнаю историю Эшары Дейн, которую Рейнис называет моей возможной матерью, слышу рассказы  о дорнийской пустыне, и мне все сильнее хочется увидеть эти места, которые помнят Рейнис маленькой, ее отца живым, слышали их разговоры и знают уроки, которые маленькая девочка вобрала в себя на всю жизнь. Беру в руки нож с гравировкой и улыбаюсь, почему-то подумав, что это оружие всегда следовало вместе с ней, где бы она ни была.
- Прекрасное оружие. – Трогаю лезвие пальцем, понимая его остроту. – Твой отец был прав, тот, кто боится, уже заведомо проиграл. Не боятся только безумцы или те, кому нечего терять, но обуздать свой страх и взять себя в руки – нужное умение. А солнце… Солнце всегда в тебе, а ты с ним, на вершине. И это прекрасно, хотя и трудно порою, да?
Рейнис говорила, что боится, что солнце перестанет светить, но этого не случится. Если на него когда-то и набежит тень, я буду рядом, и вместе мы постараемся прогнать ее.
- Солнце встает на востоке и садится на западе, так заведено. Но оно никогда не перестанет светить. Мы всегда знаем, когда небо посветлеет, и тьму разрежет первый яркий луч – как твой нож, который дал тебе отец. Даже у нас, на Севере, где часто бывает снег и тучи, мы смотрим в небо, зная, что оно там, даже если и не видим.
А дальше следует вопрос – и предположение, которое вызывает у меня приступ смеха. Я хохочу, понимая вдруг одну очень важную вещь. Вот, что хотело сказать мне сердце, вот он, мой выбор, все так. Но есть еще одна вещь, тоже выбор, который я делал когда-то. И от него мне не может быть весело. Но о нем чуть потом.
- Дело не в мужчинах, но отчасти ты права – на что-то командующий иногда закрывает глаза. Недалеко от Черного замка есть Кротовый городок, те, кто интересуются, знают, за какой из дверей дозорному будут рады.
Я говорю об этом все еще с улыбкой, но она меркнет, стоит мне подумать наперед. Рейнис спрашивает меня об опыте, не подозревая, что услышит,  но и здесь я не стану скрывать, расскажу все как есть.
- Но я сам никогда там не был, у меня… Я нарушал клятвы, данные Дозору, данные людям, которые доверились мне. Я подводил их, так что я ничем не лучше своего отца. Та девушка, которая мне поверила, была из одичалых. Она погибла, когда одичалые напали на Черный замок. Я был в замке – но по другую сторону замковых стен. Знаю, что стрела, убившая ее, была не моей, но разве это важно? Моя стрела, или стрела, выпущенная соседней рукой? Все равно, что моя.
Поднимаю на Рейнис глаза и смотрю прямо на нее. Ей нужно это услышать, чтобы она понимала, с кем хочет связать свою жизнь. Это и еще одно, что она не знает. Но пока она снова задает вопрос, готов ли я, и вдруг говорит о плане.
- План? – Я качаю головой, улыбаясь уголками губ. Мне непросто после того, что я ей рассказал, но и ее вопрос – план был бы верный, и сыграл бы на руку Эйгону. – Нет, я не боюсь. Я знаю, что я чувствую, и понимаю, чего в самом деле хочу. И я знаю, что я вижу перед собой, и верю в это.
Я провожу по коже Рейнис, чувствуя ее тепло. Я хочу чувствовать его всегда, даже если мы вдруг окажемся далеко друг от друга, и другого мне не надо. Мне уже кажется, что запахи дорнийских масел, благовоний из курильниц, каких-то неведомых мне цветов, становятся частью меня, а без них воздух не такой, не такой и я сам.
И мы говорим о будущем, о детях, о жизни на Севере. Я представляю себе, что у нас появляется дочь, и понимаю, что она сумеет взять правление краем на себя, когда придет время. Девочки ничем не хуже мальчиков могут принимать решения и вести за собой людей. А сейчас, когда Север слаб, когда войны тревожат его одна за другой, это едва ли не единственный способ оставить существовать многие древние дома, а не позабыв его в истории. И дальше мы говорим о моих желаниях. Первое из них – то, чего я в само деле хочу больше всего, но, оказывается, об этом я мог и не говорить, мое желание уже в процессе исполнения. У меня есть шанс, который мне нужно использовать, хочу, чтобы все получилось.
Рейнис все еще близко, так, что наше дыхание смешивается, что мы чувствуем любое движение друг друга, что нам не нужно произносить слова громко, чтобы слышать и отвечать. Блики от огня пляшут по нашей коже, играя тенями, но мы почти не замечаем этот танец, поглощенные друг другом. Я замечаю, как Рейнис реагирует на мои слова, как незлобно фыркает, когда я говорю какую-то по ее мнению глупость, как внимательно смотрит, когда мои рассказы становятся длинными, и я знаю, что она представляет себе картины, которые я рисую словами. Смешное или грустное – она замечает перемены в моем лице и видит, что стоит для меня за каждой из историй и, я верю, понимает. У каждого из нас есть прошлое, которое скрыто от другого, да что говорить, которое мы не готовы рассказывать каждому, но говорим друг другу потому, что это так важно. Потому, что этот вечер расскажет нам друг о друге больше, чем что-либо. Потому что когда, если не сейчас.
Я вижу, как молча Рейнис соглашается с тем, что я желаю вторым, и я притягиваю ее к себе, чувствуя прикосновение губ за ухом, касаюсь губами шеи, проводя пальцами по коже, а после наматываю на палец локон ее волос. Я думаю о том, что Рейнис еще не знает, то, о чем я тоже не люблю вспоминать. Но вспоминаю и говорю – магия тоже спела меня коснуться, Рейнис была права еще тогда, в самый первый день нашего знакомства.
И она говорит мне, опять же, о магии. Но это не просто слова. Я снова, как тогда, когда она называла меня не призраком, ловлю каждое, очень внимательно, впитывая все – знаю, что это важно. Рейнис знает, о чем говорит, она знает многое и многое видела.
Но вместе со словами, она продолжает начатое раньше. Она касается меня, касаясь бедра, а я, конечно, не могу не отозваться на прикосновение, тоже начинаю улыбаться и накрываю ее ладонь своей рукой, усмехаясь. В Дорне умеют жить и знают, как доказать, что их умение самое что ни на есть верное.
Она говорит дальше – о выборе и сомнениях, о моем месте, на которое магия должна меня вернуть. И, перегнувшись через меня, достает из сундука ленту с вышивкой из солнц.
- Я сомневался. Любой сомневается, ведь это решение на всю жизнь.
Ловлю конец ленты, вопросительно взглянув на Рейнис, а потом вдруг улыбаюсь легко, осознавая.
- Та самая лента, которая шнуровала платье, тогда, в первый день? Я не успел ее тогда хорошо рассмотреть, она быстро исчезла, как и ткань, но вижу, что это она. Ты тоже все помнишь?
Отпускаю ленту, позволяя Рейнис крутить ее в руках самой. Кидаю на нее любопытный взгляд, а потом смеюсь.
- Мне нравится это место, мое, здесь. И твое место рядом.
Я ловлю ее руки и тяну Рейнис к себе, только у нее другой план, а лента играет в нем сегодня главную роль. Темнота отбирает у меня зрение, сразу обостряя все остальные чувства, я коротко выдыхаю, пробегая пальцами по рукам Рейнис вверх, провожу по плечам и спускаюсь ниже по спине. Прикосновение кажется немного иным, более чутким, но менее уверенным. В жизни мы слишком привыкли полагаться на зрение, а без него теряемся в темноте, не доверяя остальным ощущениям, хотя случается, что они подводят намного реже.
- Что ты хочешь?...
Правила озвучены, я опять улыбаюсь, когда Рейнис кладет мои руки на себя снова, и я чувствую ее движение, она снова совсем рядом со мной.
- Я не уверен, что смогу продержаться долго.
Представляю, как это выглядит со стороны. Рассеянное выражение лица, лента на глазах, немного неуверенная улыбка. Хочу видеть Рейнис, но в то же время понимаю, что вот так, как сейчас, это кроме всего и доверие. Я доверяю ей, и я открыт. Она близко, я знаю, и я тянусь, касаясь губами ее скулы, проводя руками по ее коже.
- Рейнис…
Я зову ее по имени, когда она касается губами моего виска. Шрам, тонкий, появившийся недавно. И слова, если бы не лента, Рейнис бы увидела, как я смущенно опускаю глаза. А пока я только выдыхаю, улыбаясь неловко, давая подтверждение ее словам – если при наличии повязки это возможно.
- Ты замечаешь такие вещи?
Но снова чувствую движение и прикосновение губ – шрамы на теле, каждый в свой черед. Если бы не правила… Но все мое тело отзывается на каждое касание, каждый поцелуй пробуждает целый фейерверк чувств. Я снова зову ее имя, скольжу ладонями по коже, прижимая, путаюсь в ее волосах. Конечно, как я и говорил, я не могу продержаться таким образом долго. Конечно, когда-то все изменяется. Когда-то встречаются наши губы, когда-то мы становимся еще ближе, когда-то забываем о правилах оба, а так же о времени, о всех страхах мира и обо всем, что может нам помешать. Это наше время, и мы собираемся использовать его так, как хотим того  сами.

Когда тебе хорошо, не замечаешь бега времени, не считаешь минуты, не отмеряешь часы. Поэтому всегда удивляешься, как же так, время пролетело так быстро? Как возможно, что отпущенные минуты уже иссякли, приблизив вплотную то, о чем не думалось вообще, или не хотелось того? Когда Рейнис возвращается вместе с новым союзником дома Таргариен, я невольно думаю, скольким людям занявшая трон королева испортила жизнь, скольких заставила от себя отвернуться. В то же время, у таких вот людей как Уиллас Тирелл просто нет другого выбора – склонить голову перед Серсеей Ланнистер после всего не представляется возможным. Эйгон Таргариен , Дейнерис и Рейнис становятся для них единственным способом отомстить и вернуть свое. Разве что мертвых вернуть к жизни уже не получится, а прочее – обида и желание реванша. И надежда на новую жизнь – для себя.
Эта ситуация с Эйгоном заставляет меня сильно нервничать. Я не понимаю, что случилось, а я не люблю не понимать. По лицам Рейнис и Дейнерис вижу, что они тоже не знают, в чем причина, и это кажется мне с одной стороны беспокоящим, а с другой гора на моих плечах становится чуть легче. Мы с Рейнис уходим, и я чувствую, что она поддерживает меня, она на моей стороне.
Она ворчит, ругая меня за царапины. Просит уделять внимание каждой, даже самой маленькой ране, потому что знает по своему народу, что даже такое ранение может причинить смерть. Это забота, и она мне приятна, и я даже не спорю, слушая, чувствуя легкий поцелуй, впитывая ее слова, а вместе с ними запоминая сосредоточенный взгляд, точные движения при выборе пузырьков, интонации, серьезные и сразу тихий смех.
- Я согласен, я привык к другим методам ведения войны, но у противника могут быть свои методы, и нужно учитывать все вероятности, стараясь избежать любой угрозы.
Мне приятно чувствовать заботу, хотя я к ней не привык. Мне кажется, это эгоистично – в то время как Эйгон злится, а я не могу сходу оценить, досталось ли ему от меня во время нашей «тренировки», или пострадали только его меч и гордость, - полностью занимать внимание Рейнис. Он ее брат.
Он брат, а я муж, и она сейчас здесь со мной. И я ловлю ее руки, поднося к губам, говорю, что надеюсь, что ее снадобья впредь понадобятся нам только для курильниц, и уж никак не для заживления ран.
- Мы семья и друзья. Это особенно странно. Я не хочу терять это, это мне важно.
Поднимаю на Рейнис глаза и смотрю на нее снизу вверх. Она знает все это, и подтверждает своими словами о том, что нам нужно будет поговорить, а после уверяет, что мы справимся, все вместе, и Эйгон будет с нами.
- Ему нужен меч лучше, не такой же, какой был тогда. Там была хорошая сталь, но она не самая крепкая на свете. Случись это на поле брани…
Валирийская сталь редкая, я помню меч отца, огромный, двуручный, когда-то мы с Роббом тайком пробрались в оружейню и попытались поднять Лед вдвоем, но так и не сумели. Сколько нам было, семь, восемь лет?
- Меч моего отца остался в Королевской гавани. Наверняка они нашли применение стали, ведь у них никогда не было такого оружия, а теперь оно есть. Фамильный меч Мормонтов с переделанной рукоятью и новым именем ношу теперь я. Но нужен еще один. Я бы хотел вернуть Лед таким, как он был, помнящим многие поколения Старков, но вряд ли это возможно. А раз нет, забрать те мечи, которые стали продолжением его жизни.
Узнаю запах масла, с которым уже встречался, и делюсь своим наблюдением, понимая, что сейчас оно сработает даже лучше, чем в прошлый раз, сейчас его свойства набросятся на меня во всю силу, ведь я совсем не смогу им противостоять. Рейнис наклоняется, и касается моих губ губами, а я, притягиваю ее к себе, не давая отстраниться, а поцелую исчезнуть слишком скоро.
- Я хочу услышать рассказ. – Уже начинаю чувствовать цепкие лапы сна, я слишком много нервничаю, Рейнис права. – И о всех других маслах в твоем сундучке. О жизни и смерти тоже, и сочетаниях, дающих одно и другое. Хочу слышать, как ты со мной говоришь.
Я слушаю голос Рейнис и незаметно проваливаюсь в сон, а, когда открываю глаза, снова вижу ее рядом, и от этого мне делается очень тепло. Нет, я не могу забыть о том, что случилось, и, конечно, это волнует меня очень сильно, только, прежде всего я думаю, что рад ее видеть здесь. А потом думаю, что ей сложнее, чем мне. Она беспокоится и за Эйгона, и за меня, за обоих сразу. Я тянусь к ней и целую, и говорю то, о чем подумал первым делом – и это был не Эйгон и наш странный конфликт. А потом я спрашиваю, удалось ли ей что-то узнать у брата и как он. А Рейнис нажимает мне на плечи, укладывая меня обратно, и ложится рядом со мной, устраивая голову у меня на плече. Я обнимаю ее, прижимая к себе и целую в волосы, в который раз вдыхая из аромат. Кажется, этот аромат совершенно неповторим, и это то, что всегда сможет меня успокоить, и показать, что я на своем месте – рядом с ней.
- Я вижу, как недолго – небо уже темнеет. – Я начинаю перебирать пряди Рейнис, усмехаясь. Это тоже то, что меня успокаивает, мне нравится так делать. – Хотел бы я узнать, что же я сделал. Или кто-то сказал, что я сделал что-то.
Могу лишь строить предположения, но обычно они имеют очень мало общего с правдой, так что лучше бросить это занятие и думать об уже имеющихся фактах.
- Он раньше не говорил о Староместе?
Даже не знаю, что Эйгону может там понадобиться. Правда, исторический факт таки приходит на ум.
- Это же не может быть связано с коронацией? Странно думать об этом в такое время, да и при чем тогда здесь мы и наша ссора?
Кидаю на Рейнис вопросительный взгляд.
- Можно гадать сколько хочешь, нам нужно поговорить, ты права. Когда они вернутся, тоже не говорили? Одни… Знаешь, если бы не обстоятельства, мне бы понравилось, как это звучит. Только сейчас не тот случай.
Я хмурюсь. Это плохо, что я проспал возможность объясниться с Эйгоном, и Рейнис знает, что это меня гложет. Она знает – и она встает, беззвучно зовет меня куда-то. Я иду за ней.
- Куда мы?
Хмурость сменяется любопытством, уголки моих губ трогает еле заметная улыбка. Рейнис может заинтересовать и знает, как это сделать. Накидывая на мои плечи плащ, она смеется, а я становлюсь только более удивленным.
- Довольно долго. – Не могу отрицать. – Мы пойдем на улицу? Но там не так холодно.
Впрочем, я не спорю. Дорогу в пещеру Рейгаля я узнаю, но дракон сегодня в другом настроении, он не лежит, свернувшись кольцом, подставляя теплый бок для касания, он хочет движения, расправляет крылья и дышит паром. Рейнис идет вперед, я остаюсь позади и наблюдаю, как она здоровается с Рейгалем, как что-то тихо говорит дракону – я не слышу, что. А после она опять тянет ко мне руку, но тут же забирается на крыло и манит. Суть доходит до меня с запозданием, и у меня перехватывает дыхание. Правда?
- Мы действительно думаем долго, но не на столько же.
Я уже забираюсь вслед за ней и обхватываю ее руками. Чувствую живое существо, такое же теплое, но огромное, сильное, способное поднять в воздух седока – и его пассажира, если захочет. И это невероятно. Магия, фантастика, самое настоящее чудо.
- Рейнис, скажи, это правда?
Я смеюсь, прижимая ее ближе, а Рейгаль делает движение вперед, выходя из пещеры, и расправляет крылья, делает взмах – и земля уходит куда-то вниз, а я, кажется, вскрикиваю, но не от страха, а от заполнившего грудь восторга. Адреналин – да, он, но не только. Эмоции не оставляют меня и тогда, когда под ногами снова земля, когда дракон снова прячется в пещере, а над горизонтом появляются первые лучи рассветного солнца.
Прежде чем Рейгаль скрывается из виду, я успеваю коснуться рукой его бока, как тогда, в первый раз, и шепчу «Спасибо за это».
Шепчу дракону, а после подхватываю Рейнис на руки и кружу, смеясь. Кажется, полет позволяет прогнать все ненужные мысли, которые лишь выматывают из-за неизвестности, оставляя только чувство эйфории, которое не спешит уходить. А она говорит, что нам нужно поспать. Я спать не хочу, но Рейнис, в отличие от меня, не спала днем, да и меня эмоции скоро отпустят, а они тоже требуют энергии. Мы возвращаемся в замок туда же, откуда уходили, Призрак ждет нас, к нему подходит Рейнис. Мне уже не странно видеть, как ее рука путается в шерсти волка, и я знаю, что и на такую ласку волк отреагирует совершенно спокойно. Я бы, наверное, даже не удивился, лизни Призрак Рейнис в лицо. Но волк, в отличие от людей, спит на месте, которое давно себе выбрал, щурится на нас, шумных, взбудораженных, пропитанных ветром, запахами моря, огня и пепла, и отворачивается, будто удивляясь тому, что мы радуемся подобным вещам. Сажусь рядом с ними, тоже глажу Призрака и улыбаюсь.
- Не строй из себя гордого волка, ты скучал. И тебе нравится, когда она так делает. – Поднимаю на Рейнис глаза, а волк фыркает и трясет лохматой головой, стряхивая мои руки. Я смеюсь. – Ну, подумаешь, не такую уж тайну я выдал. Ему правда нравится.
А мне нравится сидеть с Рейнис на ковре и пить вино. Нравится ее обнимать, всматриваясь в танец пламени огня в камине. Нравится тишина – и слышать, как в рассветный час медленно просыпается замок, когда сами мы не спали. Эйфория отпускает меня, оставляя после себя умиротворение и  какое-то нежное послевкусие.
- Знаешь, я не ожидал, что такое возможно. Коснуться Рейгаля уже было для меня чем-то удивительно прекрасным, но это… Полет совершенно невозможно описать. Это и страшно, адреналин так и плещет, и потрясающе здорово. Нет такого слова, которое описало бы все. Невероятно, удивительно, так…
Я сбиваюсь с мысли и смеюсь уже тихо, ставя опустевший бокал прямо на пол с нами рядом. Сгребаю Рейнис в объятия, целуя в волосы, в висок, в основание шеи, и прикрываю глаза.
- Как ты думаешь, Рейгаль не будет против когда-нибудь еще полетать с пассажиром в моем лице? Потому что пассажир, боюсь, от него теперь не отстанет.
Выдыхаю, наверное, щекоча ее кожу, и падаю на ковер, утягивая Рейнис за собой. Провожу пальцами по ее щеке и целую, не выпуская из объятий.
- Спасибо тебе за это. Спасибо за все.
Еще один поцелуй задерживается дольше, чем предыдущий. Солнце уже давно поднимается над горизонтом, все больше звуков с улицы, замок просыпается, новый день окунает людей в круговорот привычных им забот.
- Идем спать? Я успел отдохнуть, а ты нет.
Наверное, теперь мы поменяемся ролями, и я буду перебирать волосы Рейнис, пока она будет засыпать. И я могу говорить – обо всем на свете, о том, что почувствовал и увидел там, в небе, о чем подумал, когда заметил, как земля уходит куда-то вниз. Я могу вспоминать о том, как в детстве читал книжки о драконах, как мейстер Лювин рассказывал нам об Эйгоне Завоевателе и его сестрах, о Балерионе, Мераксес и Вхагар. И, конечно, о том, что каждый мечтал оказаться в то время, чтобы хотя бы увидеть дракона, но никто никогда не верил, будто такое возможно произойдет на его веку. Магия вернулась в мир людей, и она на нашей стороне, значит, все у нас будет в порядке. А все невзгоды, встающие у нас на пути, преодолеть мы сумеем, хотя бы потому, что сами очень сильно этого хотим, и знаем - нам есть, что терять. А терять что-то мы не собираемся.
Когда Эйгон и Дени возвращаются, кажется, что все в порядке, но я знаю, это видимость. Я иду к Эйгону сам, не прошу кого-то сделать это за меня, но раз за разом не могу с ним поговорить. С другими он по-прежнему приветлив, но меня избегает, и я все еще не знаю, в чем дело. У Рейнис тоже не получается узнать, ей он говорит, что все в порядке, но у обоих не может быть одинаковых сомнений без оснований, да и Дейнерис согласна с нами. Мы все все еще в неизвестности, и эта неизвестность гложет меня изнутри. А время похода за Стену подходит все ближе.
В последний вечер перед отплытием я не хочу думать о проблемах. О ссоре, о мертвецах и том, что может случиться всякое. Не может, я такого не допущу. Мы сидим с Рейнис в нашем любимом месте у камина, делая вид, что завтрашний день не настанет, что все будет так, как обычно. Что я уеду и скоро вернусь, и потом мы продолжим наш путь вперед, у нас еще много планов. Мы еще должны исполнить желания, которые загадали друг другу в ночь перед свадьбой, и, если до моего желания времени может пройти не так много, до желания Рейнис еще нужно выиграть войну. И получить дочь – или сына.
Мы делаем вид, что завтра не настанет, но все равно думаем об этом. К этому дню я вырезал из драконьего стекла заколки, и сейчас достаю их, вдевая в волосы шпильки, рассматривая свою работу, отдавая гребень Рейнис в ладони. У ювелиров вышло бы, конечно, лучше, но я старался, и мне нравится результат. Смею верить, что и моей жене он придется по душе.
- Твой.
Я улыбаюсь, чувствуя касание губ, и все вокруг становится неважным, кроме Рейнис и ее объятий. И я киваю, когда слышу о солнце.
- И светить будешь ярче всех.
Она достает медальон, а я вспоминаю вечер, когда она показывала, как он открывается, и рассказывала его историю. Красивая вещь, Дорн, который всегда с ней, кусочек родного края и то, что отражает самую суть Рейнис Таргариен, которая, как ни крути, дорнийка от начала и до конца. И подарок отца, которого она так сильно любила, чья смерть стала стимулом принять новое имя – просто чтобы дать знать другим о том, что он смог сделать у всех на виду, и как долго все это скрывалось. Показать, что он сумел обвести вокруг пальца всех – и стал ей отцом непомерно больше, чем человек, чье имя она берет ради подарившего украшение, символ всего.
Она встает, доставая ленту из сундука, сразу ее узнаю, - и отрезает полоску, продевая в колечко кулона, и завязывает ленту у меня на шее. Я поднимаю на нее глаза, касаясь медальона рукой. Дорнийское солнце, копье и девиз внутри. То, с чем Рейнис не расстается. Раньше не расставалась. Она снова повторяет слова, которые уже говорила, частично которые цитировал я, а я касаюсь золота пальцами и чувствую, как будто от него такими же лучами внутри разбегаются свет и тепло. И я улыбаюсь, пока еще робко, все еще по непривычке к тому, что дорог кому-то сам по себе как человек, и что моего возвращения будут ждать. И дождутся.
- А я знаю, где мой дом. Там, где ты.
Я прячу кулон под одежду, проводя пальцами по ленте тоже - наша. Я буду осторожен, чтобы Рейнис не пришлось грустить. Она тянет меня вниз, и я поддаюсь, обнимая ее, закрывая глаза. Шепчу что-то – о солнце и его пути, о том, что оно всегда незримо следит и не даст заплутать, о том, что его присутствие чувствуешь, даже если не видишь. Я запоминаю то, что так сильно люблю – аромат волос, смесь самых разных масел, мягкость кожи, прикосновение губ к губам. Все это останется со мной там, где кожи касается медальон на ленте из шелка, по краю расшитой лучами солнц. Сон приходит незаметно, а я, кажется, сказал далеко не все.
Но утром уже светило говорит нам, что время отплытия пришло.
У меня остался единственный шанс увидеть Эйгона до отъезда, и Рейнис говорит, что на этот раз шанс будет удачным. Я не хочу уходить, не выпуская ее и не давая ей встать еще какое-то время. Наконец, - в какой раз за утро? – целуя, понимаю, что тянуть дальше уже нельзя, и день, которого мы не ждали, в отличие от нас, торопится, бежит вперед.
Уходя, снова окидываю комнату взглядом. Почему-то мне вспоминается другой вечер – когда Рейнис говорила мне, что дверь этой комнаты для меня открыта, и исправляла вопросительный тон уверенной интонацией – она хочет меня здесь видеть, и быть здесь – мое право. Уехать и вернуться, и все станет на круги своя. А пока Эйгон.
С Эйгоном тоже все должно наладиться, и я хочу сделать это до отъезда за стену. Законный король Семи королевств сейчас для меня мальчишка, такой же, как и я сам. Ровесник, тоже прошедший долгий путь сюда – у каждого из собравшихся своя история, вне зависимости от того, где проходило наше взросление, и ни у кого она не была легкой. Отчего-то вспоминаю Робба – брат, законный сын нашего отца, поднявший за ним его знамя и надевший корону Севера, и я, отдавший эту корону парню, меч которого сломал в поединке. Эй гон оборачивается – и я вижу радость, но в то же время много сомнений и нерешительность в его взгляде. Нерешительность – гиблое качество для короля.
- Я сломал твой меч, прости.
- Меч был с огрехом. Хорошо, что его сломал на тренировке ты, а не враг в бою.
Так начинается наш разговор. Я вижу, что внутренние противоречия еще не исчезли, но Эйгон сам хочет с ними разобраться, и не спрашиваю напрямую, а наблюдаю. За тем, как он хмурится, как сцепляет пальцы, думая о чем-то. Мы говорим о мечах, я рассказываю про Длинный коготь и отцовский Лед. Эйгону тоже есть, что вспомнить. Безнадежно утерянные Блекфайр и Темная сестра, их имена знают все.
- Мы не можем вернуть Лед, но можем забрать клинки, которые сделаны из его стали. Они должны быть возвращены в род Старков, и тогда ты решишь, что с ними делать. Перековывать снова в один, или использовать два, дав им новые имена.
В это время в дверь стучат, к отплытию все готово, дело только за нами.
- Я желаю тебе удачи, Джон.
Эйгон смотрит на меня долгим, задумчивым взглядом.
- А я тебе.
Звучит как прощание, и я выхожу, зная, что, чем раньше ступлю на борт лодки, тем скорее закончу дело и вернусь обратно. Нас провожают. Рейнис я вижу сразу, взгляд выхватывает ее среди других людей, я спешу к ней, но мы все еще не можем раскрыть наш секрет, все еще должны делать вид, играя в лордов и леди. Мне остается только смотреть – и заколки новые, вырезанные мной из драконьего стекла, красиво блестящие на солнце, заставляют меня улыбнуться. Форма заколок не заставит заметивших сомневаться, ну и пусть. Я рад их видеть, рад, что к ним Рейнис потянулась сегодня, заплетая свои косы, и сам незаметно касаюсь того места, где под одеждой на памятной ленте ее кулон. Она заметит, поймет, а другим и не надо.
Рейнис заходит в воду с нами – и поскальзывается, хотя я отчего-то сразу понимаю, что делает вид. Я подхватываю ее за талию, тяну к себе, как будто помогаю не упасть, а она опирается на мое плечо и шепчет. Шепчет быстро и делает шаг назад, но я не отпускаю. Какие игры в титулы, в маски и прочее могут быть после того, что я услышал? После того, как понял, что давно нужно было сказать, но тянул. Не решался, наверное, понимая всю неопределенность этой затеи со Стеной. Думал о том, что может случиться, и тогда… Думал слишком много.
Я не даю Рейнис сделать и шага, сокращаю расстояние в миг и целую, просто у всех на виду, и мне все равно, что я раскрыл нашу тайну.
- Я люблю тебя. – И еще один поцелуй.
Еще один, но время не ждет. Лодка, корабль, Стена и враг за ней. Послать бы их всех к Неведомому…
- Я скоро. И ты будь осторожна без меня.
Чем раньше я начну, тем раньше вернусь. Рейнис обнимает Призрака – думаю, это людям вокруг запомнится больше, и я слышу, что он бежит за мной. Путь не ждет, но солнце всегда находит дорогу домой.
Наш отряд невелик, и в этом его главная суть. Незаметно подкрасться, поймать живого мертвеца и быстро ретироваться с этой ношей восвояси. План шит белыми нитками, но у нас нет другого. А у моих спутников нет опыта хождения по льду и сугробам, противостояния вьюге, холоду и метели. Чем меньше мы задержимся здесь, тем лучше. Сначала все идет хорошо, и мы находим их – мертвецы не сказки. Мы даже умудряемся захватить одного, и дальше думаем лишь о том, как поскорее убраться назад, но, конечно же, если что-то может пойти не так, оно непременно случится.
Мы застряли на острове посреди толпы живых мертвецов. Не толпа, армия, и вся надежда только на ноги одного из нас и на его выносливость. Что он успеет дойти до Черного замка и позвать на помощь. Сколько он может блуждать в снегах? А сколько мертвые будут стоять, опасаясь ступить туда, где вода? Рука тянется к кулону в виде солнца, пронзенного копьем, с девизом Мартеллов внутри. Непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. Ох, прости меня, Рейнис…
Когда камень ложится на лед, даже не сразу понимаю, чем это чревато. Когда один мертвец делает шаг вперед, внутри меня пробирает дрожь. Один, второй, третий – осторожно, но движутся к нам. А вокруг их сотни, других. Призрак встает рядом со мной и рычит, а я достаю Длинный коготь из ножен. Ночь собирается, и начинается моя война. Даже если по времени сейчас раннее утро.
Крик дракона кажется мне раздвоенным эхом, но это неправда, я же уже знаю, что увижу. Два дракона в небе, зеленый и светлый, и зеленый первым делом летит вперед, выдыхая пламя.
- Рейнис!
Она меня не услышит. Там, наверху, свистит ветер, там закладывает уши при резких виражах. Там слишком высоко, в конце концов, но я знаю, что она меня увидела так же, как я ее вижу сразу, знаю, и все. Драконы огнем помогают стеклу и валирийской стали разбивать упырей, мы знаем, что единственный выход для нас – лететь.
Полет, но как же Призрак? Визерион опускается на землю, я вижу Эйгона, он кричит, чтобы все забирались, дракон сможет вынести нас с поля боя. Но Призрака я не могу оставить, только не на растерзание мертвецам, не на смерть. А Призрак делает прыжок – и бежит прочь. Бежит, уворачиваясь от упырей, выбирается из этого месива. Я зову его, но не могу пройти дальше. Ни один Длинный коготь ни в чьих руках не справится с целой армией. Но я не могу его бросить.
Зеленый дракон пролетает вслед за белым волком. На моих глазах моя семья исчезает за армией мертвых, и я ничего не могу сделать, только смотреть, как Рейнис оттягивает на себя внимание, и я вижу короля ночи, обращающего взгляд на нее. Я кричу еще что-то, когда чувствую, что меня хватают за плечи и тянут, силой заставляя развернуться. Светлый дракон со своими седоками взмывает в небо. Последнее, что я вижу уже в воздухе – это резко идущего вниз Рейгаля, и больше его в небе нет.

Всю жизнь я не знал имени матери, но не сомневался в том, кто мой отец. Его обещание рассказать мне про мать, когда мы увидимся в следующий раз – перед моим отъездом на стену, - кануло  в небытие вместе со взмахом меча Старков чужой этому мечу рукой. Тайну приоткрыла мне Рейнис, не утверждая, но говоря что-то очень похожее на правду, и я начал свыкаться с ней, понемногу стал верить. Но действительность, как обычно, оказалась не так проста.
Поначалу я даже об этом не думал. Эйгон сказал, но я был слишком занят другим, чтобы понять, что все это значит. Понимание стало приходить после, когда первый шок от случившегося сменился на опустошение, и я остался один на один с собой и своими мыслями. Золотое солнце, пронзенное копьем, на расшитой солнцами ленте. Кручу его в пальцах, не снимая с шеи, и думаю сразу обо всем.
Во-первых, я не верю в то, что Рейнис исчезла навсегда. Просто не верю, и все, я не могу сдаваться. Солнце всегда знает путь назад, а в ком солнца больше, чем в ней? Кулон все еще поблескивает в свете свечей, и я знаю, какую фразу внутри он хранит. Не сдаваться, на это у меня права нет. Во-вторых, я не чувствую того, что и Призрак оставил меня. Уверен, если это случится, я сразу замечу, будто утратил часть себя, важную, ту, что и делает меня собой. Он где-то там, за стеной, верю и в это.
А дальше уже то, что стало новым для меня, для всех тоже, но только чуть раньше. И Рейнис с Эйгоном полетели на Север, зная, что им нужно забрать оттуда брата. Сына их отца.
Эйгон рассказал мне о Староместе, смущаясь – о снах, показывал книгу, которую они с Дени там забрали. Суть многих вещей, наконец, для меня прояснилась. Странная тренировка, его на меня обида. То, что он не сказал ничего, отпустив меня на Север без знания, а потом спохватился. Но и Рейнис же тоже ничего не знала. Она говорила мне о любви и семье, имея в виду то же, что имел в виду я. Мы муж и жена, и живем как семья. Мы стали друг для друга ей раньше, чем узнали, кто мы друг другу по рождению. Это знание способно разрушить то, что мы получили без него? За себя я ответ знаю. Да и за нее, смею верить, тоже. Нужно лишь одно, чтобы Рейнис вернулась. И снова я в мыслях об этом. Замкнутый круг способна разрушить только усталость. Сон без снов.
Когда я просыпаюсь. Я все еще сжимаю в руке кулон так, что он отпечатывается рисунком по коже. Прячу его под одежду, так, как делал это все время за Стеной, кулон будет со мной. Замок как будто притих, наш отряд свое предназначение выполнил, но идти куда-то дальше, продолжая наш план… Я не могу, Дени и Эйгон тоже.
Я тренируюсь почти все время, но это именно тренировки и ничего больше – способ занять себя, быть при деле и не так часто смотреть в небо. Иногда ко мне присоединяется кто-то из моих спутников, иногда так же молча Эйгон, а иногда я один. Вечерами я кручу в пальцах кулон, пока усталость медленно или быстро не забирает меня.
В один из вечеров этот распорядок нарушается – приходит Эйгон, ставит бутылку вина на стол и заявляет, что нам с ним нужно поговорить. Вторую я у него вижу тут же, а еще замечаю, что Эйгон, кажется, уже «говорил» с кем-то, а, вернее всего, сам с собой, тоже в обществе вина. И я осознаю, что до невозможности устал быть в одиночестве и молчать, устал загонять себя, каждую секунду тратя на якобы важные и полезные средства убивать время. Я готов убивать его иначе – и помочь Эйгону в этом же деле. Вино быстро исчезает из бокалов, когда мой брат начинает говорить.
Он просит прощения – за тренировку, за то, что столько времени не говорил со мной, заставляя меня сомневаться, за то, что позволил идти на риск, зная, что мы братья. Я его прерываю. Я говорю, что это был мой долг, то, с чем я ехал на Драконий камень, еще ничего не зная. Что кто, если не я? А Эйгон говорит, кто угодно.
Вино исчезает с удивительной быстротой. В какой-то момент нам становится лень даже тянуться к кубкам. В какой-то я достаю новую бутылку, потому что старые уже опустели. Мы говорим, рассказывая друг другу о своих жизнях, прерываясь, перескакивая с темы на тему, и, конечно, не можем молчать о том, что случилось за стеной. О Рейнис, о том, что стоило ей услышать правду, она вскочила на дракона и полетела к нам на помощь. Он еще вспоминает, что план обернулся совсем по-другому, а я с возмущением смотрю на него, начиная спорить, как такой план мог прийти ему в голову, а он говорит, что план был не его. Кажется, нам нужно еще выпить.
За временем не следим мы оба, за количеством выпитого – тем более. И в какой-то момент переходим уже на такое, чего я и не подозревал. Джорах Мормонт и Дени? Это волнует Эйгона, и он спрашивает у меня, что делать. А я, наверное, впервые понимаю, что книги, происхождение, Старомест – все, наконец, улеглось и в моей голове, и в его, и вот сейчас мы – братья, и будем ими несмотря ни на что. И я усмехаюсь:
- Ты король, Эйгон. Ты можешь сделать, что угодно. Сослать его на Стену, или наградить и услать куда-то еще дальше от вас.
Он смотрит на меня слишком уж внимательно, кажется, мои слова могут быть восприняты дословно – слишком много вина за сегодня, и ему, и мне.
- А еще ты можешь доверять Дени и ее словам, и слушать себя.
Я вдруг понимаю, что надо бы поменять свечи, но я не могу встать с места. Об этом я сообщаю брату, но у него такая же проблема. Мы смеемся над этим, а я незаметно по ставшей уже постоянной привычке, касаюсь того места на груди, где под одеждой спрятано дорнийское солнце. Рейнис обещала мне поездку в Дорн после моего возвращения с Севера, а я ей – что наследницей Винтерфелла, если родится первой, станет наша дочь…
И тут над нами откуда-то появляется Дени. Почему-то говорит, что нам давно пора спать, но мы-то с этим не согласны. Потом она исчезает и затем снова возникает, а с ней тот самый Джорах. Эйгон делает большие глаза, как будто говоря мне: «Вот, видишь! А я говорил!» Я хочу его как-то подбодрить, но мне не дают, нас с братом начинают разводить по разным комнатам, мы сопротивляемся, как можем. На аргумент Эйгона «Я король!», видимо, ни у кого не находится контраргумента, или Дени просто надоедает спорить, и она решает махнуть на нас рукой, нас оставляют в покое. И тишина наваливается, я больше не то чтобы двигаться, я говорить не могу. Сон без сновидений может быть и таким. И я знаю, что за такой мне станет стыдно, как только я открою глаза. Но пока я не могу поделать с собой ничего, просто отключаюсь от мира.
Утром что-то мокрое касается моего лица. Я тяну руку и привычно зарываюсь пальцами в густую шерсть, слыша частое дыхание волка рядом. Шершавый язык снова касается моего уха. Я ворочаюсь и бормочу:
- Ммм… Ну, Призрак…
И распахиваю глаза, мне не кажется. Меня даже не волнует, что просыпаюсь я на полу, что у меня болит все тело из-за неудобной позы и голова из-за того, что было вчера. Я не обращаю внимание на точно такого же, только еще спящего Эйгона в таком же положении и, видимо, состоянии, рядом на полу. Я выдыхаю почти неслышно:
- Призрак!
И обнимаю волка. Я знал, чувствовал, что Призрак жив, и что мы с ним увидимся снова. Лицом зарываюсь в белый мех, не в силах сказать что-то еще. И понимаю, Призрак вряд ли возник здесь сам как по волшебству, одно должно быть связано с другим.
- Призрак, Рейнис тоже здесь?
Я знаю ответ и догадываюсь, где, если не здесь, ее искать. Со всей возможной в моем состоянии прытью я вылетаю за дверь и влетаю в покои Дени, где и застаю их. Рейнис, живая, передо мной. В миг сокращаю оставшееся расстояние и обнимаю ее, сгребаю в охапку, не позволяя двинуться с места, вообще шевельнуться. К привычной смеси запахов трав, специй и цветов теперь, как мне кажется, примешивается что-то новое, морозное и свежее, ну, или только мое воображение добавляет аромату волос вернувшейся Рейнис этот оттенок – не так уж важно. Важно, что она снова здесь, со мной рядом, что я могу опять коснуться ее обнимать, видеть, слышать…
Дени выходит, бросив фразу, что нужно бы проведать, как там его величество, не особенно отмечаю это. Все еще прижимаю Рейнис к себе, гладя по волосам, и шепчу – тепрь понимаю это, что шепчу ей на ухо уже давно6
- Я знал, всегда знал, что ты вернешься.
Чуть подаюсь назад, чтобы взглянуть на ее лицо, но все еще не готов отпустить от себя.
- Но как же ты меня напугала.

Я волнуюсь за то, как Рейнис будет чувствовать себя на Севере, в совсем непривычных ей условиях. Этот вопрос волнует меня давно, но, когда я задавал его, она отвечала, что знает, что делает, и мы вместе следуем до Речных земель до замка Блеквудов, которые тоже поддерживают восстановление Тарагриенов, чтобы разделиться. Мне предстоит путь на Север с командой ушедших со мной людей, чтобы сыграть свою роль и убедить Сансу в том, что союз с Таргариенами принесет Северу пользу, а Эйгону и Рейнис – передохнуть, привыкнуть к изменившимся условиям и дождаться ворона с сообщением, что можно выдвигаться в путь следом. Даже здесь уже ощущается дыхание зимы, и я не знаю, что увижу в Винтерфелле. В последнюю зиму я был еще мальчишкой, многие вещи не занимали меня, делаясь руками взрослых будто сами собой. А теперь все в наших руках, и с подготовкой оставлена справляться Санса. К зиме и к войне.
Быть может, наш план нечестный, но он тоже принесет только пользу. Старки должны держаться вместе и решения принимать, не посоветовавшись, да еще и такие, в чьих-то глазах может показаться плохой идеей. Чтобы внутри семьи не было конфликтов, Рейнис говорит мне держать решение, свадьбу и присягу в тайне и постараться убедить сестру, чтобы она согласилась, а дальше повтор всего для жителей Севера и уже официальный вызов Серсее Ланнистер – Север выбрал сторону.
Север выбрал сторону, а я судьбу и жизнь, и я при любых условиях останусь верен выбору до конца. Мы прощаемся, чтобы скоро встретиться вновь. Чтобы представлять друг другу две части моей семьи, чтобы знакомить с замком, в котором мы будем жить, с краем, которым править. Со своей автономией Север просто не выживет – одинокий волк умирает, а стая…
Моя стая со мной. Не хватает лишь Дени – и еще одной женщины, которую, ради сохранения мирного будущего в стаю нужно будет принять. Эшара Дейн не была моей матерью, но официально ее назвали таковой, и от ее семьи тоже осталось очень мало. Аллирию Дейн я никогда не видел, но по рассказам Рейнис представляю ее высокой и смелой, какими-то чертами похожей на меня. Люди поверят в то, что я ее побочный кузен, а, если вдруг кому-то взбредет в голову проверять это, у нас найдутся доказательства. Кинга исправлена, тайна осталась при нас. Жить с ней тяжело, но так же трудно занять не свое место в чужой семье и заставить оказавшуюся почти одной девушку проверить в неправду.
- Думаешь, дело в земле, а не в том, что я очень сильно скучал?
Смеюсь вместе со смехом Рейнис и думаю, что это лучшее, слышать, как она довольно смеется, и обнимаю ее, прижимая к себе, не желая отпускать, никогда.
Она шепчет о другом, о книге, которую из Староместа принесли Дени и Эйгон, о чем Эйгон думал, когда вспылил, вызвав меня на подобие тренировки, той, что заставила нас всех быть в неизвестности, но после многое объяснила.
Рейнис хорошо меня знает, не давая мне начать противоречить, а я ведь уже набрал в грудь воздуха, чтобы попытаться привести аргументы, почему так нельзя.
- Это все равно ложь… Но, если ты говоришь, что она будет рада побочному брату…
Имя матери – пятно на репутации отца, ведь, на самом деле, никакого бастарда у него не было. В живых. Никто доподлинно не знает, что тогда случилось, все свидетели тех событий погибли, и мы вертим их судьбами и именами для своего блага, скрывая правду и создавая другую, в которую поверят. Я вздыхаю и утыкаюсь Рейнис в волосы, целую в висок.
- Ты знаешь меня так, что предугадываешь мысли. Я тебе верю. И я буду рад, что она окажется здесь, и мы познакомимся. Пусть погостит, сколько захочет, пусть почувствует себя не одинокой. Она станет мне сестрой, частью нашей семьи.
Они с Рейнис тоже станут родными через меня. Так странно сплетаются судьбы, нити, переплетаясь, рисуют запутанный, но верный узор. Так всем будет лучше. Но я вспоминаю про крипту. Я спущусь туда завтра один, загляну в каменные лица статуй Эддарда и Лианны Старков и попрошу у них прощения за то, что мы сделали с ними, их судьбами и именами. И я скажу им «спасибо». Лианне, что дала мне жизнь и до последней минуты думала только обо мне, а ее брату – что выполнил данную ей клятву ценой многих лет недомолвок и пятна на своей чести, которое мы не захотели стереть. Все могло быть иначе – но сложилось так, как сложилось. И это тоже моя история, нить, которая вела меня сюда, на это самое место, к объятиям, с которыми я, наконец, чувствую себя дома.
Рейнис замолкает, но все еще обнимает, и я тянусь, чтобы ее поцеловать и прошептать, что люблю. Она это знает, но я хочу говорить ей это все равно. Хочу, чтобы она слышала.
А она переводит тему от трудной к другому. Я усмехаюсь, зная, что совсем не умею играть, но кто-то в семье не столь прямолинеен, как я.
- Да, знаю, но я пытался. Даже проговаривал слова про себя, прежде чем начать говорить. Доводы искал, представляешь? А они сразу все поняли. Дети растут и многое постигают за очень короткий срок. – Смотрю на нее подозрительно. – Я тоже учусь, помню, да. А что?
Рейнис смотрит на меня очень внимательно, продолжая свою мысль, и я как обычно в такие моменты, ловлю каждое слово. Только уроки с каждым разом другие, и что-то я могу принять быстро,  что-то нет. То, что я сам не призрак, что я сам по себе ценен, просто потому, что я есть, я принял, но ощутить все кругом своим тогда, когда всю жизнь мне внушали другое, оказалось сложнее.
Я думаю над тем, что она сказала, но Рейнис не думает долго, она берет и делает, если уверена, и так же сейчас. Она ведет меня с уверенностью, будто уже давным-давно живет в этом замке, по коридору вперед, Призрак ведет нас обоих за собой, показывая путь, и мы оказываемся в комнате, где когда-то жили отец (все еще не отвык называть его так) и леди Кейтилин Старк. Комната уже изменилась. И здесь не только вещи Рейнис, яркими акцентами бросающиеся в глаза, но и мои.
- Ты знаешь, что в детстве мне ужасно хотелось когда-то вот так войти в эти покои и знать, что они мои? И что замок, что земли, что люди – все кругом мое и ждет только моего слова? Но рядом всегда был Робб, и я знал, что этому не случиться. Я знал, что, называя в игре себя лордом Винтерфелла, это никогда не станет правдой. И Робб тоже это знал, но не прерывал меня, так же играя со мной в эту игру. Он не хотел указывать мне мой статус, он был мне братом, и позволял мне, пусть и в шутку, представить, как это может быть. Но место свое он помнил, и помнил, что помню и я.
Я провожу рукой по покрывалу, расшитому яркими цветами Дорна, и по деревянным подлокотникам кресла, помнящего руки прежних владельцев.
- Мне все еще иногда кажется, что я зашедший слишком далеко бастард. Но, знаешь, ты, как всегда, права. Это ощущение нужно изжить, прежде всего из себя, а для этого нужно встретиться с ним лицом к лицу. Может быть кто-то из старых лордов до сих пор видит во мне зарвавшегося бастарда, но я сам не должен видеть его в себе. А воспоминания… Мне нравятся эти краски. Я хочу их сюда еще.
Мы одновременно делаем шаги навстречу и снова объятие, снова тихие голоса.
- Хочу того, что наше, что дорого для нас. Это будут наши покои, и выглядеть будут они так, как мы решим. Не уходи. Оставайся здесь со мной всегда. Рейнис, я твой, а ты моя. И мы те, кто мы есть.
Она откидывает покрывало и говорит о том, что нужно спать, но поцелуй наводит меня на другие мысли, сон подождет. Я притягиваю ее к себе и поднимаю от пола, заглядываю в лицо и улыбаюсь. Опуская ее на постель, я уже не думаю о том, что вокруг, а знаю, что мы сумеем сделать это место таким, чтобы нам было здесь хорошо. Дорнийские ткани это только первый шаг. Первый, но нам обоим важный.
А на следующий день в присутствии лордов и леди Севера, гостей из Дорна, людей, которые тоже части нашей семьи, в богороще Винтерфелла мы говорим друг другу простые слова свадебной клятвы по ритуалу старых богов. Теперь у нас все, как положено по традиции. Плащ с вышитым лютоволком покрывает мои плечи, Эйгон в цветах Таргариенов подводит Рейнис с драконом на ее плаще. Но под плащом оказывается легкое платье дорнийского шелка, расшитое солнцами – как подтверждение того, что она говорила о том, кто мы есть, и я знаю, кто мы. А еще знаю, что в снег и холод эта ткань не защитит от мороза ни на миг. Я кутаю Рейнис в свой плащ как можно скорее, но улыбаюсь искренне, и шепчу, наклоняясь.
- Дорнийка.
Смотрю с гордостью на нее, понимая, что все это значит. И, мне кажется, лики чардрев в этот день не грозят и не плачут, а улыбаются.
Север давно не видел праздников, люди от них отвыкли. Кто-то считает мое решение неверным, но не говорит об этом открыто, когда все уже решено. Кто-то, напротив, согласен его поддержать, но тоже молчит, думая о каких-то своих заботах. Северяне намного тише, чем гости из Дорна, и музыка с обычной быстро становится дорнийской, а танцы, в которых принимает участие лишь часть людей, оживляется с вливанием разноцветной веселой толпы. Два разных народа смешиваются, люди перенимают манеру и обычаи других, те, кто хочет услышать, слышат. И мы с Рейнис танцуем тоже, не думая о том, что ждет нас за порогом, а просто потому, что хотим, слышим музыку и любим друг друга.

Теперь, наконец-то, можно больше не оглядываться и не думать о лордах и леди уже никогда. Но праздник не может длиться долго. Не сейчас, когда перед нами столько проблем впереди. Дела не терпят, и ими занимаемся мы с Эйгоном, Рейнис или с Сансой, или я один. Работы очень много и, конечно, никаких поздравлений от занимающих сейчас железный трон людей нет. Мы бросили вызов, открыто заявив про союз, и этого нам не простят.
Я наблюдаю за тем, как все вместе начинают общаться. Радуюсь, когда вижу, что Рейнис и Арья ладят между собой. И это не притворство, а настоящий интерес. Знакомлюсь с Аллирией Дейн, и она присоединяется к нам вечерами, в историю она верит, и правда рада мне. Вроде бы, все идет неплохо. Только однажды Санса входит ко мне, когда я занимаюсь делами один, с взволнованным лицом, и  рассказывает, что видела Рейнис и Бриндена Блеквуда, пересказывая мне все. Я качаю головой, не задумываясь, произнося:
- Санса, это ничего не значит.
И ловлю себя на мысли, что фраза в нашем контексте очень двоякая, правда, Санса об этом не знает. И слышу голос Рейнис рядом, играющий теми же словами, что, может быть, и значит.
- Нет, не значит.
Я тяну к ней руки, желая коснуться, ведь значит или нет, мне это мало нравится, но она выскальзывает, отступая, и вдруг бежит по коридору, срываюсь за ней. Это какая-то игра, правила которой я не понимаю до конца, но знаю главное, что я прав, и что Рейнис знает, что я прав, а остальное сомнем неважно. Рейнис смеется, смеюсь и я, скрываясь от глаз Сансы, бегом пробегая мимо каких-то, людей, даже не замечая. Я ловлю Рейнис за поворотом, потому что она позволяет мне это сделать, и притягиваю к себе.
- Вот, что значит.
И целую ее, не выпуская, прижимая ближе. Мне в голову вдруг приходит идея.
- Идем. – Я тяну ее за руку к лестнице вниз. – Покажу тебе кое-что.

Отредактировано Marhold Fawley (2018-07-18 19:51:37)

Мы живем в удивительное время перемен, и сами творим их, влияя на ход вещей и то, что за ними идет. Страшный враг за стеной и магия рядом, так близко, что можно коснуться ее, протянув руку. Дракон на ощупь теплый, и он – самое удивительное, что я в своей жизни видел. Когда живешь с чем-то рядом, не успеваешь замечать то, что кому-то покажется чем-то удивительно странным или прекрасным и ,только обернувшись назад, можешь понять, что вот тогда лицом к лицу столкнулся с чудом, будь то закат далеко впереди с верхушки Стены, или шелест листьев чардрева в богороще у стен старого северного замка. Дракон  - возвращение в мир старой и магии, ответ тому, что подбирается с севера, способ спастись, но и не только. Древнее умное существо, внутри которого спит та самая магия. Такая же магия совсем рядом со мной, Призрак, внимательный взгляд красных глаз тихого волка. Призрак – часть меня, а Рейгаль – часть Рейнис, и мы знакомимся с ним, понимая все и до конца. А после – полет, то, что останется в памяти навсегда, что будешь вспоминать в деталях, но не помнить целиком, от и до, потому что эмоции забрали слишком много. Адреналин, стучащее о ребра сердце, эйфория и радость – переживать все это не одному, а с той, которой нет дороже.
Полет отвлекает меня от мрачных дум и забот. Мы вообще проводим время так, будто не произошло той странной стычки, не осталось непонимания и не близится время расставания, как будто всего этого нет. Мы одни – и на вопрос Рейнис о том, так ли важны обстоятельства, теперь я только качаю головой – что нет, не важны. Важно то, что мя рядом, важны прикосновения – осторожные, чтобы не выдать себя, ведь пока нельзя. Важны поцелуи за закрытыми дверьми наших комнат и то, как быстро проносится время, приближающее то, что неминуемо должно произойти. Расставание, которого не хотим мы оба – и подарки, которые мы оставляем друг другу, произнося то, что считаем важным, самым важным на свете. О том, что мы расстаемся, чтобы скоро снова встретиться, и о том, что не принадлежим только себе больше. Я ее, а она моя. А все остальное мы сможем преодолеть, разрешить, разобраться.
Солнце ведет меня, даже если на небе тучи. Кулон под одеждой, призванный хранить меня от напастей и указать дорогу к дому, к Рейнис, туда, где моя семья. Она назвала меня семьей, шепнув, что любит, и я уже не смог больше продолжать скрываться, поцеловав ее открыто, расставляя все точки. Так будет правильно, и стало правильно, вот только мы с ней порознь, я на пути за Стену, чтобы исполнить свой долг, а она на Драконьем камне в ожидании моего возвращения, а я вернусь, никаких других вариантов у меня нет, когда меня ждут назад. То и дело я касаюсь места кулона, спрятанного под одеждой, как будто могу через него дотянуться до Рейнис, и продолжаю делать это даже тогда, когда, казалось бы, надежды уже нет. Наш долг исполнен, и правда открылась, но какой же ценой? Занимаю себя делами, не давая ни малейшей передышки, потому что иначе просто не сумею пережить это время, и совсем не заглядываю вперед. Все, что я могу – поверить в то, что сказали мне глаза и то, что шепчет мне сердце. Я видел дракона, идущего резко вниз, но это еще ничего не значит. Об этом я говорю Эйгону и Дени, об этом твержу себе, сжимая медальон в кулаке с силой, оставляя отпечаток на коже. Пусть солнце, которое вело меня и хранило от всех невзгод, и Рейнис теперь приведет домой. Мы обещали друг другу, так много говорили и клялись быть осторожными – так что же теперь? Теперь только ожидание и звон мечей, да усталость в забитых мышцах, заставляющая меня упасть и заснуть, чтобы открыть глаза и встретить новый день, и с ним новую надежду, с которой я смотрю в небо, снова касаясь кулона под тканью – о нем я не говорил никому. А кроме надежды и кулона что еще мне остается?
Кроме них у меня есть брат, который приходит ко мне с вином, с которым мы пьем и говорим, и слова бегут потоком, я даже удивляюсь, неужели это из-за последнего времени, за которое я произносил совсем немного? Оказывается, мы можем очень много друг другу сказать и рассказать, мы перескакиваем с одного на другое, в чем-то мы сходимся во мнениях, а в чем-то спорим, открываем вторую бутылку и третью за ней, смеемся, успокаиваем и убеждаем друг друга, словом, ведем себя не как король Семи королевств и бывший когда-то король Севера, а как двое обыкновенных мальчишек, и это, кажется, позволяет мне отпустить пружину, которая внутри меня находилась в напряжении все это время. Я не замыкаюсь на себе, а, напротив, концентрируюсь на Эйгоне, его жизни, его словах, и с этим вместе, кажется, сам отмираю, вырываясь из ритма, в который вогнал себя, чтобы гнать от себя лишние мысли прочь. Под вечер, когда появляются Дени и Джорах Мормонт, мыслей у меня уже вообще не остается никаких, кроме того, что мне не хочется никуда идти, что я не стану слушать чьих-то советов, и у Эйгона, кажется, такая же проблема, так что нас отпускают, оставляя там, где мы хотим быть. Дальше я не помню уже ничего.
Меня будит мокрый нос и шершавый язык по лицу. Я загораживаюсь, сразу чувствуя слишком много – боль в мышцах, в голове, резь в глазах от слишком яркого солнца в окнах. А потом я понимаю, что Призрака еще сегодня ночью здесь не было, и он, должно быть, явился не один. И я вскакиваю, успев обнять самого своего близкого друга, и бегу искать Рейнис, потому что сомнений быть не может, это она, она здесь. Нахожу ее у Дени и ничуть не думаю о том, что мог их прервать – просто сгребаю ее в охапку, прижимая к себе, не желая отпускать, даже если кто-то попытается заставить меня это сделать. Я ее обнимаю, шепчу ей что-то, глажу по волосам – и мы оба сползаем на пол, а я чувствую что она вцепляется в меня так же, как я в нее, тоже не отпуская, не размыкая объятий, не желая отстраниться ни на миг. И поцелуй, в котором я растворяюсь, забывая обращать внимание на что-то кроме. И только потом слышу ответ Рейнис на мои же слова, открываю глаза, слыша, как она меня называет, и до меня медленно доходит то, что ведь мы оба узнали правду, и обоим нужно было решить, как с ней быть. Но новый поцелуй дает этой промелькнувшей мысли сразу исчезнуть, а после, когда она улыбается, улыбаюсь и я.
- Больше не буду, но и ты мне пообещай больше не делать так. – Отвожу ее локон от лица и вспоминаю ее фразу о Дорне, о том, что это похоже на привычки в ее стране. – Моя жена.
Я качаю головой и смотрю на нее, а после снова целую. Кажется, комнаты Дени мы освободим для их владелицы не скоро.
- И я вернусь и буду с тобой всегда. Кулон, он был со мной, я не расставался с ним все время.
Выуживаю ленту и показываю медальон, висящий на ней.
- Он придавал мне сил и вел меня вперед, чтобы поскорее вернуться. – Снимаю его и протягиваю ей. – Солнце было со мной, даже если небо затянули тучи. И оно всегда будет рядом, если рядом ты.
Протягиваю руку и касаюсь гребня с волками в ее волосах.
- Это время за Стеной, что ты видела? Когда ты вернулась, как вы смогли вернуть Призрака? Расскажи мне обо всем по порядку. Только чуть позже.
И я снова целую ее, забывая про время и все, что может нам помешать.
Мой рассказ будет намного более кратким, то, что я делал в то время, пока Рейнис была за Стеной, уместится в пару предложений. Но пока нам не до слов, и более долго я могу говорить по-другому – прикосновениями, поцелуями, целым ворохом чувств. А потом, когда и слова возвращаются в нам с Рейнис мир, я вспоминаю о давних обещаниях.
- Помнишь, мы договаривались с тобой, перед днем, когда поженились? Теперь, когда мы вернулись, времени до решающих действий почти не осталось. Но ты обещала показать мне свой мир, страну солнца и копья. Поедем туда? Прямо сегодня, давай? Ты, я и Рейгаль. Недолго, у нас всего пара дней, но другого времени для этого, может, не будет.
Я хочу увидеть край, про который столько слышал. Но еще я хочу, чтобы Рейнис успела еще раз увидеть его – таким, каким знает и любит, ведь неизвестно, как сильно изменится мир после войны, в которую мы войдем очень скорою  Я хочу, чтобы она снова увиделась с родственниками, с кузинами от мала до велика, с друзьями, которые остались там. Это нужно сделать сейчас, после Севера, после того, что мы оба с ней пережили – передышка и что-то радостное, в жизни должно быть место и этим вещам, несмотря на войну и прочие тяготы, которые ждут нас. Они ждут – и будут впереди, а пока мы можем позволить себе уехать. Тем более, что на этот раз наша очередь оставить Эйгона и Дени одних на Драконьем камне.

Мы все знаем, к чему нужно готовиться. Девиз дома  Старков – зима близко, то есть никогда не расслабляться, всегда знать, что самое худшее впереди, и встретить его нужно лицом к лицу, отражая любой удар. На Севере люди выживают, а теперь и подавно на карту поставлено выживание всех, но прежде всего тех, кто живет здесь и первым примет на себя удар долгой ночи. Мы не можем позволить себе расслабиться или дать слабину.
Такой роскоши у нас нет, но мы не бесчувственные болванчики, механически исполняющие одни и те же рутинные действия с одной только целью продержаться до следующего утра или следующей весны. Зимой жизнь не останавливается, зимой играются свадьбы и рождаются дети, строятся дома и собираются припасы, люди остаются людьми в любое время года вне зависимости от того, что за окном, они хотят жить. И эту жизнь мы с Рейнис приносим с собой. Сегодня день нашей свадьбы, уже второй раз, но теперь по обычаю моего родного края и северных богов. Теперь вокруг нас много людей, и свадьба не тайная. А  я все равно вижу только Рейнис и кутаю ее в  свой плащ поскорее, чтобы не дать северному ветру продуть легкий шелк. И  я смеюсь, и танцую с ней вместе. А люди, наверное, думают, что на юге меня подменили, но я вижу улыбки на лицах. Все мы хотим жить, и не когда-то после войны, или тогда, когда отступят морозы, а сейчас, прямо здесь, и каждую секунду после. Я знаю, что моя жизнь изменилась вместе с тысячью вышитых солнц. Она наконец-то стала такой, какой нужно.
Я, наверное, правда северный дурень, но  я не вижу многого из того, что Рейнис успела увидеть за то недолгое время здесь. Она дает мне понять, что люди верят мне и пойдут за мной, и по-прежнему зовут меня королем, хотя фактически я лишился права именоваться так. Новое приходит к нам с юга – титул принца и особенности, которые отличат нашу землю от других, входящих в Семь королевств – права, на которых раньше жил только Дорн. Северянам такое придется по нраву, и я благодарю Эйгона за это решение, и Рейнис благодарю так же, потому что догадываюсь, что это придумала она. Северяне поднимут древка с полотнищем Старков, но о том, что вернее бы было держать флаги с красным драконом на черном фоне, знаем лишь только мы четверо, и больше не узнает никто. И это решение оставить все в тайне – верное.
Но что-то другое в тайне не останется. Санса входит ко мне, взволнованная, и рассказывает, что видела. Рейнис дразнит, переиначивая мои слова, и я бегу за ней по коридорам замка и смеюсь, я даже мальчишкой так почти никогда не делал, не позволяли. А, когда она позволяет себя поймать, мне приходит в голову мысль. Рейнис видела только одну сторону Севера, но есть другая, скрытая ото всех. То, что питает и греет Винтерфелл, душа Севера.
- Скоро увидишь, куда. Я веду тебя в страшные подземелья замка, который хранит свои тайны так, что немногие потом могут о них рассказать.
Я говорю загадочным голосом, но улыбаюсь, по пути захватывая факел, а Рейнис, видя это, берет с собой свечи.
- Это была проверка для нее? – Оборачиваюсь на Рейнис и беру ее за руку крепче. – Осторожно, здесь очень старые ступени, лестница полуразрушена, и темно.
Шагаю дальше, освещая нам путь, не выпуская руки Рейнис из ладони, поглаживая ее запястье.
- Санса всегда держалась от меня поодаль, но я всегда знал, что она есть, и что она моя сестра. Она всегда была моей сестрой, даже если и избегала. Но это было давно, и теперь все не так. Мы выросли, насмотрелись на многое, через многое прошли. Мы все изменились. Но я тоже рад, что она это сделала, знаешь? Выходит, что она волновалась. Но я не хочу, чтобы она не доверяла тебе. Думаю, она потом поняла, что ты не всерьез.
Мы спускаемся все ниже, воздух становится более жарким и влажным. Оборачиваясь на Рейнис в очередной раз, замечаю, что она закрыла глаза и следует за мной только на ощупь и звук. Я улыбаюсь, хоть она этого и не видит, и поднимаю ее на руки, спускаемся мы вдвоем.
- Да, здесь вода. И тепло, сама замечаешь. Это источник под замком, то, что его греет.
Мы выходим к большому подземному озеру с теплой, я знаю, водой, и я закрепляю факел у входа в пещеру, прячущую озеро от внешнего мира, опуская Рейнис на каменный пол. Мы с ней подходим к черной воде, по пути я снова беру ее руку, рассказывая об этом месте то, что говорили нам в детстве мейстеры и то, что мы узнали сами, опытным путем, ныряя в воду вниз.
- Ты шла, закрыв глаза. Здесь темно, и тоже не понятно, что-то видишь, или нет. Можно только чувствовать, а это… - тянусь к застежке у горла Рейнис, и тяжелый плащ падает на камни, - здесь не нужно.
Обнимаю ее и целую в волосы. Мне нравится это, что она шла с закрытыми глазами, полное доверие, несмотря на опасный спуск. Рейнис была уверена, что я не позволю ей оступиться, и что рядом со мной с ней ничего не случится. Так же, как я безмолвно доверяю ей, и она знает.
Теплое платье тоже не нужно, как и моя одежда. А нужна лишь вода, много теплой воды, и касания кожи к коже, которые она замедляет, но делает их будто другими. Прикосновения губ к губам, еще смех, еще как будто бы продолжения бега в замке наверху – в другом мире. И много долгих минут, которые хочется разделить на двоих, только с ней, только рядом, только так, и никак иначе. Мне бы хотелось, чтобы Рейнис сумела увидеть и другую сторону Севера, его красоту. И я готов показывать ее – пропуская через себя и давая своими глазами увидеть ей так, как я сам ее вижу. Не выпуская ладони из пальцев, ведя за собой.
Мы появляемся в замке снова, и оба знаем, куда мы сможем сбежать от любых невзгод, место, которое смоет все наши печали, отправит невзгоды прочь.
А, когда мы возвращаемся, нас находит кастелян и говорит непонятную фразу, что нас ждет леди Старк. Рейнис со мной, а для моих сестер это было бы странно – направлять информацию об этом через кастеляна, но я на всякий случай уточняю:
- Санса? Арья?
А кастелян качает головой и ведет нас в зал. Кидаю быстрый взгляд на Рейнис и беру ее руку в свою – что такое случилось? В зале я вижу девушку, которую совершенно точно не знаю. Понимание, кто она, приходит одновременно с призраками прошлого, я осознаю, кто передо мной.
Мой брат Робб выбрал любовь, а не долг короля, поступил не так, как когда-то отец, и проиграл войну, потеряв голову во время обмана лорда Фрея. Отец поступил иначе, но его голова тоже отказалась на плахе, только уже по другой причине и спустя много лет. Мы всегда выбираем и не знаем, что ждет нас в том или ином случае, можем только гадать и ждать вердикта судьбы. Мой брат умер рано, но он выбрал то, что хотел, и я хочу верить в то, что этот недолгое время было для него счастливым.
Мы говорим с Жиенной Вестерлинг, которая до сих пор представляется только Старк. Которая сбежала, когда поняла, что ее хотят выдать замуж, потому что прошло  уже два года с момента смерти Робба, и теперь никто точно не скажет, что ее ребенок, когда он родится, как-то связан с волками. Я нахожу пальцы Рейнис под столом и сжимаю их крепче – я тоже сделал свой выбор, еще тогда, когда в первую ночь на Драконьем камне потянул за ленту, расшитую тысячью солнц, и понимаю, что не променял бы его ни на что, даже если бы знал, что в конечном итоге и мне головы не сносить. Жиенна хочет быть с родными ее мужа, даже если никогда их не видела  – и мы устраиваем ее в замке, комната для нее найдется. Санса хочет побыть с ней, и, мне кажется, что сестра скучает по Роббу, вспоминает, каким был ее брат, глядя на девушку, которая когда-то была его женой и осталась верна ему до сих пор. А мы с Рейнис уходим к себе, я закрываю дверь в наши покои и обнимаю ее, притягивая как можно ближе, как будто через секунду кто-то у меня ее заберет, а я не хочу отдавать.
- Я не отдам тебя никому, никогда. Ты слышишь?
Шепчу ей на ухо, лицом зарываясь в волосы, не отпуская. Что бы ни случилось, какой бы выбор не стоял перед нами, мы пройдем весь путь вместе и будем рядом, даже если вдруг окажемся далеко.
- Ты знаешь, мы оба прошли долгий путь. Но, зная теперь, что эти пути свели нас воедино, я не жалею ни о чем, что было со мной до того. Любое событие толкало меня вперед, тебе навстречу, а она – самое верное, что могло случиться со мной.
Я целую ее, держа ее лицо в ладонях. Мы не знаем, сколько нам отпущено времени, и поэтому не стоит терять ни одной секунды, которую можно провести вдвоем.
На утро леди Жиенна завтракает в зале со всеми, те, кто в замке, узнают о ее приезде. А она говорит, что ее приезд связан не только с бегством, но у нее есть и еще кое-что, что она хранила в тайне, а сейчас пришло время эту тайну открыть. Она протягивает мне свиток, скрепленный печатью Старков. Я наклоняю свиток в сторону Рейнис, чтобы она успела увидеть, и ломаю печать. Внутри – узнаю его – почерк Робба. Я бегу глазами по строчкам, почти не отмечая содержание, а лишь обращая внимание на то, как дернулось перо, оставив лишнюю закорючку, или буква срезалась, оказавшись чуть более кособокой, чем обычно. А Жиенна озвучивает то, что написано в тексте документа  - король Севера Робб назначает своего наследника, если у него и его жены так и не родится сын. Этот наследник – я. Бастард Эддарда Старка Джон Сноу.
Кажется, как же много воды утекло с тех пор, а я вижу буквы и будто слышу голос брата, который говорит со мной. Откладываю свиток и даю прочитать его Рейнис, Сансе, Брану, всем, кто сидит с нами за столом. Голос из прошлого как будто присматривает за нами и появляется в миг, когда нужен.
- Теперь Север за мной не только как выбор жителей и короля, но и по праву наследования.
И, мне кажется, с моих плеч сваливается большой груз. Я не тот, кто занял чужое место по прихоти своей или чьей-то, это место передал мне брат, назвавший себя королем после смерти отца. И пусть брат не знал и не узнал бы, что я не родной сын Эддарда Старка, он сам дал мне право продолжать то, что делал.
- Робб, я тебя не подведу. – Когда пергамент ложится на стол передо мной.

Север стоит перед страшной битвой, на жизнь или на смерть. Она уже началась, но самое страшное впереди. Если все получится, даже так последствия будут вспоминать еще долго. Область, которая первой встретила долгую зиму и долгую ночь, принявшая на себя главный удар врага. Если другие королевства окажут нам помощь, дадут продовольствие, оружие или воинов, то мы все равно рискуем всем, битва пройдет на нашей земле. Наши люди, наши дома, наши поля и реки, урожай и все, что мы имеем, все, что мы есть – поставлено на карту. Другие части страны тоже понесут потери, но самые большие последствия будут у нас. Самая обширная и самая малолюдная земля выдерживала до сих пор в одиночку, но теперь она не одна. И все равно уже сейчас мы видим последствия, зная, что это лишь слабые предвестники того, что может случиться впереди.
Я занимаюсь всем этим с утра и до вечера. Кроме сбора армий и подготовки к войне нужно совершать объезды, принимать лордов, отправлять помощь тем, кто нуждается, разрешать споры и стараться сплотить, а не разделить еще больше потрепанный жизнью народ. Люди смотрят на меня – и это мои люди, а я их принц, как теперь это здесь зовется. Но мне известно, что за глаза меня все равно зовут королем, и я не могу подвести людей, которые мне доверяют, не только как король, как человек, которому они сами доверили эту власть и поверили в мои силы.
Это показала мне Рейнис, этим вещам научила. Научила словам, научила принимать и не отказываться о того, что люди готовы дать мне. Научила тому, что я сам стою того, чтобы жить, при этом, а не только жить долгом, чувством, что сильно задолжал этому миру. Она вдохнула в меня жизнь, понемногу помогла мне поверить – самому – в себя и в то, кто я такой есть. И теперь понемногу делает то же самое для края, куда приехала вместе со мной. Север все еще кажется ей неродным, я это знаю и вижу. Слишком много непривычного, слишком другие люди, слишком нелояльные порядки. Но она берется и делает то, что делала когда-то для меня – старается вдохнуть жизнь. Я знаю, я сопротивлялся сам, долго думая, играя в глупости и идя на поводу других, но в итоге не представляю, как жил бы без нее рядом. И я знаю, что и Север тоже осознает и придет к тому, что Рейнис старается донести до него, возможно, только, думать будет еще дольше, чем когда-то я.
Я это знаю, потому что слышу голоса – один, другой, недовольные. Я хмурюсь, оставаясь непреклонным. Останавливаю споры, потому что понимаю, что Рейнис делает и согласен с этим. И прямо это говорю – если кому-то не нравится, что делает моя супруга, значит, не нравится то, что делаю я. Голоса замолкают, но я не уверен, что надолго. Север думает слишком долго, еще дольше, чем когда-то король, а ныне принц… Северный мальчишка.
Я смотрю незаметно на то, как в замке размещают новых жителей. Дети, сироты, оставшиеся без родителей, сколько их будет, когда мы по-настоящему вступим в бой. Они могут укрыться в замке и быть среди таких же, как и они, детей, лишенных родительской ласки и крова. И Рейнис здесь. Успевает уделить внимание каждому, подбодрить новеньких, улыбнуться старым знакомым. И я знаю, что очень сильно коробит ее среди местных обычаев – то же, что так долго она старалась вбить в голову мне самому когда-то, выросшему на считавшейся непреложной истине – что люди не должны быть униженными, презираемыми, считаться людьми не того сорта только по праву происхождения. Только потому, что они появились на свет не в браке – в этом не их вина. Так уже случилось, и это не должно становиться чьей-то виной, ребенок – это счастье, а не тяжкая обуза, которой я был для своей мачехи, точнее той, которая считала меня ей.
Ребенок – это счастье. Я смотрю на то, как Рейнис отводит в сторону двух мальчиков – узнаю их, дети одного из мелких лордов недалеко от Перешеека, законный сын и бастард. Она говорит с ними долго, и я догадываюсь, о чем. Улыбаюсь уголками губ, когда вижу, что разговор подействовал, и законный сын сажает своего брата рядом. Вспоминаю себя сам – мои братья сидели за высоким столом, а я среди обычного люда, и не было того, кто объяснил бы нам, что это неправильно и почему. Меня окликают – и Рейнис тоже оборачивается на голос, наши взгляды встречаются. Делаю знак рукой, чтобы подождали, и быстро подхожу к ней, обнимая.
- У нас новые гости?
Это очень грустно, дети, оставшиеся одни. Но мы можем оказать им помощь, позволить им побыть детьми чуть дольше.
- Прости, что подсмотрел, но не хотел прерывать. Знаю, что ты им говорила. Это важно, чтобы они услышали такие слова как можно раньше. – Я целую ее в волосы, не отпуская, прижимаю к себе. – Мы должны уехать не на долго, но вечером я вернусь. Люблю тебя.
Отпустить ее, зная, что скоро грянет то, что грядет, мне становится с каждым днем тяжелее, и я наперед знаю, что буду мечтать вернуться поскорее и сделаю для этого все, что зависит от меня. А она целует, не стесняясь того, что кто-то это увидит. Я и сам бы не постеснялся, но она опережает, и я не выпускаю ее еще дольше, улыбаясь сквозь поцелуй.
- Дорнийка. – И я обожаю это. - Люблю.
Возвращаясь, я спешу сразу в отведенное нам крыло замка. Первые помещения не прогреваются водой из источника, и в них холодно почти как на улице – зима пришла. Мы с Призраком шагаем, и эхо разносить звук нашего шага далеко вперед. Я слышу голос впереди, который говорит о волках.
- Рейнис? – Думаю, что она увидела герб или резьбу, ведь волк – символ нашего рода, пожимаю плечами, все еще не видя ее. – Ну конечно, да, ведь мы Старки, и лютоволк…
Более нетерпеливый голос Сансы выдает мне, что я ошибся.
- Реальные? Я…
Еще один поворот, когда я уже срываюсь на бег, и я вижу их – стоят неподвижно, а перед ними большой серый волк, смотрит, не спуская взгляда. Откуда он здесь? Я не знаю, что делать, мешкаю, а Призрак выходит вперед и подходит к серому волку, тыкается носом и отбегает к Рейнис, смотрит как ни в чем ни бывало. Девушки делают предположения, и повисает тишина, потому что мы все стоим в нерешительности. И только чихание Рейнис заставляет нас всех отмереть.
- Эй?
Серый волк не скалится и не пытается нападать, просто как будто думает о чем-то, а я делаю шаг к Рейнис, кидая на него быстрый взгляд. Желтые глаза смотрят на меня не мигая, но я вижу, как Призрак снова подходит к волку, по сравнению с ним новый волк меньше и не такой широкий в груди.
- Вы давно здесь? Ты замерзла?
- Здесь невыносимо холодно Джон.
Санса дергает плечами, тоже отмирая, и делает шаг к Рейнис, но вдруг все мы слышим незнакомый рык. Санса замирает, потому что волк рычит на нее. А на меня не рычит. Я подхожу к Рейнис и обнимаю, касаясь ее лба губами.
- Ты вся горишь! Санса, позови мейстера, к нам в покои.
Мы уходим, и я слышу шорох идущих позади двух волков сразу. В комнате я обнимаю Рейнис, стягивая с нее плащ, и кутаю в одеяло, не выпуская из кольца рук. Мне делается страшно.
- Ты не привыкла к холоду, и пришлось столько стоять и ждать меня, боги.
Призрак прыгает и ложится рядом, согревая Рейнис с одной стороны, серый волк с другой, противоположной от меня.
- Смотри-ка, видишь, Север пришел к тебе сам, хоть ты и замерзла так сильно. Мне кажется, в этом дело – теперь ты Старк, и волк будет с тобой, как Призрак был со мной все это время. Это здорово, Рейнис.
Я, правда, очень этому рад, но она чихает снова, и это меня пугает.
- Где там Санса и мейстер? – Ворчу, когда дверь открывается, серый волк прыгает с кровати, мейстера подпускает. А Сансу снова нет.
Волк ложится у кровати, мейстер говорит, что всем нужно выйти, но серый волк не уходит, и остается внутри. Под дверью я места себе не нахожу. А, когда, наконец, дверь открывается, мейстер говорит, что Рейнис простудилась, а потом поздравляет меня, я думаю миг, сопоставляя факты и фразы, и вхожу, опускаясь на постель, притягивая Рейнис ближе. Мне кажется, у меня трясутся руки. Серый волк поднимает голову, глядя на меня с каким-то странным сомнением, Призрак тоже, бывало, похожим образом смотрел.
- Дело не в том, что ты теперь Старк, верно? – Я улыбаюсь, глядя на Рейнис, и говорю очень тихо, как будто в комнате кроме волков есть кто-то еще, кто может нас услышать. – Дело в том, что есть еще один Старк, и волк ждет его? Рейнис, это правда?
Я знаю, что да.
- Боги. – Я прижимаю ее к себе и держу бесконечно долго, а потом заглядываю в лицо и смеюсь. – Это правда! Рейнис!
Целую ее, чувствую, что она вся горит, и прижимаю снова. Боюсь повредить как-то еще, но чувствую, будто никогда ее не отпущу.
- Прости, что шел так долго. Ты совсем замерзла и простудилась, когда ты… Как же я рад, ты бы знала. И мне так жаль, что ты заболела по моей вине. Но почему ты не говорила раньше? Расскажи мне теперь. Все расскажи.
Все, что она захочет рассказать. Ее ощущения, мысли и чувства, ее дела, ее желания, все, что она хочет. Мы будем делать все, что скажет мейстер, чтобы Рейнис скорее поправилась. И вместе с волком ждать того, кто к нам придет.
- Ребенок – это счастье. Нам двоим. И я тебя люблю.
Говорю, вспоминая наше прощание днем. Она, конечно, знает, но… Я больше не уйду сегодня и не уеду, пока ей не станет лучше. Да и потом я бы хотел делать это реже, но, боюсь, не выйдет. А пока просто целую снова, опуская ее на подушки и укладывая у себя на плече.
- Тебе нужен отдых, и я буду с тобой. И все будет у нас хорошо.
Потому что иначе не может быть.

Много времени, или мало – все относительно. Вечность или секунда – для каждого человека мера своя. Я видел их – секунды, которые решают, жить человеку, или умереть, случайности, подводящие черту или открывающие широкий путь вперед. Я прошел много войн, многие битвы были моими, но главная – здесь. Моя земля, мои люди, моя семья. Все на карте, все только в наших руках.
Я ступаю во двор Винтерфелла, и под сапогами хрустит снег. Свежее покрывало накрыло землю белым саваном, укрывая мертвых, кутая землю, которой досталось слишком много. Но Север выдержит – и Север помнит. Север не забывает обещаний и держится стаи. Главное, что у нас есть – наши семьи. А стены мы поднимем из руин, снова распашем поля и засеем пшеницу, снова соберем урожай, начнем мирную жизнь, не боясь того, что может явиться к нам из-за огромной великой Стены, хранящей покой мира людей уже восемь тысяч лет.
Я смотрю вокруг, но вижу не темные окна, не разбитые ворота и не побитые камнями стены. Мне видится расчищенный двор, дым из печных труб, ржание лошадей. Приятные запахи с кухни, стеклянная оранжерея, подогреваемая теплом подземного озера, а в ней красные апельсины, лимоны и странная на вид, но очень вкусная эшта. А во дворе бегают дети. Мальчишки и девчонки, сыновья и дочери северных лордов и служащих в замке, но среди них я высматриваю только одну головку, с длинными темными волосами, скрепленными заколкой, на которой лютоволк, бегущий за солнцем. Наша с Рейнис дочь, Ним.
Пока ей всего ничего, но я знаю, как быстро время может бежать вперед, особенно когда заняты руки и сделать нужно так много, что суток на все не хватает. И знаю, как медленно оно может тянуться – когда не знаешь, что с теми, кого ты любишь, как они, все ли хорошо. Я уговаривал Рейнис лететь в Дорн, но она оставалась до последнего, улетев совсем не на долго и вернувшись, как только смогла. Наша дочь родилась в Дорне, и у нее дорнийское имя, под которым ее мать знают в ее родной стране. Знают и любят – я сам это видел, пусть и не так долго, как бы хотел, и я хочу верить в то, что и девочку они будут любить не меньше. И не только на юге, здесь, на Севере, ее тоже будут знать и любить. Я хочу, чтобы она знала все – и Север, и юг, обычаи обеих стран, сказки и песни, растения и зверей. Я хочу дать ей все, что могу, и что не могу, тоже достать. И то, чего у меня не было, в первую очередь. Любящую семью. Настоящее детство, беззаботность.
Я никогда не рассчитывал на такое. Самое удивительное чудо, которое произошло со мной в жизни, это не смерть и возвращение, не победа в войне, не титул, которым меня сейчас зовут люди. Самое удивительное – то, что в моей жизни появилась Рейнис и объяснила, что до нее я не жил вовсе, и то, что у нас появилась дочь. В шестнадцать лет я дал обет не брать жены и не становиться отцом детям. В шестнадцать еще не все задумываются о женитьбе, о детях думают только как о наследниках рода, если есть, что наследовать, когда сами еще только в наследниках вслед за отцами. Но даже тогда было, над чем задуматься. Запереть себя на Стене и лишить сразу стольких возможностей. Пусть мое происхождение не позволяло рассчитывать на наследство для сына, но подержать своего ребенка в руках, обнять жену, вернуться в дом, где тебя любят и ждут. После того, как я покинул Дозор, я считал, что не могу рассчитывать на другое. Я даже не думал, что найдется девушка, которая полюбит меня – самого, кто я есть и за то, какой я. Но я встретил ее. И вместе мы уже преодолели так много всего.
Она не пытается меня изменить, принимая меня, только дает мне почувствовать жизнь, направляет туда, где верный путь. Я тоже люблю всю ее, хотя почти всю войну спорил с ней о полетах и Дорне, но она оставалась непреклонна, и мне приходилось смиряться с решениями, которые она приняла. Зато она была рядом, хотя я предпочел бы для нее безопасное место. Но Рейнис не из тех, кто спрячется в замке далеко на юге, когда дорогие ей люди рискуют жизнями, и она вместе с Рейгалем может помочь им в их деле, спасти, дать им шанс выжить. Дать мне шанс.
Я волновался ужасно, и не только из-за этого, хотя о последнем молчал. Моя мать умерла, дав мне жизнь, мама Рейнис несколько месяцев не вставала, мейстеры всерьез беспокоились за нее. У нас обоих с ней плохие истории, и мне было страшно, что что-то может случиться. Если бы это произошло, я не знаю, как смог бы дальше жить.
Но все прошло хорошо, и война осталась в прошлом, а впереди только будущее, в котором будут расти наши дети. Они будут слушать старые сказки и ходоках и Короле ночи, но они останутся для них тем, что было когда-то, но не стало частью из жизни. И это то, что вселяет надежду, то, что заставляет смотреть вперед с улыбкой. Дочь – я смеюсь про себя, Рейнис как будто чувствовала, говоря о ней  в ночь перед свадьбой, - унаследует тот край, который мы для нее отстроим заново, и мы сделаем все хорошо. Сын, который, я верю, появится, но если и снова дочка, я тоже буду лишь рад. Улыбка Рейнис, которая будет смотреть на детей, играющих во дворе Винтерфелла и слышать мои шаги позади, но делать вид, что нет, чтобы дать мне обнять себя со спины и поцеловать в волосы, на миг зарывшись в них лицом. В моей голове ее голосом прозвучит фраза «Фетишизм, это так по-дорнийски», а я даже не стану ничего отрицать, лишь притяну ее к себе, чтобы поцеловать.
Работы много. Очень много дел у каждого, и на нас смотрят люди, от Старков ждут помощи, ждут решений. Мы работаем не покладая рук, ведь речь идет о нашем доме, месте, где мы будем жить, и нам есть, для кого стараться сделать все как можно лучше и быстрее, ради маленького человека, которого мы привели в этот мир, и теперь за него отвечаем. Жить здесь и сейчас, несмотря на войну, на опасности и всю неразбериху вокруг. Наша дочь в безопасности в Дорне, но как же хочется ее увидеть. Рейнис очень скучает, я знаю, я же сам просто напросто еще не видел ее. И я знаю, что с каждым днем, с каждым выполненным делом, наша встреча становится ближе.
Когда однажды я просыпаюсь в пустой постели, нахожу с собой рядом записку, лишь с тревогой прикрываю глаза, сжимая бумагу в руке. Рейнис тоже делает все, чтобы восстановить Север, и устает не меньше меня, но неслышно исчезает по делам, в то время как я сплю. Весна в нашей спальне подходит к двери, хочет выйти наружу, а Призрак подходит ко мне. Обнимаю волка – давно не делал этого, а он кладет мне голову на плечо. Мы совсем забегались, падаем, даже не помня, когда успели донести голову до подушки. Может быть, нужно остановиться и передохнуть? Думаю, что, когда Рейнис вернется, нужно так и сделать. А пока меня тоже ждут дела.
Рейнис и Рейгаля нет несколько дней. Я лишь гадаю, какие дела могли задержать ее так долго, беспокойство с каждым днем нарастает. Конечно, она с драконом, и мало что может противостоять ему и его силе, но все равно переживаю, не зная всего, и часто поднимаю взгляд к небу. Туда же иногда смотрит Призрак. Весна суетится, как будто что-то ищет, но не может найти. В один из дней она садится во дворе Винтерфелла и не шевелится, смотря вверх, как будто чего-то ждет. Призрак держится рядом, но не повторяет за ней. Я слежу глазами за волками, как вдруг крылатая тень накрывает замок. Люди уже перестали бояться драконов, но все равно каждый раз с замиранием сердца смотрят на Рейгаля как на чудо. Он чудо и есть – удивительный. Призрак встает и подходит ко мне, чувствую теплый бок волка рядом. Я иду навстречу Рейнис, когда ветер от крыльев дракона еще не успокоился, а снежная пыль не улеглась обратно на землю. Прикрываю глаза рукой – Рейгаль поднял настоящую метель, но разве это может помешать? Когда, наконец, могу смотреть, вдруг замедляю шаг, и совсем останавливаюсь, когда мы с Рейнис поравнялись. А она улыбается – и кладет ребенка мне на руки. Я забываю, как дышать.
Девочка смотрит на меня темно-фиолетовыми глазами, опушенными густыми ресницами. Она тянет руки, пинает ножками одеяльце,  в которое завернута. Узор из солнц, волков и драконов – всего, что в этой девочке есть, всего, с чем она будет расти и что знать, части ее родителей, объединившиеся в одно, но я не свожу взгляда с ее лица, охватывая сразу так много, и высматривая детали, и улыбаюсь, прижимая ее к себе, но и боясь сделать это, боясь что-то ей повредить, ведь она такая маленькая. Рейнис целует меня, и я быстро притягиваю ее за полу плаща, отвечаю, ведь я так давно ее не видел, но спохватываюсь, как только девочка оказывается у меня на руках без ее поддержки.
- Ним… Ты похожа на маму.
Оборачиваюсь на Рейнис, которая обнимает меня со спины и улыбаюсь почти что робко, почти не веря в то, что это правда происходит на самом деле.
- Вот где ты была, ты летала в Дорн. Но здесь зима.
Кутаю Ним в одеяло посильнее, а Рейнис достает из сумки фрукт, эшту, и показывает мне, снова пряча. Я смеюсь, вспоминая свое первое знакомство с этим фруктом – думал ли я, что совсем скоро меня будет обнимать жена, а я буду держать на руках нашу дочь? Рейнис напоминает мне о том, что дышать все-таки нужно, и я хохочу, разворачиваюсь к ней, обнимая одной рукой, когда кто-то тянет меня за плащ. Весна тянется к ребенку, и я непроизвольно выше поднимаю руки, а малышка, которая до этого тянула руки ко мне, оказавшись повыше, ловит меня за прядь волос и тянет на себя. Наши взгляды с Рейнис встречаются, я смеюсь.
- Пойдемте все в замок. Весна, я никуда ее не дену, вы с ней будете вместе, но нам нужно в тепло. И нужно разослать весть, что принцесса Севера дома... Наша семья дома, да Рейнис?
Говорю уже негромко, чтобы только она и дочка услышали. Уже вечером в замке я сижу возле колыбели и смотрю на заснувшую Ним. Кроватка, которую я сам сделал из дерева, когда узнал, что у нас будет дочь, и лента, расшитая солнцами, повязанная наверху. Символы повторяются на одеяле, которое укрывает ребенка, медальон в виде пронзенного копьем солнца, что постоянно у меня на шее прячется под одеждой, и заколки с волками, веточками чардрев, ягодами клюквы, кристаллами льда, в зависимости от желания Рейнис, в открытую в ее волосах.
- Почему ты решила сейчас? Ведь еще не все готово.
Осторожно отвожу прядку волос со лба дочери, волосы вьются, как у меня, и это потрясающее чудо, гораздо более удивительное, чем дракон, лютоволк, стена, простоявшая восемь тысяч лет и теперь больше не нужная.
- Теперь я знаю, что в мире на самом деле чудесно.
Наклоняюсь и целую ее в лоб, едва касаясь, боясь разбудить. Иду к Рейнис, падая на постель рядом с ней.
- Эшта, значит, ммм?
Выуживаю из сумки фрукт и как тогда Рейнис, но теперь сам, чищу его, протягивая ей кусочек.
- Больше всего на свете люблю вас, тебя и ее.
Тянусь к Рейнис и целую, наконец-то, как будто очень давно этого не делал, хотя ее не было рядом всего несколько дней.