Harry Potter: Utopia

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » magic tumbled from pretty lips


magic tumbled from pretty lips

Сообщений 1 страница 4 из 4

1


https://78.media.tumblr.com/64d278ec9a19b51f4ac736aa3bd2fb65/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o5_400.jpghttps://78.media.tumblr.com/3085e8622625083cb623ff21601c35dd/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o6_400.jpg
https://78.media.tumblr.com/c12474ade105fc2c7cc78ad469b58d95/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o1_400.jpghttps://78.media.tumblr.com/0a23c92f2639602409f6b7ec0476e833/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o8_400.jpg
https://78.media.tumblr.com/e67277cd55559af72948d507f8736dc4/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o3_400.jpghttps://78.media.tumblr.com/5bdc84c3139dc014bdb455266a06e216/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o2_400.jpg
https://78.media.tumblr.com/af287f63c2f6d7c1368e253c8963b41f/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o7_400.jpghttps://78.media.tumblr.com/afe5c512661520e5a9a3af5361859bde/tumblr_pczu44DWvE1r19ms9o9_400.jpg

magic tumbled from pretty lips

ДАТА: по канону

МЕСТО: Дорн и Эссос

УЧАСТНИКИ: Дарон, Нимерия

Когда все затеряно в песках и никто, кроме змей, не знает, как найти утраченное.

+1

2

Дорн со стороны, может, и выглядит как хаотично разбросанные замки среди пустыни с попыткой определить, где в этой пустыне можно жить, но это только для того, кто впервые взглянул на карту и ни разу не попытался преодолеть красные горы, да даже издали не сподобился увидеть их вершины. На само деле, перед внешним врагом или ради общей цели, вся страна объединится, пусть и неявно, но за одно. Несмотря на то, что наша страна живет так, как хочет. И почти не связана со многими из прочих районов за красными горами, у нас везде есть люди и есть ниточки, за которые мы можем  потянуть, чтобы, при необходимости, добиться результата, нужного для нас. То же самое и через узкое море. Интересная Дорну информация быстро доходит до нужных ушей. Дядя Доран в водных садах, и ему не нужно покидать это место, чтобы быть в курсе всех дел. Отец, напротив, не сидящий на месте, так же знающий все и умеющий выделять важное и отличать правду от лжи и выгоду от пустышки. Так что новость из-за моря о редкой ценности, мелькнувшей на черном рынке в Волантисе, достигает нас быстро, но и действовать нужно еще быстрее.
Валирийский мечи стоят целых армий, но у нас знают, как можно сэкономить, отделавшись просто отрядом наемников. Хоть и первоклассных, их эквивалентом, несколькими доверенными лицами и профессионалами своего дела. За море едем я и Ним – нам будет нужно все проконтролировать и забрать сокровище, доставить его домой. Мы сходим в порту даже раньше, чем нужно, опережая намеченное время, встречаемся с нужными людьми, узнаем их по заранее определенным делам и фразам. Мы не хотим упустить свое, но весь наш вид выражает расслабленность: туристы, за плату прибывшие на торговце.
Вольные города я люблю. С детства слушал истории отца о его туда визитах, всегда видел сестер, многие из которых родились по эту сторону узкого моря. вот и Ним родом отсюда – похожа на людей, что в большинстве заполоняют улицы этого города, но она – самая настоящая дорнийка, и ее родина Дорн, никто не посмеет в этом усомниться, да и повода к этому нет. Я буду первым, кто попросит повторить сомневающегося, если такой найдется, и объясню ему все, что думаю на этот счет, максимально коротко и доходчиво.
Сидеть в комнатах где-то в гостинице и ждать результатов нашего дела не в нашем духе. Решаем, что этим делу не поможешь, и лучше не тратить зря время, а выйти и осмотреться, погулять. Что может быть более естественным, чем гости города, вечером решившие пройтись по его улицам? И мы выходим, чтобы смешаться с разномастной, разношерстной публикой, желающей увидеть то, что может предложить город, своими глазами. Сидеть на месте – это не про детей Оберина Мартелла.
Мы привыкли считать, что в Дорне есть все, что нам нужно, но и к новому мы открыты. Никогда не поздно перенять удачный опыт соседей, тем более что его всегда можно улучшить, подправив под реалии нашей страны. А на улицах Волантиса гомон сотен голосов, такого же числа наречий, музыка из открытых окон и еда навынос у лоточников.
На лотки я и отвлекаюсь – набираю самых разных моллюсков у мальчика с тележкой, бросаю ему мелкую монетку сверх цены и спешу со своим уловом к Ним – а она уже ведет разговор с кем-то, судя по виду, из местных, а тот поглядывает на нее как-то… В общем, мне не нравится, да и подозрительны в нашем сегодняшнем деле случайные знакомые.
- Милая, - я подхожу к Ним так, что она меня не видит и, приобняв за талию, вручаю ей моллюсков. – Я взял разные, мальчик-разносчик уверял, что самые свежие, но я и сам вижу, он не врал. А вот фруктов для детей пока не попалось.
Поднимаю взгляд на собеседника Ним, весь его вид говорит о том, что человек он не простой, и в городе имеет не последнее место.
- У нас двое. – Я улыбаюсь, не выпуская талии Ним, и целую ее за ухом, выдыхая, будто смеюсь. – мальчик и девочка. Так хочется удивить, найти что-то особенное, знаете? Джон.
Протягиваю руку своему новому знакомому, представившись именем, первым, кроме своего, пришедшим в голову, и сам удивляюсь, откуда оно такое взялось у меня на языке, и получаю тычок под ребра. Ну, да, выбор имени получился своеобразным, нетипичным для Дорна, но и я не знаю, что Ним уже успела про нас нарассказывать этому человеку. Обнимаю ее крепче, притягивая к себе, и только больше улыбаюсь, снова оставляя поцелуй. Теперь чуть пониже, по шее.
Теперь моя очередь узнавать что-то новое о себе. Видимо. Дело в случайно вырвавшемся имени – и вот я уже с Севера, и меня привезли оттуда.  Чем больше слушаю, тем моя улыбка становится шире, а взгляд влюбленнее. А новый наш знакомый вдруг подхватывает беседу в стиле «Я вас так понимаю», и удивление скрыть я могу только снова пряча лицо в шее Нимерии. Пряча – и касаясь кожи губами уже не для того. Чтобы собеседник больше поверил в легенду, которую мы плетем тут же. сейчас мне хочется это сделать не от лица гипотетического Джона с Севера, а от своего собственного, и не шутки ради. А господину из Волантиса мы, видимо, нравимся. Нас приглашают в театр, а мы пойдем, ведь это лучшее прикрытие, свидетелей много, а место совсем другое. Там я держу Ним за руку, не сильно вдаваясь в происходящее на сцене, знакомясь с молодой женой нового знакомого (девочке хорошо если исполнилось пятнадцать), слушая краем уха их разговор и подыгрывая по мере сил, отчаянно желая уже распрощаться с этим типом, который кажется мне все более противным, поскорее. На Джона я уже откликаюсь прекрасно, и в какой-то момент переплетаю наши с Ним пальцы, и не хочу их выпускать, когда спектакль – на сцене и наш – закончится.
Мы выходим из театра, понимая, что дело, ради которого мы здесь, уже должно было завершиться, но об успехе или неудаче мы узнаем только в порту. Там верный отцу человек нас торопит, торговое судно в Браавос уже отчалило, а это значит, что все получилось. Получилось забрать меч, и теперь дело за нами – наше судно перехватит это по пути и единственно нужный нам груз будет передан в наши руки. Дело нескольких часов, и мы поплывем домой.
- Наши дети так и остались без экзотических фруктов из-за моря.
Я подхожу к Ним, вспоминая сегодняшнюю легенду, забавно, что она, сочиненная на ходу, сработала, и нам поверили, в новым знакомым мы расстались почти друзьями.
- А я, значит, милый?
Намеренно пропускаю первый эпитет в сказанном Ним описании, и снова приобнимаю ее – пока еще легко, но наблюдаю за ней внимательно. Корабль лавирует, покидая городской порт, курс пока взят совсем не туда, мы сделаем петлю. А она отвечает на мой вопрос вопросом о детях и их именах.
- Что, не милый? – Расстроено опускаю глаза, но притягиваю Ним сильнее. – А дети… Хм, мы это успеем, как и имена придумаем. И без подарков из путешествий их оставлять не будем.
Делаю глазами круг и снова кидаю на Ним внимательный взгляд, несмотря на насмешливый тон разговора.
- как думаешь? Нельзя же оставлять детей без подарков.
Правда, нельзя. И для младших сестер кое-какие мелочи я успел захватить тогда же, когда отстал от Ним и вернулся с моллюсками. Впрочем, не об этом сейчас речь. Порт воланстиса уже не видно, но и не в моей привычке стоять на корме корабля и глядеть назад. Только будущее, только вперед.
Вперед, наклоняясь, чтобы коснуться губ Ним губами. Чуть задержать касание, давая понять – смех смехом. Но шутки кончились. Сейчас я серьезен, и, отстраняясь, касаюсь лбом ее лба, проводя большим пальцем по ее щеке. Ветер раздувает паруса, наш корабль ложится на курс, чтобы поскорее привезти нас к месту встречи с другим, который везет наш ценный груз, но я не думаю о мече, замирая в моменте, и жду, сам до конца не зная, каким будет ответ.

Черные ветки, белое небо, белая земля. Все в этом лесу я уже видел, знаю тропу, по которой иду, но каждый раз не могу быть уверенным в том, как далеко смогу зайти. Знаю одно наверняка – в конце пути кто-то ждет меня, и я иду на зов. Этот зов – не голос и не приказ, это что-то внутри меня, какое-то внутреннее самое сокровенное знание и понимание – я обрету что-то, чего не имею, но без чего я – не я, только тогда, когда дойду до конца пути. А пока лишь ветки, белое небо и земля. И я ярким нездешним пятном на тропе иду вперед.
В первый раз я увидел этот сон несколько лет назад. Я увидел белое поле и черный лес впереди. Я удивлялся, как же так может быть, что только два цвета, и больше ничего. И тишина, абсолютная, будто, кроме меня, здесь нет, и не было ни единой живой души. Со временем я начал отличать – оттенки цвета, хруст веток под ногами, завывание ветра в древесных кронах. Чем дальше во сне я продвигался вглубь леса, тем больше их становилось – лес, природа, все, что окружает, все живо. И зов все сильнее.
Сегодня я иду вперед, зная наизусть то, что увижу сначала. Я уже давно не кажусь себе нездешним и ярким пятном, но не могу понять, то ли мои цвета припылились, и лес растворил их в себе, делая меня себе равным, то ли я принят здесь, сам стал частью того, что меня окружает, и больше не выпадаю из общей картины вокруг. Я иду вперед, зная старые ориентиры. За дубом направо до ложбины, где внизу журчит речка с ледяной водой. Чуть впереди по течению вниз – большие валуны, по которым можно перебраться на тот берег. Дальше подъем – ноги по первости скользили, я спотыкался и падал, хватаясь руками за кусты вокруг, но теперь уже ловко карабкаюсь вверх, чтобы продолжить свой путь. Что-то красное впереди – я видел его лишь издали, этот третий цвет, тоже яркий, но самый правильный здесь, но никогда еще до него не добирался. Отчего-то мне кажется, что сегодня его время пришло.
Идти становится трудно, как будто воздух делается вязким, и необходимость пробираться сквозь него уже отнимает силы. Ветки становятся гуще, деревья растут чаще. Я продираюсь вперед, влекомый лишь цветом – и зовом, силе которого не могу противостоять. Наконец, я вижу его – белое дерево с красными листьями и лицом на стволе – щелки глаз закрыты, но подтеки на коре говорят о многом даже тем, кто, как я, никогда такого не видел, лишь книги, лишь описания на словах, воображение и его рисунки. Реальность внушает намного больше трепета внутри. И предвкушения, будто я, наконец, дошел. Я спешу. Не обращаю внимание на ветки, через которые лезу, позволяю им цепляться за плащ, путать ноги, мелькать перед глазами. Одна из них бьет меня по лицу, чувствую теплое и влажное по коже, царапина, кровь, еще что-то красное кроме листьев дерева впереди, но не позволяю себе отвлечься, будто стоит мне отвести взгляд от дерева, и я снова не дойду и собьюсь с пути. Наконец, уже выбившись из сил, устав противиться воздуху, деревьям, своим сомнениям, я вываливаюсь на поляну, дерево на другой стороне. Но кроме дерева меня волнует другое. Из-за ствола появляется большой белый волк.
Большой белый волк внимательно смотрит на меня красными глазами и делает шаг вперед, а я делаю свой. Мы идем друг к другу неспешно, но мое сердце колотится, что есть силы, встреча, я жду ее, но и боюсь, зная – после нее все изменится. Когда остается не больше метра, волк останавливается, я тоже стою. Мы смотрим друг другу в глаза. Я медленно протягиваю руку вперед, волк тянется к ней, нюхает пальцы, касается кончиков носом.
И все переворачивается. Я становлюсь ниже, смотрю внизу вверх, слышу и чувствую сразу столько, как будто попадаю в поток. Как будто бурлящая вода уносит меня в мир запахов, звуков, того. Что я раньше не мог и на долю почувствовать. Теперь я знаю, лес живой. Каждое дерево, каждый листок, дуновение ветра, топот копыт бегущего где-то большого зверя, биение его сердца и запах плоти. И другие запахи – корица, гвоздика. Пряное вино, яркое солнце, пустыня и ее пески. Что-то далеко не отсюда, это бьет мне в ноздри, я шумно фыркаю, будто смеюсь. И просыпаюсь.
Полная луна светит в окно, легкий ветер шевелит полог. А я хватаю ртом воздух. Как будто тонул и, наконец, сумел сделать вдох. Касаюсь щеки, крови нет, но я чувствую его – жжение от удара, так же, как тогда, когда падал на склоне, хватаясь за ветки, обдирая о них руки во сне, а боль оставалась наяву.
Моей руки, все еще держащейся за щеку, касается ладонь. Ним отнимает руку, но она ничего не увидит, следов на коже нет. Только это не значит, что ту царапину я не чувствую, и она это знает. А я знаю, что она понимает – проснулся я не просто так.
- Мы встретились с тем, кто звал меня. Я его увидел. Увидел и стал им на секунду.
Я обнимаю ее, укладывая назад на подушки, и ложусь рядом. Тот поток ощущений все еще трудно забыть, но то, что Ним рядом, отгоняет морок быстрее. Я перебираю пряди ее волос, пересказывая свой сон.
- Волк был огромный и белый, но глаза красные, альбинос. Я протянул к нему руку, он коснулся меня, нюхая мне пальцы, и все перевернулось. Сразу столько всего, звуки, запахи, я потерялся во всем этом. А потом проснулся.
Вспоминаю то, что во сне посчитал нездешним, отчего фыркнул – волк, или я. Пряности, горячий песок, забившийся в складки одежды, палящее солнце, оставляющее свои следы на всем, чего может коснуться. Запахи, которые я принес с собой в тот мир. Мне кажется, они всегда с нами, так давно, что мы слились с ними, они  - часть нашего края и часть нас, так что чувствовать их отдельно от всего и ощущать чужими было особенно странно. Будто это что-то не мое, но в то же время я.
- Но ты знаешь, я не думаю, что это конец. Я нашел того, кто звал меня во сне, только зов от этого не стал слабее. Наоборот, я как будто слышу его и сейчас. И я знаю, где это место, оно реально, и реален волк. Ним… Ничего не прояснилось, как я раньше думал, все стало только хуже.
Провожу рукой по ее лицу, желая отогнать наваждение, и целую девушку в волосы, мне нужно почувствовать, что есть я, и где мое место. По какой-то необъяснимой причине уже несколько лет мне снится Север, где я даже ни разу не был, и вряд ли даже стал думать о нем без этой причины. Зачем мне он нужен, и что мне там делать? Ответов нет до сих пор.
- Звучит как полный бред, лепет больного. Кому ни скажи…
Я сперва, правда, так думал, но потом рассказал Ним, и она мне поверила. А потом отец сказал, что сны не всегда могут быть только снами. Во всем нужно только разобраться, расшифровать. Но кто растолкует мне то, что я вижу и чувствую, лучше меня самого?
- И никогда мне не будет покоя.

+1

3

Многие считают, что Дорн – это пустыня и сплошной песок, разносимый ветрами и ничего больше. Ты смеёшься каждый раз, когда слышишь эту чушь. Дорн – это твой дом. Дорн – это люди, которые могут браниться, а через пять минут пить вместе. Или затаить обиду и вражду. Но к внешней угрозе все становятся одной семьей.
Одной семьей, которую эта самая жара и пустыня делают сильнее, неуязвимее. И для своей земли они сделают все. А ещё…
А ещё вы не любите скучать. И это благословение богов, если можно совместить дело с отдыхом. Вы с Дароном выезжаете в старый Волантис с планом забрать меч из валирийской стали, не заплатив ни одной монеты. Для этого нужны люди…
Для этого нужны люди. Верные и ловкие, а таких в вашей земле не счесть. Улыбаешься, когда составляете план маскировки, когда свой человек внедряется в команду торгового корабля, который незаметно вывезет вещь, чтобы встретиться с вами в море. Для капитана того судна легенда простая – несанкционированная торговля, вы возьмёте пару мотков ткани и кружева, а деньги в его карман. Все их любят.
Все их любят и за ними ничего не видят. Вы в Волантисе, на старых улочках. Осматриваетесь, тебе любопытно, отец же всегда говорил, что ты отсюда. В обстановку выписываешься, но слухи далеки, все знают, что вы с южного корабля. Не скрываете.
Не скрываете ничего, кроме имён, официальная цель та же торговля – тем более давно пора доставить сюда дорнийское вино, забрав местные товары. Не вызывает подозрений. И есть время прогуляться.
И есть время прогуляться после того, как вы находите жилье. Вы смеетесь и обсуждаете, наблюдая,  а потом Дарон отходит, чтобы взять еды, а ты остаешься одна..
Остаешься одна ненадолго. К тебе подходит местный из благородных, смотрит на тебя и начинает расспрашивать, почти флиртовать. Он стар, но ты улыбаешься и говоришь, зная, что вам нужно, чтобы вас запомнили и видели, но все же личность мало приятная.
Мало приятная, зато в городе весомая. Ты понимаешь это, видя, как приветствуют его люди, а рабы в татуировках отводят глаза. Ты думаешь, что пора уходить, но Дарон еще не вернулся, а слово этого человека здесь сомнению не подвергнется. Он – ваше алиби. Но надо придумать…
Но надо придумать, как отвлечь его. Ты не успеваешь ничего сделать, как тебя обхватывают сзади, и ты точно знаешь, что это Дарон. Он вручает тебе моллюсков и называет тебя милой…
Называет тебя милой – тревожный звоночек. Но приятно. К тому же нужно расслабиться, чтобы новый знакомый ничего не заподозрил. Ты опираешься спиной на брата, а по крови разбегается тепло… так правильно.
Так правильно… Он говорит о детях, а ты, пригревшись, не сразу понимаешь, а когда осознаешь…
А когда осознаешь, не остается ничего, кроме как играть, ты полуоборачиваешься и обнимаешь «отца своих детей», на ходу съедая моллюска, хотя предпочла бы вино от этих слов. Вот так раз – мать двоих детей.
Мать двоих детей в твоем-то возрасте… в общем-то, правда чистая, могла бы ей быть.  Но…
- И как зовут наших детей, любимый? – смотришь на нового знакомого. – Он всегда забывает имя младшей… мстит за то, что назвала сама, а не так, как он хотел.
Немного лишних деталей. Но делающие образ намного ярче. Ты задумываешься над именами, а потом фыркаешь, думая о том, что в одном он прав – детей всегда хочется удивить и порадовать. Так всегда делал отец, возвращаясь, так делаете вы, когда едете куда-то – всегда помните о младших маленьких сестрах, которым еще только предстоит открывать мир. Но имя…
Но имя. Ты незаметно бьешь локтем Дарона в живот, легко, чтобы дать понять, что он влип. Какой к черту Джон?
- Привезла сувениром с Севера.. отец был против, но любовь, от того и первый ребенок. Он миленький…- ладошкой по его щеке. – Но глупенький.
Взгляд миленького, но глупенького становится влюбленнее, и ты понимаешь, что все пошло совсем не так. А ваш новый друг говорит, что понимает вас, ты смотришь на Дарона с вопросом в глазах, звучащим как «Серьезно?».
Серьезно он решает пригласить вас на мероприятие на свои места. Вы идете – это отличное прикрытие. Там он знакомит вас со своей женой, совсем юной девочкой, которой едва ли есть пятнадцать лет. Он…
Он прячет лицо в твоей шее, касается кожи губами, а ты прикрываешь глаза, думая о том, что все правильно, хотя при этом совсем все не так. Но наплевать.
Наплевать, думаешь ты, выводя по его ноге узор, не наблюдая за действием, только за вами. Расходитесь вы с новым знакомым приятелями, поэтому, когда резонанс от кражи разносится по городу, вы вне подозрений.
Вы вне подозрений. Садитесь на свой корабль, чтобы двинуться на встречу другому, где груз. На палубе Дарон подходит и задает вопрос, ты фыркаешь.
- Но глупый, помни. Откуда вообще… Джон?! И как, говоришь, зовут наших детей, – вот уж выбрал.
Вот уж выбрал, а из вас никто на севере никогда не был, никак с ним не связан, поэтому все очень странно. Дарон опускает глаза, спрашивая, а потом говоря про детей, а ты внимательно на него смотришь…
- Нельзя… - вот уж правда.
Правда, ты не играешь, ты тянешься к нему, целуешь, когда он касается твоих губ, проверяя. К Неведомому все правила, это ощущается самым верным, что есть в этом мире. Обнимаешь его крепче.
Обнимаешь его крепче, думая о том, что если бы не встреча, предпочла бы оказаться в каюте, где нет посторонних глаз, но второй корабль рядом.
Рядом, вы забираете свое сокровище. Не разворачивая при всех, уводишь Дарона в каюту, лишь там разворачивая ткань, покрывающую сталь.
- Чудесно, правда? – ты думаешь о том, что это не все, что должно открыться. – Отец сказал, что он будет твоим.
Дарон всегда любил мечи. И это на самом деле дня него, пусть он до последнего момента не знал.
- Но нужно стереть гербы, по пути заедем к мастеру, - улыбаешься.
Улыбаешься, тянешься к нему и целуешь, обнимая, думая о том, что теперь у вас дорога домой.
- А еще можно открыть не только эту ткань, - на секунду разрывая поцелуй, чтобы вновь его поцеловать.
Вновь поцеловать, зная, что эта поездка дала вам намного больше, чем просто меч. И это другое намного важнее.

В вашей комнате темно, закрыты ставни, и только луна сквозь изящную резьбу просвечивает, а в курильницах мята – это должно сделать сон спокойнее. Дарону иногда снятся странные вещи.
Странные вещи о странной земле, на которой вы никогда не были, которая принесла собой для вас смерть Элии и ее детей. Но все не просто так…
Все не просто так, ты знаешь это уже много лун, поэтому часто, когда Дарон засыпает, смотришь на него, умиротворенного, и выводишь по его коже узоры, желая, чтобы сон был добрым.  Но не в этот раз…
Не в этот раз… ты читаешь при свече, когда он начинает шевелиться, волноваться, ты знаешь, что это те самые сны.
Сны, которые вас обоих так беспокоят. Ты кладешь книгу, проводишь ладонью по его телу, надеясь, что если он почувствует тебя, то успокоится. Но это никогда не работало….
Никогда не работало, ты видишь каждый раз, что проснуться он может только тогда, когда сны его отпустят. Ты обнимаешь его.
Ты обнимаешь его, вытащив из-под его головы подушку, пробираясь на освободившееся место, со спины. Ты рядом.
Ты рядом, когда он держится за щеку, открывая глаза. А ты перемещаешь ладонь к его пальцам, убирая его руку.
- Что тебе снилось? Почему рука у щеки? – наклоняешься и целуешь.
Наклоняешься и целуешь щеку, лоб, лицо. Ты переживаешь каждый раз, когда он просыпается так. А он говорит о том, что он видел глазами того, кто зовет, укладывая тебя обратно на подушки. Но ты не можешь лежать.
Но ты не можешь лежать. Кто бы его не звал, он твой. И никто не заберет. Переворачиваешься, опираясь руками на его плечи, смотришь в глаза, удобно устраиваясь на нем самом.
- Как это? Как смотрел его глазами? – рисуя по коже. – Расскажи мне.
Дарон перебирает пряди твоих волос, рассказывая о большом белом волке с красными глазами. Красиво. Редко. И ты бы порадовалось, если бы это не мучило его почти каждую ночь.
- Сильнее? Дарон, пора что-то делать. Эти твои сны… изнуряют тебя. Но они… магия, - ты веришь в нее.
Ты веришь в нее, но все совсем не просто. Именно потому, что это происходит с ним. С вами.
- Но даже магии я тебя не отдам. И твое спокойствие тоже, - целуешь.
Целуешь его, думая о том, что все равно нужно что-то сделать. Есть единственный выход.
- Не лепет. А покой мы найдем, - он звучит обреченно.
Он звучит обреченно. И этого не должно быть. Ты встаешь, надевая халат из легкого шелка цвета песка, расшитого лучами, и тянешь его за руку.
- Вставай, пойдем, - улыбаясь.
Улыбаясь, перед выходом целуя его, спиной прижимаясь к двери, и, как бы тебе не хотелось остаться, нужно узнать…
Узнать мнение человека, который видел больше вас. Отец с Элларией, но они готовы вас выслушать. И вы рассказываете то, что он еще не знает.
- Мне кажется, нам нужно ехать, - завершаешь рассказ.
Завершаешь рассказ, и отец говорит, что вам, действительно стоит хотя бы попробовать. И что корабль отойдет примерно в полдень следующего дня. Вы благодарите за совет.
Благодарите за совет и идете к себе. Ты кидаешь на кровать сумку и вещи, сборы вы любите. Ведь каждый дорниец не сидит на месте, но всегда возвращается домой.
- Надо будет выйти раньше и купить теплые плащи. Мы все выясним, - когда вещи упакованы.
Когда вещи и все необходимое упаковано. Каюту найдете, вопрос денег, а вот с плащами придется повозиться – мех в жарком Дорне редкость. А пока есть время отдохнуть. Ты целуешь его, обнимая, прижимаясь к нему.
- Все будет хорошо. Мы найдем того, кто тебя зовет, - обязательно.
Обязательно. А пока у вас все еще есть время дома, среди лунного света, просвечивающего сквозь резьбу ставней.

+1

4

Легкость, с которой дорнийцы относятся к жизни, наверное, кажется удивительной для всех остальных, кто живет по в настоящий момент другую сторону Узкого моря. Но только Дорн знает, что эта легкость на самом деле – самая крепкая связь, самая могучая сила, ведущая нас вперед. Уехать из дома, чтобы с радостью снова ступить на родной берег. Чтобы, сравнивая все увиденные в путешествии краски, вновь убедиться в том, что дома они ярче в тысячи раз. И снова быть готовыми сорваться с места.
Легкость, открытость к новому. Места, еда, впечатления. И способность принимать себя и свои желания такими, какие они есть. И других людей принимать точно так же. Не стремиться переделать, но знать, что они рядом, соглашаться с их привычками, которые могут показаться странными, лишь бы не приносили вреда им самим. Бывают исключения из правил, но в целом у каждого дорнийца есть голова на плечах, и он ей дорожит. Но хочет, чтобы это «дорожение» не стояло на пути его желаниям жить. Жить ярко и так, как хочешь, это ли не главная особенность Дорна? И если зависеть, то только от тех, от кого зависеть ты хочешь – от тех, кто тебе важен.
Наша семья важна, важно поручение отца, ответственная миссия, с которой мы едем в Волантис, я и Ним. Важно, чтобы мы не были раскрыты, поэтому мы придумываем на ходу, и наша игра обрастает подробностями, слово за слово, и в глазах новых знакомых, которые нужны, чтобы дать нам самое надежное алиби, уже рисуется картинка. Но дело не в ней, не в картинке, которую мы хотим изобразить, ничего не имея за ней. Дети одного отца, которые иногда слишком внимательно и слишком долго смотрят друг на друга, иногда думая, что все могло быть иначе, если бы не… Даже в Дорне есть рамки, которые люди не позволяют себе разрушить. Кто-то должен стать первым?
Пока мы придумываем легенду, но вписываем в нее то, что нам хочется сделать на самом деле. Мне хочется – я знаю, - не ради легенды коснуться шеи Ним губами, не ради нее взять ее за руку, а наша история позволяет делать все, не пробуя это скрыть. Ним же… Она могла бы прекратить все, ведь даже за странно возникшее в голове имя я получил тычок под ребра, но она не делает этого. Она опирается на меня, когда я ее обнимаю, выводит узор у меня по ноге, когда мы в театре, и, кажется, за происходящим на сцене не следим мы оба, и не потому, что в  это время где-то на другом конце города происходит то, ради чего на этот раз мы сюда приехали. Все дело в нас? И я знаю себя, знаю, чего я хочу. Теперь я могу облечь это в слова. Но мне нужен ответ. Мы достаточно долго молчали. Пан или пропал.
Уже на корабле, когда нас двое, и не нужно больше играть, я вновь заговариваю о том, что услышал.
- Ммм… Мне больше нравится только первая часть. И вторая ее не отрицает. – Обнимаю ее пока еще легко, шутливый тон, который скоро должен стать серьезным. Она поймет, что я не шучу. – Не знаю, говорят же, что моя мать с Севера. Северные корни. Так что не ты привезла меня сувениром, а отец. Для тебя.
Для нее темноволосый мальчишка, к которому не липнет загар, так же, как и к ней. Для нее младший брат, который вырос и мечтает о многом. Для нее человек, который обнимает сильнее, вдыхая аромат ее волос, когда она так близко.
- Имена мы еще успеем придумать, Ним. Много имен…
Говорю, наклоняясь к ней и касаясь губами ее губ. Вопрос, чтобы окончательно понять, чего хотим мы оба. И она тянется ко мне, и поцелуй, который был сначала осторожным, становится таким, какой он есть – долгожданным.
- Но что-то можно?
Я улыбаюсь, не выпуская ее из объятий, прерываясь только, чтобы вдохнуть и сказать эту фразу, прежде чем снова поцеловать, забывая, где мы, кто мы есть и зачем мы здесь оказались. Впереди у нас целая жизнь, которую, мне кажется, нам суждено разделить… Но пока другой корабль виднеется впереди, и нам придется временно разорвать объятия и доделать дело, которое кажется уже совсем не таким важным, но отца подвести нельзя.
В каюте Ним разворачивает сверток, и перед нами меч, валирийская сталь, такой красивый и редкий, настоящее сокровище и самый верный помощник в умелых руках. В Дорне в почете чаще оказывается другое оружие, но мечом владеть учатся все. Я, наверное, странный, но я выбрал меч своим оружием, несмотря на это. Меч, который мы забрали, как родной ложится в ладонь.
- Самый лучший меч, что мне приходилось держать в руках.
Я делаю пару движений кистью и смотрю, как играют на стали знаменитые темные полосы. Красиво.
- Понимаю, почему за такие мечи такая драка, но не понимаю, как можно держать их на стенке, как будто украшение. Меч должен служить, быть продолжением руки и быть готовым прийти владельцу на помощь. А иначе это уже и не меч как будто.
А Ним говорит, что меч для меня. Оборачиваюсь на нее, положив оружие обратно.
- Но он стоит целое состояние. Это прекрасный меч, но я… Я не лучший мечник в Вестеросе, чтобы им владеть.
Я растерянно хлопаю глазами, а Ним подходит и целует, и меч уходит куда-то далеко. Гербы? Состояние? Задание отца? Ним рядом, вот, что самое главное. Она говорит о ткани, и я фыркаю, вновь касаюсь губами ее шеи и провожу рукой по кромке ворота ее платья, поднимаясь к плечам, к лямкам, которые хочется стянуть.
- Эту ткань открывать мне нравится намного больше. Мое сокровище – ты…
Она и то, что мы поняли, благодаря этой поездке. Мы обрели гораздо больше, чем меч из валирийскрй стали. Меч просто меч. А важно – она и я.
Дом встречает нас жаром пустыни, смехом на улицах и запахами специй. Завернутый в ткань меч висит у меня за спиной, а мы идем с Ним, держать за руки, и привычный порт кажется каким-то не таким. Мы уезжали отсюда с одними мыслями, а возвращаемся с другими.
- Мне кажется, мы выиграли у отца. Ну, если не выиграли, то хорошо развили семейные традиции. Конечно, это не первая дочь в четырнадцать, но тоже мм… Неожиданно. Или ты думаешь, он знал про все? Думал, что рано или поздно?
Может быть, да, может, для отца мы станем сюрпризом. Но я знаю одно – он не встанет против нас. Отец любит нас и, даже если он бывает не согласен, принимает нас теми, кто мы есть. А мы выбрали путь.
- Сувенир с Севера. Я твой, а ты моя.
Мне кажется, эта история и эти фразы останутся с нами на всю жизнь, как и история, случившаяся в Волантисе. И это здорово. Мы оба любим их.
Сувенир с Севера, однако, любит юг. В один из вечеров, когда спадает жара, мы с Ним берем лошадей и скачем вдоль берега дальше от Солнечного копья. Мы не едем в Водные сады, я хочу оказаться где-то, где не будет совсем никого, кроме нас. Пляж, закрытый скалами со всех сторон, прячет нас от посторонних взглядов, позволяя побыть вдвоем. Солнце опускается в воду, когда мы пробираемся на побережье. У меня в сумке фрукты, я достаю вино и разрезаю красный апельсин. Сок течет по рукам, когда я протягиваю Ним кусочек.
- Здесь очень тихо. – Только шуршание волн о берег и то, как лошади переступают с ноги на ногу, разрушают тишину. – Я люблю дом, но иногда хочется вот такого… Смотри, что у меня есть.
Достаю мешочек и выкатываю на ладонь белые шарики, от которых разносится сладкий запах.
- Вот настоящий сувенир с Севера. Попробуем? Я сам еще не.
За сладкой твердой оболочкой оказывается горькая ягода. Я смотрю на Ним удивленно, когда раскусываю первую, а потом смеюсь.
- У этих северян даже конфета чудная. Но что-то в этом сочетании есть.
Ним тянет меня за прядь волос, и я тянусь к ней. В небе загораются первые звезды, а мы совсем не обращаем на них внимание.
Я иду по белому песку и слышу, как он хрустит под ногами. Моря нет, а есть только бесконечный пляж. Я слышу хруст и понимаю, что на много лиг вокруг никого, кроме меня, здесь нет. Я останавливаюсь, оборачиваюсь вокруг своей оси, проверяя, но никого не вижу. Внезапно, моей щеки касается что-то холодное. Подношу руку и вижу – вода. С неба начинают падать холодные хлопья, которые очень быстро прекращаются в воду, я стою, но знаю, что мне нужно идти вперед. Там, впереди, кто-то зовет меня. Хруст песка становится другим, когда я делаю шаг, смотрю под ноги и вижу, что это уже не песок…
- Снег.
Я открываю глаза одновременно со словом, которое выдыхаю, и не уверен, что произнес его только во сне. В небе мириады звезд, и песок – настоящий песок. Откуда здесь взяться снегу? А еще мое движение, кажется, разбудило Ним. Обнимаю ее, целуя в волосы, не давая совсем проснуться.
- Странный сон приснился, все эти северные сладости виноваты. Спи.
Целую ее легко и прижимаю к себе, закрывая глаза. Правда, сон почему-то не отпускает. И то ощущение, будто меня зовут, еще со мной.

Теперь я знаю, каким бывает снег, каким холодным ветер, каким пустынным лес. Черно-белый мир, и я в нем чужак, бредущий на зов, не разбирающий дороги. Чужак, но в то же время какая-то часть меня как будто жила здесь давным-давно. И я быстро учусь. Быстро вспоминаю дорогу, быстро прохожу привычную уже часть пути, чтобы каждый раз открыть новый и новый кусочек. Иногда мне удается пройти вперед много, иногда я просыпаюсь, не закончив и знакомый уже отрезок. Как будто я живу на два мира, только один из них – в мире сна.
Мне это не нравится. Мне не нравится не понимать каких-то вещей и чувствовать себя фигуркой в чьих-то играх. Я знаю, кто я, где мой дом – здесь, где никогда не увидят снега, а ветер дышит огнем. Но, закрывая глаза, я уже не становлюсь настолько во всем уверенным. Иду как потерянный в лабиринте не моего мира, желая найти того, кто меня сюда притащил, думая, что, наконец-то, пойму, для чего, и это все прекратится. Я хочу этого и одновременно страшусь, но не подаю вида, стараясь относиться ко снам легче. Сны это сны. Первый раз ветка бьет меня по лицу через три месяца после того первого сна на берегу моря.
Я просыпаюсь, и от моего движения просыпается Ним. Я рассказываю ей, а вскоре она уже без рассказов все понимает. Я не хочу тревожить своими снами тех, кого люблю, но разве их проведешь улыбкой и «это только сон», когда они видят, как все происходит? Не нужно утаивать, лучше говорить – ведь мы выбрали друг друга и одну дорогу на двоих. На моей стороне попадаются замерзшие льдины.
Ним рядом, когда я просыпаюсь. Я еще как будто полностью не пришел в себя после сна, когда она отводит мою руку от лица, когда спрашивает, оставляет поцелуи. Я ловлю ее ладонь и целую кончики пальцев. Начинаю говорить.
- Зацепил ветку и получил от нее. - Улыбаюсь одними губами. Во сне, а все еще чувствую, как она хлестнула меня по лицу. - Ты знаешь, что так тоже бывает.
Да, только в этот раз все сильнее, намного сильнее. Наконец понимаю, что  в комнате горит свеча, что подушка из-под моей головы вытащена и отброшена, что Ним смотрит мне в глаза, опираясь на меня, и ждет, что я скажу дальше. Тянусь к ней и целую, касаюсь ее лба своим.
- Ты не спала? Я тебя разбудил, или…?
Или она караулила мой сон, опасаясь того, что это опять начнется.
- Ним, эти сны не предугадать. Поверь мне, ты узнаешь, если я снова что-то увижу.
Как бы мне ни хотелось, чтобы этого не случалось. Заставлять о себе беспокоиться, да еще и будить…
- Магия… - Повторяю за ней это слово. В Дорне живут свободно и верят в то, что всякое может случиться на свете. Отец тоже считает, что это не просто сны, хоть и не называет их этим словом. Наш отец не любит непроверенной информации.
- Я сам не пойду ни к какой магии кроме твоей.
Прижимаю ее к себе, заставляя не опираться на меня, а лечь, опустить голову, и начинаю перебирать ее волосы. Говорю дальше, теперь уже то, о чем я подумал после. О том, что, оказывается, найти зовущего не означает все понять. И вздыхаю.
- Я думал, что все пойму, но стало только сложнее.
Ним слышит это и встает с постели. Покидает мои объятия – я смотрю удивленно.
- Куда ты?
Она зовет меня, не объясняя. Останавливаемся лишь в дверях, поцелуй – Ним тоже не хотела вылезать из постели и идти куда-то, но, видимо, ее план важнее возможности побыть за дверями нашей комнаты. Я тоже накидываю одежду, и мы идем к отцу. Ночь, но мы говорим вчетвером – Эллария тоже там, - о снах, я еще раз пересказываю то, что уже рассказал Ним. А она говорит, что нам нужно ехать. Удивленно поднимаю голову, вскинув взгляд.
- Ехать на Север? Из-за снов? Никто даже не знает, есть ли это место, которое мне снится, на самом деле, а, если да, что белый волк будет там. И что это вообще волк.
Перевожу взгляд на каждого по очереди, осознавая, что звучу неубедительно, пытаясь уговорить не только самого себя, но и всех, кто сейчас слушал рассказ. Отец сообщает, что мы придумали все вовремя – даже корабль на Север, который нам заберет, до завтрашнего дня в порту. Завтра мы отправимся в далекий путь. Так, как мы любим, спонтанно, без груды вещей. Но без каких-то вещей нам в этом путешествии не обойтись.
- Плащи… - Ним прижимается, и я обнимаю ее, притягивая для поцелуя. – Ох, Север большой, и где мы будем искать это место? Может, оно вообще за Стеной? Говорят, что там живут великаны, огромные слоны, покрытые шерстью и чудовища, каких не видывал мир. Не самое желанное место из тех, где мы бывали, мне намного больше понравился бы Браавос или тот же Волантис.
Сейчас, когда за окнами привычная пустыня, а меховых плащей еще нет в наших сумках, есть время, чтобы передумать. В здравом уме для того, чтобы отдохнуть и повеселиться, люди туда не ездят.
- Подумаешь, сны. Ним, подумай. Мы будем искать иголку в стоге сена, только и всего.
Но почему-то я думаю, что мы найдем подсказки. Возможно, во сне я увижу новую дорогу. Вздыхаю снова и тяну Ним за собой обратно к постели, провожу ладонями по плечам, скидывая халат, в котором она выходила и снова целую ее.
- Найдем, и что потом?
Вопрос остается без ответа, потому что никто не знает. Зато мы знаем, что у нас есть остаток этой ночи, несколько часов покоя перед долгой дорогой. Луна постепенно уступает место другому светилу, тому, которое на нашем гербе протыкает копье.
Плащ непривычно давит на плечи и сковывает движения. Не удивительно, что я в таком путался, цеплялся и скатывался под откосы крутых спусков вниз. Но плащ защищает от ветра и снега лучше чем что-либо другое, а снег, как говорят моряки, может выпадать даже здесь, в Белой Гавани. Сейчас еще осень, но плащи нам нужны. Мы привыкли к югу, и здесь все кажется более холодным, чем, возможно, оно на самом деле есть.
Север охвачен войной. Старший сын Эддарда Старка после казни отца надел на голову корону королей зимы и созвал знамена. Везде неразбериха, а нестабильность – время для того, чтобы из подполья показались те, кто обычно скрывался, чувствуя безнаказанность. Мы представляемся торговцами и смотрим по сторонам. В гостинице мы смотрим карту, прикидывая план. Меня начинают беспокоить сомнения. Ни одного сна за всю дорогу. Никаких ощущений, намеков, смутных чувств. Все глухо.
- Может быть, он про нас забыл?
Улыбаюсь и обнимаю Ним, но мне невесело. Иголка в стоге – то самое чувство. И как будто я не справляюсь с порученным мне заданием.
- Пройдем выше по реке. Встречным будем говорить, что едем в Винтерфелл. Во сне на земле был снег, а здесь его нет, еще слишком южно, нам нужно продолжать путь на север. Или ты считаешь, что королевский тракт безопаснее? Но тогда нам нужны лошади.
Возможно, это решение будет вернее, мы не будем ни от кого зависеть, ни от людей, которые ведут корабль вверх по реке Белый нож, ни от ее русла, с которого не свернуть. Но зато у нас будет теплая каюта и меньше шансов натолкнуться на какой-то сброд у дороги. Но сбродом может оказаться команда корабля…
- Почему, когда сны нужны, их нет, как это возможно? Нам нужна подсказка, вот теперь она нужна в самом деле, а нам ее не дают. Неужели того, что я видел, достаточно? Не будем же мы спрашивать у каждого, не видел ли он большого белого волка?
Я падаю на кровать и прикрываю рукой глаза. Абсурдность ситуации меня поражает.
- Волки… Волки есть в Винтерфелле, у детей Старков, может быть, это намек? Может быть разгадка всего – Винтерфелл?
Выбора у нас нет. Мы берем лошадей, выбирая свободу передвижения, ведь мы не знаем, когда нам может понадобиться свернуть. Движемся осторожно, останавливаясь в деревнях у дороги. Говорим, что едем в Винтерфелл, и сами держим путь туда, хотя заезжать с визитами в великие дома нам хочется меньше всего. Первые снежинки мы видим в сутках до родового гнезда Старков, там же, наконец, видим лес. Я останавливаю лошадь и вглядываюсь в деревья. Нет, это не то место, но впервые я понимаю, что мы на верном пути. Это чувство появляется само, и мое лицо светлеет.
- Ним, все не зря. Я не знаю, почему, но чувствую… Нам нужно проехать еще немного.
Во сне моя лошадь бредет навстречу огромной стене из снега и льда. Немного не получится. Но теперь мы знаем цель.
Уже подъезжая, когда знаменитая Стена появляется перед нами, мы оба приостанавливаем лошадей. Снежинки ложатся нам на плечи, мы ужасно устали от казалось бы бесконечного пути. Левее мы видим что-то напоминающее дым из труб – нам говорили, что городок, который зовут кротовым, расположился совсем к ней рядом. Но что-то подсказывает мне, что нам нужно не туда, а к главному замку Дозора. В Черном замке есть ворота, ведущие по ту сторону от Стены. Хотелось бы, чтобы они не пригодились.
В замке нас принимают, выделяют комнаты рядом с комнатами лорда-командующего дозором. Я понимаю, что люди, которых мы здесь встречаем, либо осужденные, которые выбрали это место как альтернативу смертной казни, либо те, кому больше некуда податься. Ну, или пришли сюда добровольно по велению сердца, жаждя стать стражем мира людей… Так это называется, да? Люди смотрят на нас, зная, что  мы вольны покинуть это место, когда пожелаем, в отличие от них, раз и навсегда вычеркнутых из всего остального мира и оставленных на всеми богами забытом посту, о котором вспоминают только когда нужно очистить тюрьмы больших городов. Но нам это неважно, мы не собираемся задерживаться здесь надолго. Об этом я говорю с лордом-командующим, который спрашивает про новости с юга, которые вороны еще не успели сюда принести, он предлагает подняться на Стену, а Ним говорит, что больше хочет увидеть деревья, богорощу, и берет лошадь, выведав дорогу. Возможно, с высоты я смогу разглядеть тот лес, который прошел во сне весь вдоль и поперек? Я чувствую, что мы близко, но все равно никак не могу нащупать нить, как будто тянусь, и мне не хватает, чтобы дотянуться, одного миллиметра.
Когда мы с командующим возвращаемся, Ним ждет нас у основания Стены. Она выглядит взволнованной, я быстро к ней подхожу, только собираясь задать вопрос, как она заявляет мне, что влюбилась. Кажется, слова застревают в горле. Джиор Мормонт оставляет нас, и мне кажется, что он прячем улыбку.
- Что значит «влюбилась?»
Я ничего не понимаю. Описания путают меня только сильнее.
- Пойдем-ка в наши комнаты, ты мне все расскажешь.
Я хмурюсь. Не в настроении я играть в загадки и чего-то не понимать не хочу.

0


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » magic tumbled from pretty lips


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно