Море, солнце и пляж - отличное сочетание с солнечными очками, купальниками и беззаботностью. Ты в этом совсем уверена, когда снова выходишь из номера, чтобы встретиться с семьей Герриса, которая уже давно твоя вторая семья, и отправится на изучение местности. Это всегда было увлекательно - уезжать куда-нибудь и узнавать что-то новое, но дом всегда был лучше всего для каждого дорнийца и будет тоже. Что никогда не мешало искать вам приключения.
Приключения находятся, стоит только захотеть. Тем более в этом году к нему прибавляются новые оттенки - попытки незаметно коснуться, улыбки, скрывающие тайну, которую, как вы думаете, никто не знает и даже не замечает. Ты, конечно, слышала, что влюбленные люди слепы, но тебе кажется, что вы все отлично продумали и вне подозрений.
Вне подозрений, когда рядом. Когда касаетесь. Когда останавливаетесь у рисунков хной. Каталог рисунков на ватмане и в папке, тут же рядом "мастера" рисуют на живых холстах под любопытные взгляды, - включая твой, - и смех девушек, которые выбирают рисунки для себя, даже если делать их не собираются. Ты тоже смотришь, когда Геррис берет тебя за руку. Переплетаешь ваши пальцы, когда он начинает комментировать.
Когда он начинает комментировать, говоря, что рисунки красивые, но шаблоны простые, для быстрого рисования и дохода, что делает работу грубее, ты кое-что задумываешь... зря что ли он у тебя прекрасно рисует? Встаешь на носочки, оглядываешься, в поисках его семьи, убеждаешься, что вас не видят, и легко его целуешь, быстро возвращаясь на место. Конспирация... вопрос о том, зачем она, в голову совсем не приходит, даже не возникает.
- Грубая работа, говоришь, - круги выводишь на его запястье большим пальцем. - Взгляд профессиональный...
Взгляд профессиональный, ничуть не ирония. Он всегда был хорош в этом. Но не настало ли время взять другие кисть, краски и холст... ты довольно улыбаешься, думая об этом, когда подбегает Вайорика и завязывает на твоей шее шнурок с просверленной ракушкой, начиная тараторить. Ты обнимаешь девочку, отпуская руку Герриса, когда она переключается на следующую тему - она всегда была такой, ты тихо смеешься.
Ты тихо смеешься, когда Вилора, более спокойная, задает вопрос. Используешь этот момент, чтобы сбежать и выкупить у пляжных художников по коже несколько пачек хны, готовой к применению. И тихо возвращаешься назад, получая вопрос.
- Потом узнаешь, где была, но мне кажется, нам понравится то, что из этого выйдет,- в конце концов...
В конце концов, план непосредственно включает его самого. Так что нужно лишь время. Прищуриваешься, начиная болтать с его сестрами, а ему незаметно показываешь упаковки хны, когда он задает вопрос.
- Серьезно? - со смехом.
Со смехом, думая о том, что понять легко. Подходят родители, краска прячется, а ты что-то говоришь и утягиваешь Герриса за собой в отель, под его слова о том, что дело совсем не в кофе.
- Конечно. Но можем выпить и кофе, потом, - начинаешь говорить.
Начинаешь говорить, объясняя, а в ответ получая слова о том, что он этого раньше никогда не делал. Закатываешь глаза, слыша дальнейшую тираду на тему долговечности рисунка и эскизах..
- Это всего лишь рисунок, Геррис, а не поход в септу, - смеешься, касаясь его щеки уже в своем номере, - и раз никогда не пробовал, разве не самое время начать? Вдруг понравится.
Он притягивает тебя к себе, говоря о том, что это время можно потратить по-другому, и целует. Мысли о хне из головы улетают. Здесь вы одни, здесь прятаться не надо, здесь можно касаться и быть близко. И вместо того, чтобы говорить о рисунках, ты делаешь шаг в сторону постели, теряя время.
Время находится позже, когда дыхание выравнивается, а ты, опираясь руками на него, смотришь ему в глаза и выводишь рисунки пальчиками по его щекам, шее и плечам...и эти рисунки наводят тебя на мысль.
- Хна, Геррис, - времени и на нее хватит.
Времени и на нее хватит, довольно думаешь ты. Тем более, выбираться никуда из этой постели в ближайшее время ты не собираешься. И, не скрывайся вы, ты бы и ужин предпочла пропустить... но пока у вас просто есть время.
Есть время, ты с пола поднимаешь хну, передавая ее, кладешь ее рядом с Геррисом, проводя пальчиками от его плеча до бедра, и садишься на постели.
- Где будем рисовать, ммм? Выбирай, - как художник видит.
Как художник видит, так и решит. А тебе интересно, где и что он нарисует. Тянешь его за руку к себе, пора начинать, если вы хотите куда-то успеть... если успеть вам куда-то все же нужно.

Все течет и меняется, время уносит за собой старое, ведет новое. Кажется, события, которые сделали одну дорогу двумя разными, пусть и рядом, уже ушли далеко в прошлое, открывая перспективу. Впрочем, все иногда очень обманчиво.
Все иногда очень обманчиво и переменчиво, особенно хорошо это знают в Дорне, на твоей земле.
На твоей земле умеют жить, не думая ни о чем. Поэтому, когда ты встречаешь обаятельного и смешливого мальчишку  Рогара из Эссоса, который учится здесь, с которым тебя знакомит кузина, у тебя появляется странный план-спектакль. Получается быстро и легко, Рогар сам легкий.
Он сам легкий и идет вперед, не оглядываясь, как будто сам с твоей земли, решаясь сыграть этот спектакль с тобой, не смотря на то, что Лорас, его парень, против этой затеи.  Но он смеется над всем, что может быть проблемой, но решает все.
Решает все, ты не сосредотачиваешься на том, чтобы хорошо сыграть, потому что ваша игра с Дринкуотером в друзей слишком затянулась. И должна закончиться. А раз он сам не может это сделать… все сама, всегда сама и первая.
Первая, поэтому с  первой сумкой вещей заходите в квартиру. Открываешь и говоришь, что вам нужно сделать ему связку ключей. Он отмахивается, что завтра, а ты закатываешь глаза, думая о том, что спешить, правда, некуда.
Некуда, думаешь ты, ведь это театр, заходя вслед, пуская его осматривать дом, говоря, где ваша половина, он знает, что на другой живет твой друг. Он, правда, по сценарию не знает, что он же твой бывший парень… но зато знает всю ситуацию вне придуманного плана, кто есть и кто и зачем все это. Ты…
Ты, идя на кухню, застаешь Герриса и машешь ему ладошкой, легко обнимаешь по пути, собираясь идти дальше. Но он просит пару слов…
Он просит пару слов, а друзьям всегда в приоритете, ведь мальчиков может быть много, сколько захочешь, а их мало.
- Можно даже на три, - со смехом.
Со смехом, прикрывая кухонную дверь, и смотря на Герриса выжидательно, а он начинает говорить со слова «слушай», и ты думаешь…
- У тебя все хорошо в университете? – потому что начало не очень.
Потому что начало совсем не очень. Кажется, последний раз разговор со «слушай» он начинал, когда вы оставались присматривать за Вилорой и Вайорикой, а старшая бойкая девочка в свои четырнадцать сбежала куда-то, как оказалось, с Деймоном Сэндом, вот так просто. 
Вот так вот просто. Нет, вы кричали на нее. Но не за Деймона – сами такими были в свои пятнадцать в отпуске с его семьей. А за то, что не предупредила. Потом вы, отчитав девочку, долго смеялись.
Потом вы, отчитав девочку, долго смеялись. А она на следующий день просто привела Деймона на завтрак из своей комнаты с вопросом «что?», чем напомнила их отца. Вы еле сдержали новую порцию смеха, а Деймон не чувствовал дискомфорт.
Деймон не чувствовал дискомфорт в чужом доме, а Геррис, кажется, чувствует себя неудобно в собственной квартире. Берешь его за руку, ведешь к дивану и усаживаешь, присаживаясь рядом.
- Так что случилось? – хватая подушку и кидая в него.
Хватая подушку и кидая в него, как ты любишь это делать по вечерам с раннего детства. Подушка попадает.
- Ты рассеянный…
И тебе это не нравится.  И он задает вопросы, а ты смотришь на него, словно на безумца. Нашел, что спрашивать. Играешь праведное возмущение.
- Дринкуотер, я не замуж за него выхожу, а всего лишь собираюсь вместе жить. Почему бы нет, в этом я уверена. А ты будешь скучать по хне, да? Не переживай…
Тянешься к нему и треплешь ладошкой по волосам, целясь за пряди.  А он говорит о дружбе, о том, что его мама нашла квартиру, и это лучший вариант, а потом добавляет, что при всем этом, если к тебе переезжают, он уйдет.
- Что за глупости? Приводи сюда девушку, - пожимаешь плечиками. – У тебя же кто-то есть. Мы все прекрасно уживемся.
И это правда, у него здесь тоже свои комнаты, а общая только кухня-гостиная, никто никому не мешал бы. В теории. Потому и говоришь. На практике дом ваш, а он – твой. Даже если не понимает до сих пор.
Завариваешь для Герриса чай с ромашкой и мелиссой, давая ему большую чашку в руки. Всегда работало. А он говорит странную фразу юного самоубийцы, отказываясь. Ты встаешь, собираясь отчитать, но Геррис ловит тебя в поцелуй. И все становится на свои места.
И все становится на свои места, ощущаясь так правильно. Потом он что-то говорит о чае, прижимаясь к твоему лбу своим, а ты не понимаешь, кажется, при чем тут вообще чай, забывая, что он ждет в чашке.
- Ммм… - ты улыбаешься и тянешься к нему.
Ты улыбаешься и тянешься к нему, оставляя на его губах еще один поцелуй, остальное немного подождет.
- Хорошо, что Рогару сам все расскажешь, раз раньше не смог все сказать, - фыркаешь.
Фыркаешь, легко толкая его в плечо, отправляя в сторону двери, а он просит подождать, обнимая и раскачивая тебя в руках.
- Я не исчезну через полчаса или час, ты же знаешь, мм? Ты и тогда мог не отпустить меня, - ты держала его руку. – У нас после много дел.
Но сделать шаг назад не пытаешься, снова целуя, прижимаясь к нему теснее, улыбаясь сквозь поцелуй.
- Все, иди, потом еще вещи переносить. Жить будем в моей спальне, у тебя краской пахнет, мастерская, - так будет правильно.
Так будет правильно, как и должно было быть. Ты с усмешкой думаешь о том, что Элейна, наверняка, об этом и думала, когда покупала эту квартиру. Впрочем, зачем ждать? Скидываешь кофту на диван в гостиной, идя к комнатам Герриса, начиная скидывать на кровать его вещи – охапками перенесете.  И смеешься, думая, что план удался… и что будет, когда Геррис рано или поздно узнает, что Рогар – парень Лораса Тирелла.

Кто-то считает, что все меняется в жизни и без изменений ее невозможно представить. Пожалуй, это справедливо, но не сейчас - ты думаешь, что все просто встало на свои места.
Ты думаешь, что все встало на свои места, пусть и напомнило о кое-чьих вредных привычках. Например, карандаши по всему дому для замёток (и как бы ты не фыркала, принимая деланно-серьёзный вид, тебе эта малостях на самом деле нравится). Один из них ты часто одалживаешь, чтобы собрать волосы, когда что-то делаешь: пару дней назад они крайне удачно лежали на кухне и пригодились, когда ты пекла печенье.
Когда ты пекла печенье, ты не сразу увидела наблюдающего. А потом выдала ему ещё горячую порцию и какао, сама захватила вторую чашку и включила какой-то фильм, а потом сама же под него заснула.
Сама же под него заснула, чтобы от будильника проснуться в понедельник и начать бегать, собираться, по пути перекидывая Геррису со шкафа рубашку. А потом вы расходитесь по своим делам – учеба.
Учеба – это весь день. А вечером дома ты оказываешься после Герриса, которого находишь в его бывшей комнате, ныне мастерской. Улыбаешься, наблюдая за ним, смотрящим на свою же незаконченную картину, опираясь на дверной косяк, а потом делаешь шаг внутрь пространства.
Делаешь шаг внутрь пространства, чтобы оказаться в объятиях и почувствовать поцелуй. Обнимаешь его и не отпускаешь даже тогда, когда он начинает рассказывать историю про капризную модель, уехавшую на отдых.  Ты фыркаешь, очень не любишь, когда подводят кого-то из твоих близких.  И ты точно знаешь, что девице еще аукнется – полной суммы за свои услуги она не получила, потом сама приползет, но поздно будет.
Поздно будет. А Геррис придумывает вариант, а ты смеешься тихо, выводя узор на его плече пальчиками.
- А остальным, кто работал с этой девушкой, тоже понадобится позировать? – фыркая.
Фыркая, но думая о том, что идея очень даже неплохая. Он получит свой зачет, процесс рисунка может быть тоже очень… интересный.
- Но почему бы и нет…
Ты делаешь шаг назад, спуская лямки платья и делая шаг из лужицы ткани, идя к месту композиции. Устраиваешься на нем, но откидываешь простынь, считая, что она не нужна совсем.
- Пиши так. И с хной, - которая уже есть по ноге.
Которая уже есть по ноге, им же нанесенная, и теперь должна быть на картине. Ты смотришь внимательно.
- Чего мы ждем? – склонив головку на бок.
Склонив головку на бок и распустив волосы, как было задумано по композиции.

Ты сидишь дома и думаешь о том, как провести вечер, когда Геррис придет домой. В итоге решаешь сделать сюрприз. Для этого нужно выбраться из пледа в дождливый день, но что же… пожалуй, раз задумка есть, стоит это сделать.
Стоит это сделать. Ты выходишь, чтобы найти все, что нужно, и вернуться домой. Стряхивая зонтик, ставишь его на балкон, а потом готовишь: расставляешь вокруг свечи, достаешь новые бокалы и бутылку вина,  исключительно дорнийского и семейного. Подбираешь музыку… и ждешь.
Ждешь непонятно чего, начиная злиться и думать, где там застрял Дринкуотер. Говорила тебе Элейна, что они странные и в прострации витают, но…
Но заставляет тебя задуматься и взять в руки телефон. Геррис молчит, более того, недоступен. И под разыгравшуюся грозу это заставляет беспокоиться – зная любовь Дринкуотеров к воде, она их или подводит, или втягивает в приключения. Зная Герриса, в приключения он втянут примерно со знакомства с тобой, а вот неприятности…
А вот неприятности – это в его стиле.  Тихо узнаешь у Элейны, не заходил ли он, получаешь отрицательный ответ. Гасишь свечи, понимая, что искать бесполезно – нужно ждать. Вряд ли бы Геррис пошел куда-то, не сказав, только если семья, и то предупредил бы. Но все приготовления остаются на месте – пусть совесть его покусает.
Пусть совесть его покусает, мстительно думаешь, складывая руки на груди и собираясь спать. Демонстративно. Пусть сам заходит и только попробует разбудить – убьешь. С такими мыслями укладываешься.
Укладываешься, но сон не идет.  В итоге слышишь, как открывается дверь. Встаешь и идешь на звук, готовясь накричать на Дринкуотера, отправив его куда-нибудь далеко.  И Дринкуотер  задает вопрос, за который хочется его огреть.
Огреть чем-нибудь тяжелым по голове, качественно, но топорщащаяся куртка останавливает – подозрительность.
Подозрительность, что что-то не так, а, значит, прицельное метание чего-либо даже не острого, - а папа учил метать ножи в определенные точки, - может навредить не только Дринкуотеру. Смотришь и наблюдаешь, фыркая.
- Ты – идиот? – в ответ на вопрос.
В ответ на вопрос. Ведь как спросил, так и ответила. Он же знает, что наверняка звонила и не один раз.  Зачем такую чушь несет.
- Что с тобой случилось, и во что ты вляпался? – это же Дринкуотер.
Это же Дринкуотер, да еще и вид заставляет желать лучшего – растрепанный, промокший насквозь, с грязью на руках и коленках.
- Это то, что имела в виду твоя мама, когда просила под дождь не выпускать тебя на улицу? – скептически.
Скептически… в каждой шутке только доля шутки? Включаешь свет, а из-за края куртки виден серый мех, из-за обладателя которого ткань приподнимается под такт дыханию. Ты подходишь ближе, когда Геррис рассказывает историю. Глубоко вдыхаешь. А потом улыбаешься.
- В выходные купим тебе подзарядку…  - он поступил хорошо.
Хорошо. И ты не знаешь даже, кто мог потерять и не искать такого малыша, оставив совсем одного. Это щенок, он далеко от места потери бы не убежал. Что-то не стыкуется в твоей голове… и ты думаешь, что все не так.
- Поищем хозяина, ты прав. Но что-то в этой истории не так: он – малыш, ты прав. И далеко бы не убежал. А ты правильно все сделал, - он сам холодный.
Он сам замерз, ты чувствуешь это, когда он касается щеки. Притягиваешь к себе и целуешь, когда щенок начинает дрожать. И ты согласна с ним…
И ты согласна с ним… забираешь серый комок шерсти, поглаживаешь его, а потом берешь Герриса за руку и тащишь в ванную. Включаешь воду в раковине и в ванной, открывая стиральную машину и указывая на предметы для него.
- Ты в ванную греться, вещи потом поставим на стирку. А вот тобой я займусь,  - ставя щенка в раковину. – Смоем грязь, м?
И медленно смываешь с щенка следы улицы, а потом, завернув его в полотенце и оставив Герриса в ванной, уходишь на кухню, чтобы погреть молоко.
- Это тебе, - даешь Геррису в руки кружку. – А это тебе.
Блюдце молока для щенка ставишь прямо себе на колени. Улыбаешься Геррису, а потом понимаешь, что чего-то не хватает.
- Ты его нашел, вот и имя с тебя.
А щенок начинает лакать молоко и, кажется, привыкает к окружающим его предметам, запахам и людям.

Отредактировано Adelheid Fawley (2018-09-14 16:12:39)

Есть моменты, которые меняют жизнь напрочь, без которых себя совсем не представляешь. И, кажется, они и есть то, ради чего мы живем – что-то, что отвлекает от всего, заполоняет эмоциями разум, не давая даже усомниться в том, что теперь все будет не так. Эти моменты так приятны, когда желанны, когда точно знаешь, что они к лучшему.
Они к лучшему и лучшее, что может случиться. Этот отпуск, например, кажется тем, что будет длиться вечно. Вместе с желанием касаться, быть близко и болтать о чем угодно, греясь на солнце, или лавируя на волнах. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, когда его пальцы касаются незаметно для окружающих твоей руки. Это приятно. И даже такое маленькое прикосновение как будто дразнит, обещая большее, как только не будут смотреть. Наблюдаете…
Наблюдаете за хной, которой рисуют по коже отдыхающих девушек. И Геррис сам дарит тебе прекрасную идею, рассуждая о линиях – у тебя есть свой художник. Нужна лишь одна маленькая и простая деталь – хна.
Хна, которую ты добываешь довольно быстро, заплатив чуть больше монет, чем положено. Но цель средства оправдывает, и скоро ты уводишь Герриса якобы попить кофе в ближайших уголок с этим напитком, но на самом деле…
Но на самом деле все совсем не так. Ты ведёшь его в свою комнату, где отрываешь план, и, не смотря на его сопротивление и слова, хочешь его запомнить, остаться в нем как можно дольше: вы влюблены, вместе, на море. Что может быть лучше?
Что может быть лучше, чем слыша все его слова, подойти ближе и коснуться щеки, чем почувствовать его руки на себе? Чем смеяться…
Чем смеяться тихо, чтобы не спугнуть момент, когда он говорит о том, что с рисунком придётся сидеть тихо и неподвижно. И, ты вряд ли ему об этом скажешь, но не уверена, что вы оба справитесь с этой важной задачей.
- Рисунок я хочу, - кивая головкой.
Кивая головкой, касаясь его, подходя все ближе ровно до момента, пока расстояния между вами не сводится на ноль.
- А ты справишься с тем, чтобы ммм… смотреть? – просто смотреть. – С рисунком ты точно справишься. Я в тебя верю.
Просто смотреть, как сохнет рисунок, и не касаться. Ты вот не можешь удержаться от того, чтобы лишний раз не протянуть руку… тем более, пока хна будет сохнуть, тебе можно касаться, это ему нельзя касаться тебя… может выйти очень интересная игра.
Может выйти очень интересная игра, ты точно знаешь.
Ты точно знаешь, что это будет позже. Ты, конечно, веришь в его талант, но сейчас то, что делаешь ты, его руки – все говорит о том, что к этому вы вернётесь позже.
Позже, сначала нужно другое – вы слишком долго прятались, сейчас же дверь и комната закрывают вас, позволяя ничего не скрывать. Ты делаешь шаг…
Ты делаешь шаг к постели, чтобы забыть обо всем, ведь есть только вы вместе, вдвоём, здесь. И чтобы лишь тогда, когда дыхание выравнивается, когда он оставляет поцелуй на твоей руке, вспомнить о полузабытой краске, которая лежит на полу. Достаёшь ее.
Достаёшь ее и, проводя линии по его телу, показываешь, предлагая продолжить то, о чем вы вместе говорили, что привело вас сюда, в комнату… хотя ты считаешь, что хна – это скорее повод, а причина совсем другая.
Совсем другая. Краска снова падает на постель, а ты поддаешься его рукам, в ответ на вопрос возвращаясь обратно, к нему, а он выводит пальцами узоры по спине. Ты улыбаешься, думая о том, что сидеть и ждать вам обоим будет… сложно.
Сложно, но рисунок ты хочешь и знаешь, что только ему доверишь это дело. И он сам выберет, что и где нарисовать. Потому что он твой, а ты его. Так было всегда. С детства. А он переспрашивает, поцелуями вниз по шее спускаясь, и ты думаешь о том, что, кажется, хна снова подождёт… и ужин… и все, что вторгнется в ваш мир. Когда вы возвращаетесь…
Когда вы возвращаетесь к реальности глубокой ночью, рисунок все же появляется, а пока он сохнет…
- Знаешь, это меня нельзя трогать минут двадцать, а вот тебя… - и ты, перехватывая его руки, целуешь.
Целуешь и касаешься, точно зная, что эта игра будет увлекательной. И время уходит, теряется совсем.
Утром вы просыпаетесь позже обычного, но на твоей коже по спине от плеча и вниз цепочка из солнц и цветов из Ключа, то, что вы любите, то, что есть вы…
Вы должны что-то сказать семье, это берет на себя Геррис, рассказывая небылицу о том, что вы поужинали там, где кофе, а потом долго всех искали. Но тебе кажется, что Элейна совсем не верит вам и посмеивается… а когда идёте на пляж…
А когда идёте на пляж, рисунок открывается. Вы не подумали об этом. Ты не думаешь и тогда, когда весело плещетесь в море, смотря на младших девочек: Вилору на надувном матрасе и Вайорику, уговаривающую родителей вернуться к мастерам за рисунком. Потом настаёт время солнцепека.
Время солнцепёка – лучшее для обеда. Вы собираетесь и решаете ненадолго зайти в свои комнаты. Геррис идёт вперёд, вы с Элейной догоняете его и видите, что он не может попасть в свой номер. Ответ на негаданней вопрос даёт его мама, отдавая ему второй ключ от твоего номера, говоря, что вы – дети глупые.
Дети глупые, которые считали, что ничего не видят. Ты тихо смеёшься, прижимаясь к нему, больше не скрывая ничего. Значит, поняли по рисунку?
- Да, мне тоже нравится, - со смехом.
Со смехом, пряча лицо у него на плече, чтобы касаться как можно больше, восполняя все дни вашей «конспирации». Мама уходит, а вы остаётесь перед дверью, которую открываешь, не разрывая объятий, и заходишь в неё спиной вперёд, утягивая его за собой, слушая обещания и думая о том, что, правда, стоило все рассказать…
- Нет, я рада этому, - больше нет проблем. – А ты?
Тебе кажется, что вы и правда глупые дети, которых нужно всему учить. Но ты так рада тому, что теперь сможешь открыто быть рядом, что забываешь эту мысль.
- Если ты что-то разбросаешь по номеру, это не страшно. Я люблю тебя, а не идеальный порядок, - со смехом.
Со смехом, целуя его легко, думая о том, что меньше всего тебя беспокоит то, что что-то может лежать не на своих местах.
- А рисунки… продолжим прямо так, - указываешь взглядом на постель.
На постель, думая о том, сколько вы собирались рисовать, как и потом играли в ту игру, когда ты можешь касаться, а тебя нельзя. Тебе нравится.
- Пойдём, иначе начнём рисовать что-то ещё прямо сейчас, и нас потеряет семья, - держишь его за руку.
Держишь его за руку, когда выходите, когда оказываетесь в ресторанчике, где все уже вместе. Теперь ты не скрываешься, кладёшь голову ему на плечо и легко целуешь в шею, когда девочки начинают задавать много вопросов в духе «Когда?», «Почему не сказали» и «Давно пора». Ты смеёшься.
Ты смеёшься, но замолкаешь, когда говорит Элейна, вы – не единственная новость дня. У Герриса, кажется, будет ещё младшая сестра или брат. Ты встаёшь, чтобы обнять и поздравить маму, которая оказывается в общем кольце рук, а потом все рассаживаетесь.
Все рассаживаетесь. Девочки спорят, сестра будет или брат, а ты просто рада. Переплетаешь ваши пальцы, думая о хорошем, когда его отец…
- Только к внукам я ещё не готов, вы знаете? – ты смеёшься.
Ты смеёшься, кладя голову на плечо Геррису, когда его отец, обращаясь к нему, рассказывает, что не готов и чуть позже.
- Нам лет мало… позже, конечно, - сквозь смех.
Сквозь смех, когда тебе говорят серьезно. Правда, позже. Но разговор легкий, вы же семья.
- А ты бы хотел брата или сестру? – шепотом Геррису. – И сына или дочь?
Все, конечно, будет позже, но это ваше будущее, думаешь ты, которое в этот день совершенно не пугает и кажется самы правильным, что может быть.

Иногда, чтобы самые правильные в жизни моменты наступили, их нужно подтолкнуть. Иногда это означает исправить странные ошибки, а их вы оба наделали. Ты захотела попробовать побыть друзьями, а он разжал руку и отпустил тогда, когда нужно было держать крепко и никуда не позволять уйти. Но вы были детьми.
Вы били детьми, хоть сейчас вы не намного старше, но понимаете больше. Ты точно знаешь, что за рисунками приходишь далеко не только потому, что хочешь новый узор, да и рисунки в таких ситуациях могут не получиться — ты хорошо помнишь жну по всей постели и вас обоих в ней на двухдневном карантине для отмывания. Хорошее воспоминание.
Хорошее воспоминание, думаешь ты, только вы оба ничего не делаете. Точнее не так: ты намекаешь, а Дринкуотер ничего не понимает. И с этим пора что-то делать.
С этим пора что-то делать, уверена тв, ведь все сама… улыбаешься, когда план начинает осуществляться.
Когда план начинает осуществляться, и вы с Рогаром заходите в дом. Гость уходит делать вид, что осматривается и распаковывает вещи, а ты идёшь вслед за Геррисом, который зовёт тебя, чтобы поговорить, видимо, серьезно.
Да неужели, - думаешь ты, когда смотришь ему в спину.
А в гостиной он говорит. Ты подбрасываешь фразы-слова тоже, предлагая привести кого-то к вам домой тоже, но он говорит, что у него есть ты. И ты улыбаешься, не собираясь ничего говорить. Совершенно ничего.
Совершенного ничего, потому что у тебя тоже есть он и только. И вы просто два ребёнка, которые поиграли в странные игры – один придумал, другой согласился. Пора все менять.
Пора все менять, думаешь ты. И вы сделаете это сегодня. Хотя слово совсем не то, если смотреть правде в глаза. Пора вернуть все на свои места.
Вернуть все на свои места, где вы рядом друг с другом и вместе, а не прячетесь и молчите, словно дети, которые боятся. Но ты подливаешь масла в огонь, говоря о хне, а Геррис сначала бледнеет, а потом краснеет…?
- Ты краснеешь? – удивленно. – Это мило.
Это мило, правда, ты так редко видишь краску на его щеках. Но сдаётся тебе, что дело не в смущении.  Он говорит о том, что не собирается никого сюда приводить, что ему это не нужно. Да, в вашем мире, в вашем доме нет места чужим. И ты не выдерживаешь.
- Привёл бы, обоих бы с окна скинула, - тихо.
Тихо, почти неслышимо, скорее для себя, чем для него, но слова различить можно. И правда бы, скинула. Он твой. Ты его. Все очень просто.
Все очень просто с детства, это вы сами осложняете себе жизнь. И пора это прекратить раз и навсегда.
Раз и навсегда вы это делаете, когда он целует тебя, а ты отправляешь его разбираться с Рогаром, хотя тот уже давно готов к тому, что это произойдёт. Вы просто не можете разорвать объятия и поцелуи так просто, а Дринкуотер говорит, что вдруг все исчезнет. Ты тихо смеёшься, касаясь лба лбом.
- Это не сон, ммм, - ладонью… - Во сне разве так бывает?
Ладонью под его футболку по коже, чтобы чувствовать и чтобы чувствовал он, проводишь медленно. Конечно, говорят, нужно ущипнуть, чтобы понять, что не спишь, но тебе хочется совсем другого. Ты чувствуешь нежность.
-  И не отпускай.
Ты сама тянешься к нему, целуешь, но нужно завершить все до конца, пора отправить соучастника твоего маленького спектакля домой, и он идёт делать это, сказав, что любит тебя. Слыша это, ты берёшь его за руку и снова тянешь к себе.
- Ещё минуту, - снова целуешь.
Снова целуешь, думая о том, что так должно было быть всегда. Вы всегда любили друг друга и скрывали это. Глупые дети…
- Люблю тебя, - касаясь губ губами.
Касаясь губ губами и отпуская для разговора. Сама идёшь, чтобы вытащить из его шкафа все вещи. Ты хочешь, чтобы все стало правильно ка можно скорее. И для этого вы должны быть вместе, всегда. И комната у вас одна.
Одна, а здесь будет его мастерская. Как и должно было быть изначально. Когда ты только зашла в квартиру, ты сразу думала так, но вы играли в странную игру… из которой победителем никто не смог бы выйти. Он обнимает тебя со спины.
Он обнимает тебя со спины, а ты перестаёшь накидываться груду вещей на кровать, не желая терять момент.
Не желая терять момент, ведь все так важно, вы и так много очень упустили времени, когда играли в эту странную игру. Но теперь все изменится.
Все изменится, думаешь ты, когда чувствуешь его губы на своей коже, по шее. Ты опираешься на его спину, забывая про вещи, про все, что может быть. Самое важное сейчас – это прикосновение его губ к твоей коже, оно стирает все.
Оно стирает все, когда ты понимаешь, что вы и правда глупые дети: отрицая, вы все равно были вместе всегда, всегда оглядывались друг на друга, зная, что вас двое.
Вас двое и вы семья. Геррис говорит о том, что переезд может подождать, что если вещи полежат ещё в шкафу день или два, не изменится совершенно ничего. Ты улыбаешься, не собираясь продолжать сборы. Он прав.
- Верно, - разворачиваешься.
Разворачиваешься к нему, обнимая, когда вещи оказываются далеко, на полу, сваленные в один большой узел-гору, но это тебя совершенно не волнует.
- Все может подождать, - совершенно все.
Совершенно все, думаешь ты, целуя его, зная, что теперь не нужно искать для этого повод, не нужно об этом молчать, теперь все вернулось на свои места. Теперь все правильно, так, как и должно было быть. Время теряется в поцелуях и касаниях.
Время теряется в поцелуях и касаниях, а когда ты снова можешь ровно дышать, то вставать никуда не хочешь. Вы слишком долго были лишены возможности быть друг с другом так – открыто, не пытаясь сбежать.
- Я скучала по этому ужасно, - несколько поцелуев.
Несколько поцелуев по его шее, устраиваешься удобно не на постели, а скорее на Геррисе, желая чувствовать его каждой клеточкой. Он ловит твою ладонь и поглаживает пальцы, а ты закрываешь глаза – так приятно, потому что именно такие маленькие жесты говорят о многом, именно они показывают, что вы больше не прячетесь друг от друга.
- Скучала вот по таким моментам, когда мы не прячемся. И мы больше не станем. Я не буду думать лишнего, а ты, даже если это случится, больше не отпустишь, - серьезно.
Серьезно, потому что ты его, а он твой, и по другому в этом мире быть не может. И ты уверена, что во всех остальных мирах тоже правильно только так – вы вместе.
Вы вместе, он рассматривает твою ладонь, а ты оставляешь ещё поцелуи на его ключице, когда он говорит о мебели, которую нужно отправить в Ключ, о том, что вы здесь ночуете в последний раз. Ты тихо смеёшься.
- Кто знает… мало ли, - может быть…
Может быть, тебе захочется придти к нему в мастерскую, когда он засидится за палитрой и холстом. И тогда как знать, выберетесь ли вы отсюда быстро.
- А мебель да, - ты точно знаешь. – Краской пахнет, здесь мы тебе поставим вытяжку.
Ты точно знаешь, что Элейна всегда считала, что все – ваша детская блажь, ваши игры, которые ведут не туда. Расставание она считала ошибкой и, покупая эту квартиру, как никто другой понимала, что все это лишь глупости. Иногда тебе кажется, что она даже знала, что все будет только на словах, что вы не сможете держаться друг от друга вдали, чтобы не чувствовать другого как можно ближе.
- Мама подумает, что у неё очень глупые дети, которые, наконец, поумнели, мой отец скажет что-то в духе «давно пора»,  - с тихим смехом, - а твой, думаю, поймёт, но фирменный вопрос задаст – для смеха.
Ты знаешь, что его отец часто задаёт его только для того, чтобы вызывать улыбку на губах жены. Это замечательно.
- У нас отличная семья, - обнимаешь.
Обнимаешь, говоря не только о вашей маленькой семье, но и о большой, которая есть вокруг – об его родителях, о своём отце и его жене и не только, о сёстрах. Но сейчас все это подождёт.
Все это подождёт. Геррис говорит об этом же. Ты улыбаешься, зная, что все это будет потом, намного важнее сейчас… вы.
Вы оба тянетесь навстречу друг другу за поцелуем, чтобы забыть обо всем, кроме друг друга. Ты хочешь наверстать время, которое было потеряно, притягивая его к себе сильнее. И в эту ночь спать ты не собираешься.
Не собираешься, поэтому утром едва встаёшь, но первым делом тянешься к Геррису, чтобы поцеловать, запутавшись в прикосновениях.
- Доброе утро, - тянешься.
Тянешься, чтобы снова чувствовать его руки и губы, а потом разрываешь касание, лежа на боку и наблюдая за ним, пальцами скользя по его лицу и телу, думая о том, что лучшего утра быть совсем не может.
- По настоящему доброе, - тебе так нравится.
Тебе так нравится просто лежать, касаться, и ни о чем не думать,  просто получать удовольствие от момента.
- Нам нужно вставать, много дел, - переезд.
Переезд. Мебель. И ещё ты хочешь, чтобы вы купили новые шторы, как когда-то в Ключе, когда вы после отпуска на море съехались и там, а из твоей комнаты сделала Элейна гардеробную.
- Давай купим новые шторы, как тогда? – встаёшь.
Встаёшь, не заворачиваясь в простынь, идёшь в ванную, включая воду, а потом идёшь к нему обратно и берёшь за руку.
- Пойдёшь со мной, ммм? – вместе.
Вместе под воду, тебе нравится эта мысль. Вы добавляете в воду масла, а ещё ты берёшь масло на руки и растираешь по его коже. Самое правильное утро… а потом…
А потом вы собираетесь и идёте в город, держась за руки, вы доходите до большого магазина с текстилем, в котором когда-то нашли ваши первые шторы.
- Пойдём? Мы здесь были, - и воспоминание хорошее.
И воспоминание хорошее, а в его комнате до сих пор те шторы, которые вы любите. И эти будут радовать вас, напоминая об этом дне и о том, что самое важное – это вы, и что жизнь у вас одна на двоих.

Ты любишь вашу жизнь. Запахи какао и печенья из кухни, которое вы печёте вместе, его карандаши в своих волосах, и утро, когда вы просыпаетесь и не можете встать, забываясь в поцелуях и объятиях. Это то, к чему так хочется возвращаться.
К чему так хочется возвращаться каждый день, что хочется поддерживать, принося в дом больше уюта, когда тащишь его выбрать новую раму под его картину или покрывало для вашей кровати. Ты любишь то, что дом наполняется вами.
Вами, поэтому спешишь домой. Под этой крышей проблемы отступают, кажутся такими маленькими и незначительными. Ты улыбаешься…
Ты улыбаешься, оказываясь в его руках, целуешь, думая о том, что это должно продолжаться вечно. Самое правильное ощущение. Дринкуотер рассказывает о университете, а ты смотришь его конспекты за его спиной, и фыркаешь.
- А ты лекции пишешь? – но приятно.
Но приятно видеть такие знакомые картинки на полях и листах. Обнимаешь его крепче, когда узнаешь о неприятностях с натурщицей. Да, есть люди необязательные.
Да, есть люди необязательные, ты хмуришься, обнимая его крепче, не очень довольная тем, - а точнее совсем не довольная, - что его подвели. Это зачёт.
Это зачёт, и он должен его получить. Ты точно это знаешь и найдёшь способ. Но на этот раз вариант находит сам Геррис. Ты целуешь его в щеку – горда.
Горда, когда он предлагает тебе заменить модель, а потом смеешься, когда спрашиваешь, стоит ли тебе позировать всем, кто работал с этой девушкой. Все шутка: и твой вопрос, и его ответ с тоном голоса. Но в каждой шутке…
В каждой шутке только доля смысла. Ты его, а он твой, и позировать ты будешь только ему. Ты смеёшься тихо.
- Прямо аудиенции? – касаешься щеки. – По всем правилам, ммм? Это может быть очень интересно, если добавить несколько изменений.
Касаешься щеки, потом губ в поцелуе, но делаешь шаг назад, хотя хочется вперёд, близко. Но позже. Вы же рисуете сейчас.
- Не сомневаюсь, что лучший ты, - для тебя всегда.
Для тебя всегда лучший он.  Шаг назад – платье соскальзывает, оказываясь на полу, а ты идёшь к месту композиции, осматривая. И ты хочешь, чтобы на картине была хна – ваш с ним знак. Потому что и картина – это вы оба.
Вы оба. Ты незаметно фыркаешь, думая о том, что все это не рассчитано на работу, которая начнётся сейчас. Есть вы. Напишите потом…
Напишите потом, но отчего-то тебе кажется, что будет сложно. Но будет того стоить. Ты поворачиваешься к нему и устраиваешься на месте композиции, решая, что манящая простынь не нужна: она скроет хну, а важно, чтобы она была открыта.
Чтобы она была открыта – немного личного. Или очень много. Но это будет красиво до безумия – ваше прикосновение на картине, ваши эмоции. Ты видишь.
Ты видишь, что вам обоим нелегко. Голос приглушается, говорить все труднее. И это прекрасно тоже.
Прекрасно тоже, но он говорит о том, что простынь должна приоткрывать, но не открывать всего. Смотришь глаза в глаза.
- Это мы можем и без неё…
Вы можете. Ложишься так, чтобы нога закрывала, чтобы было видно только бедро, а волосы распускаешь, чтобы они упали на грудь.
- Волосы уложи сам, как нужно, - и рисунок будет.
И рисунок будет на ноге виден, в этом будете вы оба, ваши чувства и касания, картина в картине. Тебе так нравится эта мысль…
Тебе так нравится эта мысль, а еще больше нравится прикосновение к коже, когда он проводит ладонью, ты прикрываешь глаза. Пожалуй, именно это выражение лица должно быть на картине, которую он напишет. Выражение ожидания…
Ожидания большего, чем прикосновение, которое уже осталось узором хны по коже. Это красиво, думаешь ты, открывая глаза, смотря на Герриса, чтобы сказать ему это. Но ты уверена, что он и сам это прекрасно знает.
Он и сам это прекрасно знает. Художник.  Он поправляет прядь волос, открывая линию шеи, и касается кожи губами, как будто рисуя. Ещё один незаметный глазу другого рисунок. И ты думаешь… что картину вы будете писать долго, но очень приятно.
Долго, но очень приятно, и выйдет прекрасно. Иначе просто быть не может, ты совершенно точно это знаешь. Это же вы. Вы были предназначены друг другу и чувствуете друг друга так тонко, как это возможно.
- Идея хорошая, нам будем ммм… приятно. И да, не сейчас, - ты обхватываешь его руками.
Ты обхватываешь его руками, он уносит тебя в вашу комнату, а ты думаешь о том, что в мастерской совершенно зря убрали кровать, можно было бы остаться и там… и что нужно будет пару мягких пледов принести туда. На всякий случай.
На всякий случай, а пока вы теряетесь, забывая о красках, картинах и зачетах, друг в друге, возвращаясь к работе только через пару дней. Пледы ты кладёшь в комод тихо, чтобы он не заметил, а Геррис диктует условия написания.
- Перерыв? На сколько? – со смехом. – Как в прошлый раз?
Заманчиво, конечно, но зачёт. Ты снова выбираешься из платья, оказываясь на месте композиции, распускаешь волосы.
- Ты помнишь, что сам укладываешь их, чтобы тебе нравилось? – вопрос.
Вопрос, когда повторяешь позу наброска, не забывая лечь так, чтобы рисунок из хны был виден, чтобы картина оказалась в картине.
- Договорились. Но не обещаю, что не буду тебя пытать, чтобы посмотреть, - носочком ноги по его ноге, когда он проходит мимо.
Носочком ноги по его ноге, когда он проходит мимо, чтобы что-то взять и поправить твои волосы, чтобы создать образ.
- Начинаем? – прикрывая глаза.
Прикрывая глаза и улыбаясь ему. Вспоминая то выражение, когда он касается тебя, думая о его прикосновениях на коже. Прикрытые глаза и улыбка. И ладонь, выводящая узор по простыне. Тебе любопытно, что выйдет у вас.

Говорят, все теряется и находится в своё время, даже если ты этого не ждёшь. Но все к лучшему, потому что у всего есть свой черед. И, даже если вы не собираетесь заводить собаку, но она вас нашла, видимо, это судьба.
Это судьба, думаешь ты, смотря на серую шерсть, торчащую из-под куртки Герриса, когда он говорит о зарядке телефона. Тихо смеёшься, думая о том, что подзарядку вы, действительно, купите, необходимая для него вещь. А он говорит об Элейне…
- Представляешь, ты бы мог быть моим братом, - все та же фраза.
Все та же фраза-шутка на тему темного прошлого ваших родителей, о котором все теперь знают и не боятся на эту тему шутить.
Шутить и смеяться, когда он, как сейчас, говорит о том, что в следующий дождь его не стоит выпускать из дома, нужно греться вместе.
- Очень заманчиво. Мне нравится эта мысль, знаешь, - тянешься к нему и целуешь.
Тянешься к нему и целуешь совсем легко, забирая маленького щенка из его рук и удобно устрашая на своих.
- Греться, наверное, будем уже втроём? – со смехом.
Со смехом, почёсывая мохнатое существо по грязной шерстке, а потом наклоняешься к Геррису, чтобы дополнить:
- Но наш новый друг может погреться у камина, а мы найдём варианты еще… - вы начинаете говорить о том, как такое могло случиться.
Как такое могло случиться, что такое маленькое и беззащитное существо оказалось одно вне дома в такую ужасную погоду. Ты, в отличие от Герриса, не светишься оптимизмом на эту тему, смотря на напуганное существо, которое пытается спрятаться от тебя же, утыкаясь мокрым носом в твою же одежду.
- Мы попробуем узнать… но не думаю, что все так, - мрачнея.
Мрачнея, потому что маленькие щенки не бегают быстро, их можно догнать. Он просто не мог убежать далеко. Но ты была бы рада, если бы Геррис оказался прав, если бы люди были лучше, чем ты сейчас о них подумала.  Вы идёте в ванную.
Вы идёте в ванную, в этом доме двум жильцам срочно нужна горячая вода. Ты смеёшься, слыша ремарку Герриса, чувствуя его руки и поцелуй за ухом, расслабляясь и опираясь на него, тихо смеёшься.
- Можно в порядке живой очереди… я бы взяла с собой масла, ммм, - но это был твой план на вечер.
Но это был твой план на вечер, сейчас же вы оба понимаете, что вы нужны щенку. Поэтому ты вымываешь его в раковине, переговариваясь с Дринкуотером, который в душе.
- Да, сходим обязательно, - киваешь, смотря на щенка. – Заодно купим тебе подзарядку. Но если дождь… говорила мне твоя мама, что в дождь вас, Дринкуотеров, не выпускать – буйными становитесь.
Тоже старая смешная присказка, над которой все смеётесь.  Вопрос «кто у нас» звучит странно, как будто не об этом.
- Мальчик, - почесывая щенка за ухом.
Почесывая щенка за ухом, идёшь на кухню, чтобы приготовить горячее молоко и разлить его. А потом так уютно и тепло – Геррис обнимает, сидя с чашкой, а щенок лакает из миски, устроившись на коленях, чтобы потом, свернувшись клубочком, заснуть. Дринкуотер встаёт, чтобы сказать тебе об ужине, приготовления к котором все еще видны на кухне, а ты улыбаешься, касаясь его щеки, и тянешься, чтобы поцеловать.
- Ты правильно поступил, но подзарядку мы тебе купим, - на самом деле ты гордишься им.
На самом деле ты гордишься им всегда, но сегодня особенно. И улыбаешься, когда видишь, как он касается шерсти сонного щенка, обещая ему молока, а потом рассуждает о том, что за пес у вас оказался и даёт ему имя.
- Мне кажется, подходит, - обнимаешь его.
Обнимаешь его одной рукой, второй придерживая щенка. Определенно, шерсть длинная, как будто с севера, в котором вы никогда не были.
- Ему нравимся мы и у нас, - потому что вы – одно.
Вы – одно, а он вообще спас щенка от смерти. Встаёшь, держа его, и вы идёте в спальню, понимая, что сегодня малыша нельзя оставлять одного. Он сам устраивается за креслом, и вы ничего не можете поделать, кроме как постелить туда мягкий плед.
- Выбрал место, - со смехом.
Со смехом, когда вы залезаете в постель и накрываетесь, а затем гасите свет. Геррис тянется к тебе, ты обнимаешь его, подаваясь на встречу, целуя, как вдруг…
Как вдруг оказывается, что в постели вы уже не одни. Со смехом тянешь щенка к себе, понимая, что выгнать его сейчас – напугать. Не сегодня.
- С завтрашнего дня возьмёмся за его воспитание, - целуя Дринкуотера, когда щенок уже в кольце ваших рук. – А сегодня пусть… интересно, наши дети будут себя вести так же? Отвлекать и будить?
Ты знаешь, что да, но вы будете любить их. Они будут частью вас. Но не скоро, пока ты не уверена, что вы справитесь с щенком, с которым засыпаете.
Засыпаете, а утром щенок копается в одеяле, требуя, чтобы с ним погуляли. Открываешь глаза, тянешься к Геррису и целуешь его.
- Доброе утро. Тебе гулять с Нордом, - главное встать.
Главное встать, когда так не хочется, но теперь у вас есть ответственность. Пока они гуляют, готовишь завтрак,  понимая, что для щенка нужен специальный корм.
- Поедим и к ветеринару? И зайдём к Джону и Рейнис? У них волк… они знают, как с этим жить, - смеёшься.
Смеёшься, смотря на прыгающего по полу щенка, а потом обнимаешь Герриса и целуешь. Утро нужно начинать правильно. И продолжать тоже.
Продолжать тоже. Ветеринар говорит, что с собакой все в порядке, что это маламут. И ты пытаешься представить масштабы бедствия. По пути вы покупаете все необходимое для Норда.
- Будем искать его хозяев?
Он же хотел найти, но ты все еще считаешь, что с теми людьми что-то не так. Тем временем вы подходите к квартире Джона и Рейнис, звоните в дверь, а Норд лает.
- Спорим на то, кто первый откроет дверь? – прищурившись.
Прищурившись, ведь тебе нравится делать небольшие ставки. Ещё одна ваша маленькая игра. Переплетаешь ваши пальцы, чувствуя тепло.