Harry Potter: Utopia

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » A million lightyears away from you


A million lightyears away from you

Сообщений 1 страница 6 из 6

1



  a million lightyears away from you

ДАТА: канон первого поколения

МЕСТО: Англия, Корнуолл, замок Розье

УЧАСТНИКИ: Розье/Фоули


Отредактировано Adelheid Fawley (2020-09-13 15:57:17)

0

2

Праздники в моем понимании связаны с весельем. Люди приятно проводят время в хорошей компании. Радуются встрече. Вот эта встреча гостей с постными лицами мало похожа на то, что обычно понимается под праздником, но для мира чистокровных волшебников это единственное понимание такого толка – официальный прием. Половина их тех, кто приехал к нам в дом, с радостью подставила бы вторую половину, и вторая половина не осталась бы в долгу. Однако, сегодня все, нацепив на себя лучшие костюмы и вежливые улыбки, раскланивается друг с другом и ведет вежливые беседы о погоде, назначениях в министерстве и, конечно, хвалит хозяев вечера. Моего отца.
Кажется, он единственный из семьи испытывает от этого сборища странное удовольствие. Потешить свое тщеславие, показать всем свой успех. Вечер готовили несколько недель, а за день до события отец в своем кабинете давал мне наставления, суть которых сводилась к тому, что он очень надеется, что мне хватит ума не показывать на людях, что у рода Розье есть слабые места, то бишь есть я. Наверное, он бы предпочел спрятать меня куда-нибудь с глаз долой, да опасается, что без его четкого руководства я растеряю остатки здравого смысла, которые он с  таким трудом в меня вложил. Бедный папа, за что ему все это.
Когда от вежливой улыбки начинает сводить лицо, а от негромкого жужжания десятков голосов почти болит голова, я решаю, что моя миссия выполнена. В доме не спрячешься, а хочется глоток свежего воздуха после всей этой никому не нужной суеты. Я люблю вот так выходить на улицу, ощущать, как ветер ерошит волосы и пробирается в полы одежды. Ветер здесь всегда, а впереди шумят волны, я хочу туда.
Здесь хорошо. В вихре голосов теряется собственный голос, собственный слух притупляется, зрение устает от бликов, от того, что куда ни взгляни, взгляд упирается в чью-то вежливость. Снаружи все кажется настоящим. Ветер, вода, скалы, все было здесь задолго до нас, и останется так же далеко после. Все эти насквозь ненастоящие улыбки, формальные разговоры и сплетни сотрутся в веках, превратившись в песок. В пыль, которой не место в чем-то большим, чем является это место. Быть может, такой фатализм способен испугать, но мне нравится эта мысль. Магия жила здесь и будет жить дальше, та, которой не нужны волшебные палочки и счета в банке Гринготтс. Мне нравится знать, что в мире есть что-то такое большое, глобальное, основа всего. Ним рассказала бы это все лучше, но я могу лишь так. Не понимать, а ощущать что-то одновременно вокруг, и где-то очень глубоко внутри. Думаю об этом, когда понимаю, что кроме привычного мерного шума волн мне слышится плеск. Не мне одному не сидится дома?
Неприметная тропа спускается вниз, а внизу я вижу движение в лунном свете. Спускаюсь, не скрывая шагов, пока не понимая, кто здесь, но меня удивляет, что в это время года кто-то захочет купаться здесь, температура воды далека от комфортной.
- Осторожно, здесь можно попасть в течение.
Вода возле наших берегов опасна. Но человек уже идет к берегу, и я сначала понимаю, кто это, а потом только соображаю, что, кажется, я явно помешал. Анейрин Фоули не брала на праздник купальный костюм. А наряд, в котором она была на приеме, лежит тут же на берегу.
- Я… - Не знаю, куда девать глаза, и ищу то, что может помочь ей устранить неловкость от моего появления и убрать воду, согреться. Оказывается, что искомое как раз находится у меня под ногами. – Ох, черт, я помешал, прости. Вот.
Быстро снимаю пиджак и протягиваю ей, все еще путаясь и понимая, что, стоит мне поднять взгляд, она подумает, что я пялюсь на нее, а этого я не хочу, чтобы она так подумала, хотя увиденного уже не развидеть и не забыть, и интуитивно хотелось бы повторить.
Пиджак Рин не нужен. Она магией переносит откуда-то легкий халатик и запахивается в него. Я все равно накидываю еще и пиджак ей на плечи.
- В это время года здесь уже холодно купаться. Здесь вообще почти всегда холодно. Нужно в замок, согреться.
Правда, она не выглядит замерзшей, но я не представляю, сколько можно провести на ветру после такого купания.
- Ты тоже устала от вечера? Они всегда невыносимы, но мне кажется, что этот бьет рекорд.
Я помогаю собрать ее вещи, когда она говорит, что в Дурмстранге зимой вода холоднее, чем эта. Я усмехаюсь.
- А я больше за побережье Франции в июле. Лазурный берег. Мы пойдем в замок, но только упаси боги не в зал, где прием. Я попрошу эльфов сделать глинтвейн.
Правда, Рин предпочитает более крепкие напитки.
- И это мы тоже найдем.
В библиотеке в это время пусто. Несколько свечей в канделябрах, стеллажи книг, ажурная лесенка на второй ярус. Кожаные кресла, в которых удобно развалиться, потрескивающий камин. Здесь есть виски, есть французский коньяк. Рин выбирает первое, бутылка у нее, стаканы, кажется, ей не нужны так же, как и купальные принадлежности. Невольно думаю, что на ней всего лишь легкий шелк, и больше ничего. В неярком свете свечей наши фигуры кажутся загадочными. Тени сливаются с полумраком библиотеки, но добавить огня не хочется. Первый глоток за ней, второй мой. Я знаю этот огонь, разбегающийся после глотка внутри. Мы близко, так, как никогда раньше не были. Глаза Рин в этом свете кажутся совсем темными, и я касаюсь ее плеча, то ли проверяя, не замерзла ли она, то ли потому, что мне не хватило того короткого касания, когда я накидывал свой пиджак ей на плечи. Рука задерживается дольше, чем положено.
- Так тоже пьют в Дурмстранге?
Кажется, голову немного ведет, и хочется списать все на виски и перепады духоты и кислорода. Рин протягивает бутылку, я сажусь с ней в кресло, еще один глоток, - да уж, логика – не моя сильная сторона, - и стоит мне отставить бутылку, меня обжигает поцелуй. Все случается интуитивно. Шелк под пальцами холодит, но я чувствую тепло под ним, чувствую прикосновения тепла к своему телу, и, когда поцелуй обрывается, мне едва хватает воздуха, вдох, сердце в груди колотится, как бешеное.
- Рин…
Я не знаю, откуда во мне это, но я тянусь вперед, чтобы почувствовать ее губы снова, путаясь пальцами в прядях волос, еще влажных после воды.

0

3

Праздники в высшем обществе  всегда похожи один на другой – люди с чопорными лицами ведут сухие скучные разговоры, в которых нет ни грамма правды, фальшиво улыбаются и механически танцуют чинные танцы, прячась за всем этим, словно за броней. Семейные собрания, глобальные, включающие в себя только тех, кто ближе остальных, из священных двадцати восьми семей, не исключение, не смотря на родственную связь.
Не смотря на родственную связь, которая, казалось бы, должна включать в себя понимание со стороны дражайших родственников, отказаться по уважительным (выдумано-уважительным) причинам от посещения Дня Рождения дядюшки Розье не представляется возможным, все должны быть. Маккиноны демонстративно отказались, как всегда, но ваш отец принял приглашение. Теперь все вы обязаны явиться.
Обязаны явиться в срок. Братья тоже ворчат, кроме Дарона, который всегда держит себя в руках, пока до конца не довести, но тоже успевает заметить, что под Дублином сейчас виски и веселые хороводы у костра, а не вальсы-полонезы с устрицами. Вы все выбрали бы первое.
Вы все бы выбрали первое, но выбор – огромная роскошь, которой у вас нет. В срок являетесь на праздник, желаете имениннику всего хорошего, - про себя явно не доброго, - и идёте в толпу гостей, в которой легко затеряться.
Легко затеряться, через полчаса тебе становится скучно, ты выходишь на балкон. Слышишь шум волн, решая, что почему бы и нет, на берегу моря явно лучше.
На берегу моря явно лучше.  Ветер не помеха, как не мешает и отсутствие купального костюма. Скидываешь всю одежду, заходя в воду, и смеёшься. Во что там верят Розье? В воду, Мелюзину, русалок, водных фей? Можно в это поиграть.  Забавно.
Забавно, но в воде лучше, чем в душном доме. Доплываешь до отражения в воде диска Луны, лежишь недолго, а затем возвращаешься к берегу.
Возвращаешься к берегу и слышишь голос мальчишки Розье, предупреждающего о сильном течение. Смеёшься, ныряя под воду, создавая впечатление, что вот оно, течение, захватило и поглотило. Но это бездна может в ночи захватить все, что хочет, даже воду. И если остаются отблески, то пусть. Главное то, что бездна вокруг. Она всегда была первее всего в этом подлунном мире. Выныриваешь…
Выныриваешь у берега и выходишь, совершенно не собираясь прятаться. Тело – это всего лишь тело, ты никогда его не стеснялась и не пыталась прятать. Мальчишка, кажется, смущается, глаза отводит и тусуется. Ты щуришься и смеешься, делая шаг вперёд, подхватывая ладонью его лицо и поднимая, чтобы посмотреть в глаза.
- Ты стоишь на моем полотенце, знаешь? – щуришься. – Не стоит тушеваться, это всего лишь купание и всего лишь тело, ты меня не смущаешь, Розье. Но если тебя смущаю я, так и быть, можешь посмотреть вниз – земля очень интересная ночью, да.
Щуришься, а мальчишка даёт тебе пиджак, качаешь головой и возвращаешь обратно, перемещая темно-синий шелковый халат, заворачиваясь в него. Эван упрям, все равно отдаёт пиджак, а ты смеешься, откидывая голову назад, садясь на камень.
- В Дурмстранге зимой холоднее, поверь мне, и нам действительно нужно в замок, если ты будешь продолжать геройствовать. Или придётся тебе уже завтра вызвать медика, - поправляешь и магией высушиваешь волосы.
Поправляешь и магией высушиваешь волосы, пока Эван говорит про Лазурный берег и Францию, фыркаешь. Да, это же Розье.
- Изнеженные французы, как я могла забыть, - щёлкаешь его пальцами по носу. – Пойдём, иначе точно лечить будут завтра тебя.
Мальчишка предлагает глинтвейн и не возвращаться на приём. Ты киваешь головкой на второе, - никто этого не хочет, - но вот с первым…
- Виски.
Виски, ирландский, и ничего, что вы совсем дети. У тебя есть мысли в голове, а они совсем не детские. Смеряешь мальчишку взглядом с ног до головы, поднимаешь платье и вручаешь ему вместе с его же пиджаком, который накидываешь ему на плечи, а в руки – твои туфли.
- Французы, Лазурный берег и ветра здесь? Какой вздор, - не совместимо.
Не совместимо, но сейчас ты этим шутишь и играешь, думая, что мальчишка очень ничего. Кроткий и нежный, то, что надо для начала. Усмехаешься.
Усмехаешься, знал бы Розье о мыслях в твоей голове, предпочёл бы сбежать подальше от тебя, а не пить с тобой в полумраке библиотеки.
В полумраке библиотеки тени, бездна, и это твоё время. Ты щуришься, когда мальчишка достаёт виски, но останавливаешь его рукой, когда он тянет свою к стаканам. Глоток.
Глоток, два, три – вам ничего не будет. Это у вас в крови вереском и бездной. А он шутит про Дурмстранг.
- Как знать, как знать, Розье, что бывает в Дурмстранге, - смеешься.
Смеёшься, встаёшь со своего кресла, протягивая бутылку ему. Он делает глоток, а ты в это время садишься ему на руки, как только он ставит бутылку на столик, целуешь его, скидывая движением плеч халат, забираясь пальцами по его рубашку. Он лишь говорит твоё имя, касаясь влажных, едва посушенных волос, ты усмехаешься в поцелуй.
Ты усмехаешься в поцелуй, удивленная тем, что уговаривать его долго не пришлось, - от Эвана Розье ты ожидала больше сопротивления на предложение отношений без обязательств, - но мысль уходит быстро, ты обхватываешь его, целуешь и избавляешь от ненужной одежды. Вам не нужно, чтобы кто-то об этом знал.
Вам не нужно, чтобы кто-то об этом знал, вовремя думаешь ты, разрывая поцелуй на долю секунды, переводя губы Эвана к своей шее, открываясь, открывая кожу и беря палочку, собирая магией ваши вещи. Это теперь ваша маленькая тайна.
- Розье, нам нужно отсюда к тебе, - снова поцелуй.
Снова поцелуй и перемещение. Мальчишка намёк понял. Вечер оказывается намного лучше, чем предполагалось. И явно потому, что вы не на празднике. После…
После ты переворачиваешься, укладываешься на живот, внимательно смотря на Розье на подушках, пальцем выводя что-то по его ключице.
- Розье, в твоих комнатах есть камин и можешь ли ты к нему открывать доступ? – прищуриваешься.
Прищуриваешься, откидываясь на подушки. Возможно, дальше будет лучше. И нужно иметь доступ друг к другу для встреч. Совершенно без обязательств, что не сделает их менее приятными.
- У тебя есть расческа? – волосы подсохли.
Волосы подсохли, нужно расчесаться и собраться. К сожалению, вам еще нужно появиться внизу, проводить гостей.
- Мы сегодня остаёмся у вас на правах родни, но остальных гостей нужно проводить, - взглядом указываешь на часы. – И если тебя не будет, твой отец будет в ярости. Мальчишки хотят всех собрать для игры, думаю, покер.
Пальцами проводишь по его телу вниз, наклоняешься, прикусывая кожу, а потом встаёшь.
- Пойдём, время не терпит, а мы ведь не хотим, чтобы кто-то заметил наше отсутствие, - расчески, конечно, нет.
Расчески, конечно, у него нет. Приходится обходиться не широкой, привычной, а ее аналогом, не рассчитанным на длину. Ворчишь.
- Я пошла, выходи через минут пять, - целуешь, прикусывая губу.
Целуешь, прикусывая губу, думаешь о том, что с мальчишкой играть интересно, уходишь в общий зал и вклиниваешься в толпу каких-то дальних кузенов, как будто всегда там была.

Ты впервые в замке Розье с момента вашего с Эваном разговора, если так можно назвать его требования с вопросом «ты меня любишь?» и твои «ты что, бульварных романов перечитал?». И, как оказалось, ваше понимание того, что происходит, оказалось кардинально разным: ты думала, что он понял, что отношения у вас легкие, не привязывающие ни к чему и ни к кому, без обязательств, включающие в себя только постель, а Эван думал, что когда-то предложил тебе встречаться. Эван Розье не считал, что это нужно предлагать, а ты думала, что он правильно понял твоё предложение. Но нет.
Но нет, вы разные совсем. Ссора и много претензий, в итоге ты ушла, «хлопнув» камином. Любить Эвана Розье? Вздор.
Вздор, да не очень, наверное, раз тебя это напугало тогда. Но ты об этом не думала. Мальчика – изнеженный француз, который перечитал книжек о любви. А жизнь шла дальше.
А жизнь шла дальше. И через полгода после вашего скандала, - спасибо магии, которая скрыла шум, - на очередном семейном Рождестве, на этот раз у вас дома, Сириус Блэк предложил полетать и поискать Сириус. Ты смеялась над тем, что это банально, откинув голову назад, заливисто и звонко, но согласилась.
Согласилась и улизнула с кузеном Блэком погулять под луной в поисках звёзд. Сириус Блэк не давил. С ним всегда было весело, вечные приключения на пятую точку. И много общего – он тоже хотел быть аврором и, как братья, поддерживал твоё решение. Все завертелось и закружилось, но в своём темпе.
В своём темпе без претензий. Плавно. Так время довело вас до Рождества этого года. Такого же скучного, как все семейные сборища. На этот раз замок Розье открывал двери для семьи.
Для семьи, часть которой как всегда отказалась – Маккиноны, родня Розье через вас, без вежливости послали всех куда подальше, кроме трёх девочек, которые согласились составить компанию твоим братьям, чтобы к ним не приставали отцы дочерей на выданье. Ты смеёшься, наблюдая за братьям и кузинами, которые изнывают от тоски.
Изнывают от тоски, вы с Сириусом тоже. Наклоняешься к нему, шепчешь на ухо, прося, чтобы он нашел местного эльфа-оркестра-диджея и подговорил его вставились в вальсы немного ирландской музыки. Он что-то понимает, говоря, что ты решила испортить праздник. Ты лишь отвечаешь, что решила его раскрасить. Понимание.
Понимание, Сириус куда-то уходит, а вскоре раздаётся нужная мелодия, хватаешь девчонок кузин за руки, ведя в центр зала.
- Скидывайте туфли! – девочки не теряются.
Девочки не теряются, громко смеются, одна из кузин отвевает вполне определенным жестом «пошёл на…» в ответ на чью-то фразу, что благородный дом Розье под набегом ирландцев. Братья смеются.
Братья смеются, а вы начинаете танцевать, кружиться, разбавляя эту чопорность. Вскоре братья уже рядом, им тоже совсем надоело стоять или танцевать вальсы с прямой спиной, не отпуская себя, считая такты. Кружишься вокруг, платье летает, чёрная ткань ноги открывает, но все равно.  Пятиминутка свободы.
Пятиминутка свободы, к которой мало кто присоединяется, разве что Нимуэ, которой забавно все, которая отбивает Дарона у Мэгги, которую ты подхватываешь и начинаешь танцевать с ней. Но музыка заканчивается, как и все хорошее.
Музыка заканчивается, как и все хорошее. Вы смеётесь, раскрасневшиеся, тяжело дышащие и довольные, становитесь в круг и обнимаете друг друга, девчонки ухватывают и Ним Розье, говоря, что раз уж танцевала с ними, то традиции соблюдать дальше надо, ты сверкаешь глазами, смеясь, думая, что теперь этот праздник становится хоть немного похож на Рождество.
Рождество полно сюрпризов, говорят. Сириус требует внимания – ты закатываешь глаза. Сейчас что-то выкинет, ты точно знаешь. Видимо, решил добить чопорную родню. Но нет, мальчишка Блэк делает предложение, сначала, как положено в ваших кругах начиная, подходя, почти грациозно, - если бы не скорченная рожица, - становясь на колено. А потом все идёт так, как и должно было быть, типично а-ля Сириус Блэк, который дарит кольцо со звездой, говоря, что на первом свидании они летали смотреть Сириус, а теперь он тебе его дарит. Ты смеешься, закатывая глаза – что может быть банальнее, чем Сириус Блэк, говорящий о Сириусе в небе. Но соглашаешься.
Соглашаешься, мальчишка кружит тебя, поцелуй, фейерверк, и вы сбегаете гулять по пляжу. Но тебе потом нужно вернуться – по традиции, если праздник у Розье, вы остаётесь на несколько дней, как ближайшая родня. Когда у вас – тоже самое, но наоборот. Отец будет зол, если ты уйдёшь. Нужно вернуться.
Нужно вернуться. В замке идёшь в библиотеку – тебе нравится интерьер, книги и небольшой спрятанный бар с камином. Заходишь, идёшь к камину и видишь фигуру на кресле. Тебе бы уйти, но не хочется совершенно. Было и прошло, верно? Скидываешь туфли, беря виски и наливая себе стакан. Устраиваешься в кресле.
- Поздравишь меня или будешь молча сидеть? – улыбаешься, смотря в огонь.
Берёшь стакан, подносишь к губам, а сириус-кольцо сверкает в бликах. Переводишь взгляд на Розье и поднимаешь бокал перед глотком.
- С Рождеством, Розье.

Отредактировано Adelheid Fawley (2020-09-13 18:08:20)

0

4

Иногда, казалось бы, случайность, сводит людей вместе. Случайная встреча и внезапно мелькнувшая искра связывает и определяет жизнь наперед. Никто из нас пока не знает об этом. Никто не думает даже о том, что будет завтра. Никто не думает о том, что случится через несколько секунд. Мы просто останавливаемся в своем мире, в мире библиотеки, где больше никого. Только голос Рин, призывающий вернуться к реальности, говорит, что из библиотеки нужно перебираться куда-то, где эта уединенность – не иллюзия. Я только за.
После Рин смотрит, выводит какой-то невидимый узор мне по коже, и я тянусь к ней, обнимая и устраивая ее у себя на плече. Еще утром никто из нас не думал, что день закончится так. Что день навсегда изменит происходящее в жизни. Камины…
- Конечно. – Веду рукой по ее волосам и после по коже. – А ты дашь мне доступ? – Тянусь к ней, чтобы вновь поцеловать. – Мой камин будет всегда открыт.
А сейчас и камины не нужны. Но Рин больше думает о происходящем за пределами моих комнат, и я морщусь, думая об этом.
- Давай, не пойдем? – Она встает, а я вновь тяну ее к себе. Думать о том, что нужно будет выбраться отсюда и снова идти вниз в душный зал теперь раскланиваясь в прощаниях и рассказывая о том, как был счастлив всех видеть, мне ужасно противно. – Рин, может, можно что-то…
Но я знаю, что она права. Мы должны показаться людям, иначе нам будет хуже. Отец и так следит за каждым членом семьи и наверняка уже заметил, что меня нет в зале слишком долго.
- Я бы хотел остаться здесь с тобой.
Вновь веду рукой по прядям, когда Рин говорит о расческе. Моя обычная расческа есть, но Рин ы хотела другую.
- Только эта.
Я думаю, что нужно, чтобы правильная расческа появилась, а Рин уже выбирается из постели и начинает приводить волосы в порядок, предварительно проведя рукой по коже вниз. От касания по телу будто бы вновь разбегаются маленькие искорки, но у меня не получается ее остановить.
- Покер? Ммм… Точно надо вставать?
Кажется, у нас нет выбора, но поцелуй напоследок оставляет обещание, что это лишь временно. У нас нет выбора в том, что нужно появиться на празднике и побыть на виду, но что делать дальше, выберем уже мы.
В покер на желание я играю не очень внимательно. Мысли все время убегают куда-то далеко, и я слежу за Рин, каждый раз вспоминая прикосновение, поцелуй, ее тепло под пальцами, дыхание на коже. Я даже не сразу соображаю, что проиграл. Волшебное желание, которое нельзя не исполнить. Старший брат Рин смотрит на меня. И я удивленно оглядываю окружающих. Мое желание – сказать честно каждому человеку в доме, что я про него думаю.
- Я думаю, что ты загадываешь слишком большие желания.
Дарон, Эйрион, Моркант. Рин…
- Думаю, что ты не любишь семейные торжества так же, как и я. И что ты красивая.
А что? Братья Рин, что, считают, что их сестра некрасивая? Нет. Но, кроме присутствующих в комнате, в доме есть еще люди. И если маме я легко могу сказать, какая она чудесная, сильная, добрая и смелая, то моему отцу мне нечего сказать, кроме как о том, что он меня достал. Что его требования – полная чушь, что ему нужно прекратить переделывать, почему бы не принять своего сына тем человеком, каким он является, а не тем, каким он должен в его понимании быть. Очень странно высказать это все. Но даже как-то легко. Вопреки моим ожиданиям, не следует грозы. Я не иду к отцу один, Рин со мной, помогает выпутаться, все проходит легче. Но игра на таком объемном желании заканчивается. Впрочем, в моих комнатах постепенно появляются вещи, которых там раньше не было. Маленькие флакончики с разным содержимым, флакон духов. И большая расческа, которой Рин пытается водить по волосам по утрам, а я люблю отбирать и тянуть Рин к себе, продлевая наше утро еще чуть подольше. А после пробую расчесать ее волосы сам, касаясь губами кожи, открывающейся в процессе.
Рин всегда опережает меня. У меня в столе спрятан блокнот, одно заклинание заставляет проявиться невидимые буквы. Способ связи, она его придумала и дала мне. Рин приходит первая, но тут ее нет, и я пишу в блокноте, все ли в порядке. Я волнуюсь. А Рин говорит, что они в замке у отца. Что же, камин открыт.
Я выхожу в ее комнате и чувствую странный запах. Что-то знакомое, но пугающее где-то глубоко внутри. Сама Рин в кресле на чем-то сосредоточена, и тут я понимаю, что меня смущает. Это кровь. В два шага я подлетаю к ней и сажусь на корточки рядом, осторожно поворачиваю руку, осматривая рваную рану.
- Что случилось?
А она говорит, что всего лишь тренировка с отцом. И что у нее ерунда, но нужно помочь Дарону. Я смотрю ошарашенно, качая головой.
- Стой, я помогу.
Беру из ее правой руки (Рин неудобно, она левша) бинт и макаю его в бутылочку с зельем рядом, промакивая края.
- Это ваш отец сделал? Рин, он псих. Самый настоящий. И подожди, я знаю, кто может помочь лучше.
Делаю компресс с зельем и оставляю повязку у нее на руке, чтобы вновь вернуться в замок Розье. Зову Ним – кто разбирается в зельях лучше, чем она? И все вместе мы идем проверять, что там с Дароном Фоули.

Лето неминуемо движется к своему завершению, и я в первый раз в жизни так яростно не хочу, чтобы наступало первое сентября. Красный поезд «Хогвартс-экспресс» увезет меня из дома, а Рин и вовсе уедет туда, куда не отправляют сов.
- Почему в вашей школе все так сурово?
Мы у меня в комнате, ни одной свечи не горит, но света полной луны достаточно, чтобы осветить комнату, другой свет нам не нужен.
- В Хогвартс летают совы, можно отправлять хоть по сотне в день. Можно выбираться в Хогсмид, да хоть бы разговаривать через камин.
Правда, последняя опция не очень скрасит положение. В спальне Слизерина кроме меня еще четыре человека, и общая гостиная всегда полна людей. Можно не надеяться на общение с глазу на глаз.
- Да еще и обыск при входе. Зачем?
Мы рядом. Я обнимаю Рин и другой рукой ловлю ее руку, перебирая пальцы. Ощущение неминуемой разлуки уже где-то совсем рядом. Наши блокноты, с помощью которых мы обмениваемся сообщениями, рискуют не сработать, но Рин говорит, что попробует пронести в школу свой, обойдя все преграды. Хочется верить, что все получится так, как она говорит.
- Я буду проверять блокнот по нескольку раз каждый день. А потом…
А потом мы узнаем совсем скоро, что будет. Первого сентября на торжественном ужине нам объявляют, что школа в этом году принимает Турнир Трех Волшебников. И почти тут же я чувствую легкое движение во внутреннем кармане школьной мантии, блокнот Рин оживает, у нее получилось.
«Я приеду». На турнир. Совсем скоро она будет здесь.
Скоро прекращается в долгие два месяца ожидания. Мелкий дождик за окнами, тяжелые тучи, ежедневные письма от отца о том, как важно показать всему волшебному миру, кто такие Розье. Отцу не довелось стать чемпионом в свое время, и теперь, видимо, за все поколения семьи должен постараться я. Тем более у Фоули, вон, династия чемпионов. А у Розье так, непонятно что. Ним пожимает плечами, турнир ей совсем не интересен. Но в большинстве случаев все обсуждают турнир с горящими глазами. Я исправно читаю отцовские письма и отправляю волшебную мотивацию «сделай уже хоть что-нибудь раз в жизни нормально» в камин и иду к общую спальню, открываю блокнот и произношу заклинание. Беру перо и начинаю новую страницу с «Привет…»
Я пишу много. Рассказываю, как дела, задаю вопросы, пишу, что говорят о турнире. Пишу о том, что жду их приезд, строю планы на то, куда мы пойдем, что будем делать, что я ей покажу. Рин увидит школу, в которой не была, которая так отличается от ее собственной. Она отвечает, но всегда очень поздно и намного менее многословно. Рин всерьез хочет стать участницей турнира, и ей приходится работать в три раза больше, чем обычно, а даже обычно в Дурмстранге у учеников почти нет свободного времени. Если я могу бросить отцовские письма в камин и забыть о них, то у нее все по-другому. Она хочет этого и трудится ради мечты. Я читаю короткие строчки и вспоминаю ее рану на руке, потрепанного Дарона, за здоровьем которого нужно было следить всю ночь, и думаю, какие тренировки ей приходится выполнять сейчас, и что еще ждет ее впереди. Я беспокоюсь, и об этом я тоже пишу в блокноте, что сейчас ни я, ни Ним не смогут пересечь границы, никто из нас не выйдет из камина, чтобы помочь, поэтому прошу ее быть осторожнее. Правда, мне кажется, что ее уверения в том, что она знает, что делает, расходятся с моим пониманием этого выражения, но об этом я молчу. Мне жаль, что время тянется так медленно, и дело не только в ее приезде, но и в неизвестности. Рин нужно выбиться в группу тех, кто поедет в Хогвартс, а дальше все определится быстро.
Они приезжают. Хогвартс старается удивить иностранных гостей, а гости – принимающую сторону. Все отчего-то напоминает мне наш обычный прием в среде чистокровных семейств, которые так любит отец, только вместо семейств школы, стремящиеся показать себя во всей красе. Впрочем, до этого мне нет никакого дела. Я с нетерпением жду, когда студенты Шармбатона закончат презентовать свое прибытие, а, когда слышу название школы Рин, почти шею себе сворачиваю, стараясь рассмотреть ее первой. Она там, с ней же ее братья, уже выпускники, но помогающие организовать Турнир, что, конечно. Не основная причина, - помогающие сестре пройти все испытания, тем более, что они сами принимали участие каждый в свой год и одержали победу. По столам проносится эхо шепотков – новые лица заинтересовали многих, а знакомые по прошлым турнирам, конечно, вызвали ажиотаж среди старшекурсниц, и не только тех, кто учится в Хогвартсе. Директор говорит, что гости могут выбрать, за каким из столов они будут сидеть у нас, и я тороплюсь махнуть рукой, чтобы никто не успел перехватить их раньше. Делегация из Дурмстранга занимает место за нашим столом, и Рин, наконец-то, здесь, рядом.
- Привет!
Я бы схватил ее в объятия, если бы не куча любопытных глаз. А так я лишь легко обнимаю, задерживая руки чуть дольше, выводя узор, который по прикосновению заметит только она.
- Наконец-то! Я скучал.
Скучал безумно. Она это знает. Она читала на страницах блокнота все мои мысли, все, что я думаю о противной затяжной осени, которая тянется и тянется. Не свожу с Рин взгляда, а под столом нахожу ее ладонь и не выпускаю. Даже за это короткое время она изменилась. Тяжелые тренировки и необходимость усвоить много нового за короткий период заставили ее черты стать как будто острее, а взгляд азартнее.
- Кубок. – Указываю на высокий постамент позади Дамблдора. – Его установят в одном из коридоров, и через три дня можно будет бросать имена. Пойдешь первой?
А Рин интересуется, буду ли я в числе тех, кто попытает счастья стать чемпионом от школы Хогвартс. Вспоминаю ворох ежедневных писем с нотациями и угрозами. Они так ярко вспыхивают, когда бросаешь их в огонь.
- Я буду болеть за тебя. И помогать.
Последнее – так, чтобы никто не услышал. Все-таки, мы учимся в разных школах, и каждая хочет, чтобы именно ее чемпион одержал победу. Соревнование, которое задумывалось как способ познакомить иностранных студентов друг с другом и развивать дружбу между волшебниками превратилось в престижное состязание, где каждый тянет одеяло на себя, всеми правдами и неправдами стараясь пропихнуть своего чемпиона на первое место. Мой кусочек одеяла будет у Рин. Я сжимаю ее ладонь сильнее.
В школе Хогвартс не предусмотрено отдельных спален для учеников. Кровати с балдахинами в общей комнате, и это проблема. Приехавшие ученики тоже не останутся одни, они будут держаться вместе, дабы никакие их секреты не утекли на сторону. Мы рядом, но не так, как хотелось бы. Помощь приходит от сестры. Ним, как будто ничего не имея в виду, говорит о выручай-комнате, и я, кажется, легонько краснею, а она, кажется, это замечает и кидает понимающий, но очень хитрый взгляд. На то, чтобы разыскать туда вход, я трачу достаточно времени.
Рин не собирается сбавлять темп тренировок. Студенты Дурмстранга выстраивают привычный тренировочный режим на новом месте. Я наблюдаю за тем, как они, действительно, устраивают заплывы в озере, и это в октябре, и жду, когда тренировка завершится. Уже темнеет, упражнений больше не будет, наконец, наступает свободное время и для них.
- В этом озере живет огромный кальмар.
Я выхожу из тени, подавая Рин полотенце. В этот раз все немного меняется, у нее есть купальник, а у меня – полотенце, и не под ногами, а в руках, и я протягиваю его ей скорее, хоть она и утверждала, что такие тренировки для них – дело привычное. Проходящие мимо ученики других школ ежатся, кидая удивленные взгляды на этих странных болгар и компанию.
- Но зимой он глубоко под водой, спит и не рассчитывает на то, что кто-то будет нарушать его покой тренировками на открытой воде.
Заклинание, и из моей волшебной палочки начинает идти теплый воздух, образуя вокруг нас теплую сферу, пока она берет свои вещи.
- Говори, что тебе не холодно, сколько хочешь, но мне, как и им, страшно смотреть. Идем в замок? Здесь есть места, которые стоит увидеть, но мне нужна твоя помощь, чтобы одно из таких мест открыть.
В замке мы сворачиваем в притаившийся за гобеленом тайный ход, и я ловлю Рин в объятия и целуя ее, стоит нам скрыться из вида. Школа с целой кучей учеников, слишком много глаз и ушей, почти никакой возможности быть уверенными, что мы одни, но имеем то, что имеем.
- Я очень соскучился, Рин.
И я не знаю, какой вид примет выручай-комната для нас с ней, и как мы откроем ее вместе. Я тяну ее дальше вперед, рассказывая, что мы можем сделать и что для этого нужно. Пройти, думая о том, что нам нужно, в определенном месте несколько раз… нам нужно убежище. Дверь в убежище кажется мне знакомой. Мы толкаем ее вместе, и попадаем в помещение, которое кажется сперва не тем, что было нужно. Ряды книг, большие кожаные кресла, канделябры с парой горящий свечей.
- Что-то мне это напоминает, ммм… - Улыбаюсь, бегло осмотревшись, оборачиваюсь к Рин и вновь сокращаю расстояние. – А у тебя кончики волос влажные. Идем, здесь камин.
Выручай-комната знает нас лучше, чем мы сами, потому что она – магия, как она есть.


В Рождество случаются чудеса. Наряжаются дома, ищутся подарки, готовятся вкусные блюда. Рождество хочется провести в кругу близких. В этот раз мне ужасно хочется, чтобы случилось чудо. Можно, упряжка оленей остановится перед замком, а один старый, великий волшебник, согласится исполнить желание мальчишки со светлыми волосами, хоть по возрасту он уже вышел из той поры, когда верят в Санту или могут именоваться мальчишкой. В детстве я думал, что олени, которые живут в лесу неподалеку, зимой возят упряжку Санты, и через них можно передать ему какие-то свои тайные желания, которые он может исполнить на праздник. Я очень хотел в один особенный год, чтобы олени передали Санте мою просьбу. Чтобы мама перестала плакать, а отец кричать, чтобы Ним вновь смеялась, а сестра, которой нет, вернулась к нам. Но олени оказались просто оленями, которых приучили есть морковку с рук. Чуда не случилось.
В этот раз я не знаю, чего хочу. Наверное, самый верный ответ – душевного покоя. Он, конечно, мне только снится, особенно сейчас, когда стало понятно, что даже если тебе кажется, будто ты знаешь человека и любишь его, а он тебя, это не значит, что так и есть. Сейчас, когда в магическом мире только и толков, что о темном Лорде и его людях, с которыми мне, лично, не хочется иметь никаких дел. Мне не нравится то, как разворачивается история, про которую когда-то увлеченно рассказывал Люциус, а я слушал и думал, что эта игра совсем не на долго. Ну и в частном понимании – в замке снова прием. Посидеть в тесном кругу или избежать опостылевших формальностей не выйдет.
Исполнять обязанности наследника семьи придется, а я хочу от всего этого сбежать хоть на северный полюс к белым медведям. Им я желание еще не загадывал, может быть, они что-то знают? Усмехаюсь себе под нос, делая новый глоток очень крепкого кофе, завтрак, дом, последний год школы, скоро никуда я отсюда не сбегу. Наверное, у меня уже едет крыша, и я начинаю иронизировать над собой больше нужного. Правда, узник замка Розье и вечный предмет недовольства отца. С возрастом нас обоих противоречий становится все больше. В детстве я еще старался заслужить одобрение папы, а потом понял, что, что бы я ни сделал, он останется недоволен, потому что я сделал недостаточно. Недостаточно высокий балл за экзамен, недостаточно много усердия в делах семьи, недостаточно восторга от его гениальных идей, недостаточно ума, чтобы выбрать нужных друзей и нужный путь. Всегда будет что-то не так. Было бы смешно, если бы ни было так…
- …Вместе с Фоули приедут Маккинноны, нужно разместить их в одной части замка, приготовьте комнаты…
Подготовка приема всегда ложится на мамины плечи, и она всегда справляется с этим блестяще, хотя мне прекрасно известно, что белые медведи тоже кажутся ей более заманчивой идеей, чем эти хлопоты. Мама стараемся сделать так, чтобы всем было удобно. А я понимаю, что гостей будет больше, чем всегда. А еще, будут Фоули и Блэки.
Последнее отзывается внутри отпечатком какой-то далекой, запрятанной глубоко внутри боли. Для кого-то я – лестница в высший свет волшебного мира, пройденная ступень. Для кого-то еще – развлечение, с которым ничего серьезного быть не может. Ним считает, что я неправильный француз, и вкус у меня хромает. Ирония – наша сильная сторона. Хочется, чтобы в этом кофе появился виски, и побольше, чем кофе. Морщусь, допивая остывающий горький напиток. Это совсем не то, что нужно в данный момент.
- Эван, ты совсем ничего не съел, возьми хотя бы булочку? – Мама. Есть мне не хочется, но больше не хочется ее расстраивать. Отрываю кусочек кажущегося картонным круассана, отец морщится. Видимо, я даже завтрак выбираю себе неправильно. Какая жалость.
- Ним.. А ты когда-нибудь видела белых медведей?
Сестра смотрит с сомнением и даже подносит к носу мою чашку с остатками кофе, думая, что я, должно быть, претворил свою мечту в жизнь, но нет. Я просто устал. От всего. Неожиданно она берет мою руку под столом и крепко сжимает, протягивая мне чашку. Вот этот кофе – правильный, который мне пригодится. Эван Розье, наследник дома, с утра уже подшофе. Смотрю на нее, грустно улыбаясь и сжимаю ее ладонь. Ним может видеть, когда мне плохо.
- Спасибо.
И не о кофе сейчас речь.
Праздник кажется более радостным, чем другие. Все-таки вера в чудо сильна даже у волшебников, даже если им уже хорошо за пятьдесят. Голосов в зале больше, к ним присоединяются громкие ирландцы. Наша семья раскланивается с вновь прибывшими гостями, шампанское льется рекой. Люди приехали встречать Рождество. С Фоули отец разговаривает чуть дольше, я здороваюсь с Рин, когда к ней подходит Блэк. Да, у нас в гостях и они, ничего удивительного, весь свет волшебного мира нынче здесь. Я не хочу здороваться с Блэком и делаю вид, что очень занят, расспрашивая старую еле слышащую миссис Нотт о том, как она находит праздничное убранство зала. Миссис Нотт в восхищении. Я очень рад. Все идет своим чередом, как было много лет подряд, когда вдруг музыка из ненавязчивой фоновой превращается в звонкую задорную мелодию. Где-то впереди смеются и невольно или специально привлекают к себе внимание. Девочки МакКиннон скидывают туфли, хватают многочисленных братьев и кузенов и пускаются в пляс. Люди вокруг расступаются, образуя круг. Замечаю светлые летящие волосы – Ним ныряет туда и кружится вместе со смеющимися девочками, но я смотрю не на нее. Рин хохочет, ловит за руки сестер, начинает шумный хоровод. Уверен, что ей нравится этот маленький бунт и быть в кругу своих. Невольно мои губы трогает улыбка. Я представляю ирландские праздники этой дружной семьи, когда льется рекой яблочный сидр и ирландский виски, когда музыка не смолкает, но главной нотой в ней звучит смех. Настоящий, живой, радостный. Что это такое, когда на празднике все друг другу рады. И вижу отца напротив, лицо вытянуто от гнева. Что-то пошло не по плану, кто-то решил пригласить этих чертовых ирландцев, которые не умеют себя вести. Стыд и позор. Мне становится неприятно. И я невольно думаю, если бы не он, могло бы быть у нас что-то по-другому? А Рин и все остальные участники танца весело обнимаются, шалость удалась. Рин поднимает глаза, скользя взглядом по толпе, и останавливается на моем лице. Еще разгоряченная после веселья, еще смеющаяся, такая красивая. Я стою столбом и смотрю на нее, они все расходятся, а я вспоминаю, как она, падая на подушки, со смехом рассказывала что-то, откидывая длинные волос и задевая меня ими, а я ловил пряди и легонько тянул к себе, а она тянулась за этим движением вслед.
Вечер уже не будет таким, каким он был до этого. И не только из-за нестандартного Рождества. Сириус Блэк просит внимания, говорит о каком-то важном дне, а потом опускается перед Рин на колено и произносит положенные при этом слова. Какая-то игра слов с его именем, свидания, истории, приведшие их с Рин в эту точку. Мне кажется, что это неправда. Иллюзия, которую Рин устроила, она в этом мастер. Но жизнь умеет удивлять. В тот момент, когда Рин соглашается стать женой Сириуса Блэка, я понимаю, что так и не забыл ее, не проехал, попытки тщетны. Я все еще люблю ее.
Я стою в окружении десятков самых родовитых волшебников Великобритании и осознаю, что чудес не бывает.
Совсем недавно я откопал в недрах шкафа то, что давно там запрятал. Я умудрился почти забыть о том, что она там, а, откопав, подержал в руках и поставил обратно. Можно было бы выбросить, я думал об этом. Но не смог. То, что коробка все это время была у меня, наверное, давно означает, что я не отпустил, но эта мысль приходит мне в голову после. Пока я достаю ее – почтовая коробка от посылки, ничем не примечательная. Но внутри маленький мир.
Мир вырывается наружу, сразу сбивая с ног воспоминаниями. Магия запечатала содержимое надежно, но, стоило мне снять заклинание, как все проявилось почти осязаемо снова. Первое и самое яркое – запах. Тяжелый и густой, как будто мечтающий о том, как он вырвется на свободу, на протяжении этого времени. Расческа, большая, ее не хватило Рин в первую ночь после купания в море, и позже она вернулась со своей. Какие-то маленькие пузырьки, резинка для волос, лента. Все, что она переносила ко мне, из того, что может понадобиться, и чего у меня точно не окажется под рукой. Я смотрю на это все и думаю, что, наверное, Ним права, я мазохист, но ничего не могу с собой поделать. Беру пузырек духов и нажимаю на распылитель. Иногда не нужны иллюзии, чтобы видеть. Иногда достаточно неудавшегося Рождества, разбитого сердца и коробки старых вещей.
Так меня находит Ним и сразу все понимает. И, всплеснув руками, садится рядом, обнимая меня. Мне это нужно, ужасно. Я обнимаю сестру, утыкаясь лицом ей в макушку, а она, ошарашенная зрелищем, говорит, что не думала, что дело в Фоули. Что сказать? Я тоже не думал, старался не думать, и у меня даже выходило. А Ним качает головой, говоря, что вкус у меня ужасный, усмехаюсь на это. Конечно, я же мазохист – с сестрой мы приходим к причине одновременно, правда, ее это открытие удивляет. И что мне нужно делать что-то, ведь здесь все пахнет ей. Все пахнет ей… Ним целует меня в щеку, когда я наконец-то могу выговорить дальнейшие слова.
- Но она дала согласие Блэку.
Ним не видит в этом большого препятствия. Она уже видит то, что может случиться. Она рисует картину – аврорат, Рин проходит, ведь это у нее в крови, а Сириус пролетает мимо списков, но не хочет пропустить и ее. Я слушаю, но слова проходят мимо. Люди не дают согласие выйти замуж, если не видят перспектив такого решения. Люди не делают себе хуже.
Рин не захотела сделать себе хуже, когда я возмутился на отношения без обязательств, а тут волшебный союз, который нельзя отменить. Но Ним уверена. Она говорит, что я и сам это знаю, ведь я знаю их обоих. Наверное, моя сестра теперь расставляет по полочкам многое, что случилось за последние два курса. Мою нарастающую отстраненность от гриффиндорцев, большую замкнутость, какую-то растерянность. Сестра сопоставляет факты, и я тоже пробую сопоставить их, но не представляю себе той картинки, которую она хочет мне показать, облеченную в слова. Вместо этого я вижу Рин и кольцо с камнями в форме звезды на пальце. Она согласна стать его женой.
- Я не представляю, как можно требовать такое. Чтобы она отказалась.
Шепчу ей в макушку, и это вызывает у Ним какой-то когнитивный диссонанс. Я невольно отстраняюсь, грустно улыбаясь, когда она делает свой финальный вывод, и уже притягиваю ее к себе сам.
- Ну ты что? Ним? – Мы так и сидим, обнявшись, не желая отпускать. – Ним… Скажи, ты всегда будешь со мной?
И она говорит, что всегда. Что она может ворчать, кричать, ругать и даже подзатыльники раздавать, но она всегда будет со мной. Мне нужно это услышать.
И мне нужно отдохнуть. В библиотеке только свет от горящих в камине дров. Носочки для подарков развешены к приезду Санты, гирлянды из еловых веток оплетают перила второго яруса. Пахнет… Не хвоей, нет. Мне все еще пахнет тем густым, тяжелым запахом, который я выпустил из коробки, как будто ящик Пандоры открыл. Я наливаю себе виски, но мне не хочется пить. Так и сижу со стаканом в руках, пялясь в пустоту. Я не слышу шаги, скорее, я чувствую, что кроме меня здесь еще кто-то есть. Рин с ногами в кресле. Когда-то давно она поцеловала здесь меня, и все закружилось, а теперь она выходит замуж за другого. Тишину она нарушает первая.
- С Рождеством, Рин.
Часы уже били полночь. Двадцать пятое декабря. Поздравления? Меня хватает только на это. Я поднимаю свой стакан и салютую в ответ на ее тост.
- Хорошо, что ирландцы приехали. Этот виски – их рождественский подарок к столу.
Кидаю взгляд на нее, когда она отворачивается к камину. Пальцы обнимают стакан с янтарным напитком, на одном из них отбрасывает отблеск драгоценная звезда. Мне нужно узнать у нее одну вещь, очень нужно спросить, но я не знаю, как мне это сделать. Рин может не захотеть отвечать. Может вспомнить плохое. А она кидает мне что-то, синяя шелковая ленточка приковывает взгляд. Подарок. Снитч. Рассматриваю маленький золотой мячик, который расправляет крылья, но не пытается улететь, а зависает в нескольких сантиметрах над открытой ладонью. Цифры по золоту – даты. Оборачиваюсь на Рин и смотрю с удивлением, пока она рассказывает про воспоминания и специальное заклинание. Вложить воспоминания, которые мне кажутся важными. А что-то там уже есть. Читаю заклинание, пробую первое, и вижу маленького себя и Рин с моей любимой игрушкой в руках. Я тяну руки, а она не отдает, и я начинаю громко рыдать. Рин смотрит на меня с удивлением.
Позже я узнал, что мальчикам нельзя плакать, и вынес урок…
- Спасибо… Это удивительный подарок. Знаешь, правда, очень… Красиво. Мне даже почти стыдно за свой, все так…
Просто. Я дарю ей большую расческу, серебро и лунные камни рисуют на обороте кельтский узор, трилистник, защиту, удачу. То, что точно не будет лишним для аврора. Поднимаюсь с места и протягиваю подарок.
- Проводи ей по волосам, и немного защитной магии всегда будет с тобой.
Обхожу ее кресло и кладу руки Рин на плечи, целую ее в щеку. Невысказанный вопрос жжет меня изнутри.
- Рин…
Голос одного из ее братьев разбивает тишину, нарушая неспешный ход вещей. Нас ищут играть в карты, на желание, традиция. Магия не позволяет уклониться от исполнения воли выигравшего кон. Мы идем играть, и наконец-то, хоть в чем-то мне везет. Но спросить я могу только один на один.
- А тебе я загадаю желание позже. Что? Я выиграл, я так могу.
Под дружное «ууу» разочарования я сдаю карты для следующего круга. А Рин не любит подолгу оставаться в долгу. Игра заканчивается, а она решает снять с себя это и идет со мной, спрашивая, что я такого не мог загадать раньше. Мы входим в мои комнаты, коробка давно убрана обратно в шкаф, ничто не должно меня выдать. Правда, вопрос будет не самый простой. Для меня.
- Мое желание – ответ на вопрос. Рин, ты любишь Блэка?

Отредактировано Marhold Fawley (2020-09-18 22:00:29)

0

5

Эван Розье – милый мальчишка-кузен, с которым легко можно говорить после о каминах и их открытии, пока вам обоим это нравится. Но где-то в глубине ты осознаешь ошибку,  о которой должна была знать.
Должна была знать, ведь вы часто обсуждали кузенов. Эван Розье – мальчик нежный, французский. И так хочет, чтобы его любили, что даже не спрашивает, зачем ты это делаешь. Он точно не поймёт, если ты скажешь, что все это не серьезно.
Не серьезно, но ему ведь об этом знать пока не нужно? Вдруг ты ошибаешься, ведь мальчишка здесь, лежит с тобой в одной постели, тянется за поцелуем. И ты решаешь выбросить эти мысли из головы, ведь вам сейчас вместе хорошо. Ведь мысли такие грустные, что если долго думать об этом, дальше продолжать будет сложно. А сейчас легко.
Легко целовать мальчишку Розье, которые тянет к себе, руками скользит по коже. Смеяться и спрашивать о каминах, - ведь если не думать о плохом, то мысли о том, что дальше мальчишке может стать сложнее, тоже не посещают. Просто мгновение.
Мгновение и еще пару раз, пока не решишь сменить мальчишку на кого-то еще. Но пока все хорошо. Пока вам хорошо вместе.
- Мой тоже. Но нужно будет обговаривать время, мало ли, - мало ли кто в комнате.
Мало ли кто в комнате, думаешь ты, выводя узор по коже Эвана, который, кажется, о плохом совсем не думает. Хороший мальчик, думаешь ты.
Хороший мальчик, думаешь ты, который и мысли дурной не допускает. Пока ты тоже не будешь думать о плохом, о том, что рано или поздно придётся сказать Эвану Розье о том, что все совсем не серьезно, лучше еще один поцелуй.
Лучше еще один поцелуй, прежде чем пора будет идти. А мальчика говорит, что хочет быть здесь, и, возможно, можно что-то сделать, чтобы не пойти. Нельзя.
Нельзя, и он тоже это знает. Ты касаешься его, спрашивая о расческе, и говоря, что никак нельзя, вам обязательно нужно быть там. А потом еще игра в покер.
Игра в покер – это традиция, нарушать нельзя. Вы идёте, играете, когда выигрывает Дарон, он загадывает такое желание для Розье, что тебе даже жаль мальчишку.
Даже жаль мальчишку, пока он не начинает исполнять желание, говоря, что ты красивая. Фыркаешь, и без того это знаешь.
- Очевидные вещи.
А дальше ему придётся сказать то, что очевидно всем, но тому, кто слушать этого не хочет, собственному отцу. Ты идёшь с ним,
Ты идёшь с ним, чтобы послушать, что он говорит, и поддержать, говоря, что ничего удивительного, это факты, которые все почему-то боятся сказать его отцу в лицо. Фыркаешь и уходишь, зная, что одним этим отвлечешь внимание Розье-старшего от младшего. Хотя бы частично это сойдёт ему с рук. Позже…
Позже, в его комнате, ты сидишь в кресле и фыркаешь, смотря в камин, думая о том, что играть в карты иногда вредно.
- Ты неплохо держался. Надеюсь, отец твой не опомнится, Дарон загадал желание с последствиями, - говоришь ты.
Говоришь ты, скидывая платья, забираясь в постель к мальчишке, легко целуя его. Вы сегодня у Розье последний день в гостях.
- Засыпай.
На утро вы уходите, прощаясь с хозяевами, чтобы иногда по предварительной договоренности оказываться друг у друга через камин. В один из дней ты не успеваешь написать мальчишке из-за тренировки, которую затеял отец, внепланово.
Внепланово, от того еще более жестоко. Больше всех достаётся Дарону, как всегда: заступаясь за вас, он обращает гнев отца на себя. К сожалению, это отражается на нем не только морально. Ты перебинтовываешь кровоточащую после тренировки руку, но первым делом лечишь мальчишек, которые меньше пострадали – Эйриона и Морканта, давая им сонное зелье, ведь кроме исцеления ран, им нужно окрепнуть. Сами бы они спать не легли, сказав, что будут следить за Дароном и его выздоровлением. Сон – лучшее лекарство.
Сон – лучшее лекарство. Первый раз напоив Дарона зельем, обработав раны, идёшь к себе переодеться. Занимаешься своей рукой, точно зная, что только после этого сможешь помочь брату. Но планы меняются.
Планы меняются. Мальчишка Розье выходит из камина, - хоть вы договаривались приходить только по договоренности, выхватывает зелье, обрабатывает твою рану. Ты качаешь головой и улыбаешься.
- Это всего лишь тренировка с отцом, бывает хуже, - а мальчишка говорит.
А мальчишка говорит, что твой отец – псих. Ты смеешься, откидывая голову, думая о том, что он, конечно, прав.
- Ты все еще выполняешь желание, проигранное Дарону в карты? – сквозь смех. – Со мной все хорошо, не переживай. Вот брату досталось.
Сквозь смех. Он прав, но вы к этому привыкли. Мальчишка быстро реагирует, ныряя в камин. Ты не успеваешь даже сказать «Только не Нимуэ!», догадываясь, за кем пошёл Эван Розье. С другой стороны, почему бы не Нимуэ… с ней шанс вылечить Дарона быстрее выше.
Выше. Девочка Розье появляется с щебетанием, долечивает твою руку, по пути заглядывая к средним братьям, говоря, что после сна с ними все будет в порядке, намазывая мазью особо сильные ссадины дополнительно, и сама идет в комнату старшего брата, а вы за ней.
- Откуда она знает дорогу? – во все комнаты.
Во все комнаты, это, конечно, вопрос, но сейчас важнее Дарон, ему явно больно, а кроме заклинаний, которые ты нейтрализовала, на теле ссадины. И кто знает, насколько глубокие.
- Мерлин, ты что, гиппогрифа за хвост ловил? – Нимуэ спрашивает, садясь на кровать с ногами. – Эван, сумку давай.
Нимуэ спрашивает, садясь на кровать с ногами, берет сумку, которую нёс ее брат, и раскладывает все баночки с непонятным содержимым. Берет воду, стоящую рядом, смешивает с чем-то, а потом говорит, что этим надо поить Дарона всю ночь, тогда внутренние повреждения исчезнут на завтрашний день. Это хорошо.
Это хорошо, ему не будет больно, как обычно, несколько дней. Значит, нужно дежурить. Но до этого Нимуэ говорит брату приподнять Дарона, стаскивает с него одежду, мазью обрабатывая ссадины, отдающие кровью. А потом заворачивается в одеяло, заявляя, что у вас холодно.
- Нормально у нас, - пожимаешь плечами. – Дарон просто защищает нас. Но мы не можем уйти, пока хоть один из нас не совершеннолетний. Как только мы не будем зависеть от него, он сможет ответить, а пока приходится не показывать потенциал.
Устраиваешься на диване, смотря на брата, рядом с которым разлеглась Нимуэ с «я привыкла спать с комфортом, а следить надо». Фыркаешь, устраиваясь на диване.
- Кто первый дежурит?
За дело берётся Эван, ты засыпаешь, во сне становится жарко, скидываешь одеяло, во сне думая о том, что не помешало бы открыть окна.

Сентябрь уже совсем рядом. Скоро настанет пора вернуться в школу и усиленно приняться за учебу. Ты любишь это время.
Ты любишь это время вдали от отца, но было намного лучше, когда братья тоже были рядом, жаль только, что когда ты поступила, Дарон уже окончил школу, иначе вообще было бы замечательно. И что бы и кто бы не говорил о Дурмстранге, ваша школа и ее система – самые лучшие в мире.
Самые лучшие в мире, но пока есть время до сентября. Сегодня ты у Розье, вы обсуждаете приближение осени. Мальчишка спрашивает, почему в вашей школе все так сурово, а ты смеешься и падаешь на подушки.
- В нашей школе все правильно. Мы же не рафинадные детки, должна быть дисциплина, чтобы волшебник получился как минимум хорошим, а еще лучше хотя бы талантливым как минимум в своём профиле, - пожимаешь плечиками. – А для этого нужно как можно больше тренировок и как можно меньше отвлекающих факторов.
Проводишь пальцами по его щее и ключице, намекая, что любые факторы, даже самые приятные, могут отвлекать от цели, достижение которой должно быть на первом месте.
- Сначала цель, потом все развлечения, - и это верно.
И это верно, думаешь ты, смотря на блокнот на его столе. Мальчишка говорит о том, что будет проверять его.
- Я попробую пронести, иллюзии помогут. Но гарантии нет, как и писать много и часто не смогу, - первым делом учеба.
Первым делом учеба, но для мальчишки ты время найдёшь. И ты еще раз возвращаешься к мысли, что влипла в историю – мальчишка Розье совсем не создан для свободных отношений, и снова отбрасываешь эту мысль, ведь вам хорошо.
- Розье, это всего лишь полгода, до Рождества, - целуешь мальчишку.
Целуешь мальчишку, ощущая нежность, смешанную с чем-то еще. Возможно, решение было не таким уж неверным. И это всего лишь полгода.
Погода оказались ошибочными. Турнир трёх волшебников состоится в Хогвартсе, вы едете. Ты открываешь блокнот и пишешь одну лишь фразу «я приеду». Так и будет.
Так и будет, ведь выбора нет. Мальчишки, каждый в свой год, выигрывали – Дарон и Моркант, Эйрион даже не опускал имя в кубок, уступив брату. Ты обязательно будешь участвовать, это решено давно.
Давно, в блокноте ты пишешь Розье, как у вас все происходит – ключевых претендентов выбирают учителя, остальные вольны бросить своё имя на жеребьевку, но еще ни разу не было, чтобы магия кубка выбрала самовыдвиженца. Тебе нужно попасть в число тех двоих, которых выберут преподаватели. Для этого нужно работать.
Работать, хотя в Дурмстранге все и так всегда работают. Тебе даже это нравится – каждая секунда занята полезным делом, это может пригодится в будущем. Ты увеличиваешь нагрузки, учителя одобрительно кивают. Все идет по плану.
Все идет по плану, когда выбирают тебя и мальчика с твоего курса. Вы часто общаетесь и тренируетесь вместе, но теперь здоровое чувство конкуренции подключается к относительной дружбе. И азарта.
Азарт в твоих венах – это наследственное. Такие же твои братья, ты часто видишь это в их глазах, когда они участвуют в чем-то от банальной игры в покер до новой миссии. Но еще ты знаешь…
Но еще ты знаешь, что кубок выберет тебя, у тебя есть фора – твои видения. Поэтому насмешливо смотришь на однокурсника, щёлкаешь ему по носу и продолжаешь тренировки в три раза усерднее уже не из-за него, из-за турнира, там тебе пригодится все.
Все, чему ты успела научиться, ты везёшь с собой в Хогвартс, который встречает вас целым шоу. И если Дурмстранг – это высококлассный цирк с магическими акробатами, иллюзиями и анимагами, то Шармбаттон – подиум, а Хогвартс – рафинадный курорт, смешанный с цирком шапито. Кто на что горазд, думаешь ты.
Думаешь ты, что все это не важно, ведь рядом твои братья, которые якобы будут охранять турнир, оказавшись в одной тройке. Ты обожаешь их, идёшь рядом с ними, когда оба Розье машут руками с разными скоростями, приглашая к ним за стол. Вы и так туда собирались, поэтому устраиваетесь рядом с кузенами, ты киваешь им, а Нимуэ, не думая, всех обнимает, а Эван под столом берет тебя за руку. Ты легко улыбаешься мальчишке.
- Тсс, поговорим об этом потом, иначе кто-то рискует услышать, - мальчишка нежный.
Мальчишка нежный, но о том, кто скучал, хотел или ждал, лучше говорить так, чтобы лишних ушей рядом не было. Вот хотя бы его сестра – уже навострила уши и слушает. Но руку под столом не увидят, сжимаешь его ладонь и проводишь большим пальцем по его запястью. А мальчишка указывает на кубок и спрашивает.
- Конечно, - без сомнений. – А ты?
Мальчишка говорит, что будет болеть и помогать, а ты смеешься. Эван Розье милый. Вы болтаете о чем-то, а под столом руки касаются.
Касаются, пока ты не решаешь встать и подойти к однокурснику, нужно переговорить. Но на половине пути с безумно звонким «Кузина, я так скучал!» навстречу летит Сириус Блек с объятиями под дружный смех его друзей.
- Проспорил что ли? Что за цирк.
Вместо обниманий наклоняешься, ударив локтем ему в живот, и выходишь у него со спины. В Дурмстранге много времени уделяют не только магии, но и физической форме своих подопечных. Иногда очень полезно.
Очень полезно, а Сириус, морщась, говорит, что он скучал, а ты разбила его сердце на миллиард кусочков, он всего лишь хотел покружить. Фыркаешь.
- Сначала спрашивают разрешение, потом распускают руки, если тебя этому не учили, и пиши завещание – миллиард кусочков чего-то в организме ведёт к смерти максимум через пару часов, - фыркаешь.
Фыркаешь, а мальчишка спрашивает. Милостиво киваешь головой, мол, ладно, чтобы больше не глазели, кружи и иди к себе за стол. Мальчика так и делает, а ты, переговорив с однокурсником, решив, что бросать имена пойдёте вместе, как положено ученикам одной школы, которые выбраны, возвращаешься за стол.
- Что у вас тут за шапито с клоунами, - фыркаешь.
Фыркаешь, тихо говоря Эвану, что написала в блокноте кое-что, чтобы он посмотрел. А там о том, что встречаться надо осторожно, когда вас не будут искать с Цербером.
- Кстати, а цербер у вас есть? Я бы хотела посмотреть. Наш учитель говорит, что церберы – очаровательные носики.
Ты бы правда хотела посмотреть и познакомиться с удивительным псом, если его нахождение в этой школе не легенда. Но все позже.
Позже, ваши учителя не отменяли обучения, идти нужно по программе, в какой бы школе вы не были. Не только магическое, но и физическая подготовка. Вода в озере возле Хогвартса непривычно теплая для вас. Ты вылезаешь из воды и смотришь вдаль. Точно курорт, никакого ветра, никакой ледяной воды, так себе все.
- Рафинадные детки.
Фыркаешь, а потом Эван Розье, приближаясь, протягивает полотенце. Ты подмигиваешь ему, как будто напоминая о том вечера, а затем закручиваешь полотенце вокруг, не собираясь пока утепляться, не смотря на слова Эвана о кальмарах, которые хотят спать, и людях, которым жутко. Фыркаешь с улыбкой.
- Кальмара всегда можно пустить на суши, а людей заставить не смотреть, - а мальчишка создаёт тёплую сферу.
А мальчишка создаёт тёплую сферу, ты хмуришься. Контрзаклинание – снова холод приятно скользит по коже.
- Сначала люди, - смотришь на его соучеников.
Смотришь на его соучеников, насылая иллюзию. Простую и безобидную, но забавную на твой взгляд – для них из леса выходит стая оборотней, которая бежит на них. Крик хогвартчан и французов тонет в смехе твоих однокурсников, которые понимают, в чем дело, хоть и не знают, что видят те, кто убегают в замок.
- Теперь ты, - улыбаешься, но качаешь головой. – Я знаю, что ты заботишься, правда. Но мне все равно, что какой-то толпе это жутко. А тепло… так ты сделаешь мне хуже, сам подумай – сейчас ты будешь создавать сферу, мне будет тепло, а после я вернусь в свою школу, где намного холоднее. Организм отвыкнет от закаливания, я заболею при первой же тренировке у нас на открытой воде. Вряд ли ты этого хочешь.
Если на зевак ты зла, то на мальчишку Розье не можешь – он хотел как лучше, но нужно ему объяснить, что иногда благими намерениями выложена дорога не куда-то, а именно в ад. Слышишь крик из замка.
- А, да, зеваки, - снимаешь видение.
Снимаешь видение, одеваясь. Нимуэ о чем-то говорит с мальчишками, а потом хватает Дарона и ведёт в сторону.
- Если они первые найдут цербера, я их покусаю, - фыркаешь.
Фыркаешь, сдаётся тебе, что если трёхголовый пёсик есть в школе, то девочка Розье может что-то об этом знать.
- Пойдём внутрь замка?
В замке вы сворачиваете в тайный ход за гобеленом, Розье показывает дорогу, но вместо того, чтобы продолжить путь в надежное место, целует. Разрываешь поцелуй, качая головой и щёлкая его по носу. Милый мальчишка Розье, но это неразумно.
- Нет, Эван, о ходе явно знаешь не один ты, а хотя бы несколько человек, и вопрос, какова здесь слышимость остается, - иногда ты за стеной, но тебя слышат, поэтому ты шепчешь. – Я тоже скучала, но сначала надежное место без посторонних глаз и ушей.
И немножечко серьезнее, думаешь ты, смотря на Розье, который ну точно вейла, миленький, поцеловать, конечно, хочется, но сначала нужно думать головой, а потом всеми остальными органами тела. Вскоре вы заходите в комнату.
В комнату, которая прячет, Эван говорил о ней, здесь надежно. Сама тянешь мальчишку к себе и целуешь.
- Вот здесь намного лучше, - прикусывая его губу. – Очень напоминает, пойдём.
Идёте к камину, а ты смеешься над мокрыми кончиками – что с ними будет, высохнут. Устраиваетесь удобно, тянешь мальчишку к себе.
- Нужно быть незаметнее, Эван, и не привлекать внимание. Например, когда будет бал, и закончится официальная часть, никого и никто до утра искать не будет. А пока нужно быть аккуратными, - целуешь мальчишку.
Целуешь мальчишку, а расходитесь вы только глубоким вечером. На следующий день ты опускаешь имя в кубок. Тренировки, все идет своим ходом, братья рядом, Розье тоже, к сожалению, крутятся оба. И в один день вы решаете устроить внутрисемейную тренировку – все равно выходной. И никто не знает вас лучше, чем вы сами.
Вы сами, поэтому такая тренировка еще сложнее. Не жалеете друг друга, даже не сразу замечаете толпу, которая образуется на берегу озера, где вы. Царапины тоже не заслуживают внимание. Слышишь знакомые голоса – Розье тоже здесь. Что ж, после тренировки вы все вместе пойдёте в замок.
В замок, где после ужина, на котором ты касаешься руки мальчишки, что-то обсуждая с кузенами, где Нимуэ предлагает попробовать фирменный чай, кубок огласит своё решение, которое ты уже знаешь. О котором сказала братьям. Все идет ровно так, как должно быть.

Рождество – семейный праздник и время чудес. Не удивительно, что вы бы хотели провести этот день с семьей в Ирландии, а не в обществе вашего отца, и уж тем более не на приеме в замке Розье. Глава этого семейства слишком любит этикет и пышные праздники, наполненные сплошной фальшью.  Но раз отец настаивает, придётся.
Придётся, или мало ли, что он может выкинуть. В целом, вы независимы, не появляетесь в замке, но иногда приходится уступать.
Уступать и шагать на скучные приемы вместо нормального праздника. Зато там будут братья и кузины-девушки Эйриона и Морканта, уже лучше, и Сириус.
С Сириусом не скучно, он не выставляет требований и просто живет, принимая ваши отношения такими, какие они есть. У вас общая цель – тебя вполне устраивает.
Устраивает и то, что идёте вы вместе – хоть капля веселья в словах Сириуса и шутках о пафосе вокруг. И ты думаешь о том, что этот пафос нужно разбить.
Разбить вдребезги, словно фужер, упавший у очередной престарелой леди. Но сначала придётся приветствовать хозяев дома. Скучно.
Скучно и прозаично. По этикету. Кивки, дежурные приветствия со всеми, чуть дольше задёргиваясь у Эвана и Нимуэ, держа Сириуса за руку, братья рядом – ровесники общаются, пока их отцы болтают о последних политических и светских сплетнях, его мать рядом с детьми, больше в вашей компании, чем с мужем. После разговора время уходить.
Время уходить от хозяев и устраивать свой праздник. Ирландская музыка играет,  вы веселитесь, танцуете в круге, втаскивая в него всех свои, а потом не только. Когда музыка затихает, вы смеётесь, обнимаетесь, смотрите по сторонам.
По сторонам, останавливаешь взгляд на мальчишке Розье, который смотрит в ответ. И прищуриваешься, усмехаясь, спрашивая, не пересмотрел ли мальчишка свои старомодные взгляды. Только смотрит, больше ничего. Упрямая Вейла. Наличие Блека не мешает вам хорошо проводить время, и наличие Эвана хорошо проводить время с Блеком. Но это неправильно для него, но так правильно и просто для тебя. Разные.
Разные, а с Сириусом одинаковые, с одними целями, хотя он так любит публичность, клоунаду и все, что связано с вниманием. Лишнее.
Лишнее выставлять свою жизнь на показ публики. И он это делает, вспоминая шутку другого Рождества, когда звал посмотреть на Сириус с Сириусом. И предлагает выйти за него, протягивая кольцо, подумать только, как оригинально, - иронично думаешь ты, закатывая глаза, - в форме звёзды.
В форме звёзды. Ожидаемо от Сириуса, но вещица красивая. Ты соглашаешься, поцелуй, объятия и смех, а потом праздник продолжается.
Продолжается, но нужно отдохнуть, ты заворачиваешь в коридор, идёшь по дому, заходя в библиотеку. Но тут уже занято.
Занято Эваном и виски. Подходит общество, наливаешь себе стаканчик, садишься в кресло с ногами и наблюдаешь за огнём. Ты спрашиваешь, говоришь о поздравлении, а мальчишка поздравляет тебя лишь с Рождеством.
- Ревнуешь, Розье? – фыркаешь ты. – Виски отличный, Дарон выбирал из запасов дедушки.
Фыркаешь ты, потому что у тебя удобные отношения. И, будь Эван погибче, удобно было бы всем. Но нет, правильный мальчик.
Правильный мальчик, но ты не такая. Поэтому опускаешь ноги с кресла, наклоняешься, и вырез платья открывает ноги. Прищуриваешься и смотришь на Розье с провокацией.
С провокацией, на которую мальчишка не поддастся, даже если захочет – ох уж эти правильные вейлы (оказывается, и такие бывают). Разговор.
Разговор течёт дальше, праздник и подарки. Ты смеёшься тихо, качая головой – мальчишка Розье – Вейла правильная и скромная.
- Мне нравится, спасибо, - привстаешь и целуешь мальчишку в уголок губ. – Я люблю расчески. Тем более с магией.
Намёк на то, что когда-то здесь нужной не оказалось. Мальчишка хочет что-то спросить, но традиция есть традиция, Эйрион зовёт играть в карты.
В карты на желание. Мальчишка Розье выигрывает, но оставляет желание на потом, ты такого не любишь, да и все остальные говорят своё «уууу» - им интересно. Но имеет право.
Имеет право, чтобы подумать, а ты имеешь право пытать – идёшь за ним, требуя желание. Зачем оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня? В комнате у мальчишки запах твоих духов. Но ты здесь не была давно.
- Даришь всем этот аромат или стал фетишистом? – смеёшься.
Смеёшься, откидывая голову назад, садясь в кресло и разжигая камин магией. А мальчишка задаёт свой вопрос – уже совсем не смешно.
Совсем не смешно, правильный мальчишка делает все намного сложнее, задаёт сложные вопросы, осложняя жизнь вам обоим.
- Так, как могу, его устраивает, - ты пожимаешь плечами. – У нас общая цель, интересы и взгляды на жизнь.
И все твои слова намекают на то, что Эвана твой вариант в своё время не устроил, но у него есть шанс сказать, что сейчас он принимает твои правила игры.
Твои правила игры он не принимает, и ты решаешь, что… нужно попрощаться, и сделать его жизнь интереснее и, возможно, сложнее, как он только что сделал.  Тянешься и целуешь мальчишку, касаясь кожи, не давая сказать ни слова, толкаешь к постели, стягивая ткань с вас обоих. А потом, когда он засыпает, оставляешь записку, что это ничего не значило и было прощанием, а на память оставляешь ему свой кулон с древом жизни. Возможно, у мальчишки с символами так же хорошо, как у его сестры, тогда он что-то поймёт.

Отредактировано Adelheid Fawley (2020-11-07 23:43:39)

0

6

Наверное, должны были быть вопросы. Сомнения, удивление, попытки разобраться, что к чему. Ведь все случилось быстро – библиотека, виски, и сразу поцелуи, о которых раньше речи не шло. Но, когда постоянно слышишь, что ты недостаточно хорош, наверное, отчаянно хочешь услышать, что достаточно, и не хочешь сомневаться, когда случается что-то хорошее. Хочешь просто верить и позволить новому случиться.
Внутри растекается приятное тепло, и теплом хочется делиться, не выпуская Рин из объятий, слушая ее голос и продолжая касаться, легко выводя по коже пальцами невидимый узор. Перебирая пряди волос – кончики еще влажные после купания, касаясь, они заставляют мурашки разбегаться по коже, так же, как совсем недавно разбегались мурашки иного толка. Рин переворачивается и смотрит в глаза, спрашивает о камине. Да, конечно, путь в мои комнаты открыт ей всегда. Она будет приходить, и я буду приходить к ней. Это не какая-то ошибка. И поцелуй подтверждает это.
Только долго оставаться в мире комнат нельзя. Нужно выходить, чтобы вновь оказаться в зале, снова видеть все то, от чего хотелось уйти, только теперь, даже находясь здесь, этот мир, эти люди, все кажется каким-то далеким. Ищешь среди людей одно лицо, вспоминаешь, как губы касались губ, как сбивалось дыхание, и все остальное остается где-то за этим. Покер, традиции… Игра в этот вечер у меня не выходит, и только Рин знает, почему я сегодня играю так плохо. Повезет в любви?
Пока мне не везет получить слишком огромное, слишком трудоемкое задание. Если всем окружающим я могу сказать что-то коротко, то отцу не высказать многое у меня не выйдет, а некоторые вещи вслух лучше не озвучивать. Но таковы правила волшебной игры, что желание победителя – закон. Я иду к отцу, и даже не представляю, что сейчас случится. За мной следует Рин, понимая, что так просто этот номер может не пройти. Впрочем, мне почти удается выйти сухим из воды. Мы снова в моих комнатах, и кроме нас никого здесь нет. Рин еще говорит об отце, почти хвалит меня, я пожимаю плечами.
- Что бы то ни было, сказанного не отменить, ни Дарону, ни мне. Но при гостях в доме ничего не случится. Выносить из избы сор для Розье слишком ужасно. – Я беру ее за руку и тяну из кресла к себе, обнимая. – Спасибо, что была там со мной и помогла смягчить.
Ночь накрывает замок, и выбираться из моих комнат до утра нам уже не придется.
Наши встречи мы учимся обговаривать, блокноты и заколдованные страницы, открывающие тайну никому, кроме нас. Мы держим их в секрете – пока, думаю, временно, просто оставаясь друг с другом и ловя это время, наслаждаясь им. Только провести получается не всех. Ним с хитрым взглядом прыгает на кровать, подпирает голову руками и с любопытством спрашивает без долгих вступлений: «Что с Фоули?». Она всегда видела меня насквозь, и здесь я не могу соврать. Рассказывая об этом Рин, я думаю, что она может быть не в восторге, но она спокойна, и это тоже вселяет надежду. Все идет хорошо. Пока Рин в обговоренное время не пропадает, и я беспокоюсь, делая шаг в камин. Что-то наверняка случилось, она предупредила бы, если планы вдруг поменялись. Кажется, я прихожу вовремя.
Раньше я думал, что с моим отцом сложно жить? Рана на руке Рин, к которой она относится как к неизбежности, шокирует, а она шутит, припоминая карты.
- Ничего смешного тут нет.
Помогаю с обработкой руки, когда она упоминает имя старшего брата. Дарон самый взрослый из всех Фоули и прикрывает младших перед отцом. Мне становится жутко, и я боюсь, что сами Дарону мы помочь не сможем, тут нужна сила побольше. Я знаю, какая это сила. Ним не нужно просить дважды, и она быстро берется за дело, помогая всем, кто нуждается в помощи. Рин удивленно смотрит – Ним прекрасно ориентируется в замке и совершенно невозмутимо себя ведет. Это ее брат причитает, выдавая очевидные советы, и максимум помощи от которого – носить сумку с зельями, мазями и порошками, которую Ним прихватила из дома. Ним молодец.
- Сам иногда задаюсь вопросами, откуда она знает все.
Мы следуем в комнату Дарона, старший из Фоули выглядит гораздо хуже всех младших вместе взятых. Тут не выдерживает даже моя сестра.
- Можно считать, что ловил?
Быстро смотрю на Рин. Говорить, что случилось, не нужно, Ним все понимает без объяснений. Я помогаю, делаю то, что она говорит. Приподнимаю Дарона, когда она быстро снимает с него одежду и осматривает, а потом выдает вердикт и план лечения. Мы остаемся у Фоули на всю ночь, за Дароном нужно присматривать. А Рин объясняет, почему им приходится все это терпеть.
- Это еще несколько лет…
Я обнимаю Рин, она самая младшая, и, пока ей не станет семнадцать, такие случаи будут повторяться снова и снова.
- Рин, наш замок всегда открыт для вас. Ты знаешь, как можно прийти. А дружба отцов… мы придумаем что-нибудь.
Придумаем, как укрыть Фоули и от Розье-старшего, который, конечно, поставит в известность о месте нахождения детей их отца, по чистой и благородной старой дружбе. Я ежусь, когда Ним говорит, что в замке Фоули холодно. Мне кажется, что речь не только о температуре воздуха, но братья и сестра умеют не обращать внимание на плохое вокруг и находят хорошее, держась все вместе. А моя сестра первая занимает кровать и кутается в пару одеял. Рин устала после тренировки, ей тоже необходимо отдохнуть.
- Я буду первым дежурным.
И я не собираюсь будить кого-то из них, рассчитывая быть на дежурстве первым и последним. Правда, когда я открываю глаза, я понимаю, что все вышло не так. Запоздало я соображаю, что Рин во сне обнимала, и я не остался в долгу, мне было тепло, и глаза закрылись сами собой.
- Дежурить у меня не вышло?
Спрашиваю Рин шепотом, опасаясь разбудить ее старшего брата, но он уже не спит, и явно не ожидал проснуться в окружении сразу трех человек, появление многих из которых совсем не является ожидаемым. А еще, ему явно лучше, наши старания не прошли даром. И теперь его интересует даже не аншлаг в его спальне, а его внешний вид. А Рин тянет меня к себе и ворчит, тыкая в ворох одеял, под которым прячется Ним, и я думаю, что тоже больше хотел бы проснуться не в комнатах Дарона на диване, но не оставить же сестру одну. Я и так оставил ее, заснув. Только сестра за словом в карман не лезет, это тоже стоит узнать. Их с Дароном пикировка – четырнадцатилетняя девочка, поставившая взрослого аврора на ноги, с утра разряжает обстановку. Мне нравится, что в этом замке смеются, и нравится, что они, правда, умеют не задерживаться на плохом.
- Пойдемте на завтрак к нам? Отец уже ушел, дома мама, а эльфы всегда пекут круассаны впрок. И нет, у нас есть не только круассаны и эклеры, мы еще иногда мажем масло на багет.
Я смеюсь. Нужно только захватить двух других братьев Фоули, мама будет рада гостям. А я буду рад тому, что они все целы и не под одной крышей с их отцом. Ну и свежие круассаны еще никому не вредили.
А потом в один из дней Рин появляется из камина в моих комнатах, но говорит, что сегодня в них мы не останемся, и мне нужно срочно придумать, куда я могу отлучиться из дома на несколько дней.
- Что ты задумала? Ммм?
А она уже открывает мой шкаф и командует, чтобы я шевелился быстрее. Мне кажется, единственный, кто может поддержать меня вне замка – дедушка из Франции, с которым я и пытаюсь связаться через камин, а позади Рин разводит бурную деятельность. Дедушка сперва хмурится, а потом видит ее манипуляции с моими вещами и расплывается в улыбке. Дедушка настоящий француз, без капли английской крови.
- Значит, ты на несколько дней едешь навестить дедушку, да, внук? Точно в слове «дедушка» не перепутал буквы?
Дедушка специально говорит это громко и на английском, с акцентом и подбирая слова - Рин точно услышит. Я качаю головой и легко краснею.
- Официально – нет, все буквы на месте.
Дедушка хохочет и говорит, что с радостью расскажет родителям, как мы с ним дегустировали молодое вино во Франции, и добавляет уже на французском, что, насколько он видит, - взгляд мне куда-то за спину, - игра стоит свеч.
- Grand-père, c'est impoli.
И дедушка интересуется, что же я считаю невежливым, - говорить на другом языке при даме? - и не стоит ли тогда ему сказать то же на английском языке?
В это время от шкафа доносится шокированный возглас Анейрин, которая удивляется, что у меня в шкафу игрушки, а дедушка, вновь переходя на английский, говорит, что игрушки стоит прятать лучше, если я не хочу, чтобы их находила девушка, но у Рин, правда, в руках игрушка, мягкая. Я быстро сворачиваю этот французский во всех смыслах разговор.
- Что? Это тот пингвин, я не могу его выбросить. Он мне дорог.
Я краснею, до меня с запозданием доходит, что дедушка имел в виду, и почему он исчез из камина с отрешенным «Эван…», а у меня на кровати уже целая горка одежды. Что-то теплое.
- Так что ты задумала? Куда мы едем?

Я безумно рад, что наш год как раз выпал на турнир, и в то же время я ужасно переживаю из-за того, что Рин собирается участвовать в нем. Как было бы здорово просто быть вместе, вместе наблюдать за попытками трех чемпионов завладеть кубком огня, делать ставки на победителей, строить догадки о испытаниях, с которыми участникам предстоит столкнуться. Но для Рин такой вариант невозможен – если она берется делать что-то, то она идет до конца, и ей важно участие и важна победа. Это сейчас главное для нее. И поэтому все это будет проходить через меня. И я буду помогать – во всех возможных смыслах, чтобы трудности обходили ее стороной. Я вспоминаю ее короткие ответы в блокноте, и меня греет мысль о том, что после полных занятиями и тренировками дней она находила время, чтобы прочитать мои не особенно, наверное, умные, мысли, обыкновенные рассказы, которые вряд ли способны впечатлить. И поделиться чем-то своим, дать обратную связь. «Я тоже думаю о тебе». Я скучал. И теперь я могу держать Рин за руку, сидеть с ней рядом, видеть ее. И мы вместе можем строить планы о том, как привести ее к победе. Ведь, если Фоули во что-то такое ввязываются, они должны стать первыми, никакие другие варианты их не устроят. Два брата Рин – тому доказательство.
А тренировки у них, правда, серьезнее некуда. Когда летом я говорил о том, что не понимаю, зачем их школе так много суровых правил, я, наверное, не представлял всей полной картины мира. И мне хочется смягчить ту картину, в которой Рин живет, но здесь она против. У озера полотенце она еще принимает, но мои дальнейшие попытки ее согреть воспринимает против.
- Все равно я не понимаю.
Прячу палочку, позволяя Рин вернуть температуру октябрьского вечера обратно.
- И при чем здесь толпа? Толпа сейчас сама согреется от бодрой пробежки к замку, но… - Могу лишь вздохнуть. – А насчет церберов, все возможно, если хорошо поискать. На самом деле, как бы ни выглядел замок, в нем остается достаточно тайн, и это говорится не для красного словца.
Впрочем, мы ко многому привычны. Я качаю головой, у нас совсем разное понятие того, как должно происходить обучение в школе. Наверное, поэтому братья Рин и выигрывали каждый свой турнир, что в Дурмстранге подход совсем другой, да и у них отношение к этому соревнованию другое. Но жизнь не должна превращаться в погоню за достижениями, в жизни должен быть баланс. И есть способ его привнести даже здесь. Правда, стоит нам исчезнуть с глаз долой, я не выдерживаю. Поцелуй, но очень быстрый, Рин говорит о том, что о ходе явно не только мне известно.
- Да, но сейчас здесь никого нет… - И она говорит, что скучала, но хочет найти более безопасное место, а я как раз знаю такое. – Идем!
Я веду ее за руку, а после толкаю кажущуюся знакомой дверь. Стоит нам переступить порог, Рин тянется за поцелуем уже сама.
- Комната открывается только тем, кому она на самом деле нужна. Сюда никто не войдет, пока мы внутри. – А Рин тянет к камину. – А я рассчитываю на эту комнату.
И она вновь целует, говоря о том, что нужно быть аккуратнее, незаметнее, и вопрос, который возникает сам собой, стирается, стоит кончикам волос скользнуть по моей коже вслед за пальцами, стягивающими ткань. «Зачем?..»
Но пока вопрос не в этом. На следующий день Рин кидает свое имя в Кубок, остается лишь ждать. Все, кто приехал из других школ, поступают также. Многие мои однокурсники тоже пытают счастье, а я отправляю в камин письма от отца, не читая. Ей-богу, отец еще никогда не проявлял к моей персоне так много внимания, как в этот год. Зато в письмах мамы встревоженность, которую я успеваю погасить, сообщая, что уговоры на меня не действуют. Мама спрашивает про Фоули, и я пишу, что все хорошо, все устроились, жизнь входит в свое неторопливое русло. У Рин снова много тренировок, у ее братьев тоже. И я вижу, что эти тренировки собирают зрителей, Ним с интересом наблюдает, перекидываясь словами с Северусом. Правда, наблюдать интереснее за девочками-зеваками, которые явно приходят не поучиться боевой магии, а поглазеть на симпатичных мальчиков постарше. Ну а я думаю о том, что такие тренировки внутри семьи для них не редкость. И вспоминаю раны, которые мы с Ним приходили заживлять, после «тренировок» с отцом. Мой отец только заваливает меня письмами, а против них у меня есть простой прием. На самом деле, в этом я везунчик. А вот Фоули… У Фоули есть только они, старшие братья Рин и она сама, тесно связаны. Такая общность на фоне человека, который лишь требовал, наказывал, как будто желая научить, но на самом деле развлекаясь, и не заботясь ни о чем, предоставляя детей самих себе, когда они были ему не интересны. Играя то с одной игрушкой, то вспоминая про другую. Мой отец разочарован, но и только.
У нас странные семьи. У всех чистокровных волшебников, которые так любят держать лицо, найдутся свои скелеты в шкафах, но и они не удивят никого из этого круга. Лицо, фасад, скрывающий внутренних демонов. Если бы не гонка за чистотой крови, может быть, многие из этих домашних тиранов с потухшими глазами были бы чуточку счастливее? Может быть и их дети стали бы счастливее, зная, что родители на самом деле любят друг друга, а их принимают любыми, не прикидывая, что тот или иной отпрыск должен преумножить, какие решения принимать, как царапаться, доказывая всем и каждому, а главное, собственным родителям, что он чего-то стоит. Что его есть, за что если не любить, то хотя бы считаться с ним и принимать за равного себе.
В полумраке выручай-комнаты Рин откидывает волосы от лица, садясь, заглядывая в камин. Я поднимаюсь вслед, обнимая ее за плечи, располагаю как бы оперев ее на себя и тянусь, целую в щеку, а затем в плечо. Мы все одинокие дети, которые хотят быть значимыми для кого-то не за что-то, а просто так, потому что мы есть. Завтра станут известны имена тех, кто принимает участие в турнире от трех школ.
- Я буду с тобой, Рин. Что бы ни было на этом турнире, вся возможная помощь, все, что я могу дать… И после тоже.
А после Кубок выдает ее имя, и начинается новое время. Больше нет ожидания, теперь уже непосредственно бой. И первое испытание – мне кажется, неужели, нас подслушали? – то, о чем говорила когда-то Рин. Трибуны, команды, символика школ. Музыка. Праздник. Все это пробирает меня до костей. Мне хочется кричать: «Вы что, идиоты? Они рискуют жизнями, и ради чего?», но я вижу Рин, которая смотрит вперед, она все уже давно решила, и я молчу, просто готовясь к роли зрителя, который не сможет ничего изменить. Первое задание зрителям представляют в тот же момент, что и участникам. Огромные трехголовые псы, у каждого на ошейнике ключ, который нужно забрать. Без ключа будет нечего делать на втором задании, если хочешь продолжать, ты не имеешь права на ошибку. И, мне кажется, что я почти слышу голос Рин: «Наш учитель говорит, что церберы – очаровательные носики». Да, целых три огромных очаровательных носика на каждого из участников соревнований.
Когда все заканчивается, братья первыми спешат поздравить с победой сестру. У них сразу начинается обсуждение того, что получилось добыть, и как следует применить предмет для следующего испытания. Мы с Ним подходим следом, я едва успеваю быстро обнять Рин, когда ее уводят на интервью, Ним рассматривает ключ, который висел на ошейнике гигантского трехголового пса, а я смотрю в сторону журналистов. Рин обычно очень коротко отвечает на все вопросы и не вызывает желания расспрашивать себя долго. Но тут она, усмехнувшись, в ответ на вопрос о том, чего бы ей хотелось, если абстрагироваться от турнира, выдает очень необычное желание. Я смеюсь.
- Все, сегодня выходной, никаких тренировок! – Угрожающе смотрю на кузенов и на саму Рин, а то знаю я их. – И про этот ключ на сегодня забудьте. Будем отмечать!
Мы с Ним договорились со школьными эльфами на тему закусок и того, чем можно отмечать победу. Точнее, договаривалась Ним, а я стоял рядом и улыбался, но все равно, нас было двое. И мы старались. Следующее состязание через месяц, и нужно искать к нему подсказки. Но пока я хочу, чтобы они все отвлеклись от напряжения и просто отдохнули.
- А ты, правда, хотела бы цербера? После всего, что между вами сегодня было?
И я думаю, что не будь этого турнира, не будь волнений и опасностей, не будь всего плохого, что он с собой несет, не было бы и хорошего. Не было бы возможности для Рин побыть с братьями во время учебного года. Не было бы ее в нашем замке. И мы не могли бы быть рядом на расстоянии вытянутой руки. Или намного ближе.

Можно очень долго бежать от чего-то, надеясь, что оно не достанет. Можно всю жизнь закрывать на правду газа. Можно вдруг получить эту правду и не знать, что с ней делать. Кому от моей правды станет лучше? Кого она вообще может волновать, кроме меня?
Моя правда – это мои чувства. Мои эмоции, которые раздирают, но которые я, как истинный представитель высшего общества, научился прятать. «Слезы – это нормально, Эван» - говорит мама трехлетнему мне, которого долго воспитывал на эту тему отец. «Чувствовать – это хорошо».
Я не могу приказать себе не чувствовать того, что я чувствую, я не настолько хорош в иллюзиях, чтобы убеждений хватило на долго. Рано или поздно все негативное: обида, непонимание, злость, - все уходит, оставляя лишь правду. Правда не уходит никогда. Правда окружает меня – запахом духов, музыкой, смехом, голосами. Мыслями, что роятся в моей голове. Теперь она всегда рядом.
Теперь со мной рядом Рин – ногами на кресле, вопросом о поздравлениях, подарком на Рождество. Очень красиво. Снитч хранит память. Снитч знает правду и не даст ее позабыть. Мой подарок намного проще, но Рин благодарит, касаясь губами уголка губ, и от касания как будто электрический ток разбегается по телу, искра. Жалеет ли она о чем-то? Или она идет вперед, не смотря назад, создавая свое будущее таким, каким она хочет его видеть? Принимая предложения, которые будет ей на руку и проходя мимо мальчишек, которые слишком много о себе возомнили? Я не успеваю спросить – нас зовут играть. Рождество, праздник, игры. Веселье и смех. В карты мне отчего-то везет. Рин, следующая за мной, не привыкшая подолгу оставаться в долгу, тоже первым делом обращает внимание на запах. Она хорошо его знает, это запах ее.
- Почему «стал»? – Самоирония – наше все. – Этот запах всегда со мной.
Рин смеется. Она давно не была в этих комнатах, но хорошо их знает. А я задаю свой вопрос. Не очень честно, я выиграл, магические карты связывают, заставляя отвечать. Но я спрашиваю не в рамках желания. Это вопрос, который я бы задал еще в библиотеке, если бы нас не прервали. Рин, однако, отвечает. И я невольно думаю, что в ответе слишком много слов. На самом деле, все просто – да или нет. Но ни одно из этих слов не звучит в итоге. Звучит выбор. Звучат доводы. Звучит приоритет. Цели, интересы, взгляды – будущее. Рин выбирает свое будущее таким. А я делаю шаг и обнимаю ее. Будущее, которое она видит, не рядом со мной. Я обнимаю и чувствую аромат – тот же, что витает в комнате, ее духи. Ее аромат.
И она вдруг легко говорит, что вообще, Блеку стоит посочувствовать. Что уж я-то знаю ее характер, и вряд ли мечтал всю жизнь его терпеть.
- Откуда ты знаешь, о чем я всю жизнь мечтал?
Если даже я не знал этого. Точнее, знал, но пытался спрятать. А знала ли она? Знает ли теперь? Рин целует меня, и я не могу и не хочу этому противостоять. Когда я открываю глаза, Рин рядом нет. Но есть записка, тяну за листок, и по пергаменту скользит кулон. Я читаю слова, строчки прыгают, и сильнее сжимаю кулон в руке. Выбор сделан, она решила. А я остался один.

Время идет, но оно не лечит. Оно учит, как лучше прятать эмоции и не портить жизнь людям, которые все расставили по местам. Кулон с кельтским древом лежит в верхнем ящике моего стола, и иногда по вечерам я вытаскиваю его, задумавшись, кручу в руках. Золотой снитч лежит рядом, и я время от времени наполняю его воспоминаниями. Я начинаю с детства. Когда у меня еще были две сестры, и нас, малышей, оставляли под присмотром старшего брата Фоули.  Когда мы проказничали, а ему приходилось держать перед взрослыми ответ. Потом школьное. Как мы с Ним и Северусом попадали в приключения, как я отобрался в сборную команду факультета по квиддичу, и мы в первый раз выиграли матч. Я как будто под лупой рассматриваю свою жизнь, внося такие маленькие эпизоды в волшебную память. Я как будто стараюсь понять, кто же я есть. Я смотрю на калейдоскоп кусочков из детства, размышляя. А потом рассматриваю кулон и вношу первое воспоминание, где только мы с Рин. Пингвины в шкафу, подозрения дедушки, наше маленькое путешествие в Испанию. Мы были юны, и мы были вместе. И я бы не подумал, что все обернется так.
Но зато о том, как все может обернуться, думает Ним. Ним еще в Рождество рассказала, как видит этот союз. Я не поверил – разве может один человек требовать от другого отказаться от собственной мечты? Но Рин отдала Блеку кольцо, решив, что здесь им не по пути. я видел списки на зачисление, я волновался. И теперь я вновь могу подойти к Рин, но снова сказать ей невпопад.
- Поздравляю! Я видел списки, ты прошла. Хотя, разве ты могла не пройти?
Все, за что берется Рин, она выполняет отлично. На ее пальце больше нет кольца с драгоценной звездой.
- Мне жаль, что так вышло с Блеком.
Мне, правда, жаль, что человек, с которым Рин видела себя рядом, ее подвел.
- Знаешь, что? Пойдем выпьем кофе? По-ирландски. И там, куда я тебя отведу, еще и подают прекрасный шоколадный мусс. Ты знаешь про меня и шоколад, но он, действительно, хорош.
Мне хочется ее отвлечь. Я расспрашиваю про экзамены, про школу авроров, мы вспоминаем то, как она участвовала в Турнире Трех Волшебников и задания там. Мы болтаем на отвлеченные темы. И нам обоим не нужно думать о будущем. Совсем не нужно, когда после кофе мы идем гулять по Лондону, когда кому-то одному приходит идея прыгнуть с тарзанки – страховка только магией, никакой помощи извне. Видя высоту, я отказываюсь. Мне совершенно не нравится идея полета без метлы, это что-то противоестественное, а вот Рин – за. И я сдаюсь.
- Ты будешь меня страховать?
Я могу сделать это только на таком условии. И, когда воздух свистит в ушах, а земля очень быстро приближается, а потом останавливается, или это останавливается мое падение, мне кажется, что вот мы, два идиота, которые только усложняют себе жизнь. Вечером я вновь достаю кулон, рассматриваю его, кручу в пальцах и так и засыпаю с украшением, намотанным на руку. Мне нужно подумать, Рин тоже. Все просто и сложно одновременно. Я хорошо знаю себя, а она знает себя. Я не справлюсь, если история вновь повторится.
Я размышляю еще два дня. Кулон из ящика переезжает в мой карман, мне нравится, что он со мной, что я могу коснуться его, когда пожелаю. Мне надо решиться. А, когда я хочу сделать шаг, я вижу совсем не то, что хотел бы. Рин не ждет долго. Рин идет вперед. Я отворачиваюсь и иду назад, прячась за углом соседнего здания, пока меня не увидели. Так же по стенке вниз я сползаю, закрыв руками лицо. Что же, Рин, на этот раз страховка не выдержала, я летел слишком долго. А мне снова нужно собирать себя по кусочкам, второй раз я даже смогу сделать это быстрее, чем в предыдущий.

0


Вы здесь » Harry Potter: Utopia » I MAKE SPELLS NOT TRAGEDIES » A million lightyears away from you


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно