Harry Potter: Utopia

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » beneath every scar there is a sun


beneath every scar there is a sun

Сообщений 1 страница 8 из 8

1


https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/9/21/0170d92e96f091850e1e558bddac8bea-full.jpg

beneath every scar there is a sun

ДАТА: ровно по канону

МЕСТО: Вестерос, Эссос

УЧАСТНИКИ: Джон/Рейнис

Эддард Старк сохранил секрет сестры, не смотря на то, что дракон остался на троне.

Отредактировано Adelheid Fawley (2018-09-21 18:04:33)

0

2

Ваш мир, ваша страна – это много королевств, объединённых вашей семьей, королем Эйгоном, первым своего имени, и его сёстрами-жёнами. И всех вы должны держать вместе, все связывать и объединять. Ты знаешь…
Ты знаешь, что твой дед не справился, а твой отец едва смог минимизировать разрешения, которые сам и вызвал – север.
Север, говорят помнит. Тебе рассказывали об этом – отец позаботился о вашем образовании, пригласив людей с каждой части страны, чтобы они рассказывали. Ты знаешь, что о истории с Лианной Старк все помнят, тем более ее семья, к которой отец хочет отправиться. Он знает, что по праву завоевания Север его, но не предполагает, что даже спустя столько лет ему будут не рады. Иногда Рейгар Таргариен слеп.
Иногда Рейгар Таргариен слеп, но об его ошибках забыть ему больше не дают: рядом всегда Оберин, который день за днём напоминает, и ты помнишь, как мать накричала на отца после его возвращения, ты потом пересказывала это брату, ведь он не знал, он был младенцем. Почему? Вы оба должны знать.
Вы оба должны знать правду. И понимать, что ждёт вас в той или иной части страны, как вас будут встречать. Таргариенов, не зная ни одного из вас, встречают любезно-наигранно, как положено по этикету, судя о каждом из вас по предкам и слухам, не зная и наговаривая. Все лицемерят, вы тоже, смотря на них.
Все лицемерят, вы тоже, смотря на них. И делаете вид, что никто не помнит о девочке Старков, которую твой отец забрал, пусть и не силой, как думали, но она умерла, рожая его незаконного ребёнка, а он хотел сделать ее второй женой. Все все знают, но лицемерят.
Все все знают, но лицемерят, иногда с жалостью смотря на твою мать (за что получают ремарку Оберина, который не покидает сестру больше, хотя видно, что хочет в Дорн, в свою землю, как и мать, как и ты, и даже Эйгон, не похожий на дорнийца ни капли), а иногда с восхищением.
С восхищением и жалостью, этой странной смесью на твою мать смотрят тогда, когда отец объявляет, что вы едете к Старкам. В это время за него останется Визерис, десница. Ты улыбаешься, думая о том, что дядя справится – он всегда был талантлив.
Он всегда был талантлив, он не скрывает сожаления, когда обнимает Элию, желая ей хорошей дороги. А мама говорит, что все будет хорошо, что никто, кроме Рейгара, не в ответе. И что Север ей понравится – она родилась на самом крайнем юге, нужно увидеть другую крайность. Мама всегда была легкой…
Всегда была легкой и доброй, но отец это не ценил. С вами же собирается Оберин, ворча, что мехов не оберёшься, что вас, его племянников, сначала у Тиреллов, а теперь у Старков выставляют на торги, давая иллюзию выбора. Но вы с Эйгоном давно знаете, что все – политика, что ваша кровь продаётся. И что ему придётся взять дочь лорда, а тебе выйти за наследника. Пока вы не возмущаетесь, нет причин, ни одной. Тем более, отец даёт выбор… пусть небольшой и иллюзорный. Вы собираетесь в путь.
Собираетесь в путь, ворчание дяди меняется предвкушением – все же он любит путешествовать, и тебе кажется, что это не первый его визит в снега, слишком много историй он рассказывает, над которыми вы смеётесь, играя наперегонки. По пути останавливаетесь на других землях у местных лордов, узнавая, что в крае, а потом доходите до севера.
До севера, где сразу холоднее. Вы кутаетесь в меха, щеки краснеют, а ещё тебе нравится контраст – как бы там ни было, здесь красиво.
Здесь красиво, и мама научила вас с Эйгоном не винить никого, кроме отца, в том, что было с вами с ней. Ты любуешься краем, когда она снова заводит старый разговор: сын Эшары, которую ты так хорошо помнишь, а Эйгон ни разу не видел. Мама хотела забрать мальчика с собой, к вам, чтобы у него была хорошая жизнь, но Старк не отдал, сказав, что он отец. Эгоистично, думаешь ты, зная, что север ужасный край для таких детей – на них ставят клеймо. Лучше бы он был с вами – у тебя был бы ещё один брат, пусть названный. Но при этом Эддард Старк – его отец, возможно, он любит ребёнка… и смог его защитить, нельзя винить за любовь к своему сыну. Ты думаешь о том, что все увидишь.
Все увидишь в Винтерфелле, который приближается. Башни серого замка все ближе, знамя Старков видно, а вскоре и встречающие оказываются в поле зрения. Первым спешивается отец, помогая матери выйти из крытой повозки, чтобы приветствовать хозяев, которые произносят положенные слова о том, что замок в распоряжении короля. Но мама…
Но мама нарушает этикет, тянет руки к мальчишке поодаль и шепчет, что волосы у него вьются также, как у Эшары, и крепко обнимает, притягивая к себе. Ты знаешь.
Ты знаешь имя мальчишки. А мать кроме этого ведёт себя безукоризненно, как всегда. Она – истинная королева. А ты смеёшься тихо, подъезжая к сыну Эшары и прыгаешь вниз.
- Лови, - со смехом.
Со смехом, практически чувствуя улыбку Оберина.
Улыбку Оберина, когда Эйгон ведёт себя, как положено будущему королю, сдерживая, здороваясь со всеми по правилам… прикрывая твою выходку.
- Здравствуй, Джон, рада познакомиться, - дергаешь его за кудряшку. – У Эшары правда были такие же.
Были такие же, и тебе тоже хотелось. Но времени мало, Эйгон не может вечно отвлекать, а ты, улыбаясь задорно, идёшь приветствовать всех, зная, что брат сейчас подойдёт к северному мальчишке, которого твоя мать так хотела видеть в своей семье. Ты подмечаешь…
Ты подмечаешь все. Непоседливость младшей девочки, которая тебе нравится, чопорность старшей (как будто из дерева, шепчет Оберин на ухо, а малышке улыбается так, что та краснеет, опуская глаза), честный взгляд мальчика-наследника, за которого хотят выдать тебя, и ушлость его друга, который не кажется тебе хорошим человеком. Младшие прячутся за мать. Хорошая семья.
Хорошая семья. Но не испытывают радости от вашего приезда. И вполне объяснимо, ты не можешь их винить. Санса говорит аккуратно, рассматривая платья твои и матери, Арья порывается убежать.
- У тебя три минуты, - шепчешь ей.
Шепчешь ей, беря Сансу за руку и начиная смущать, а Арья успевает убежать, являясь лишь к обеду.
К обеду, когда отец и лорд Старк говорят о том, что надо будет сделать завтра. Это не поездка в гости и не только вариант помолвки. Это в первую очередь политика: осмотреть земли, быть здесь, говорить с людьми и понимать, что можно и нужно сделать. Несколько недель или месяц вы пробудете здесь.
Вы пробудете здесь, ты думаешь, что все же две недели, как обычно бывает в тяжелом по определению Рейлы для династии крае. А тем временем рассаживаетесь за стол.
Рассаживаетесь за стол, ты рядом с Роббом, который мил и смущается, опуская глаза, но потом смотрит прямо, честно, и взгляд – единственное, что в нем от Старка.  Ты замечаешь, что мальчишка Сноу где-то далеко, не с вами. Встаёшь и идёшь в зал, чтобы дойти до него и потянуть за руку.
- Пойдём со мной, - дергаешь за рукав.
Дергаешь за рукав и упрямо идёшь, у тебя есть брат, и ты знаешь, что делать. Но замечаешь рядом с мальчишкой белого волка с красными глазами и замираешь на секунду, но лишь для того, чтобы присесть у него и потрепать по шерсти.
- Здравствуй. А тебя как зовут? – смотришь на волка, а потом на Джона.
А потом на Джона, чтобы снова взять его за руку и, не слушая слов, повести к остальным за высокий стол. И смотришь на волков вокруг. Лютоволк – это как дракон, только северная легенда, поэтому отец захотел их здесь видеть. Ещё одного стула за столом не находится, а ты точно понимаешь, что Эддард Старк не защитил своего сына.
- Лучше бы он разрешил маме забрать тебя тогда, в детстве, - полушепотом.
Полушепотом, начиная понимать, как жил мальчишка здесь. В итоге требуешь ещё один стул, могут же у принцессы быть капризы. И ещё приборы. Арья довольно хлопает в ладоши – девочка нравится тебе все больше. Устраиваешь Джона между ней и собой, а Эйгон с другой стороны корчит рожицы, общество Сансы ему явно… наскучило.
- Это пир, здесь пьют и едят, - сама…
Сама отрезаешь ему куски мяса и наливаешь вино, дорнийское, вы с собой привезли, потому что иного не признаете.  А потом берёшь большой кусок мяса и спускаешь под стол, где спокойно разместился волк.
- Что? Он тоже хочет, - пожимаешь плечиками, приподнимая скатерть незаметно и смотря на волка. – Если ещё захочешь, дай знать, лапой по ноге задень, хорошо?
Пожимаешь плечиками, делая глоток вина, чувствуя касание волка под столом и то, как он легко лижет руку. Ты знаешь и чувствуешь, что он умный и все понимает.
- Ты мне тоже нравишься, да, - волк слышит.
Волк слышит, пальцами зарываешься в его шерсть, почесывая, прежде чем вернуться к людям и их разговорам. Подкладываешь Джону мяса, а с другой стороны Арья наливает вина.
- Мы обе за тобой следим, - плечом задевая.
Плечом задевая и приободряя сбитого с толку мальчишку. Он должен понимать, что ему здесь рады. Вы обе так точно.
- Ты – часть этой семьи, что они бы не думали. Что бы не думала твоя мачеха, - взгляд леди Старк ты видишь.
Взгляд леди Старк ты видишь. Как будто кислород ей перекрыли и дышать совсем нечем. А ты под столом сжимаешь ладонь мальчишки.
- Не позволяй это. Вешать на себя глупые бирки и заковывать в рамки. Мы с Эйгоном потом тебе расскажем, - вечером… - А если не будешь есть, я покормлю тебя. Мне можно, я из Дорна… на большую и лучшую свою половину.
Вечером вы расскажете ему, как в Дорне. И только так может быть правильно. Только так будет верно.
- Но потом, чуть позже. Сейчас слишком много глаз, Джон, - улыбаясь.
Улыбаясь, когда любопытная девочка спрашивает, а можно ей к вам. И тебе кажется, что она впишется в этот разговор, потому что мальчишку любит. Ужин заканчивается.
- Проводи меня? – тянешь Джона.
Тянешь Джона и Арью за руки, но сворачиваешь в другую сторону, к покоям Элии, открывая дверь. Эйгон уже с матерью. А мама, кажется, видит в Джоне черты подруги, начиная рассказывать ему о матери.
- Но тебе, наверное, миллион раз это говорили, - каждый раз.
Каждый раз, улыбаясь, прерывает себя она, чтобы продолжить, а ты располагаешься у камина на подушках, чтобы наблюдать за всеми в комнате. Арья что-то спрашивает, сидя рядом с братом, ей тоже важно и интересно. И ты видишь, что они – семья. Значит, у мальчишка Эшары был близкий человек, это тебя успокаивает.
Успокаивает, когда встаёшь и разливаешь всем вино, Арье тоже выдавая бокал, как взрослой.

0

3

На Севере редко происходит что-то большое и глобальное. Край живет своей жизнью и эта жизнь редко волнует кого-то «с большой земли». Правда же, споры местных лордов, очередной неурожай или появление лютоволка по эту сторону Стены очень мало беспокоит корону, с такими вещами люди идут к отцу, и отец принимает решение сам, без оглядки на кого-то с юга. Кажется, что отец и король по сей день в состоянии войны, только холодной, когда мечи спрятаны в ножны, но рука все равно на эфесе. Это устраивает всех, зыбкое перемирие и отсутствие контакта без важной причины. Так что новость о скором приезде короля и его семьи и свиты будоражит Север, поднимая его с ног на голову. Что королю понадобилось в этом краю, зачем он едет и везет с собой двор, вряд ли это визит вежливости – ведь, зная историю отношений отца с королем, удивительно, что Север до сих пор остается за Старками. Все в напряжении, люди между собой посмеиваются, дескать, южные лорды и пары дней здесь не продержатся, замерзнув, и готовятся встречать гостей.
Я не знаю, насколько они правы. Гости из других земель у нас редки, новости с юга приходят с запозданием. Могу судить лишь по себе, ведь я наполовину южанин, моя мать из самой южной части страны, из Дорна. Я знаю о ней совсем мало, отец никогда не говорит о ней, лишь имя и толика слухов – она была красива, она стала бы законной женой отца, если бы не восстание, не смерть дяди Брандона и союз, в первую очередь военный. Это знают все, и прекрасно знает леди Кейтилин, хотя с той поры утекло уже очень много лет, и все изменилось. Моей матери нет, и я на Севере, а ее родную страну ни разу не видел и вряд ли увижу когда-то. Я родился на юге, но, оказавшись здесь, выжил, даже будучи ребенком, так что шутки про южных лордов и леди кажутся мне глупыми, а визит короля – чем-то, что может разрушить привычный всем ход вещей. Если честно, то даже не знаю, так ли это плохо, как большинство считает. Отчего-то мне кажется, что после этого что-то изменится навсегда, и с одной стороны неизвестность пугает, а с другой я жду чего-то.
Слышу разговоры, которые теперь почти все об одном и том же. Вместе с королем приедут принц и принцесса. Они уже давно объезжают владения и особенно долго останавливаются в замках лордов, у которых есть дети их возраста. Принц – ровесник нас с Роббом, принцесса немного старше, но эта разница тоже не сыграет большой роли при заключении брака. Санса буквально расцветает и только и говорит как о принце, дворе, лордах и леди, которые скоро будут здесь, леди Кейтилин готовит представить дочь в самом лучшем свете, и сына тоже. Кто-то из детей Старков может войти в королевскую семью, и такой шанс бывает раз в жизни. Это тоже все понимают. А я понимаю, что до меня дела точно никому не будет. Если бы было можно, мне кажется, меня вовсе бы предпочли скрыть с глаз как пятно позора на чести семьи, но раз я здесь, буду сидеть за столом где-то ниже соли и не высовываться лишний раз. Как будто бы я собирался это делать.
Совершенно не собирался, но то чувство, что что-то изменится, не покидало меня. Ну и любопытство – сразу столько людей, королевская семья, конечно, интересно увидеть людей, о которых наслышан каждый. Я держусь в стороне, когда король спешивается и помогает королеве выйти, отец встречает гостей положенными фразами, двор Винтерфелла заполоняют люди. Смотрю сразу на всех, угадывая, кто есть кто, когда вижу, что королева направляется в мою сторону. Оборачиваюсь, но за мной никого, а она вдруг меня обнимает и называет имя. Эшара, моя мать, королева знала ее и узнала меня по ней. Я лишь ошалело выдыхаю «Миледи…», понимая, что на нас все смотрят. А еще думаю, что эти объятия, это приветствие, было неожиданно очень теплым и близким. Почти как мама, которой у меня никогда не было.
Я провожаю ее взглядом, все еще помня прикосновение рук незнакомого человека, показавшегося таким добрым, как слышу поступь коня, оборачиваюсь на голос, с запозданием понимая, что происходит, и ловлю совсем автоматически девушку, которая, смеясь, прыгает вниз. Я помогаю ей не упасть, с запозданием понимая, что это , должно быть, принцесса, а она здоровается, зовет меня по имени и тянется к пряди моих волос, тянет. Растерянно моргаю, не зная, что делать.
- Ваше… высочество. – Опускаю голову, мы очень близко, места для более подходящего поклона просто нет. – Вы знали мою мать?
Я понимаю, что все еще держу принцессу и что, когда я ее ловил, мои руки скользнули дальше, чем можно, вдоль ее тела под плащ, и до сих пор удерживают девушку, обнимая очень тесно. Убираю руки очень быстро, как будто обжегся, и делаю шаг назад, и мне кажется, кровь приливает к щекам. Откуда так много внимания мне одному? Я всего лишь бастард Неда Старка, эти гости приехали к кому угодно, к отцу, к Роббу, к Сансе, но только не ко мне. Непроизвольно берусь за локон, который только что дернула принцесса Рейнис, и думаю, что от семьи короля ожидал чего-то совсем другого, вроде того, что делает Санса или отец, но никак не объятий, как будто это не наша первая встреча, а дружеский визит к старым знакомым. Принцесса улыбается и идет дальше, здороваясь со всеми, ко мне подходит принц и говорит, что рад меня видеть. Один король не удостаивает меня даже взглядом, как будто не видел того, что сделали его жена и дети, уходя вместе с отцом и леди Кейтилин в замок, шагая, будто у себя дома. Он сидит на Железном троне и, наверное, правда, считает, что все, что есть в Семи королевствах – его, и он решает, как распоряжаться своим имуществом, как будто Старки в Винтерфелле – лишь временные жильцы, квартиранты, которых он пустил сюда присмотреть за домом. Мне кажется, что примерно так он и воспринимает эту поездку – увидеть, как справляются и обращаются с его собственностью и, возможно, приобрести в собственность кого-то еще – мужа или невесту для кого-то из своих детей. Все идут в замок, чтобы занять отведенные покои и прийти в себя после путешествия, а потом вернуться в зал, где в это время готовится пир.
Я знаю свое место на подобных пирах. Ухожу вниз, садясь далеко от семьи, среди обычных людей, не хозяев и не почетных гостей. Призрак рядом со мной лежит под скамьей, много новых запахов и звуком заставляюсь волка быть бдительным, много новой информации и для него. Смотрю на высокий стол, гости и хозяева перемешиваются, Санса опускает глаза, из под ресниц поглядывая на принца, который рядом с ней, что-то ему говорит, он вежливо ей улыбается, но глазами не хочет встречаться с ней, смотрю дальше, на королеву, с мягкой улыбкой которая смотрит на Рикона, которого леди Кейтилин незаметно старается призвать к порядку, а он вертится и не слушает мать. И вижу пустое место рядом с Роббом, и как раз в это время меня тянут за рукав. Не сразу понимаю, что принцесса хочет сделать.
- Миледи, место бастарда за общим столом, за высоким должны быть только лорд, его леди-жена, законные дети и почетные гости. Ваш отец будет оскорблен подобным соседством.
Я должен был бы сказать «отец и леди-мать», но у меня не поворачивается язык сказать такое про королеву после того, что утром она обняла меня как родного ребенка. Королева не была бы против, а вот король и лорды-вассалы, приехавшие в его свите…
- Мне нужно быть здесь, и…
Принцесса видит Призрака, садится вниз и треплет его по шерсти, и я смотрю на это  с потрясением – люди обычно боятся волков, а Призрак ни у кого не вызывает желание погладить, единственная из всех, к кому люди иногда тянут руки, это лютоволчица Сансы Леди.
- Это Призрак. – Волк совершенно не против того, чтобы его касались чужие руки, и это тоже удивляет меня не на шутку. – Лютоволки не такие ручные, как собаки, миледи, это небезопасно, не рискуйте так больше. Вас ждут там.
Ее место за высоким столом пустует, хотя остальные уже расселись, и пир почти начался.
- Ваше высочество?
Она не слушает никаких протестов, вытаскивает меня с моего места и велит принести еще один стул и приборы за высокий стол. Я оказываюсь между ней и Арьей, и сестра очень рада, хлопает в ладоши, но я вижу, что рады не все. Санса с вытянувшимся лицом смотрит на меня, леди Кейтилин темнеет, отец кажется раздосадованным. Призрак бежит за нами и ложится между наших стульев, принцессы и моим. Чувствую себя бельмом на глазу Севера. Оборачиваюсь на голос, слова обращены ко мне.
- Она хотела забрать меня? Королева? Почему?
Призрак высоко поднимает голову, красные глаза на фоне белой шерсти мерцают, но свою тайну волк не выдает. После смерти матери меня забрал отец, не оставил в Дорне. Оказывается, был еще вариант моего будущего, который я не знаю. Но отец решил иначе. А я даже не знаю, что было бы, случись все по-другому. Моя жизнь, моя семья, все здесь, на Севере. И Призрак со мной. Другой судьбы я не мыслю. Смотрю прямо перед собой в пустую тарелку, когда на нее опускаются кусочки еды.
- Я не голоден, миледи.
Под взглядом леди Кейтилин ни один кусок в горло не полезет. Санса снова начинает что-то говорить принцу Эйгону, Робб наклоняется к принцессе Рейнис, но она тянется за большим куском мяса и его почти не слышит, опуская еду под стол, Призраку. Я смотрю за всем этим, и все больше поражаюсь ей – она совершенно не боится волка, а он с удовольствием съедает мясо, и я думаю, что… А чем черт не шутит. Беру вилку и накалываю кусочек еды, правда не очень понимаю, что это такое было, и что у него за вкус. Мне наливают вина, как будто бы все в порядке, хотя все понимаю, что это – странная прихоть дочери короля, я и сам знаю, что, стоит им уехать, мне можно даже не думать о том, что это получит продолжение. Я и не хочу.
- Вы совсем не боитесь Призрака. Обычно люди избегают наших волков, разве что Леди… - Волчица Сансы самая дружелюбная из всего помета. – И Призрак обычно не ведет себя так.
В это время волк лижет Рейнис руку, я еле заметно улыбаюсь, качнув головой.
- Впервые вижу, чтобы он лизал кому-то руки, кроме меня, он тихий обычно, старается быть невидимкой.
Мы с ним похожи – думаю я, но сейчас я за высоким столом рядом с Рейнис Таргариен, и едва ли это можно назвать незаметным. Арья наполняет мой кубок, а Рейнис кладет мне кусочек мяса, того же, что только что давала Призраку. Волк перемещается ближе к ней. И она снова треплет его по шерсти, а я, глядя на волка, на нее и к себе в тарелку, тихо смеюсь, накалывая кусочек на вилку и отправляя его в рот. Правда, смех я обрываю быстро, я и так… А она задевает меня плечом, и я вижу хитрый взгляд Арьи, мне кажется, что они с принцессой уже подружились и негласно сговорились .
- Я знаю, миледи, но я незаконный сын, и мое место не здесь. И тем более не рядом с Вами.
Робб тщетно пытается завладеть вниманием Рейнис снова. Она продолжает говорить со мной, о ярлыках, а потом о еде. Я улыбаюсь.
- В Дорне все намного проще, верно, миледи? Вы там были? Я там родился, но никогда не видел этой страны.
Рейнис касается моей руки под столом, сжима я ладонь. Поднимаю голову, изумленно смотрю, а она говорит о том, что я не должен давать людям портить себе и жизнь и о том, что я могу поехать с ними, когда визит завершится, в Королевскую Гавань, как того хотела королева Элия, когда узнала о смерти своей подруги Эшары. А я смотрю чуть дальше нее на Робба а и думаю, что может статься, что уедет она не на долго, чтобы вернуться на Север уже в другой роли, не принцессой Семи королевств, а леди Старк.
- Я не знаю другой жизни, кроме этой, ваше высочество.
Но, возможно, хочу узнать? Иначе зачем я спрашиваю о Дорне, с которым тоже связан? Она называет меня по имени, обещая рассказ после, и почему-то мне нравится, как из ее уст звучит мое имя. И я не к месту вспоминаю утреннее «Лови» и собственные руки под ее плащом, и расстояние намного меньшее, чем это сейчас. Тянусь за кубком и делаю сразу несколько глотков вина. Вино терпкое и очень яркое на вкус, мне нравится. Тоже Дорн.
Рейнис оборачивается к робу, просит вспомнить какие-то истории из детства, и Робб вспоминает, и зовет меня добавить деталей, и я даже вставляю в его рассказ какие-то слова. А потом пир заканчивается. И Рейнис просит проводить ее – меня и Арью. Мы идем к покоям, отведенным для королевы, принц с матерью, и мы проходим внутрь. Королева снова смотрит на меня с мягкой улыбкой и подмечает между мной и моей  матерью общие черты. А я только качаю головой на ее последнюю фразу, что все это слышал уже много раз.
- О моей матери никогда не говорят, ваше величество. Мы знаем совсем немного.
Я слушаю рассказ, впитывая каждое слово. Примеряю на себя черты женщины, которой никогда не видел, слушаю о жизни в Дорне, стране, в которой никогда не был и вряд ли окажусь. После что-то добавляет Рейнис, какие-то детали Эйгон. И у меня уже язык не поворачивается добавлять к их именам их титулы, здесь все иначе, все свои. И я принят к ним, и Арья тоже, которая как и я начинает спрашивать, смеется над забавными историями и внимательно слушает, когда дело касается чего-то очень важного. Рейнис протягивает мне кубок, я беру его и делаю глоток, глядя на нее со своего места снизу вверх. Кажется, что я забываю о том, кто передо мной. Вижу просто людей, которые рады тому, что я есть, и что встретились со мной. Арья тоже получает кубок.
- Это будет наш секрет, да?
Подмигиваю сестре, которая пробует вино и корчит смешную рожицу, не понимая вкуса, но после отпивает еще.
- Я бы хотел когда-то увидеть вашу родную страну. – Говорю королеве и перевожу взгляд на ее детей, сначала на Эйгона, потом на Рейнис, задерживая свой взгляд на ней. – Тем более, что это и  моя родная страна, такая же. как и Север. Но, пока все мы здесь, я бы хотел показать вам этот край. Он, конечно, суров, но он красивый. Здесь тоже есть то, что стоит увидеть своими глазами, несмотря на то, что с первого взгляда кажется, будто все одинаковое на много лиг вперед. Это не так. Я думаю, что мои братья и сестры тоже захотят на прогулку, да, Арья?
Через пару дней  мы все собираемся выехать из замка верхом. Недалеко, пока просто осмотреться. До этого мы обходили окрестности Винтерфелла. Богороща, холодный лес, ручей неподалеку. Снег, белое покрывало, которое то появляется, то тает, чтобы утром появиться снова. Все в сборе, и волки рады возможность размять мышцы, кони тоже уже успели отдохнуть, и морозный воздух будоражит им кровь. Мы выезжаем все вместе. Волки бегут впереди, кони за ними. Все переговариваются и смеются. Никто не думает о том, что спокойная погода может перемениться очень скоро. И никто не замечает, как лес, куда изначально хотели поехать, остается далеко позади, а время в пути летит незаметно. Когда небо чернеет и поднимается ветер. Мы все далеко от замка, до бури вернуться уже не успеем. Призрак сливается с окружающим пейзажем, только красные глаза и черный нос выделяются на фоне. Кручу головой, высматривая волка, останавливая коня и поднимаясь в стременах. Слышу позади себя голос Рейнис, оборачиваюсь – и больше никого впереди не вижу, стоит только снова посмотреть вперед. Волк появляется из белой пелены, а я ловлю лошадь Рейнис за поводья, чтобы не потерять и ее.
- Нам нужно найти укрытие, переждать бурю, в замок скакать не безопасно!
Я перекрикиваю ветер и снег, и мне страшно, что Рейнис совсем занесет метелью. Призрак прыгает вперед, и  я пускаю лошадей за ним, ориентируясь только на чутье лютоволка. Среди белого марева вдруг проступают очертания строения. Дом, окна темные, заброшенное жилье. Но для убежища нам подойдет. Лошадей мы прячем в передней холодной комнате, а сами проходим в другую, в ней есть очаг, окна заколочены, но дом цел, и он спрячет нас от непогоды.
- Ты вся в снегу. - Я стряхиваю снег с ее плаща, не отмечая, что перешел с привычного «Вы» на что-то другое. – Нужно найти топливо для очага, я сейчас.
Собираюсь выходить, но Рейнис меня не пускает, удерживая за руки и говоря о буре. В итоге мы находим топливо прямо в доме – я вожусь с очагом и огнивом, и вскоре огонек приятно освещает помещение и зовет подойти к себе поближе. Призрак, который тоже был весь в снегу, отряхивается, брызги талого снега разлетаются по всей комнате – и ложится к огню. Снаружи воет ветер. Я думаю о том, что делают сейчас остальные, и как они там.
- Робб тоже знает, что нужно искать укрытие, волки найдут безопасное место для всех.
Плащи мы вешаем к очагу, просушивая, и осматриваем дом.
- Но, мне кажется, что буря на всю ночь. Они редко заканчиваются быстро.

+1

4

Север странный, думаешь ты, оглядываясь по сторонам, когда с лошади уже спрыгнула в руки незнакомого человека, которого все равно считаете частью семьи, ведь его мать была таковой. Ты тихо смеёшься, смотря на то, что вокруг все бело.
Вокруг все бело, а у мальчишки кудри темные, контраст. Наматываешь прядь на палец, вытягивая. Правда, как у матери были.
Как у матери были. Веселой и очень живой Эшаре, уверенной в себе и в твоей матери, даже тогда, когда Элия сама не была уверена в своих силах. Она всегда смеялась, кружилась и пыталась отвлечь матушку от мрачных мыслей. А ее сын…
А ее сын, выросший на севере, так удивленно смотрел на то, как Элия Мартелл протянула к нему руки, как будто его никогда никто не обнимал. Он оглянулся, думая, что за ним кто-то стоит, не ожидая, что хотят видеть его. Кажется, мальчишка Эшары не получил той любви, которую заслуживает каждый ребёнок.
Каждый ребёнок, вне зависимости от того, что сделали и кем были его родители. Ты фыркаешь, продолжая осматривать лица людей и местность, чувствуя его руки под плащом, слыша титул, который вряд ли что-то, кроме слов.
Что-то кроме слов, а он спрашивает о матери, ты возвращаешь взгляд к нему, внимательно смотришь в глаза.
- Да, знала, я была маленькой, но помню ее хорошо, - а он руки убирает. – Вы, северные мальчишки, знаете, куда ммм… спрятать руки от холода, да?
А он смущается и убирает ладони, ты закатываешь глаза и звонко смеёшься, отклоняя голову на бок, наблюдая.
- Зря, пока не говорят, что против, можно не убирать, знаешь? – треплешь его по волосам. – Это на будущее, Джон.
Треплешь его по волосам, отходя к другим Старкам, чтобы понять, кто из них кто. Младшая девочка тебе точно нравится, а вот вытянутое лицо старшей и взгляды говорят о надменности. Эйгон тоже старается не смотреть на неё, но Санса в восторге от принца, - не твоего брата, а титула, - и рассыпается в куртуазном разговоре. От таких слов вас обоих уже воротит – в Красном замке каждый второй такой.
В Красном замке каждый второй такой, поэтому в путешествии вы хотите от этого отдохнуть. Брат отходит к Джону, говоря с ним, а ты видишь, что они поладят – нет придворной игры. И ты решаешь, что мальчишке нужно внимание.
Мальчишке нужно внимание, как и всем людям, даже если он северный. Тем более, он этого заслуживает. Именно поэтому стаскиваешь его с места и ведёшь к вам. Он сопротивляется, а ты лишь фыркаешь.
- Глупый северный мальчишка, вот кто ты, а не бастард вовсе, - только так.
Только так, думаешь ты, когда едва слушаешь его брата, беря со стола кусок мяса для волка. Он очень милый. А мальчишка спрашивает, почему королева, твоя матушка, хотела забрать его к вам. Ты смотришь на него непонимающе.
- Твоя мать – часть семьи, часть Дорна, а мы держимся вместе. Значит, и ты тоже. Даже если ты об этом не знал, - улыбаешься.
Улыбаешься, ведь это так просто. И ему стоит это вырубить на своём северном носу, а не мило хлопать глазами.
- Кстати, ты знаешь, что очень мило смущаешься? – мысль за мыслью.
Мысль за мыслью, он правда  трогательно краснел, когда убирал руки. Тебе понравилось это зрелище… интересно, это черта всех северных мальчишек или только Джона Сноу?
Джона Сноу, который утверждает, что не голоден. Ты только легко бьешь его по плечу, как сделала бы с братом.
- Не верю, - пожимаешь плечами.
Пожимаешь плечами, прекрасно зная, что перед встречей королевской семьи леди замков всегда муштруют домашних, до еды иногда не доходит, а если дошло, то от обеда уже прошло много времени, даже слишком.
- Никогда не обманывай меня, Джон, - кладёшь ногу на ногу.
Кладёшь ногу на ногу, чтобы взять его руку и провести ей вверх к своему бедру, чтобы он почувствовал сталь.
- Я не люблю ложь, тем более от семьи, - улыбаешься легко.
Улыбаешься легко, отпуская его ладонь, треплешь белого волка по шерсти, думая, что ощущения приятные.  Джон говорит о волке…
- Призрак, значит… дал имя вам обоим? – чешешь волка за ухом. – Тоже стараешься не высовываться, я увидела. Но зря. Не давай никому ставить на себе клеймо, тем более своей мачехе. Мы с тобой об этом еще поговорим.
Поговорите обязательно, лекция о том, что дети не виноваты в грехах родителей, кажется, входит в обязательную программу.
- А пока пир, - мальчишка радует.
Мальчишка радует, начиная есть и пить вино. Он смеётся, но быстро обрывает своё веселье, ты хмуришься.
- Смех хороший, зря ты, - пожимая плечиками. – Не нужно быть всегда глыбой льда и загонять себя в рамки, даже если ты – Старк. И не спорь со мной: назовёшь себя бастардом, оскорбив, получишь подзатыльник. Можешь у Эйгона спросить, рука у меня тяжелая. Да, брат?
Эйгон делает страшные глаза и с удовольствием вклинивается в диалог, оставляя без внимания слишком «придворную» Сансу, рассказывая истории из детства. Вы говорите…
Вы говорите, а Джон Сноу все же говорит о своём месте и незаконности, а ты делаешь то, что обещала – даёшь ему подзатыльник. Эйгон злорадно-дружески смеётся, за что получает второй. Довольно улыбаешься.
- Я предупреждала, а тебе за компанию, - делаешь глоток вина.
Делаешь глоток вина, в котором тонет смех от фразы Эйгона для Джона. Это даже мило, думаешь ты.
- Теперь мы братья по несчастью, - он строит рожицу.
Он строит рожицу Джону, произнося это, и потирая затылок, на который пришёлся удар. А ты думаешь, что день удался.
День удался, вы говорите о Дорне, ты рассказываешь немного, зная, что потом дополнишь рассказ. Твоя кровь там. Кровь Эйгона там. И, не смотря на то, что вы оба в Красном замке, вы помните о том, кто вы есть.
- Не знаешь другой жизни? Уезжай с нами. Не отвечай сейчас, подумай, - твои слова и кивок головы Эйгона.
Кивок головы Эйгона, который будет рад новому другу. Ответ сейчас не нужен, мальчишка северный, с горячностью откажется, наивно думая, что его судьба – это снега и Винтерфелл. Но дорог намного больше. Он тянется за кубком и делает несколько глотков вина подряд, а ты наблюдаешь и улыбаешься.
- Тебе нужно увидеть Дорн. Ты – его часть, а он – часть тебя, хоть ты и северный мальчика, - тихо смеёшься.
Тихо смеёшься, оборачиваясь к Роббу Старку, спрашивая его про истории из детства, улыбаешься, а потом втягиваешь в разговор Джона, у них же должны быть общие моменты. Мальчишка Эшары даже что-то добавляет. Пир заканчивается.
Пир заканчивается, ты просишь проводить тебя Джона и его младшую сестру, шуструю девочку, которая тебе по душе. Вы в комнатах твоей матери слушаете истории об Эшаре Дейн все вместе. Они оба расспрашивают. Ты думаешь том, что Арью не стоит оставлять на Севере, Арье нужен Дорн… там ей будет свободнее и легче дышать. Об этом ты тихо говоришь матери.
Об этом ты тихо говоришь матери, зная, что она поймёт. Тристан – ровесник Арьи. Нужно разрушить оковы, которые пытаются сковать девочку. Но это потом…
Потом, сейчас ты возмущённо сжимаешь кулаки, думая о том, что мальчишке не говорили о матери. Протягиваешь вино девочке и ее брату, а потом садишься рядом с волком и обнимаешь его. И, призадумавшись, целуешь в нос.
Целуешь в нос – Призрак большой, мягкий и пушистый, сидеть рядом очень удобно. Волк, кажется, смотрит на тебя с сомнением, а потом решает, что ладно, можешь остаться. Почёсываешь мягкую шерсть.
Почесываешь мягкую шерсть, слыша разговор о странах, и довольно киваешь головкой.
- Увидишь, предложение в силе, - мама тоже зовёт его, не отпуская рук мальчишки из своих. – Север… давайте посмотрим.
План, это именно он. Тебе любопытно, ты точно знаешь, и прогулка будет хорошей, ведь откроет что-то новое.

Что-то новое. Через пару дней вы ранним утром выезжаете. Кругом белый ковёр, мороз щиплет щеки, ты с интересом оглядываешься – все это ваше королевство.
Ваше королевство, но край Старков, привыкших к этим морозам с самого детства. Старков, которые молятся на снегу у деревьев с лицами и красными листьями. Вы смотрите на них, ты с интересом трогаешь кору, белую и твёрдую.
- Лук из неё можно сделать, ммм? – тебе помнятся…
Тебе помнятся старые истории об оружии и том из вас, кто верил в тех же богов, что и Старки, кто закончил свой пусть среди снегов.
Среди снегов вы едете дальше, волки резвятся в снегу, а ты смеёшься, наблюдая за ними. Спрыгиваешь с лошади, набираешь полные руки снега и… бросаешь в Джона, потом в других. Нужно остановится.
- Это сражение! – смеёшься ты, шепча Арье план.
Шепча Арье план, вы обходите Джона с двух сторон, когда он отвлекается на Эйгона и Робба, а потом кидаете в него снег обе, чтобы убежать и опрокинуть в сугроб возмущенную Сансу, которая встаёт и просто отряхивается, что-то бурча себе под нос.
- Она всегда такая? – смеёшься.
Смеёшься звонко, отряхивая снег с себя и с младшей девочки, которая смеётся и тоже вовсю колотит по ткани. Старшая же выглядит странно, ворчит, но как будто потому, что так надо, а хочет она совсем другого – возиться в снегу с остальными. Глупо.
- Глупо не делать того, что хочешь, и вешать ярлыки на себя и других, - шепчешь ей.
Шепчешь ей так, что слышит Эйгон, который, кажется, решает провести девушке маленькую лекцию о том, что леди – приторные и фальшивые, зачастую еще и глупые, раз своего мнения не имеют. Вы едете…
Вы едете, по пути охотясь на мелкую дичь, но снег начинает кружить вокруг, закрывая все. Мальчик Эшары впереди всех, вдали, ты понимаешь…
Ты понимаешь, что это тебе напоминает – бурю в пустыне, поэтому скачешь за ним, зная, что одному лучше не быть в бурю, какой бы она не была – белой или охристой.
- Джон, - когда он хватает твою лошадь.
Когда он хватает твою лошадь и ведёт вслед за волком, который, кажется, знает путь, знает место, где можно укрыться. Призраку ты доверяешь.
Призраку ты доверяешь. Он приводит вас к старому заброшенному дому с большой передней комнатой для скота, в которой вы оставляете лошадей, а сами идёте в комнату, где когда-то жили – очаг указывает на это. Ты осматриваешься.
Ты осматриваешься, здесь и переждете. Мальчишка переходит на «ты», говоря, что на тебе так много снега, а ты тихо смеешься, когда он его стряхивает.
- Намного лучше, Джон, -тянешь его к себе за прядь и целуя в щеку. – Спасибо.
То ли за снег, то ли за то, что мальчишка оттаивает, прекращая загонять себя в рамки. Но тут же совершает глупость – собирается за хворостом. Ты хватаешь его за руки и тянешь к себе.
- Нет. Это буря. Песчаная или снежная – выйдешь и, скорее всего, не вернёшься. Дрова найдём здесь. Старый стол, что-то еще, - он слушает.
Он слушает, разводя огонь из того, что есть. А ты идёшь в передние комнаты, беря тушки зайцев, привязанные к лошадям, на секунду открываешь дверь, чтобы в старое ведро набрать снег. И с этим идёшь к очагу.
Идёшь к очагу, ставя ведро, в котором тает снег, бросая тушки на пол и садясь у них, когда плащи вы подвешиваете. Достаёшь нож и начинаешь снимать шкурки, а потом оглядываешься на волка, который уже лежит рядом.
- Ты предпочитаешь сырые или жаренные? – кажется, волк за свежую дичь.
За свежую дичь. Отдаёшь ему две тушки, зная, что вам хватит одной, а он большой, ему нужна еда. Целуешь волка в нос.
Целуешь волка в нос, придумывая, как устроить мясо на огне, доставая из кармана баночку с дорнийскими специями.
- Всегда ношу их с собой. Запах дома, - показываешь Джону.
Показываешь Джону, прежде чем обработать ими мясо и устроить его в огне. Сноу говорит, что остальные найдут укрытия, ты киваешь головкой.
- Да, я в это верю, - все в порядке. – Завтра встретимся все в замке. Давай займёмся мясом.
Или когда буря пройдёт. Ты достаёшь мясо и выдаёшь Джону второй нож, приглашая есть. Специи знакомые, дорнийские, которые матери привозят. А после ты снимаешь оба плаща, расстилая на кровати без матраса, его плащ вниз, свой оставляешь одеялом.
- Иди сюда, - тянешь его к себе. – Не будь северным, нам нужно тепло, очаг может ночью погаснуть.
Призрак прыгает в ноги, а мальчишку ты утаскиваешь в импровизированную постель, накрываешь вас твоим плащом. Тепло.
- Доброй ночи, - шепчешь куда-то ему в шею.
Шепчешь куда-то ему в шею, касаясь губами,  и засыпая. А ночью ткань мешает и ты рукой пробираешься под его одежду и успокаиваешься лишь тогда, когда чувствуешь тепло и биение его сердца под пальцами.

+1

5

Никогда не был в центре внимания, не стремился и не привык. Интересно, что все мы такие разные, хотя и росли вместе – Робб, наследник отца, идет по его стопам, принимая себя и свою жизнь как что-то единственно естественное и верное, и он один точно знает наперед, что его ждет. Его ждет Винтерфелл, высокий стол и меч Лед в руках, когда отца не станет. Его ждет невеста, которая будет любить его – ведь это Робб, и как можно не любить его, любая девушка, даже та, что видит его впервые, поймет это быстро. Его ждут наследники и Север, это его судьба. Теон, его лучший друг и воспитанник отца, совсем другой. Он не хочет быть в стороне, а хочет сверкать среди всех, выделяться, и даже на фоне Робба стремится стать в более выигрышном свете. Теон не имеет ничего за собой – только браваду и нахальство и дружбу Робба, который, правда, любит его как брата. Север забрал Теона ребенком с насиженных мест в наказание за бунт его отца, но старается стать для него настоящим домом. Станет ли – решать не ему, свои шаги вперед он уже сделал. Есть я. Молчаливый мальчишка, от которого люди отводят глаза. Все знают, что я незаконный сын Нэда Старка, и это табу, печать на человеке и его судьбе. Я всегда знал, кто такой Робб, и всегда знал, кто такой Теон, и что у них обоих есть будущее, совсем определенное у одного или не очень определенное у второго, но такое, которое выберет он сам, а я? Какое будущее ждет меня? Мальчишка-призрак, которого в мире быть не должно. Я почти вырос, наступает время решать.
Решать мне нечего. Все варианты, которые открыты передо мной, никогда не привлекли бы ни Робба, ни Теона, да никого, по сути своей. Бастард на севере никто, пусть мне и повезло, и после смерти матери я расту в доме отца, знаю его, у меня есть браться и сестры, семья. Я не один, но когда-то я должен буду покинуть этот дом и понять, что мне делать с жизнью дальше, за меня этого никто не сделает. Иногда я думаю о родине матери – юге. Дорн. Мне кажется, это совсем другой мир. Я знаю, что про Север ходят разные байки, но и про Дорн их ботают не меньше. Иногда я думаю, что там у меня кто-то есть, но после вспоминаю, кто я и где, и спускаюсь с небес на землю. Если я не окажусь нужен здесь, где мой отец, сестры и братья, то кому стану нужен там, где обо мне остались лишь воспоминания, и то не уверен, что о ребенке Эшары Дейн, которого увезли, и он больше не возвращался, кто-то и вспомнит. Прошло слишком много лет.
Прошло много лет с тех пор, как династия Таргариен пошатнулась. Но король здравствует и поныне ,и теперь он с семьей и свитой едет на Север, чтобы осмотреть владения. До этого он объехал уже половину королевства, и все понимают, что взрослые дети с ним не просто так. Санса отчаянно хлопает глазами, бледнеет и краснеет, говоря с подружкой и матерью только о этом визите. Робб более сдержан, но он наследник, и когда-то окажется на месте отца в ответе за край перед его народом и королем с драконом на стяге. А серый лютоволк на белом фоне никогда не был моим, потому что мой волк – белый. Зарываюсь пальцами в шерсть Призрака, когда вижу, как открываются ворота. Призрак всегда со мной.
Я в стороне, когда ко мне, обнимая, подходит королева. Даже оглядываюсь, когда она идет, думая, что за мной стоит кто-то, и она напраляется к нему. Но объятие женщины, которую я вижу впервые, удивительно родное и теплое. Я мешкаю и не знаю, что сказать. А следом следует другое знакомство, веселое «Лови», что я и делаю чисто машинально, и держу ее, не выпуская из рук, а, когда понимаю, что делаю, спешно убираю ладони. Они знали мою мать и по ней узнали меня. Комментарий про руки точно заставляет меня смутиться.
- Простите мою неосторожность.
А она смеется и говорит, что думает об этом. Невольно фыркаю под нос. Принцесса шутит, но в каждой шутке есть доля правды.
- Против может оказаться кто-то другой.
Кидаю взгляд на короля, но он ничего не заметил, все еще разговаривая с моим отцом. А у меня внутри отпечатывается голос, зовущий меня по имени, хотя имя я и не называл. И мое имя из уст принцессы звучит как-то не так, как у всех, как будто это не просто имя, обозначающее меня в разговоре, а что-то большее, что-то важное, и эту важность чувствуем только мы с ней. Она вновь касается моих волос и идет к остальным, а я провожаю ее взглядом и снова слышу свое имя с той самой интонацией, с которой его не произносит никто.
А на пиру меня берут за руку и ведут за высокий стол, где сидят королевская семья и лорды Севера Старки.
- Одно не отрицает другого.
Я прекрасно знаю, что вот это перемещение – скандал, неслыханная вещь. Многие лорды не стали бы терпеть такое соседство, а что уж говорить о короле. Но принцесса не слушает возражений и устраивает меня между собой и Арьей, и маленькая сестричка очень рада и смотрит на меня, и на нее тоже, сияя. Я чувствую себя не в своей тарелке, но мне остается только делать вид, что этого чувства нет. Призрак ложится между стульями, моим и принцессы Рейнис, она подкладывает мне на тарелку еду, в моем кубке появляется вино, а у Призрака оказывается прекрасный кусок мяса. Вижу краем глаза, как Серый Ветер, который так же лежит у стула Робба, провожает этот кусок взглядом зависти и тыкается носом Роббу в ногу, напоминая о себе. Я задаю вопрос о королеве и том, что только что услышал.
Дорн. Страна, о которой я думал, но был уверен, что там обо мне давно позабыли. Смотрю на принцессу, которая говорит, что я – часть Дорна и часть семьи, а потом на королеву, которая так тепло меня обнимала, а после на отца.
- Но мой отец здесь, на Севере. Здесь мои братья и сестры. Я нашел здесь волка, как и они, это моя страна. Но я не знал, что обо мне помнят где-то за ее пределами.
И сразу за этим фраза, которой я совсем не жду.
- Мне никогда не говорили подобного.
Отвечаю я, опуская глаза. В моей тарелке еда, которую я не хочу, кусок в горло не полезет. Робб смотрит в сторону отца и короля, принцесса говорит только со мной. Она возмущенно бьет меня по плечу, когда я говорю, что не голоден, и берет меня за руку, опуская ее себе на бедро. Кажется, меня бросает в жар, не к месту вспоминается, как я касался ее при встрече, и ее же слов о том, что пока не скажут слов против… А я чувствую сталь, скрытую под платьем, и изумленно поднимаю взгляд на принцессу.
- Вы совсем не такая, как можно бы было подумать.
Принц Эйгон панически беззвучно просит избавить его от общества Сансы, беседа, видимо, ему совсем не интересна. И у нас могла бы быть такая же – при прочих равных, если взять и представить, что я оказался бы за высоким столом сам, а не меня сюда привели. Но все по-другому.
- Вы не боитесь ломать каноны того, что видите, если считаете это неверным. И вы, мне кажется, скрываете много тайн.
Убираю руку и тянусь к кубку – это точно то, что мне сейчас нужно. Или нет. А она треплет по шерсти волка и повторяет его имя.
- Каждый назвал щенка так, как придумал. То, что ему близко.
Сам не задумывался до конца, почему выбрал именно такое имя волку – только ли из-за цвета, красных глаз, тихой походки и молчаливости. А дальше я слышу речи о клейме и том, что разговор будет продолжен.
- Миледи, все не так просто…
Видимо, этот разговор совсем не для пира. А для него – угрозы подзатыльников и смешные истории от нас с Роббом, принца и принцессы. Подзатыльник я таки получаю – и принц получает его авансом. Он смеется, говоря, что мы братья по несчастью, и я поддерживаю это, качая головой в сторону его сестры.
- У Вашей сестры, действительно, тяжелая рука.
И кинжал под платьем – добавляю я про себя и улыбаюсь, почему-то эта мысль меня смешит. Они совсем не такие, как я думал, принцесса и принц. Королева тоже совершенно другая. Похож лишь король. Но от этого он кажется не настоящим, а как будто искусственным в чем-то, вжившимся в роль, но не живущим собственной жизнью. А я?
Я слышу предложение уехать, оставить Север, увидеть Дорн… Столько заманчивых историй, жизнь, которой у меня нет и не будет. Принцесса и принц, у них все очень просто. А я знаю свое место в мире и то, кто я есть. Призрак поднимает голову и смотрит на меня, я вновь пью вино. Есть на свете места, с которыми мы тоже связаны, но их названия звучат как что-то удивительно недостижимое, и я знаю, что от смены места не изменится моя суть.
- Когда-нибудь, миледи.
Я улыбаюсь, думая, что это никогда не случится.
Принцесса Рейнис просит проводить меня, и Арья идет с нами, и, глядя на нее и вспоминая металл под тканью, мне кажется, что эти двое очень сильно похожи, только Арья еще малышка, и ее бунт детский, а вот Рейнис уже точно знает, каков мир, что от него ожидать, и что можно с ним сделать.
У королевы мы задерживаемся, мы с Арьей и Призраком в Винтерфелле, но как будто в гостях. Нас угощают и начинают рассказы, и я хватаюсь за каждое слово, все для меня новое. Когда я рассказываю, что о моей матери не говорят в замке, вижу, как огорчается королева, и сам отвожу взгляд, успевая заметить Рейнис, которая обнимает Призрака и целует его в нос. Это зрелище выбивает из головы стразу все прочие мысли, наверное, у меня даже рот приоткрывается от удивления, когда я вижу это, и Призрак так же ошарашен, но он приходит в себя быстро, ложится возле нее и позволяет запустить в шерсть пальцы, поглаживая. А меня за руки берет Элия, поднимаю на нее глаза, как будто виноват, что о матери я не слышал, только это не так. Дорн – часть меня через мать, кто бы что ни говорил, и это место, которое мне нужно увидеть. Элия вторит дочери, Эйгон с ними согласен. Кидаю взгляд на Арью, которая подходит к Рейнис и Призраку и тоже касается белой шерсти.
- Но мы на Севере, миледи. Сюда тоже сложно добраться, и он тоже может показать что-то, чего в других местах нет.
Ночью мне снится пустыня, какой я ее представляю. Песок повсюду и очень жарко, а я одет в теплый плащ на меху, в то, что мы носим здесь. Я хочу сбросить плащ, но у меня не выходит, а солнце поднимается, и я чувствую, что с каждой минутой все жарче. Я борюсь с теплой тканью, но не могу ее сбросить, плащ будто намертво впился в плечи. Кручусь так и эдак, пока не понимаю, что что-то мокрое касается лица, и ни просыпаюсь. Я на самом краю кровати, запутанный в одеяле, а Призрак, поставив лапы на край, не дает мне свалиться, и лижет мое лицо. Завтра мы все пойдем смотреть Север. Но Дорн в моих мыслях, и его не убрать.

Мы выезжаем все - гости и хозяева, хотя Север, как и все другие части страны, подчинены короне и не принадлежат кому-то здесь в степени большей, чем принц и принцесса на лошадях, осматривающие незнакомую часть страны. Мы останавливаемся возле чардрев, и я смотрю, как Рейнис тянется к одному из них, касается коры.
- Я думаю, да. – Подхожу к ней, останавливаюсь рядом и смотрю на лик на коре. – Но не из этих. Молодые ветки, гибкие, где еще бежит сок.
Отчего-то представляю себе красные жилки внутри деревьев и перевожу взгляд на Рейнис.
- Вы стреляете из лука? Арья стреляет и, по секрету, получше кое-кого из нас.
Я улыбаюсь, оборачиваясь, проверяя, что Брана нет рядом. Сестра опережает его в стрельбе, но мальчик еще растет. А Рейнис говорит, что это стоит проверить. И еще про меня, что хочет учиться не у Арьи по весьма необычной причине.
- Я лучший мечник, чем лучник, миледи. – Слышу шаги позади и тихую поступь волка. – Но я постараюсь помочь Вам с этим...
Говорю, прежде чем Робб зовет всех ехать дальше, вперед.
Дальше мы едем на Север, и волки рады выбраться на свободу из замка и бегают вдоволь. Люди рады не меньше их, хотя снежок становится для меня полной неожиданностью. Останавливаю лошадь и разворачиваюсь, видя, что на ногах уже многие из нас, остальные быстро спешиваются. Спрыгиваю сам и зачерпываю полные руки снега. Начинается снежная битва. Мы хохочем, младшие из нас и большие дети, отбиваюсь от летящих снежков. Я оборачиваюсь на Робба, когда с двух сторон меня осыпает снегом, и бегу, чтобы отомстить, но месть скорее прилетает к Сансе, которая возмущена и просит всех вернуться к порядку. Прогулку она явно представляла не так. Рейнис и Арья отряхиваются и смеются, а к Сансе подкрадывается Бран и осыпает ее снегом, убегает, и Санса хватает снежок и кидает ему вслед, но не смеется, а только ворчит, первой шагая к коням. Эйгон провожает ее задумчивым взглядом.
- Всегда. – Морщится Арья и строит в спину сестре гримасы, я улыбаюсь, подходя к ним обеим. – А в Королевской гавани бывает снег? – Девочка быстро переключается с сестры на свою новую подругу. Вижу, что с Рейнис они уже подружились не разлей вода.
- В Дорне точно не бывает. – Говорю я, слыша вопрос сестрички. - Но у нас здесь свои пустыни, и они тоже могут быть опасными. А могут подарить смех и радость.
Поправляю на Арье плащ, а она выворачивается и бежит к лошадям, крича что-то Сансе. Я смотрю на Рейнис – щеки раскраснелись, озорно сверкает взгляд.
- Но не все сейчас покрыто снегом, зима близко, но она еще не пришла. Если получится, я покажу кое-что еще, но не сейчас, там, дальше. Едем?
Я зову, но не двигаюсь с места. Поднимаю руку и заправляю выбившуюся прядь волос Рейнис за ухо, отводя от лица.
- Спасибо за эту игру, миледи. – Улыбаюсь, не отнимая руки. – Я думаю, даже Сансе хотелось со всеми, но она слишком хочет быть леди - как понимает это. Мы иногда забываем о чем-то важном, что рядом.
Убираю руку, быстро отводя взгляд, как будто спал морок. И даже сам не очень понимаю, что имел последней фразой в виду. Остальные уже в седлах, и я оборачиваюсь на Призрака, который зовет.
А после я понимаю, что прогулка оборачивается бедой. Легкий снег перерастает в метель, и в такую погоду очень легко заблудиться и потеряться в снегах, особенно тем, кто к ним не привык. Рядом с собой вижу только Рейнис, ловлю ее лошадь, чтобы не потерять, а Призрак ведет нас, сквозь белую пелену волка почти не видно, только красные глаза сверкают, стоит ему обернуться, но я знаю, что волк впереди. Рейнис зовет меня по имени, и снова отмечаю, что у нее оно получается как-то не так, как у всех. Я боюсь за нее, но знаю, что это мой край, я в нем вырос, и смогу справиться с этой бедой.
- Держись крепче, не отставай, мы выберемся.
Призрак ведет нас вперед, и мы доверяем ему, следуя почти на ощупь. Я без оглядки доверяю волку свою жизнь, и Рейнис делает то же.
В старом заброшенном доме нет ветра и метели. Тепла нет тоже, но это укрытие, которое нас спасет. С трудом открываю дверь, Призрак ныряет внутрь первым, лошади остаются в безопасности в передней комнате, и жаль, что здесь нечем их покормить. Мы проходим дальше, пол местами прогнил, но дом целый, есть остов кровати и место для очага.
Оказаться там, где нет ветра, и снег не забивается всюду, куда может, уже кажется спасением, но мы все в снегу, и в доме, несмотря на отсутствие ветра, холодно. На себя я не смотрю, но вижу, что Рейнис вся засыпана, начинаю стряхивать снег с ее одежды, попутно думая, что мало спрятаться от непогоды, нужно еще и согреться. Я не замечаю, как все меняется, но только точно знаю, что вот здесь, в этом доме, больше не будет миледи и принцесс – а будет Рейнис, о которой я хочу позаботиться и оказаться вот так, один на один, без титулов и ярлыков. Она говорит, что я навешиваю ярлыки на себя – бастард. Но делаю так же и с ней – принцесса. Только здесь нет чужих людей, которым важны эти названия. Здесь я и она. Она, зовущая меня по имени снова, говорит, что так лучше, и тянет за прядь. Теплые губы касаются моей холодной щеки, согревая лучше всего – к щекам приливает кровь, чувствую, то мне становится теплее. И проще. Правильнее.
- Рейнис. – Впервые говорю ее имя, и мне нравится его произносить. Как в прошлый раз, поправляя ей прядь волос, тянусь и смахиваю остатки снега с капюшона плаща, улыбнувшись, и тяну ее к себе, обнимая. – Не за что. Но нам нужно развести огонь.
Нам правда нужны дрова. Я хочу выйти за ними назад, в метель, но Рейнис не позволяет, хватая меня за руки и не выпуская. За дверью воет ветер, переступают в передней комнате лошади. Буря – не шутки, и Рейнис знает, о чем говорит, и я тоже знаю. Сжимаю ее пальце в руках. Я останусь в доме, с ней.
- Я осмотрюсь, найду, что можно использовать, и разведу огонь.
Старая мебель, обломки пола, все это пойдет в дело. Когда я возвращаюсь, нахожу Рейнис с водой и тушками зайцев, которых мы успели раздобыть по дороге. Ножи, шкурки – она знает, что делать с дичью и явно делает это не в первый раз. Огонь освещает дом, и от него сразу становится уютно и тепло. Призрак получает свою долю, последняя тушка отправляется на огонь. Я чувствую незнакомые запахи специй и очень знакомый – жарящегося мяса.
- Ты часто бывала в Дорне вот так, с дичью, просто под небом?
Я сажусь у огня и протягиваю к нему руки. Мне кажется, с каждой минутой дом оживает, наполняется запахами, звуками, треском дров в камине, движением теней по стенам. Сколько здесь не жили люди? Прятались охотники – возможно, но постоянно, наверное, больше десятка лет. Зимой одним не выжить, люди перебираются к другим людям, ища помощи и готовясь подставлять плечо.
- Твой край тоже опасен, но ты его любишь.
Именно Дорн она зовет своим домом, доставая специи, именно о дорнийцах говорит, называя семьей.
- Песчаные бури, о них ты знаешь, а теперь видишь, что Север в этом чем-то похож на твой дом. Тебе не нравится в замке? Многие отдали бы все, чтобы там оказаться.
Многие, но не я. Пусть я не знаю, какое будущее может меня поджидать, но Королевская Гавань никогда не была чем-то желанным, таким, ради чего можно ступать по головам и ставить себе как цель. Рейнис это место принадлежит по праву рождения, но домом она зовет другое.
Мы сидим рядом, греясь у огня, и не думаем, кто мы такие. А кто мы есть? Здесь мы те, кем на самом деле являемся, вот это оно – настоящее.   
- Мне нравится запах. – Я тянусь к баночке, чтобы втянуть аромат получше, она еще держит ее, и я беру ее руку в свою, поднося специи ближе. – Непривычно для северного нюха, у нас все намного проще. Но интересно.
Тепло от очага распространяется по комнате, плащи, которые мы хотим просушить, висят рядом. Мне почему-то удивительно спокойно здесь с ней, и даже не хочется, чтобы буря утихала. И отчего-то мне кажется, что этот вечер что-то изменит, навсегда.
Но вечер переходит в ночь. Огонь горит ярко, мясо кончается, и наступает время сна. Ночью может стать холоднее, и, хоть я и подбрасываю дрова в очаг, их может не хватить. Рейнис расстилает наши плащи и тянет меня к ним. Ночь, время сна.
- Северный? – Я смеюсь. – Это мой дом, и я с Севера.
А на Севере знают, чем опасен мороз. И, как Рейнис сказала на пару жней раньше, умеют греться.
- Не бойся ничего.
Я обнимаю ее, прижимая к себе – так теплее, но понимаю, что суть не в этом. Ее дыхание касается моей кожи, шеи, так близко, когда она желает мне доброй ночи, что по телу пробегает волна мурашек. Я закрываю глаза, вдохнув запах ее волос, и, мне кажется, снова чувствую ту смесь пряностей, которую нюхал у нее из рук, но гораздо более богатую, кроме трав там так много еще…
- Добрых снов. – Когда сознание уже у меня уплывает, и я прижимаю ее к себе еще теснее. Тепло и очень нежно. И правильно.
Утро приходит в свой черед, а я не хочу шевелиться, не хочу открывать глаз. Я чувствую Рейнис рядом, совсем близко, ее ладонь под одеждой касается места, где сердце бьется. Наверное, на границе яви и сна я все-таки шевельнулся, потому что она шевелится следом, приоткрываю глаза и ловлю взгляд сонных глаз. Мы оба проснулись не там, где привыкли просыпаться, и все здесь не так, как мы привыкли, но так, как привычно, я не хочу. Голова Рейнис у меня на плече, и ее тяжесть – то, что я хочу ощущать раз за разом. Думая об этом – или не думая вовсе – я наклоняюсь и губами касаюсь ее губ, снова закрыв глаза. Я прижимаю ее к себе, руки скользят по ткани вниз и вверх, и это мгновение, все еще больше во сне, в прошлой ночи, чем в будущем дне, когда нужно будет открыть дверь и выйти из заброшенного дома, который когда-то успел стать нам важным и снова вернуться в мир, где мы не те, кто мы есть. Или тот мир нашим уже никогда не станет?
- Доброе утро. – Когда явь подступает слишком близко, и я понимаю, что мир за пределами дома – не выдумка. – Ты не замерзла ночью?
Сквозь доски пробивается солнечный свет. Буря ушла, и новый день стучится в двери, а на моих губах поцелуй, о котором я раньше не мог и мечтать. Не потому что Рейнис принцесса. Потому что она девушка, которая нравится мне.
- Больше нет бури, нас с тобой потеряли в замке.
Я не хочу ее отпускать, но это правда так. Королева, наверняка, места себе не находит, зная, что ее дети не вернулись вовремя, а за окнами снег и ветер.
- Нужно ехать назад.
Я опускаю глаза. Дом, буря, огонь в очаге – это всегда останется со мной, как и смех Рейнис, то, как она тянет меня за прядь волос, и как тепло от ее прикосновения к щеке разбегается по венам. Это все у меня никто не отнимет, ни утро, ни король или леди Кейтилин, это будет моим. И пусть я не хочу этого делать, я ослабляю объятия, зная, что и необходимость возращения не отменить.
- Твоя мама места себе не находит.
Уверен в этом. Искали бы и меня, пропади я один, а я вырос здесь, и Призрак со мной.
А на улице нет и следа вчерашней бури. Есть яркое солнце и белый снег гладкий и ровный. Есть лошади, которые находят под снегом припавшую сухую траву. Есть Призрак, который щурится на яркие лучи. И есть мы, которым совершенно не хочется ехать назад. Продлись буря чуть дольше… Но так нельзя.
Мы едем неспешно, когда я замечаю то, что хотел бы ей показать, но не нашел по пути сюда. Иду к кустам клюквы и собираю ягоды прямо в ладони. Протягиваю их Рейнис, когда она подходит ко мне.
- Я искал их по дороге сюда, но не нашел. Попробуй, клюква. Они кислые, но вкус очень яркий.
А она наклоняется и берет ягоды с ладони губами, чувствую, как мягкие губы касаются моей грубой, в мозолях, ладони, и я отмечаю этот контраст, и боюсь пошевелиться, как будто у меня на руке сидит редкая птичка, которую я боюсь спугнуть. Я не двигаюсь, навсегда запоминая касание, а Рейнис после ягод подается вперед и целует меня, и я чувствую на губах вкус клюквы, но кроме него совсем другое – Рейнис, вот ее, и тяну ее к себе, обнимая, скользя руками под плащ, как тогда, в нашу встречу, но теперь намеренно, а не случайно, как тогда получилось. И я понимаю почти болезненно, как сильно я не хочу ехать в замок. В замке о таком даже думать будет нельзя. И раньше было нельзя, но я прижимаю ее к себе крепче, отвечая, не отпуская, целуя, насколько нам обоим хватает воздуха, как будто в последний раз, и может статься, что так оно и случится. А потом прижимаюсь лбом к ее лбу, все еще не отпуская, прикрываю глаза и выдыхаю только имя, которое так красиво произносить:
- Рейнис…Мне нравится, как звучит твое имя. И как мое имя произносишь ты. Я не хочу снова его забывать.
Открываю глаза, переводя дыхание.
- В замке придется забыть о нем.
Пока еще мы не в замке, мы можем говорить свободно, и это то, что нужно сделать сейчас. Я не понимаю, на что пытаюсь рассчитывать, но знаю, что говорю то, что на самом деле чувствую, и решать здесь должен не я, а мы оба вместе. Я касаюсь ладонью ее щеки, снова чувствуя грубость кожи, и отнимаю ее, снова отводя взгляд.
- У меня грубые руки. Прости.
Только Рейнис ловит мою руку и возвращает ее назад, а ее слова заставляют меня смутиться. Я наклоняюсь и целую ее, держа лицо в ладонях. А она вспоминает о порте и корабле из Дорна. Рейнис тоже совсем не хочется в замок?
Мы забираем то, что привезли люди ее страны и возвращаемся в замок лишь вечером. Нас встречают встревоженные домочадцы, но кто-то, наверное, Эйгон, видимо, придумали, где мы, да и у нас в руках доказательства. Я провожаю Рейнис взглядом, совсем не желая расставаться. А потом оказывается, что подарок для королевы с ее родины будет разделен между всеми.

В деревнях просыпаются рано, потому что успеть нужно много, а трудная работа отнимает много сил. Это леди и лорды могут позволить себе подняться с постели, когда солнце уже высоко, всю работу за них выполнят слуги, которые поднялись с петухами. Этих петухов мы и слышим, выбираясь на рассвете за ворота Винтерфелла. На псарне сонно ворчат собаки, в кухне повара начинают греметь кастрюлями – почетных гостей  взамке нужно кормить. Все при деле, и не обращают внимание на две тени, пробирающиеся к выходу. Три – Призрак идет с нами, но там, где мы будем, его не увидят. Волк осторожен.
Я тоже осторожен, мне хочется, чтобы мы сбежали незамеченными. Я держу Рейнис за руку, ведя за собой, небо только посветлело, и мы успеем вернуться до того, как нас станут искать. А пока наше время для нас, немного свободы, которую мы оба так хотим получить.
В деревне возле замка никто не узнает Рейнис. Все знают, что в королевской свите много дам, а волосы она закрывает капюшоном. Под ногами у нас хрустит подмерзлая трава. Зима близко – как гласит девиз Старков, как говорит отец, и как помнят жители этого края. Очень близко, но ближе мы. Когда замок остается в стороне, я останавливаюсь, чтобы притянуть к себе Рейнис и поцеловать –и увидеть румянец у нее на щеках –мы вышли из теплого в холод.
- Не холодно?
Провожу ладонью по ее щеке и улыбаюсь. Обнимаю ее и тяну к себе, и мы так и идем дальше, не разнимая объятий.
Деревня у Винтерфелла уже не спит. Ставни открыты, слышится мычание коров, дым из труб поднимается высоко вверх. Мы просто гуляем, не думая, что за нами кто-то может следить – знаем, что Призрак охраняет наш покой, хоть мы его и не видим, он рядом с нами и знает свое дело. Из харчевни доносится запах свежего хлеба.
- Пошли? Давай.
Еду только начинают готовить, но нам наливают по кружке теплого парного молока и дают целый большой хлеб, еще теплый, из печи. Когда его разламываешь, корочка трескается большими кусками и хрустит, а внутри воздушная мякоть. Тепло на Севере умеют хранить, а оно внутри нас, когда мы находим руки друг друга, делим наш незамысловатый, но самый вкусный завтрак. Рейнис отламывает ломоть хлеба, протягивает, и я повторяю за ней в тот день, когда прошла буря, и я нашел клюкву – беру кусочек губами из ее рук, и мне отчего-то видится дом, не тот, старый, в лесу, а новый, который мы обставляли сами и делали все для себя, видится стол, добротный, покрытый скатертью, и такой же хлеб из печи. Запах хлеба, запах тепла и уюта, запах дома и семьи. Я касаюсь губами кончиков пальцев Рейнис, и думаю, что, опять, я не знаю своего будущего, но вижу, с кем рядом оно будет, с кем связана моя жизнь теперь навсегда.
- Рейнис… - Ее имя, которое мне так нравится произносить вслух. – Я тебя люблю.
Совсем тихо на ухо, когда никого в зале нет. То, что я чувствую, и что навсегда останется со мной.

***
Не всем везет родиться в самой лучшей стране. Не всем везет жить свободно, делать то, что хочешь. Не всем везет полюбить девушку и знать, что она любит тебя, быть с ней вместе. Но нам с Ним везет. И в Ключе мы дома, как и повелось давно, с самого раннего детства.
Детство проходит, сменяясь на юность, и вместе с этим приходит что-то новое на смену играм и шалостям – любовь. Может быть, кто-то скажет, что так было предопределено, ведь мы с Ним вместе с трех, или нет, но разве это важно, когда все получилось так, как мы оба хотим? В ключе как в оазисе в пустыне – рядом вода, деревья, и нет той изнуряющей жары, которая накрывает в пустыне. Цветы, которые мы привезли оттуда, цветут, радуя и напоминая о важном – маленькие моменты, из которых складывается счастье, белые звездочки из песков, ставшие для нас чем-то вроде символа, наша жизнь, наше будущее. Место, где просто хорошо, и не хочется никуда торопиться, а, наоборот, задержаться. Просто быть здесь с теми, кого любишь и ценить каждую минуту этого беззаботного времени. Кто знает, когда еще удастся побыть в такой безмятежности, как эта?
Хотя, кто говорит, что игры и шалости прошли? Утро, а мы бежим босиком по песку, Ним впереди, скидывает платье и ныряет в воду, смеясь. Я тоже стягиваю одежду, но у меня так быстро не получается, приходится дать ей фору, хотя и очень хочется оказаться там же с ней. Она просит подать платье, беру его с песка, когда она выходит, мокрые волосы липнут к коже, белой, несмотря на солнце, но вместо ткани она берет меня за руку и тащит за собой, окуная меня с головой. Отплевываюсь и смеюсь.
- Я не платье, платье вот!
Ткань как раз всплывает рядом, Ним вылавливает ее и бросает на берег, а я подплываю и обнимаю ее, обхватывая руками.
- Хотя мне тоже нравится касаться твоей кожи, ммм…
Касаюсь губами ее шеи, скользя ладонями по телу, и тяну ее на глубину, и получаю волну в лицо, отправляя бурю брызг ей навстречу.
- Кочевники, да. – Я уворачиваюсь от воды в лицо. – Кузены вовремя.
Им будет интересно, ройнары необычны даже для дорна, и их пристанище около ключа – уже событие. Река приводит к нам гостей скорее, чем дорога.
Тянусь к Ним и дергаю ее на себя, падая в толщу воды, скрываясь с головой, но держу, чтобы вынырнуть вовремя и откинуть длинные волосы с ее лица.
- Мне нравятся реки. Еще тогда, с трех.
С реки все началось, и мы оба любим воду, несмотря на то, что тогда было не до смеха. Мы проводим в воде еще какое-то время, а после выбираемся на берег. Одежда сохнет рядом, мы лежим на песке, солнце светит сквозь листву, и мне кажется, что вот оно, счастье. Ним плетет венок из наших цветов, я щурусь, глядя на солнечные блики в воду и обнимаю ее, пальцами проводя по коже, еще прохладной после купания.
- Я рисую лучше, чем пою.
Венок оказывается у меня на волосах, приподнимаю голову, тянусь навстречу для поцелуя и прижимаю ее ближе, а она тянется за другим цветком у меня за головой, срывает и начинает новый венок. А мне, правда, хочется петь. Я напеваю какую-то мелодию, наблюдаю за тем, как Ним вплетает цветок за цветком, ловлю кончики ее волос пальцами, и снова тяну к себе, прерывая пение. Время бежит незаметно, солнце катится по небу, склоняясь к закату. Музыку уже слышно – необычную, ройнарскую, и мы уходим с реки, оставляя венки, оба сделанные руками Ним, и идем туда, где люди и смех.
- Эта музыка получше моей.
Целую ее еще, как будто запоминая сегодняшний день на берегу, переходящий в другое время, не хуже, просто отличное от того. После заката ройнары жгут костры, а их дома-лодки превращаются в лавки диковин, которые больше вместе нигде не отыщешь. Мы встречаемся с кузенами Ним – никто не станет звать их здесь принцем и принцессой, здесь они свои, и так же, как и мы, могут чувствовать себя родными этой земле.
Мы слушаем музыку и легенды кочевников, в сумраке все кажется каким-то другим. Я не выпускаю руки Ним, и не снимаю с головы венка. Мы идем смотреть товары в лавках, и я выбираю браслет, на нем драконы, и я думаю о Валирии, древних народах и Волантисе, месте, откуда Ним родом. Это тоже ее часть, как и Дорн, только та часть не стала ей домом. Рука тянется к драконам, но в последний момент я передумываю и беру другой – на нем как бы волны, завитки, металл не громоздкий, а будет струиться по запястью, играть на нем, переливами по коже спускаясь. Я беру его и закрепляю у нее на руке. Ее дом здесь, в Дорне. Ключ – наш дом.
- Чтобы этот день был с нами всегда, и это место.
И я тоже был с ней. Подношу ладонь к губам и целую ее запястье, чуть выше него браслет, который я выбрал. Ним смотрит пояса, веду по ним рукой, слушая звон монет. Тоже наше общее воспоминание, которое греет.
- Станцуешь для меня? Со мной?
Она закрепляет один из поясов и начинает танцевать, монетки звенят, музыка создается ими, хотя слышится отовсюду вокруг. Я подхожу ближе, тяну руки, тоже ловя этот ритм, музыканты, видя нас, начинают подстраивать мелодию под танец. Кто-то присоединяется к нам, танцующих становится больше, но я вижу только Ним, только блики костра, только яркую ткань и слышу только звон монет. Остальное перестает существовать так же, как сегодня исчез мир дальше реки и песчаного берега. То же самое здесь. Звон, движение, взгляды, касания, и только так.

0

6

Мир намного больше, чем кажется, в нем намного больше людей, чем мы привыкли видеть. Север – край для вас новый, полный снега, мороза и новых людей, которые живут совсем по-другому, не так, как вы.
Не так, как вы. И в части отношения к детям ты готова не согласиться, смотря на мальчишку, который сидит рядом – отчего-то ты уверена, что его слишком просто любить, и, если бы они попытались, получили бы намного больше, чем отдали. Но они, закованные в свои рамки из снега и льда, сами заледенели.
Заледенели, но ты думаешь, что всему своё время – возможно, вы здесь для того и нужны, чтобы и им что-то показать?
Показать, что людей клеймить нельзя. Как делают на твоей земле. А твоя земля – это земля твоей матери, как бы там ни было.
Как бы там ни было, ты не позволишь никому игнорировать мальчишку, сына Эшары. Он – часть вашей семьи, даже если не знает и не понимает этого. Ты кормишь волка, а потом подкладываешь мясо Джону Сноу, разговариваешь с ним, слыша, что и он закован в ледяные цепи. Касаешься под столом его колена.
- Ничего, ты поймёшь… что все ваши рамки пусты, и если кто-то против – это только его проблема. Но пока пир, - подливаешь мальчишке вино.
Подливаешь мальчишке вино, опуская еще один кусок мяча вниз волку, а потом перебираешь пальцами мягкую белую шерсть.
- Ты милый, - посмеиваясь, поворачиваясь к Джону. – Ты тоже. И краснеешь чудесно.
Посмеиваясь, но по-доброму, он же часть семьи. Потому и говоришь ему те вещи, которые ему важно знать и понять, а еще самое важное – принять.
Принять, а он говорит о семье и стране, о севере и Призраке, голова которого у тебя на коленях, а ты чешешь его за ухом. Помнят, он не думал об этом…
- Никогда не стоит считать, что ты один, - улыбаешься.
Улыбаешься, думая о том, что мальчишке стоит с этим смириться – его семья намного больше, чем он себе представлял.
- Мы всегда о тебе помнили. И твоя страна не только здесь. Тебе стоит увидеть вторую часть тебя, прежде чем что-то решить, - киваешь в такт своим мыслям. – И даже это не отнимет у тебя то, кто ты есть, Старк, а ты – Север.
Север, ты видишь это в его голубых глазах, в том, как он хмурится и смущается, в волке рядом с ним. И пусть миллион раз…
- И как бы тебя не звали, ты – волк, не меньше, чем они все. А если кто-то хочет это скрыть… ты не обязан подыгрывать, - Призрак прикрывает глаза.
Призрак прикрывает глаза, а ты довольно продолжаешь перебирать его шерсть, думая о том, что мальчишку нужно отвести в Дорн, чтобы он посмотрел совсем другой мир, но вместе с тем так похожий на край, в котором он вырос.
Вырос, но ему никогда не говорили… ты фыркаешь, сжимая его руку под столом крепко, чтобы пальцы отпечатались.
- Теперь будут. Многие.
Ты показываешь глазами на свою семью, Эйгон улыбается Джону и пытается отделаться от Сансы, и ты знаешь, что первым, после тебя, будет он, а затем твоя мать. Ты показываешь мальчишке, что все совсем не так…
Все совсем не так, как кажется, но его рука теплом ощущается как-то правильно, но он снова просто очаровательно краснеет, а ты смеёшься тихо в ответ на его фразу.
- Понравилось вино? – прищурившись. – Ты не усвоил урок, Старк… пока не просят, руку можно не убирать.
Ты смеешься, думая о том, что пьёт он быстро, но это отчего-то очень трогательно, а тебе так нравится наблюдать…
- Мне нравится тебя смущать, северный мальчишка, - качая головой.
Качая головой, слыша о щенках. Смотришь на волка, голова которого лежит у тебя на коленях, продолжая перебирать светлую шерсть, а второй тянешься к Джону и дёргаешь его за прядь вьющихся волос.
- Вы оба не невидимки. Ты же Северянин и в старых богов веришь? – а в глазах искры.
Искры, ты помнишь старую историю, и тебе вдруг кажется, что и волк ее знает, раз приоткрывает глаза. Старая магия в нем.
- Ваши боги ими стали, знаешь? И в вашей магии, старой, говорится, что тот, кто имеет голос и не говорит им, убивает себя. А голос у тебя есть, Джон, как и у него. И, если вы говорите мало, это не значит, что вас не должно быть слышно. Подумай над этим. Призрак, мне кажется, эту историю знает, - волк снова прикрывает глаза.
Волк снова прикрывает глаза, алые, как и глаза человека, из записей которого ты эту историю узнала, когда впервые нашла комнату в подвалах замка за черепами драконов, так до сих пор о ней никому и не сказав, ты любишь быть там.
- Все может быть просто, если ты сам в первую очередь позволишь себе что-то считать простым. Позволь себе поверит в мои слова прямо сейчас. Тем более, это правда, - пожимаешь плечами. – Достигнуть с ними того, что твоё по праву, все равно будет не просто, ты прав. Но намного легче. Потому что ты будешь знать, кто ты есть. Пока ты – потерянный северный мальчишка, но моя семья, как и твоя мать. Кстати, ее я тоже любила дергать за кудри, ммм…
Ещё раз дергаешь за прядь, прежде чем отпустить мальчишку и положить себе на тарелку кусочек мяса, а затем, осмотрев его тарелку, добавить еды и ему. А потом…
А потом мальчишки смеются, когда ты даёшь им подзатыльники, Эйгон что-то шепчет Джону, вы все говорите, а мальчишка говорит «когда-нибудь», а ты прищуриваешься.
- Когда-нибудь начинается прямо сейчас, Джон, - нужно только поверить.
Нужно только поверить мальчишке в то, что он тот, кто есть на самом деле, а не тот, кем его хотят видеть все остальные. И увидеть другую часть себя, другую пустыню, не снежную, а покрытую песком на мили вокруг.
Вокруг все начинают разбредаться, а Арья и Джон провожают тебя до матери, где она говорит им об Эшаре, а ты улыбаешься, обнимая большого белого волка и целуя его в нос. Волк ложится рядом, позволяя себя почесывать, а ты решаешь, что удобнее будет устроиться около его бока, опираешься на него и только потом начинаешь чесать.
- Мягкий и тёплый волк, - довольно.
Довольно проводишь по мягкой и густой белой шерсти, думая о том, что вот она – часть магии, здесь, рядом. Вы решаете, что завтра осмотрите Север, а потом расходитесь. Ты обнимаешь всех, включая маленькую непоседливую Арью, обещая ей завтра рассказать план игры, а волка целуешь в нос – тебе нравится, а завтра наступает скоро.

Скоро наступает утро, ты перед поездкой делишься деталями затеи с Арьей, которая хлопает в ладошки и топчется на месте, желая скорее выдвинуться в путь – девочка тебе нравится. Но сначала путь…
Путь и остановка у чардрева. Ты говоришь с Джоном о луке из ветвей этого дерева, вспоминая старые сказки, а он отвечает. Ты прищуриваешься.
- Ловлю тебя на слове, волк, с тебя лук, - со смехом.
Со смехом, когда слышишь, что он мечник, а не лучник вместе с вопросом о том, стреляешь ли ты из лука…
- Но выглядишь надежным…. Учителем, - на секунду опираешься на него спиной.
На секунду опираешься на него спиной, думая о том, что дядя Оберин сто лет назад научил стрелять, но уроки того стоят – мальчишка тёплый, совсем как его волк. И так мило краснеет, что хочется смущать еще.
- Или ты предлагаешь найти другого учителя? – отрываешься.
Отрываешься, поворачиваешься к нему и смотришь со смехом в глазах, когда все подходят, а потом начинается игра.
Игра – веселая суета со снегом, летящим во все стороны, с волками, которые, словно щенки, тоже бегают среди вас. Тебе нравится…
Тебе нравится до безумия. Только Санса, чопорная девочка с виду, которая хочет играть, но держит маски, идёт к лошадям, а все тоже заканчивают игру. Ты смеёшься, отряхиваясь и помогая отряхнуться Арье, которая рассказывает про сестру и задаёт вопросы.
- В Дорне бури из песка. И тоже много интересного. А еще там всем наплевать, девочка ты или мальчик – можешь делать все, что хочешь, - у малышки загораются глаза. – Тебе бы там понравилось…
И, возможно, есть вариант дать свободу девочке Старков, ты обещаешь себе над этим подумать и поговорить с матерью. Арья убегает.
Арья убегает, не давая Джону поправить на себе плащ, а ты смеёшься, смотря ей вслед, слушая обещание и с любопытством переводя взгляд на мальчишку.
- Покажешь что? Мне интересно, - а он поправляет прядь. – И тебе не за что меня благодарить, было весело.
А он поправляет прядь, и это уже похоже на то, что ты говорила, а не на его первую фразу о том, что кто-то может быть против.
- Ты начинаешь делать то, что хочешь, - делая шаг навстречу.
Делая шаг навстречу, пока никто не смотрит, шепчешь, думая о том, что он услышал тебя и, пусть будет думать долго, но главное, что эффект здесь, рядом, в прикосновении.
- Теперь в тебе проснулось немного юга… пара песчинок… осталось найти пустыню всю полностью. Или это буря, ммм? Снежная, - шаг назад.
Шаг назад, прежде чем отправиться дальше в путь, который пройти до конца сегодня не удаётся – вас настигает буря белая, снежинками колющая лицо. В буре…
В буре ты следуешь за мальчишкой, который впервые называет тебя без «вы», а ты улыбаешься на это только и не отвечаешь – ветер и вьюгу не перекричать.
Не перекричать, но как только вы оказываетесь в передней комнате заброшенного дома, спешиваетесь и оставляете там лошадей, ты обнимаешь мальчишку и целуешь в щёку, затаскивая в следующую комнату, совершенно отказываясь говорить, что это реакция на простое «ты» - теперь он доверяет своему голосу и говорит вслух.
Вслух мальчишка называет по имени и обнимает, ты держишь его крепко, прежде чем отпустить, а потом обратно схватить за руки и не пустить никуда – снаружи метель, если выйдет – не вернётся, а дрова вы найдёте и здесь.
Здесь, когда для огня все найдено, вы сидите, пока мясо готовится, и мальчишка задаёт вопрос о Дорне и открытом небе, ты смеёшься тихо.
- Отец считает, что слишком часто, - фыркаешь.
Фыркаешь, думая о том, что и ты, и Эйгон, - хоть он лучше скрывает своими волосами цвета серебра, - больше дорнийцы, Мартеллы, и в этом ваше счастье – вы были свободнее, чем могли бы быть, если бы воспитывались только в Королевской Гавани. И мальчишка прав, когда твоим краем называет Дорн. Ты прищуриваешься, смотря на него.
- Также, как и ты любишь свой, не смотря ни на что, - на клеймо…
На клеймо, которое на нем поставили, в которое заставили верить. Вы говорите, а ты тихо смеёшься, слыша его слова о том, что многие бы отдали все за то, чтобы оказаться в замке. Качаешь головой.
- Например, твоя сестра, - со смехом. – Она так отчаянно смотрит на Эйгона… что он уже не знает, как от нее и ее наигранной чопорности сбежать. Ох уж эти глупые девочки, вбившие себе в голову правила и клеймо, правда?
Но что-то за ее маской есть. Ты видела это, когда девчонка кидала снежок – Джон был прав, ей хотелось быть со всеми, но думая, что взрослые леди так не поступают, она сделала ошибку, уходя к лошадям. Эйгон тоже это видел, ты знаешь.
Ты знаешь, что специи для него необычны, они – Дорн, мальчишка берет твою руку, поднося их ближе к себе, а ты второй рукой берёшь его ладонь, насыпаешь на его кожу немного и растираешь – так запах останется с ним дольше. А в доме…
А в доме хорошо, спокойно, не смотря на то, что за окнами свищет ветер, снег во все стороны… руки у Джона тёплые, ты улыбаешься этой мысли, думая, что и сам мальчишка такой. Ночь подступает все ближе…
Ночь подступает все ближе, мальчишка подкидывает дрова в камин, а ты расстилаешь ваши плащи, а потом тянешь его к себе – он же трогательно смущается, а сейчас вам обоим нужно тепло, очаг может погаснуть.
- Северный, совсем, - подтверждаешь его слова. – Но тебе идёт.
Подтверждаешь его слова, когда он обнимает, а ты прячешь лицо в его шее, думая о том, что тепло и правильно именно так.
- Добрых снов, - шепчешь.
Шепчешь, не меняя положения, чтобы заснуть, чувствуя, что вы оба в полной безопасности, что вокруг все так, как должно быть. И темнота…
И темнота спокойного сна, лишь утром ты чувствуешь, что мальчишка проснулся, открываешь глаза и получаешь поцелуй, на который отвечаешь, обняв его за шею, тянешь ближе. Определённо, мальчишка очень тёплый.
- А утро правда доброе, - тянешься к нему еще раз.
Тянешься к нему еще раз, чтобы поцеловать, грань сна и яви для этого не нужна, а пальцами по плечам рисуешь узоры.
- Нет, ты тёплый, а в замке еще немного подождут… кто знает, как далеко нас могло занести снегом и ветром,  ммм, - в этом ты уверена.
В этом ты уверена, тем более, Эйгон прикроет, тебе кажется, что брат понимает, что с вами все хорошо – он видел, что волк вас повёл.
- Мы поедем, но по пути в порт… прогулка, - встаёте.
Встаёте, быстро собираетесь и едете, а север дарит вам еще одно воспоминание – мальчишка спешивается и собирает что-то, ты тоже спрыгиваешь с лошади, когда он подходит. А в его руках алые ягоды. Джон говорит, что искал их по пути сюда, предлагает попробовать. А ты улыбаешься, наклоняясь и пробуя ягоды из его рук.
- Ммм… мне нравится, спасибо, - тянешься.
Тянешься, чтобы поцеловать его, и возвращаться совершенно не хочется никуда – здесь и сейчас очень хорошо, мальчишка скользит руками под плащ, как тогда, когда ловил тебя, а ты улыбаешься сквозь в поцелуй.
- Северный мальчишка знает, куда деть руки, - смеёшься.
Смеёшься, в новом поцелуе прижимаясь к нему как можно ближе. Лоб ко лбу, он произносит твоё имя, ты улыбаешься, а потом хмуришься, слыша слова.
- Не придётся, - фыркаешь. – С именами уж точно мы можем позволить себе все, что хотим.
И это правда, уж с этим вопросов будет не много. Разве запрещено называть друг друга именами? Конечно, нет.
- И мне нравятся твои руки, ммм, - еще раз целуешь его легко в уголок губ. – И ты, и они тёплые.
Ловишь его руки и назад возвращаешь к своей щеке. Поцелуй и путь во порт, где вас уже ждут. Хлопаешь кого-то по плечу, с кем-то переговариваешься, здесь нет ненужного этикета – пусть Джон видит, что можно все. Дорнийцам наплевать, что ты – принцесса крови, ты просто их, а они – твои. Только так может быть правильно, и титулы слабее, чем это ощущение единства. Ты смотришь на капитана и за руку тянешь Джона к вам.
- А это сын Эшары, Джон, - капитан хлопает мальчишку по плечу.
Капитан хлопает мальчишку по плечу, говоря, что рад видеть, и тут же вручает ему ящик, и велит вам уходить – дел много, а потом передаёт еще от себя маленькую коробку, с нежностью говоря «Для Элии», забывая, что она королева и принцесса.
- Вот видишь, имена никогда не были под запретом. Они намного сильнее, чем ярлыки. Будь моя мать лишь их принцессой, все было бы не так. Но она – их Элия, - держишь в руках шкатулку и письма.
Письма сразу отдаёшь матери, забирая свои и передавая те, что для Эйгона, а коробки оказываются у мамы в комнате. Эйгон открывает их, обнаруживая шоколад и апельсины, а у мамы уже есть идея – нужно созвать детей. Ты смеёшься.
Ты смеёшься, идя к Джону и Арье в коридоре, по пути говоря им, что твоя мать зовёт их вечером всех детей.
- А тебе решать, звать ли Сансу, - говоришь Джону.
Говоришь Джону, зная две вещи… он позовёт. И вторая – девочка прячется, слушая ваш разговор, потому что сегодня вокруг суета, а ей ничего не говорят.
- Зовём? Тогда сам ее и приведёшь, - хватаешь за руку Арью.
Хватаешь за руку Арью и уводишь. Пусть эти двое поговорят… а пока они идут, ты находишь остальных, вы берёте младших мальчишек, а потом находите Робба, который этих самых мальчишек и несёт в комнату Элии, подхватываете кузенов. В комнате уже стоят свечи и котелок, в который мама уже бросает кусочки шоколада. Плавясь, он источает сладкий запах, а Элия чистит апельсины, выдавая младшим детям, говоря, что каждую дольку нужно обмакнуть в шоколад, а потом есть. Или можно просто есть апельсин и запивать шоколадом. Ты смеёшься.
Ты смеёшься, видя, как младшие дети стекаются вокруг котелка, успеваешь набрать в пиалы шоколад, выдавая ставшим, сидящим поодаль, и смотрящим за детьми. С одной из пиал идёшь к месту, где Санса и Джон сидят, о чем-то говоря.
- А у меня есть шоколад, - садишься.
Садишься, а девочка хочет уйти, но ты останавливаешь ее, кивая головкой, говоря, что ее место здесь, со всеми.
- А у меня апельсины, - Эйгон несёт фрукты.
Эйгон несёт фрукты, вскоре все взрослые дети собираются в один круг вместе с твоей мамой, ты выдаёшь каждому по одному очищенному и ставишь пиалу по центру, чтобы все могли попробовать.
- Пробуй, иначе буду кормить, - со смехом.
Со смехом Джону шепотом, хотя в этой идее что-то есть. Ты наблюдаешь за маленькими детьми у большого котла, которые пробуют шоколад с апельсинами, все отдельно, тебе нравится смотреть. Вечер…
Вечер проходит хорошо, но ночь рядом, вы расходитесь, а ты берёшь немного шоколада и апельсин, направляясь к Джону. Стучишь, дверь открыта и…
- Хоть ты меня послушал, но… - берёшь дольку.
Берёшь дольку в шоколаде губами, чтобы после того, как он заберёт ее, поцеловать и убежать по коридору, из-за угла увидев, что Санса стоит перед ним и хочет поговорить. Улыбаешься, начиная чувствовать, что что-то меняется… в лучшую сторону.

В один из дней вы решаете, что нужно прогуляться рано, еще до рассвета, когда в замке все спят, а вас никто не увидит. Идея Джона чудесна, в итоге до того, как солнце зашло, вы покидаете замок, который только начинает просыпаться (слуги, им приходится вставать раньше). Вы стараетесь не попадаться на глаза, Джон держит тебя за руку и ты улыбаешься, переплетая ваши пальцы. Вы идёте в маленькую деревеньку рядом.
В маленькую деревеньку рядом, где все уже на ногах – много забот и много работы. Призрак с вами, но прячется, чтобы его не увидели. Тебе нравится эта прогулка.
Тебе нравится эта прогулка. Ты прячешь глаза и волосы, никто не узнает и не присматривается – все в своей работе. Вы останавливаетесь для поцелуя, который согревает. Ладонями скользишь под плащ Джона, так еще теплее.
Теплее, а Джон спрашивает о холоде, касаясь щеки, а ты смеёшься, еще раз целуя его, притягивая ближе.
- Нет. А вот тебе надо надеть капюшон, - делаешь то, что сказала. – Вот так лучше.
Лучше, хоть он и привык к морозу. Обнимаешь его, прежде чем продолжить путь, но объятия остаются с вами. Это тепло. Это правильно.
Правильно ощущается все, что есть утром. То, что всем на вас наплевать, запах свежего хлеба, на запах которого вы идёте и который вам дают, добавляя большие кружки молока. Хлеб хрустит, когда его разламываешь, и еще совсем тёплый, когда ты отламываешь кусочек и протягиваешь Джону, а он берет его из рук губами, как тогда, с клюквой, только наоборот. Он касается губами кончиков пальцев, а ты наматываешь на пальцы другой руки прядь его волос, притягивая к себе и целуя.
Целуя, ты почему-то думаешь, что все у вас будет хорошо, только нужно подумать, как все организовать. Обнимаешь его крепче, притягивая к себе.
Притягивая к себе, обнимаешь крепче, когда он шепотом, хотя вокруг никого нет, говорит такие важные и простые слова, а ты улыбаешься, обхватывая ладошками его лицо.
- А я тебя, - еще один поцелуй.
Ещё один поцелуй, долгий, не боясь, что кто-то увидит, здесь никто не интересуется вами – здесь живут, а не собирают придворные сплетни.
- У меня не получится остаться здесь, с тобой, на Севере. Но ты поедешь со мной, мм? – лбом ко лбу.
Лбом ко лбу, а потом встаёшь, смеёшься и тянешь его за собой. Ты вспомнила старую игру, только у вас был песок, а здесь будет снег. Во дворе берёшь две тонкие доски, передаёшь их Джону и тянешь его к склону. Когда доходите до верха, забираешь одну у него, ставишь на землю и устраиваешься на ней.
- Кто первый до равнины? – прищуриваешься. – Сыграем на желание?
Отталкиваешься и катишься вниз. А снег также, как и песок, летит в лицо, но тает от дыхания и тепла кожи, ты смеёшься, в конце скатываясь с доски в снег, а потом тянешь Джона к себе, туда же. Плащи тёплые и толстые, мех густой, не должен пропустить снег и холод.
- И кто был первым? – но это не важно.
Но это не важно совсем. Вы скрыты от людей, от всех снегом и деревьями с ликами и красными листьями, и обычными их братьями, ты тянешься, чтобы поцеловать его, но волк, решающий, что его не увидят, прыгает к вам, напоминает, что играть в снегу без него – не хорошо. Ты смеёшься и треплешь Призрака по белой шерсти, обнимаешь и целуешь в нос.
- Кажется, первым был он, - волк носится вокруг, приземляясь около вас.
Около вас, а ты смеёшься, думая о том, что север ты любишь… ведь он – часть Джона.

Ты любишь вашу страну. Лучше ее нет. Здесь вы всегда были свободны, с самого детства (в рамках разумного, конечно). Все, что желаешь, в Дорне можно получить. Никто не будет смотреть и вешать ярлыки. Вы дома.
Вы дома – Ключ давно им стал. И свободны делать все, что захотите. Например, нестись по еще тёплому, нераскаянному солнцем песку к воде, чтобы нырнуть в реку. Ты смеёшься, оказываясь в воде, а потом тянешь его к себе, пусть сначала просишь платье, а Дринкуотер заявляет, что он не поход на кусок ткани. Смех.
Смех в начале дня – это хорошо, думаешь ты, когда выкидываешь одежду на берег – высохнет моментально. Пока ты это делаешь, Геррис пользуется моментом, обхватывая тебя руками и, скользя ладонями по коже и оставляя поцелуи на шее (явно отвлекает, думаешь ты, учитывая воду и начатую игру), тянет вниз, в воду.
В воду – ты едва успеваешь вдохнуть, чтобы потом вынырнуть и пустить в него волну брызг, ударив по воде, смеясь.
- Ты прав, вот такого мое платье со мной еще не делало…
Если, конечно, все же не назвать платьем Герриса в шкафу, когда он туда тянет, а если так. тогда, пожалуй, все могло быть.
Все могло бы быть, думаешь ты, уворачиваясь со смехом от ответных брызг, ныряешь под воду, чтобы теперь его потянуть к себе. Выныриваешь и смеёшься, обвивая руками его шею, выводя узоры на его коже. А кочевники…
А кочевники в ключе, по реке, которой поклоняются, пришли. Ты киваешь головкой, думая, что он прав – кузены очень вовремя.
- Только не садитесь больше пить с отцом и Эйгоном. Ты помнишь, как вы проснулись в прошлый раз? – смеёшься.
Смеёшься, вспоминая этот знак инь и янь, и отца в халате в кресле, решившего их разыграть, и тебя за гобеленом с Рейнис, которые едва сдерживают смех.
- А то передумает тебя в рыцари посвящать… - с улыбкой.
С улыбкой, тянешься, чтобы поцеловать его, думая о том, что день, определенно, начался хорошо – нужно каждый начинать так.
- Он мне сказал, что собирается. Или перед, или после праздника, - когда вы выходите на берег и ложитесь. – Да, я тоже люблю воду, ммм…
С воды все начиналось. И пусть история была не очень веселой, но закончилось все хорошо, подарив что-то очень важное, вас.
Вас, лежащих сейчас на песке. Ты плетешь венки, а он  выводит пальцами на твоей коже узоры, напевая песню, пока вода исчезает с ваших тел.
- Но мне нравится, как ты поешь, - когда цепочки завершены.
Когда цепочки завершены, ты обнимаешь его, притягивая для поцелуя. Тебе нравится у воды, здесь, вдвоём на солнце, настолько, что закат наступает незаметно.
Закат наступает незаметно, а издалека доносится ройнарская музыка. Тв смеёшься, не собираясь вставать, целуя его еще раз, обнимая крепче. Он говорит о музыке, а ты фыркаешь, оставляя поцелуи от его скулы, по ключицам…
- Твоя музыка мне нравится больше, ммм…
После поцелуй, а когда в ночи загораются костры, вы идёте на огонь, чтобы обнаружить, что праздник совсем в разгаре. Кругом смех, музыка и звон, льётся вино. Ночь мерцает язычками пламени, окрашивая все бликами.
Окрашивая все бликами – ты любишь наблюдать и становится их частью. Геррис выбирает браслет, но передумывает и берет другой – волной, словно вода.
- Ты очень любишь воду, ммм? – целуешь его, выводя линии, как будто волны, по его плечам пальцами. – Он с нами всегда будет.
Целуешь его, вспоминая утренний разговор и берег реки. А потом перебираешь пояса, чтобы выбрать один из них, который издаёт мягкий перелив от движения монеток. А на запястье поцелуй…
А на запястье поцелуй вызывает улыбку. Он спрашивает о танце с ним и для него,  а ты хитро прищуриваешься.
- Так с тобой здесь или для тебя? – только для него.
Для него, глазами указываешь в сторону замка. Вы начинаете танцевать, а ты шаг за шагом уводишь его от толпы, в конюшню, где ждут две лошади – ты еще утром дала распоряжения собрать все.
- Поехали, - со смехом.
Со смехом прекращая танец, берёшь плащ и накидываешь, чтобы поскакать в пустыню, останавливаешься и…
- Закрой глаза, - завязываешь ему глаза. – Веришь мне?
Со смехом, когда берёшь его лошадь и медленно ведёшь внутрь…
- Слезай, но аккуратно, - а от прыжка эхо.
Эхо, здесь останутся только лошади, а ты ведёшь его дальше в маленькую часть, оставляя стоять, выбиваешь пару искр, доставая заготовленное, расставляя вокруг свечи.
- Узнаешь? – снимая повязку.
Снимая повязку, обнимая со спины – пещера с маленьким водным ключом, где скрывались от бури, а на земле цветы белые, как те, что теперь на берегу озера – пару ты оставила здесь, теперь они вокруг ручейка.
- Так с тобой или для тебя, - продолжаешь танцевать.
Продолжаешь танцевать, скидывая плащ, звон монет и браслетов, воды вместо музыки. Улыбаешься в отблесках и протягиваешь ему ладонь.

+1

7

Кто бы мог подумать, что буря способная принести с собой не разрушения и смерть, а рождение чего-то нового и важного? Кто мог подумать, что вот этот вечер станет решающим моментом в нашей судьбе. В моей – ведь Рейнис сразу не ставила между нами барьеров, их возводил я, привыкший к жестким рамкам и стенам между собой и другими, называемым одним лишь словом – бастард. В заброшенном доме, когда за стенами воет вьюга, нет бастардов и принцесс, а есть мы – Рейнис и Джон, и чувство, которое тянет нас друг к другу, заставляя сбросить ненужные границы и убрать лишние слова. И мне так нравится – сидеть у огня и говорить, обнимать, чувствуя тепло дыхания. Звать по имени – все так просто и правильно, что поцелуй на утро кажется саамы единственно верным продолжением всего. И Рейнис тянется ко мне, не позволяя снова проснуться в голове вбитым туда с силой правилам. И мне кажется, что теперь они ушли оттуда навсегда.
Мы покидаем наше убежище, но не спешим назад. Рейнис предлагает заехать в порт. Да, нас потерли в замке, но нам так не хочется туда возвращаться… по пути я, наконец, нахожу то, что искал по дороге сюда, пока бури еще не было. Красные ягоды присыпал снег, но вкус от этого не изменился, даже стал ярче. Рейнис берет их у меня с ладони, наклоняясь, а потом целует, и я лишь хочу продлить это, пока еще можно. Мы уже сделали шаг, который все изменит. Не зная будущего, мы можем лишь строить свое настоящее.
- Мальчишки растут и учатся, дело не в Севере.
Я быстро улыбаюсь, смущаясь, говорю об именах. Она произносит мое имя как-то по-особенному, и мне нравится слышать это звучание, и самому так нравится произносить ее имя. Я не хочу снова возвращаться к «миледи» и «вы». И Рейнис говорит, что это и не нужно.
- Ты разрешишь мне?
Я улыбаюсь. Странно спрашивать вот это в перерывах между поцелуями, правда? Разрешит ли она звать ее по имени. Рейнис возвращает мою руку к своей щеке, и снова я касаюсь ее губ губами.
- На Севере берегут тепло. И делятся им, когда за окном вьюга.
Мы едем в порт, где как будто тоже свой мир, как будто не Север. Корабль из Дорна, и Рейнис среди этих людей чувствует себя своей. И ее никто не зовет здесь принцессой. Мы подходим к капитану. Я, признаться, никогда не видел столько не северян сразу. В Винтерфелле в свите с королем, здесь, в порту, люди с разных кораблей. На Севере не так много их, наш край сильнее закрыт для внешнего мира, и мы не даем другим странам очень уж много. Но порт есть, и иногда сюда приходят корабли из Эссоса, чаще из других частей Семи Королевств. Торговцы всегда торговцы, выгода для них – главное дело.
Она представляет меня, говоря, что я сын Эшары, и я опускаю глаза – отец никогда не говорил о моей матери, и я привык к тому, что не знаю ее имени, и могу лишь гадать, кем была она, а теперь, когда мне назвали ее имя, мне все еще сложно, и я не понимаю, почему отец молчал о ней, когда не стали молчать другие. Почему ее имя для него словно табу, что произошло тогда, когда я только появился на свет? Когда-нибудь  я смогу узнать всю правду, услышать его собственные слова? Но сейчас это не играет большой роли. Капитан хлопает меня по плечу, как будто давно знает, и то, что сын Эшары живет на Севере, не кажется ему каким-то удивительным делом.
Мне дают ящик в руки, а Рейнис забирает шкатулку, которую передает ее матери лично капитан. Я улыбаюсь, видя, как просто они общаются, люди на палубе, капитан и Рейнис с ними. Мы держим путь в Винтерфелл, закрепляя выданный груз, а Рейнис продолжает об именах.
- Они любят твою мать и тебя. Приплыли издалека и, зная, что вы все здесь, передали подарки из вашей страны. Как ты думаешь, что там?
Хлопаю ладонью по ящику, Призрак, трусивший впереди, оборачивается на звук.
- Или ты знаешь?
А башни Винтерфелла уже виднеются впереди.
Нас встречают взволнованные домочадцы. Я думаю, что Рейнис сейчас схватят и уведут, но ее просто обнимает мать, а она говорит ей о порте и письмах, отдает ей и подарок капитана, говорит с братом, а я смотрю на эту встречу и улыбаюсь, когда ко мне подбегает Арья, ей не терпится поделиться своими приключениями в снежную бурю, и вдруг меня обнимают чьи-то руки. Я с удивлением понимаю – леди Кейтилин.
- Простите…
А она, понимая, что я цел, еще секунду смотрит на меня и молча отходит к Рейнис, спрашивая, как она и все ли в порядке после снежной бури, и что она велела принести подогретого вина нам обоим, оно уже в наших комнатах. Арья тянет меня за рукав.
- Мы пришли утром, а вы вечером, где вы были? Серый Ветер нашел пещеру, мы жгли костер, болтали всю ночь, а потом я заснула, а утром все стихло.
Она говорит  и говорит, и что мама, не досчитавшись нас с Рейнис, все смотрела в окна и уговаривала королеву не волноваться, но сама, кажется, волновалась. Я с удивлением смотрю на нее, а потом на Кейтилин Старк. И она говорит королеве и Рейнис. Что хочет поговорить со своими детьми, и зовет только появившегося на виду Брана, уводит за собой Робба, и я думаю, что ко мне она идет, чтобы забрать Арью, но она касается моего плеча.
- Со всеми своими детьми, Джон. Идем.
И я иду вместе со всеми своими братьями и сестрами, и мне, правда, приносят горячее вино, а леди Старк говорит, что всегда и во всем меня поддержит, как Робба, Сансу, Арью или Брана. Санса молчит, о чем-то думая, младшие обсуждают бурю, приключение, которое они будут еще долго припоминать. Волки спят у камина рядом. А потом, когда уже все расходятся, Рейнис ловит нас в коридоре и зовет вечером в покои своей матери.
- Спасибо, мы обязательно придем.
Я быстро смотрю на нее и улыбаюсь, произнося одно слово.
- Рейнис…
Стены замка не мешают нам называть друг друга по именам, правда же? И мы оба не хотим забывать то, что было за их пределами.
Санса кивает, когда я спрашиваю, хочет ли она пойти. Конечно, хочет. И я улыбаюсь, говорю ей что-то про младших детей, что для них настоящее приключение. И она улыбается, теребя ткань юбки.
- Мне кажется, приключение для всех получилось.
- Да. – Я соглашаюсь уже у дверей в комнаты мамы Рейнис. – Но хорошо, что с нами были волки. Чем это пахнет?
Сладкий запах вперемешку с ярким и свежим нам незнаком.
Котелок, пиалы, фрукты, которые на Севере видели единицы. Младшие дети стекаются поближе, Элия показывает, как есть лакомство, и леди Кейтилин тоже здесь, помогает детям, учит так, как показала ей гостья. Мы взрослые, и мы отходим назад, уступая младшим, им все интересно. Я улыбаюсь, видя их радость. Санса говорит, что это еще одно яркое воспоминание для детей. Улыбаюсь. Она сама почти ребенок, и я знаю, что ей безумно интересно тоже, но она не хочет оставлять меня? Мы говорим, когда Рейнис и Эйгон подходят к нам. У нее пиала с шоколадом, у ее брата апельсины. Санса краснеет и порывается встать, но Рейнис ее останавливает. Вскоре все старшие подбираются к нам.
За общим разговором Рейнис наклоняется ко мне и со смехом говорит, что, если я не попробую, она все равно накормит. А мне, кажется, нравится эта идея, несмотря на то, что румянец обжигает мне щеки.
Беру кусочек фрукта и макаю его в шоколад, пробуя.
- Вкусно. – Я улыбаюсь, вспоминая клюкву и то, как Рейнис брала ее с моей ладони. – И с клюквой тоже получилось бы.
Незаметно пальцами нахожу ее руку и сжимаю, поглаживая, так, что никто не видит. Правда, не будь здесь никого… Но так не может быть. Луна уже высоко, когда Рикон засыпает на коленях матери, а Бран трет глаза. Все расходятся, и я оказываюсь в своей комнате, думая сразу обо всем, что за эти два дня случилось. Моя жизнь изменилась, в ней теперь все иначе. Поцелуи Рейнис, слова леди Кейтилин… Стук в дверь, и я оборачиваюсь, дверь открывается, Рейнис делает шаг, но стоит на пороге, говоря, что я послушал, а я не понимаю.
- Послушал? Что?
А идея, кажется, понравилась не только мне. Последняя долька оказывается у меня, когда Рейнис целует и моментально исчезает, убегая, а я делаю движение, чтобы броситься за ней, но передо мной вдруг возникает смущенная Санса.
- Джон… - Она снова теребит складки на юбке. – Можно с тобой поговорить?
Я вглядываюсь в темноту коридора, но Рейнис не вижу, а вкус апельсина все еще на моих губах, и поцелуй со мной.
- Конечно, что-то случилось?
Санса входит, а я еще мешкаю на пороге, но не могу ничего поменять.
А утром мы выходим из замка и идем дальше знакомиться с Севером. На этот раз недалеко, богороща Винтерфелла – не самое популярное место, но там красиво. И это самые близкие чардрева в округе.
- Ты знаешь, Санса всегда меня сторонилась, она… Ты сама видела, очень хочет быть настоящей леди, а бастарды не должны входить в круг общения леди, ты же понимаешь. А вчера она сказала, что просит прощения, что была не права, и что я еще один ее старший брат. Мы долго с ней просидели, потом я ее провожал до ее комнат. Она еще много говорила. – поднимаю глаза на Рейнис , не зная, как сказать, но говорю, улыбаясь. – Знаешь, ей, правда, нравится твой брат. Она сказала, что хочет понравитсья ему, только не знает, как.
Мы подходим к деревьям с красными листьями и белыми стволами, и рассказ о Сансе обрывается.
- Ты знаешь, что под замком, глубоко в земле, есть горячие источники? Замок греется водой оттуда, трубы проложены в стенах, в нем никогда не бывает холодно. А вот здесь, в богороще, источник выходит на поверхность. Вода тепла, смотри.
Я беру руку Рейнис и опускаю пальцы в воду, но температуру можно было бы заметить и без этого.
- Я вчера попросил сделать лук из ветвей чардрева, скоро он будет готов. А почему ты подумала об этом? О луке?
Поднимаю глаза на самое большое дерево с ликом на коре. Красные листья мелко дрожат на ветру.
- Когда-то богорощи были в каждом замке, а теперь они остались только у нас. У нас люди все еще верят в старых богов, хотя септы тоже кое-где строят. Люди переезжают с места на место, все перемешивается. Правда, обычно уезжают на юг, а не наоборот.
Я усмехаюсь.
- Знаешь, у меня есть дядя, младший брат отца. Он уехал на юг и живет в Дорне. Про него у нас говорят очень мало, он… Ну, сначала путешествовал по вольным городам, потом оказался в Дорне, и женился там на женщине, бастарде. Тема для семьи немного…
И тут я снова думаю об Эшаре Дейн, которую называют моей матерью. Дорн и Север ближе, чем многие могли бы представить, даже так, в одной семье Старков так много пересечений этих разных, но, оказывается, чем-то похожих стран.
- Странно, что, оказывается, так много пересечений. Так вот, лук мы заберем после прогулки, его обещали сделать быстро. Я лучший мечник, как я говорил, но мы попробуем, да?
Улыбаюсь, глядя на Рейнис, беру ее руку и переплетаю наши пальцы.
- Санса не дала мне возможность побежать за тобой, а ты исчезла так быстро. Не исчезай больше.
Тянусь к ней и касаюсь губ губами, пока мы одни, и нет никого рядом.
- Я хотел сделать это еще вчера, но не смог.

Я всегда любил простую жизнь. Не потому, что хотел сбежать, спрятаться, чтобы меня не было видно. А потому что вот в такой жизни куда больше правды, чем в замковых стенах с шелковыми подушками и хитрыми взглядами, когда каждое слово, которое слышишь, нужно оценивать и, взвесив все, говорить свое слово. Мне проще молчать, делать что-то руками, тренироваться с мечом во дворе, улучшая навыки – все, результат чего я могу увидеть сам. На Севере так и живут – здесь все более прямо, чем на юге, про который мы только слышали. А теперь, когда юг пожаловал в гости, приходится подстраиваться под высоких гостей. Но не сем, и не все из прибывших такие, как нам когда-то могло казаться. Мы быстро знакомимся и становимся по-настоящему дороги друг другу, многим здесь. И без кого-то я теперь не представляю жизни.
Я показывал Север, когда мы попали в бурю, и я продолжаю рассказывать о себе через край, где я вырос – а это так и есть. И вот здесь и так я хочу сказать Рейнис то, что недавно сам понял. Как она тогда сказала, песчинка или снежная буря? Не знаю, но в бурю попали мы с ней, и она все сильнее, и теперь с нами она навсегда. И я люблю эту бурю, песчаную, или снежную, какая уж разница, больше всего на свете. И Рейнис, ее.
В доме, где пахнет свежим хлебом, где молоко в больших кружках кажется сладким. Так здорово мечтать, что в будуещем мы сумеем сделать все и воплотить все желания в явь. Я и говорю Рейнис, что чувствую, а она отвечает, и поцелуй скрепляет то, что есть, давая нам дорогу вперед. Лбом ко лбу,  и я знаю, что ее вопрос уже решен.
- Конечно. Я поеду с тобой, куда угодно.
Я улыбаюсь и еще раз целую, и все кажется простым и таким, каким должно.
- Все будет так, как мы захотим.
Я держу ее ладони в своих руках и улыбаюсь, чувствуя себя по-настоящему счастливым. Она тянет меня на выход, протягивает две доски и направляется к вершине склона, я тоже знаю эту игру. Рейнис устремляется вниз со склона, а я думаю, что все равно, кто из нас выиграет, я готов исполнять ее желания, а она даже опережает мои. Но это весело, и я хочу ее догнать, и тоже лечу вниз, мы встречаемся внизу и оказываемся в снегу, Рейнис тянет меня, и я нависаю над ней, весь в снегу, и смеюсь.
- Я не знаю.
Тянусь к Рейнис, когда к нам прыгает Призрак. Волк тоже рад тому, что кругом снег, и никого. Кроме нас троих, и все вселятся и смеются, и он тоже хочет играть. Треплю волка по шерсти.
- Тогда мы должны выполнить его желание?
Я улыбаюсь и наконец целую Рейнис и только думаю о том, что хочу скатиться еще, уже вместе с ней, когда волк, весело прыгающий в сугробах и к нам, вдруг поднимает голову и смотрит куда-то позади нас, а потом тыкается носом мне в плечо и тянется к Рейнис.
- Ты что, придумал желание?
Я тяну руку к волку, но он делает несколько шагов вперед и смотрит на нас, обернувшись.
- По-моему, да. Призрак хочет, чтобы мы пошли с ним?
Я встаю и помогаю встать Рейнис, отряхиваю снег с ее одежды на ходу, потому что волк, увидев, что мы поняли его затею, быстро ныряет в деревья и только следит за тем, что мы не отстаем. Идти по нетронутому снегу довольно трудно.
- Понятия не имею, куда он нас ведет.
Пожимаю плечами. Деревья растут все гуще, все чаще встречаются белые стволы чардрев, а Призрак все бежит вперед, и мы пробираемся за ним. Держу руку Рейнис в своей, ей труднее, у нее платье.
- Тебе не холодно? – Призрак останавливается возле особенно густо растущих стволов, как забор, и ждет, пока мы подойдем ближе. Останавливаюсь, чтобы заглянуть в глаза волка, но замечаю между деревьями что-то необычное. – Рейнис, смотри, там чернеет… Вода.
Мы пробираемся сквозь ограду из молодых чардрев, и застываем, осматривая открывшуюся картину. Большая поляна с огромным чардревом и озера, вода в котором не замерзает, от нее идет пар и чувствуется тепло. Дерево с ликом на стволе как будто смотрит на нас. А мне вдруг кажется, что стоило нам пересечь ограждение, как мы как будто оказались в каком-то совсем особенном мире, и все, что осталось позади деревьев, как будто сейчас не важно. Мне сама собой приходит на ум эта мысль.
- Рейнис, ты знаешь, как на Севере играют свадьбы? В богороще жених и невеста клянутся стать всем друг для друга, перед лицом старых богов, старой магии, которая живет где-то рядом. Мне кажется, боги смотрят на нас, они здесь. Ты… - Я беру ее руки в свои и смотрю, не сводя взгляда. – Ты станешь моей женой? Сейчас, прямо здесь, перед лицом богов Севера?
Много слов здесь не нужно. Да, на северных свадьбах есть свидетели. Есть посаженный отец, перед которым жених отвечает о своих намерениях. Но мы можем считать, что его роль на себя берет сегодня Призрак. А это чардрево у озера как король чардрев смотрит на нас, и лицо на его стволе, обычно скорбное, как будто окрашивается не скорбью, а радостью, узнаванием.
- Я люблю тебя, и это мое желание. – Провожу ладонью по щеке Рейнис. – Я твой. И буду твоим всегда.

***
Я люблю такие дни, вроде бы, не случилось ничего необычного, а воспоминания о них греют и спустя пять, и спустя двадцать пять лет. Ведь счастье – его не измеришь, не оценишь по какой-то шкале, и даже не разобьешь на составные части, чтобы повторить после. Оно просто есть. Просто ловишь его во всем – в том, как искрится на солнце вода, как звучит смех и как на душе хорошо. Как не хочется, чтобы день прекращался, как простые вещи радуют больше невиданных чудес, оставляя самые лучшие воспоминания.
У нас с Ним почти все воспоминания общие. У нас вообще общее все, и жизнь у нас одна на двоих. И солнце, лето, переливы воды в реке – все это наше и как будто для нас. Мы оба это чувствуем и оба любим.  Нам просто хорошо.
Нам хорошо так, как мы живем, но у меня все равно есть план, который я задумал еще очень давно, сам до конца не понимая, но я помню и не забыл. Немного упорства, немного еще труда – быть может, формальность, но я воспитан на примере отца и хочу этого. Ним уже дала на него свое согласие – кончено, мы были детьми, но дала же. Дело за условием, которое осталось не выполненным, единственное. Но я не сдамся. А пока мы просто наслаждаемся  тем, что есть у нас сейчас – отдыхом в ключе и обществом друг друга.
- Еще скажи, что прикосновение платья к коже лучше моего…
Как аргумент, касаюсь кожи Ним губами и обнимаю, никакое платье не способно проделать подобное, это уж точно. Мы как дети брызгаемся друг в друга, ловим, только в объятия, и смеемся, а после выбираемся на берег, обсыхая. Ним припоминает один случай из прошлого с ее кузеном.
- Мне хватило одного шока, знаешь? – я вывожу по ее коже кончиками пальцев узор, когда она тянется за цветами. Наши. – И вообще, просыпаться я собираюсь только с тобой.
Смеюсь, вспоминая это, урок мальчишкам от дяди, которого хватит на долго. А Ним говорит о посвящении в рыцари. Это то, чего мне осталось дождаться. Я поднимаю голову, стараясь не показывать слишком большой заинтересованности, но…
- Он так сказал, что собирается? Он сюда приедет, ну, на праздник, да?
Мне кажется, настал момент, когда мне снова нужно будет идти к дяде и рассказывать о своих планах, и что их воплощение зависит от того, как скоро он воплотит вот это свое «собирается». Смотрю на нее, создающую гирлянду из цветов, она же точно помнит о том разговоре, когда нам было четыре, и о том, что сказал ее отец. Падаю на песок и притягиваю Ним к себе. А она говорит о планах принца Дорана, и я мрачнею, солнце как будто подергивается пеленой.
- Мне нужно будет увидеться с твоим отцом и попросить его… Скорее посвятить меня в рыцари. – Дядя Оберин не может быть против нашего с Ним брака, а Доран… Дорану придется придумывать новый план. Пелена с солнца понемногу пропадает, и я вновь улыбаюсь, поправляя возникший на волосах венок. – Да, вот такой вот я карьерист.
Тянусь к Ним и целую ее, не делая отпускать совсем, ни на миг. Жаль, что так нельзя. Ним просит меня спеть, но я не думаю, что мой голос настолько хорош, но делаю это, а она плетет второй венок. Время идет неспешно, но мы не успеваем за ним, а с приходом сумерек приходят и ройнары, а с ними звуки праздника чуть вдали. Мы идем к ним, когда солнце уже давно за горизонтом, решая, что пришло время покинуть наш берег. День сменяется ночью, а безмятежность у воды – шумом, гомоном, множеством людей, но и это хорошо. Костры пылают, звучит музыка и голоса, звон монет разлетается то здесь, то там, взрывы смеха и запахи специй в воздухе. Здесь много красок, раскрашивающих ночь.
- Я люблю тебя. – Когда Ним берет браслет, который я выбрал, как напоминание о сегодняшнем дне и целует. – Да, это наш день.
И наша жизнь, на двоих одна. Ним смотрит пояса, выбирает один, и звон монет кажется самой лучшей музыкой. Вспоминаю то, как пел сегодня, а она говорила, что эта музыка ей нравится.
- А я люблю твою музыку.
Провожу по ткани, вновь слыша звон и прошу станцевать. Правда, Ним разделяет эти два вопроса, вкладывая разный смысл.
- Ммм… Музыка вокруг нас, но у нее, кажется, какая-то другая мысль на сегодня, кроме ройнаров и праздника с ними. – Едем. Куда?
Хотя, мне какая разница? Ним что-то придумала, и я поскачу вслед за ней. Лошади ждут, и мы скачем куда-то в пустыню, и Ним завязывает мне глаза на середине пути, зачем-то спрашивая, верю ли я ей.
- Можно не спрашивать, ты и так знаешь.
Лошади идут шагом, Ним ведет. По ее слову спрыгиваю с лошади, слыша это от прыжка.
- Пещера?
Они снимает повязку, а я уже догадываюсь, где мы окажемся. В тот раз здесь было не так, а сейчас белые цветы растут прямо там, у ручейка, и свечи, много, чьи отблески танцуют по стенам вместе с Ним, которая продолжает прерванный танец уже здесь. Звон монет и браслетов – единственная музыка, но другой нам не нужно.
- Со мной и для меня.
Делаю шаг к ней, чтобы поймать в объятия и скользить по коже руками, чтобы танец изменить, но не сделать его хуже. Чтобы целовать ее – здесь в нашем месте, которое стало для нас очень важным. Домой мы вернемся лишь поздним утром. Что я там хотел сделать, скорее идти к Оберину?
Уже у нас в комнате, когда Ним падает на подушки, и я падаю рядом, протягиваю ей вазочку, в которой нечастый гость на юге, тоже наша память. Мороженое быстро растает, если его не съесть.
- Ним… Ты помнишь, что надо сделать, чтобы попросить твоей руки? Что твой отец сказал, когда нам было по четыре? Я надеюсь. Мм… Он уже достаточно проснулся, чтобы говорить о таких вещах. И… Ты станешь моей женой?
Ставлю вторую вазочку с мороженым на столик у кровати.
- Два десерта, как мы и договаривались. – Я улыбаюсь, вспоминая это все, и тянусь к ней, обнимая. – Ты однажды уже сказала мне «да». Что скажешь сейчас?

0

8

Тебе кажется, что с этого дня ты любишь бури. Да, они могут принести много плохого, но главное вовремя укрыться от вьюги или песка, найти убежище. Они бывают долгими и изнуряющими, но перестают быть такими, когда рядом дорогие люди. Тогда стихия дарит лишь моменты спокойствия, когда никто и ничто не может отвлечь от того, что на самом деле важно – от людей рядом. Ты улыбаешься.
Ты улыбаешься, думая, что эта буря продлилась почти сутки, - могла бы и дольше, думаешь ты, но мысль убирает лишь другая – Мама бы с ума сошла, - поэтому нужно возвращаться, но немного растянуть время можно.
Можно заехать в порт и забрать гостинцы из Дорна, ты знаешь, что они точно есть – всегда есть, маму там любят, вас там любят, это ваш дом. Вокруг снег, чистый, переливающийся на солнце, слепящий глаза, но тебе нравится.
Нравится, ты тянешься к Джону, накидывая на его голову капюшон, тихо смеёшься, наблюдая за тем, как прядь волосы падает ему на лицо – возвращаешь ее на место.
- Вы, северяне, совсем не боитесь замерзнуть? – качаешь головой.
Качаешь головой, а Джон что-то замечает, спешивается, ты тоже следуешь за ним. Красные ягоды. Маленькие, плотные, ты не пробовала их. Берёшь губами с его рук, придерживая волосы, а потом целуешь мальчишку, забираясь руками ему под плащ, как он под твой, когда ловил тебя при встрече. Тепло.
Тепло, о нем говорит Джон, замечая, что северяне умеют его беречь и делиться. Ты прищуриваешься, чуть отклоняясь и смотря на него, а потом снова становишься ближе, чтобы прошептать на ухо:
- То есть, если я в твоём Севере замёрзну ночью, ты знаешь, как меня согреть? – ты все же Дорн.
Ты все же Дорн, все же любишь странные фразы с многими смыслами, под плащом рукой ныряешь и под ткань дублета и рубашки, наблюдая. А Джон обнимает, целует тебя в лоб и говорит, что на его Севере ты не замерзнешь. Тихо смеёшься, вставая на носочки и целуя его в нос.
- Северный мальчишка, - тихо смеёшься, слыша слова о разрешении. – Мне кажется, это несколько запоздавший вопрос… и тебе ни на что не нужно ничьё разрешение, кроме своего собственного. Запомни.
Ведёшь ладонь по коже, не вытаскивая из-под рубашки, туда, где бьется сердце. Улыбаешься, чувствуя пульс.
- Вот где разрешают и кто разрешает, - но вам пора.
Пора, еще раз легко целуешь его, вы едете в порт. Там шумно, много наречий, но дорнийское ты услышишь всегда – специфичные слова, звуки браслетов, женщины, которые тоже ходят по морям, смех громче… вам туда. Вы говорите с капитаном, смеётесь, мужчина бьет Джона по плечу, услышав, чей он сын.
- Дорн не оставляет своих, ты наш, - шепотом ему на ухо, касаясь губами кожи, когда капитан уходит за маленьким сундучком лично от себе для твоей матери. – И они это знают. Весь Дорн един. Так что моя страна и твоя.
Получив подарок и попрощавшись с капитаном, вы уходите в замок, где вас уже ждут. Мальчишка спрашивает о содержимом ящика… ты смеёшься.
- Узнаю по запаху… и ты скоро узнаешь, - тайна.
Тайна, которую нужно сохранить, чтобы вечером было приятнее ее изучить и открыть. Перед замком целуешь Джона в нос, а потом наклоняешься к волку…
- Кто мой любимый волк? – и целуешь в нос и Призрака, а потом треплешь за ухом, заходя внутрь.
Внутрь, Винтерфелл вас встречает людьми и объятиями, остальные уже вернулись, а вы с грузом. Леди Кэтилин обнимает Джона и ты… улыбаешься, а потом смотришь на маму с вопросом, а она кивает головкой в ответ на немой вопрос – все становится на свои места.
На свои места, думаешь ты, когда леди Старк зовёт своих детей, всех, Джон тоже ее. Так всегда должно было быть, раз уж матери не дали забрать мальчика к вам. И… лучше поздно, чем никогда. Хотя ты предпочла бы, чтобы так было изначально. Арья говорит много о буре, ты смеёшься.
- Любишь приключения? – а девочка кивает головкой.
А девочка кивает головкой, уходя с братьями и сёстрами. Вечером же ты ловишь Джона, приглашая к вам, и вскоре уже все сидят вокруг котелка с шоколадом и апельсинами. Вы с Эйгоном берёте понемногу всего для старших детей, идёте к Джону. Санса краснеет и хочет встать, но ты останавливаешь девочку, прищурившись, смотря на неё. Она тоже меняется.
Меняется, это радует тебя. Ты легко обнимаешь ее, шепчешь, что ей нужно остаться на месте, на котором она, а Эйгона усаживаешь с ее стороны, сама садишься рядом с Джоном.
- Теперь ты знаешь, что было в коробках, - когда он пробует после твоих слов о том, что в противном случае ты его накормишь, мысль тебе все еще очень нравится. – И ты очень мило краснеешь, знаешь?
Пробует и говорит о клюкве, беря тебя за руку, ты улыбаешься, кивая в ответ. Джон пальцами проводит по руке, а тебе хочется обратно в дом в лесу… где есть только вы, хоть ты и любишь свою семью и эту семью, тем более, когда она вся приняла его.
- С клюквой мы еще ммм… попробуем, - шепотом на ухо.
Шепотом на ухо, когда Санса вдруг забирает у зазевавшегося Эйгона последнюю половинку апельсина и делит на всех.
- Ты же принц, все равно бы поделился, - и впервые говорит на «ты».
Смеёшься тихо, подмигивая девочке, в то время, как Эйгон с круглыми глазами смотрит на мир, как будто он изменился на глазах.
На глазах наступает ночь. Вы расходитесь, а ты идёшь к Джону – идея покормить его все еще кажется тебе очень хорошей. Выполнив затею, убегаешь, думая, что он пойдёт за тобой, но, выглянув из-за угла, видишь у его двери Сансу. Улыбаешься.
Улыбаешься, это к лучшему, им о многом нужно поговорить. Сон спокойный. Если бы не бодрый голос Эйгона утром, ты бы еще поспала, но завтрак…
Завтрак и Богороща. Тебе нравятся эти странные деревья. Пальцами проводишь по белой коре, чувствуя странное тепло. Кровь внутри. Ты чувствуешь.
Ты чувствуешь, что оно живое. И пальцы скользят по вырезанному лицу, изучая, а глаза закрыты. Старая магия здесь.
Старая магия здесь, и это единственная религия, которую ты признаёшь, как много столетий назад признавали в Валирии, от которой сохранилось имя лишь трёх богов… Джон говорит о сестре, ты улыбаешься.
- Она начала понимать, - пожимаешь плечиками. – Лучше бы раньше, но хорошо, что сейчас.
Сейчас Джон знакомит с Севером, говоря об источниках, Арья играет с волками и младшими братьями рядом, Санса стоит у дерева и наблюдает за Эйгоном, а Джон опускает твою ладонь в воду. Тёплая. И это наводит тебя на мысль…
На мысль, которую перебивают слова о луке из чардрева. Арья хихикает, смотря на вас, услышав, но ты знаешь, что девочка сохранит секрет.
- Вчера? Ваши мастера слажено работают.
Раз лук приносят не к вечеру, а сейчас, увидев вас. Ты рассматриваешь работу, благодаришь мастера.
- Подумала, чтобы ты меня научил, - Арья отворачивается, улыбаясь, а ты делаешь шаг к Джону, чтобы шептать. – А еще, обучая, ты можешь меня касаться…
Касаться, и никто ничего не поймёт. Ты берёшь лук, колчан и показываешь мальчишке, прищуриваешься.
- Начнём?
Он говорит об угле, в который должен сгибаться локоть, вы отпускаете пару стрел, но тебе больше всего нравится опираться на него спиной. Джон рассказывает о своём дяде, ты улыбаешься и молчишь, когда три фазана вылетают из-за кустов…
- Джон, минуту, - берёшь три стрелы и делаешь шаг в сторону.
Шаг в сторону от него. Птицы летают стаей. Рассчитав… можно пусть одновременно три и пронзить все. Так учил Бенджен, о котором Джон тебе рассказывал только что. И ты делаешь это, тушки ждут на снегу.
- Все на самом деле не так, - смеешься. – Твой дядя Бенджен… учил меня стрелять еще ребёнком. И уехал он в Дорн к Оберину, моему дяде. А женился он на его любовнице Элларии, и да, она Сэнд. Оберин же с его женой Серсеей – часть их семьи, а где чьи дети видно по глазам: Томмен, младший Серсеи, точно сын твоего дяди, а Элия, старшая Элларии – Оберина.
Джон, Арья и Санса, оказавшаяся рядом, совершенно одинаково хлопают глазами, а щеки двоих старших трогает румянец.
- Старки, - протягиваешь ты со смехом.
Протягиваешь, а Джон говорит, что их дядя живет так, как выбрал, как хочет сам, он счастлив и не оглядывается. Ты смеёшься.
- Я рада, что ты думаешь так, каждый должен взять пример, быть собой и не оглядываться… так что Старки есть и на юге, - улыбаешься.
Улыбаешься, дети Бенджена и Элларии, все Старки, хоть без титула, но рождённые в законном браке, и пусть часть детей на деле Мартеллы, а маленький сын Оберина, носящий его имя, на деле Старк.
- Запомни это, - шепотом.
Шепотом на ухо Джону, когда Призрак возмущённо урчит, как бы показывая, что там лежит дичь, а он не охотничья собака. Но Мохнатый пёсик решает проблему, просто съедая птиц и с довольным видом подбегая к своему мальчику.
- Утром, лук, - говоришь Арье, которая и без того тебя видела. – И вы двое тоже.
Мальчишкам, которые суетятся рядом. Они тебе нравятся, маленькие и живые. А у старших мальчиков тренировка после, серьёзная. И Арья берет тебя за руку и куда-то тащит, ты уже не спрашиваешь, понимая, что девочка что-то задумала.
Задумала – в довольно большой трещине можно увидеть, как мальчишки после тренировки умываются и переодеваются. Арья хихикает, а ты рассматриваешь… когда подходит Санса. Арья тут же шикает, прося молчать, старшая девочка шипит, что так нельзя… но потом появляется Эйгон. Санса замолкает, смотрит, краснеет… и вы с Арьей хихикаете.
- Санса, не забывай… моргать, - хихикаешь.
Хихикаешь с младшей девочкой, а старшая отмахивается и смотрит. После вы расходитесь, натыкаешься на Призрака, которого целуешь в нос, а он показывает тебе озеро под Винтерфеллом.  А потом с мальчишками вы сталкиваетесь перед ужином в коридоре. Санса смотрит, краснеет, бледнеет, пошатывается… Эйгон поддерживает ее и спрашивает, все ли хорошо, а она почти отключается. Брат ведёт, ее с вопросом смотря, а она что-то мямлит и отводит глаза. Эйгон касается ее лба, спрашивая, хорошо ли она себя чувствует после бури… и все, если бы не руки брата, лежать бы маленькой леди Старк на полу.
- Все в порядке, - шепчешь Джону все, что было, на ухо. – Вот поэтому она и…
Робб обеспокоен, но Арья во всеуслышанье рассказывает, чем вы занимались и что видели. Ты хихикаешь, наблюдая за всеми.
- Так что, мальчики, у нас была возможность… вас оценить, - смеёшься, когда Санса открывает глаза. – Лидер Сансы, кажется, известен.
Девочка шикает и снова стремительно краснеет, а ты смеёшься. Джон шепчет на ухо вопрос о том, смотрела ли ты и что скажешь…
- Смотрела, но ммм… чтобы выбрать, нужна повторная демонстрация, - смеёшься.
Смеёшься, он спрашивает, смеясь в ответ, не достаточно ли одного раза. Отвисаешь закусывая губу, дразня:
- А вдруг нет? Приходи туда, куда вечером поведёт Призрак, - прищуриваешься.
Прищуриваешься, хватаешь Арью, увлекаешь девочку в зал на пир, оставляя Джона позади с Роббом, а Сансу, которая все еще краснеет и отводит глаза, с Эйгоном. В зале…
В зале Санса перебегает к Джону, хватает его за руку и ведёт с собой за высокий стол, леди Старк улыбается, в отличии от прошлого раза. Джон сидит рядом с Сансой и Эйгоном, тебе остаётся Робб и Арья для разговора.
Для разговора, а еще рядом нет Призрака… ты любишь этого волка. Берёшь несколько кусочков мяса, опуская их под стол Серому Ветру и Нимерии, высматривая белую шерсть.
- Призрак? – зовёшь, чтобы дать оленину ему. – Кто мой любимый волк?
Кажется, волки решают, что не хорошо, что трое получили мясо, а остальные нет, и в итоге у тебя под столом много волков, которые просто опрокидывают твой стул, а ты хохочешь, лежа на полу, не слыша ничего, вокруг волки…
Вокруг волки… целуешь всех в нос, но Призрака первого. Волк кладёт голову на плечо с урр, а ты чешешь его за ушком. А потом поднимаешься…
Поднимаешься, потому что один из волков, Мохнатый пёсик, упорно тыкает носом в твой карман, где лежит яблоко.
- Хочешь ммм… попробовать? – не думая.
Не думая, достаёшь маленький кинжал, режешь яблоко на дольки. Шесть, по числу волков, и кормишь. Первая долька – белому волку, голова которого на плече. А лезвие еще в руке.  Убираешь кинжал под ткань, незаметно, как и достала – юбки и много ткани всегда помогают в этом, нужно лишь знать, как пользоваться нарядом. Встаёшь поднимаешь стул, смеясь, чешешь всех волков за ушком, а Мохнатый пёсик обнюхивает, есть ли еще в наличии яблоки.
- Завтра угощу еще, - волк прищуривается и тебе кажется, что он словил тебя на слове. – Рикард, а ты любишь лукум?
Протягиваешь мальчику сладость, пир продолжается. А после него ты закрываешь дверь своей комнаты, взяв с собой маленькую сумку, идёшь вниз, к озеру. Зажигаешь в темноте первую свечу, а дойдя до озера – остальные. Свет вокруг, от камней, которые в пещере, отражается, от воды. Расстилаешь плед и ставишь фрукты и вино. Скидываешь платье и ныряешь в тёплую воду. Вскоре Призрак приводит Джона. Волк у воды, приподнимаешься и целуешь его в нос.
- Иди сюда, - тянешь ладонь к Джону.
Тянешь ладонь к Джону, а когда он подходит, тянешь его вниз, к себе.
- Все должно быть честно, - смеёшься. – Я же тебя видела…
Теперь ты сама плаваешь здесь в мокром нижнем платье их дорнийского шелка, но Джон замечает, что на нем ткани не было. Ты смеёшься, беря его руку и кладя на завязки.
- Держи, - и ныряешь.
Ныряешь, зная, что бантик развяжется, что когда ты уйдёшь на глубину, ткань, все платье останется у Джона в руках. Выныриваешь.
- Но теперь все должно быть честно тоже, - приподнимаешься и дергаешь за ткань его одежды. – Ныряй ко мне.
Кладёшь руки на «берег», а голову на них, наблюдая за мальчишкой, ведь все должно быть честно.

Прогулка утром – отличная идея, думаешь ты, когда вы выходите из деревенского дома после завтрака, играете в снегу и просто смеётесь.
Смеётесь, ты чувствуешь, что вы оба живые, счастливые и влюблённые. Ты думаешь о том, что любишь Север, потому что эта земля – часть Джона.
Джона, который ведёт к людям, накидывая на тебя капюшон, а ты качаешь головой, думая, что тебя и так не узнают – в отличие от брата, твои волосы не отливают серебром и золотом, но лишнее тепло не помешает, в итоге накидываешь и на голову Джона капюшон, думая, что северные мальчишки, конечно, привыкли к погоде, но ты все равно беспокоишься. Вы заходите в дом на завтрак.
На завтрак простой, но вкусный. Сидите, шепчете, кажется, что другого мира, в котором живет твой отец, совсем нет. После выхода на улицу, начинается игра.
Игра, в которой выигрывает Призрак, который скачет по снегу. Ты звонко смеёшься, тебе нравится видеть волка таким веселым, радостным, а красные глаза как будто смеются. Волк – это тоже часть Джона, его ты обожаешь.
Обожаешь, а он тыкается мордочкой Джону в плечо, а потом тянется к тебе, а ты целуешь его в нос и улыбаешься. Призрак отбегает в сторону, к вам снова, мальчишка предполагает, что волк придумал своё желание.
- Тогда мы должны его выполнить, - встаёшь, еще раз целуешь Джона, прежде чем начать идти. – Пойдем?
Волк ведёт вас через лес, который становится все плотнее, но вы оба доверяете его чутью, не сомневаясь ни минуты. На ходу вы отряхиваете от снега друг друга, ты смеёшься, оставляя поцелуй на щеке Джона, снова накидывая на него капюшон.
- Северяне… - качая головой.
Качая головой, идёшь дальше.  Снег вокруг нетронут, вы идёте, а Призрак то и дело поворачивается, проверяя, продвигается ли его стая дальше. Джон поддерживает тебя, подол платья становится тяжелее, но это пустяки, тебе любопытно, что придумал большой белый волк, и куда он вас ведёт.
- Нет, но любопытно, куда мы, - волк останавливается и ждёт.
Останавливается и ждёт, пока вы поравняетесь с ним, когда это происходит, опускаешь ладонь в белую шерсть и треплешь Призрака, а Джон говорит о воде.
Воде? Ты всматриваешься через стволы деревьев, среди которых все больше и больше чардрев, пока простые их собратья совсем не исчезают. Чардрева растут настолько плотно, что придётся пробираться внутрь… но он прав, там, немного дальше вода.
- Старая магия! – ты с восторгом говоришь. – Веришь в неё?
Ты с восторгом  спрашиваешь, волк урчит, отвечая, ты улыбаешься – тоже веришь, осталось дождаться того, что о ней думает Джон, а пока вы идёте дальше.
Дальше, вглубь, пробираясь через плотно сплетенные стволы. Выходя на поляну, первое, что ты видишь – пар от воды, тёплое, источники, на которых стоит эта земля, а затем, за ним лик огромного чардрева, которое смотрит на вас, будто осознано.
Будто осознано, думаешь ты, а потом понимаешь, что так и есть – старая магия, которая в этом крае была божеством, жива здесь и сейчас.
Здесь и сейчас вы в ее центре. Здесь, в этом месте, тихо, как будто ничего за его пределами нет. Ты прикрываешь глаза, наклоняешься к волку и целуешь его в нос.
- Спасибо, что привел нас сюда, - магия везде.
Магия везде, ты прикрываешь глаза, находишь руку Джона и встаешь, обнимаешь его и напеваешь старую мелодию, которую слышала от мамы. Мальчишка спрашивает о том, знаешь ли ты о традициях Севера, киваешь головкой, продолжая слушать его, а он задаёт вопрос, который лишь косвенно относится к традициям.
Косвенно относится к традициям севера, но он напрямую касается вас двоих.  Улыбаешься, киваешь головой, считая, что слова здесь совсем не нужны, тянешься к нему и целуешь, путаясь пальцами в его волосах.
- Тогда тебе стоит ждать меня у дерева, - подталкиваешь его.
Подталкиваешь его в сторону чардрева, когда воздуха не осталось и поцелуй разорван. Джон улыбается, берет за руку и идёт, а ты отрицательно качаешь головой.
- Стоит ждать, а приведёт Призрак, - запускаешь руку в белую шерсть.
Запускаешь руку в белую шерсть, волк вас привёл сюда, он ведёт тебя дальше к Джону, а у дерева ты целуешь Призрака в нос, он урчит и садится рядом, а ты берёшь Джона за руку, тянешь вниз, тянешь ваши ладони к коре дерева.
К коре дерева, говорить вслух совсем не нужно. Ты обещаешь старой магии, себе и Джону без слов, что всегда будешь с ним, будешь любить его, что ничто не сможет забрать у вас вашу семью и друг друга. Когда заканчиваешь, открываешь глаза и смотришь на мальчишку рядом, который все еще говорит с магией внутри дерева, улыбаешься и поправляешь прядь его волос, а когда он открывает глаза, целуешь его, но прежде видишь, как серый волк мелькает рядом.
- Джон, там был волк! Не Призрак, - и Призрак урчит, как будто подтверждает.
Подтверждает, но еще один поцелуй убирает все мысли. Ты обнимаешь мальчишку, но вдруг устойчивость страдает, вы падаете в снег и получаете двойное уррр и два носика.
- Их двое! – ты с интересом смотришь.
Смотришь на серого волка, который с интересом вас обнюхивает. И ты бы, пожалуй, испугалась, если бы не Призрак, который спокойно на это смотрит. Серый волк, подумав, плюхается рядом с вами и играет в снегу, а потом втаскивает в свою забаву Призрака.
- Так вы знакомы! С нами пойдёшь? – уходить не хочется, но пора, в замке вас ждут.
Уходить совсем не хочется, но пора, в замке вас ждут. Ты тянешь руку к новому волку, но он смотрит, пока не давая себя касаться.
- Пойдём? – вы идёте обратно.
Обратно, там будет пир. Когда вы доходите до замка, начинаются вопросы, но мама смотрит на волков и смеётся.
- У вас новый друг? – волчица обходит ее кругом и обнюхивает.
Обнюхивает, и, довольно заурчав, обратно отходит в сторону, держится рядом с Призраком. Ты улыбаешься.
- Не иди сегодня на пир, скажись больным сейчас, - подталкиваешь Джона.
Подталкиваешь Джона к леди Старк, а сама находишь Ним и подговариваешь ее авантюру – претвориться тобой, надев платок. Кузина прищуривается, но соглашается.
Соглашается, одевшись в твою одежду, идёт вместо тебя на пир, а ты оборачиваешься в красный с золотом платок, а наверх плащ, и идёшь к комнате Джона. Стук. Он открывает дверь, двое волков, свернувшихся клубком, смотрят секунду, а потом снова начинают дремать у камина.
Открывает дверь, заходишь внутрь, отпуская плащ, оставаясь в платке из полупрозрачного дорнийского шелка.
- Что? Я же к мужу пришла, - мальчишка тянет руку.
Мальчишка тянет руку и берет край платка, а ты закрываешь дверь на щеколду. Делаешь шаг к нему, когда платок уже на полу, обнимаешь и тянешься к рубашке, ткань вам сегодня не понадобится. Утро…
Утро наступает быстро, стуком в дверь, ты сонно подхватываешься, быстро целуешь Джона и удивленно смотришь.
- Кто может беспокоить тебя до рассвета?! – ты соскакиваешь с кровати тихо, открываешь дверь шкафа, берёшь плащ, заматываешься в него и прячешься внутри.
Прячешься внутри, думая, что в объятиях Джона утро было бы гораздо лучше, но… пока никто не должен знать, нужно придумать, как к новости подготовить отца. Пока ты знаешь одно, никто не заберёт вас друг у друга.

Ты любишь Дорн, дом и вот такие дни беспечности, когда можно валяться на берегу и просто ни о чем не думать. Играть в реке и думать, что у вас есть все время мира, что сам мир принадлежит только вам двоим и никому больше. Ты смеёшься.
Ты смеёшься звонко в воде, когда Геррис говорит, что платье не умеет целовать, оставляя поцелуи на твоей коже и обнимая.
- Что правда, то правда, но вдруг… у меня сомнения? – которых не может быть.
Которых не может быть, и вы выбираетесь на берег, устраиваясь удобно на песке. Ты просишь его спеть, начиная плести цепочку из цветов, припоминая Геррису случай из прошлого. Смешное воспоминание,  а он говорит, что просыпаться собирается только с тобой. Ты прищуриваешься, откладывая в сторону цветы на секунду, наклоняешься и проводишь пальцами по его телу, внимательно смотря в глаза.
- Ммм… и никак иначе, - вы принадлежите друг другу.
Друг другу, даже когда еще не знали, в детстве, когда мальчика привёл отец, а ты подумала, что у вас появился брат. Ты говоришь ему о планах отца.
Ты говоришь ему о планах отца на посвящение, хоть и знаешь, что на празднике он будет занят другими делами – музыкой, вином, Элларией. Геррис тоже все это понимает, спрашивая об этом, а ты смеёшься, доплетая второй венок.
- Да, ты уже не ребёнок, он думает, что ты вырос, - смеёшься. – Но лично я в этом совсем не уверена, ммм…
Тихо смеётся, подтрунивая над ним, щёлкая по носу. За хорошими вестями всегда следуют плохие, ты рассказываешь о планах дядюшки на твой брак.
Брак в Простор, богатая земля, хороший мужчина. Уилласа ты знаешь давно, они с отцом общаются, не смотря на старые раны и истории. Но твой дом и твой мужчина здесь. И уходить от них ты никуда не собираешься. Геррис мрачнеет, а ты пальцами касаешься его щеки, тянешь к себе и целуешь.
- Это всего лишь его глупые планы, - оставляешь поцелуй на его щеке.
Оставляешь поцелуй на его щеке, он снова улыбается, говоря, что ему нужно как можно скорее увидеть твоего отца.
Отец давно считает его еще одним своим ребёнком, смеясь, что у них с Элейной ничего не вышло, но дети у них общие. Геррис говорит о карьере, ты смеёшься, откидывая голову назад. Уж он-то точно заядлый карьерист.
- И не говори, всю Королевскую гавань в амбициях переплюнул, - сквозь смех. – Но тогда стоит посмотреть на Арианну, трон…
Который вас никогда не интересовал. Вы любите дом и свою семью, сделаете для них все. Но свобода – это то, что ничто не может отнять. Вы любите уезжать далеко, чтобы с удовольствием вернуться домой. Сумерки.
Сумерки наступают незаметно, ты думаешь, что вы уже опоздали на праздник, но ройнары только начали своё представление, оно будет длиться всю ночь. Кругом факелы, танцы, музыка, фокусы и… жизнь.
- А я тебя, карьерист, - смеёшься, протягивая ему руку и браслет.
Протягиваешь ему руку и браслет, чтобы он закрепил его на запястье, раз выбрал сам. Улыбаешься, выбирая пояс с монетами, вы идёте танцевать. Ты всегда это любила – музыка, праздник, открытое небо и огонь вокруг. Но иногда толпы не нужно.
Толпы не нужно, думаешь ты, уводя Герриса от людей, вас уже ждут лошади и ваша пещера, полная маленьких цветов. Ваше скрытое от всех место среди пустыни. Завязываешь ему глаза, чтобы зажечь свечи, которые заранее упаковала и закрепила сумку на лошадях. Теперь можно танцевать, задавая ему еще раз вопрос – для него или с ним.  Ответ…
Ответ вторит вопросу, кругом звон монет, вы, ваши движения и касания, блики огня по стенам.
- Спой мне, - тихо.
Тихо, на ухо, наклоняясь в танце так, чтобы касаться губами его уха. Такой праздник тебе нравится намного больше, чем среди толпы. С него вы возвращаетесь только ранним утром, заваливаясь в свои комнаты.
Заваливаясь в свои комнаты, вы располагаетесь на подушках. Геррис протягивает тебе две вазочки с мороженным, которое так не любит тепло вашей земли. Дринкуотер задаёт так много вопросов, а ты набираешь в ложечку два разных мороженных и… кормишь его, а вторую себе – вкусно.
- Сначала мороженное, потом вопросы.  Растает! – хотя ты знаешь, как с этим можно поиграть. – Скажу, что нужно съесть лакомство, пока оно еще в нужном состоянии.
Хотя ты знаешь, как с этим можно поиграть, хоть хорошим детям говорят с едой не баловаться. К тому же, мороженное вкусное, лучше не растапливать его специально. Забираешься к нему на руки, продолжая есть и кормить его, вырисовывая пальцами узоры по его плечу. Тоже игра – немного потянуть время.
Потянуть время, хотя все ответы известны, пальцы с плеча переходят на ключицы, а мороженное исчезает из вазочки.
- Да, - ответ такой, каким был всегда.
Всегда, вы давно знаете друг друга слишком хорошо, слабости и сильные стороны, вы давно уже единое целое.
- Но ты точно хочешь идти к отцу прямо сейчас? – целуешь его. – Чуть позже…
Целуешь его, утягивая на подушки, разговор подождёт, тем более, отец наверняка еще спит после праздника и наверняка не один. У вас есть время. Все время мира.

Поездка на Север с семьей Элии казалась тебе сначала чем-то веселым и новым, но чем ближе вы приближались к Винтерфеллу, тем больше становилось понятно, что всех мехов мира не достаточно, чтобы отогреть этот край. Одежды становилось все больше и больше, ткани все толще и толще, ты с интересом смотришь вокруг, но…
- Интересно, а огненный бог из Эссоса способен отогреть это все? Все его жрицы с ним вместе взятые, - смеёшься, касаясь ладонью Герриса. – Скоро весь наш гардероб поедет не в сундуках, а на нас. Но замок по слухам тёплый.
Тёплый, это радует. Когда Винтерфелл показывается в зоне видимости, ты думаешь, что он меньше, чем тебе казалось. Но домашний.
- Какого чувствовать себе на родите, Старк-Дринкуотер? – ты знаешь, что он не любит этого.
Ты знаешь, что он не любит этого, но это все еще его история – наследник лорда Старка, который много поколений назад сбежал в Дорн, получил прозвище и женился на внебрачной дочери принца. Смеёшься, смотря на Герриса.
- Смотри, уже ждут, - Старки.
Старки ждут, положенные фразы, а ты рассматриваешь потенциальных жениха и невесту кузенов, когда Рейнис прыгает в руки совсем не Робба Старка.
- Сын Эшары, - со знанием, Геррис тоже смотрит в ту сторону. – Кажется, кузину заинтересовал совсем не тот щеночек. Хотя как знать, время еще есть.
Есть, они просто помнят его мать. Но ты задумываешься, что если Рейнис… это можно использовать на благо Дорна. Отъезжаешь к сестре и говоришь приглядывать ей за этим. Тиена сообразительная, она понимает, что из вас, кузин, никто и никогда не перейдёт другой дорогу сознательно – пакт, но если Рейнис сама откажется от Севера и Робба Старка, ты найдёшь, что с этим сделать.
- Как тебе здесь? – спрашиваешь Герриса, садясь с ним на пиру.
Пир идёт, дни бегут. Буря, в которой все затерялись, разговоры и взгляды, ты читаешь и запоминаешь все, а когда Рейнис рассказывает Старкам историю Бенджена, подходишь и вставляешь комментарий.
- Да, отца у меня два. У нас… умеют жить, - со смехом наблюдая.
Со смехом наблюдая за детьми, отходишь к Дринкуотеру обратно, кутаешься в его плащ, когда в голову приходит гениальная идея.
- Может, нам вернуться к себе, пиров сегодня не намечается… там тепло и очень хорошее одеяло, - прищурившись. – Что скажешь о щеночках? Реальные волки мне нравятся… такие редкие… и каждый похож на своего щеночка-человека. Заметил?
Когда вы идёте в комнату, когда распускаешь шнуровку платья и ныряешь под одеяло, чтобы устроиться удобно, нависнув над Геррисом. И ты думаешь, хочешь ли ты обсуждать Старков сначала, или…
Или всегда было привлекательнее, тянешься и целуешь мужа, путаясь пальцами в его волосах. Разговоры немного подождут.

+1


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » beneath every scar there is a sun


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно